Положив трубку телефона на рычаг, Бертолд Кертис возвел глаза к потолку и с раздражением воскликнул:
— Ох уж эти женщины!
Он поднялся с кресла, собрал бумаги, подготовленные для совещания, едва не опрокинув чашку с остывшим кофе. Резким движением руки Бертолд успел ухватить чашку, и только благодаря этому кофе не разлился. Бертолд отставил чашку на дальний край стола и от души чертыхнулся.
Да, жуткий сегодня выдался денек.
Кое-кто мог подумать, что раздражение Бертолда вызвано неудачной игрой на бирже, однако дело было вовсе не в этом. Бертолд зарабатывал деньги в схватках на финансовой арене, получая от этого процесса огромное удовлетворение, а заодно увеличивая не только свое благосостояние, но и всех своих клиентов. Его не раз называли наркоманом от биржи, и Бертолд признавал справедливость этих слов.
Нет, с проблемами бизнеса Бертолд Кертис всегда мог справиться. А вот проблемы с женщинами доставляли ему массу неприятностей.
Вообще-то он просто не понимал этих существ, особенно их навязчивые идеи по поводу замужества и продолжения рода. Неужели они не понимают, что современный мир станет только лучше, если в нем будет меньше браков и детей? Ведь тогда определенно сократятся количество разводов и численность несчастных брошенных ребятишек!
Но нет! Подобные здравые рассуждения женщинам и в голову не приходят. Они продолжают стремиться к замужеству и деторождению, как будто это панацея от всех мировых проблем, а не наоборот, их усугубление.
А их бредовые мечты о романтической любви? Сумасшедшие, да и только! Когда это любовные страдания приносили женщинам — да и мужчинам, коли на то пошло, — хоть какое-то счастье?
Бертолд вырос в семье, в которую романтическая любовь не принесла ничего, кроме душевных мук и страданий. И ничего: ни любви, ни брака, ни детей — ему не хотелось. Бертолд твердо уяснил это еще в двадцатилетнем возрасте, когда подружка попыталась заманить его в ловушку, а приманкой была мнимая беременность.
Мысли об отцовстве и неизбежно сопутствовавшей ему женитьбе всегда пугали Бертолда. Возможно, страх был в какой-то степени связан с его отцом — плохим родителем и неверным мужем, и Бертолд подсознательно опасался, что тоже может оказаться подобным ничтожеством.
Бертолд вздохнул с облегчением, узнав, что беременность его подружки оказалась ложной. Это был его первый опыт относительно того, как далеко может зайти женщина в попытке осуществить свою заветную романтическую фантазию, называемую «любовь и замужество».
После этого случая Бертолд во время интимных отношений с женщинами всегда принимал меры предосторожности. Его не убеждали клятвы партнерши, что она принимает противозачаточные пилюли или заверения, что день «безопасный». И Бертолд всегда четко объяснял свою позицию любой женщине, с которой вступал в любовную связь: жениться не намерен ни в коем случае!
Мать отказывалась принимать его взгляды на семью и с типично женской логикой квалифицировала их как временное помутнение рассудка.
— Со временем твои взгляды изменятся, — неизменно утверждала она. — Когда ты влюбишься…
Еще одна романтическая мамочкина иллюзия! — снисходительно думал Бертолд. Я влюблюсь! Да я никогда в жизни не влюблялся! И не имею подобного намерения!
Само понятие «любовь» предполагало потерю контроля над собой, что Бертолд считал недопустимым. Это могло повлечь за собой череду неправильных решений.
К счастью Бертолда, надежды матери стать бабушкой были до недавнего времени устремлены на его младшего брата Питера, который женился два года назад. Бертолд очень надеялся, что вскоре Питер с женой подарят матери внука, и тогда она отстанет от него.
Однако несколько месяцев назад брат неожиданно заявил, что оставляет жену и отправляется в Тибет, чтобы стать монахом. Питер оставил все свое имущество жене и уехал. В приходивших впоследствии письмах он уверял, что очень счастлив, живя в монастыре на вершине горы.
Нетрудно было сделать вывод, что от Питера теперь внуков не дождешься, и поэтому миссис Кертис снова переключилась на старшего сына. Она буквально сводила его с ума, постоянно приглашая на ужин незамужних женщин. Все красавицы, все очень сексуальные. И все они хотели — или притворялись, что хотят, — того же самого, что и мать Бертолда. Замужества и детей.
Только что мать позвонила и попросила не задерживаться, потому что на ужин она пригласила Алексис Шеридан.
— Бедняжке так одиноко после смерти Бернарда, — посочувствовала Фредерика Кертис.
Одинока? Это Алексис-то Шеридан? — изумился Бертолд. Боже мой! Да эта женщина сексуальный вампир! Еще до гибели Бернарда в автомобильной катастрофе полгода назад Алексис всячески пыталась соблазнить меня. А теперь эту веселую вдову вообще ничего не остановит!
Бертолду нравился секс, но только ничем не обремененный. Поэтому он и занимался любовью с женщинами, которые придерживались аналогичных взглядов. Его нынешняя подружка Эстер работала в банке, ее брак распался потому, что она была слишком занята карьерой. Бертолд встречался с ней два-три раза в неделю либо у нее дома после работы, либо в номере отеля в обеденный перерыв. Подобные отношения прекрасно устраивали обоих.
Эстер исполнилось тридцать два: симпатичная брюнетка, отличная фигура, за которой она тщательно следила. Ей не требовались любовные прелюдии или бессмысленные комплименты, а слово «любовь» вообще никогда не проскальзывало в их немногословных беседах. И еще Эстер фанатично заботилась о своем здоровье. Только ей Бертолд верил, когда Эстер говорила, что сегодня «безопасный» день, но все равно принимал меры предосторожности. От укоренившихся привычек всегда трудно избавиться, вот Бертолд и продолжал цинично не доверять женской психологии.
Взять хотя бы Дебору, его бесценную секретаршу, которая много лет проработала с ним и всегда утверждала, что ее интересует работа, а не роль жены и матери. И что же? Разменяв четвертый десяток, Дебора выскочила замуж и ушла в декретный отпуск! Более того, на работу так и не вернулась, то есть бросила карьеру ради семьи и домашнего хозяйства.
Возмутительный случай!
Бертолд был вынужден предпринять некоторые шаги, чтобы подобное не повторилось, но поиски замены Деборе превратились в настоящую головную боль. Не могло идти речи о том, чтобы оставить на постоянной основе ту девушку, которую он временно взял на место Деборы, надеясь, что после рождения ребенка секретарша все же вернется в фирму. Симпатичные молодые незамужние девушки, как Флора, не подходили для такой работы… И подтверждением этому стало то, что произошло между ними, когда Бертолд в знак благодарности в последний день работы Флоры пригласил ее на ужин.
Бертолд вздрогнул от мысли, что при определенных обстоятельствах даже он, стреляный воробей, мог угодить в неприятную историю. В тот вечер за ужином он выпил слишком много вина, а когда отвез Флору на такси домой и проводил до дверей квартиры, она неожиданно расплакалась. Оказывается, буквально на днях дружок бросил ее, предпочтя другую.
Бертолд хотел лишь успокоить Флору, но утешение каким-то образом вылилось в нечто большее и закончилось тем, что они провели ночь вместе. Утром оба сожалели об этом и согласились, что подобного больше не повторится.
Флора вернулась на прежнюю работу в бухгалтерскую фирму, размещавшуюся этажом ниже «Кертис лтд.», а вскоре Бертолд познакомился с Эстер.
У него начала работать новая секретарша — Лизелотт.
Лизелотт не доставляла ему никаких неприятностей. Сорок четыре года, счастлива в браке, состоятельный, покладистый муж, взрослые дети. Лизелотт без возражений могла, если требовалось, задержаться на работе, в течение дня варила боссу кофе. А если ей что-то и не нравилась, она не показывала этого ни словом, ни взглядом. Очень разумная и тактичная женщина.
— Да, Лизелотт? — отозвался Бертолд, услышав зуммер интеркома.
— Вас ждут в зале совещаний, мистер Кертис.
Это тоже нравилось ему в Лизелотт. Она уважительно называла его мистером Кертисом, а не Бертолдом.
— Спасибо, иду. На звонки отвечайте сами, хорошо, Лизелотт? Меня ни в коем случае не беспокоить. У нас полно работы до самого конца рабочего дня.