Бертолд шагнул под душ и резко вздохнул, когда покалывающие ледяные струи обрушились на его разгоряченное тело. Стиснув зубы, он замер, дожидаясь, пока холодная вода укротит восставшую плоть, чего ему не удалось сделать усилием воли.
Наконец, он открыл кран с теплой водой, взял с полки гель, налил в ладонь и растер по всему телу, испытывая удовлетворение оттого, что снова может контролировать себя.
Но надолго ли я обрел этот контроль, учитывая, что эта девица продолжает находиться со мной под одной крышей? Черт побери! С четырнадцати лет я не испытывал такого несвоевременного плотского желания! Не смей даже думать о ней! — приказал себе Бертолд, чувствуя, как снова заныло в паху.
Но он просто не мог не думать о ней и о сложившейся ситуации.
Ладно, возможно, это не афера и Хилда не мошенница. Тогда ее саму ввели в заблуждение. Наверняка ввели, если она уверена, что я отец ребенка.
Потому что этого просто не может быть!
Хотя… конечно, стопроцентной гарантии дать нельзя, с неохотой признал Бертолд. Хилда права. Известно, что попадаются бракованные презервативы. Правда, подобная вероятность очень мала. И потом, если Флора даже хоть на мгновение уверовала, что я отец Петл, то ей бы следовало прийти ко мне и все рассказать.
Однако она не сделала этого.
Нет, Петл не мой ребенок. И Флора знала об этом. А Хилда считает отцом Петл меня. И это означает, что Флора солгала лучшей подруге.
А почему люди лгут? Чтобы скрыть позор? Защитить кого-то? Возможно, отцом ребенка был женатый мужчина, один из служащих «Кертис лтд.»…
Бертолд нахмурился. Надо выяснить имя настоящего отца… и побыстрее… прежде чем мама успеет привязаться к ребенку. И пока я не сойду с ума от всего этого.
Господи, жить под одной крышей с этой девицей целых две недели, а то и больше — об этом даже подумать страшно! Эти ее фантастические глаза, шелковистые пухлые губы… маленькие торчащие крепкие груди…
С губ Бертолда сорвался стон. Похоже, стоило ему теперь только подумать о Хилде, как плоть тут же реагировала. Закрыв кран с горячей водой, он вновь подверг себя пытке ледяным душем, но на этот раз холодная вода остудила его не так быстро.
Спустя двадцать минут, одетый в тесные джинсы и рубашку для гольфа, Бертолд спустился вниз. Бриться он не стал, поэтому на подбородке пробивалась легкая щетина, волосы все еще были мокрыми от долгого пребывания под душем.
Бертолд решил, что, по крайней мере, ужин должен пройти нормально. Но вот перспектива везти куда-то Хилду после ужина ему совсем не нравилась. И вообще не хотелось находиться на расстоянии вытянутой руки от этой особы! Не было и желания оправдываться перед ней, доказывая свою невиновность.
Черт побери, за какие грехи мне такие неприятности? Всю свою жизнь я был нормальным, хорошим парнем, разве не так? Хорошим сыном. Хорошим братом. Хорошим другом. Не употреблял наркотики, пил в меру, не обманывал своих клиентов. Очень много работал, жертвовал деньги на благотворительные цели. Но, что самое важное, я не был бессердечным соблазнителем и не брюхатил своих секретарш!
Услышав женские голоса, доносившиеся справа, из кухни, Бертолд свернул налево, в столовую, где подошел к бару и налил себе щедрую порцию виски. Бывают моменты, когда помогает только алкоголь!
— Не пей, Бертолд.
Стакан с виски замер в паре дюймов от рта. Обернувшись, Бертолд увидел мать с дымящейся супницей в руках.
— Почему? — грубо спросил он.
— Потому что тебе придется после ужина ехать с Хилдой на квартиру к Флоре. Забыл? И, кроме того, под мясо будет твое любимое красное вино. Так что воздержись от виски.
— Тогда я выпью поменьше вина, — буркнул Бертолд и приложился к стакану.
Алкоголь еще не успел на него подействовать, когда в столовую вошла Хилда. Бертолд отметил про себя, что, пока он принимал душ, она собрала волосы наверх и сделала прическу. Подкрасила губы дразнящей розовой помадой. По мнению Бертолда, она выглядела очень аппетитно, как конфетка для любителей сладкого.
Взгляд ее темных сверкающих глаз был обращен в его сторону, когда она шла к столу и усаживалась на стул, и в этом взгляде не было презрения. Бертолда снова охватило возбуждение, словно его тело только и жаждало этого взгляда.
В отчаянии он резко отвел глаза от Хилды и опрокинул в рот остатки содержимого стакана.
Хилда заметила, как Бертолд осушил залпом стакан с виски — он проделал это с таким видом, словно ему действительно требовалось выпить. Однако она нимало не сочувствовала ему. Если кто-то и был виновен во всей этой ситуации, то именно он, Бертолд Кертис.
Взгляд его был каким-то затравленным, а жесты выдавали чрезвычайное раздражение, вызванное отнюдь не справедливым гневом невиновного человека. Он вел себя как дикий зверь, загнанный в угол, его буквально трясло от попыток контролировать свое недовольство и подавлять еле сдерживаемую ярость.
Когда Бертолд смотрел на нее, Хилде казалось, что его обуревает единственное желание — схватить ее в охапку и трясти до тех пор, пока у нее не выпадут все зубы. И сейчас его несколько потерянный вид ничуть не уменьшал исходившего от Бертолда духа опасности.
Без костюма он как никогда походил на прораба. А когда поднял стакан к губам, под коротким рукавом рубашки вздулся мускулистый бицепс. Честно говоря, в этой обтягивающей грудь рубашке и тесных голубых джинсах все его тело казалось пугающе мускулистым.
Хилду совсем не радовало, что после ужина ей придется оказаться наедине с этим мужчиной. Но не потому, что она опасалась, будто Бертолд может хоть пальцем тронуть ее. Нет, ее по-прежнему тревожила собственная реакция на его крупные габариты.
Ну почему он не похож на обычных приятелей Флоры? — в отчаянии задалась она вопросом и сама же ответила: наверное, потому, что на самом деле он не был ее приятелем.
А что, если он говорит правду? Что, если действительно всего один раз переспал с Флорой? Вдруг он и впрямь воспользовался презервативом, а настоящим отцом Петл является кто-то из дружков Флоры?
Нет, невозможно! Но если это действительно так, то я сижу не за тем столом, явилась не в тот дом и не в ту семью.
Хилда решительно прогнала эту мысль и сглотнула комок, подступивший к горлу. Ведь Флора прямо сказала ей, что мужчина, в которого она влюбилась и с которым спала, — ее босс. Значит, это Бертолд Кертис. И своей соседке Флора говорила то же самое. А карточки из цветочного магазина, обнаруженные среди вещей Флоры? На них были короткие любовные послания, подписанные инициалом Б. Ведь не могла же Флора одновременно иметь двух любовников, чье имя начиналось на букву «Б» и кто работал в «Кертис лтд.»!
Нет, ошибки быть не может. Наверное, Флора именно потому привязалась к Бертолду, что он не был похож на остальных ее дружков. И наверняка именно он отец Петл.
Хилда облегченно вздохнула, опустила взгляд и уставилась на тарелку с супом.
Бертолд сделал то же самое. Ужин проходил в молчании. Фредерика попыталась завязать разговор, но ни Бертолд, ни Хилда не поддержали его.
За супом последовала телятина под жирным соусом, а после нее, слава богу, нежирный фруктовый салат. Хилде приходилось следить за фигурой. Вообще-то она была стройной от природы, но если набрать десяток лишних фунтов, то можно лишиться ролей на телевидении. А она не была такой наивной, чтобы, будучи принятой в доме миссис Кертис, уже рассчитывать на то, что всю оставшуюся жизнь сможет не работать и посвятить себя воспитанию Петл. Все могло повернуться и совсем по-другому.
Едва Хилда закончила есть фруктовый салат, как в столовую донесся пронзительный детский плач. Хилда моментально вскочила из-за стола.
— Ребенок! — воскликнула она и выбежала из комнаты.
Бертолд устремил укоризненный взгляд на мать, которая тоже поднялась из-за стола.
— На твоем месте я бы постаралась привыкнуть к этим звукам, — посоветовала Фредерика Кертис.
— Мама, сколько раз можно говорить? — Бертолд устало вздохнул. — Это не мой ребенок.
Фредерика рассмеялась. Совершенно искренне. Выходя из столовой, она продолжала смеяться.
Глядя ей вслед, Бертолд покачал головой. Ох уж эти женщины! Их ни за что не переубедить. А теперь еще появилась опасность того, что мать сильно расстроится, узнав, что девочка не ее внучка.
Ведь она просто отказывается слушать какие-либо доводы… даже не верит родному сыну. Предпочитает ложь этой девицы, которая, возможно, действует из лучших побуждений, но которую тоже обманули.
Хилда вернулась в столовую, держа в руках затихшую Петл, завернутую в розовое одеяло.
— Тихо, тихо, дорогая. Да, я знаю, что ты голодна и что памперс пора менять. Мне только надо… Ох! — воскликнула она, обнаружив в комнате только Бертолда. — А где Фредерика?
— Понятия не имею, — неприязненно буркнул он. — Я думал, что она тоже пошла к ребенку.
— Мне надо узнать у нее, где памперсы, которые мы купили. Послушайте, почему бы вам не подержать дочь, пока я найду Фредерику?
В ответ Хилда получила испуганный взгляд.
— Да не бойтесь, она не кусается. — Хилда подошла к Бертолду и чуть ли не насильно вложила ему в руки розовый сверток. — Если заплачет, то походите по комнате и побаюкайте ее. Тогда Петл успокоится.
— Но… но… — попытался возразить Бертолд, однако Хилда, уходя, даже не оглянулась.
Бертолд, поджав губы, стал рассматривать ребенка, лежащего на его одеревеневших руках. Его взору предстали два больших голубых глаза, безусловно очень красивых и умных. В них была безмятежность, а значит, сделал вывод Бертолд, плач был просто своего рода сигналом, означавшим: «Мне скучно, уделите мне внимание».
— Так, малышка, значит, ты тоже обманщица? — пробормотал Бертолд. — Как твоя опекунша. Если она думает, что у нее пройдет этот номер, то глубоко ошибается.
Малышку, по-видимому, напугал грубый мужской голос, ее хорошенькое личико сморщилось, и она захныкала.
Брови Бертолда взлетели вверх. Как такой неприятный звук могут испускать маленькие хорошенькие губки в форме бантика?
Моментально вскочив на ноги, он принялся расхаживать по комнате, интенсивно качая ребенка, и даже приговаривая при этом:
— Тихо, тихо, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. На тебя я совсем не злюсь, а вот вся эта ситуация выводит меня из себя. Наверное, ты не привыкла к громким голосам. Или к мужским. Ладно, я буду говорить тише, обещаю…
Однако ни расхаживание по комнате, ни убаюкивание, ни уговоры — не помогали. Плач ребенка только усилился.
— Да, я вижу, что отец из тебя никудышный, — раздался голос Фредерики. Она подошла к Бертолду и забрала у него девочку. — Давай я покажу тебе, как надо обращаться с ребенком.
Уложив сверток с ребенком на свободный конец обеденного стола, Фредерика быстрым и ловким движением упрятала ручки девочки под одеяло и туго запеленала ее.
— Детям нравится, когда их туго пеленают, — пояснила Фредерика. — Тогда они чувствуют себя в безопасности.
Плач моментально стих, два голубых глазика весело уставились на Бертолда с безопасного расстояния.
— Вот видишь? — спросила довольная Фредерика.
— Да, вижу, — пробормотал Бертолд. — Все женщины используют слезы для того, чтобы добиться своего. Прямо с колыбели. Мне надо подняться наверх и позвонить. Скажи нашей гостье, чтобы была готова через пять минут. Я не собираюсь тратить на нее весь вечер. Уже девять, а мне еще надо будет поехать кое-куда.
— И куда же?
Бертолд с раздражением посмотрел на мать.
— Мама, мне тридцать три года, и нечего обращаться со мной как со школьником. Но если ты так уж хочешь знать, то я поеду на свидание к подружке.
— К подружке?
— Совершенно верно.
— Но ты не упоминал ни о какой подружке. По крайней мере… в последнее время.
— А как ты думаешь, почему не упоминал?
— Понятия не имею.
Бертолд решил, что настал момент расставить все по своим местам. Он проявил некоторую слабость, позволив матери сватать ему женщин вроде Алексис Шеридан. Решил не обращать на ее старания внимания, потому что не хотелось разом рушить все надежды матери. Ее и так очень расстроил уход Питера в монастырь.
Но теперь все, с него хватит!
— Мама, тебе известно мое отношение к женитьбе и детям, — решительным тоном начал Бертолд. — Это не для меня. Я знаю, ты надеешься, что в один прекрасный день я изменюсь. Но этого не произойдет. Надеешься, что я со временем влюблюсь. Но я не влюблюсь.
— А твоя подружка знает об этом? — лукаво поинтересовалась Фредерика.
— Знает совершенно определенно.
— Странная подружка.
— Эстер меня понимает. У нас с ней… нечто вроде соглашения.
— Хочешь сказать, что вас обоих интересует только секс?
Бертолд поморщился.
— Ну, я бы не сказал так грубо.
— А как бы ты сказал?
— Мы с ней любовники.
— Нет, это не так. Любовь не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимаетесь.
Насмешка матери ошеломила Бертолда. Он не видел ничего постыдного в подобных рациональных и разумных отношениях между мужчиной и женщиной. Он никого не обижал этим, и уж тем более Эстер.
— У тебя очень старомодная точка зрения, — буркнул Бертолд.
Он повернулся, чтобы уйти, и увидел в дверях Хилду. В одной руке она держала бутылочку, в другой памперсы.
Интересно, слышала ли она наш разговор? — подумал Бертолд. Если неприязнь в ее взгляде являлся оценкой моего поведения, значит, она слышала о моих отношениях с Эстер.
— Прошу меня извинить, — пробормотал Бертолд, подходя к двери.
Хилда быстро отступила в сторону, пропуская его. Ее суетливость показалась Бертолду просто оскорбительной. Что она возомнила? Испугалась, что если прикоснется ко мне, то может заразиться?
Бертолд едва не рассмеялся. Вот если бы она знала, что я думал о ней в течение всего ужина, тогда да, тогда ей действительно стоило бы испугаться.
К счастью, все мысли о Хилде, похоже, отошли на задний план. Возможно, потому, что он нашел верный способ избавиться от этих мыслей раз и навсегда!
Выйдя в холл, Бертолд стремительно поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Через пять минут он спустился вниз уже гораздо спокойнее. Он обрел душевное спокойствие. Эстер сказала, что будет ждать, можно приезжать в любое время.
Разумная, сексуальная Эстер.
О, если бы было побольше таких женщин!