Том 2. Драматические произведения

Что тут за шум? Кто смел затеять ссору?

Забыли вы, что Новгород мне дал

На время облежания расправу

На жизнь и смерть?

Что тут опять горланили они?

Повздорили маленько, Глеб Мироныч,

Да ничего, уж я им погрозил;

Сам ведаешь, народ ведь вольный!

Вольный!

Они вольны на вече говорить,

А приговор когда постановили,

Он должен быть, как божье слово, свят!

Ты не грози тому, кто спорить станет,

А с жерновом на шее кинуть в Волхов

Его вели!

Так им и будет, если

Опять начнут!

Великую от вас

Я честь приял сегодня, государи,

А с ней ответ великий. Не должны

Мы забывать, какая угрожает

Опасность нам. Князь не с одной своей

Дружиною для мщенья к нам вернулся;

Его дядьев дружины с ним пришли,

Не пошлиной, на древлих Ярославлих

На грамотах, обратно стол княжой

Он требует, но вотчиной своею

Уж нас зовет. Все пригородки взял,

Посады сжег. Уж турами бьет стены.

От приступов его все боле наша

Редеет рать — и если псковичи

На помощь к нам не подойдут, придется

И впрямь княжой нам вотчиною стать

Или за вольность нашу без остатка

Всем лечь костьми!

Все, все за вольность ляжем!

Но если мы дня три лишь иль четыре

Продержимся, то Псков им в тыл ударит.

Мы ж вылезем — и правому тогда

Поможет бог!

С тобой нам бог поможет!

Ты наша бронь!

Живет боярин Чермный!

А чтобы дать их множеству отпор,

Все за один теперь стоять должны мы.

Не для того вы сами воеводой

Поставили меня, чтобы сиденье

Держали мы, как было при Фоме!

На сонных мух под ним мы походили!

Теперь не так! Теперь не оставайся

Никто в дому! На стены стар и млад!

Кто годен в строй, тот надевай кольчугу,

Кто нет, таскай тот землю и песок

На новый вал! Передние ли люди

Иль младшие — бояре или чадь —

Всяк топором, мечом или лопатой

Теперь служи, и если б даже кто

И дьяком был, и было б уж гуменце

Пострижено, все винны за святую

Софию стать!

Все станем за Софию!

Измрем с тобой!

За Новгород Великий!

За грамоты!

За волю!

Станем все

Живой стеной!

Ступайте ж, государи,

К своим местам — вам ведомы они.

Всяк знай свое, в чужое не мешайся,

Перебегать не смей от места к месту,

Как при Фоме. Не ваша то печаль,

Коль на какой облом иль вежу приступ

Услышите. Ответ за все на мне.

Простите же; сейчас приду на вал

Осматривать работы.

Глеб Мироныч!

Что, государь?

Сей ночью из тюрьмы

Один из пленных суздальцев ушел.

Вели его сыскать во что б ни стало,

Теперь опасность велика. Нельзя

Врага оставить в городе. Поджог

Он учинит или маяк, пожалуй,

Своим подаст. Сыскать его вели.

Велю сыскать. Еще что мне прикажешь?

Ни в ворота, ни из ворот чтоб стража

Не пропускала никого. Объезды

По улицам чините день и ночь.

Неслушливых хватайте. Только, Глеб

Миронович, тебе не в укоризну:

Пожалуй, ты уж через меру крут.

Остерегись, теперь такое время,

Друг, за друга держаться все должны.

Не возбудил бы строгостью излишней

Ты ропота. Ино — кто делом вор,

Ино — кто только словом провинился:

Не всяко лыко в строку!

Всяко в строку!

Когда наш враг под городом стоит,

Когда его прихлебники бесстыдно

Мутят народ, когда Фома чуть-чуть

Уже ворот ему не растворил —

От слова тут до дела недалеко,

И никому мирволить нам нельзя!

Чини ж, как знаешь; вечером тебя

Прошу к совету; вместе потолкуем

И подкрепим себя чем бог послал.

Три дня с тобой очей мы не смыкали,

И голова кружиться начала.

Пусть также зять придет твой нареченный,

Ему работу на ночь я задам.

Придем.

Постой, я было позабыл!

В монастыре во Спасском со двора

Есть тайный ход, ведет он под землею

За городскую стену и выводит

В Свенельдов враг. Ключ от дверцы железной

Там в ризнице. Пожалуй, у игумна

Его возьми и принеси ко мне.

Не слыхивал про этот ход.

Да вряд ли

Кто и слыхал. Случайно прошлым летом,

Охотясь, я на устие набрел.

Игумен говорит, что при варягах

Он вырыт был.

Засыпать бы его.

Напротив, он теперь нам пригодится:

Через него лазутчика пошлю

Иль сам пойду, переодетый, ночью

Во вражий стан.

Как знаешь. Принесу

Тебе тот ключ. Еще чего сказать,

Не вспомнишь ли?

Одно сказать осталось:

Поклон тебе, боярин Глеб Мироныч,

Что воеводство мне ты уступил,

Что, о себе не мысля, за меня

Стоял на вече!

Не на чем поклон.

Не за тебя, за Новгород стоял я.

Будь кто тебя получше, за того бы

Я и стоял.

Не в гнев тебе я молвил,

Но от души. В твоих руках, боярин,

Пусть будет город. Ты ж его блюди

По своему по разуменью.

Буду

Блюсти, как знаю, государь.

Прости ж.

К вечере до свиданья!

До свиданья.

Вы видели?

Как не видать!

Каков!

Ай да боярин! Ай да воевода!

Знай, времени не тратит!

Целоваться

Нашел с своей Наталкой место!

Что ж!

Такого, видно, надо воеводу!

Чай, государь-то Новгород Великий

На то его и выбрал. Исполать!

Мы с бабами не зналися; о том лишь

Заботились, как город бы сберечь,

До грабежа б не довести; хотели,

Чем суздальцам на щит себя отдать,

Добром отдаться князю; так вот нет!

Посаднику, вишь, стали неугодны!

А что велит посадник, то у нас

И деется и свято!

Эх, Фома

Григорьевич! Эх, если бы тебя

Послушались! Смотри, коль не возьмут

Нас приступом. Ведь силы-то такой

Не видано доселе.

Ничего!

Боярин Чермный справится.

Хорош!

Еще принять и гридьбы не успел,

А с ним уж и Наталка!

Человек,

Вишь, молодой. Оттоль и порубиться,

И показать хотелось бы себя.

Мы на своем рубилися веку,

За новыми не гонимся рубцами;

Ну, а ему в диковинку.

Уж будут

Ему рубцы! И Новгороду будут!

Не скоро мы залечим их.

Поди ты!

А вот посадник говорит, что Чермный

Все отстоит; Фома-де не умел,

А мы сумеем с Чермным; ото Пскова,

Вишь, рать придет, осаду сымет! Знаем

Мы псковичей. Чай, пьяны напилися

От радости, что плохо нам пришлось.

Ну, да посадник обещает — значит,

Оно и так. И Новгород за ним

Твердит: побьем, побьем низовых! Ну-тка!

Посмотрим, как побьете их!

Хорош

И Новгород! Баранье стадо, право!

Давно ли был им хуже горькой редьки

Посадник Глеб? Боярам не давал

Созванивать народ, помимо веча;

А безземельных с площади гонял:

«Не вечники вы, дескать!» И стоя.

Всем поперек. А стоило сказать,

Что грамоты похерят, — и пошли

Кричать за ним. Вот приступом возьмут,

Тогда увидят грамоты!

Смотри,

Когда и тут не выйдет прав он!

Выйдет,

Коли молчать мы будем. Смирны очень

Уж стали мы.

Да мы, Фома Григорьич,

На вече не молчали-то!

Эх вы!

Богатыри! Да разве в крике дело?

Иное так словечко мимоходом,

Как невзначай, проронишь, а оно

И во сто крат сильней, чем если б горло

Ватага целая драла. А вы

Наладили себе одно: не можно

Держаться нам! Не можно да не можно!

А что ж нам было говорить?

Про Глеба

Про самого сказать вам было, вот что!

Свою-де он, Глеб, выгоду блюдет!

Догадлив, чай; он знает, что не правят

Долгов в войну. Ведь от войны кому

Живет наклад? Тем, у кого в подвалах

Товар лежит! А много у него

Товару есть? А? Много ли товару?

Так, так, Фома Григорьич, все его

Разбило в море корабли!

Вот то-то!

Одной святой Софии тысяч тридцать

Стоит должен. А с любскими купцами

И до ста наберется.

Будет до ста.

Так мира-то зачем ему хотеть?

Он не дурак. Теперь небось не правят

С него долгов; а Новгород возьмут —

Так что ему? С него-то взятки гладки!

Вестимо так.

Вот мы — другое дело.

Что день, то нам убыток от войны.

Ты, например: на сколько у тебя

Лежит парчи?

На сорок будет тысяч.

А у тебя скатного жемчугу?

На столько же, пожалуй.

Так смотрите ж:

По малому вам счету, по сту в месяц

На каждого червонцев из мошны!

А приступом коль Новгород возьмут,

Так ты и вовсе без парчи, а ты

Без жемчугу! В софийские подвалы,

Чай, суздальцы найдут дорогу! Как,

По-вашему?

Что тут и говорить?

По-нашему, так поскорей бы дело

Помимо тех двоих поладить. Князь бы

За то спасибо нам сказал.

Смекнули?

Оно бы можно, если б этот Чермный

Тут был один, да старого-то пса

Не проведешь, глазаст уж больно!

Гм!

Большой тебе приятель он?

Приятель?

Кто? Глеб? Да я б туда его послал,

Куда крятун костей не заносил!

Ах да бишь, помню! То, никак, ведь он

В голодный год тебе нажиться не дал,

Скупил весь хлеб?

Когда б одно лишь это!

Уж перехват ему бы я простил;

Бери себе да подавися — дело

Торговое. Но он не для себя,

А назло мне! Скупил запас да тотчас

За полцены спустил его в народ.

Смотрите, мол: Жирох хотел нажиться,

А я, мол, вам задаром отдаю!

Вишь, старый черт!

И вече созвонил:

Тяжелый-де настал для смердов год,

От глада мрут. Велите, государь

Великий Новгород, чтобы по прошлым

У нас запас по ценам продавался,

А то уж вот хотел было Жирох

Повысить хлеб!

Эх, удружил тебе!

Проклятый ворон! Так меня ославил,

Хоть выходи из сотни. Уж ему бы

Припомнил я!

Да что, не одного

Тебя он, чай, ославил. Уж кому

Досадчиком он не был!

Так зачем же

Его жалеть?

Да кто ж его жалеет?

А коли так, то слушайте вы оба:

Покуда Глеб посадником, а Чермный

Детинец держит, нечего о сдаче

И думать нам. А можно это дело

Так повести, что Новгород и сам

Их отрешит. Ведь если правду молвить,

Не сразу князь нас приступом возьмет;

А до того могли бы мы проруху

На них найти. Старик уж больно крут,

Он и своих не милует; как раз

Обидит город; ну, а молодой —

Вы видели каков: опричь сиденья,

Бабье на мысли у него; так вот

Подвесть бы их, когда ж один слетит,

Так и другой удержится недолго.

Пусть только Глеб слетит, а с Чермным нам

Полегче сладить будет!

Все едино:

Пусть только промах Чермный даст, сейчас

Начнем кричать: кто посадил его?

Никто как Глеб! Тащить к ответу Глеба!

На вече-то расправа недолга —

Не усидит!

А коль обоих ссадим,

Кому ж тогда и воеводой быть,

Коль не тебе ж опять, Фома Григорьич!

Ты думаешь? Гм! Дай хоть на часок

Детинец мне, теперь уж не на вече

Я толковать о мире буду. Настежь

Все ворота! Князь-то батюшка, пожалуй!

Челом тебе на вотчине твоей!

Держись тогда и Глеб и Чермный! Праздник

На нашей будет улице! Услуг

Князь не забудет наших!

И тогда

С тобою, Глеб Мироныч, мы свои

Покончим счеты!

Так-то, государи.

Ну, а теперь поклонную пока

Нам голову приходится держать.

Пойдем приказ принять от воеводы

От нового; авось еще удастся

И на его Наталку поглядеть!

Что ж это значит, матушка? Чай, вече

Уж отошло, а Глеба твоего

Мироныча доселе нету? Полно,

Уж ведомо ль ему, что у тебя

Сижу я?

Как же, матушка Мамелфа

Димитровна! Перед его уходом

Твой посланный нам повестил, что ты

Пожаловать изволишь.

Дивно мне,

Что он не поторопится; чай, знает —

О вечевом услышать приговоре

И мы хотим! Ну, а невеста где ж?

Вишь, у ее кормилицы вчера

Убили мужа; утешать вдову

Она пошла, сударыня.

Да; много

Теперя есть в Новегороде вдов,

Да и сирот не мало. И затем-то

Советовал Фома Григорьич мир

Нам учинить. Он дело говорил.

Его же вздумали сменять. Пустое

Затеяли!

Да, говорят, он город

Сбирался сдать?

Кто это говорит?

Не верь тому! На всей новогородской

На воле он хотел мириться с князем!

От самого слыхала.

Статься может.

Его-то, чай, ты лучше знаешь.

Знаю,

Сударыня: благочестив и вежлив;

Почтителен и скромен; вхож ко мне

Не первый год; а я ведь не со всяким

Вожу хлеб-соль.

Кто ж этого не знает!

Кого к себе примаешь ты, того

Весь город чтит.

Да, матушка; на деньги

Да на породу не смотрю. Кто прям,

Боится бога да живет по правде,

Хоть черный будь он — милости прошу!

Кто ж в чем не чист, так будь он хоть сам князь —

Не прогневись, ворота на запоре!

Боярину намедни Аввакуму

Дверь указала.

Право? А за что?

Проведал, вишь, что корабли разбило

Путятины, да с долговым листом

Пристал к нему; притиснул так Путяту,

Что тот ему за полцены товары

Свои отдал; а Аввакум возьми их

Перепродай да ссуду ровно вдвое

И выручи!

Ах, стыд какой!

И после

Бессовестного дела своего

Он, скаредник, еще не побоялся

Ко мне прийти; да я ему при всех:

Пей, батюшка, свою сегодня чару

И помни вкус — вперед не поднесут!

Что ж? И ушел?

Небось не засиделся.

Жена-то, бедная!

Та ни при чем;

Я в тот же день сказать велела ей:

По-прежнему ко мне пускай-де ходит,

Ей рада-де!

Да как же ей теперь-то

Ходить к тебе?

А держится за мужа,

Ино вольна и не ходить. Одно

Могу сказать: Варуху моему

Буслаичу покойному жена

Покорная и добрая была я;

Но если б он, господь меня прости,

Что студное бы учинил, я с ним бы

Не стала жить, пошла бы в монастырь!

Так, матушка; но ведь сама же ты

Пускать к себе, кажися, перестала,

Как бишь ее?.. Что с мужем-то не ходит?

Якуниху? Я выгнала ее

За то, что стыд и обык позабыла:

Пока Якун в Новегороде был,

Они ни разу с Чермным не видались,

А только лишь уехал муж в Торжок,

Что день, то к ней таскаться начал Чермный!

По моему жена по разуменью

Должна пред мужем голову держать

Поклонную: хранить не только верность,

Но так вести себя, чтоб про нее

Никто не смел худого и подумать.

Но если муж бесчестный — брось его,

Вернись к родным, не то — вселися в пустынь

Иль постригись!

Так, матушка, вестимо…

И матерям твержу, для дочерей

Чтоб женихов богатых не искали;

Напред всего, чтоб зять боялся бога

И правду блюл!

Вестимо…

А не то

Пусть лучше в девках дочери сидят!

Вестимо так; да где ж найти такого,

Чтоб не было на нем укору?

Значит,

Есть и на вашем?

Грех его винить,

А посмирней, конечно бы, хотелось

Для нашей Веры.

Значит, сорванец?

Зачем же ты дала согласье?

Я-то?

И, матушка! Да мне ль со Глебом спорить

С Миронычем? Согласья моего

Не спросит он. К тому ж и полюбились

Друг другу молодые…

Не причина!

Опричь тебя, тут некому решать;

Коль матери не по сердцу жених,

Так прочь его! Тебе, чай, лучше ведать,

Что дочери пригодно. Не хочу —

И кончено!

Да не за что его

Корить-то, матушка.

Благочестив?

Благочестив, сударыня.

И вежлив?

Почтителен как следует к тебе?

Уж как же зятю к теще нареченной

Почтительну не быть!

Одно мне в нем

Не нравится: в повольниках бывал.

Что ж делать, матушка! Муж говорит:

Не удержать боярам молодежи;

Коль нет войны, где ж удаль показать?

Да удаль-то безбожная. На Волгу

Твой, что ль, ходил?

На чудскую, кажись,

Ходил на емь аль на Студено море.

А то поход затеяли на Волгу

Повольники при муже. В Костроме

Урвали девок, отвезли в Сарай,

Да там и продали татарам. Что?

Чай, добрая повольница?

Помилуй,

Какие же повольники то были!

То воры, матушка!

Не велика

Меж ними рознь. Повольнику до вора

Рукой подать. И Чермный вот, что ноне

Толкается по женам по чужим,

Он также был в повольниках; на Пермь,

Никак, ходил.

Что, Верушка, с тобой?

Чего дрожишь ты?

Что те приключилось,

Сударыня? Не видишь, что ль, меня?

Прости, прости, боярыня Мамелфа

Димитровна! С испугу я… прости!

На улицах такая давка, крик,

Бегут, шумят, толкаются, чуть с ног

Не сшибли…

Только? Больно ты труслива,

Сударыня. Всегда бывает так,

Когда народ от веча по домам

Расходится.

Хлебни водицы, Вера,

Да расскажи, не слышала ль чего?

Чем кончилось?

Поставлен воеводой

Боярин Чермный.

Чермный? Воевода?

На Фомино на место?

Меж собой

Так говорили встречные; о том-то

У них и спор.

Ну, нечего сказать!

Ну, признаюсь! Не чаяла того!

Еще б кого другого — пусть бы так!

Но Чермного!

Я, матушка, слыхала,

И Глеб Мироныч также говорит,

Что доблестней нет Чермного во всей

Земле Новогородской.

Сорванец!

Прихвостник бабий! Человек без страху

Без божьего!

Но, кажется, его

И рать и город любит…

А за что?

За то, что лих вертеться на коне,

Да каждый день на площадь в новом корзне

Выходит к ним! Да медом угощает

Все пять концов! Да уличан своих

Знай кормит до отвалу! Вот за что

Ему любовь! А чтоб он смог сидеть,

Когда Фома не может, — нет, не верю!

Он сгубит нас! То Глеб Мироныч кашу

Твой заварил! Уж не взыщи, а я

В глаза ему скажу!

Но может статься,

Оно не так, сударыня; быть может,

Ослышалася Вера…

Чермный! Вот уж

Сокровище нашли! И водит им

Всегда не та, другая баба. Ноне

Какая-то Наталка завелась;

Что вздумает, то и чинит; казну

Его пиявка, высосала всю!

Прогнать ее, бесстыжую, велела б

Я метлами из города!

Наталью?

Нет, матушка-боярыня, должно быть,

Тебе не так сказали; не такая

Она совсем! Неправду про нее

Тебе сказали!

Что ты, что ты, мать!

Отколе знать тебе? Да про нее

И говорить тебе не след, ни даже

Упоминать! Не девичье то дело,

Сударыня!

Я видела ее…

Что-о? Ее? Ослышалась, никак, я?

Где видела ее ты, Вера?

В церкви,

На той неделе, матушка. Стояла

Она одна, прижавшись к уголку,

Молилась так усердно, и на ней

Была одежа бедная, простая;

Когда же служба кончилась, тихонько

И робко так к иконе подошла,

Украдкою жемчужное монисто

Повесила на венчик и скорей

Из церкви вон. Отца Захарья кто-то

О ней спросил; вздохнул отец Захарий

И говорит: «Наталья это, та,

Которую боярин Чермный любит;

Все, что б он ей ни подарил, на церковь

Она несет; казну ж, какая есть,

Меж нищих делит; духом, вишь, сама

Есть нищая, и многое за то

Простится ей!»

Пусть так, но все ж тебе

Знать про нее негоже…

Что подарки

Она свои на церковь отдает

И нищую жалеет братью — это

Зачтется ей, на том свету зачтется;

Ты ж неразумна, дитятко, еще;

Не ведаешь, о чем бывает вместно

Боярышне, о чем невместно знать.

Коль при тебе вперед о той Наталье

Заговорят, ты, дитятко, молчи.

Как ушкуйники по морю

Славить Новгород пошли,

Они, славя, проходили

Аж до Мурманской земли!

Ай люли, люли, люли,

Аж до Мурманской земли.

Кто это там в сенях твоих горланит?

Опускайте стяг, мурмане!

Выдавайте корабли…

Боярыня, прости! Не чаял я,

Что здеся ты…

А если бы меня

И не было, все ж, государь, не входят

Так в честный дом. На приступ, что ль, ты лезешь?

Аль думаешь, что с вражьим кораблем

Ты обагрился?

Боярыня, прости!

С разбегу мы, на радости вошли,

Что побоку спровадили Фому,

А Чермный стал над нами воеводой!

Ступайте, братцы! Тестя лишь дождусь

И тотчас к вам!

Смотри ж, не заживайся!

Заклада не забудь!

Небось!

Простите,

Боярыни!

Обычай наш веселый

В вину нам не поставьте!

Бьем челом!

Мы, ушкуйники, с баграми

Славить Новгород пришли…

Ну, хороши вы, батюшка! И впрямь

Повольницкая шайка!

Виноваты,

Сударыня!

Дай на тебя скорей

Полюбоваться, радость ты моя,

Бесценная!..

Постой-ка, государь,

Пожалуй-ка сюда! С тобой, кажись,

Я говорю, так ты сперва постой

Да выслушай меня, а уж потом,

Когда я кончу да скажу: ступай! —

Тогда иди к невесте.

Виноват!

Что, матушка, прикажешь?

А чтоб ты

Обычай помнил, батюшка. С чего

У вас сегодня головы вскружились?

Нашли чему обрадоваться! Чермный

Стал воеводой Новгородским! Шут он

Гороховый, твой Чермный!

Уж на этом

Нас извини, боярыня! Позволь,

Тебе не в гнев…

Да ты меня, отец,

Перебивать-то не моги! Тебя

Я разуму учу, так стой да слушай,

Авось умнее будешь. И не только

Тебе скажу, беспутному повесе,

А всем скажу, и наперво твому

Скажу я тестю…

Легок на помине!

Поклон тебе, боярыня Мамелфа

Димитровна! Как, матушка, живешь?

С находкой поздравляю, Глеб Мироныч!

Ну, батюшка, уж есть чем похвалиться!

Убил бобра!

Ты это про кого,

Сударыня? Про Чермного? Он вечем

Поставлен есть. Об этом толковать

Уж нечего.

А кто мне запретит?

Я с той поры, как помню лишь себя,

Всем в очи правду резала; и ноне

Скажу тебе: где был у вас рассудок

Фому сменить?

Про то тебе ответ

Я после дам, сударыня. Теперь

Дозволь мне дело кончить.

Там подвойский

Ждет у дверей. Проси его войти.

Смотри, пожалуй! Вечем, вишь, поставлен!

Да разве все апостолы сидят

На вече-то? Чай, сторона твоя

Перекричала тех, кто был разумней!

Да, слава богу, Новгород не весь

По дудке пляшет по твоей! Доселе,

Слышь, спорят как! Опомнятся, даст бог,

Еще до завтра!..

Государь подвойский!

Дай знать кончанским старостам, что я

Прошу их всех пожаловать, приказ

По городу услышать, да вели,

Чтоб бирючи по улицам кричали:

Боярину-де Чермному дана

От веча власть на жизнь и смерть, а он

Смерть положил от нынешнего дня

Всем, кто ему нарушит послушанье.

Коль делом кто иль словом провинится —

Хватать строптивых!

От часу не легче!

С которых пор в Новегороде слово

Уж не вольно? Не в Ироды ль цари

Вы Чермного поставили?

Сей ночью

Бежал один из пленных. Повестить

По всем концам, чтобы во что б ни стало

Его нашли.

Да долго ли ты будешь

Еще свои приказы раздавать?

Я все ему толкую, он же словно

Меня и нет!

Что, матушка, тебе

Угодно от меня?

Ушам не верю!

На жизнь и смерть судить нас будет Чермный!

Приказано на улицах хватать,

Кто Чермного не хвалит! Да ведь этак

Ты, государь, пожалуй, и меня

Схватить велишь?

Нет, матушка, мы баб

Не трогаем. Кричи себе, коль хочешь,

Во здравие!

И буду, государь!

Кому вы город отдали-то в руки?

Беспутному, шальному сорванцу!

Да не ему — его Наталке город

Вы отдали! Не знаем разве мы,

Кто держит верх над кем? Не воеводу,

А воеводшу, господи прости,

Вы над собой поставили!

Ты все ли,

Сударыня, сказала?

Нет, не все!

За что Фому сменили вы? За то ли,

Что мир хотел он учинить? Чай, лучше,

Чтоб приступом нас взяли? Из церквей

Иконы потащили б? Да на щит

Дружиннику б досталась дочь твоя?

Вот до чего не допустить хотел

Фома, а вы его же очернили,

Иудой обозвали! Да пока

Я, батюшка, жива, пока язык мой

Еще к гортани не присох, дотоль

Кричать не перестану, что напрасно

Отставлен он! Уж не взыщи, а кто

Безвинно терпит, да к тому ж мне друг,

Уж за того до самой смерти буду

Горой стоять!

Ты кончила ль теперь,

Сударыня?

Могу еще и боле

Тебе сказать, отец мой…

Не трудися.

Хотя Великий Новгород тебе

Ответа и не держит, но за то,

Что вдовью честь твою он уважает

И поделом тебя за правду чтит,

Я, так и быть, тебе отвечу. Слушай,

Боярыня: Фому сменили мы

За то, что сдать советовал он город,

Когда еще держаться можно нам.

Который же верховный воевода

Не верит сам, что он побьет врага, —

Уж тот побит заране. Чермный верит

В себя и в нас, в него же верит рать.

Неправда то, что им Наталка водит, —

Никто еще досель им не водил.

А что живет он в Новгороде весел —

То до поры, пока ответа не взял

Он на себя. Ты, матушка, пойми:

Он словно шелк блестящий, шамаханский,

Что и цветист и гибок: поглядеть —

Уж ничего нет мягче; а попробуй

Его порвать — лишь руки натрудишь!

Хвали, хвали его, отец, а я

Скажу тебе: нет божьего на том

Благословенья, кто не верит в бога!

Не ходит в церковь, батюшка, твой Чермный,

Второе воскресенье не видала

Его в соборе!

Некогда ему

В соборе быть. Уж две недели с валу

Он не сходил. Под прыском вражьих стрел, —

От приступов спасая город, служит

Он господу!

Что? Некогда быть в церкви?

Нет времени молиться? Стало быть,

Нам не нужна молитва?

Не криви

Моих речей, боярыня. Молитва

Всегда нужна. Но если воле нашей

Грозит беда, ее одной молитвой

Не изживешь. Защитник нужен нам!

И не о том мы спрашивать должны:

Он часто ли, не часто ль ходит в церковь,

А как он в бой полки свои ведет!

Сударыня-посадница, ты слышишь?

О теле он велит лишь помышлять,

А душу ставит ни во что! Ступай

В свою светлицу, Вера, уходи!

Отца не слушай, уходи сейчас!

Безбожницей тебя он сделать хочет!

Сударыня-посадница, скорей

Дочь уведи!

Боярыня! Тебе

Корить меня, кажися, и порочить

Я вдоволь дал. Но при себе учить

Мою жену и дочь я не позволю.

Не прогневись, а в доме я своем

Сам господин!

Здесь доле оставаться

Невместно мне. Другим давать уроки,

А не себе их слышать от других

Привыкла я. Учиться благочестью

И вежеству сбирается ко мне

Весь Новгород. Самой же научаться,

Как мне вестись, — на это я стара,

И отвыкать молиться богу также!

Я, матушка-посадница, тебя

За мужнины за речи не виню,

Одно тебе на память только слово

Еще скажу: дочь от него держи

Подале, матушка, подале — слышишь?

Теперь прости — прошу не провожать!

Тьфу, взбалмошная баба!

Глеб Мироныч!

Свет мой, голубчик! Что б тебе пойти

Догнать ее, пред ней бы извиниться?

Нам, право, с нею ссориться не след,

Она в великом гневе!

Как? Еще

Пред ней мне извиняться?

Свет, подумай:

Все на тебя подымутся теперь!

А мне какое дело?

И слова

Твои перетолкуют!

Мне-то что ж?

Иль в самом деле я безбожник?

Сила

Святая с нами! Но тебя, мой свет,

Осудят все! От недругов твоих

Бог весть теперь пойдут какие толки!

Бояться толков — шагу не ступить!

Ведь чтил же ты и сам ее доселе!

Я чту ее, но гнуться перед ней —

Уж не взыщи! Нашла коса на камень!

И подлинно! Такого не встречала

Она отпора!

Новгород старуху

Избаловал!

А выплыла каким

В дверь кораблем!

Шабаш о ней — довольно!

О чем вы тут шептались меж собой?

Мы, государь…

Они хотят…

В чем дело?

Вишь, вылазку затеяли они!

Как вылазку? Кто вылазку затеял?

Мы, государь, словенские ребята,

С гончарскими побились об заклад.

Те говорят: не пустит воевода!

Мы ж говорим: зачем его спрошать?

Мы вылезем в полуночь о себе,

А после скажем воеводе!

Кто

Вам отопрет ворота?

Не в ворота —

Мы по веревкам, государь. За нами

Их приберут, когда ж вернемся, снова

Нам выкинут!

Изрядно! И могли

Подумать вы, что я и с воеводой

Позволим то?

Пожалуй, государь,

Нам не мешай; у нас уже все дело

Улажено.

С ума вы, что ль, сошли?

Когда нам князь готовит новый приступ,

Тут каждый дорог человек, а вы

Ребячиться затеяли? Брось дурь!

Не можем, Глеб Мироныч! Об заклад

Побились мы!

Так я перевязать

Вас прикажу.

Не в гнев тебе, а нас

Вязать не след. В Новегороде было

Так искони, что молодежь могла

Всегда как хочет тешиться, и воля

У нас на то от прадедов идет!

Великое ты выговорил слово;

А знаешь ли, какой его есть толк?

В чем воля-то? В том, что чужой мы власти

Не терпим над собой! Что мы с князьями

По старине ведем свой уговор:

Се будь твое, а се будь наше. В наше ж

Ты, княже, не вступайся! А когда

Тот уговор забудет князь, ему

Мы кажем путь, другого ж промышляем

Себе на стол. Вот наша воля в чем.

И за нее с низовыми мы ноне

Ведем войну, и за нее, коль надо,

Поляжем все! И чтобы воля эта

Была крепка, и чтоб никто не мог

Над нами государем называться —

Мы Новгород Великий государем

Поставили и головы послушно,

Свободные, склонили, перед ним.

Вот наша воля! Прав своих держаться,

Чужие чтить, блюсти закон и правду,

Не прихоти княжие исполнять,

Но то чинить безропотно и свято,

Что государь наш Новгород велит, —

Вот воля в чем! А чтобы всякий делать

Волен был то, что в голову взбредет, —

Нет, то была б не воля — неурядье

То было бы! Когда б такую волю

Терпели мы, давно княжой бы стали

Мы вотчиной иль разделили б нас

Между собой соседи! Выкинь дурь

Из головы!

Сам вижу, Глеб Мироныч,

Что виноват, и, если только прежде

Подумал бы, заклада б не держал.

Но посуди: словенские меня

Начнут корить; гончарские же на смех

Меня подымут!

Что тебе за дело?

Как что за дело? Трусом обзовут!

Стыд будет мне, бесчестье понесу я!

Ты разве трус?

Ты знаешь сам, что нет!

А коль не трус, о чем твоя забота?

Не пред людьми — перед собой будь чист!

Так, государь, да не легко же…

Что?

Чужие толки слышать? Своего,

А не чужого бойся нареканья —

Чужое вздор!

Тебе-то благо, Глеб

Миронович, так говорить! Высоко

У каждого стоишь ты в мысли. Твой

Велик почет. Но что бы сделал ты,

Коль на тебя бы студное что-либо

Взвалили люди?

Плюнул бы на них!

Вот что бы сделал. Иль уж сам себе

Неведом я? Себя я, благо, знаю,

Сам чту себя. Довольно мне того.

Ах, свет мой Глеб! Вот этим-то и нажил

Ты недругов! Ни за что никому

Не сделаешь уступки! Ни других,

Ни самого себя, вишь, не жалеешь!

А так нельзя! Живем ведь не одни,

С людьми живем. Ужели ж на людей

И не смотреть? Когда б ты захотел,

Иной бы раз друзей себе словечком

Нажить бы мог!

Не в норове моем

За дружбою гоняться. Если б я

Пошел на то, чтоб людям угождать,

Не стало бы меня на угожденья,

Все мало б им казалося. Людей

По шерсти ль гладь иль против шерсти — то же

Тебе от них спасибо! Я ж хочу

Не слыть, а быть. Для собственной своей

Чинить хочу для совести и сам

Свое себе спасибо говорить.

А что болтать они про это будут,

То для меня равно, как если дождь

По крыше бьет!

Поди к своим, скажи:

Посадник Глеб вам запретил и думать

О вылазке. А к вечеру вернись;

С тобой пойдем мы вместе к воеводе,

Укажет он, как удаль показать!

Хоть утопиться, право, в ту же пору!

Топись, когда врагов от наших стен

Прогоним мы, — теперь же и топиться

Ты не волен! Ты Новгороду держишь

Теперь ответ! Как смеешь ты иметь

Хотение свое, когда я сам,

Я, Глеб, себя другому подчинил,

Из рук Фомы мной вырванную власть

Тому вручил, кто лучше всех защиту

Умеет весть? Как смеешь о стыде

Ты помышлять, когда у нас свобода

Шатается? Что значит честь твоя

Пред новгородской честью? Двадцать лет

Посадничью мою храню я честь —

Но если б только ей спасенье наше

Я мог купить — как свят господь, я б отдал

Ее сейчас! Все ныне позабудь —

Одну беду грозящую нам помни!

А стыд тому, чья подлая душа

Иное б что, чем Новгород, вмещала,

Пока беда над ним не миновала!

Поклон, Бояре, вам! Что видно с валу?

Смирно

Покамест все; с моей лишь стороны

Огней у них прибавилось как будто.

С моей убавилось огней.

Должно быть,

К Словенскому концу хотят стянуться,

Под Городище.

Там у них стоят

Владимирцы. Туда же перешли

И костромцы сегодня.

По всему

Должно смекать: они готовят приступ.

Входит Жирох.

Боярину Андрею бью челом!

Всем по поклону! Я, никак, последний?

Не осудите — путь мне дале всех!

Какие вести?

Все благополучно.

Движенья нет?

Не видно ничего,

Костры зажгли на старых на местах,

По-прежнему.

Садитесь, государи!

Во здравье вам!

Все садятся за стол.

Во здравие тебе!

Тобой, Андрей, мы, Юрьевич, из мертвых

Воскрешены.

Простите за прислугу,

Моя вся челядь на валу.

Да чья же

Теперь в дому? Ведь мы уж, слава богу,

Не при Фоме! Кишит, как муравейник,

Весь Новгород!

Кажися, ты на вече

Был за Фому? Так отчего ж теперь

Не то ты говоришь?

Был — не таюсь;

Да, вижу, обманулся. Видит то

И сам Фома. Когда при нем бы гридьба

Держалась так, как держится теперь,

Не говорил бы он о мире.

Гридьбу

Винить грешно. То не она, а он

Отходную нам затянул.

На ком

Прорухи не бывает, Глеб Мироныч!

А благо то, что подняли вы нас

С Андреем Юрьичем.

До псковичей

Продержимся, даст бог!

Я ж говорю:

Мы и без них продержимся. Ведь каждый

Десятерых стал стоить, словно рубль,

В рост пущенный.

Ты в росте знаешь толк.

Куда уж мне! Лишь не нажить долгов бы!

Ни у кого в долгу мне оставаться

Не по сердцу.

Откуда, государи,

По-вашему, ждать приступа?

Последний

От Прусских мы ворот отбили. Вновь

Там не начнут. Чай, кинутся к Торговой;

Затем они, должно быть, к Городищу

Стянулися.

Глаза хотят отвесть.

Там топь кругом; не провезти им туров.

Настелют путь. За Волховом весь день

Владимирцы рубили лес. Нам слышен

Стук топоров был и дерев паденье.

По мне, скорей к Баяним воротам

Их надо ждать.

По мне ж, не будет вовсе

И приступа. Чай, колокол был слышен

Им вечевой! Чай, видели они,

Как закипел Детинец, и смекнули,

Что новый воевода ноне в руки

Сиденье взял. Теперь одна осада

От них пойдет, морить нас будут гладом,

А приступа не будет.

Глеб Мироныч,

Как мыслишь ты?

Спроси-ка Василька;

Пусть скажет он, а я отвечу после.

Как, Василько, по-твоему?

Когда

Ты, государь, мне говорить велишь,

То мне сдается: ведомо им вправду,

Что новый избран воевода, он же

Не кто, как ты, которого нет лучше;

Но ведомо им также, что идет

На выручку нам Псков; когда ж доспеет,

Плохая им останется надежда

Взять Новгород. Теперь иль никогда!

Затем они, не дожидаясь Пскова,

На приступ завтра же полезут.

Слышал?

Не старый то и не бывалый молвит,

А молодой. То ясно есть как день,

То всякая понять сумеет баба.

Зачем же ты, бывалый, говоришь,

Что приступа не будет?

Нет, теперь-то

Нам их и ждать.

Теперь-то и начнут.

О том и речи нет!

Пусть, государи,

По-вашему. Я что же? Я сказал:

Коль при Фоме нахрапом нас не взяли,

То при Андрее Юрьиче подавно

Нас не возьмут. Они, чай, сами знают,

А захотят попробовать — пожалуй,

Пусть сунутся!

Вопрос: откуда нам

Их ожидать? Урону слишком много

Мы понесли. Не хватит нашей рати

Все стороны успешно боронить.

Великая была б нам льгота, если б

Разведчика послать.

Уж сколько было

Посылано! Перехватали всех.

Небось они не дремлют: днем и ночью

Объезды их круг города кружат:

Что ни увидят, все хватают; пса бы

Не пропустили. Где ж тут посылать

Разведчика.

Авось нам бог поможет

Объезды их сей ночью миновать.

Как так, боярин?

Есть подземный ход

Ко самому их стану…

Отошли-ка

Ты лучше баб: что слушать им!

И то!

Возьмите по корзине, отнесите

Вина и хлеба челяди. Без вас

Мы справимся.

Кто ж, батюшка-то, в доме

Останется? Окроме нас двоих,

Все на валу; и бабы наши землю

Таскают, вишь!

Не бойтесь, не украдут

Меня без вас. Ступайте!

О каком

Ты это ходе говорил?

В овраг

Свенельдов он, под городской стеною,

Из Спасского ведет монастыря;

Кустарником густым оброс вкруг устья

И неприметен даже днем. А стан их

Стоит к оврагу тылом.

Не слыхали

Про этот ход.

Я сам узнал случайно.

Его б засыпать лучше. Неравно

Проведают они.

Как им проведать?

Искать его нарочно — и тогда

Дня три овраг обшаривать бы надо;

А если б кто случайно и набрел,

То все ж ему пройти неможно в город:

Ключ у меня — вот он!

Позволь спросить:

Давно ль тебе тот ход, боярин, ведом?

С той осени. А что?

Да так; я только

Подумал: жаль, что прежде не сказал ты.

Из головы он вышел у меня:

То было до войны.

Оно и лучше,

Что ты в свое лишь вспомнил воеводство,

А то Фома, пожалуй, только дело

Испортил бы.

Кого ж послать ты хочешь

Разведчиком сей ночью?

Сам пойду,

Дождуся только, чтоб темнее стало.

Час неровен; пошли другого лучше.

Нельзя! Себе могу лишь одному

Довериться.

Но вот уж третьи сутки

Ты на ногах; ты отдохнуть бы должен;

Хоть на часок приляг.

Избави бог!

Когда теперь прилягу, то мертвецки

Сейчас засну, а надо до зари

Наверно знать, откуда будет приступ,

Чтоб силы все в ту сторону собрать;

У нас и впрямь осталось мало рати.

Сам о себе пойдешь?

Нет, одного бы

Товарища взять надо.

Василько!

Что делает твоя сей ночью сотня?

Наряжены к дозору, государь.

Поставь над ней другого; наперед же

Всем сделай перекличку; обойди

Сперва свои притины, а потом

Ко Спасскому ступай монастырю.

Там жди меня. Тебя беру с собой

Ко вражьему я стану.

Государь,

Воздай господь тебе за эту честь!

Последнюю теперь, бояре, чару —

И по местам! За Новгород Великий!

Все встают и пьют.

За Новгород — и доброго успеха

Тебе, Андрею Юрьевичу! Любо

Смотреть, как все кипит в твоих руках!

Везде ты сам, на все тебя хватает!

Прости, боярин, — доброго успеха!

Простите все — и помните приказ:

Очередной никто чтоб не помыслил

Очей сомкнуть; чтобы глядели в оба,

О каждом бы движении во стане

Сказали мне, как только я вернусь,

Мы на валу увидимся зарею.

Спокоен будь, мы знаем наше дело.

Направляются к двери.

Ты что же, Глеб Миронович?

Идите,

Я догоню вас.

Надо бы Жироха

Сменить.

А что?

Сдается, ненадежен.

Мне самому сдается.

Злобы он

Не может скрыть — с Фомою заодно.

Переместить его могу я завтра.

Перемести; поставь его туда,

Где приступа не будет; ты заметил,

Как он искал, какую б на тебе

Найти вину? Они с Фомой бы рады

Тебя подвесть.

Беречься буду их.

Еще один совет. Боярин Чермный!

На волоске повисла воля наша.

Тобой одним лишь Новгород стоит:

Когда тебя убьют или захватят —

Вразброд как раз сидение пойдет

И легкая добыча будет князю!

Не забывай, что ты святой Софии

И щит и стяг и что друзья княжие

В самих стенах новогородских ищут

Тебя избыть. В опасность не хоти

Соваться даром.

Милостив господь!

Но не идти в разведку не могу я:

От этого отпор успешный завтра

Зависит наш.

Не лучше ль Василька

Отправить одного?

Нет. Молод слишком;

Удерживать приходится его;

Мне ж не впервые: суздальцем оденусь

И, от костра переходя к костру,

Узнаю все.

Блюди ж тебя господь!

Ты сам куда?

Прилягу до рассвета,

А то совсем не чую ног.

Прости ж,

Чем свет с тобою свидимся.

Блюди

Тебя господь!

Да, надобно Жироха

Переместить. Предвидеть надо все!

Ему с Фомой я как бельмо на око.

Прав старый Глеб! Проклятая дремота;

Вино и то сегодня-не бодрит.

Сейчас пойду…

Что бишь ему сказал я?

Да! Суздальцем оденусь… а Жироха

Перемещу… Не надо позабыть

Переместить Жироха… надо помнить…

Две вещи помнить… Суздальцем одеться…

И что еще? Вот так ко сну и клонит…

Сменить Жироха… Суздальцем одеться…

Сейчас пойду… На миг присяду только…

Сейчас пойду…

Ну, что ж ты?

Не могу…

Бери же ключ. Отвязывай!

Брат, руки

Мои дрожат!..

Иль мне уж самому?

Сейчас, сейчас!

Давай.

Нет, шутишь! Встань!

Остаться с ним тебе не дам — разбудишь.

Пускай он спит! Ты проводи меня

Иди со мной!

А ты — спокойной ночи!

Подземный ход! И этого не знал я!

Как он его проведал?

Говорит,

Случайно будто.

А с которых пор?

С той осени; и будто он о нем

Совсем забыл, сегодня только вспомнил!

Поверю я!

Хитер! Молчал небось

Да про свое припас про воеводство.

Хотя б одним деньком мне ране знать!

Хоть утром бы нам знать, Фома Григорьич,

Успели б князю весточку подать,

Как приступ весть.

И на разведку хочет

Он сам идти?

Так нам сказал.

Один?

Нет, с Васильком.

Кабы на той разведке

Ухлопали его!

Не уповаю:

Вернется здрав!

О чем еще шла речь?

Все об одном: откуда князя ждать?

Кто говорит: пойдет на Городище,

Кто — к воротам Баяним. Я пытался

Их с толку сбить, да срезал старый черт!

Я, правда, тож ввернул ему загвоздку:

Его долгами здорово кольнул.

С ума сошел? Какие тут загвоздки!

Ты должен был поддакивать ему,

Ласкать его, быть мягче шелка с ним,

Кадить ему!

Что ж делать — сорвалось,

Не вытерпел. Когда б ты только видел,

Как на меня смотрел он! Вспомнишь — сердце

Так и вскипит!

А ты его рассудком

Придерживай. Взгляни хоть на меня:

Ко Глебу разве мене сердце злобой

Во мне кипит? А разве волю я

Даю ему? Нет, злобу приглушать

Умею я! Боярыня Мамелфа

Сегодня вот мне говорит про Глеба:

Он то и то! И в бога-то не верит,

И в церковь-то заказывал ходить,

И даром-то безвинного меня

Оклеветал! Я что ж? Небось помог ей

Чернить его? Нет, я не так-то прост!

Горою встал за Глеба! Он-де мне

Хотя и враг, хоть вправду благочестья

Немного в нем, а все ж его я чту

За то, что он душою не кривит,

По-своему, вишь, Новгород он любит,

Неведеньем меня лишь оскорбил,

И прочее, и прочее! Старуху

Так умилил — чуть-чуть не прослезилась,

А Глеб чрез то и вдвое стал черней!

Вот надо как!

С тобой кому тягаться,

Фома Григорьич! Бог тебя сподобил,

А мы себе по простоте!

Вот то-то

По простоте!

Ругал ли ты меня,

Как я тебе наказывал?

Ругать-то

Неловко было; за тебя на вече

Ведь я стоял, а я сказал: Фома, мол,

И сам смекнул, что был не прав.

Не то!

Ругать меня ты должен был; звать бабой,

Звать дураком, звать вором, трусом звать!

Фома, мол, трус! Фома — княжой прихлебник.

Фома, мол, вор! Фома — христопродавец!

Он и меня лукавством обошел!

Пересолил бы так, Фома Григорьич,

Заметили б расчет!

Эх, простота!

Пересолишь, когда щепотку соли

Ты передашь; когда же опрокинешь

Солонку всю, тогда ошеломишь.

Что нужно нам? Чтоб мнили бы они,

Что сторону мою ты бросил. Так ли?

А из чего ты им передался —

Вопроса нет — вестимо, из расчета!

Своим ты их усердьем не обманешь,

Ни у кого святым не прослывешь;

Не чистотой ты в Новгороде ведом,

Так чистого не корчи из себя.

Всяк должен знать, о нем что мыслят люди,

В чем можно их уверить, в чем нельзя.

А с Чермным Глеб тебе лишь в том поверят,

Что ты меня из выгод продаешь.

Так продавай! И чем наглей, тем лучше!

Не очищай — черни меня пред ними,

Черни сплеча.

Я думал понемногу

В их мнении отречься от тебя.

Нет времени нам делать понемногу —

Железо куй, пока красно! У нас

Псков на носу! Мы пень через колоду

Валить должны! Мы Чермного подсечь

Должны теперь, покуда псковичи

Не подошли, и для того теперь же

Нам заодин работать, а наружно

Врозь надо быть.

Так иль не так?

Фома

Григорьевич! Царь Соломон глаголет

Из уст твоих; придай же нам ума:

Как Чермного подсечь?

Рыбак, закинув

Свою уду, глядит на поплавок;

А не клюет его наживы щука —

За лодкою волочит он лесу

Иль с берега нахлесткой дразнит рыбу.

Так или так — под промах подведем

Мы Чермного; иль улучу я случай,

Иль сам рожу. Вы ж помните одно:

Наружно врозь, на деле ж тесно вместе;

Что ни скажу, навстречу говорить;

А между тем смекать из полуслова,

Куда я гну, и спорить так, чтоб я

Всегда был прав…

Позволь — никак, набат!

Набат и есть!

И зарево пожара!

С оружием по улице бегут!

Не ворвались ли суздальцы?

Без боя?

Не может быть!

Пойдемте посмотреть!

Нежданное нам что-то приключилось —

Пригодное, пожалуй, что-нибудь!

Все трое поспешно уходят.

Великий Новгород! Открыто вече!

Горсть суздальцев сей ночью ворвалась

Чрез тайный ход подземный, от него же

У воеводы Чермного был ключ.

Тот ход уже завален, и враги

Побиты все. А кто у воеводы

Похитил ключ — не ведаем. Велите ль

Ему ответ держать?

Пусть говорит!

Кому вести прикажете допрос?

По грамотам держал по Ярославлим

Доселе князь в Новегороде суд;

В бескняжие ж и в смутные годины

Всегда судил посадник.

И теперь

По старице! По пошлине! Посадник,

Допрашивай!

Кому же, государи,

Как не ему? И кто же лучше Глеба

Мироныча очистит воеводу?

Ему он друг; его ж на воеводство

Он посадил.

Так как же правду мы

Через него узнаем? Он не может

Допрашивать — он будет выручать!

Нельзя ему! Нельзя! Фома пусть будет

Допрашивать!

Увольте, государи!

Когда посадник Чермному есть друг —

Я не таюсь: ему я другом не был;

Я говорил, что молод слишком он

И доверять нельзя ему сиденье.

Коль он себя, не дай бог, не очистит,

Подумают, пожалуй, на меня:

Нарочно-де я недруга запутал.

Кривцевичу вы лучше прикажите —

Он сторона!

Придумал бы хитрее!

С Кривцевичем вы словно два перста.

Он или ты — едино! Государь

Великий Новгород! Коли не мне —

Вышате прикажите — этот чист!

Вышате! Да! Вышате весть допрос!

Сойди долой, а Чермный стань к ответу!

Боярин Чермный! Новгород знать хочет:

Как суздальцы сей ночию вошли

Чрез тайный ход, от коего был ключ

В твоих руках?

Как свят господь, не знаю!

Кого-нибудь подозреваешь ты?

Нет — никого!

Чрез этот самый ход

Вчера идти хотел ты на разведку —

Ходил ли ты?

Нет.

Отчего?

Судите,

Как знаете, меня! Не помню сам,

Что сделалось со мной, когда ушли вы;

Стыд вечный мне! Один на лавке сидя,

Забылся я — забылся и заснул,

Очнулся лишь, когда набат услышал!

Сильный ропот.

И не нашел на поясе ключа?..

Я, не глядя, бежать сюда пустился —

Лишь здесь увидел, что с меня он снят.

С кем виделся по нашем ты уходе?

Ни с кем.

Кто был из челяди в дому?

Никто. При вас я отослал прислужниц,

А прочие с утра ушли на вал.

Боярин Чермный, дома ли Наталья

Твоя была, когда ты нам тот ключ

Показывал?

Нет. К тетке ночевать

Пред тем ушла. Посадник слышал, как

Я сам ее отправил.

Слышал, точно, —

Но вправду ли она ушла — бог весть!

Никто ее не видел.

Видел я!

Кто говорит? Коль послух — выступай!

Поведай все, что знаешь о Наталье!

От смены я во Спасский монастырь

Вчера пришел ко всенощной. Там, вижу,

Стоит она меж нищих, горько плачет

И молится. И говорю я ей:

«О чем ты, горемычная душа,

Так горько плачешь?» — «К тетке, говорит,

Иду к больной, путем же помолиться

Сюда зашла».

Ну, значит, не Наталья!

Кого другого не было ль в дому?

Я был один.

Один, в пустых покоях,

На поясе с ключом! Ключ, стало, сам

С него снялся и отпер супостату

Тот самый ход, о коем ни душа,

Опричь его, не ведала!

Возрастающий ропот.

Постой,

Не радуйся, Фома Григорьич! Было

Нас пятеро вчера у воеводы;

Нам пятерым показывал он ключ.

Когда судить доводится измену,

В допросе нет обиды никому,

Пусть спросят нас: все ль вместе мы ушли

Иль с Чермным кто последний оставался?

Последний я остался. Что ж с того?

Гм! Ничего! Я только так!

На Глеба

Он говорит! Каменьями его!

Вор! Клеветник!

Оставьте, государи!

Я не из тех, до коих клевета

Могла б достичь!

Еще б! Иль мы не знаем

Посадника? На Чермном на одном

Лежит ответ!

Тогда изменник Чермный!

Изменник он! Изменник! Смерть ему!

В уме ли вы? Когда б он замышлял

Нам изменить, не стал бы нам он ключ

Показывать. Он не сказал бы нам

О ходе том.

Зачем о нем он прежде

Нам не сказал? Он знал его давно.

Боярин Чермный, отвечай на это!

Что вам ответить! Летом, на охоте,

Я на него набрел случайно; было

То до войны; не показался важным

Он мне тогда — и я о нем забыл.

В свое ж опять припомнил воеводство?

Когда ответ я принял на себя,

К сиденью все пригодное мне ясно

Представилось.

Свидетельствуюсь богом,

Когда бы я об этом ходе знал —

Все, что враги на нас ни замышляли б,

Я б ведал все! Мне б не было нужды

Со князем мир для нашего спасенья

Советовать.

Вишь, хвастается чем!

Да разве сам не собирался Чермный

Сей ночью на разведку?

И заснул!

И кстати ж сон напал на воеводу:

Как раз когда все из дому ушли!

И кстати вор нашелся в самый миг,

Как он заснул! И кто же этот вор?

Как он о том о потаенном ходе

Проведать мог, когда никто из нас

О нем не знал? И как он догадался,

Что самый ключ на поясе висит

У воеводы? Новгород Великий!

Боярина Фому вы отрешили

За то, что мира с князем он хотел, —

Что ж Чермному вы за его измену

Положите?

Смерть за измену! Смерть!

По грамотам! По пошлине! Во имя

Святой Софии! Дайте, государи,

Посаднику к вам слово молвить!

Тише!

Глеб говорит! Молчите! Слушать Глеба!

Великий Новгород! Нельзя казнить

Без обыска! Нам надо сделать обыск,

Его домашних надо допросить.

Вор сыщется! Как вору не сыскаться?

За Чермного ж я головой стою.

Я за него ручаюсь честью! Я,

Посадник Глеб! Коль смените его —

Все пропадет! Один он держит город,

Лишь одному ему послушна рать!

Лишь им одним — лишь им свобода наша

Теперь жива!

Вишь, голос как трясется

У старика!

Слеза по бороде

Скатилася! Диковина! Никто

Не видывал, чтоб плакал старый Глеб!

Хоть на два дня оставьте воеводство

Вы Чермному! Хоть до прихода Пскова!

Когда ж дотоль мы вора не найдем —

Казните нас обоих!

А меж тем

Он нас продаст? Какой еще тут обыск?

Окончен суд!

Шепни скорее нашим,

Чтоб за меня кричали!

Пусть он вора

Нам назовет — не то на казнь его!

Пусть назовет! Пусть назовет! Не то

Смерть Чермному!

Фому на воеводство!

Фому! Фому! Хотим Фому опять!

Живет Фома! Фому на воеводство!

Дозвольте слово, Новгород Великий,

Последнее!

Ну, что еще? Скажи!

Я господом спасителем Христом

Молю того, кто ключ у воеводы

Уворовал, — святой молю Софией —

И собственной души его спасеньем

Его молю — и страхом вечных мук

Грожу ему — пусть сам он назовется!

Не так-то прост, чай, воевода Чермный,

Сам на себя не скажет!

Смерть ему!

Что долго с ним чиниться? В Волхов пса!

Веревку, братцы! И на шею камень!

Во двор к нему! Разграбим дом его!

Живет Фома! Фому на воеводство!

Что, взял теперь? Мой город!

Нет еще!

Вам нужен вор? Вы вора знать хотите!

Добро ж! Так я вам вора назову!

Кто? Назови! Скажи, кто вор?

Я вор!

Так вот оно! Ведь говорил же я!

Ведь изо всех вчера последний с Чермным

Остался он.

Молчи! Его сгубить —

То Чермного очистить! Город этак

В его руках останется!

Вы, вящие, и вы, простые люди!

Ужели вы поверите ему?

Вы видите, он на себя клевещет.

Изменником ужели может быть

Посадник Глеб?

Нет, нет! То быть не может!

Не верим! Нет!

Что взводишь, Глеб Мироныч,

Ты на себя? Никто из нас тебе

Не хочет в том, не может веры дать!

С которых пор мне Новгород не верит?

Боярин Глеб, не дам тебе губиться,

Твою я правду докажу!

Не смей!

Не за тебя, за Новгород гублюсь!

Великий Новгород! Я — Глеб Мироныч —

У сонного вчера у воеводы

Ключ отвязал от пояса.

Неправда!

Лишь по его уходе я заснул.

А разве я не мог вернуться?

Люди!

Бояре! Братцы! Не дадим ему

Себя сгубить! Кричите, что неправда!

Неправда! Нет! Не верим!

Почему же,

Коль Чермный мог, посаднику не мочь?

Не то! Не то! Ты только портишь дело!

Молчи совсем иль говори за мной.

Нет, уж позволь мне в петлю супостату

Влезть пособить! Долг платежом красен!

Да ты с ума никак сошел? Нам надо

Так говорить, чтоб воеводство вновь

Досталось мне. Ты Чермного — не Глеба

Должен винить.

С тобою спорить мне

Ты сам велел — так не мешай!

Иуда!

Ты выручаешь Чермного!

Зато уж

Мироныча я выручить не дам!

Злодей! Дай срок, с тобою мы сочтемся!

Бояре! Земцы! Гридни! Огнищане!

Ужели тот, чья доблесть, правда, честь —

Всем ведомы, на ком никто не мог бы

Ни пятнышка единого найти, —

Ужели бы тот самый человек

Мог Новгород продать?

Еще б не мог,

Коль дорого ему за это дали.

Типун тебе на лживый твой язык!

На свой погон посадника ты меришь!

А что ж? С тобой высчитывали мы

Его долги: довольно есть на нем.

Неужто ж он продешевил Софию?

Нет, он не глуп! Ему досталось, чем

И новгородцам и любчанам все

Отдать сполна.

Боярин Глеб! Зачем бы

Ты продал нас?

Жирох уж вам сказал:

Чтоб заплатить долги.

Тогда зачем бы

Ты признавался в том теперь?

Затем,

Что с князем торг не удался — придется

Мне в кабалу идти; так пусть один

Я пропаду, безвинного ж очищу.

Нет, в этом нас ты не уверишь? Нет,

Боярин Глеб! Из нас бы кто охотно

Твоих долгов не заплатил? Не нужно

Тебе от князя было брать. Нет, нет!

Я сам моих достатков половину

Тебе бы с радостию дал. Тяжеле,

Я чай, врагу продаться, чем услугу

От своего в беде принять.

От черта

Скорее бы услугу принял я,

Чем от мерзящей гадины такой,

От гнусного такого подлеца,

Продажного предателя и вора,

Каков есть ты!

Вы слышите его?

Вы слышите? Воистину, к лицу

Ему еще предателем ругаться!

— Чрез меру горд!

— Таков он был всегда!

— А совесть в нем таки заговорила!

— Сам назвался!

— Что вы, побойтесь бога, Он чист как день! Не он, не он нас продал!

— Не может быть!

— А почему ж и нет?

— Долги кого на грех не наводили?

— Да черт не шутит!

Новгород Великий!

Когда вы мне не верите, когда

Вы вашими не видите глазами,

Что на себя наклеп посадник держит —

Велите крест ему поцеловать

В своих словах.

Ну, что ж, и поцелует!

Что крест ему? Чтоб выручить тебя,

Побочного, что ль, сына своего,

Не морщася, он поцелует крест.

Известно, нам, не верует он в бога!

Вчера еще боярыне Мамелфе

Он говорил…

То правда — от нее

Я слышал сам.

Я также.

Тож и я!

Слышь, братцы! Глеб не верит в бога!

Стало,

Изменщик он?

Изменщик, стало быть!

Так, значит, нам не Чермного, а Глеба

Теперь топить?

А то кого ж еще?

Хватай его — иди!

Ступай ты прежде,

Я за тобой!

Что ж ты? Небось полез

На Чермного?

То Чермный был, а этот,

Вишь, как глядит.

Так кинемся все вместе!

Ребята! Глеб не верит в бога! Глеб

У воеводы ключ стащил! Низовым

За деньги продал Новгород! Пойдем

Его топить!

Да! В Волхов, в Волхов Глеба!

Топить его! А после грабить дом!

Ну, навались!

Свет Глеб Мироныч!

Небось! Тебя в обиду не дадим!

Твои мы уличане! За тебя

Одни на целый Новгород полезем!

Отец ты наш!

Гоните этих прочь!

То уличане подошли его,

Редятинцы, которых он кормил;

То улица одна кричит, а мы

Все говорим: он вор!

Назад! Не вам, а вечу

Его судить.

Так что ж не судит вече?

Грех налицо! Умора, право. Он

Сам говорит: я вор. Они ж ему:

Не верим да не верим. Если б я

То на себя сказал, небось ведь мне бы

Поверили.

Не удержать нам черных.

Вот так и прут. Хотят суда над Глебом.

Сбивают с ног. Пойдем на голоса.

Начнемте суд, тогда они уймутся.

По улицам, бояре, по концам.

На голоса.

На голоса.

За это

Один ответ. — Когда он продал нас,

Так смерть ему. — Сам никого на свете

Он не жалел. — В падежный год меня

В пух разорил! Гурты остановил

За Волховом; скот даром передох!

— С меня три виры взял! — Меня два раза

Послал в тюрьму! — А сборы-то как правил?

— В срок не отдашь — опишет животы!

Нет, жалости в нем не было!

Бояре!

За волю он себя не пожалел,

Чужой взял грех, чтоб не достался город

Изменникам!

Коль обелить его

Не сможем мы — бегите поскорей

За гридьбою!

Одно из двух: иль вор —

Иль Чермного он ложно очищает!

— Посадником его уже нам доле

Не след держать! Напрасно на себя

Показывать никто не станет! — Он же

Не верит в бога! — От такого ждать

Чего нельзя? — Безбожник, так и вор!

— А коль не вор, то все же нам досадчик!

— Досадчик всем! — Пора его долой!

— Давно пора! — Пусть он и чист, пожалуй,

Да нам он не угоден! — Благо, случай

Сам подает! Не мы его черним,

Не наш и грех-то будет!

Еще пора — мы все поправить можем, —

Скажи им, что не ты.

Иди на вал,

Новогородский воевода! Приступ

В сей самый миг, быть может, не далек.

Послушай нас…

О Новгороде думай,

Не обо мне.

Боярин Глеб Мироныч,

Молю тебя!..

Ну, что же, государи?

Я все сказал — кончайте приговор!

Боярин Глеб Мироныч, тяжело

Мне говорить и больно…

К делу!

Обиняков не нужно! Говори,

Как велено тебе от веча!

Бывший

Посадник Глеб! На явную измену,

В которой ты сейчас сознался сам, —

Кладется смерть. Но Новгород Великий,

Прошедшие твои заслуги помня,

Тебя от казни милует и только

Из города и волости своей

По жизнь тебе указывает путь.

С закатом солнца Новгород оставить

Сегодня ж должен ты.

Не признаю

Такого приговора! Я со гридьбой

Его заставлю отменить!

Не смей!

Свят приговор! Чти вечевое слово,

Как божие!

Не чту неправды я!

Гей, Василько! Беги скорей с своими —

Зовите рать!

Где воевода Чермный?

Враги идут на приступ с двух сторон!

Ты слышишь? Прочь! Твое в раскатах место!

Иду — но правду покажу твою —

Иль в божью правду верить перестану!

За мной, на вал!

Я Новгород Великий

Благодарю за милостивый суд!