Том 1

Велик твой путь,

И ноша нелегка,

Дробится камень

Под твоей стопою.

Мне кажется,

Что прожил я века,

И все живу,

И все иду

С тобою.

Когда аркан

Над головой свистел

И шум пиров

Катился по улусам,

Другой бы постарел

И поседел,

А я русел,

Я становился

Русым.

Всевластьем силы

И всевластьем тьмы

Я в прежней жизни

Был сто раз унижен.

Другой бы не превысил

И травы,

А я все рос,

Я становился

Выше.

И кровь была

Дешевле, чем вино.

Той кровью,

Безрассудно пролитою,

Другой

Ожесточился бы давно,

А я добрел

Твоею добротою.

По грозам,

По ветрам

Да по снегам

Я заучил

Твои степные песни.

Да, я ровесник

Всем твоим векам

И Революции твоей

Ровесник.

Мы стали

И моложе

И новей,

Но в добром свете

Красных пятилучий

Твоя дорога

Стала только круче,

Моя задача —

Только тяжелей.

Кто на горе,

Тот раньше

Солнце встретит,

Кто средь друзей,

Тот силой не шути,

Кто впереди шагает,

Тот в ответе

За все ошибки

На крутом пути.

А мудрый в дружбе

О друзьях печется,

А кто в борьбе,

Тот сил не тратит зря.

Ведь океан великий

Лишь качнется,

Как всюду

Закачаются

Моря.

Дробится камень

Под твоей стопой…

И пусть не первым,

Пусть не самым лучшим

Я был с тобой

В твоем

Давно минувшем,

Дай и в грядущем

Мне побыть

С тобой.

Роднюсь

С красавицей Москвой,

Но кроме

Все чего-то надо.

От сутолоки городской

Потянет вдруг

К земле и саду.

Тому,

Кто на земле живет,

Берет в труде

Лопату, вилы,

Земля степенность придает,

Которой мне недостает,

Она дает

Земную силу.

Веселый,

С грустными

Раздумьями

О трудном хлебе

И железе,

Сижу я с вами,

Слишком умными,

И рассуждаю

О поэзии.

Смешна мне

Ваших фраз

Значительность,

Слащавость вашей

Инфантильности

И ваша бледная

Начитанность,

Самовлюбленность

До умильности.

Не соблазнюсь

Луженой глоткою.

Но нет вредней

И бесполезнее,

Чем замыкание

Короткое

На этой самой…

На Поэзии.

Поэзия —

Не строчка ловкая,

Что Музой томною

Подарена,

Поэзия —

Железо ковкое,

Когда с нее

Слетит окалина.

Не та,

Чернильная,

Бумажная,

Не та,

Виньетками

Увитая,

Поэзия —

Душа отважная,

Для всех семи ветров

Открытая.

Во имя всех живых —

А все мы тленны —

Не будьте ни корыстны,

Ни мелки…

Была война,

И в битве многодневной

Погибли сенегальские полки.

Под крик ворон

И воронов круженье,

Где штабелем,

Где кое-как — броском,

Их уложили

В' длинные траншеи

И прикопали

Глиной и песком.

Когда и кости

В их могилах тесных

Успело время

Сжечь и перегрызть,

На горе людям

У крестьян окрестных

В душе практичной

Вызрела корысть.

И вот однажды

Эти погребенья

Невесть за что

Сражавшихся солдат

Крестьяне подняли

На удобренье,

Чтоб хлеб тучнел

И зеленел шпинат.

Земля была жирна

И липла к пальцам,

К подошвам ног…

Был урожай всему.

Но ветер с прахом

Бедных сенегальцев

Разнес по миру

Пагубу-беду…

О, месть бацилл!

Кровь африканцев страстных

В себе самой

Еще смиряла их.

Что сенегальцам

Было не опасно,

Теперь смертельно стало

Для других.

Костры горели,

Стлался дым мертвячий,

Мать расставалась с сыном,

Муж с женой.

Другая смерть

Встречалась громким плачем,

А эта —

Суеверной тишиной.

Во имя всех живых —

В избытке ль силы,

В избытке ль гнева,

В простоте ль святой —

Не ворошите старые могилы,

Они чреваты

Новою бедой.

Счастливый,

Я не нужен никому.

Счастливым быть

Мне стыдно одному.

Счастливый

Тяготеет к облакам,

К высоким звездам,

Где легко и вольно.

Счастливые как боги,

А богам

Ни жалостно,

Ни горестно,

Ни больно.

Печали,

Огорченья,

Страхи все

Я испытать душою

Не премину,

Как добрый врач,

Который на себе

Испытывает

Новую вакцину.

Как он,

В бреду

Над страхом проплыву,

Над жаркой бездной

Черной лихорадки,

Еще угарный,

Потянусь к тетрадке,

Чтоб записать победное:

"Живу!"

А коль живу,

То, значит,

И другой

Сумеет жить,

Переболев однажды.

Я нужен людям

Именно такой,

Каким сумеет быть

На свете каждый.

Случится же!

Как будто смелый,

Ведь как-никак

Зовусь певцом,

Стою, бывало, оробелый

Перед ответственным

Лицом.

Перед Лицом,

Не очень высшим,

Но все же,

Надо понимать,

Перед Лицом,

Уже привыкшим

Хоть чем-то,

Но повелевать.

Перед Лицом,

Чей взгляд упорный

Внушает

С чувством правоты,

Что он единственный,

Который

С высокой правдою

На "ты".

И вот —

О, странность,

О, подробность! —

Однажды пронял

Смех меня.

И страх,

И скованность,

И робость

Перед Лицом

Утратил я.

Он был еще

В суровой справе,

А мне забавно…

В чем секрет?

Да в том, что я

Его представил,

Каким он был

В двенадцать лет.

Представил я

Совсем иного,

Когда он был

В кругу ребят

И простодушен

До смешного,

И лопоух,

И конопат.

Над ним

Хихикали девчата…

Ну, словом,

Рос он на селе

Без государственной

Печати

На государственном

Челе.

Теперь

Мой опыт

Что-то стоит!

И вот я с опытом моим

Придумал самое простое,

Чтоб не робели

Перед ним.

Я предложил,

Чтоб над чинушей

Повесили его портрет,

Где лопухами

Вянут уши —

Каким он был

В двенадцать лет.

Он был вельможен,

Был он важен,

Был всеми

Почитаем он…

Порой ответит

На поклон,

Порою

Не заметит даже.

Однажды

Он сидел,

Как князь,

А я, как властный

Консул Рима,

Не торопясь,

Не поклонясь,

Прошел невозмутимо

Мимо…

И он подумал,

Что я тож

Куда-то

Даже выше вхож.

Он стал любезен…

И едва ли

Стихи нуждаются

В морали.

Свеженький,

Как пионер,

Ворковал он

Благонравно:

— Не министр

И не премьер,

Почему ж

Седеешь рано?

Мне министры

Не в пример.

Честолюбием

Не брежу.

Я поэт,

А не премьер,

Но обязанности

Те же.

Как не быть

Тут седине,

Если думаешь

В заботе

О такой

Большой стране,

О таком

Большом народе.

Есть разная

На свете тишина.

Есть тишина,

Когда молчит жена,

Молчат соседи

После бурной ссоры.

Есть тишина,

Когда, исторгнув чад,

Отгрохотав,

Надолго замолчат

В огне и дыме

Рухнувшие горы.

Есть тишина могилы.

Страшно вроде,

Но пострашнее

Тишины могил

Та тишина, когда

Во всей природе

Наступит равновесье

Вечных сил.

Та тишина,

Всевластная,

Большая,

Когда природа,

Как судья, молчит,

Но и своим молчаньем

Вопрошает:

Послушаем,

А что в тебе звучит?

В чужих страстях

Прослыть нетрудно

Страстным,

Прослыть певучим,

Когда я пою.

Ты музыку

Стихий моих

Стогласных

Не принимал ли глухо

За свою?

Страшней всего

К такой большой тиши

Прийти однажды

С тишиной души…

Не собираюсь

Жить в раю,

Да и в аду, поверьте,

Но, смертный,

Все же признаю

Своей души

Бессмертье.

Она, как тело, не умрет,

Она за телом не пойдет,

Зачем душе такое тело?

Она, как душам долг велит,

Покинув тело, отлетит

И примется за то же дело.

Начнет она везде летать,

Мои творенья объяснять.

Чужда дешевенькой эстрады,

Начнет она творить добро

За критиков и за бюро

Литературной пропаганды.

Итак, душа

Живет, дыша,

Бунтуя в смертном теле.

Умру,

Но будет жить душа

При том же

Умном деле.

Высокой дружбой

Похвалюсь.

Мои друзья —

Поэты, зодчие,

Но все сильнее

К вам тянусь,

Мои товарищи

Рабочие.

Хвалюсь, —

Добра моя строка!

Но мысль одна

Бросает в холод:

Не разучилась бы рука

Держать при этом

Серп и молот.

В любви

И радостях

Изверясь,

Живу тревожней,

Чем в бреду,

Живу и

Все чего-то жду,

На что-то

Все еще надеюсь.

А мне поют:

Люби, как птицы.

Щебечут мне:

Играй вничью.

Года велят:

Пора смириться,

А я смиряться

Не хочу.

Как мне постылы

Назиданья

Покорности:

Страдай!

Терпи!

Я в мир пришел

Не для страданья,

Пришел для счастья

И любви.

Любовь

И счастье есть,

Я знаю:

И сам любил

В былые дни.

И мучаюсь я

И страдаю

Лишь потому,

Что есть они.

И потому,

Во всем изверясь,

Встречая

За бедой беду,

Я все еще

Чего-то жду,

На что-то

Все еще надеюсь.

Душа родная,

Что с тобой?!

Наш горький век —

Не век Перикла,

Наш горький век —

Все время бой.

Ты ужаснулась

И притихла.

Душа родная,

Что с тобой?!

Душа родная,

Будь собой!

Не заблуждай себя

Минувшим.

В минувшем был

Все тот же бой

И боль была.

Так перед лучшим,

Душа родная,

Будь собой!

Дерзайте! —

Нам, поэтам, говорят,

Как спутники,

Кружитесь по орбите.

Мир познавая,

Физики дробят

Природу косную…

И вы дробите!

Я признаю

С учеными родство,

Но признаю

И разницу от века:

Ученый

Расчленяет естество,

Поэты

Собирают Человека!

Спешить?

Лететь?

Припомните,

Что Чехов

До Сахалина

На телеге ехал.

Неторопливо

Ехал на телеге,

Но как правдиво

Говорил о веке.

А мы летим,

Безумием гонимы,

Все мимо жизни.

Мимо,

Мимо,

Мимо…

А мы летим.

О, постоять,

Взглянуть бы!

А мы летим

И пролетаем

Судьбы.

Наш век летит.

И мы за ним.

А вдруг

У нас поводья

Выпадут

Из рук?

Наш век ревет,

И винтовая лопасть

Несет,

Несет…

Эй, осторожней:

Пропасть!

Есть воробей,

А есть крупнее…

При взлете,

Надо понимать,

Орлу с земли

Куда труднее

Косые крылья

Поднимать.

С высот,

Где облачко дымится,

Где крыльям

И душе вольней,

Спуститься вниз

И не разбиться

Орлу усталому

Трудней.

Речь о газе ведешь,

О какой-то утечке,

О каком-то баллоне

При нашем дворе,

А на памяти

Добрая русская печка

И лицо моей мамы

В домашней заре.

Пошурует клюкой,

Чтобы угли не гасли,

А потом накаленную,

С гладеньким дном

Мать гусиным пером

Сковородку намаслит

И зальет ее тонким

Шипящим блином.

Ну а мы —

Мы за печкой

Не просим,

Не клянчим,

Только молимся нашим

Ребячьим богам,

Чтобы маму постигла

С блином неудача,

Потому что тот блин

Шел не гостю,

А нам.

Дорогая,

Наш дом

Стал приветливым домом,

И, когда ты колдуешь

На хитром огне,

Не откладывай блин,

Что получится комом,

А как память о детстве

Отдай его мне.

Был вспоен волчицей

И Рем

И Ромул.

Мне ж, голодавшему

Много и тяжко,

В пользу пошло

Молоко коровы,

Доброй коровы

По имени Клашка.

Крупная,

Пестрая,

Грустноглазая,

Идет, бывало,

По лугу к берегу…

На левом боку

Темнеет Азия,

На правом боку

Пестрит Америка.

А как старалась,

А как понимала —

Все понимала.

Глухими ночами

Клашка раздумывала

И вздыхала

И чаще и громче,

Чем наша мама.

Она не паслась,

А всегда трудилась,

Она в родной

Луговой обширности

Траву выбирала,

Для нас

Стремилась

Дать молоко

Повышенной жирности.

Бывало, исчезнет.

Время тянется

В поисках Клашки…

И глядь,

Вперевалочку

Клашка откуда-то

С дочкой явится,

С этакой робкой

Пестрой

Дрожалочкой.

Что за чудо

И что за оказия!

Как у мамаши,

По шерстке беленькой

На левом бочку

Темнеет Азия,

На правом бочку

Пестрит Америка.

Можете спорить

И спорить:

Прав ли я?

Но за Клашкой моей

Все полезное:

Тут и масло,

Тут и география,

Тут и ряженка,

Тут и поэзия.

Что же,

И Рем и Ромул

Праведники,

Мол, Рима твердыни

Ими созданы!

Что же,

Волчице

Ставят памятники,

А Клашке моей

Еще не воздано!

Аз воздам!

Стройным

Хвастая станом,

Высотою груди,

Очень уж иностранно

На меня не гляди.

Мое имя

Василий,

И должна понимать, —

Мое имя с Россией

Хорошо рифмовать.

О, как быстро

Время мчится!

За плечами за моими

Города меняют лица

И становятся чужими.

Как найти

Места свиданий,

Где мы в юности любили?

Их теперь громады зданий

Под собой

Похоронили.

Как лосось,

Пройдя стремнины,

Вспоминая путь недавний,

У воздвигнутой плотины

Бьюсь я памятью

О камни…

Любил,

Как сон,

Прелестную,

С мечтой

И грустью в облике,

Любил полунебесную,

Стоящую на облаке.

Не видел,

Как менялася

С бедою неутешною,

Не видел, как спускалася

С небес

На землю грешную.

Не тихою,

Не слабою,

Но рано песню спевшую,

Увидел просто бабою,

Уже отяжелевшую.

Такая

И встречается,

Такая мне и любится.

Мой вкус

Перемещается

От Рафаэля

К Рубенсу.

Нас развела

Ее несмелость.

Когда весь мир

Стонал в огне

И содрогался,

Так хотелось,

Чтоб кто-то

Думал обо мне.

О, равнодушье!

Пусть измает,

Но если тело

К телу вплоть,

То плоть твоя

Сама признает

Мою тоскующую

Плоть.

Молил:

"Останься!"

Сердце стыло,

В крови гудел

Девятый вал.

Я заклинал

Рожденьем сына,

Землей и Небом

Заклинал.

Пусть будут

Муки и лишенья,

Пусть судят

Лживые уста.

Бог тоже шел

На погрешенье

В рожденье

Своего Христа.

Роди мне сына!

Сны пророчат

Величие земле моей.

Мой сын на Небо

Не захочет,

Он вечно

Будет верен ей.

Он будет верен

Вере павших,

Своею смертью

Смерть поправших,

Он будет верен

Славе их

И верен

Чаяньям живых.

Просил,

Но умирало слово,

Исторгнутое из груди.

Вымаливал:

"Роди такого.

Ты можешь,

Ты должна.

Роди!"

Смысл

До жестокости суровый

Она в ответ

Вложила свой:

"Я вижу,

Как страдают вдовы.

Мне, милый,

Страшно стать вдовой".

Расстались мы,

И я не очень

Ее, пугливую, виню.

С тех пор

Среди достоинств прочих

В любви

Я мужество ценю.

Знакомо,

Как старинный сказ,

Уходят женщины от нас.

Они уходят

И уносят

Холодный блеск

Холодных глаз.

Была нежна

И влюблена,

Была так долго

Мной пьяна.

Так неужель

В ней не осталось

Ни капли

Моего вина?

Зачем любить?

Зачем гореть?

Зачем в глаза

Другой глядеть?

Увы! Уму непостижимы

Две тайны:

Женщина и смерть!

У моей

У любви,

У страсти

Больше нет

Над тобою власти.

Власть ушла

В расцвете,

В богатстве,

Как уходит власть

В государстве.

Власть ушла,

И люди смеются:

Дескать, свергнут

Без революции.

Ты в каком-то

Чужом режиме,

Как чужая,

Ходишь с чужими.

Не боишься

Ты взгляда злого,

Не томишься

В любви

От слова.

Мне теперь

И любовь

И дружба

Как премьеру

Простая служба.

Было все.

Всего нелепей

Заклинал ее: страшись!

Поклянись на белом хлебе,

Поклянись на белом снеге,

Синим небом

Поклянись!

Было все.

Всего нелепей

Клятв ее звучала страсть.

И клялась на белом хлебе,

И клялась на белом снеге,

Синевой небес

Клялась.

Потеряла клятва силу,

Потеряла клятва власть.

Поклялась и изменила,

Изменив,

Опять клялась.

В глазах твоих,

Чужих и злых,

В липучей тине дно.

Измена даже в помыслах

Измена все равно!

Душа моя

Восстанет вся,

Восстанет — стает снег.

Неверная, расстанемся,

Наверное, навек,

С незажитыми ранами

Уеду, бредя елями,

Лечить себя буранами,

Целить себя метелями!

Все чаще, чаще падаю,

Все чаще грудь болит.

Уже вино не радует.

А только тяжелит.

Любил и пил запальчиво

И разгадал давно,

Что женщины обманчивы,

Как сладкое вино.

А жизнь была не гладенькой,

Не чистеньким кювет.

Уже кому-то дяденька,

Уже кому-то дед.

Здесь новые возможности.

Но горько между тем,

Поскольку к новой должности

Я не готов совсем.

Я уеду.

Я непременно уеду.

Мне стыдно

Оставаться тут.

Устрою перевод

По службе,

Любовь свою

Отдам в приют,

Не доверяя

Ложной дружбе.

Здесь не живут,

Здесь лишь гостят,

Здесь слабые

Обиды прячут,

Здесь не поймут,

Зато простят,

Не пожалеют,

Но поплачут.

Здесь не откажут

Приподнять

Тяжелый камень

Вам на плечи,

Здесь свой

Предложат поменять

В надежде

Выменять полегче.

С такими жить —

Почти что лгать.

Мне было тяжело,

Не скрою.

Я звал:

Придите помогать,

Ведь вы же видите,

Что строю;

Что голову

К земле склонил,

Под ношею

Пригорбясь ниже,

Что пот

Глаза заполонил,

Гляжу — и

Ничего не вижу.

Не вижу —

Стежка иль тропа?

А ведь и нужно

Так немного:

Смахните только

Пот со лба,

Чтоб стала мне

Видна дорога.

Моя беда —

Не их беда,

Для них важнее:

Сколько стоит?

Мне стыдно тут.

Хочу туда,

Где не торгуются,

А строят.

Я уеду.

Я непременно уеду.

Со всеми ждала,

Сторожила тепло,

Потом зацвела,

Когда все зацвело.

Белели купины,

Как взлет лебединый:

Терновники,

Яблони,

Вишни,

Рябины.

Раскрыла бутон,

Красоты не тая,

И белая-белая

Роза моя.

Пчелы отпели,

Шмели отгудели,

С веселых деревьев

Цветы облетели.

Уже и плодам

Наступил свой черед,

А белая роза

Цветет и цветет.

Росла,

Наливаясь,

Зеленая завязь,

Округлились вишни,

На зорях румянясь,

А роза моя

В первозданной чести

Еще продолжала

Цвести и цвести.

Над нею,

Некрасной,

И время не властно,

Цвела она пышно,

Цвела она праздно,

Цвела все отчаянней

День ото дня,

Любимая

Белая роза моя.

К плодам,

Будь лишь влага,

У яблони тяга.

Старался, работал

Мой сад, работяга,

Скрипел и вздыхал

От тяжелых плодов

И ей не прощал

Ее белых цветов.

Бутоны,

Бутоны

Стриги, как купоны.

Она презирала

Природы законы.

Она оставалась

Такой, как была,

Она красовалась,

Пышна и бела.

И сад мой

С досадой

Желтел от надсады.

Смеялась она

Над усталостью сада.

И я разлюбил,

И уже не люблю

Беспечную

Белую розу мою.

Мне говорят: пиши!..

Твердят: пиши!..

Писать бы рад,

Но, забывая дело,

Сижу пустой,

Как будто из души

В потемках

Что-то вынуто,

Что пело.

Быть может,

Вовсе не желая зла,

Моей любви

Доверчивую пташку

Себе на память

Женщина взяла,

Когда я спал

С душою нараспашку.

А если женщина

Здесь ни при чем?

А если…

Если,

В небесах плутавшим,

Душа убита атомным лучом,

Совсем случайно

На нее упавшим?

Не в том загадка:

Петь или не петь, —

А жить или не жить!..

Разгадка, где ты?

Ведь есть

Четыре стороны у света,

На все четыре

Надо поглядеть.

Все оглядеть:

И Запад и Восток,

Но отыскать

Первопричину боли,

Чтобы в душе,

Как на бесплодном поле,

Высокой мысли

Выходить росток.

А я когда-то думал,

Что седые

Не любят,

Не тоскуют,

Не грустят.

Я думал, что седые,

Как святые,

На женщин

И на девушек глядят.

Что кровь седых,

Гудевшая разбойно,

Как речка,

Напоившая луга,

Уже течет

И плавно

И спокойно,

Не подмывая

В страсти берега.

Нет,

У седой реки

Все то же буйство,

Все та же быстрина

И глубина…

О, как меня подводит седина,

Не избавляя

От земного чувства!

До жалости,

До огорченья

Меня волнует

С детских дней

Таинственное обращенье

Людей в животных

И зверей.

Мороз по коже,

Дыбом волосы,

Когда, уставя умный взгляд,

Они в беде заговорят

Тоскливым

Человечьим голосом.

Когда в лягушку

Камень бросят,

Она — о, боль моя и грусть! —

"Не убивай меня, — попросит,

Тебе я в жизни пригожусь…"

Но вот

Копытом конь забил,

Заговорил, измаян бегом:

"Я был когда-то человеком,

Я тоже девушку любил.

Меня оборотил Кащей…"

Что сказка?

Вымысел и шутка.

Но станет пасмурно и жутко

От этих колдовских речей.

А вдруг

И я уже другой,

Какой-нибудь зверино-птичий,

И в этом жалостном обличье

Неузнаваемый тобой?!

Взмолюсь

И попрошу возврата

К тому, как жил,

Страдал, любил…

Не убивай меня!

Когда-то

Я тоже человеком был.

Такое

Нечто сходное

Заметит не любой:

Как здание высотное

Моя любовь с тобой.

От бури,

Что врывается,

Спокойное на вид,

Все здание качается

И потому стоит.

Между нами

Только камни

В этой жизни городской.

Дай мне речку с берегами;

Дай мне озеро с волной.

Дай мне таволги пахучей,

Дай мне, памятных душе,

Под. высокой

Белой тучей

Разыгравшихся

Стрижей.

Дай калиновую крону,

Как весенний

Пышный дар,

Дай мне,

Дай мне

Хоть ворону

С примитивным криком

"Кар-р-р!".

Дай коня мне

В красной гриве

Проскакать в лучах

По дню,

И тогда

В одном порыве

Все в душе

Соединю.

Да Винчи говорил:

Когда вы захотите

Какой-нибудь реке

Дать новый,

Лучший путь,

Вы как бы

У самой реки спросите,

Куда б она сама

Хотела повернуть.

Мысль Леонардо!

Обновись, и шествуй,

И вечно торжествуй

На родине моей.

Природа и сама

Стремится

К совершенству.

Не мучайте ее,

А помогайте ей!

Я жить

И мыслить устаю.

Я, сделав шаг

От легкой грусти

В мир

Ужасающих предчувствий,

Над черной бездною стою.

Меня охватывает дрожь,

Когда смотрю

В провал заклятый.

О, человечество,

Куда ты,

Куда ты, милое,

Идешь?

Меня охватывает страх.

Небрежно

К собственному дому,

Ты к счастью

Не пришло земному,

Что ж ищешь ты

В других мирах?

Меня охватывает гнев.

Утраты восполняя скудно,

Ты истребляешь

Безрассудно

Природы

Вековой посев.

Меня еще тряхнет не раз.

Ты жадное,

Алкая пищи,

Глядишь на мир,

Как жирный нищий,

Украдкой

Евший про запас.

Земли

Не вечна благодать.

Когда далекого потомка

Ты пустишь по миру

С котомкой,

Ей будет

Нечего подать.

Прости

Настойчивость мою.

Уже в плену

Тех дальних сроков.

Твой самый добрый

Из пророков,

Я жить

И мыслить устаю.

Упрямый,

Он твердить не устает,

Чтоб жизни мудрость

Не была забыта:

Пока земля

Плодов нам не дает,

Она для человека

Не открыта.

Над ней горит

Бесплодная заря,

Закаты гаснут

В небреженье грубом.

А в наше время,

Чтобы стать Колумбом,

Уже не надо

Бороздить моря.

Твоя земля

Совсем недалеко,

В завоеванье

Никакого риска.

И хоть она,

Нетронутая, близко,

Открыть ее, такую,

Нелегко.

И даже ту,

Которую вспахал

И над которою

Весь век хлопочешь,

Ты до конца

Еще не открывал

И, как слепой,

Свое богатство

Топчешь.

Ты бороздишь

Земли усталый лик,

Не смея,

Не умея

Тронуть недра.

Войди в нее

На глубину

В полметра,

И ты откроешь

Новый материк.

В земле проснется

Жажда материнства,

Как в тот далекий

И туманный век,

Когда к ней

Прикоснулся человек

И ощутил с ней

Вечное единство.

Бог весть,

От культа ль нам дались

Слова решительные,

Вроде

Крутого слова: "Покорись!"

И это о родной природе?!

О, мы творим,

Преображаем!

Но почему ж

Врага грубей

Мы поминутно угрожаем

Извечной матери своей?!

Чтобы себя и мир спасти,

Нам нужно, не теряя годы,

Забыть все культы

И ввести

Непогрешимый

Культ природы.

Под статейки

О колхозном праве

Что-то перестали

Сеять травы.

Под крутые,

Боевые речи

Что-то перестали

Сеять гречу.

При решенье

Мировых вопросов

Что-то перестали

Сеять просо.

Что-то в царстве

Света и металла

Масла конопляного

Не стало.

А ведь, помню,

От такого масла

В старом блюдце

Тряпочка не гасла.

Было некогда вдоволь

Осетра и плотвицы…

Ну а где теперь омуль?

Говорят, за границей…

И в любви,

И в почете

Для высоких обедов

Он летит в самолете

Вроде модных поэтов.

Омулька

Из Байкала

При еде и закуске

В наше время не стало

Даже…

Даже в Иркутске!

Лишаем обрастая,

Не нуждаясь в промочке,

Глухо плачет пустая

Омулевая бочка.

Высокие сосны,

Царицы

Весенних тишин,

Боитесь вы снега

И ветра.

Высокие сосны

С ветвями

У самых вершин,

Вам страшен

Закон Архимеда.

Высокие сосны

Подвластней

Его рычагу,

Качнет ли их

Ветра десница.

Высокие сосны

С ветвями

В тяжелом снегу,

Не дай же вам бог

Наклониться!

Ах, на Земле

Так редки чудеса!

Не потому ль в тоске

По райской птичке

И в плоть,

И в кровь

Вошла в людей привычка

С надеждою смотреть

На небеса.

Почти как рай,

Мечтаем мы открыть

Какую-то веселую планету.

Не мне бы,

Легковерному поэту,

С иронией

Об этом говорить.

Уже не бог —

Иные увлеченья

Нас к небесам

Сегодня привели,

Но в них все то же,

То же отвлеченье

От неизбывных

Горестей Земли.

Наш мир беднеет.

В мире что-то гибнет.

Был мамонт,

А у мамонта трона.

От мамонтов остались

Только бивни,

Да кости белые,

Да черепа.

Была тайга,

Дремотна и космата,

Была сосна,

Была, да стала пнем.

Теперь лишь пни остались

В три обхвата

Да корни,

Поразмытые

Дождем.

И только память

Сохранить сумела,

Как осенью,

Заполонив поля,

Тайгой шумела

И тайгой темнела

В три человечьих роста

Конопля.

Ни елка,

Соскочившая

С пенечка,

Ни конопели

Дымчатый прибой —

Ничто не уходило

В одиночку,

А что-то уводило

За собой.

О, конопля,

Сбежавшая от прясла,

Ты в детской

Не участвуешь игре!

Ни запаха,

Ни семечка,

Ни масла,

Ни коноплянки,

Певшей на заре.

Природа

И мудра

И терпелива,

Но люди, люди,

Надо же понять:

Ей, как на фронте,

В случае прорыва

Приходится

На флангах

Отступать.

И отступает,

И теряет вовсе

Она себя…

Да что там говорить!

Ее утрат

Ни в мраморе,

Ни в бронзе,

Ни в чем другом

Уже не повторить.

Все жухнет,

А солнце все жгучей,

А воздух все знойней,

Хотя

Проходят над пашнями тучи,

Плывут, не давая дождя.

И горько

Усталой природе,

И жутко земле на буграх.

Вся, вся она в трещинах,

Вроде

Вся, вся

В перекошенных ртах.

Но тучи

Над речкой безводной

Бредут, опустив рукава.

От близости их безысходной

Давно поседела трава.

Обидно,

Да так уж ведется:

Терпи, перекошенный рот,

А туча пройдет и прольется

Над гнилью

Каких-то болот.

Со времен

Еще древнегреческих

Уверяют, что жизнь стара.

А подумать —

У человечества

Ученическая пора.

Если Землю

Со всей Европою

В мире звездном

С селом сравнить —

Человечество

Только пробует

За околицу выходить.

Очень трудно

Даются знания,

Потому-то у имярек

На уроках правописания

Сто ошибок

На каждый век.

Набираясь

Любви и смелости,

Человечество из тенет

Все идет

К аттестату зрелости

И никак к нему

Не придет.

И страдает оно

И мучится

В подражании естеству.

Человечество

Только учится

Настоящему мастерству.

Нетерпимо,

Во зле запальчиво,

Непреклонно

И в доброте,

Человечество

Только начало

Разбираться в своей беде.

Умудряйся,

Мое Отечество,

И рассчитывай на успех.

У свободного

Человечества

Скоро станешь ты

Старше всех.

Вы помните,

В года былые

Мы,

Громких звуков лишены,

Пласты взрывали вековые

Спокойствия

И тишины.

А нынче

Гул во всю страну.

И скоро,

Подобрев к остаточкам,

Целительную тишину

Мы будем получать

По карточкам.

Не верил

В дьявола и лешего,

Но верил с детской простотой,

Что добрая душа умершего

Восходит

Новою звездой.

Я оглядел

Все небо синее.

Там цвета синего синей

Я отыскал

Звезду красивую

И разговариваю с ней.

Из ночи,

Из тьмы,

Как из берлоги,

Лезет нечисть

Отжитых веков.

Я боюсь устать,

Упасть в дороге,

Не дождавшись

Третьих петухов.

Но цветет,

Цветет,

Цветет вдали

Розовый цветок

Большого роста.

Вся Земля в изъянах,

У Земли

Шелушится

Старая короста.

Путь ее

Нелегок

И непрост.

В распрях доброго

И злого духа

Так и жмется

К частоколу звезд

Со своею

Древней почесухой.

А душа?

Не для тебя ль,

Ранимой,

Розовый цветок

Вдали цветет?

Жизнь прекрасна

И неумолима,

Жизнь через меня

Перешагнет.

Все перешагнет,

Не медля в шаге:

Мерзость,

Подлость,

Смуты,

Мятежи,

Наше горе, слезы,

Наши страхи,

Наши боли

Сердца и души.

У нее

Свои на счастье виды.

Через кровь пройдет

До лучших дней…

Пусть!

Но как же

Все мои обиды

Примирить мне

С гордостью моей?

Как же

Перед нечистью

Не сдаться,

Не чертя

Спасительных кругов,

Как же мне,

Не уступив,

Дождаться

Предрассветных

Третьих петухов?

Что такое костер?

Я отвечу вам

Просто и прямо:

Без огня —

Это куча

Отжившего хлама.

Это тлен тальника,

Что подмыло весною,

Это стебель цветка,

Отпылавшего в зное.

Это дуба листы,

Что висят до мороза,

И виток бересты

Отшумевшей березы.

И пенечек с трухой,

Что неспешно затлеет.

И подсолнух сухой

С перекрученной шеей.

То, что взгляду далось,

Было в сумерки взято.

На костре собралось

Все, что жило когда-то…

Что такое костер?

Это добрый

Высокий огонь.

Протяни к нему руки,

Обнявши ладонью ладонь,

И присядь,

И побудь,

Чтобы вдоволь погреться.

Грейся, но не забудь

Ты к огню приглядеться.

Если б не было тьмы,

Ты увидел бы проще:

Дым похож на дымы

Зеленеющей рощи.

Легкий дым уже густ,

И над ним, как бывало,

Вспыхнет розовый куст

Тальника-краснотала.

А потом из дымка,

Что опять озарится,

Алый выплеск цветка

Над костром повторится.

Закурчавится дым,

Закружится, завьется…

Вдруг подсолнух над ним

Зацветет, засмеется,

Постоит,

Подождет

Солнце, спящее где-то,

И опять упадет,

Не дождавшись рассвета.

Что такое костер,

Осветивший ночные кусты

Это час воскресенья

Былой красоты.

Луна.

На тропке облюбованной

Теней волшебная игра.

Снег и березы…

Все отковано

Из молодого

Серебра.

А утром…

Утром снег синей,

Еще синей

И розовей,

Чем под полозьями саней

Боярыни Морозовой.

Мир дремучий,

Мир такой горючий,

И огонь то низок,

То высок,

Что не отличить,

Где дым,

Где туча,

Где зола,

А где речной песок.

В эту

Мировую непогоду

Мне бы

Отряхнуться

Добела —

Так, как лебедь

Пасмурную воду

Стряхивает

С белого крыла.

Молодость

На горести поката.

Грудь расправил —

И душа чиста.

Юного,

Меня легко когда-то

Поднимала в небо

Красота.

Нынче

Не до легкого подъема,

Крылья песен

Что-то тяжелы.

Слишком много

В наших, водоемах

Накопилось

Всяческой смолы.

И лечу

Уже не я,

А годы…

Мне бы

Отряхнуться

Добела —

Так, как лебедь

Пасмурную воду

Стряхивает

С белого крыла.

Зима минула.

Счастлив я.

Иду по лесу,

Горя мало.

На старом пне

Лежит змея —

И тоже

Перезимовала.

И мне

И ей

Мила весна,

Хотя у нас

Различны вкусы:

Я напишу стихи,

Она…

Она кого-нибудь

Укусит.

Я за себя

Не ведал страха,

Пока в урочищах тайги

Не подглядел,

Как росомаха,

Вскочив на шею кабарги,

Не подступила

К теплой жиле

Со злобой

Мелкого врага…

И вздрогнула

И, обессилев,

Упала мертвой кабарга.

Как росомаха

Средь зверей,

Такие есть

Среди людей.

Мне, рабочему,

Все по силе,

Мне, строителю,

Все с руки:

На домах

Стропила

Стропилить,

Окосячивать

Косяки…

Знаю тайну

Весенних почек,

Знаю сладость

Медовых сот.

Понимаю

Работу строчек,

Как товарищ мой

Гесиод.

И на сердце,

И на глаз

Все берите

Про запас.

А потом

Деталей множество

Сокращайте

До художества.

Чувства

Добрые свои

Возвышайте

До любви.

Если это

Вами сможется,

Остальное

Все приложится.

От голготы

Младенческой

До гробового рва

У жизни человеческой

Есть разные слова.

Заговоришь ли с музами

Касательно судеб,

Слова должны быть вкусными

И теплыми, как хлеб.

И чтоб в любви

Не гасли мы,

Не впали в тишь и сонь,

Слова должны быть

Страстными,

Нагими, как огонь.

Есть вялые,

Безвольные,

Есть омуты без дна,

А есть слова застольные

Для смеха и вина.

Зато

В кровавой роздыми,

Когда врага не жаль,

Слова должны быть

Острыми,

Жестокими,

Как сталь.

За что я мучусь,

Непонятно,

С печалью Каина на лбу?

Какие солнечные пятна

Влияют на мою судьбу?

В каких высотах,

Сферах света,

В каком космическом краю

Прошла безвестная планета

И затенила жизнь мою?

А было просто,

Выло ясно.

Теперь же слышу

В строе строф

Какой-то отзвук

Своевластный

Каких-то звездных

Катастроф.

В душе

И смута и смятенье.

Вот так в тоске

Из-под стрехи

При каждом

Солнечном затменье

Кричат тревожно

Петухи.

Задолго

До премудрой силы,

Летящей от земных границ,

Моя душа уже ловила

Поток космических

Частиц.

Поток, рожденный

В мире дальнем,

Он пробивал

Извечный мрак,

А мы с душой моей

Не знаем:

Что ж больно так?

Что ж горько так?

Не знаем мы,

Куда нам деться

От непонятной

Муки сей…

Какая власть

Миров над сердцем.

А власть Земли

Еще сильней!