Глава 6

Компьютерщик спокойно продолжил:

– Первого супруга Ирины звали Андрей Геннадьевич Молоков. Он лидер мижевской преступной группировки. Грабил со своими подельниками проезжавшие по трассе фуры, убивал владельцев легковушек, потом сбывал их машины, контролировал большинство кафе на разных шоссе и «плечевых» проституток, обслуживавших дальнобойщиков. И при этом он математик, автор нескольких учебных пособий, преподаватель одного из вузов в Канске, кандидат наук, доцент, собирался защищать докторскую. Его долго не могли вычислить, Молоков оказался хитрее лисы. В Канске вел безупречно правильный образ жизни: прекрасный педагог, отличный сын, нежно заботящийся о престарелой матери, оставшийся из-за нее до сорока лет холостяком, чтобы не травмировать родительницу знакомством с невесткой. Жил он скромно, в простой двушке, ездил на стареньких «Жигулях», одевался прилично, но вовсе не шикарно. А вот под Мижевском он, как потом выяснилось, построил добротный дом, где в гараже стояли новенькие иномарки, а в спальне его ждала юная жена-красавица, на которую было предусмотрительно записано имущество. Когда Андрея Геннадьевича осудили и отправили по этапу, Ирина развелась с ним, переехала в Бронск и спешно вышла замуж за Илью Обнорского, сменила фамилию. Теперь она Ирина Олеговна Обнорская.

– Погоди, погоди, – забормотала я, – Ирина – Арина…

– Ага! – по-детски воскликнул Роберт. – Значит, дамочка представляется Ариной? Слушай дальше. С Ильей она развелась, не прожив с ним и полугода. Думаю, брак был фиктивным, его оформили с одной целью – избавиться от девичьей фамилии «Медведева», которую она не меняла при первом замужестве. И вот что интересно. Переехав в столицу, красотка поселилась в прекрасной трехкомнатной квартире в новостройке, которая была приобретена на ее имя еще в годы брака с Молоковым. Кроме того, она обзавелась малолитражкой японского производства, пристроилась на работу в «Дом солнца» и начала делать карьеру.

– Стоп! Возникает масса вопросов. Почему Арина избежала наказания? Если все имущество бандит оформил на нее, значит, она понимала, что муженек отнюдь не простой преподаватель вуза. И еще! Самолеты и поезда ежегодно доставляют в Москву тысячи провинциалок, которые мечтают строчить статьи о тряпках и посещать светские вечеринки в статусе модного репортера. Пальцев на руках хватит, чтобы перечислить тех, кому все-таки удалось зацепиться в глянце да еще стать начальницей. Столица сурова к искательницам счастья, у них нет ни денег, ни связей, ни нужных знакомств, ни влиятельных покровителей. Начинающие журналистки мечтают, чтобы их статейку напечатало хоть какое-нибудь крошечное, мало кому известное издание. Арину же приняли на работу в престижное место. Думаю, не много найдется гламурных журналов, руководство которых захотело бы иметь в штате пусть бывшую, но жену человека, осужденного до конца дней быть в изоляции.

– Тут мне пока нечего тебе сказать, – вздохнул Троянов. – Однако…

Но я, услышав за дверью шаги, не дослушала его, быстро нажала на «отбой», сунула телефон в карман и сделала вид, что рассматриваю картину на стене. А из коридора тем временем летел недовольный голос Обнорской:

– Что за манера поднимать по любому поводу бучу? Ты почему, Рябикина, сея панику, носишься по коридорам?

Дверь распахнулась, передо мной предстали безукоризненно элегантная, с безупречно уложенными волосами Арина и красная, вспотевшая, растрепанная Ксения.

– Танюша, – сладко запела Обнорская, – бога ради, простите. Ксюша у нас очень эмоциональная, нервничает по любому поводу. Вы, наверное, огорчились?

– Ну конечно, – забубнила я, – испугалась, что конкурс отменят. Если дорогой приз исчез, как проводить соревнования?

– Ничто не пропадало, – заулыбалась зам. главного редактора. – У нас все на месте!

– Просто безобразие! – загремел невдалеке властный женский голос. – Стоит уехать на пару дней, как все идет вразнос.

– Ой, мамочки… – испуганно прошептала Рябикина. – Ольга вернулась. Почему она так рано прилетела? У нее отпуск через неделю заканчивается.

– Не знаю, – без тени волнения на лице ответила Арина. – Сама думала, что Николаева еще на острове, купается в океане.

Дверь снова распахнулась, и я увидела стройную даму в темно-синем платье. Из груди вырвался вздох. Каким образом некоторые женщины ухитряются сохранить талию в шестьдесят сантиметров, даже когда их юность давно прошла? Ольгу Ивановну можно хоть сейчас выпускать на подиум: сорок второй размер одежды, идеальная осанка, стройные ноги, легкая походка…

– Ксения, объяснись! – не замечая меня, потребовала владелица издания. – Только вошла в редакцию – и сразу услышала твой истеричный вопль. В чем дело?

Рябикина замялась. И тут опять раздался крик:

– А что у нас случилось? Правда, что приз сперли? Полицию вызывать нельзя! – В комнату влетел клон Арины в красном платье.

– Добрый день, Олеся, – холодно поздоровалась Николаева.

Вбежавшая стала ниже ростом и ляпнула:

– Ой, вы уже вернулись? Не ждали вас раньше следующей недели…

– Похоже, весь коллектив счастлив узреть главреда, – проронила Ольга Ивановна. – Рябикина онемела, Фонарева вопит, как торговка в базарный день. Олеся, откуда ты знаешь, что «Венера» пропала?

– Так Валя сказала, секретарша. Ей – Нина Петровна из отдела аксессуаров, которая ужасную новость от Ксении услышала. Та к ней в комнату влетела и завизжала: «Видели Арину? У нас беда! Катастрофа! Жуть! «Венеру» сперли, надо отменять мероприятие!» Только она другой глагол употребила, не «сперли», а…

– Мы поняли, – сухо остановила разболтавшуюся Олесю владелица издания.

– Ксения, – всплеснула руками Арина, – у меня просто слов нет, чтобы охарактеризовать твое поведение! Олеся, ступай на рабочее место.

Фонарева живо убежала.

– Что за манера закатывать истерики? – гневно продолжала Обнорская. – Отвечай, Рябикина!

Ксения покраснела. И словно язык проглотила, молчала чуть не целую минуту. И вдруг ее прорвало:

– Ты меня просто ненавидишь! Олеську обожаешь, ей все можно, а я вечно затрещины получаю. Знаешь, как твоя распрекрасная Фонарева с людьми беседует? Она вообще с приветом! Позавчера или два дня назад, точно не помню – работы много, все дни в один сливаются, – короче, совсем недавно я на четвертом этаже вошла в лифт. Гляжу, в кабине Олеся с пакетом в руке, она, значит, сверху ехала. А запах в кабине – кошмар! Геранью несет, надушилась наша красотка. Ну, я у нее и спросила: «Новый парфюм приобрела? Польский или российский? Дешево и сердито?» А она зубы оскалила, прямо как собака, и заорала: «Молчи! Еще раз пасть раскроешь, и зубов не останется!» Я жутко испугалась, вид у нее совершенно безумный был. Слава богу, на втором этаже вошла Роза, наш диетолог, и заахала: «Олесенька, ты руку порезала? У тебя кровь на пальцах. Зайди ко мне, ранку обработаю». Фонарева взвизгнула: «Отстаньте все от меня!» – и вынеслась из лифта с перекошенной мордой. Правда, на следующий день она ко мне подошла со своей улыбочкой и говорит: «Извини, Ксю, нагавкала на тебя. Сама не пойму, почему так агрессивно себя повела. Мигрень потом началась, все таблетки у Розы съела, а башка все равно разламывалась. Наверное, в погоде дело, Розка тоже на ломоту в висках жаловалась». Я ей ответила: «Забудь. У самой сутки мозг скручивало. Видимо, это и правда из-за погоды. На улице буран начинается, снег сыплет». В общем, помирились, но осадочек у меня остался…

Арина оборвала ее:

– Ясно. Но сейчас мы говорим не о невоспитанности Олеси, а о твоем поведении.

– У меня от тебя, Рябикина, мигрень начинается, – зло сказала Ольга Ивановна. – Надо уметь отвечать за свои поступки, а не рассказывать, какие хамки другие!

Арина, как послушная школьница, подняла руку:

– Разрешите объяснить? Пару дней назад уборщица решила вытереть пыль в шкафу и уронила одну из статуэток. От постамента отвалился кусок. Поломойка в слезах принеслась ко мне, упала на колени, зарыдала, умоляла не наказывать ее. Я, предвидя, какой резонанс может вызвать это происшествие, попросила косорукую о нем не распространяться, уволила ее и задумалась, как поступить. Просить Мэта Харриша сделать новую статуэтку невозможно, он обидится за то, что мы неаккуратно обошлись с его творением, и на будущий год откажется от сотрудничества с изданием. Я порылась в записной книжке, нашла одного приятеля, Лешу Иванченко. Он не художник, не скульптор, зато мастер на все руки. Алексей способен починить все сломанное так, что будет выглядеть лучше, чем новое. Отвезла ему «Венеру». Утром Леша позвонил, попросил не волноваться, заверил: «В понедельник вернешь приз в шкаф». Зная, что вы, Ольга Ивановна, наконец-то выбрали время и отправились ненадолго позагорать, я не стала вас беспокоить. Сказала себе: «Если Николаева позвонит и спросит, как дела, тогда придется доложить ей правду. В противном случае она и не узнает, вернувшись в Москву, о досадном происшествии. Зачем человеку на отдыхе дергаться? Ситуация под контролем, повода для беспокойства нет». Но Ксения!..

Арина повернулась к притихшей Рябикиной:

– Зачем ты понеслась по редакции с воем? Почему не подошла ко мне по-тихому, не спросила о судьбе «Венеры»? Какого черта вопила, всех переполошила? Теперь и бухгалтерия, и отдел аксессуаров в возбуждении, новость обсуждается в каждом углу. Не удивлюсь, если завтра мы увидим ее в «Желтухе». Нам нужна такая реклама? Ты подумала, как отреагирует Мэт Харриш, если, не дай бог, узнает, что мы повредили его скульптуру?

– Я была у тебя в комнате, – всхлипнула Ксения, – и никого там не нашла. Побежала к охраннику, тот сказал…

– Дорогая, если я отошла на пять минут в туалет или в буфет за чаем, это не означает, что нужно гарцевать по редакции, оповещая каждого о пропаже приза, – вроде бы ласково произнесла Обнорская, но мне показалось, будто из ножен выдернули шпагу.

Рябикина зарыдала и убежала.

Арина сложила руки на груди.

– Ольга Ивановна, разрешите представить вам одну из трех наших победительниц, Татьяну Сергееву.

Лицо Николаевой на короткое мгновение исказила недовольная гримаса, потом появилось любезное выражение.

– Прости, Арина, но мне в данный момент…

– Танечка скромно молчит, – слегка повысила голос Обнорская, – но очень досадно, что она стала свидетельницей наших профессиональных проблем.

Ольга Ивановна прищурилась и наконец поняла, что рядом все это время находился посторонний человек. Надо отдать должное Николаевой, она умеет владеть собой. Хозяйка журнала вытянула вперед обе руки, ее лицо озарилось такой искренней счастливой улыбкой, что я на секунду поверила: она крайне рада встретиться со мной.

– Танюша, извините! Я близорука, а сегодня повредила линзы и еще не успела купить новые, в общем, брожу как ежик в тумане. Арина права, к сожалению, вы услышали неприятный разговор. Я в огромном смущении и могу загладить свою вину лишь одним способом. Арина, какой врач должен стать куратором Танечки на проекте?

– Роза Ивановна, – ответила Обнорская. – Как раз сейчас я собиралась звонить ей.

– Не надо, – приказала Николаева. – Я соединюсь с Эдуардом Семеновичем. Танечка, это мой личный диетолог, консультант и тренер. Поверьте, он – лучший.

– Ваша фигура – прекрасная реклама этого специалиста! – воскликнула я. – Потрясающе выглядите! Мне казалось, что женщины, которым исполнилось сорок, всегда слегка расплываются, так предначертано природой. А вы просто танагрская статуэтка! Ох, простите, не хотела вас обидеть, называя вслух ваш возраст…

Ольга Ивановна рассмеялась, стало понятно, что у нее резко повысилось настроение:

– Танюша, откуда вы узнали, сколько мне лет?

– Медальон на вашей шее подсказал, – пояснила я. – На крышке блестящими камушками выложены четверка и ноль. Очевидно, это украшение – подарок на юбилей, только поэтому я и догадалась. На самом деле вам от силы можно дать тридцать пять.

Николаева пощупала кулон.

– Танечка, вас сей момент отведут к Эдуарду Семеновичу. К сожалению, у меня дела, я записалась к гомеопату, иначе бы сама познакомила вас с доктором.

– Вы заболели? – встревожилась Арина.

– На Мараби, где мы отдыхали с Леоном, налетела гигантская волна, пришлось спешно покинуть остров, едва успели на последний рейс, – пояснила Николаева. После нашего отлета аэропорт закрыли. Я перенервничала, хочу попить какой-нибудь травяной сбор.

Помахав нам рукой, Ольга Ивановна скрылась в коридоре.

– Уфф… – вырвалось у Арины. – Спасибо, Танюша!

– За что? – заморгала я.

– Ваша искренняя наивность и полнейшее незнание ювелирных брендов превратило тигра в милую кошечку, – устало произнесла Обнорская. – Безделица, которую носит Николаева, получена ею от сына Льва. Или Леона, как его все называют.

Я продолжала играть роль простоватой училки:

– Похоже, юноша неплохо зарабатывает, вещичка не выглядит дешевой.

Арина ответила:

– Цена на ювелирку от «Форти» стартует с десяти тысяч евро, верхней границы не существует. «Форти» в переводе с английского означает цифру «40», которая является логотипом дома, она у них присутствует везде, как Х у Шанель или Н у Гермес.

– Так на медальоне указан вовсе не возраст Николаевой… – смутилась я.

– Нет, – сдерживая смех, сказала Арина. – Но вы здорово польстили Ольге Ивановне, чей настоящий возраст никому не известен. Полагаю, ей за пятьдесят.

– Невероятно! – на сей раз вполне искренне удивилась я.

– А вот насчет Леона вы не ошиблись, он зарабатывает о-го-го сколько! Лева – гениальный портной, модельеры рвут его на части. Ну, пошли к Эдуарду? Ох, простите, телефон… Алло! Что? Не слышу вас! Кто звонит? Алло… Алло!

Обнорская положила трубку в карман платья, проворчав:

– Сотовая связь в Москве, как всегда, отвратительна.

Загрузка...