Том 12

6. Логика войны

Не раз Верховный лорд обсуждал с Джерсоном проблему газа. Он не желал, чтобы газ пускали в ход, но в то же время логика войны требовала от него уверенности, что он владеет достаточными запасами. Угроза Кемелфорда прекратить поставки сырья не давала ему покоя ни днем, ни ночью. А Джерсон был знаток отравляющих веществ.

Верховный лорд полагал, что война должна быть величественной. Войны — это заглавные литеры, которыми украшены страницы истории. Твердая поступь пехоты, воодушевляющий цокот и топот кавалерии, все покрывающий гром орудий — вот музыка, под которую шагает история с тех самых пор, как она достойна называться историей, и Верховный лорд хотел, чтобы она по-прежнему маршировала под ту же старую музыку. Он почувствовал, что иные из новых машин и новых методов ведения войны отличаются жестокостью и нетерпимостью научного тезиса; они лишают ее одухотворенности; делают неразборчивой; ради пытливости и упорства, этих добродетелей науки, они сводят на нет героизм. В решающий час люди устремятся вперед не в порыве отваги, а увлекаемые поневоле гигантским военным механизмом. Верховный лорд с радостью подписался бы под любым соглашением, запрещающим аэропланы, подводные лодки и ядовитые газы, как были уже запрещены бактерии и разрывные пули. Но Джерсон и слышать не хотел ни о каких ограничениях.

— Война есть война, — говорил он, — и надо пользоваться тем, что верней всего убьет и сломит дух врага.

— Но бомбардировать города! Отравлять гражданское население! Газ ведь убивает всех подряд.

— А какое у них право оставаться гражданским населением? — возразил Джерсон. — Скорее всего, уклоняются от мобилизации или что-нибудь в этом роде. В будущей войне не должно быть никакого гражданского населения. К газу несправедливы, все против него. А если хотите знать, он совершенствует войну. Люди уже не надеются, что где-то там, в тылу, можно отсидеться. Как это поют черномазые?

Бомбы рвутся со всех сторон,

И желтый газ настигает беднягу Джо…

Отступать будет некуда, так поневоле полезут в драку.

— В сущности… в Женеве мы обязались не прибегать к ядовитым газам.

— Что значит «в сущности»? Если уж на то пошло, пактом Келлога и тому подобным вздором мы обязались не прибегать к войне. Но это ничуть не мешает всем европейским государствам, да и Вашингтону, пополнять запасы газа, и фабрики у всех работают день и ночь. Нет уж. Ради пропаганды вы можете начать войну, как джентльмен, по всем правилам хорошего тона, но дайте только ей разгореться! Тут уж вам будет не до благородства. Тут вы начнете царапаться и кусаться. Дойдет дело и до химии, вот помяните мое слово.

— Да, — согласился Верховный лорд. — Да, вы правы. Чтобы поставить на своем, приходится быть неумолимым.

На несколько минут лицо его стало маской неумолимой суровости.

И в глазу генерала Джерсона явственно отразилось невольное уважение.

— А теперь поговорим о предстоящих нам кампаниях, — начал Верховный лорд и придвинул карты, лежавшие перед ним на столе. — Прежде всего — Россия.

— Очень возможно, что начнется с нее, — согласился Джерсон.

Некоторое время они обсуждали последствия столкновения с Москвой.

— В этом случае, — сказал Джерсон, — если в Западной Европе все будет спокойно, нам придется вести этакую второстепенную войну. Как было в Палестине, когда мы воевали там под предводительством Алленби. Во всяком случае, первое время. Новые изобретения хороши для стран густонаселенных. А в Россию мы не можем без счету засылать ультрасовременную технику. Аэропланы, снаряженные пулеметами в достаточном количестве, разумеется, должны будут подавить любой мятеж, который может вспыхнуть против нас в Индии или Центральной Азии. Центральная Азия до сих пор всегда возвращалась к старым, испытанным способам, к конным набегам — кочевники, парфяне, гунны, монголы и все такое прочее. Но теперь, когда у нас аэропланы и пулеметы, им крышка. Куда коню против крыльев! Начинается новая глава истории. И афганскому обычаю укрываться в камнях и стрелять из засады — тоже конец. Наша птичка найдет стрелка и там. Все, я бы сказал, варварские, первобытные способы ведения войны кончены, устарели на двадцать лет. Теперь все дикари у нас в руках. Воевать с Россией в Азии будет сравнительно нетрудно. Но мы не можем рассчитывать, что война ограничится пределами Азии.

— Я на это надеюсь.

— Надеяться можно, но я сказал «рассчитывать». И потом есть еще Петербург — они его называют Ленинград, — оттуда можно будет, как с базы, совершить небольшой налет на Москву, чтобы навести порядок. Нас, возможно, к этому вынудят. Мы можем добрых десять лет воевать в Центральной Азии и ничего не добиться… Как знать?.. Если у нас начнутся затруднения, наши друзья в Берлине… Или даже ближе… Заранее ничего нельзя знать.

Он испытующе посмотрел на Верховного лорда. Потом пояснил:

— Воевать о Россией, перепрыгнув через Европу, — дело рискованное.

— Не думаю, что так случится, — сказал Верховный лорд.

— И я не думаю, но это не исключено.

Эти слова отравили сомнением душу Верховного лорда.

— Мне все равно, какие вы там подписываете соглашения, — тем-то не пользоваться, то-то не пускать в ход, — продолжал Джерсон. — Государство, которое соблюдает такие обязательства, по-настоящему и не воюет вовсе. Пока придерживаются правил, это не война, а забава. Война начинается тогда, когда закону приходит конец. Пока можно заключать и соблюдать какие бы то ни было соглашения, война не нужна. Все эти обязательства не пускать в ход газы — это, знаете ли, тоже вроде газа, ни черта не весит. — Джерсон улыбнулся собственному остроумию, обнажив черные зубы. — В наше время решающим фактором во всякой хорошей войне непременно будет химическая бомбардировка с воздуха. Поразмыслите-ка над этим, это же ясно как день. Другого пути нет. Отныне всякая настоящая война будет борьбой за то, чтобы сбросить как можно больше отравляющих веществ на самые населенные и уязвимые центры врага. Тогда, и только тогда, противник вынужден будет сдаться. Не может не сдаться. Его будут травить газами, пока он не запросит пощады… Да и какой еще может быть современная война?

Все это не слишком приятно слушать, и, однако, Джерсон прав. Задумчивое лицо Верховного лорда стало решительным.

— Да, в этом есть логика. — Белая рука сжалась в кулак.

— У немцев, я считаю, самые мощные взрывчатые вещества, — сказал Джерсон. — Если мы ничего не предпримем, они нас обставят. Они, подлецы, изобретательные, всегда такими были. Республика ничему тут не помешала, а теперь с нею, слава богу, покончено. Берегитесь немецких химиков, вот что я вам скажу! А все-таки сейчас, уж не знаю, надолго ли, мы впереди всех по части ядовитого газа. Впереди всех. Так уж вышло.

— Знаю, — сказал Верховный лорд. — Газ Л.

С тайным удовольствием он смотрел на изумленное лицо Джерсона.

— Но… но кто вам сказал?

Белой рукой Верховный лорд небрежно отмахнулся от этого вопроса.

— Знаю, мой милый Джерсон, — улыбнулся он. — Так уж вышло. Заводы в Кэйме, а?

— Вот именно! Если бы сейчас в Европе началась война, мы привели бы в изумление весь мир… Вам известно все о газе Л?

— Нет, — сказал Верховный лорд. — Расскажите.

— Ну ладно… ладно. — И, упершись кулаками в стол, Джерсон подался вперед, точно кошка, припавшая к земле перед прыжком. Голову он склонил набок.

Он рассказывал нехотя, беспорядочно. Он не привык ни с кем делиться информацией. Он вообще ничем не привык делиться. Но мало-помалу Верховному лорду стали ясны особые качества газа Л.

Это был тот самый газ, о котором говорил Кемелфорд на памятном обеде у сэра Басси, на обеде, воспоминание о котором все еще преследовало Верховного лорда. Это был новый, неизвестный газ, и для его производства требовались редкие земли и иные вещества, которые, по-видимому, можно добыть лишь в Кэйме на Корнуэллском полуострове. Даже тогда этот газ задел воображение мистера Парэма и навел его на размышления.

— Неужели ученые, настоящие ученые, не знают о нем? — спросил Верховный лорд. — Беда всех этих научных способов ведения войны в том, что наука не умеет хранить секреты, и всегда кто-нибудь в другой стране идет по тому же следу. Вспомните, как быстро мы раскусили немецкий газ на западном фронте. Всего в какую-нибудь неделю.

— Да, это верно, — сказал Джерсон, — потому я и не хочу откладывать производство газа Л в долгий ящик. Пока о нем еще не начали болтать. Пока еще не засадили за это дело ученых. Вполне вероятно, что сырье для него и вправду можно добывать только в Кэйме, и тогда мы, конечно, монополисты. Ну, а если нет?

Верховный лорд кивнул. Но ему нужны были подробности.

— Газ Л сам по себе еще не яд, он становится ядовитым, лишь растворяясь в воздухе, — одна часть газа на сто частей воздуха. Он хорошо поддается сжатию. Вы приоткрываете баллон. Газ с шипением вырывается, обволакивает все вокруг и начинает распространяться в воздухе.

— Он действует наверняка, — продолжал Джерсон. — Помните тех кошек в камере? Он держится неделями, не распадаясь. Он стелется по местности и даже в ничтожных количествах опасен для жизни. Чтобы отравить весь Лондон, достаточно двух десятков тонн. И его ничем не уничтожить. От всех других газов найдены противоядия; от газа Л противоядия нет. Для защиты от него нужна непроницаемая, плотно прилегающая маска, а сбоку фильтр с поглотителем из двуокиси углерода и с веществом, освобождающим из воздуха кислород. Придется напялить на людей что-то вроде водолазных шлемов, а с ними без особой выучки не справишься.

— Подумайте, как это подействует на умы, — говорил Джерсон. — Париж или Берлин — мертвый город, все мертвы, и люди и крысы, никто не смеет войти в город и убрать трупы. Поглядев на такое, все страны взвоют и запросят мира любой ценой.

На секунду перед мысленным взором Верховного лорда встало видение. Безжизненная площадь Согласия. В Париже мертвая тишина. Окоченевшие тела, скрюченные последней мукой и застывшие навсегда…

Он с трудом вспомнил о Джерсоне.

— Совершенно очевидно, что Кэйм — ключ к нашей безопасности. — Мысленно он оценивал положение. — Почему бы нам немедленно не национализировать его?

— Почему? — повторил Джерсон и сморщился, точно лимон жевал. Он не сразу прожевал свои малоприятные мысли. — А вот почему, — сказал он. — Как производить газ Л, мы знаем. Это мы знаем. Но мы не знаем, как получать особые вещества, без которых нельзя его изготовить. И не знаем, как выделить необходимые редкие земли. Это знают только в Кэйме; у них там свои секреты производства. Тут несколько связанных друг с другом процессов. И, наверно, ни одна живая душа не знает их все — в целом и в последовательности. Разве что Кемелфорд. (Опять Кемелфорд!) Если мы приберем к рукам Кэйм, если из-за него поднимется шум, мы первым делом привлечем к нему внимание специалистов за границей. Ясно?

Владыка Дух и вояка-генерал понимающе взглянули друг на друга.

— Что это, в сущности, такое, Кэйм?

— Кэйм — в Лайонессе, — начал Джерсон.

— В Лайонессе? — тихо переспросил Верховный лорд. Мысль его перенеслась в прошлое, к годам юности, юность его была пылкой, поэтической и, однако, благопристойной, овеянной классическими традициями; в те годы еще вызывал восхищение Теннисон и исчезнувшая страна короля Артура все еще озаряла романтическим ореолом Корнуэллское побережье. На какое-то мгновение он готов был подумать, что грезит наяву: такой колдовской властью обладало имя той легендарной страны. Но вот далекий Лайонесс и дремлющий в лучах заката Авалон рассеялись, и перед ним вновь возникло свирепое, все в синих точках лицо Джерсона.

— Это новые предприятия исследовательского концерна «Звезда и Ракета». Своего рода объединение «Ромер-Стейнхарт и Кь» с Кемелфордом. Кое-какой американский капитал. Но деловой стороной заправляет Вудкок. Он стал эдаким вторым «Я» Кемелфорда. Тот забрал его в руки и не выпускает. Вудкок — большой ловкач по части закупок и биржевых операций. Они затеяли что-то крупное. Черт их знает, чем они там заняты! Только не газом Л. У них на уме что-то совсем другое. Переворот в производстве то ли красителей, то ли кинопленки, то ли еще какой-то химической дряни. Вот для чего им нужно это сырье. Дешевые фильмы для школьников или еще какая-нибудь глупость в этом роде. Подумать только! Растрачивать наш газ ради каких-то сопливых детишек! Они отпускают нам сырье птичьими порциями, как им вздумается. Дерут с нас, сколько им заблагорассудится. Да еще с таким видом, будто одолжение делают.

Мысль Верховного лорда вернулась к тому, что поразило его несколько минут назад.

— Лайонесс? Но почему все-таки Лайонесс?

— А вы не знаете? Правда, они действовали втихомолку. Они вовсе не желают никакой рекламы. Площадь в две-три квадратных мили, поднятая из моря, возле деревушки Кэйм, в сторону Лендс Энда. Там и добывают наше сырье. Предполагается, что заводы находятся в Кэйме, а на самом деле они на земле, которая была под водой. Про эти места есть какая-то древняя поэма, или легенда, или что-то в этом роде…

— Так это и в самом деле Лайонесс!

— Так называют это место.

— И они построили завод на дне морском?

— Да нет! Они сперва подняли морское дно, построили что-то среднее между газовым заводом и линейным кораблем.

— Но как же это?.. Как они подняли дно моря?

— Кто их знает, как. Подняли, да и все. Со всеми там залежами и минералами. И пока война не началась, мы не можем устроить на них набег, все обшарить, обыскать и захватить. До них не доберешься. Это единственный недостаток нашей подготовки к войне. Самое слабое место — наш отечественный коммерсант. Я всегда говорил, что так оно и будет. Говорят, с рабочими хлопот не оберешься. С рабочими, черт их дери, никаких хлопот, пока их не подстрекают. Право же, они патриоты не хуже меня. Люди как люди. Пока им не свихнут мозги на сторону, они терпеть не могут иностранцев. Бейте подстрекателей и тогда можете муштровать рабочих в свое удовольствие, скажу я вам. Но военные и дельцы не терпят и не уважают друг друга. Во всяком случае, крупные дельцы. Те, которые торгуют со всем миром. У нас, понятно, есть так называемая патриотическая автомобильная промышленность и прочие патриотические фирмы, но даже те, кто малюет национальный флаг на автомобилях или на консервных банках, при случае начнут совать нам палки в колеса. Но этих на худой конец можно купить. Можно сказать, что армия обута, одета и вооружена одними только британскими промышленниками. Что она побеждает, вскормленная хлебом империи. Но я не про эту шатию говорю. Я говорю про тех, кто держит в руках основную продукцию. Про новомодных дельцов. Про новомодных штатских воротил. Которые сперва думают о промышленности, а уж потом о национальной гордости. И разводят всякие возмутительные теории. С чем-то в этом роде они вылезали разок-другой во время мировой войны: они, видите ли, не желали пускать богатства на ветер. Но теперь этого стало куда больше. Теперь это подрывает самые основы. Их спекуляции ставят под удар победу. Вот до чего дошло! Рисковать победой! Им нет дела до империи! Меня не обманешь. Если в предстоящей войне империя хочет победить, ей придется платить за это, а иной раз мне кажется, ей не видать победы, если даже она и заплатит. Ведь они могут ей все равно помешать.

Верховный лорд напряженно думал. Ровными красивыми зубами он покусывал свои изящные пальцы. У него созрел план. Но краем сознания он следил и за мыслью Джерсона.

— Было время, — продолжал Джерсон, — когда ученый знал свое место. Он не покидал этого места, как механик на корабле не покидает своего. Нужно было только следить в оба за финансами. Ими заправляли по большей части евреи, а в евреях силен интернациональный дух, но их женщины любят титулы и всяческую пышность, и мужья у них в руках точно воск. И в глубине души еврей всегда боится солдата. Но ученому вы смело могли доверять. Прежде могли. Нужно было только напялить на него мундир, дать ему на время войны чин, и он становился таким ярым патриотом, что для вашего удовольствия готов был убить хоть родную мать. И с деловыми людьми было то же самое. Они просто обожали портупею и шпагу. Ради орденской ленты они готовы были ползать на брюхе. Это были дельцы старой закваски, из тех, что в четырнадцать лет шли в услужение в лавку или на фабрику. Прирожденные патриоты. Готовы отдать армии все, что ни потребуется. Так было прежде. Теперь не то. Все изменилось. Это проклятое образование, эти новые идеи проникают всюду. Отравляют мозги не хуже ядовитого газа. Подрывают дисциплину. Молодые ученые, те, что поумней, становятся большевиками, а то и похуже. Даже поверить трудно. На них нельзя положиться. Удивительное дело! А дельцы и банкиры все насквозь прониклись гнилым пацифизмом. Они впитывают его из воздуха. Они заражаются им от Америки. Черт знает, откуда они его нахватались! «Разве война выгодна?» — спрашивают они. Разве война выгодна? Каков вопросец, а? Мы еще держимся только потому, что богачи боятся коммунистов, а коммунисты не желают знаться с богачами. Неимущий пацифист держит в страхе пацифиста-богача, а нам это на руку. Но надолго ли это? Если они перестанут грызться между собой и оглядятся по сторонам, они вам мигом устроят Соединенные Штаты всего света, и флоты и армии попадут на свалку, а солдаты кончат свои дни в богадельне. Взять хоть наше положение. С этим самым газом. У нас в руках всем газам газ. Кажется, чего лучше. Другого такого случая у Англии не будет. Начни мы сейчас — и победа наша. А мы никого не можем взять за горло, мы сперва должны задуматься: а будут ли у нас вовремя пушки? А хватит ли у нас сильных взрывчатых веществ? А главное — соизволят ли мистер Кемелфорд и сэр Басси Вудкок любезно предоставить нам наш кровный газ? Брр! Тошнит, как подумаю!

Даже величайшим военным советникам нельзя давать воли, не то их речам конца не будет. Верховный лорд вздохнул и выпрямился с таким видом, который ясно давал понять, что совещание окончено. Он побарабанил пальцами по столу и кивнул.

— Когда пробьет час, mon general, у вас будет столько газа, сколько понадобится, — заверил он.

(И опять на миг его кольнуло сомнение.)