Точка невозврата

Глава 3

Шумели все. Если честно, ор стоял как на стадионе. Для Геннадия Павловича Мухина такой фон был привычен и даже радостен. Ничего, пусть пошумят, пар выпустят. За долгий путь от игрока до тренера он заматерел, покрылся коростой здорового скептицизма. Привык ничему не удивляться и сохранять спокойствие в непростых ситуациях. Победили – молодцы, проиграли – тренер виноват. Неблагодарная работа, но другой у него не было. Юбилей справил в прошлом году, теперь уж поздно коней менять на переправе, да и стоит ли. Он хрустнул шеей, размял кисти рук. Возраст давал себя знать. Давление, сосуды и прочее, но в принципе ничего серьезного, слава богу. Мы еще покажем, что «Буревестник» не какой-то там заштатный клуб, а серьезная команда. Мухин прикрыл глаза, тряхнул все еще густыми волосами.

Игра в этот раз предстоит серьезная. От победы в этом матче зависело многое и, конечно, главное – деньги. Спонсоры, дотации и прочее. Зарплата. Менеджер команды уже намекал на грядущие изменения. Организационные вопросы пусть руководство решает. Его дело дать ребятам установку на победу. И не дать совершить глупостей. А они наделать могут. Глупостей-то. Даром что не дети давно. Вон Борисову двадцать пять уже, но как отмочит чего, хоть стой, хоть падай. Зато игрок от бога. Лучший форвард команды, капитан. Хотя не без недостатков, да. Мухин поискал глазами, углядел фигурно выбритый висок: Борисов спокойно сидел в углу возле дерева в кадке, ковырялся в смартфоне и, казалось, единственный не принимал участие в веселье.

– Серега, расскажи, как ты вчера в клубе отжигал! – кричал кто-то. – Твой видос уже пять тысяч просмотров набрал. Видели, нет? Смотрите…

Раздался дружный гогот. Виновник веселья махал руками, в красках живописуя вчерашний вечер. Эта часть зала ожидания, плотно оккупированная членами хоккейной команды, сейчас напоминала раздевалку на стадионе после матча. Двадцать пять парней, от двадцати до тридцати лет, расположились в произвольном порядке и переговаривались друг с другом громкими и чуть охрипшими голосами.

Мухин подсел к сухощавому мужчине с костлявым лицом. Спортивный врач команды Усов посмотрел на него больными глазами.

– О чем ты вечно горюешь, Костя? – недовольно буркнул Мухин. – Баржа с сеном потонула?

– Извини, – скривился Усов, – не знал, что мой вид вызывает у тебя негативные ассоциации.

– Вот сколько тебя знаю, вечно у тебя на лице вся мировая скорбь.

– А что, есть повод радоваться?

– А ну тебя, – добродушно отмахнулся Мухин. Они работали вместе не первый год, привыкли друг к другу и прекрасно ладили.

Усов рыскал глазами по залу. Ищет жену, догадался Мухин. Виктория, вторая жена доктора, почти на пятнадцать лет моложе мужа, – его вечная головная боль. «Божественно красива», – вздыхал Усов, совершенно искренне любуясь точеной фигурой и безупречно гладкой кожей цвета топленых сливок. Возможно, в роду Виктории имелась испанская кровь, в любом случае он так и называл ее: «Моя Кармен». Геннадий Андреевич ткнул приятеля в бок, Усов облегченно вздохнул, увидев супругу в компании Алены Порошиной.

Кирилл Порошин, второй нападающий двадцати девяти лет, молчаливый, покладистый, безотказный, напоминал спящего медвежонка, которого не стоило дразнить лишний раз. А вот жена его, Алена, у всех вызывала одно и то же чувство – обнять и защищать. Худенькая (в чем душа держится), светленькая, даже не просто светленькая, а какая-то словно специально выбеленная, с большими влажными оленьими глазами, она всегда была готова прийти на помощь: утешить, обнять, накормить или просто молча пожалеть. Ее не трогал даже Борисов, от злого языка которого доставалось всем.

Алена копалась в сумке и что-то рассказывала Виктории. Виктория, похоже, не слушала, но изредка кивала, показывая заинтересованность. Не переставая быстро-быстро набирать сообщения. Иногда на ее губах мелькала улыбка. Видимо, то, что писал ей невидимый собеседник, забавляло ее.

– Еще я взяла пирожки, – говорила Алена. Ее глубокий и без всякой писклявости голос странным образом не соответствовал внешности олененка Бэмби. – Вчера испекла, не пропадать же им. Пока до обеда дело дойдет, ребята проголодаются. Ты не знаешь, чем в самолете кормить будут?

– Да чем и всегда, – хмыкнула Виктория, не переставая писать. – Мясо, курица, рыба. Эти обеды везде одинаковые.

– Не скажи…

Виктория внезапно подняла голову, посмотрела в спину мужа, о чем-то негромко беседующего с тренером, и грациозно встала.

– Сейчас приду.

Мелкими шагами она направилась в сторону туалета, не забыв полюбоваться фигурной тенью, мелькнувшей на стене. Она знала, что красива, знала, что вызывает у мужчин вполне определенные эмоции. Знала, но это никак не делало ее счастливее, скорее наоборот. Помещение, отделанное светлым кафелем, заливал свет дневных ламп под потолком. Она выбрала кабинку и заперлась в ней. Открыла последнее сообщение с прикрепленной фотографией. На ней виднелась часть тела, в которой угадывалась обнаженная мужская грудь с темной порослью волос и золотым медальоном на цепочке. Подпись под снимком вопрошала: «Слабо?»

Женщина тихо засмеялась, торопливо расстегнула блузку, приспустила лямку бюстгальтера. Раздался щелчок камеры. Ответ пришел быстро: «И это все, на что ты способна? Я разочарован. Вот как надо». Открывшееся фото кинуло ее в краску. Она почти нажала на кнопку «Удалить», но передумала. Подышала немного, успокаивая сердце. Хмыкнула. Он хочет поиграть? Да, ее заводят эти игры. Эти невидимые эротические токи, текущие по сети, проникали в ее тело от каждой фразы и даже каждого знака препинания его сообщений. «Сексуальный террорист, – шепнули ее губы и сложились в улыбку, – но, клянусь, теперь ты от меня так просто не отделаешься. Я тебя все равно дожму». Виктория сняла блузку и повесила на крючок. Что ж, он хотел видеть больше? Он увидит.

Самолет в сине-голубой ливрее с яркой оранжевой полосой на фюзеляже невозмутимо пережидал предполетную суету. «Скайтранс», отгрызенный в свое время кусочек одной крупой авиакомпании, имел на балансе два десятка воздушных судов, выполнявших региональные перевозки, а также чартерные рейсы. Пилоты, уже осмотрев судно, устраивались в кокпите.

Бригадиром бортпроводников, как всегда, назначили Наталью как самую опытную, и та, конечно, в свой головной отсек взяла Жанну, отправив Майю с Антоном в хвост.

– Терпеть их обоих не могу, – с кривой ухмылкой пояснила она свой выбор. – Майя дурочка и паникерша, а от Антона с его плоскими шуточками у меня к концу рейса глаз задергается. Ей-богу!

Основной люк в хвостовой части, являющийся по совместительству и трапом, был откинут в ожидании пассажиров. Жанна заняла свое место возле входа.

– Вон наши паксы[2] едут, – Наталья указала на медленно катящий по аэродрому автобус. – Ох, чувствую, хлебнем мы сегодня.

– Все будет хорошо, – Жанна растянула губы в улыбке, поправила бейджик, платочек.

– Конечно! – тяжелая рука легла ей на плечо. – Все будет просто замечательно.

Лаврушин лично вышел встретить почетных гостей. Наталья еле заметно вскинула брови. Какая честь!

Двери автобуса распахнулись, на поле вывалилось десятка два молодых парней.

– Ты посмотри только на них, это ж умереть не встать, – вполголоса сказала Наталья. – Все как на подбор, ниже ста восьмидесяти и нет, пожалуй. Где только их берут, на каких дрожжах выращивают?

– Угу, на подбор, – Жанна усмехнулась, но еле заметно, краешком губ. – А вот и дядька Черномор.

Из автобуса вышел высокий, широкий в плечах, чуть огрузневший мужчина слегка за пятьдесят. Спортсмены почтительно расступились, позволив ему первому взойти на борт.

– Добро пожаловать, – ослепительно улыбнулась Наталья.

– Приятного полета, – точно так же улыбнулась Жанна.

– Геннадий Павлович, мое почтение, – Лаврушин выдвинулся вперед, и они обменялись с «черномором» рукопожатием.

– Степан Андреевич, рад видеть. Это вы нас сегодня везете?

– Ну а как же! Не мог же я пропустить финал? И билетики вот тут, – Лаврушин похлопал себя по карману кителя.

– Вам пора уже от нашего клуба годовой абонемент на все игры подарить, ей-богу!

Лаврушин засмеялся.

– Вот, девочки, рекомендую – Мухин Геннадий Павлович, один из лучших тренеров на сегодняшний день. А какой игрок был! – Лаврушин закатил глаза.

– Тьфу-тьфу, не перехвали, а то сглазишь, – Мухин покачал головой. – Рад буду видеть на игре. И вас, прекрасные дамы, тоже, – он чуть поклонился и прошел в салон.

– Эх! – Лаврушин потряс в воздухе кулаком. – Нам бы в финал… Ладно, принимайте пассажиров, и летим к победе.

Следом за Мухиным потянулись остальные спортсмены.

– Добро пожаловать.

– Приятного полета.

Губы растягиваются в профессиональной дружелюбной улыбке. В ней нет фальши. Просто один из элементов униформы. Но они любят своих пассажиров. Тот, кто не любит, не задерживается на этой работе, иначе несколько часов в замкнутом пространстве рано или поздно сведут с ума.

– Рассаживайтесь на свободные места, пожалуйста. – Улыбка, плавный жест рукой.

– Кормить скоро будете?

Жанна улыбается. Каждый раз кто-то спрашивает о еде именно на входе, сразу.

– После набора высоты вам будут предложены прохладительные напитки, а потом обед. Проходите. Приятного полета.

Следующий пассажир, улыбка, приветствие…

– Н-да… – Высокий парень лет двадцати пяти, с ровным южным загаром на лице, с фигурно выстриженными волосами в виде молнии на левом виске, застыл на кромке люка. Его глаза презрительно оглядели внутреннюю отделку самолета, равнодушно скользнули по бортпроводницам, чуть задержались на бейджике Жанны. Он хмыкнул. – А что, этот раритет сумеет оторваться от земли? Где только откопали этот кукурузник…

Жанна почти открыла рот, но увидела выразительное лицо Натальи. «Молчи», – говорили ее крепко стиснутые губы.

– Добро пожаловать на борт. Приятного полета, – заученной мантрой выдохнула она.

– Угу, – буркнул парень под нос, но так, чтобы слышали все, – а еще говорят, что в стюардессы только красивых берут. Но, видимо, для этой лоханки лучше не нашлось.

Наталья с невозмутимым видом приветствовала очередного пассажира. Жанна не сомневалась, что обидную фразу та и не подумала принять на свой счет. Опять будет советовать своего чудо-косметолога. Жанна привыкла: Наталья и как бригадир, и как женщина реализовывала свой нерастраченный материнский инстинкт на членах экипажа. Пусть. А на хамство она давно уже не обращала внимания. Хотя про самолет было обидно. Да, у них не самый современный парк, внутренние перевозки и не требуют «боингов», но никаких серьезных происшествий за пятнадцать лет в компании не было. Так, мелочи всякие. Ни одного крушения.

Жанна чуть погладила бежевую отделку салона. Самолет вмещал всего сто пассажиров и был удобен как раз вот на таких коротких внутренних рейсах. «Не обращай внимания, ты самый лучший и надежный. Ты взлетишь и приземлишься. Все будет хорошо». Она привыкла разговаривать с самолетами. Ей казалось, что они понимают и даже прислушиваются к ее просьбам. Как тогда… Жанна сглотнула и непроизвольно стиснула карман, в котором хрустнул листочек с рисунком. «Это тебя просто кто-то хочет запугать. Кто-то, кто знает. Кто-то, кому ты оторвешь голову, когда…»

И тут она увидела его – того, кому секунду назад мечтала оторвать голову.

Дима поднимался по короткому трапу, придерживая на плече спортивную сумку. Ей даже показалось, что у нее галлюцинации от переживаний, но именно эта сумка (лично ей привезенная в подарок) и убедила: точно он: Дмитрий Астахов, Димка, Димон – бывший. Тот, кого она выгнала из своей квартиры и из своей жизни полгода назад. Выгнала со страшным скандалом и полицией. Потому что гений фриланса никак не хотел покидать такое уютное насиженное жилье с бесплатным обслуживанием и сексом. Конечно, она сама виновата, что позволила Диме сесть себе на шею.

Поначалу все выглядело очень даже радужно: она сидела дома, Дима зарабатывал денежку, не слишком большую, но все же им хватало на походы в кино и пиццу. И даже на поездки к теплому морю. Как обычно: средненькие три звезды, «все включено», угарное дискотечное веселье по вечерам. Но две недели турецкого отдыха кончались быстро, и снова наступало одуряющее безделье. Она даже в гости к немногочисленным подругам не могла выбраться: денег на посиделки в кафе или даже на тортик к чаю Дима не давал. Он, конечно, объяснял это небольшими заработками, и лишь много позже она поняла, что Астахов просто жмот. Причем жмот только для нее. Как-то она нашла в кармане его джинсов чек на приличную такую сумму. Дима покупал себе носки в фирменном магазине. Три пары стоили ровно столько, сколько Дима выдавал ей на ведение хозяйства в неделю. С обязательным подсчетом потраченного и сверкой чеков.

Унизительность этой процедуры дошла до нее не сразу. Сейчас она прощала себе эту невосприимчивость. Тогда она все еще находилась в странно измененном состоянии души и тела. Когда же она из него вышла, Дима не сразу это понял, и объяснять произошедшие перемены пришлось наряду полиции. Сцена некрасивая и в ее биографии одна из самых неприятных. Но другого выхода она тогда не видела. И до сих пор была уверена, что поступила правильно, поставив точку в семейном вопросе таким радикальным способом. Хотя Дима так не считал, в чем она совсем скоро убедилась.

И вот теперь ее бывший сожитель готовился сесть в самолет, и бог его знает, что придет в его замутненную компьютерными прогами голову. Или уже пришло. Рука непроизвольно хрустнула в кармане сложенным листом бумаги с красноречивым рисунком.