Новое Собрание сочинений Бориса Андреевича Лавренева в шести томах является четвертым собранием сочинений писателя в по своему составу наиболее полным изданием.
Первое Собрание сочинений Б. Лавренева в шести томах было издано в 1928–1930 годах харьковским издательством «Пролетарий».
Второе Собрание сочинений Б. Лавренева в пяти томах издано в Ленинграде в 1931 году Государственным издательством художественной литературы.
Третье Собрание сочинений Б. Лавренева в шести томах вышло в Москве после смерти писателя в издательстве «Художественная литература» в 1963–1965 годах.
В настоящем Собрании сочинений все произведения расположены по жанрам в хронологическом порядке. Авторские даты воспроизводятся под текстом произведения, редакторские даты (предполагаемые даты написания) помещаются там же в угловых скобках.
Первые три тома Собрания сочинений включают повести и рассказы, четвертый — романы, пятый — пьесы, шестой — очерки, фельетоны, статьи, выступления.
Тексты печатаются по рукописям и последним прижизненным изданиям с проверкой и исправлениями опечаток по предшествующим публикациям. Некоторые ранние произведения просмотрены и подготовлены к печати Б. А. Лавреневым в последние годы его жизни.
Примечания, сделанные самим автором, и переводы иностранных слов помещены непосредственно под текстом произведений.
В первый том вошли повести и рассказы, написанные в 1916–1926 годах.
Написана в 1958 году. Впервые опубликована в первом томе Избранных произведений Б. Лавренева в двух томах, Гослитиздат, 1958 (в дальнейшем для краткости называем его Двухтомник 1958 г.).
Биография отца.. — Отец Б. Лавренева — Андрей Филиппович Сергеев (1859–1932). Фамилия писателя — Сергеев, а Лавренев — это его литературный псевдоним, ставший фамилией. Б. Лавренев писал 15 мая 1957 г. по этому поводу: «…от рождения до появления… моих стихов в 1912 г. в московском альманахе „Жатва“, я носил фамилию Сергеев. В литературе уже был один Сергеев-Ценский. Нужно было как-то дифференцироваться от него… Придумывать какую-нибудь приставку по месту рождения или жительства, называться Сергеев-Херсонский или вроде этого — было глупо. Я и взял себе фамилию одного из родственников, сперва как псевдоним, а с 1922 года окончательно принял эту фамилию» (журн. «Звезда Востока», Ташкент, 1959, № 8, с. 120).
Под фамилией Сергеев в 1910 г. в московской газете «Студенческая жизнь» опубликованы первые рассказы Б. Лавренева: «То было раннею весной…» (7 ноября, с. 8–9) и «Его смерть» (12 декабря, с. 6–7).
В альманахе «Жатва» (М., 1912, кн. 3) за подписью «Б. Сергеев» помещены четыре рецензии писателя на поэтические сборники. В четвертой книге альманаха, вышедшей в 1913 г., напечатана под весьма прозрачным криптонимом «Б. С — въ» его большая критическая статья «Замерзающий Парнас» (см. т. 6 наст. изд.). Под этим же криптонимом в херсонской газете «Родной край» 17 апреля 1911 г. был опубликован его обзор: «Выставка Херсонского общества любителей изящных искусств».
В ташкентских архивах сохранились многочисленные официальные документы, в которых писатель фигурирует под двойной фамилией: Сергеев-Лавренев.
…превосходная общественная библиотека… — 13 марта 1947 г. Б. Лавренев написал к юбилею этой библиотеки свои воспоминания «Моя первая академия» (см. т. 6 наст. изд.).
В 1909 году я поступил… — После окончания гимназии Б. Лавренев в 1909 году поступил на математическое отделение Киевского университета (Государственный исторический архив Московской области, ф. 418, оп. 324, ед. хр. 1746, л. 7).
В автобиографии 1946 г. Б Лавренев писал: «… в математике разочаровался из-за сухости дисциплин и на следующий год был уже на юридическом факультете Московского университета». (Отдел творческих кадров Союза писателей СССР, личное дело Б. А. Лавренева, л. 7.)
В июле 1919 года был ранен… — Сохранилась справка народного комиссара по военным делам Украинской Советской Республики Н. И. Подвойского, которой писатель гордился как боевым орденом. В ней говорится:
«29 июля, выйдя на линию ж. д., т. ЛАВРЕНЕВ… принял бой с пошедшими на прорыв окружения бандами, и после того, как бронепоезд № 6 после прямого попадания снаряда, убившего машиниста и выведшего из строя паровоз, вышел из боя, т. ЛАВРЕНЕВ вместе со своими бронеплатформами остался один на позиции у разъезда Карапыши, в продолжение трех часов отбрасывая противника шрапнельным огнем, моментами с картечной дистанции.
В ходе боя т. ЛАВРЕНЕВ был серьезно ранен в ногу пулей с раздроблением пальцев, но не оставил командования и при переходе бандами под вечер линии железной дороги нанес противнику артогнем большие потери, заставив бросить в поле значительное количество вооружения и боеприпасов.
Только после личного доклада мне о бое т. ЛАВРЕНЕВ передал командование заместителю и был эвакуирован для лечения в поезде штаба в Киев». (Цитируется по заверенной копии, хранящейся в личном деле Б. А. Лавренева в Отделе творческих кадров Союза писателей СССР, л. 19.)
По здоровью со строевой службы был переведен… — После выздоровления Б. Лавренев с середины 1920 г. работает в литературно-издательском отделении Политуправления Туркестанского фронта, преобразованном впоследствии в Военно-редакционный Совет Туркфронта. Архивные документы подтверждают, что Б. Лавренев занимал различные должности в этом своеобразном издательстве первых революционных лет. Он был корректором, выпускающим, литературным сотрудником, редактором военно-популярных изданий, художником, инструктором, секретарем Совета и т. д. Будущий писатель редактировал и иллюстрировал книги для красноармейцев, писал к ним предисловия, принимал непосредственное участие в выпуске листовок, плакатов, газет и журналов.
… был заместителем редактора фронтовой газеты… — В редакции «Красноармейской газеты» (так первоначально называлась «Красная звезда») писатель начал работать с августа 1921 г. В газете опубликованы рассказы и стихотворения Б. Лавренева, отрывок из поэмы «Алые облака», статьи, рецензии, фельетоны, карикатуры и рисунки. Печатались все эти материалы не только под фамилией писателя, но и под его многочисленными псевдонимами. Впоследствии Б. Лавренев вспоминал: «…я хорошо помню, что у меня и других работников, помимо наших нормальных фамилий, существовало еще по десять — пятнадцать „военкоровских“ псевдонимов» («Моя школа»; см. т. 6 наст. изд.). В одном из писем он вновь подчеркивал: «…в то время начальство жестоко долбало нас за то, что мы не умеем привлечь в газету актив военкоров, и мы, работники газеты, попросту жульничали, чтобы избежать разносов, печатая массу своих материалов под фамилиями „военкор Петров… Сидоров… Егоров“ и подобными псевдонимами» (журн. «Звезда Востока», Ташкент, 1959, № 8, с. 118.)
В туркестанской периодической печати нам удалось раскрыть такие псевдонимы и криптопимы Б. Лавренева: «Бек», «С. Натальский», «Б. Наталии», «И. Борисов», «Художник», «Инцитатус». «Incitatus», «Б. Л.», «Л. Б.», «Б. Л-в», под которыми опубликовано около 130 его произведений.
Работа в военных изданиях Туркестанского фронта обогатила будущего писателя, который неоднократно подчеркивал: «…боевые дни работы в „Красной звезде“ никто из нас, работавших в ней, никогда не забудет… „Красная звезда“ была для меня и моих товарищей настоящей жизненной школой не только литературной, но, главным образом, политической» (газета «Фрунзевец», Ташкент, 1938, 12 июня).
…одновременно заведовал литературным отделом «Туркестанской правды». — В «Туркестанской правде» Б. Лавренев работал с июля 1922 года по декабрь 1923 г. На ее страницах опубликованы многие произведения писателя.
Трудно назвать туркестанский журнал или газету 1921–1923 гг., которые не были бы связаны с именем Б. Лавренева. По его инициативе в 1922 г. началось издание первого сатирического журнала Советского Туркестана — «Скорпион», в котором помещались фельетоны, карикатуры, рисунки, сатирические интервью Б. Лавренева. Под его наблюдением выходил краевой партийный журнал «Коммунист», он был заместителем редактора и вел отдел библиографии в журнале «Военный работник Туркестана», заведовал литературными отделами ташкентских журналов «Новый мир» и «Костры», в которых публиковались его повести, рассказы, стихотворения, статьи, очерки и рецензии. Б. Лавренев сотрудничал в молодежной газете «Юный Восток», в которой появились две главы его первого романа «Крейсер „Коминтерн“». В ташкентских журналах «Отклики», «Театр», «Допризывник», «Гарпун», «Красная казарма», «Коммунистическая мысль» и других можно встретить различные произведения писателя.
В 1924 году я демобилизовался… — В декабре 1923 г. Б. Лавренев уехал из Ташкента в Петроград, где его снова призвали на военную службу, назначив секретарем Военно-научного общества Петроградского военного округа. 15 декабря 1924 г. Б. Лавренев демобилизовался и поступил на работу в Ленинградское государственное издательство.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Написана весной 1957 г. для сборника «Советские писатели. Автобиографии в двух томах», Гослитиздат, 1959. 9 ноября 1958 г. просмотрена и поправлена писателем. Впервые опубликована в журнале «Новый мир», 1959, № 4.
…поступить в Училище живописи, ваяния и зодчества? — Увлечение живописью началось у Б. Лавренева еще в гимназические годы. Из воспоминаний художника Г. В. Курнакова известно, что Б. Лавренев в 1906 г. посещал мастерскую херсонского художника А. Д. Иконникова и занимался там живописью и рисованием. В 1909-м, 1910-м и 1915 гг. он участвовал в выставках картин Херсонского общества любителей изящных искусств. На этих выставках экспонировались его картины «Яхта», «После дождя», «Осенний сон», многочисленные этюды и эскиз декорации к балету.
Занятия живописью и графикой не прекращались и в годы гражданской войны.
В августе — сентябре 1920 г. Б. Лавренев возглавлял издательский и библиотечно-музейный подотдел изобразительных искусств Наркомпроса Туркестана и одновременно учился в Краевой художественной школе. Обладая незаурядным талантом художника-графика и живописца и большими знаниями в области истории и теории искусства, он настолько выделялся среди учащихся школы, что ему вскоре поручили возглавить графическую мастерскую и самостоятельно вести в ней занятия.
Наркомпрос Туркестана писал в 1921 г. о Б. Лавреневе как о единственном в пределах Туркреспублики художнике-графике и отмечал, что он «является весьма ценным специалистом в области книжной иллюстрации и графики» (Центральный государственный архив УзССР, ф. 34, оп. 1, ед. хр. 744, л. 46).
По самым скромным подсчетам, за четыре года, проведенных в Ташкенте, Б. Лавренев выполнил около тысячи рисунков, плакатов, карикатур, обложек, заставок, заголовков, эскизов и т. п. Ему принадлежат почти все графические работы, появившиеся тогда в периодических и непериодических изданиях Туркестана. Кисть художника самоотверженно служила революции, наглядно и убедительно агитировала за новую жизнь, едко и зло высмеивала прошлое. Многие рисунки и карикатуры Б. Лавренева тематически перекликаются с его статьями, фельетонами и рассказами тех лет.
Увлечение живописью и графикой продолжалось у Б. Лавренева на протяжении всей его долгой жизни. Сохранилось немало интересных живописных и графических работ писателя.
… одно из этих стихотворений… — Пока не удалось установить, о каком стихотворении идет речь. Известно лишь, что в феврале 1911 г. во втором номере херсонского ежемесячного журнала литературы, искусства и науки «Весенние зори» появилось его стихотворение «Вековое», под которым стояла дата: 3/II, Москва. В первом и втором номерах среди лиц, принимающих участие в журнале, упомянута и фамилия Б. Сергеева.
В 1912 г. в «Очередном сборнике первого литературно-художественного кружка московской молодежи» напечатано его стихотворение «Неразрывность».
…цикл моих стихов был напечатан… — Во второй книге альманаха «Жатва» за 1912 г. опубликована поэтическая легенда «Маки» и стихотворения «Февраль», «Сказка вечерняя», «Мука рассвета» Б. Лавренева.
В Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР сохранилась небольшая тетрадь в хорошем переплете, подаренная Б. Лавреневым 27 ноября 1912 г. одному из редакторов «Жатвы» — Арсению Альвингу (А. Бартеневу). В ней — автографы 19 стихотворений Б. Лавренева (лишь два из них напечатаны в «Жатве»). В том же году поэт Георгий Чулков включил Б. Лавренева в число 59 лучших поэтов России. Правда, критерием для отбора он взял три таких признака: «культурность автора, знание и понимание поэтической техпики и хотя бы минимальное дарование». (ЦГАЛИ, ф. 548, оп. 1, ед. хр. 216, лл. 19–21.)
…Маяковский швырнул ошеломляющие строчки. — Б. Лавренев цитирует строки из стихотворения В. Маяковского «Еще Петербург» (1914) (В. Маяковский. Полн. собр. соч., т. 1. М., 1955, с. 63).
Моя практика в лоне эгофутуризма… — В альманахе «Мезонин поэзии» в 1913–1914 гг. опубликовано 4 стихотворения Б. Лавренева: «Groqius», «Nocturne», «Истерика Большой Медведицы», «Боевая тревога». Книгоиздательство эгофутуристов «Мезонин поэзии» сообщало тогда о готовящихся к печати двух поэтических книжках Б. Лавренева: «Воздушный кораблик» и «Поэзы». По неизвестным причинам сборники не были изданы.
В Крыму мы в 1919 году не удержались… — Летом 1919 г. Б. Лавренев был первым комендантом Советской Алушты и начальником артобороны на участке Алушта — Гурзуф. О событиях в Крыму, в которых довелось участвовать писателю, он впоследствии рассказал в двух статьях: «В Крыму. Комендантство в Алуште» (см. т. 6 наст. изд.) и «Пираты Третьей республики (из дневника 1919 года, 22 июня)» (журнал «Знамя», 1933, № 2).
… на станции Мироновна меня увидел… — В упоминавшейся выше справке Н. И. Подвойского написано: «… т. ЛАВРЕНЕВ проявил большую энергию по созданию артиллерийского заслона на линии ж. д. между ст. Мироновка и ст. Белая Церковь. Ввиду недостатка артиллерийских средств для воспрепятствования прорыву банд через полотно дороги на юг т. ЛАВРЕНЕВ с командой моряков из охраны штаба организовал постройку местными средствами двух бронеплатформ для поддержки оперировавших против Зеленого курсантской бригады и интернационального кавдивизиона».
…по выздоровлении направлен в Ташкент… — Из Москвы В. Лавренев сначала попал в Самару (Куйбышев), где тогда находился штаб Восточного фронта. Начальник политотдела фронта Д. А. Фурманов предложил ему читать лекции красноармейцам по истории общественного движения в России (см. об этом т. 6 наст. изд.).
21 ноября 1919 г. «лектора партийной школы Бориса Сергеева» направляют в Ташкент, куда он прибыл 8 января 1920 г., а всего через неделю В. В. Куйбышев подписал приказ № 14 Реввоенсовета Туркфронта о назначении его помощником начальника гарнизона г. Ташкента. В феврале 1920 г. Б. Лавренев назначается военным комендантом города.
в 1923 году окончательно ушел в прозу. — В автобиографии, написанной 11 сентября 1932 г., Б. Лавренев объяснял: «Стихи я бросил — они мне стали напоминать лошадиную упряжь с заслонками для глаз — нельзя посмотреть по сторонам, зрение ограничено» (ЦГАЛИ, ф. 2105, оп, 1, ед. хр. 1; впервые опубликовано в журн. «Звезда Востока», Ташкент, 1966, № 7, с. 175).
В 1924–1925 гг. в ленинградских газетах и журналах было напечатано несколько стихотворений В. Лавренева, правда, в основном они были созданы еще в Ташкенте. В архиве писателя сохранилась сатирическая комедия в стихах «Всадник без головы», в 1948 г, он писал стихотворное либретто оперы «Разлом», в повестях, рассказах и пьесах Б. Лавренева нередко встречаются стихотворные строчки, созданные писателем, однако поэтические произведения Б. Лавренева в дальнейшем самостоятельно в печати не появлялись.
…весной 1924 года напечатал… «Звездный цвет», «Ветер» и «Сорок первый». — О времени и месте Первых публикаций этих произведений см. примеч. к ним.
В 1925 году я впервые попробовал сунуться в драматургию. — К драматургии Б. Лавренев обратился значительно раньше. В рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский дом) сохранился стенографический отчет о вечере, посвященном творческим планам Б. Лавренева. Выступая с рассказом о своей работе, писатель сообщил о первых драматургических опытах: «Это было летом 1920 года в Ташкенте, когда кругом кипела в ожесточенных размерах гражданская война, кругом был военный фронт и, казалось бы, дело не располагало к драматургии и к литературным занятиям, поскольку тогда я был исключительно на военной службе. Но в июне я получил возможность отдохнуть от всех военных дел, и тут меня соблазнил Туркестанский Госиздат написать пьесу» (ИРЛИ, ф. 492, оп. 1, ед. хр. 2.). Так появилась во второй половине 1920 г. его первая пьеса «Разрыв-трава», получившая, по словам Б. Лавренева, первую премию на конкурсе Госиздата Туркестана. Рукопись пьесы до сих пор не обнаружена. В ташкентском журнале «Вестник просвещения и культуры» кратко излагается ее содержание: «В пьесе рисуется, как под напором революции и победы пролетариата в буржуазной семье происходит распад и дифференциация. В то время как генерал Лункевич уезжает на Кубань к Деникину, чтобы вернуть старую власть и старый порядок, его старший сын Евгений делается председателем Совета рабочих депутатов, другой сын, сохраняющий характерную позицию аполитичного интеллигента, соглашается работать в советском учреждении „ради самой работы“. В дальнейших актах рисуются сцены белогвардейского лагеря и штаба Красной Армии. Пьеса кончается военным судом, в котором председательствует Евгений и выносится смертный приговор генералу Лункевичу и его соратникам» (журн. «Вестник просвещения и культуры», Ташкент, 1921, № 7–8, с. 11.).
Художественно-репертуарная комиссия при театральном отделе Наркомпроса Туркестана положительно оценила пьесу «Разрыв-трава» и рекомендовала ее к постановке во всех драматических театрах республики.
В 1921 г. пьеса Б. Лавренева была представлена и на конкурс Литиздата Политуправления Туркестанского фронта. В московском журнале «Красноармейская печать» в 1922 г. сообщалось о результатах конкурса: «Лучшей пьесой признана драма в 4-х актах Б. Лаврентьева (опечатка. — Б. Г.) „Разрыв-трава“. Пьеса будет вскоре отпечатана». Сам Б. Лавренев впоследствии отмечал, что «пьеса по тому времени была „на высоком уровне“». Однако судьба ее оказалась печальной: она так и не была издана, нет никаких сведений и о ее постановках.
Стр. 50. … борясь с возрастом и болезнью… — Борис Андреевич Лавренев умер в Москве 7 января 1959 г. и похоронен на Ново-Девичьем кладбище.
Печатается по рукописи.
Рассказ написан в марте 1916 г. и тогда же отдан Б. Лавреневым в редакцию альманаха «Огонь» (Киев, Киевская земская группа, 1916), но военная цензура его безоговорочно запретила. Автору было указано на неприличный для офицера образ мыслей, и он был отправлен в артиллерийскую часть, составленную в основном из штрафованных матросов. Цензура запретила не только рассказ Б. Лавренева, но и, видимо, весь сборник, который был конфискован и в продаже не был. Первоначальный вариант рассказа пока не обнаружен.
В сентябре 1923 г., находясь в Ташкенте, Б. Лавренев восстановил рассказ «Гала-Петер» частично по памяти, частично по сохранившимся отрывкам в блокноте. Опубликован (в новой редакции) в первом сборнике рассказов и повестей Б. Лавренева «Ветер» ленинградским издательством «Прибой». На обложке, выполненной Б. Лавреневым, указан год 1925-й, а на титульном листе сборника — 1924-й.
Империалистическая война обусловила серьезный кризис в сознании будущего писателя. «Попав на фронт, я увидел ничтожество моих „бунтарских“ идей, — говорил впоследствии Б. Лавренев, — о них можно было спорить в ресторане „Яр“, но они выветрились, исчезли в сырых и холодных землянках. Я увидел трагедию мировой бойни, я понял, что требуют от меня, писателя, люди, коченеющие в окопах и гибнущие под бомбами и снарядами» («Литературная газета», М., 1937, 30 мая).
Под влиянием увиденного и пережитого на фронте и возник у Б. Лавренева замысел произведения о войне и человеческом прозрении, о сладкой патоке либерально-патриотических иллюзий и суровых окопных буднях. Рассказ «Гала-Петер» привлекает глубоким социальным содержанием, публицистически гневным протестом писателя против превращения людей в пушечное мясо. Герой рассказа, несомненно, близок самому автору, тоже юноше из интеллигентной семьи, добровольно пошедшему на фронт и быстро постигшему весь ужас войны. Между прочим, поручик Григорьев мерзнет в окопах под Барановичами, где 16 июля 1916 г. был тяжело ранен шрапнельной пулей ниже левой лопатки с повреждением ткани левого легкого старший фейерверкер 6-го Кавказского мортирного дивизиона Б. А. Сергеев.
Рассказ «Гала-Петер» интересен и как определенный этап творческого пути писателя, именно поэтому любил его Б. Лавренев, неизменно включая в сборники своих избранных произведений. В рассказе, несмотря на его очевидные недостатки, которые можно объяснить неопытностью начинающего прозаика, есть немало особенностей, развитых в более поздних произведениях писателя — авторская ирония, стилизация, контрастное изображение героев и т. п. В нем проявилась характерная черта многих рассказов и повестей Б. Лавренева 20-х годов: в центре находится символический образ, пронизывающий всю ткань повествования и объединяющий основные его мотивы. Образ-символ (в «Гала-Петер» — это плитка шоколада) несет большую идейно-эмоциональную нагрузку и выносится автором в название произведения.
В критике 20-х и в литературоведении 50-х годов (И. Эвентов, Г. Ратманова), как правило, давалась лишь отрицательная оценка рассказа. И. Вишневская в книге «Борис Лавренев» (М… 1962) смело разрушает установившуюся традицию в оценке рассказа, хотя порой впадает в другую крайность, преувеличивая его достоинства и обходя молчанием недостатки.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Рассказ написан в Ташкенте. Впервые опубликован в сборнике: Б. Лавренев. Ветер. Л., изд-во «Прибой», 1924.
25 сентября 1921 г. в «Красноармейской газете» был опубликован рассказ Б. Лавренева «Мишель». Повествование в нем ведется от лица четырнадцатилетнего мальчика, который, получив двойку по алгебре, убежал из родительского дома и после долгих скитаний в Одесском порту встретил старшего рулевого французского парохода Мишеля. Французский моряк дал юному путешественнику первые уроки революционной борьбы. В финале герой рассказа в 1919 г., командуя бронепоездом, во время одного из сражений увидел среди погибших красноармейцев Мишеля, слова которого: «Нет в мире звания почетнее революционера», — он запомнил на всю жизнь. Этот рассказ вполне можно рассматривать как своеобразный набросок к «Марине».
Б. Лавренев неоднократно энергично протестовал, когда критики и литературоведы пытались рассматривать «Марину» как автобиографическое произведение. В одном из писем он предупреждал: «Ради бога, не впадайте в обычное заблуждение относительно автобиографичности „Марины“. Клянусь самыми страшными клятвами, что биография героя „Марины“, как и биография самой Марины, со мной никакого соприкосновения не имеет. Канву этой истории мне рассказал в 1919 году мой сослуживец по штабу береговой обороны Крыма, действительно бывший кавалерийский корнет Клепцов. Я развернул эту историю вширь, и из озорства, простительного молодости, повел ее от первого лица, даже взяв для героя свою собственную фамилию» (журн. «Звезда Востока», Ташкент, 1959, № 8, с. 119).
Правда, несмотря на столь категорическое предупреждение, между героем «Марины» и ее автором можно найти немало общего. Б. Лавренев, подобно герою «Марины», самозабвенно любил море, пытался попасть в морской корпус, получив двойку в пятом классе гимназии, бежал из дома, скитался по Атлантике, учился в университете, попал на войну, был ранен и отравлен газами, в 1916 г. лечился в Евпатории и жил на даче у Софронеевой, фамилия которой слегка изменена в рассказе.
Однако в «Марине» вымышлено главное, ради чего она, в сущности, и написана, — история Марины, ее «необычной» любви. Впоследствии мотив «необычной» любви войдет во многие произведения писателя, позволит автору выразить большие человеческие чувства и разрешить важные социальные проблемы. Героиня рассказа открывает в творчестве Б. Лавренева целую галерею женских характеров.
Критика 20-х годов в основном отрицательно отнеслась к рассказу, отметив его надуманность и книжность.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Рассказ написан в Ташкенте. Впервые опубликован в журнале «Звезда», Л., 1924, № 4.
Интересна творческая история этого произведения. В январе 4922 г. в первом (и единственном) номере ташкентского журнала «Отклики», изданном художественным отделом Туркглавполитпросвета, был опубликован рассказ Б. Лавренева «Тень молчания», в основе которого типичная для восточной литературы трагедия девушки, насильно выданной замуж за богача, непокорившейся и протестующей. Фабула рассказа довольно традиционна: Мириам, жена купца Абду-Гаме, продолжает любить товарища детских лет Камила. Они тайно встречаются. Абду-Гаме узнает об измене, жестоко избивает жену, выбрасывает ее из дома, а затем погибает от руки Камила. Через весь рассказ проходит зловещая тень молчания — символ забитости, темноты и бесправия народа.
В дальнейшем Б. Лавренев существенно изменил характер и тональность повествования. Если в «Тени молчания» действие в основном проходило в глухих, закрытых от чужого, постороннего глаза стенах дома Абду-Гаме, то в «Звездном цвете» (в «Звездном цвете» те же герои) оно «вырвалось» на широкий простор великолепно выписанной, яркой туркестанской природы, огромных горных вершин, покрытых снегом. Через весь рассказ проходит мотив красоты, весеннего цветения и обновления природы и людей. Он ассоциируется и с символическим образом алой звезды, ярко пылающей на буденовке Дмитрия Литвиненко. Новый персонаж, появившийся в рассказе «Звездный цвет», придал ему и своеобразие, и особую поэтичность. Через его восприятие, а не описательно, как в первоначальном варианте, изображаются и восточный базар, и лавка Абду-Гаме, и многое другое. На смену мрачной тени молчания приходит новый символический образ звездного цвета революции, который становится основным, доминирующим лейтмотивом рассказа.
«Звездный цвет» интересен и как один из этапов творческих поисков Б. Лавренева, стремившегося через необычное, исключительное показать характерное для революционного времени столкновение полярных сил.
Критика 20-х годов отметила свежесть, оригинальность и поэтичность произведения Б. Лавренева. «Глубокая симпатия к освобождающим угнетенную человеческую личность силам революции, ясное понимание изображаемой борьбы — такова эмоционально-идейная окраска повести» (Г. Горбачев. Современная русская литература. Л., изд-во «Прибой», 1928, с. 252). В. Друзин писал; «Как раковины передают гул моря, так рассказ „Звездный цвет“ гораздо ярче тысячи публицистических статей покажет разбуженный Восток» («Звезда», 1925, № 4, с. 298).
В 1927 г. по мотивам рассказа студией Узбекгоскино был создан кинофильм «Шакалы Равата».
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Рассказ впервые опубликован в «Красном журнале для всех», Л., 1924, № 6.
Печатается по тексту, просмотренному и исправленному автором в 1957–1958 гг.
Повесть впервые опубликована в «Литературно-художественном альманахе для всех», кн. 1. Л., изд-во «Прибой», 1924.
О возникновении замысла повести Б. Лавренев рассказал в 1937 г. в беседе с корреспондентом «Литературной газеты»: «Я задумал „Ветер“ как развернутую эпопею, включающую все мои наблюдения за годы революций и гражданской войны. В 1923 году я привез из Ташкента в Москву рукопись романа — 1600 страниц, собственноручно напечатанных на машинке!!! В Москве, в редакциях, когда посмотрели на эту рукопись, занявшую целый чемодан, ахнули: „Да это же материал на пол-дюжины книг“. Действительно, из этой рукописи получились и „Ветер“, и „Рассказ о простой вещи“, и „Сорок первый“, и „Седьмой спутник“» («Литературная газета», 1937, 30 мая).
Спустя примерно двадцать лет В. Лавренев вновь вспомнил о первом большом своем произведении: «Хронологическая история „Ветра“ и „Сорок первого“ такова: в 1922 году я начал в Ташкенте писать огромную „эпопею“ под названием „Звезда-полынь“, охватывающую период с 1916 по 1920 год. Вернувшись в Ленинград и перечитав на досуге этот литературный небоскреб, я понял, что безнадежно запутался в каше событий, нагромоздив в роман, что нужно и что не нужно. Роман полетел в корзину, но из него выклевались отдельные куски, из которых и родились две упомянутые повести» (журн. «Звезда Востока», Ташкент, 1959, № 8, с. 119). Конечно, рассказы и повести, названные Б. Лавреневым, могли существовать в «эпопее» на весьма отдаленном друг от друга расстоянии, скорее всего в качестве отдельных эпизодов.
Удалось обнаружить две первые черновые главы повести «Ветер», не вошедшие в окончательный текст. Повесть начиналась с изображения детства, отрочества и юности Василия Гулявина. Здесь же давалась характеристика матери героя и окружающей его среды. События повести происходили на Черном море, и Гулявин — матрос Черноморского флота. Впоследствии писатель отказался от «камерного» начала повести. Он перенес действие на Балтику, что дало ему возможность сразу же бросить своего героя в самую гущу революционной борьбы.
Б. Лавренев неоднократно высказывался о своем герое, о его прототипах и принципах создания художественного образа. Беседуя с матросами, отвечая на их многочисленные вопросы, он сказал: «Гулявина как такового не было. Он — собирательная личность. В ней совместились индивидуальные черты многих военморов, которых мне приходилось встречать во время гражданской войны. Я брал самые характерные для бойца-военмора этого периода» (очерк «Так держать!»; см. т. 6 наст. изд.). В дальнейшем писатель уточнял: «В основу фигуры Гулявина легли концентрированные в одном образе фигуры моих разгульных, но душевно прекрасных и всей кровью преданных революции друзей того времени, когда я носил в кармане знаменитое удостоверение, что я „действительно являюсь гражданином линейного корабля „Петропавловск““, и когда я командовал на Украине бронепоездом». (журн. «Звезда Востока», Ташкент, 1959, № 8, с. 119).
Б. Лавренев подчеркивал: «Никаких документальных материалов для „Ветра“ и „Сорок первого“ у меня не было. Все, что вошло в эти повести — это плод моего личного опыта и наблюдения…» Там же.
Любопытно, что действие в повести «Ветер» происходит в основном в тех местах, где сражался сам писатель в годы революции и гражданской войны: Балтийский флот, Москва, Украина, Крым.
14 апреля 1925 г. в письме к Е. А. Конобееву Б. Лавренев, сообщая о своих первых литературных успехах, писал: «…я не зазнаюсь и не пьянею. Знаю, что еще долго, много и упорно нужно трудиться, чтобы стать настоящим большим писателем…» Отвечая на критические замечания о «Ветре», он подчеркнул, что «впечатление длинноты получается от слишком большой перегруженности его событиями, быстрой смены планов и пр. Нельзя такую небольшую повесть так перегружать и разбрасывать… Вторая книга, которая выйдет в мае или начало июня, будет серьезней и крепче» (личный архив H. Н. Конобеевой. Речь идет о втором сборнике рассказов и повестей Б. Лавренева «Полынь-трава»).
Повесть «Ветер» сразу же после своего появления вызвала оживленные споры в критике 20-х годов. Мнения о ней разделились: одни восторженно приветствовали первое крупное произведение писателя, другие — резко критиковали за действительные и мнимые недостатки. То, что составляло силу Б. Лавренева, его самобытность и оригинальность, порой выдавалось за слабость писателя. Наиболее полно это проявилось в первой монографии о Б. Лавреневе (З. Штейнман. Навстречу жизни. Л., 1934).
Совершенно иным было мнение читателей.
В 1929 г. была издана книга «Голос рабочего читателя. Современная советская художественная литература в свете массовой рабочей критики». Составители пишут: «Известная повесть Бориса Лавренева „Ветер“ вызвала весьма благоприятную и в то же время поразительно одинаковую оценку у читателей-металлистов. Среди читательских отзывов нет ни одного отрицательного. В отзывах отмечается занимательность, легкость рассказа, глубокая правдивость и жизненность типов… „Ветер“ не только понравился, но и глубоко затронул читателей. Почти все отзывы говорят, что повесть очень удачна, интересна, и рекомендуют ее для чтения как взрослым, так и молодежи» (с. 108–109). В книге приводятся многочисленные читательские отзывы о повести Б. Лавренева «Ветер». «Есть что-то родное, что-то новое, заставляющее с захватывающим интересом следить за Гулявиным и переживать вместе с автором все тяжелые моменты борьбы партизан с врагами революции», — пишет т. Шпак с завода имени Козицкого (с. 111). Другой читатель с этого же завода С. Беляев подчеркивает: «„Ветер“ Лавренева — крепко слаженная книга. Здесь крепкие слова, крепкие композиционные и формальные приемы: слова так же, как и сюжет, революционны и просты» (с. 114).
Б. Лавренев последовательно и настойчиво работал над текстом повести «Ветер», освобождая язык своих героев от чрезмерных вульгаризмов и устраняя излишне натуралистические описания. В изданиях 20–30-х годов текст повести подвергался в основном стилистической правке. Существенные изменения были внесены автором в текст издания 1948 года, вызванные, очевидно, стремлением «выпрямить» путь Василия Гулявина (Б. Лавренев. Избранное. М., Гослитиздат, 1948). Например, был опущен эпизод, в котором Гулявин убил ненавистного ему офицера Траубенберга. В издании 1957 г. писатель восстановил сокращения и вернулся в основном к прежнему тексту. В конце 40-х годов в письме С. Захарову Б. Лавренев писал по этому поводу: «Прежде всего никак не могу согласиться и никогда не соглашусь с утверждением, что в „Ветре“ выражаются мелкобуржуазные взгляды на революцию, как на разбушевавшуюся стихию анархической вольницы. Так понять повесть могут только личности, привыкшие, смотря в книгу, видеть фигу. Ведь в конце концов Гулявин отнюдь не образцовый герой и не эталон революционера, и его уклон к неизбежной гибели начинается именно с той минуты, когда, связавшись с атаманшей, он порывает с организующей и дисциплинирующей силой партии в лице Строева… Как можно так слепо проглядеть основную мысль повести о гибельности для большевика анархической линии поведения, — мне трудно понять, и объяснить это я могу только механическим чтением вещи, без вникания в смысл читаемого» (журн. «Урал», 1966, № 7, с. 171).
Долгие годы из одной литературоведческой работы в другую кочевали дежурные фразы о Лавреневе — певце стихии, не понявшем революционной действительности, исказившем движущие силы революции. Сама жизнь сняла с произведений Б. Лавренева догматические ярлыки, которые щедро навешивались на них в прошлом.
Повесть «Ветер» неоднократно экранизировалась (кинофильмы «Ветер», «Ошибка Василия Гулявина», «Ярость») и инсценировалась (постановки «Мы сами», «Клеш и уголь» и др.), однако ни на сцене, ни на экране не удалось ярко и интересно воплотить лавреневские образы и мотивы.
Стр. 169. …стоял против Николаевского моста… крейсер «Аврора». — К Николаевскому мосту крейсер «Аврора» был приведен по приказу В. И. Ленина в ночь с 24 на 25 октября (ст. ст.) 1917 г.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Звезда», Л., 1924, № 6.
Первый редактор «Звезды» И. М. Майский вспоминает: «Как-то раз, уходя домой из редакции, я захватил с собой несколько рукописей. Я довольно часто так делал, ибо читать рукописи в редакции было трудно: вечно отвлекали телефоны, административные заботы, а главное, разговоры с приходящими авторами. После ужина я сел за письменный стол и стал просматривать взятые с собой материалы. Две-три рукописи показались мне скучными и бесталанными — я отложил их в сторону. При этом подумал: „Неудачный день — не нашлось ни одной жемчужины“. Нерешительно взялся за последнюю, еще оставшуюся рукопись: что-то она мне даст? Перевернул первую страницу и увидел заголовок „Сорок первый“ — он меня заинтересовал. Вспомнил, что рукопись принес высокий худощавый шатен лет тридцати, который недавно приехал в Ленинград из Средней Азии. Я стал читать, и вдруг какая-то горячая волна ударила мне в сердце. Страница за страницей бежали передо мной, и я не мог от них оторваться. Наконец дочитал последнюю фразу. Я был восхищен и взволнован. Потом схватился за телефон и, хотя было уже около двенадцати часов ночи, сразу же позвонил Лавреневу. Поздравил его с замечательным произведением и сказал, что пущу его в ближайшем номере „Звезды“. Борис Андреевич был обрадован и вместе с тем несколько смущен… „Сорок первый“ появился в шестом номере „Звезды“ и вызвал сенсацию в ленинградских литературных кругах. Лавренев мне как-то по этому поводу сказал:
— Чувствую, как попутный ветер надувает мои паруса.
Я ответил:
— Очень хорошо, только, ради бога, не зазнавайтесь!
Лавренев обещал сохранить трезвую голову…» (И. Майский. Б. Шоу и другие. Воспоминания. М., «Искусство», 1967, с. 187–188).
Своеобразным наброском к «Сорок первому» можно считать рассказ «Марина». Нетрудно увидеть определенное сходство между героинями этих произведений — Мариной и Марюткой (сходство имен было замечено еще в 1927 г. критиком О. Поймановой). Обе они рыбачьи сироты, у них одинаково трудное, лишенное радостей детство. Обе они любят читать, тянутся к знаниям, книге, что станет характерной особенностью любимых героев Б. Лавренева. Они страстно любят море, повышенно чувствительны к любой несправедливости, удивительно чисты, у них высоко развито чувство собственного достоинства. Но между героинями имеются и существенные различия. Характеры и обстоятельства в «Марине» не раскрыты писателем с той глубиной и проникновенностью, с какой они воплощены в «Сорок первом». «Необычная» любовь приобретает здесь ту жизненную, социальную основу, которая делает романтическое не фоном, а сердцевиной, существом характеров, обстоятельств и конфликта, развивающегося на просторах среднеазиатских пустынь и Аральского моря.
В основе рассказа «Сорок первый» — реальные прототипы, с которыми Б. Лавренев столкнулся в Ташкенте. «В образ Марютки, — сообщал писатель, — целиком вошла девушка-доброволец одной из частей Туркфронта Аня Власова, часто бывавшая в редакции „Красной звезды“ со своими трогательными, но нелепыми стихами, которые мной и цитированы без изменений в повести. А Говоруха-Отрок такой же реальный поручик, захваченный одним из наших кавалерийских отрядов в приаральских песках. Я и свел этих персонажей вместе, придумав робинзонаду на острове Барса-Кельмес» (журн. «Звезда Востока», 1959, № 8, с. 119).
Но даже явно придуманная ситуация на острове не возникла у Б. Лавренева произвольно, а навеяна туркестанской действительностью тех лет. Местные газеты тогда часто сообщали о катастрофах с человеческими жертвами у острова Барса-Кельмес в Аральском море. Писатель воспользовался этими фактами, создавая в рассказе эпизод кораблекрушения.
Критика тех лет в основном восторженно встретила рассказ Б. Лавренева. Ленинградская «Звезда» назвала молодого писателя настоящим певцом Октября и подчеркнула, что он «отличается на редкость крепким и здоровым подходом к революции… не пытается подкрашивать действительность сусальным золотом, рисует ее такой, какая она есть, с ее вершинами и провалами, с ее кровью, жестокостью, преступлениями, но вместе с тем: с ее величием, красотой и героизмом» («Звезда», 1925, № 1, с. 300).
«Сорок первый», как и другие произведения Б. Лавренева, популярен в театре и кино. Достаточно вспомнить талантливые постановки Я. Протазанова в 1927 г. (сценарий Б. Лавренева и О. Леонидова. Роль Марютки исполнила А. Войцик, Говорухи-Отрока — И. Коваль-Самборский) и Г. Чухрая в 1956 г. (Марютка — И. Извицкая, Говоруха-Отрок — О. Стриженов, игру которого Б. Лавренев считал «превосходной»). Фильм Г. Чухрая (сценарий Г. Колтунова) прошел по экранам всего мира и получил на Каннском кинофестивале в 1957 г. специальную премию за оригинальный сценарий, гуманизм и высокую поэтичность.
По мотивам «Сорок первого» созданы пьесы и оперы, идущие во многих советских и зарубежных театрах.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Впервые опубликован в журнале «Красная панорама», Л., 1925, № 26, 27, 28, 29, 30 (не полностью) и в альманахе «Ковш», кп. 2, Л., 1925.
9 марта 1958 г. в письме к школьникам далекого Абакана Б. Лавренев взволнованно писал о главном герое рассказа и его реальных прототипах: «Дмитрий Орлов, конечно, существовал. Да и не один. В славные и незабываемые годы гражданской войны таких Орловых, героев без страха и упрека, было немало. И мой Орлов сложился из нескольких большевиков-подпольщиков, которых я знал в те годы на Украине и в Крыму. Среди них были и погибшие от рук белых в Коктебеле комсомолец Коля Аптекман и Сергей Ляшенко, и многие другие несгибаемые, крепкие борцы за наше общее счастье, за наш справедливый общественный строй. У одного я взял внешность, у другого — манеру говорить, у третьего — знание французского языка и т. д. и т. д., и вот понемногу сложился образ человека, которого я назвал Дмитрием Орловым. Такой человек жил в душе каждого большевика» (Б. Лавренев. Бессменная вахта. М., «Молодая гвардия», 1973, с. 18).
Критика встретила «Рассказ о простой вещи» весьма неоднозначно и в основном оценила его отрицательно. Споры о Дмитрии Орлове не утихают и по сей день. Противоречивость характера и поступков героя, его мучительные раздумья дают основание для этого. Сам Б. Лавренев, видимо, не вполне был удовлетворен своим рассказом, вносил в него изменения, а в автобиографии 1932 г., говоря о своем стремлении, «оставаясь на занятых высотах сюжета, не отказываясь от романтического пути… овладеть психологическим показом человека», писал: «Первые мои вещи были сознательным ходом по линии опыта конструирования прочного сюжета по законам западного мастерства. Но, добиваясь предельной четкости и ясности сюжетной линии, я впал в крайность, ибо люди для меня превратились не столько в живущих своей жизнью индивидуумов, сколько в носителей и двигателей сюжетной линии, стали динамическими схемами, теряющими значительную часть внутренних, психологических свойств, присущих каждому» (ЦГАЛИ, ф. 2105, оп. 1, ед. хр. 1).
«Рассказ о простой вещи» — одно из самых известных и популярных произведений Б. Лавренева, чему в немалой степени способствовали его многочисленные инсценировки и экранизации.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Рассказ впервые опубликован в «Красном журнале для всех», Л., 1924, № 10.
Печатается по тексту «Красного журнала для всех».
Рассказ впервые опубликован в журнале «Ленинград», 1924, № 24.
Печатается по тексту журнала «Ленинград».
Рассказ впервые опубликован в «Красном журнале для всех», Л., 1925, № 3, и в журнале «Всемирная иллюстрация», М., 1925, № 5, под названием «Машина».
Печатается по тексту: Б. Лавренев. Собрание сочинений т. 2. М.-Л., ГИХЛ, 1931.
Рассказ написан в Ленинграде в феврале — марте 1925 года. Впервые опубликован под названием «Кровный узел» в «Красном журнале для всех», Л., 1925, № 7.
Излюбленная тема Б. Лавренева — «столкновение людей разных классовых установок» — не получила здесь художественно убедительного воплощения и психологически недостаточно мотивирована. Вредит рассказу также чрезмерная стилизация, В 20-е годы рассказ подвергся резкой критике, его единодушно считали неудачей писателя.
Печатается по тексту: Б. Лавренев. Собрание сочинений, т. 1. М.-Л., ГИХЛ, 1931.
Рассказ впервые опубликовав в сборнике Б. Лавренева «Полынь-трава» Л., изд-во «Прибой», 1925.
Печатается по тексту сборника «Юмор и сатира», М., Гослитиздат, 1957.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Красная панорама», Л., 1925, № 23, 24, 6, 13 июня.
Печатается по тексту журнала «Красная панорама».
Рассказ впервые опубликован в журнале «Ленинград», 1925, № 7 (не полностью) и в журнале «Красная панорама», Л., 1925, № 42 под названием «Полковник Девишин».
Рассказ вошел в сборник Б. Лавренева «Шалые повести», изданный в 1926 г.
«Шалыми» повестями стал называться своеобразный цикл произведений Б. Лавренева об обывателях, «негероях времени»: «Происшествие», «Лидочкино лихо», «Моль», «Небесный картуз», «Отрок Григорий», «Таракан», «Мир в стеклышке», «Таласса», «Погубитель», «Конец полковника Девишина» и др. Критика 20-х г. восприняла их как свидетельство кризиса в творчестве писателя, объясняя появление этих произведений истощением героического материала у Б. Лавренева. Их резко противопоставляли романтическим повестям и рассказам писателя. Между тем и романтические, и «шалые» произведения практически создавались одновременно и между ними существует внутренняя связь. Критик Г. Горбачев писал о Б. Лавреневе: «Он верит в ветер наших дней, и общем попутный революции. Он ненавидит тупых мещан, презирает обветшалый блеск прошлого, жестоко бьет по старым предрассудкам, он глубоко и искренно демократичен в своей гуманности» (Г. Горбачев. Современная русская литература, Л., изд-во «Прибой», 1928, с. 257). Это, пожалуй, единственная положительная оценка всего цикла в критике тех лет.
Современное литературоведение более объективно оценивает «шалые» повести Б. Лавренева. И. Вишневская в монографии «Борис Лавренев» справедливо отмечает, что главная мысль «шалых» повестей так же революционна, как и идея «Ветра». За экстравагантной анекдотичностью ситуаций проглядывает жгучая ненависть писателя к тем обывателям, которые испугались ветра революционного времени и плотно заткнули свои ушные раковины, чтобы не слышать его гула. «Шалые» повести в известной степени подготовили сатирический роман Б. Лавренева «Крушение республики Итль».
Печатается по рукописи, просмотренной и исправленной автором в 1957–1958 гг.
Рассказ впервые опубликован в «Красном журнале для всех», Л., 1925, № 12.
Рассказ неоднократно переиздавался, не подвергаясь авторской правке. Лишь в 1952 г. Б. Лавренев внес в него существенные изменения, создав фактически новую редакцию произведения: усилено звучание символического образа доллара, преступную волю которого вынуждены исполнять действующие лица рассказа, новое звучание получил финал, свидетельствующий об ответственности капитана Джиббинса за совершенное преступление в Одесском порту. Сильнее зазвучала в рассказе тема интернациональной солидарности простых людей и бесчеловечия американского империализма.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Красная панорама», Л., 1926, № 34, 35.
Печатается по тексту сборника: Б. Лавренев. «Шалые повести». Л., 1926.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Красная панорама», Л., 1926, № 37.
Печатается по тексту журнала «Красная панорама».
Повесть написана в Детском Селе в 1926 г. Глава из повести под названием «День генеральши Ентальцевой» была напечатана в газете «Заря Востока», Тифлис, 1928, 28 февраля. Полностью повесть впервые опубликована в сборнике «Пролетарий», кн. 2, Харьков, 1928.
Печатается по тексту Двухтомника 1958 г.
Повесть написана в Детском Селе в октябре-декабре 1926 г. Глава из повести под названием «Контрабанда Модеста Ивановича» была напечатана в «Ленинградской правде», 1927 г., 1 января. Впервые повесть опубликована полностью в альманахе «Содружество». Л., изд-во «Прибой», 1927.
Печатается по тексту: Б. Лавренев. Собрание сочинений, т. 2. М. — Л., ГИХЛ, 1931.
Б. Геронимус