По счастью, нам незачем вдаваться в подробности. Методы и приемы, пущенные в ход в данном случае, не столь важны. Мы можем опустить занавес в ту самую минуту, как ключ от роскошной квартиры мисс Гэби Грез щелкнул, поворачиваясь в замке, — и нам незачем поднимать его до тех пор, пока мистер Парэм не выйдет из дверей этой квартиры с самым добропорядочным видом — ни дать ни взять провинциальный казнокрад, шествующий в церковь. С самым добропорядочным видом? Да, если не считать некоего сияния. Восторга. Чувства, которое недоступно обыкновенному вору, опустошающему чужие карманы.
Засим следуют отрывки из разговора, — обстоятельства, при которых он происходил, уточнять нежелательно.
— Ты мне сразу понравился, с первой встречи, — сказала Гэби.
— Она была как бы обещание…
— Как ты быстро понял! Ты все схватываешь на лету! Я видела, как ты наблюдал за людьми и оценивал их…
— Ты такой умный — просто чудо, — продолжала Гэби. — Ты столько всего знаешь. Рядом с тобой я чувствую себя просто… дурочкой!
— Что тебе до кормила правления в Афинах? — воскликнул мистер Парэм.
— Ну, женщине тоже иной раз приятно держать в своих руках кормило правления, — сказала Гэби, по обыкновению не уловив всей глубины сказанного, и на несколько минут помрачнела.
Потом она сказала, что мистер Парэм прекрасно сложен. В ответ он так просиял, что вся комната посветлела. Притом он такой сильный! Наверное, он много занимается спортом? Играет в теннис? Она и сама играла бы в теннис, да боится, как бы слишком развитые мускулы не повредили ее внешности. Заниматься спортом, сказала она, куда лучше, чем просто делать гимнастику, но только опасно развить не те мускулы. А гимнастику делать, конечно, приходится. Всякие упражнения, чтобы сохранить фигуру, и гибкость, и хорошую осанку. Мистер Парэм никогда не видел такой гимнастики? Ну, вот…
Прелестная была гимнастика.
Потом Гэби потрепала его по щеке и сказала:
— Ты ужасно милый!
Она повторила это несколько раз. И прибавила:
— Ты, я бы сказала, простая душа. — И, заметив недоумение на его лице, пояснила: — Ты тонкий человек, но не сложный.
Взгляд у нее стал задумчивый и рассеянный. Она вытянула руку, полюбовалась шелковистым блеском кожи, потом сказала еще:
— И когда стараешься быть с тобой поласковей, ты уж, во всяком случае, не скажешь: «Поди ты!»
Она крепко сжала губы и мотнула головой.
— Поди ты! — повторила она. — Как будто он поймал тебя на чем-то таком, чего у тебя и в мыслях не было. И тогда чувствуешь себя… просто какой-то букашкой.
Она залилась слезами и вдруг снова бросилась в объятия мистера Парэма.
Бедняжка, ах бедняжка — такая чувствительная, пылкая, великодушная и такая непонятная!..
Когда мистер Парэм после этого приключения опять увиделся с ничего не подозревающим сэром Басси, он был преисполнен гордости и восторга. И чуточку напоминала о себе совесть, но это было даже приятно. Пришлось сдерживаться больше обычного, чтобы не быть снисходительным. Но потом он заметил, что сэр Басен поглядывает на него с любопытством, и к его торжеству примешалась какая-то смутная тревога.
Когда мистер Парэм снова встретился с Гэби Грез, — а стоит отметить, что увидеть ее стало очень трудно, разве что мельком, — торжествующая радость его разгорелась пламенем такой страсти, что ему понадобилось все его самообладание. Однако порядочный человек всегда уважает врожденную женскую скромность и стремление сохранить тайну. Даже розы на ее груди не должны ничего заподозрить. Она была неуловима — и хотела оставаться неуловимой. С тонкой проницательностью мистер Парэм постепенно пришел к заключению, что ему и его соучастнице лучше вести себя так, словно этого сладостного взрыва страсти вовсе и не бывало.
И, однако, так уж оно вышло: он взял верх над сэром Басси.