Точка отсчета

Алекс Нейл. Морская пехота США, рядовой

Я, может, и не умею красиво выражаться, как тот же Дорн, например, потому как в школе учился такой, что если написал свое полное имя без ошибок, то тройку уже, считай, получил. Только кое в чем я разбираюсь получше многих. Так я им всем и сказал.

– Вы все тут олухи и маменькины сынки вчерашние. Пожили бы вы у нас Браунсвилле годок-другой – тогда бы я посмотрел, как бы вы запели. Кэп наш дело говорит.

Сказал и пожалел. Нет, вы не подумайте, я не испугался, что чересчур круто на парней наехал. Я вообще-то никого не боюсь. Но оттого, как ребята примолкли, я понял, что свою думку мне придется дальше объяснять. А вот говорить я не мастак. Если кому в дыню засветить, то это пожалуйста, всегда готов, а вот языком чесать – нет, это не ко мне.

– Слышь, Нейл, тебя какая муха укусила?

А вот и Дорн. Ну да, конечно, промолчать он не может, куда без него. Он у нас самый мозговитый. Вообще я к мозговитым парням ровно отношусь, без зависти, но Дорн страсть как любит повыдрючиваться. Вон, даже разгрузку после патруля не снял, павлин хренов, костопыжится. Было бы перед кем. Голливудская улыбка, бицепсы накачанные, хоть прямо сейчас на рекламный плакат «Морская пехота США ждет тебя, сынок».

Вообще не понимаю, что он у нас делает. Для таких дорога другая – колледж, университет, степень доктора, очечки в тонкой золотой оправе и годовой доход штук сто через пять лет. Не то что я, ниггер, пушечное мясо.

– А что, мне кто-то запрещал слово сказать?

– Да нет, только вроде ты молчал все время, вот я и удивился. Слушай, Нейл, расскажи мне, при чем тут твой Браунсвилл и этот вонючий русский следопыт?

Ну вот я и попал, и кто за язык меня тянул? Слова раскладывать, как Дорн, я не силен, вот он и решил, видать, меня запутать и заодно крутизну свою показать. А вот хрен тебе, папенькин сынок.

– Следопыт тут и ни при чем. Только ты… вы… ну не все вы, конечно… в общем, хорош на кэпа наезжать, парни.

Кэп – это наш ротный, мировой мужик.

– Да мы и не наезжаем. Так только, немного сомневаемся в целесообразности общения с представителями местной фауны, которую вроде как обязаны давить и уничтожать. Скажи вот мне, Нейл, был такой приказ, – отшивать это отребье куда подальше? А если оно будет гоношиться, то и в расход пускать на месте? Не слышу, Нейл, был такой приказ?

Ишь ты. Специально ведь умные слова вставляет, чтобы показать, кто он, а кто я.

– Ну был.

– А присягу ты давал? «Клянусь выполнять приказы президента и вышестоящих офицеров», ну и все такое?

– Ну…

– А вот и ну. Этого русского надо было минимум в наручники, а то и к стенке ставить. А ты сидел и в рот ему смотрел. А теперь про Браунсвилл чего-то говоришь, чего я никак в толк взять не могу. Не объяснишь, в чем цимес-то?

Все он понимает, сучий потрох, дурачка включил, что я не догадался, что ли? Я ведь что, я все соображаю, только не всегда могу складно рассказать. Дорн эту фишку мою давно прохавал, вот и хочет меня перед всеми недоумком выставить. Это потому что мы с Дорном еще с учебки на ножах.

– А то и не можешь понять, потому что не знаешь, как у нас там выживают.

– Так поделись.

– И поделюсь. Что, думаешь, если колледж окончил, только тебе одному можно говорить, да? А мне, значит, помалкивать и тебя слушать?

– Заметь, Нейл, не я первый это сказал. А вообще, ты, солдат, напраслину возводишь на своего верного боевого товарища.

– Так вот слушай, товарищ ты мой верный. Хочешь выжить в черном районе – живи не по тем законам, что белые господа принимают, а по тем, что на улицах правят, – понял? Так и тут. У русских есть поговорка – на заборе много чего написано, а там дрова лежат.

– А-а-а, извини, я забыл, ты же у нас спец по русским братьям.

Ну да, этого у меня не отнять. Чего-чего, а понимать чужую речь я умею здорово. Хоть тут Бог меня не обидел.

Хотя сами подумайте, как бы я еще в это блатное место попал, если б не языки. Формально тут деплоймент, зона боевых действий, только почти никто не гибнет, как в Ираке или в Афганистане, а местные дружелюбны и на людей похожи.

– Братья не братья, а иногда мне кажется, что с ними мне проще и легче, чем с такими, как ты.

– Это потому, что ты мне завидуешь.

Вот скажите, почему Дорн такой говнюк, а? К ак же кулаки-то чешутся в репу ему зарядить… Терпи, солдат, терпи и помни: не тронь дерьмо, вонять не будет. Интересно, а чем ему русский не угодил? Нормальный мэн, кстати, говорит дело, зря не понтуется. Держится с достоинством, не заискивает, марку, одним словом, держит.

Дорн, сидевший вразвалку, вдруг вскочил и занял стойку смирно, напряженно смотря мне куда-то за спину. Все ребята, сидевшие в комнате, следом за ним тоже спрыгнули со своих мест. Я развернулся, уже зная, кто вошел к нам в комнату.

– Вольно. – Кэп вошел в комнату. – Взво-о-од, в две шеренги… становись!

Наш кэп – мужик что надо. Взводный сержант Браун служил с ним в Афганистане. Говорит, толковый командир, потери у него всегда были небольшие. Сам ротный среднего роста, сухой, глаза колючие.

Вовремя кэп прервал наш спор. Однажды мы с Дорном так увлеклись, что потом… А, ладно, дело прошлое.

– Солдаты. Сегодня во время дневных теоретических занятий мне понравилось не все. Хочу кое-что объяснить.

Кэп, заложив руки за спину, не спеша прогуливался вдоль строя. Нравится мне, как он говорит. Негромко, фразы короткие, будто вырубает их, а не выговаривает. Когда-нибудь я тоже так научусь.

– Рядовой Дорн.

– Я, сэр!

– Вы, рядовой, невнимательно слушали лектора. Мне показалось? Ротный сделал заметное ударение на слове «лектор».

– Возможно, сэр.

– В чем дело, рядовой?

– Я старался, сэр.

– Вот что, солдаты. Сейчас слегка отступим от требований дисциплины. Только слегка и только на пятнадцать минут. Вы должны понять, что я вам скажу. Еще раз. Дорн, в чем дело?

– Я… я не понимаю, сэр. Чему нас может научить это чучело? Согласно приказу мы в оперативной деятельности руководствуемся местными законами. А по этим русским законам ему место на гарнизонной гауптвахте. Если вы, сэр, отдадите соответствующий приказ, то я его туда помещу, и не дай бог он по дороге будет дергаться.

– Рядовой Нейл!

– Я, сэр!

– Как у русских называется эта комната справа?

В качестве расположения роты мы использовали бывшую батальонную казарму русской армии. Жилье, конечно, еще то, не пойму, как русские жили в таком сарае? Ну и расположение комнат, конечно, не такое, к какому мы привыкли дома.

– Leninskaya komnata, сэр!

– Взвод, напра-а-аво! Левое плечо вперед, в Leninskaya komnata шаго-ом марш! Места занимать в произвольном порядке.

Комната, рассчитанная на небольшую русскую роту, вместила нас впритык. В комнате воняло грубо выделанной кожей, старыми газетами и средством д ля натирки полов. Дерьмо, конечно, но мы уже притерпелись.

– Нейл?

– Я, сэр!

– Ты вроде внимательно слушал, даже что-то записывал, помнится.

– Так точно, сэр.

– Что ты думаешь, прав рядовой Дорн?

– Я думаю, что в одиночку рядовой Дорн этого русского до гауптвахты бы не довел.

Ответом на мои слова был веселый смех товарищей по взводу.

– Отставить смех.

Ротный сделал несколько шагов к окну.

– А почему ты так думаешь, Нейл? – Зверье, о котором он там нам рассказывал, оно… в общем, русский знает все, о чем говорил, не по книжкам. Он ведь своими глазами все это видел. Видел и уцелел. Так что навыки выживания у него – будь здоров. А рядовой Дорн, он… говорит он красиво, сэр.

– Отставить смех была команда! – Кэп брови хоть и нахмурил, а сам-то едва сдерживается, чтобы не улыбнуться. – Садись, Нейл. Молодец. Напоминаю вам, что вы все считаетесь находящимися в зоне боевых действий. Это – деплоймент, солдаты. Как Ирак. Как Афганистан. И означает это не только деньги, звания и награды. Это еще и опасность, а значит, потенциальные потери. И если у нас потерь еще не было, то когда-нибудь обязательно будут.

Кэп внезапно замолчал и подошел к столику, за которым сидел рядовой Дорн.

– Мне показалось или вы, рядовой, что-то хотели сказать? Отвечайте, не юлите, наказывать не буду.

– Я не понимаю, как то, что рассказывал русский, поможет нам избежать потерь, даже если они, не дай бог, случатся, сэр.

– И ты хочешь, чтобы я тебе объяснил? – обратился к Дорну кэп, вдруг ослабив командный тон.

– Так точно, сэр.

– Так ведь и я этого не знаю, Дорн. Как же я тебе объясню, чего не знаю сам?

– Простите, сэр?

– Что простите, рядовой? Это война, а на войне все всегда идет не так, как планируешь, что тут вам не ясно?

– Сэр, я не понимаю, что вы хотите сказать. Зачем изучать внутренности пси-аномалии, если наша задача – патрулировать внешний периметр?

– Как называется эта штука у вас на разгрузке, рядовой? Вы, кстати, не сняли снаряжение, как положено, в уставной срок. Ладно, не пыжьтесь, Дорн, оставляю ваш промах без наказания. Ну так как?

– Это… фонарь тактический, светосила 300 люмен, ФТ-170. Может быть закреплен на штатное место…

– А зачем он вам в дневном патруле?

– Экипировка бойца морской пехоты предусматривает возможность реагировать на меняющиеся внешние условия, сэр!

– Боевой устав ты выучил, а смысл-то понял? Ну-ка своими словами. Зачем?

– Ну… а вдруг вовремя не сменят или там подвал какой, где солнца нет.

– Подвал и в лесу? Ладно, не старайся. Фонарь этот ты таскаешь на случай непредвиденных осложнений. А он ведь большой и тяжелый. Вот и представь, что знания об устройстве пси-аномалии – такой же фонарь. На всякий случай. Только он ничего не весит и всегда с собой.

– Но, сэр, если я не возьму с собой этот фонарь или возьму другой – нарушение будет небольшим, на замечание максимум. А этот русский сталкер… Ну вы меня понимаете…

– На войне, сынок, чтобы выжить, и не такое приходится делать. Дай-ка я расскажу вам одну историю. Видишь вот эту планку? Что это, расскажи, если знаешь.

– Конечно знаю, сэр! Это Серебряная звезда. Третья по значимости награда в армии США.

– Я ее получил в Афганистане. Мы тогда только-только туда вошли. Много еще чего еще не знали. Я был командиром взвода, ненамного старше тебя. Однажды во время разведки, вместе с ротным и всем отделением управления мы наткнулись на крестьянина, который мирно обрабатывал поле опийного мака аккурат в миле от нашего лагеря. Ты знаешь, что такое опийный мак, Дорн? Хорошо, слушай дальше.

Потрясающая наглость афганца требовала адекватного наказания. Я все ждал, когда ротный распорядится взять его, но тот, пошептавшись о чем-то с аборигеном, приказал возвращаться в лагерь. Знаешь, Брайан, сказал он мне по пути, ты отличный солдат. Но если хочешь стать отличным командиром, не задавай дурных вопросов, а смотри по сторонам и мотай на ус.

Признаюсь, я его тогда не понял. Но через пару недель, однажды ночью, к нам прибежал тот самый взмыленный крестьянин. Талибы устроили засаду на большой конвой с грузом, а наш афганец об этом проведал. Надо ли говорить, что мы, скрытно выдвинувшись, так крепко врезали талибам по заднице, что ребята в Вашингтоне даже прислали проверяющего, чтобы убедиться, что мы ничего не приврали в отчете о боевых успехах. Я смотрю, ты впечатлен, солдат.

– Но это же… – Противозаконно? Конечно. Обязательно скажи об этом м атерям тех солдат конвоя, которые вернулись домой.

– Сэр, разрешите с вами не согласиться.

– Пятнадцать минут еще не истекли, так что ваяй.

– Сегодня мы уходим из Афганистана, уходим, позорно договариваясь с талибами. Дядя Сэм проиграл войну. Может, из-за того, что солдаты слишком много думали, вместо того чтобы просто уничтожать всех, кто не с нами?

– Дядя Сэм проиграл войну тогда, когда сунулся в Афганистан. А вот я эту войну выиграл. Выиграл, потому что вернулся живой и вернул на родину почти всех тех, кто служил под моим началом. И тебя собираюсь вернуть твоему отцу, чтобы ты себе ни думал.

Дорн дернулся, как от удара, и побагровел. Что-то там у него с отцом. Папаша у Дорна конгрессмен, крутой перец.

– Пятнадцать минут закончились, так что держи свои комментарии при себе, рядовой. Последнее замечание. Отношения с аборигенами в деплойменте могут спасти жизнь. А ты, Дорн, даже назвал их русскими. Кто может объяснить рядовому его ошибку? Нейл, встаньте.

– Мы на территории Украины, сэр.

– В чем разница?

– Примерно как между Штатами и Канадой. Только отношения у русских и украинцев дерьмовые.

– Объяснить можешь, почему?

– Нет, сэр. Они и сами не могут, я у многих спрашивал.

– Что, совсем ничего не говорят?

– Да так, всякую чушь несут. Иногда говорят про Zagadochnaya russkaya dusha, сэр.

– А что это?

– Формально это что-то вроде «особенности русского менталитета, трудные для понимания иностранцем». Но я так считаю, что когда русские встречают в своей жизни очередную дурь, которую сами себе объяснить не могут, то вспоминают про эту dusha, сэр.

– Хорошо, Нейл. Больше смотри по сторонам и контактируй с местными. Не дай бог, пойдет что-нибудь не так, такие контакты помогут спасти жизнь многих американских парней.

Кэп демонстративно посмотрел на часы.

– Сержант, выводите людей на улицу для следования в столовую.