Мухин всегда садился впереди, так, чтобы при желании наблюдать за своими орлами. Но чтобы они не видели его: не стоит им знать, чем он занимается в полете. Губы тронула улыбка. Он похлопал Усова, сидящего рядом с ним, по колену.
– Хватит грустить. Смотри, что я тебе из Греции привез. – Вжикнула молния на сумке.
Брови Усова взлетели вверх.
– Как ты пронес-то?
– Секрет. Волшебное слово знаю.
Усов чуть улыбнулся. Геннадий Мухин, наверное, мог считаться ему другом. Он знал про врача команды многое, возможно, даже многое такое, о чем сам Усов предпочел бы забыть. Например, о проблемах с алкоголем в недавнем прошлом. А также о коллекционировании дорогих напитков. Бар в доме спортивного врача напоминал выставку элитного алкоголя. Борьбу с пагубной привычкой Константин Усов решил вести по принципу «клин клином»: просто запретил себе пить дешевые напитки. Постепенно стал разбираться в марках и сортах коньяков, виски и джинов. На очереди стояло изучение винной продукции. Усов уже начал присматривать курсы сомелье.
Константин взял бутыль. Фирменный греческий напиток, настоянный на травах, лениво плескался внутри плоского прямоугольного сосуда.
– Не совсем элитный коньяк, как ты любишь, но все же не самый плохой экспонат для твоего бара, – Мухин постучал ногтем большого пальца по яркой желто-красной этикетке с греческими альфами, омегами и эпсилонами.
Усов улыбнулся. Бросить пить совсем он не мог и не хотел: пригубить вечером пахнущий дымком виски из широкого стакана или джина, отдающего хвойными иголками, считал делом благородным, способствующим работе мысли и улучшению пищеварения. Его бы и проблемы с алкоголем не сильно волновали, если бы одно не тащило за собой паровозиком ворох других, уже чисто медицинских диагнозов. Константин опасливо покосился на соседний ряд. Виктория смотрела в окно, ему было видно лишь ее маленькое ушко, за которое она заложила каштановую прядь, и красную капельку рубина на изящной мочке. Горло привычно перехватило спазмом. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Как врач он знал, что излишняя плаксивость – признак неустойчивой психики, как влюбленный мужчина не мог не восторгаться этим великолепным произведением природы. Каждый раз, глядя на подходящую к их супружеской постели жену, он не уставал благодарить высшие силы за посланную ему на закате жизни любовь.
Бортпроводницы шли по салону, проверяя багаж на полках, укладывая его удобнее. Дима сидел в шестом ряду, на крайнем от прохода сиденье. Жанна двигалась в его направлении от хвоста самолета и думала, что же сказать. Тогда у трапа Дима проскочил мимо, даже не удостоив ее взглядом.
– Ручную кладь лучше разместить на багажной полке, – Жанна остановилась возле того самого наглеца с выбритым виском.
– Размещай, – парень сунул ей в руки фирменную спортивную сумку.
Ни слова не говоря, она взяла ее и закинула наверх. Бока внезапно стиснуло так, что у нее на какой-то миг перехватило дыхание. Она не сразу поняла, что это чьи-то руки, инстинктивно дернулась, но захват был крепок. Руки скользнули ниже, легли на ягодицы.
– Пустите, – прошипела она, безуспешно пытаясь освободиться.
– А ниче так, – хохотнул парень.
Перед глазами у нее тут же пронеслось: острые как бритва ногти проходят по холеным щекам, ребро ладони впечатывается в тонкий прямой нос…
– Эй ты, придурок! Ну-ка отпустил ее быстро!
Этот голос она еще не успела забыть. К тому же раз в месяц (а то и чаще) Дима звонил ей, все еще пытаясь вернуть былое.
– Отвали от нее, я сказал! – Дима стремительно двигался по проходу.
Руки на ее бедрах разжались, и она отпрянула в сторону.
– Это ты мне, придурок? – Парень выскочил ему навстречу, широкой спиной загородив ей обзор.
«Хана Димке», – мелькнула у нее мысль, принесшая почему-то облегчение.
Раздался характерный звук удара, парень покачнулся, отступил. Еще удар. И еще.
– Эй-эй! – наконец опомнились остальные спортсмены.
– Борисов, ты совсем? – Рыжеватый парень выскочил в проход между драчунами, схватил приятеля, не давая ему размахнуться.
– Отвали, Федул, – рычал Борисов, силясь оттолкнуть препятствие.
Диму тоже кто-то уже держал, тот все еще рвался в бой. На его щеке разливалось красное пятно.
– Борисов! Игорь! Весь матч на скамье запасных! – хорошо поставленный голос пронесся по салону. Спортсмены замерли. – Всем сесть на места. Быстро! Я сказал, – последнюю фразу человек произнес уже почти шепотом.
Кругом стало тихо. Один Дима недоуменно оглядывался в поисках противника.
– Что тут происходит? – В пассажирский отсек вошел второй пилот. Жанна спешно оправила сбившуюся набок юбку. – Спрашиваю еще раз, что тут произошло?
Сзади него бежала Наталья и что-то шептала на ухо. Камаев слушал, чуть заметно морща красивые губы. Его глаза нашли Жанну и посмотрели то ли осуждая, то ли сочувствуя.
– Драка на борту недопустима, – Камаев перевел взгляд на Мухина, стоящего у своего места. – Я вынужден высадить нарушителей.
– Зачинщик драки не мой парень. Вон тот, – Мухин указал пальцем на Диму. – Мой только защищался. Этот не из команды.
– Не из команды? А что он тут делает тогда, позвольте спросить? На борту чартера?
«Вот именно, – мысленно поддержала его Жанна, – какого черта ты здесь?»
– Вы кто, молодой человек, как попали сюда?
– Я, Геннадий Павлович, от фанатского клуба, – спокойно ответил Дима и потер скулу. – Вы же сами дали несколько билетов для нас. Вот мы и летим. Поддержать команду, так сказать.
Четверо молодых мужчин в кепках с логотипом команды, приподнявшись с мест, закивали.
– Фанаты? А какого черта вы тут драки устраиваете? Поддержать они хотели!
– Вы сами покинете самолет или мне полицию вызвать? – Камаев уперся руками в бока и просверлил Диму тяжелым взглядом.
– Да сам уйду, вот тоже мне… – Дима фыркнул. Его веселые глаза остановились на Жанне. – Приятного полета, – подмигнул он.
В висок ей воткнулась острая игла. Дима подбросил ей письмо с падающим самолетом, Дима как-то пробрался на борт. Никакой он не фанат, ясное дело. Дима игрок, азартный. Любитель строить многоходовки. «Ты от меня так просто не отделаешься, – сказал он на прощание, уводимый нарядом полиции, – ты еще сама будешь просить меня вернуться». А по образованию Дима химик. Зачем он проник на борт самолета и теперь так легко соглашается покинуть его? И Дима единственный, кто знает ее тщательно скрываемый страх.
– Ильяс Закирович, подождите! Можно вас на минуточку? – Жанна спешно прошла мимо Борисова, сидящего на своем месте, протиснулась мимо Димы, взяла Камаева за рукав и утащила в кухонный отсек.
– В чем дело? – недовольно скривился Камаев.
– Я вас очень прошу, не надо никого высаживать. Я сама виновата. Не смогла справиться с ситуацией. Спровоцировала.
– Вы ему строили глазки, этому здоровяку, кокетничали? – Камаев усмехнулся.
– Нет, конечно, – вспыхнула она. – Как вы могли…
– По инструкции я обязан вызвать полицию и высадить дебошира.
– Тогда и этого высаживайте, второго. Он же меня лапал. Этот просто вступился. Вы же тоже не прошли бы мимо.
– Мимо чего?
– Мимо женщины в беде. Так ведь?
Камаев удивленно посмотрел на нее. От его взгляда ей стало неловко и радостно одновременно. Еще никогда они с Камаевым не разговаривали тет-а-тет. Дежурные приветствия, обсуждение рабочих моментов, не больше. Иногда ей казалось, что для второго пилота команда бортпроводников – обычное приложение к самолету, что-то вроде высотометра: проверен, работает, и хорошо.
Почувствовал, что Камаев колеблется, Жанна пустила в ход более сильный аргумент:
– Нам сейчас совсем не к месту скандалы. Я слышала, что у компании какие-то проблемы…
– Не слушайте сплетен, – нахмурился Камаев. – Ладно, если вы так настаиваете, пусть остается. Имейте в виду, что если ваш рыцарь снова полезет в драку, то отвечать будете вы.
– Не полезет, я прослежу, – она улыбнулась. – Спасибо.
Жанна выглянула в салон и глазами показала Наталье, что вопрос улажен, та одобрительно кивнула и подтолкнула Диму к его креслу.
– Займите свое место. Мы скоро взлетаем.
Дима пожал плечами и плюхнулся на сиденье. Мухин оглядел спортсменов, погрозил всем пальцем и тоже сел.
– Дамы и господа… – раздался в динамиках приятный женский голос, – наш самолет готовится к взлету. Просьба пристегнуть привязные ремни и привести откидные столики в вертикальное положение.
Жанна еще раз пробежалась по своей половине салона, стараясь не встречаться глазами ни с Димой, ни с этим, вторым, Борисовым. С другой стороны прошлась Майя. На середине они встретились, улыбнулись друг другу и вернулись к своим точкам.
Пока самолет почти незаметно тронулся с места и порулил на взлетную полосу, Наталья показывала пассажирам «пантомиму»[3], объясняя порядок эвакуации и правила пользования кислородными масками. Никто, конечно, не смотрел. Все думают, что это все так, для галочки. И не дай бог окажется, что все это надо будет применить. Не дай бог.
Наталья закончила и тоже села на откидное сиденье рядом с ней. Самолет встал на изготовку, взревели двигатели, Жанна, пристегнутая ремнем к спинке кресла, вжалась в подголовник затылком. «Шел суслик по лесу, шел суслик по лесу… – вертелась в голове привычная речевка. – Один, два, три, четыре, пять… – На тридцать пятой секунде шасси оторвались от земли. – Тридцать пять, в сумме восемь, удвоенное число смерти в Китае. Нет, не так. Тридцать пять это семь раз по пять. Семерка – это к удаче, пятерка…»
Кто-то тронул ее за плечо. Наталья. Все кончилось. Взлетели. Руки автоматически отстегнули ремни. Глубокий вдох. Специфический самолетный воздух наполнил легкие, но они, изголодавшиеся по кислороду за минуты взлета и набора высоты, были и этому рады. «Однажды я забуду, что во время взлета надо дышать, и умру по-настоящему», – Жанна незаметно вытерла мокрый лоб и присоединилась к напарнице, которая уже достала контейнер и готовилась к выходу в салон для раздачи напитков.
– Видела, как наш Илюша глазами сверкал? – шепнула Наталья. – Не успела сказать, что тебя пассажир лапает, коршуном вылетел.
– Зачем?
– Я обязана докладывать о происшествиях на борту.
– Нет, зачем сказала, что из-за меня драка началась?
– А из-за кого?
Наталья посмотрела на нее невинным взглядом голубых глаз. Жанна вздохнула. Не надо было откровенничать с Наташкой, нет, определенно не надо. Она ведь по доброте душевной сейчас начнет проявлять своднические инстинкты, присущие почти каждой замужней женщине. Это она еще не знает, что второй участник драки ее бывший. Как же ей пережить этот безумный рейс? Упаковка пластиковых чашек выпала из ее все еще слегка дрожащих рук.
– Уважаемые пассажиры, наш полет происходит на высоте девять с половиной тысяч метров, температура за бортом минус сорок семь градусов. Время в пути составляет три часа пятнадцать минут.
Голос Лаврушина включил ее в рабочий режим. Теперь можно снова дышать, улыбаться, выполнять обязанности. Три часа спокойной жизни до очередной маленькой смерти.