РЮИ БЛАЗ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Три рода зрителей составляют то, что принято называть публикой: во-первых, женщины; во-вторых, мыслители; в-третьих, толпа в собственном значении этого слова. Толпа требует от драматического произведения почти исключительно действия; женщины прежде всего желают в нем видеть страсть; мыслители ищут в нем предпочтительно характеры. Внимательно изучая эти категории зрителей, мы наблюдаем следующее: толпа так любит действие, что в случае надобности согласна пренебречь характерами и страстями.[53]
Женщины, интересуясь, правда, и действием, так поглощены развитием страсти, что уделяют мало внимания обрисовке характеров; что же касается мыслителей, то им так нравится видеть на сцене характеры, то есть живых людей, что, охотно принимая страсть как естественный побочный элемент драматического произведения, они готовы считать действие досадной помехой. Это происходит оттого, что толпа требует от театра главным образом ярких впечатлений, женщина — чувств, мыслитель — размышлений. Все хотят наслаждения, но одни — наслаждения для глаз, другие — наслаждения для сердца, а последние — наслаждения для ума. Отсюда три рода совершенно разных произведении на нашей сцене: один простонародный и низкий, два прославленных и высоких, но одинаково удовлетворяющих определенную потребность: для толпы — мелодрама; для женщин — трагедия, анализирующая страсть; для мыслителей — комедия, изображающая человеческую природу.
Заметим мимоходом, что мы не собираемся устанавливать здесь что-либо непреложное, и просим читателя, чтобы он сам ввел в высказанную нами мысль ограничения, которые она может потребовать. Общие понятия всегда допускают исключения, мы отлично знаем, что толпа есть нечто великое, где можно найти все — как врожденное чувство прекрасного, так и склонность к посредственному, как любовь к идеальному, так и влечение к пошлому, мы знаем также, что всякий законченный мыслитель должен быть женщиной по утонченности чувств, и нам хорошо известно, что, благодаря таинственному закону, соединяющему оба пола и душой и телом, в женщине зачастую таится мыслитель. Отметив это и еще раз попросив читателя не придавать безоговорочного смысла немногим словам, которые нам остается сказать, продолжим нашу мысль.
Для каждого, кто всмотрится в три разряда зрителей, о которых мы сейчас говорили, очевидно, что все три правы. Женщины правы, требуя, чтобы душу их волновали; мыслители правы, требуя, чтобы их поучали, а толпа справедливо требует, чтобы ее забавляли. Из этих очевидных обстоятельств вытекает закон драмы. И в самом деле: создавать по ту сторону огненного барьера, называемого театральной рампой и отграничивающего реальный мир от мира идеального, создавать, в условиях сочетания искусства и природы, и наделять жизнью характеры, то есть, повторяем, людей; вложить в этих людей, в эти характеры, страсти, которые развивают характеры и изменяют людей; и, наконец, порождать из столкновения этих характеров и страстей с великими, установленными провидением, законами человеческую жизнь, то есть великие, ничтожные, горестные, смешные или ужасные события, доставляющие душе наслаждение, называемое интересом, а уму дающие назидание, называемое моралью, — такова цель драмы. Драма имеет, следовательно, нечто общее с трагедией, благодаря изображению в ней страстей, и с комедией — благодаря изображению в ней характеров. Драма есть третья большая форма искусства, объемлющая, заключающая в себе и оплодотворяющая и трагедию и комедию. Корнель и Мольер существовали бы независимо друг от друга, не будь между ними Шекспира, протягивающего Корнелю левую руку, а Мольеру правую. Так сходятся оба противоположных электричества комедии и трагедии, и вспыхивающая от этого искра есть драма.
Определяя сущность, закон и цель драмы, как он их понимает и как он уже не раз излагал их, автор вполне отдает себе отчет в том, что силы его очень невелики, а ум весьма ограничен. Он говорит здесь — пусть читатель правильно поймет его — не о том, что он сделал, а о том, что он хотел сделать. Он указывает, что являлось для него исходной точкой. И только.
Мы можем предпослать этой книге лишь несколько строк, ибо нам не хватает места для более пространного рассуждения. Да позволено нам будет поэтому, не вдаваясь в дальнейшие подробности, перейти от общих мыслей, высказанных сейчас нами и руководящих, по нашему мнению, всем искусством в целом, — при соблюдении, конечно, всех требований идеала, — к некоторым частным мыслям, которые эта драма, Рюи Блаз, может вызвать у вдумчивых людей.
Во-первых, — если затронуть лишь одну сторону вопроса, — каков, с точки зрения философии истории, смысл этой драмы? Поясним это.
Когда монархия близка к развалу, наблюдается ряд своеобразных явлений. Так, прежде всего дворянство обнаруживает склонность к распаду. Распадаясь, оно делится на части, и вот каким образом.
Королевство шатается, династия угасает, закон рушится, политическое единство, раздираемое интригами, дробится; высшее общество дичает и вырождается; все ощущают предсмертную расслабленность — и внешнюю и внутреннюю; крупные государственные установления рухнули, остаются в силе только мелкие — печальное общественное зрелище; нет больше полиции, армии, финансов; все понимают, что приходит конец. Отсюда во всех умах рождается тоска о прошлом, опасение за будущее, недоверие ко всем и ко всему, уныние и глубокое отвращение. Так как болезнь государства гнездится в самой верхушке, то знать, соприкасающаяся с нею, заболевает первая. Какая участь постигает ее? Часть дворянства, менее честная и менее благородная, остается при дворе. Все должно вскоре рухнуть, время не терпит, надо спешить, надо обогащаться, возвеличиваться и пользоваться обстоятельствами. Все думают только о себе. Каждый, не питая ни малейшей жалости к стране, строит свое маленькое личное счастье на великом общественном несчастии: он придворный, он министр, он торопится стать счастливым и могущественным; он умен, он развращается и преуспевает. Люди домогаются всего, хватают и расхищают все — ордена, звания, должности, деньги, Живут только честолюбием и алчностью. Скрывают под внешней благопристойностью тайное распутство, порождаемое человеческой слабостью. А так как подобная жизнь, состоящая в погоне за наслаждениями и удовлетворением своего честолюбия, требует прежде всего отречения от всех естественных чувств, то люди становятся жестокими. Когда наступает день опалы, в душе придворного, впавшего в немилость, пробуждается нечто чудовищное, и человек превращается в демона.
Безнадежное состояние государства толкает другую, лучшую и более родовитую половину дворянства на иной путь. Она удаляется от двора, возвращается в свои дворцы, замки и поместья. Она проникается отвращением ко всем делам, она ничем не может помочь, ибо приближается конец света: что можно сделать, и стоит ли предаваться отчаянию? Надо забыться, закрыть на все глаза, жить, пировать, любить, наслаждаться. Кто знает, есть ли впереди хотя бы год? Сказав или даже просто почувствовав это, дворянин живо принимается за дело: он заводит вдесятеро больше слуг, покупает лошадей, осыпает деньгами женщин, устраивает празднества, задает пиры, расточает, дарит, продает, покупает, закладывает, прожигает, проедает, отдает себя в руки ростовщиков и быстро проматывает свое имущество. Неожиданно приходит беда. Оказывается, что, хотя монархия быстро катится под гору, он разорился до ее крушения. Все миновало, все кончено. От всей этой роскошной, ярко пылавшей жизни не осталось даже и дыма — он развеялся. Один пепел, и больше ничего. Забытый и покинутый всеми, обедневший дворянин становится тогда тем, чем может, — искателем приключений, головорезом, беспутным бродягой. Он погружается в толпу и исчезает в этой огромной, тусклой и темной массе, которую он до тех пор едва различал глубоко под собою. Он уходит в нее с головой, он укрывается в ней. У него нет больше золота, но у него осталось солнце — это богатство неимущих. Сначала он жил в верхах общества, теперь он поселяется в низах и мирится с новой жизнью; он презирает своего родственника — честолюбца, богатого и могущественного; он становится философом и сравнивает воров с придворными. Впрочем, он добрый и смелый человек, умный и прямодушный: смесь поэта, нищего и принца; он над всем смеется; расправляется с ночной стражей, не прикасаясь к ней сам, при помощи своих товарищей, как раньше — при помощи слуг; не без изящества сочетает в своем обращении наглость маркиза с бесстыдством цыгана; он запятнан внешне, но чист душой; от дворянина в нем осталась только честь, которую он бережет, имя, которое он скрывает, и шпага, которую он пускает в ход.
Двойная картина, которую мы сейчас бегло обрисовали, встречается в известный момент в истории всех монархий, но особенно ярко она обнаруживается в Испании конца XVII века. Итак, если только автору удалось выполнить эту часть своего замысла, — в чем он не очень уверен, — в предлагаемой читателю драме первая половина испанского дворянства найдет свое выражение в лице дона Саллюстия, а вторая — в лице дона Цезаря. Они — двоюродные братья.
Здесь, как и везде, набрасывая это изображение кастильской знати около 1695 года, мы, понятно, не имеем в виду редкие и почтенные исключения... Продолжим нашу мысль.
Вглядываясь пристально в эту монархию и в эту эпоху, мы видим, что ниже знати, расколовшейся надвое и до известной степени олицетворяемой двумя людьми, которых мы сейчас назвали, шевелится в тени нечто великое, темное и неведомое. Это — народ. Народ, у которого есть будущее и нет настоящего; народ-сирота, бедный, умный и сильный, стоящий очень низко и стремящийся стать очень высоко; носящий на спине клеймо рабства, а в душе лелеющий гениальные замыслы; народ, слуга вельмож, в своем несчастии и унижении пылающий любовью к окруженному божественным ореолом образу, который воплощает для него среди развалившегося общества власть, милосердие и изобилие. Народ — это Рюи Блаз.
А над этими тремя людьми, которые, — если смотреть на них под этим углом зрения, — заставляют жить и действовать на глазах зрителя три начала и в этих трех началах — всю испанскую монархию XVII века, — над этими тремя людьми высится чистое и лучезарное создание, женщина, королева, несчастная как женщина, ибо у нее словно и нет мужа; несчастная как королева, ибо у нее словно и нет короля; склонившаяся, в приливе царственного сострадания, а может быть, и женского чувства, к тем, кто стоит ниже ее, и смотрящая вниз, тогда как Рюи Блаз, народ, смотрит вверх.
На взгляд автора, эти четыре соединенные таким образом фигуры, — не умаляя значения второстепенных персонажей, усиливающих правдивость картины в целом, — резюмируют самые яркие черты, которые представляла взору историка-философа испанская монархия сто сорок лет тому назад. К этим четырем фигурам можно было бы, пожалуй, прибавить пятую — фигуру Карла II. Но в истории, как и в драме, Карл II Испанский — не личность, а тень.
Мы спешим оговориться, что сказанное нами не является объяснением Рюи Блаза. Это только одна из сторон пьесы, это то впечатление, которое драма, если бы она заслуживала серьезного внимания, могла бы, в частности, произвести на человека вдумчивого и добросовестного, исследующего ее, скажем, с точки зрения философии истории.
Но как бы эта драма ни была незначительна, она, как и все на свете, имеет много других сторон, и есть много иных способов рассматривать ее. Идея может, подобно горе, предстать перед нами в нескольких видах. Это зависит от того, с какой точки мы смотрим. Да простят нам слишком пышное сравнение, которым мы пользуемся только для того, чтобы яснее выразить нашу мысль: Монблан, если на него смотреть из Круа-де-Флешер, не похож на Монблан, каким мы его видим из Саланша. Тем не менее это все тот же Монблан. Точно так же — переходя от великого к малому — и эта драма, исторический смысл которой мы сейчас разъяснили, представилась бы нам в совсем ином виде, если бы мы стали рассматривать ее с еще гораздо более возвышенной точки зрения — с точки зрения чисто человеческой. В таком случае дон Саллюстий олицетворял бы безграничное себялюбие и неустанную заботу, его противоположность, дон Цезарь, — бескорыстие и беззаботность, в Рюи Блазе отразились бы гений и страсть, угнетаемые обществом и устремляющиеся тем выше, чем сильнее этот гнет, и, наконец, королева олицетворяла бы добродетель, подвергающуюся большой опасности вследствие скуки.
С чисто литературной точки зрения характер этого замысла, как он осуществлен в драме, озаглавленной Рюи Блаз, снова изменился бы. В нем могли бы быть олицетворены три высшие формы искусства. Дон Саллюстий воплощал бы драму, дон Цезарь — комедию, Рюи Блаз — трагедию. Драма завязывает действие, комедия осложняет его, трагедия разрубает.
Все эти подходы к данной драме правильны и вполне основательны, но ни один из них не охватывает целого. Абсолютная истина заключается в совокупности произведения. Пусть каждый находит в нем то, что он ищет, — и цель поэта, который, впрочем, не льстит себя этой надеждой, будет достигнута. Философская тема Рюи Блаза — народ, устремляющийся ввысь; человеческая тема — мужчина, любящий женщину; драматическая тема — лакей, полюбивший королеву. Толпа, которая каждый вечер теснится перед этим произведением, — ибо во Франции никогда не ощущалось недостатка в общественном внимании к творческим попыткам ума, каковы бы они ни были, — толпа, повторяем, видит в Рюи Блазе только последнюю тему, драматическую, — лакея, и, по-своему, она права.
То, что мы сейчас говорили о Рюи Блазе, кажется нам несомненным и по отношению ко всякой другой пьесе. Славные творения великих драматургов замечательны именно тем, что они являют больше сторон для рассмотрения, чем все прочие. Тартюф смешит одних людей и наводит ужас на других. Тартюф — забравшаяся в дом змея, или лицемер, или же лицемерие. Он то человек, то идея. Для одних Отелло — чернокожий, любящий белую женщину, для других он — выскочка, женившийся на дочери патриция; для одних это ревнивец, для других это ревность. Такое разнообразие сторон нисколько не нарушает единства творения. Как мы уже выразились в другом месте: множество ветвей и один-единственный ствол.
Автор драмы потому так подробно остановился на ее историческом смысле, что в его представлении Рюи Блаз по своему историческому содержанию — и, конечно, только по историческому — связан с Эрнани. Огромное значение аристократии показано в Эрнани, как и в Рюи Блазе, наряду с огромным значением королевской власти. С той лишь разницей, что в Эрнани, — поскольку абсолютная королевская власть тогда еще не утвердилась, — знать ведет борьбу против короля то при помощи гордого сознания своего достоинства, то при помощи шпаги; она наполовину феодальна, наполовину непокорна. В 1519 году вельможа живет вдали от двора, в горах, разбойником — как Эрнани, или патриархом — как Руй Гомес. Спустя двести лет положение изменилось. Вассалы превратились в придворных. И если вельможа случайно испытывает еще потребность скрывать свое имя, то не для того, чтобы спастись от преследований короля, а чтобы спастись от преследований своих кредиторов. Он становится не разбойником, а беспутным бродягой. Чувствуется, что королевский абсолютизм долгие годы прохаживался по этим высокородным головам, пригибая одни и сокрушая другие.
И, наконец, — да будет нам позволено сказать в заключение еще несколько слов, — между Эрнани и Рюи Блазом пролегают два столетия Испании, два долгих столетия, в продолжение которых потомству Карла V дано было властвовать над миром; два столетия, которые провидение не пожелало, — что весьма примечательно, — продлить ни на один час, ибо Карл V родился в 1500 году, а Карл II умер в 1700 году. В 1700 году Людовик XIV наследовал Карлу V, подобно тому как в 1800 году Наполеон наследовал Людовику XIV. Эти бурные взлеты династий, время от времени озаряющие историю, представляются автору прекрасным и овеянным грустью зрелищем, на котором часто останавливается его взор. Порою автор пытается перенести из него кое-что в свои произведения. Так, ему хотелось наполнить Эрнани сиянием утренней зари и окутать Рюи Блаза предвечерними сумерками. В Эрнани солнце австрийского царствующего дома восходит, в Рюи Блазе оно угасает.
Париж, 25 ноября 1838 г.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Рюи Блаз.
Дон Саллюстий де Басан.
Дон Цезарь де Басан.
Дон Гуритан.
Граф де Кампориаль.
Маркиз де Санта Крус.
Маркиз дель Басто.
Граф Альба.
Маркиз де Приэго.
Дон Мануэль Ариас.
Монтазго.
Дон Антонио Убилья.
Коваденга.
Гудиэль.
Лакей.
Алькад.
Привратник.
Альгвасил.
Донья Мария Нейбургская, королева Испании.
Герцогиня Альбукеркская.
Касильда.
Дуэнья.
Паж.
Дамы, сеньоры, члены совета, пажи, дуэньи, альгвасилы, стража.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ ДОН САЛЛЮСТИЙ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Запри входную дверь, а окна отвори.
Все крепко спят еще. Но брезжит свет зари.
Вот громовой удар! Пропало все, пропало.
О Гудиэль! Позор! Изгнание! Опала!
Власть сразу рухнула. Еще не знает двор.
Молчи пока и ты. Из-за чего позор?
Ах, я в мои лета увлекся, как мальчишка, —
И вот... Всему виной глупейшая интрижка:
Служанку соблазнил... Великая беда!
Но с королевою приехала сюда
Она из Нейбурга. Плаксивая девчонка
Явилась во дворец и притащить ребенка
Его величеству посмела напоказ!
Жениться мне на ней последовал приказ;
Но отказался я, не скрыв негодованья, —
И вот теперь за то изгнанье. Мне — изгнанье!
Монаршей милости из-за чего лишен?
А то, что двадцать лет поддерживал я трон,
Что был ему всегда опорой и защитой,
Мой неусыпный труд... Забыто все, забыто!
Верховного судьи носил я с честью званье:
При имени моем дрожала вся Испанья.
Мое могущество исчезло, точно дым.
Почет, величье, власть исчезли вместе с ним!
Все сразу рушится под смех толпы презренной!
Никто не знает ведь...
Но завтра непременно
Узнают. Завтра, да... Но будем мы в пути!
Упасть я не хочу, я должен в тень уйти.
Как туго ты всегда затягиваешь пряжку!
Скорее отпусти, а то дышать мне тяжко.
Я буду в темноте свою готовить месть!
В подполье буду я интриги сети плесть.
Я — изгнан!
Кто ж нанес удар вам?
Королева!
Но страшен будет час возмездия и гнева!
Ты, ты учитель мой все эти двадцать лет,
И от тебя во мне и мысли тайной нет.
Ты мастер опытный, какому удается
На глаз определить всю глубину колодца.
В Кастилью еду я, мой замок родовой;
Там на досуге план обдумаю я свой.
Позор! Из-за кого убит судьбы насмешкой?
Ступай и приготовь к отъезду все. Не мешкай!
Я тут поговорю с бездельником одним
И, может быть, смогу воспользоваться им.
Пока до вечера я здесь еще хозяин.
О! Мести час придет — и будет не случаен,
Но страшен! Поспеши, все приготовь для нас.
Конечно, едешь ты со мной.
Эй, Рюи Блаз!
Я здесь.
Впредь во дворце я ночевать не буду.
Ты должен сдать ключи и запереть повсюду.
Сеньор, исполню я все, что угодно вам.
Но слушай же! Тебе я порученье дам:
Запомни, — это мне теперь всего важнее, —
Что королева здесь пройдет по галерее,
Часа так через два, из церкви в тронный зал.
Мне нужно, чтобы ты здесь королеву ждал.
Я понял вас, сеньор.
Еще есть приказанье.
Взгляни сюда в окно и обрати вниманье:
Ты видишь — человек по площади идет?
Вот пропуск предъявил он страже у ворот
Так знаком укажи ему ты осторожно,
Что узкой лесенкой сюда подняться можно.
И, прежде чем уйти, в каморку загляни:
Три альгвасила там, — проснулись ли они?
Спят крепко.
Тише! Стань там у дверей подале
И сторожи — смотри, чтоб нам не помешали.
Что значит этот взгляд?
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
А, вот и вы, бандит?
Да, вот и я, кузен.
В лохмотьях! Что за вид!
Я счастлив видеть вас.
Везде разносят славу
О ваших подвигах...
И вам они по нраву?
Да, нечего сказать! Достойная игра!
Дон Карлос дочиста ограблен был вчера —
И в ночь пасхальную! Все отняли бродяги —
Все, вплоть до пояса и драгоценной шпаги.
Он рыцарь ордена Сант-Яго, и ему
Оставлен плащ.
Мой бог! Оставлен? Почему?
Затем, что на плаще был знак святого братства,
А казнь особая грозит за святотатство.
Что вы мне скажете о подвиге таком?
Какой ужасный век, в котором мы живем!
Подумать только — вор боится этих знаков,
И им не тронут был, как друг, святой Иаков!
Вы были там?
Ну да, по правде вам скажу.
Но я не прибегал ни к шпаге, ни к ножу, —
Не трогал Карлоса. Лишь помогал советом.
Но говорили мне не только ведь об этом!
Слыхал я, что вчера, когда зашла луна
И площадь в полный мрак была погружена,
Толпою выбежав из гнусного вертепа,
Бродяги разные нежданно и свирепо
Посмели дерзостно напасть на часовых,
Что узников вели. Вы были среди них!
О нет! Тюремщики моей не стоят палки,
Я только наблюдал: во время перепалки
Я сочинял стихи, гуляя вдоль аркад.
Но это ведь не все.
Прошу — я слушать рад.
Во Франции сошлись вы с шайкой беззаконной,
И, между прочим, там — при вашей благосклонной,
Умелой помощи — ограблена казна!
Возможно... Франция — враждебная страна!
Ну, а во Фландрии? Признаться не хотите ль:
Когда святой отец вез деньги в Монс, в обитель,
Что с виноградников собрал он в тех местах, —
Не вами ли, мой друг, ограблен был монах?
Гм, гм... во Фландрии? Да мало ль что бывало?
Ведь я, вы знаете, постранствовал немало!
И только-то всего?
Дон Цезарь! Я всегда
При вашем имени краснею от стыда.
Румянец вам к лицу.
Наш род...
Он не в обиде.
Семья, к которой вы...
Но, кроме вас, в Мадриде
Решительно никто не знает ведь, кто я:
Я имя изменил. При чем же тут семья?
Еще на этих днях, при выходе из храма,
Заметив вас в толпе, меня спросила дама:
«Не знаете ли вы, что это за чудак?
Он подбоченился и смотрит важно так.
Не видывала я смешнее оборванца:
Как Иов, нищ, а горд, как герцог де Браганца!
Он шпагу длинную волочит за собой,
Свирепо сжав эфес, как бы готовясь в бой;
Лохмотья жалкие он носит величаво,
Как будто грандом быть вполне имеет право,
И гордо напоказ он выставил притом
Свой плащ оборванный, свои чулки винтом!»
И вы ответили: «Сафари, мой приятель»?
Нет. Только со стыда сгорел я.
Ах, создатель!
Я насмешил ее? Приятен мне успех:
Люблю я вызывать у дам веселый смех!
Но окружают вас одни лишь потаскушки!
О бедные мои невинные пастушки!
Какая клевета возводится на вас —
И все из-за того, что по ночам подчас
Свой утренний сонет красоткам я читаю!
Вы возглавляете головорезов стаю...
О! Клерки! Мальчики смиреннее ягнят!
Но худшее еще про вас мне говорят —
Что дружбу тесную с разбойником свели вы,
Да, с Маталобосом!
Но будем справедливы:
Я — что не принято здесь, в городе большом —
Без Маталобоса ходил бы нагишом.
От стужи в декабре я замерзал когда-то.
Граф Альба — знаете раздушенного фата? —
Раз ночью шел домой. С него был снят колет.
И что же?
Это я теперь в него одет.
Разбойник пожалел бродягу, очевидно!
Как? Краденую вещь надеть? И вам не стыдно?
Чего ж стыдиться мне? Он золотом расшит.
Зимою греет он, а летом веселит.
Я в жизни ничего не надевал охотней.
Смотрите!
В нем нашел любовных писем сотни!
Как голод и тоска становятся острей,
Сажусь я где-нибудь у кухонных дверей,
Где вкусных кушаний мне ароматы близки,
И там читаю я любовные записки.
Так при желании имею каждый день
Хоть запах ужина, любви хотя бы тень!
Но...
Бросим составлять моих проступков списки.
Ну да! Я знатный гранд и родственник ваш близкий —
Дон Цезарь де Басан и по рожденью — граф.
Но, с детских лет меня игрушкою избрав,
Судьба моя в удел дала мне сумасбродство.
Ну да, я все имел — богатство, благородство,
Я мог бы содержать красавиц хоть гарем,
Но в двадцать лет я был уж разорен совсем.
Исчезли все друзья — остались кредиторы.
Что было делать мне? Бежать от жадной своры!
Дон Цезарь де Басан исчез с лица земли,
И выдать только б вы одни меня могли.
Вы денег никогда давать мне не хотели —
Я не нуждаюсь в них! Когда взамен постели
У старого дворца, на камнях мостовой,
Я уж девятый год ночлег готовлю свой
И надо мною ночь раскинет синий полог, —
Я счастлив, я богат! И мирный сон мой долог.
А все уверены, что в дальние края
Бежал я, в Индию, к чертям, что умер я...
Завидная судьба! Когда я утром встану,
Напиться я иду к соседнему фонтану,
Потом иду гулять, принявши гордый вид, —
Моим скитаниям доступен весь Мадрид.
Дворец, где дни мои прошли, как сон веселый.
Был куплен нунцием святейшим — Эспинолой.
С его рабочими потолковать я рад,
Учу их лепкою отделывать фасад...
Теперь — могу ль просить хоть небольшую ссуду?
Я с вами говорить теперь серьезно буду.
Послушаем же вас.
Я вызвал вас сюда...
Учить вас право мне дают мои года.
Мои намеренья вам могут быть полезны.
Мне жаль вас! Я хочу вас вытащить из бездны.
Бездетен я, а вы — двоюродный мой брат,
Не надо забывать к тому ж, что я богат.
Бравируете вы, но глубоко несчастны.
При помощи моей все изменить вы властны!
Да. Ваши все долги я на себя беру,
Вам возвращу дворец, верну вас ко двору.
Сафари пусть умрет, дон Цезарь возродится.
Так новая для вас откроется страница,
И будущего вы бояться не должны.
Вам предоставлю ключ от всей моей казны —
Родным обязаны мы помогать по-братски.
Ну что ж, кузен, всегда умны вы были адски,
И красноречье вам природою дано.
Я слушаю...
Но есть условие одно.
Терпенье! Я сейчас вам объясню, в чем дело.
Сперва... вот кошелек: он ваш, берите смело;
Я вам его дарю.
Чудеснейший сюрприз!
И дам еще пятьсот дукатов вам...
Маркиз!
Сегодня ж...
Черт возьми! Но я весь ваш, всецело,
Согласен я на все! Скажите же, в чем дело.
Я честью вам клянусь, располагайте мной.
Вот шпага — я за вас сражусь хоть с Сатаной!
Нет, вы пока нужны не шпагой мне своею.
Но шпага — это все, чем в жизни я владею.
Дон Цезарь!
Знаете вы хорошо вполне
Весь сброд преступный здесь...
Кузен, вы льстите мне.
За вами следуют они покорной свитой,
И было бы легко поднять вам бунт открытый.
Известно это мне и может нам помочь.
Сюжет для оперы вы ищете — точь-в-точь!
Чем мой талант снабдит произведенье это?
Писать мне музыку иль сочинить либретто?
Хотите, я концерт кошачий сотворю?
Я не с Сафари здесь, дон Цезарь, говорю.
Послушай... Нужен мне помощник в темном деле —
Чтоб тайно он со мной к одной стремился цели
И зданье грозное воздвигнуть мне помог.
Я человек не злой. Но в жизни — видит бог —
Такие времена бывают, что должны мы
Откинуть всякий стыд и быть неумолимы.
Озолочу тебя! Но должен ты суметь
Помочь мне в темноте сплести такую сеть,
Какой не ведало искусство птицелова,
Ведь совесть для тебя — одно пустое слово!
Ты должен страшный план придумать для меня,
Чтоб жертву слабую поймала западня,
И за меня отмстить.
Отмстить за вас?
И больно!
Кому же эта месть?
Месть? Женщине!
Довольно!
Ни слова более! Клянусь душою, нет!
Один для этого есть у меня ответ —
Что если человек, рожденьем благородный,
Месть женщине плетет интригою холодной,
То он не дворянин, а гнусный альгвасил;
И если б даже он кастильским грандом был,
И если б сотни труб хвалу ему трубили
И звезд и орденов на нем десятки были, —
Он хуже для меня, чем гнусный вор, злодей,
И дорого б я дал, чтоб увидать скорей,
Как вздернут подлеца.
Но, Цезарь...
Замолчите!
Вот ваше золото — назад его возьмите.
О, мне понятно все: убийство и грабеж;
Понятно мне, когда пускают в дело нож
И, на тюрьму напав в ночном глубоком мраке,
Со стражей схватятся в кровопролитной драке,
И бьют тюремщиков и всех вокруг себя,
И не щадят врагов, круша, коля, рубя...
Зуб за зуб — это так; мужчина на мужчину!
Но слабой женщине удар готовить в спину,
Как птицу бедную, ловить ее в силки —
Нет, мысли от меня такие далеки!
Нет, нет, свидетель бог! Чтоб мне ценой позора
Купить богатство, блеск и звание сеньора?
Скорее предпочту ужасную судьбу:
Пусть пригвоздят меня к позорному столбу,
Пусть в нищете, в грязи весь век мой будет прожит
И пусть голодный пес мои останки сгложет!
Но, Цезарь...
Милости мне ваши не нужны!
Не надо почестей, не надо мне казны,
Пока могу я жить так, как хочу, — на воле,
И есть вода в ручьях, и чистый воздух в поле,
И вор, что теплый плащ подарит мне зимой!
Я прошлое забыл, и сладок отдых мой,
Когда в ленивый час полуденного зноя
У вашего дворца, ища себе покоя,
Ложусь и голову мне защищает тень,
А сам на солнце я — и сплю хоть целый день.
Прощайте! Кто из нас честнее, дон Саллюстий, —
То знает бог один. Расстанемся без грусти.
Охотно остаюсь с свободою моей
Живу я средь волков — но избегаю змей.
Минутку...
Разговор наш слишком долго длится.
Кончайте поскорей! Темница так темница!
Я ошибался в вас, дон Цезарь де Басан.
Но искус выдержан... И случай был мне дан
Проверить вас. Я рад. Так. Вашу руку! Смело!
Что значит?..
Я шутил. Да, честь в вас уцелела.
Я вас испытывал.
Я как во сне, сеньор...
Но эта тайна... месть... и женщина?..
Все вздор.
Моя фантазия, игра воображенья.
Вот как? Ну, а моих долгов уничтоженье?
Пожалуй, тоже вздор? Богатая казна,
Что обещали вы, — фантазия одна?
О нет, сейчас я вам пятьсот дукатов выдам.
Он это говорит с таким зловещим видом...
«Да» — на устах и «нет» — в глазах!
Сейчас вернусь.
Здесь подождешь меня.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
О! Рюи Блаз, клянусь!
Сафари, старый друг! Ты здесь?.. Какая тайна
Вдруг во дворец тебя ввела?
Я тут случайно.
Пойду — и снова вдаль полет свой устремлю.
Я птица вольная, пространство я люблю!
Но ты — в ливрее вдруг? Надел ты маску?
Нет!
Я в маске, если я в ливрею не одет.
Да что ты говоришь?
Дай руку мне, мой милый.
Хочу ее тебе пожать с такой же силой,
Как в дни далекие, счастливые, когда
Нам были радостью и голод и нужда,
Когда я мерз зимой, имел лишь хлеб и воду,
А крова не имел — зато имел свободу!
В те времена еще я человеком был.
Мы встретились с тобой — тебя я полюбил:
Мы оба из простых! Ты помнишь, как когда-то
Все думали про нас, что мы с тобой два брата.
С утра и до ночи мы пели без конца,
А ночью, на глазах у вечного творца,
Под звездным небом мы, обнявшись, засыпали,
Делили мы с гобой и радость и печали.
О юности заря прекрасная! Потом
Пришлось нам каждому пойти своим путем.
Прошло почти пять лет. Ты все такой, как прежде:
Сафари, что богат и в нищенской одежде.
Ничем ты не владел — а думал, что богат,
И ничего не ждал. А я, мой милый брат,
Учился в детстве я в одной из тех коллегий,
Где много нам дают ненужных привилегий.
И эта милость мне лишь ко вреду была,
Поскольку не дали мне в руки ремесла.
Там сделали меня мечтателем, поэтом, —
Я часто от тебя упреки слышал в этом.
Ты надо мной шутил; я — пылок и упрям —
Кидал мечты свои стихами к небесам!
Жар честолюбия пылал во мне тревожно,
И все казалось мне и просто и возможно.
Я думал целый мир завоевать тогда, —
К чему усилия заботы и труда?
Бродить предпочитал весь день я в томной лени,
Следя мечтательно, как всходит на ступени
Роскошного дворца, где все огни горят,
Блистая прелестью, прекрасных женщин ряд...
Ну, словом, день настал, когда, бездомный, нищий,
Остался я совсем без крова и без пищи.
И поднял я кусок, валявшийся в пыли:
Взял, что мне предложить за мой позор могли.
О боже! В двадцать лет как верил я в мой гений!
Я босиком бродил в полях, и в день весенний
О человечестве я думал той порой,
И планов в голове теснился целый рой!
Предела не было надежде и желанью
Хотел от бедствий всех я излечить Испанью,
Стать благодетелем родной моей стране,
Я думал, что весь мир нуждается во мне!
И видишь результат, мой друг? Я стал лакеем!
Дорогой голода не все пройти умеем:
Ворота низкие, и неудобен путь.
Кто выше — должен тот и ниже спину гнуть.
У счастья есть свои приливы и отливы.
Но мы надеяться должны, пока мы живы!
Хозяин мой — маркиз.
Я с ним слегка знаком.
Ты во дворце живешь?
И не бывал я в нем.
Сегодня — первый раз.
Но здесь его покои?
Он должен во дворце во время быть любое.
Но в доме небольшом он поместил меня,
Отсюда в двух шагах, а сам при свете дня
Он не бывает там, зато порой ночною
Приходит часто в дом он дверью потайною.
Ключ только у него, и он проводит ей
Замаскированных таинственных гостей.
И с ними запершись, он там часы проводит,
Не знаю, для чего и что там происходит.
Там двое черных слуг живут со мной, немых, —
И вот считаюсь я хозяином для них.
Да. Домик он завел, чтоб в тайне безусловной
Шпионов принимать, — ведь он судья верховный.
Он держит все в руках... Он гений по уму!
Вчера он мне велел прийти сюда к нему,
Пока не рассвело, — пройти по галерее.
И в первый раз велел мне быть в моей ливрее.
Одежду гнусную сегодня в первый раз
Надел я на себя.
Надейся, Рюи Блаз!
Не знаешь ты всего! Нет для меня надежды.
Все то, что видишь ты, — клеймо моей одежды,
Жизнь унижения, безрадостной тоски
И что я жалкий раб, — все это пустяки.
Я и не чувствую позорящей ливреи.
Но пламя жжет мне грудь, грызут мне сердце змеи...
Боишься за меня? На внешность не смотри:
Когда б ты видеть мог, что у меня внутри!
Что хочешь ты сказать?
Пришпорь воображенье!
Где верх безумия, вне власти достиженья,
Придумай, сочини, найди, изобрети —
Чего опаснее, страшнее не найти.
Составь смертельный яд, глухую бездну вырой
Чернее всех грехов и преступлений мира, —
И все же будешь ты от истины далек.
Не догадался ты? Кто б догадаться мог!
Поближе подойди к зияющему зеву
Бездонной пропасти: люблю я... королеву!
О небо!
Во дворце есть человек один:
Над ним короною украшен балдахин,
Живет он сумрачно, в уединенье строгом;
Все перед ним равны, как будто перед богом;
Для всех, кто может быть в присутствии его
С покрытой головой, и честь и торжество;
Подвластны все при нем мучительному страху:
Он пальцем шевельнет — и мы с тобой на плаху;
Малейшей прихотью мир сотрясает он;
Живет, величием зловещим окружен,
И правит судьбами обоих полушарий;
И этот человек — король... И я, Сафари, —
Ты слышишь? — я ее ревную к королю!
Ревнуешь! Ты — к нему?
Ведь я ее люблю!
Несчастный!
Я схожу с ума, изнемогаю!
Не сплю ночей, а днем — ее подстерегаю.
Печальнее судьбу едва ли ты найдешь —
Жить при дворе, где все лишь ненависть и ложь!
Несчастная! И быть женою идиота,
Которого одно лишь радует — охота!
И не мужчина он — старик уж в тридцать лет!
Ни царствовать, ни жить он не умеет, нет, —
От дряхлого отца на склоне дней рожденный
Род вымирающий, на гибель обреченный!
Она же молода, прекрасна, как цветок, —
И Карл Второй ей муж! Удел ее жесток.
Она по вечерам идет с своею свитой
В соседний монастырь, и жду я, тенью скрытый...
Случайно как-то я узнал, что скучно ей
Без голубых цветов с ее родных полей.
Я вспомнил, что они в одном лесу тут были, —
И каждый день теперь хожу я за две мили.
О, смейся надо мной! Но по ночам с тех пор
Проникнуть в сад ее стараюсь я, как вор.
Недавно я посмел, — тебе я, верно, жалок? —
Записку к ней вложить в букет лесных фиалок.
Глубокой полночью цветы в ее саду
Я на любимую скамью ее кладу.
Добраться нелегко до милого мне сада:
В железных остриях высокая ограда
Недавно я себе поранил руку в кровь.
Сломаю шею там я за свою любовь!
Не знаю, до нее дошла ль в цветах записка?
О, черт меня возьми, ты не боишься риска?
Дон Гуритан в нее не менее влюблен.
Влюбленный мажордом — вдвойне опасен он.
Его приспешники щадить тебя не станут.
Еще твои цветы, пожалуй, не увянут,
Как в темноте ночной из стражи кто-нибудь
Приколет крепко их копьем тебе на грудь.
Влюбиться — и в кого? Нелепая затея!
И как тебе пришла подобная идея?
И кто влюбляется, скажи мне, в королев?
Не знаю. Но, свою судьбу преодолев,
С восторгом продал бы, поверь, я душу черту
За то, чтобы попасть в блестящую когорту
Тех гордых щеголей, что там, внизу, теперь —
Вон, можешь видеть ты, — надменно входят в дверь, —
Вон, в шляпах с перьями и с гордостью своею...
О, если б сбросить мне постылую ливрею
И так же, как они, явиться перед ней!
Но — о проклятие! — я для нее лакей!
Как мог я полюбить...
Опять твои вопросы,
Что жалили меня в былые дни, как осы!
Ты верен старому занятью своему:
Выпытывать — зачем, и как, и почему?
Люблю безумно я — и этого довольно!
Ну полно, не сердись!
Я не сержусь. Мне больно.
Прости меня, мой друг, но лучше уходи.
Беги несчастного, что, с ужасом в груди
И победить свое безумье не умея,
Страсть короля таит под маскою лакея!
Бежать тебя, мой брат? Да кто же я такой?
Беззвучный бубенец, внутри совсем пустой,
Не нужный никому, как старая афиша,
Я жил, не зная слез и слов любви не слыша.
Подчас я у любви вымаливал гроши,
Но было это все без сердца, без души.
И на твою любовь со всем ее страданьем
Смотрю я с завистью скорей, чем с состраданьем.
Мой друг!..
Вот деньги вам. Берите.
Черт возьми!
Фигура мрачная... Он слушал за дверьми!
Благодарю, маркиз!
Подслушал... Ну да что там!
Смотрите: вон того, который занят счетом,
Как только выйдет он, сейчас же под арест —
Без шума, без возни. Потом из этих мест
Вы с первым же его отправите фрегатом,
Чтоб тотчас в Африку продать его пиратам.
Протест его и крик пусть не смущают вас.
Скорей все сделайте. Вот письменный приказ.
Когда вернетесь вы, его надежно спрятав,
То каждый из троих получит сто дукатов.
Как с золотом своим играть приятно нам!
Прелестный вид и звук...
Вот, ровно пополам.
Бери!
Как?
Все тут: жизнь, свобода, перемена!
О черт!
Нет, сердце мне не вызволить из плена.
Так мне велит судьба: уйти бы я не мог.
Как хочешь. Кто из нас безумней? Знает бог!
Прощай!
Черты лица, фигура — все в них сходно.
Дай руку!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Рюи Блаз!
Сеньор, что вам угодно?
Не помню точно я: уж наступил рассвет,
Когда ты во дворец ко мне явился?
Нет
Я страже пропуск дал, как вы мне приказали,
Ни слова не сказав, — и очутился в зале.
Скажи, ты был плащом закутан?
Да, сеньор.
Так, значит, во дворце еще до этих пор
Никто тебя не мог заметить в этом виде —
В ливрее?
Нет, сеньор. Никто во всем Мадриде.
А! Так сними ее.
Отлично!
Дверь запрешь.
Так. Почерк у тебя, мне кажется, хорош.
Вот, ты мой секретарь. Пиши, что продиктую.
Сначала напиши записку мне такую...
Могу секретарю открыть я свой секрет:
Пракседис дивная — любви моей предмет!
Пиши: «Сеньора, я в опасности смертельной.
Вы только милостью своею беспредельной
И властью царственной могли б меня спасти,
Решившись вечером в мой скромный дом прийти.
Иначе я погиб». Пиши «Я умоляю;
Рассудок, сердце, жизнь у ваших ног слагаю».
Опасность страшная — единственный предлог,
Которым я ее к себе завлечь бы мог.
О, женщин знаю я! Они ужасно любят
Спасать от гибели того, кто их погубит.
Прибавь: «Вас будут ждать у двери потайной
И проведут ко мне». Доволен я собой!..
Ну, подпишись теперь.
Поставить ваше имя?
Нет, «Цезарь». Я подчас нуждаюсь в псевдониме,
Но сможет ли она ваш почерк здесь признать?
Довольно, чтоб она увидела печать.
Кому адресовать?
Я сам письмо отправлю
Итак, я еду в ночь. Но здесь тебя оставлю
Я оценил в тебе хорошего слугу...
И большего тебе достичь я помогу.
Да. Можешь сделать ты блестящую карьеру.
Но должен ты питать ко мне слепую веру,
Повиноваться мне.
Сеньор!
Я друг тебе
И от души хочу помочь твоей судьбе.
Теперь напишешь ты записку мне вторую.
Возьми еще листок. Вниманье, я диктую.
Пиши: «Я, Рюи Блаз, даю расписку в том,
Что был лакеем взят к маркизу Финлас в дом
И буду, как слуге хорошему прилично,
Во всем ему служить и тайно и публично»,
Так. Подпишись теперь, поставь число и год.
Где шпага, что велел я принести? А, вот!
На кресле там она. Прекрасно! Превосходно!
Из шелка перевязь — и с вышивкою модной...
Взгляни, как сделана искусно рукоять,
Чтоб для прелестных дам конфеты в ней держать!
Что скажешь? Делал Хиль, а он неподражаем.
Мы лучше мастера-чеканщика не знаем!
Постой — дай мне взглянуть, к лицу ль тебе? Надень.
Как будто бы ее он носит каждый день!
Идут?.. Да, близок час прохода королевы.
Маркиз дель Басто здесь.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Маркиз! Позвольте мне вам
Представить... Мой кузен — дон Цезарь де Басан.
Вернулся, наконец, он из далеких стран.
Граф Цезарь десять лет почти что не был дома,
И для него прошу я доброго приема.
Мой бог!
Молчи!
Я рад...
Смелей!
Граф, вашу мать
Имел я счастие любить и близко знать.
Как изменился он!.. Я б не узнал, наверно.
Ведь десять лет прошло...
Конечно, это верно.
Вернулся блудный сын! А помните ли вы,
Маркиз, как он всегда был притчей для молвы?
Как деньгами сорил? Едва простившись с детством,
В три года с дедовским покончил он наследством:
Пиры и празднества, за балом пышный бал,
Оркестр в сто человек... Мадрид он ослеплял!
Был яркою звездой на нашем небосклоне.
Теперь из Индии приплыл на галионе.
Сеньор...
Мой милый друг: кузен, а не сеньор!
Басаны — старые дворяне с давних пор.
Дон Педро, предок наш, женат был на Марьяне
Де Гор. Их сын всю жизнь проплавал в океане:
Он адмиралом был, имел двух сыновей —
Родоначальников и предков двух ветвей.
Вы граф, а я маркиз, но ведь, в конечном счете,
Не много разницы в коронах вы найдете.
Я в Португалии прекрасной был рожден,
А ваша родина — цветущий Арагон.
Так, Цезарь, и у нас одни и те же предки:
Я плод, а вы цветок, но равноценны ветки.
Чего же хочет он? Куда влечет меня?
Но, значит, ведь и мы с дон Цезарем родня?
Мы все в родстве, маркиз.
Дон Цезарь!
Но едва ли
Тот де Басан, кого погибшим все считали?
Тот самый!
Значит, он опять вернулся к нам?
Из Индии.
Да, да! Я узнаю и сам!
Его узнали вы?
Его я знаю с детства.
Он слеп. Узнав тебя, нашел он в этом средство
Скрыть слепоту свою!
Вот вам рука моя.
Сеньор!
Он недурен.
Вас счастлив видеть я,
Кузен.
Его долги я уплатить намерен.
Но при дворе давно его кредит утерян.
Нельзя ль ему найти при королеве пост?
Годится в свиту он: красив, прекрасный рост.
К тому же — родственник. Я приложу усилья.
Нетрудно будет вам — вас слушает Кастилья!
Дон Цезарь, мой кузен...
Как был хорош балет
Вчера, не правда ль, граф?
Прелестен ваш колет!
О, лучше у меня был розовый атласный,
Но Маталобос снял его с меня! Ужасно!
Ее величество! Прошу по рангу стать.
На колебания ты времени не трать.
Возможно ли! Судьба тебя все выше манит,
А между тем твой дух тебя лишь книзу тянет!
Проснись! Уеду я — тебе оставлю дом,
Обоих слуг немых и все, что только в нем.
Возьму я только ключ от потайного входа.
Я позже сообщу тебе, какого рода
Услуги от тебя понадобятся мне.
Ты за судьбу свою спокоен будь вполне.
Я счастие твое заботливо устрою.
Смелее! Пользуйся удачною порою.
Двор — это царство тайн и сумерек густых.
Так завяжи глаза: я вижу за двоих.
Ее величество!
Она!
Приди в сознанье!
Накройся поскорей — ведь ты же гранд Испаньи!
Какую же, сеньор, платить за это дань?
Вот этой женщины любовником ты стань!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ КОРОЛЕВА ИСПАНИИ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Вот и уехал он. Должна я быть довольна.
Но даже мысль о нем гнетет меня невольно.
Как ненавидит он меня!
И осужден
За то оставить двор.
Как ненавидит он!
Но, государыня...
Касильда, нет сомнений
Он страшный человек. Он для меня злой гений!
Я не могу забыть — как будто тяжкий сон.
Наутро должен был Мадрид покинуть он,
А вечером ко мне явились гранды в залу
На целование руки, по ритуалу.
Передо мной они склонялись все подряд;
Спокойна и грустна, терпела я обряд,
И, машинально им протягивая руку,
Разглядывала я, чтобы рассеять скуку,
Картины на стене. Потом взглянула вниз —
И вижу, что ко мне приблизился маркиз.
Увидевши его, других я не видала.
Шел медленно, играл ножнами от кинжала,
Порой сверкала в них полоска лезвия.
Казалось, не идет — ползет он, как змея!
К моей руке прильнул холодными устами —
И ненависти взгляд обжег меня, как пламя!
Он исполнял свой долг, как все другие, — что ж?
Нет, поцелуй его с другими был не схож.
Последний раз тогда я здесь его видала.
Как странно! У меня других забот немало,
Но думаю о нем все время. Этот взгляд...
Поверь, душа его черна, как самый ад.
Ах, он, как демон, мне внушает содроганье!
Касильда! Перед ним я слабое созданье,
Я только женщина! И по ночам во сне
Зловещим призраком является он мне,
Целует руку мне... Очнуться я не в силах,
И точно черный яд в моих струится жилах,
Пронизывает дрожь, как от холодных струй,
И леденит меня зловещий поцелуй.
Пустые призраки!
Да, хуже есть печали...
О, надо все скрывать, чтобы они не знали!
Я нищих встретила сегодня на пути.
Они ко мне тогда не смели подойти.
Еще стоят они с протянутой рукою.
Брось им мой кошелек.
О, с легкостью какою
Вы помогаете несчастным беднякам!
Здесь тоже нищий есть. Что стоит бросить вам
Словечко доброе? Он этого достоин.
Душой так нежен он — на вид суровый воин.
Он скучен. Разговор его невыносим!
Согласна. Все-таки поговорите с ним.
Граф, здравствуйте!
О, как добра и как прекрасна!
О бедный старый граф, поклонник ваш безгласный!
Как аист у воды, он терпеливо ждет,
Покамест в клюв его добыча попадет.
«Прощайте», «здравствуйте», одна сухая фраза —
Он сыт на целый день и счастлив до экстаза.
Молчи!
Увидеть вас — смысл жизни для него,
И больше он уже не хочет ничего.
Ах, что за красота! Какой ларец! Откуда?
Вот ключ, возьми, открой.
Резьба какая, чудо!
Он для святых мощей: наполнивши ларец,
Пошлю его домой. Как будет рад отец!
Нет, думать не хочу... Прогнать бы мысли рада!
Ступай и принеси мне книгу... Нет, не надо:
Мне не дают читать на языке родном,
А по-испански ведь читаю я с трудом.
Король... он увлечен охотой лишь одною:
Он за полгода был лишь десять дней со мною.
Хоть вы монархиня — судьбы печальней нет.
Я выйду погулять!
Простите: этикет
Ее величеству лишь выйти разрешает,
Когда испанский гранд ей двери открывает.
Из них же не успел еще никто прийти.
Так что ж это? Должна сидеть я взаперти?
Меня хотят убить? Рассудок я теряю!
Как обер-фрейлина, свой долг я исполняю.
Опять мечтать? Нет, нет!
Позвать моих всех дам!
Скорее карты! Стол!
Останьтесь по местам.
Простите, могут лишь, согласно этикету,
С ее величеством делить забаву эту
Родные короля.
Так позовите их!
Из рода короля нет никого в живых.
Старуха гадкая, несносная дуэнья!
Пусть завтрак подадут!
И это — развлеченье.
Касильда, завтракать со мной ты будешь. Да!
В отсутствие его величества всегда
Ее величество одна изволит кушать.
О боже! И нельзя мне этикет нарушить?
Ни выйти, ни играть, ни есть, когда хочу?
Год, как я царствую, — какую жизнь влачу!
Я умираю здесь. Дворец — моя могила!
Бедняжка! Жизнь ее действительно уныла!
Нелепый этот двор, монашеский устав!
Все развлечение — смотреть, как старый граф,
Почтительно влюблен, стоит и ждет чего-то,
Как аист сторожа стоячее болото!
Придумай что-нибудь!
Раз короля здесь нет,
Вам власть дана сзывать министров на совет.
Да! Восемь стариков, надуты и зловещи,
Мне будут толковать наскучившие вещи:
О дряхлом короле французском и о том,
Что замышляет Рим... Мы дальше не пойдем.
Нет, что-нибудь еще придумай!
Погодите;
Ведь кавалеров есть немало в вашей свите.
Что, если нам позвать кого-нибудь сюда,
Кто молод и красив?
Касильда!
В чем беда?
Мне хочется взглянуть на молодые лица.
О государыня, должны вы согласиться!
Зараза старости всегда опасна нам:
Смотря на стариков, состаришься и сам.
Да, смейся, милая. Жизнь сердце охлаждает:
Как пропадает сон, так радость пропадает.
Нет, только тех минут я с нетерпеньем жду,
Когда могу одна гулять в моем саду.
Да, чудный уголок, действительно! Засады
За каждой статуей, притом из-за ограды
Деревьев не видать, так высока она.
Зато я там могу бывать совсем одна.
Ах, как хотелось бы на волю мне порою!
На волю? Если так, я это вам устрою.
Да, государыня; чем хуже мрак тюрьмы,
Тем более искать имеем право мы
Тот ключик золотой, что отомкнет засовы.
Он у меня в руках, и если вы готовы,
Наперекор им всем, я вам могу помочь:
Под маской в город мы уйдем в любую ночь.
О боже! Замолчи!
Легко и безопасно...
Довольно, никогда!
Я всех боюсь ужасно!
Зачем, зачем я здесь, а не в родной стране?
Как у родителей жилось привольно мне!
Мы бегали с сестрой в лесу и на поляне
Свободно. Иногда встречались нам крестьяне —
Мы с ними весело вступали в разговор.
Как были счастливы мы с нею до тех пор,
Пока не прибыл к нам с посольством из Испаньи
Какой-то человек, весь в черном одеянье.
«Принцесса, — он сказал, — вас ждет испанский трон!»
Прижалась я к сестре; отец был восхищен,
А мать заплакала. Теперь уж плачут оба.
Касильда! Здесь кругом все только мрак и злоба!
Я птичек привезла — нет больше ни одной.
Мне не дают цветов страны моей родной,
И слова нежного ждала бы я бесплодно...
Я королева здесь — там я была свободна,
Да, ты права, стена ужасно высока,
И мрачен вечером наш парк. Тоска, тоска!
Что это — там поют?
Окончив труд тяжелый,
Проходят прачки там с реки толпой веселой.
К чему щебечут птицы
В густой тени ветвей?
Твой голос серебристый
Всех певчих птиц нежней.
К чему на небе звезды
Блестят во тьме ночей?
Твоих очей сиянье
Небесных звезд ясней.
К чему цветок душистый —
Весною красота?
Прекрасней алой розы
Цветут твои уста.
Ведь песни райской птицы,
Живой души цветы
И звезды в ясном небе —
Любовь, все это ты.
Ах, о любви поют, и радость в их напеве!..
Мне сладко слушать их и больно.
Королеве
Мешает пение. Прогнать их от ворот!
Прогнать немедленно!
О нет, наоборот!
Пусть с миром здесь они проходят по аллее.
Пойдем на них взглянуть, там будет нам виднее!
Ее величеству нельзя смотреть в окно.
И этого нельзя! Ну что же, все равно...
Оставь, не для меня закаты в небе чистом,
Ни вечер, гаснущий в сиянье золотистом,
Ни песня мирная, звучащая вдали.
Сказала я «прости» всем радостям земли.
И видеть мне нельзя божественной природы,
И даже видеть мне нельзя чужой свободы!
Святых апостолов мы память ныне чтим.
Идемте.
Как! И ты?
Приказ неумолим:
Ослушаться нельзя.
К себе пройдите все вы.
Теперь молитвы час настал для королевы.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Молитвы час настал? Скажи — мечтаний час.
Куда бежать от них? О, кто меня бы спас?
Без света я в тюрьме.
И чудится всегда мне
След окровавленной руки на белом камне.
Он руку ранил в кровь! Но сам он виноват:
Там всюду острия железные торчат,
Стена так высока... Как можно ночью темной
Идти дорогою такой головоломной?
Но жизнью он своей пожертвовать готов,
Чтобы оставить мне букет моих цветов!
В последний раз, его подарок обнаружив,
Я над моей скамьей нашла обрывок кружев —
Висел на острие, весь кровью залитой...
И я его сняла. О, капля крови той,
Упавшей за меня, всех слез моих дороже!
Но помощи твоей я лишена, о боже!
Он каждый раз кладет цветы мне на скамью —
И я беру цветы... и клятву в том даю,
Что я в последний раз подобный грех свершаю.
И каждый раз клянусь — и клятву нарушаю!
И сила тайная влечет туда меня.
Он ранен. Он туда не приходил три дня.
Но кто бы ни был ты, о друг мой неизвестный,
Ты понял, что я здесь — как птица в клетке тесной,
Что в одиночестве печален мой удел.
Мой верный тайный друг! Меня ты пожалел.
Не хочешь ничего, не требуешь, не просишь —
И только кровь свою мне в жертву ты приносишь,
Чтобы дарить цветы, опасности презрев,
Несчастнейшей из всех несчастных королев.
Ты следуешь за мной во мраке верной тенью —
И сердцем я судьбы подвластна повеленью.
Пусть матери твоей любовь тебя хранит
И жизнь твою — моя молитва осенит.
Вот здесь его письмо. Оно меня сжигает...
Судьба гнетет меня — и тут же помогает.
Так странно! В жизни мне она послала двух:
Один — злой гений мой, другой — мой добрый дух.
Я ощущаю их присутствие, не видя.
Один — любя меня, другой же — ненавидя,
Но оба здесь они, со мной везде, всегда.
Чего мне ждать от них? Погубит ли вражда
Или спасет любовь? Не знаю, все возможно.
Быть королевою — о, как это ничтожно!
В молитве помощь я попробую найти.
О матерь божия, спаси и просвети.
Склони ко мне свой взор, о пресвятая дева!
К тебе поднять глаза не смеет королева.
Цветок, письмо его — жгут горячей огня!
О, помоги!
Письмо!..
Оно влечет меня.
Надежда страждущих! Звезда морей! Мария!..
Нет, не хочу читать те строки роковые!..
Тебя господь послал всем страждущим сестрой.
О, пощади меня, спаси меня, укрой!
Прочесть в последний раз — и разорвать!
О боже,
Уж месяц говорю я все одно и то же!
«У ваших ног во тьме томится человек,
Что отдал душу вам и жизнь свою навек.
Неведомый для вас и тайной окруженный,
Страдает земляной червяк, в звезду влюбленный;
И умирает он, поверженный во прах,
Смотря, как ярко вы блестите в небесах».
Но если в вас душа иссохла от томленья,
То — что бы ни было — ей нужно утоленье.
Пусть это будет яд — не оттолкну питья.
Но ведь кого-нибудь любить должна же я!
Когда б хотел король, его б любить могла я.
Но уезжает он, одну меня бросая, —
И я совсем любви и ласки лишена.
Письмо от короля!
Мой бог! Я спасена!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Где я?.. Как хороша!.. Я здесь! Что это — чудо?
Бог спас меня.
Письмо от короля! Откуда?
В Аранхуэсе он сейчас.
О мой король,
Благодарю тебя! Ты понял сердца боль,
Ты понял наконец, как я здесь одинока,
Как ласка мне нужна, — и вот, хоть издалека,
Все ж получила я любви твоей слова!
Скорее дайте!
Я должна прочесть сперва, —
Так принято.
И тут не избежать надзора!
Читайте же скорей.
Послушаем...
«Сеньора,
Сегодня ветрено. Я шесть волков убил».
И подпись: «Карл, король».
Увы!
Вот страстный пыл!
Пусть сердце мучилось, терзалось, тосковало, —
«Я шесть волков убил»!
И это все?
Вам мало?
Угодно вам?
О нет!
И это все? Мой бог!
Чего же вам еще? Простой и ясный слог.
С охоты трудно ждать письма иного рода.
Тут все: и что убил и какова погода.
Писал он... Впрочем, нет — письмо он диктовал.
Да, почерк не его, он только подписал.
Не может это быть игрой воображенья!
Мне почерк хорошо знаком: тут нет сомненья.
А кто привез письмо от короля?
Курьер
Его величества.
Вот этот кавалер?
Да. К вам его король на службу назначает.
Маркиз де Санта Крус его мне поручает.
А как его зовут?
Дон Цезарь де Басан,
Граф де Гарофа. Он из молодых дворян;
Коль верить отзывам, умен и безупречен.
Я с ним поговорю.
Вы...
Ею я замечен!
Она меня зовет! О боже, я дрожу!
Приблизьтесь, граф!
Но я совсем не нахожу,
Что нужен при дворе нам молодой повеса.
И так красив собой!
Вы из Аранхуэса?
Да, государыня.
Король здоров?
Вполне.
Он диктовал письмо?
Да. Был он на коне.
Письмо продиктовал он... одному из свиты.
Как будто мысли все мои ему открыты:
Боюсь спросить, кому...
Вы можете идти...
Постойте!
Много там придворных с ним в пути?
Волненья своего сама не понимаю.
Кто был при короле?
Я их имен не знаю.
Мадрид покинул я тому назад три дня,
А там король совсем не задержал меня.
Три дня!
О! Ревность — яд! Она — жена другого!
Я в бездну падаю!
Сеньор, всего два слова:
Распоряжения я во дворце даю.
Вы, верно, знаете обязанность свою?
Вам ночью предстоит дежурить здесь, у входа
К ее величеству, и в случае прихода
Его величества открыть к ней в спальню дверь.
Мне — королю открыть?
Но он не здесь теперь.
Приехать может в ночь — и нужен тут дежурный.
Мой бог!
Он побледнел.
Что с ним?
Сеньору дурно!
Мне? Что вы! Дурноты не знал я никогда.
Но странно... Солнце... зной... и быстрая езда...
Мне — королю открыть!
Его рука в повязке!
Он ранен!
Ранен?
Ах! Отхлынули все краски
С лица. Скорей, скорей! Лишился чувств он.
Понюхать что-нибудь!
Вот у меня флакон.
Он! Это кружево... Да, да, одно и то же.
Он!
Рюи Блаз не спускает глаз с королевы, он видит это кружево у нее на груди.
На ее груди! Пошли мне смерть, о боже!
Когда вы ранены? Недавно? Нет? В пути
Раскрылась рана вновь? Зачем взялись везти
Письмо?
Ты утомить расспросами успела.
Ее величеству до этого нет дела.
Он мог везти письмо, раз он его писал!
Не правда ль?
Он писал? Кто это вам сказал?
Молчи!
Вам лучше, граф?
Ко мне вернулись силы,
Я ожил.
Но идти нам время наступило.
В назначенный покой пусть графа отведут.
Его величество не будет нынче тут:
Охотиться в горах намерен он все лето.
Она взволнована. Хотела б знать — что это?
О боже мой, молю — мой разум пощади!
Тот лоскуток она хранила на груди!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Две шпаги принесу — таких, чтоб каждый атом
Совпал.
Как вас понять?
В году пятидесятом
Жил в Аликанте я и сильно увлечен
Был дамою одной. В нее же был влюблен
Прелестный юноша, красивей херувима.
Случалось, что юнец, любовию томимый,
Ей серенады пел и провожал в собор.
Он был побочный сын, но истинный сеньор.
Звался он Васкесом. Глядел надменно, смело.
Как адмирал морской. Но кровь во мне вскипела —
И я его убил.
А в шестьдесят шестом
Граф Кастехон посмел прислать письмо с рабом
Моей возлюбленной. Записку Анхелика
Мне тотчас отдала. Той дерзости великой
Я не простил ему — велел своим рабам
Убить его раба. Его ж убил я сам.
Сеньор!
Еще поздней — уже в восьмидесятом —
Моя любовница сошлась с блестящим фатом.
Дон Тирсо Гамональ был истый Аполлон.
Я помню как сейчас: божественно сложен,
Прекрасные черты полны высокомерья...
Как шли к нему и плащ и на сомбреро перья!
Соперник славный был дон Тирсо Гамональ.
И я его убил. Мне было очень жаль.
Что значит это все, сеньор?
А так ведется,
Что воду доставать нам нужно из колодца,
Что солнце над землей восходит по утрам,
Что за часовнею местечко есть — и там
В уединении удобно, непременно,
По добрым правилам, с учтивостью отменной,
Суметь соперника отправить на тот свет.
Сеньор, я буду там.
Дуэль! Сомненья нет!
Скорей предупредить мне королеву нужно.
Вам к сведенью, сеньор: коль будет вам досужно
И пожелаете узнать мой вкус и нрав,
Я откровенно вам скажу, любезный граф,
Что я не жалую красавчиков, которых
Так любят женщины, — что, с томностью во взорах,
Готовы в обморок упасть — ах, боже мой! —
Из-за какой-нибудь царапины пустой.
Не понимаю вас.
Поймете все чудесно.
Здесь, во дворце, вдвоем нам будет слишком тесно.
Обоим должности придворные даны,
Права равны у нас, но силы не равны:
Мне — право старшинства, вам — молодости право.
И за себя теперь я опасаюсь, право.
Мне страшны смелый взгляд и жадные уста.
Я должен соблюдать умеренность поста,
И потому, сказать по правде, за обедом
Я вовсе не люблю сидеть с таким соседом,
Чей славный, молодой, здоровый аппетит
Всю трапезу мою испортить мне грозит.
На почве же любви, неверной и зыбучей,
Бороться — мне грозит бедою неминучей.
На щегольскую речь всегда бывал я скуп.
Подагра у меня. Я не настолько глуп,
Чтобы соперничать с подобным кавалером,
Неподражаемым по тону и манерам,
Который в обществе к тому ж всегда готов
В глубокий обморок упасть от пустяков.
И потому, что вы изящны, и прелестны,
И очень вежливы, и очень интересны, —
Я должен вас убить.
Попробуйте.
Итак,
Едва рассеяться успеет ночи мрак,
Мы за часовнею сойдемся с вами вместе,
И без свидетелей, по всем законам чести,
С учтивостью — как нам велит наш знатный род —
Один из нас врага достойного убьет.
Ни слова никому.
До завтра.
Как спокоен!
Не дрогнула рука! По правде, граф достоин
Быть мне соперником: так смело смерти ждет.
Мне, право, жаль его.
Но кто сюда идет?
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
А! Вас, дон Гуритан, искать сюда пришла я.
Что это счастие дает мне?
Вещь пустая,
Но легкомысленны все женщины, сеньор!
Сейчас с Касильдой мы вступили в жаркий спор:
Она клялась, что вы исполнить все готовы,
Что я ни захочу.
Она права.
Ну что вы!
А я сказала: нет.
Напрасно.
Мне она
Клялась, что жизнь, и кровь, и душу — все сполна
Вы отдали бы мне, когда б я попросила.
Касильда на сей раз прекрасно говорила.
Я ей сказала: нет.
А я скажу вам: да.
И я для вас готов, готов на все, всегда.
На все?
О да, на все!
Вот как? Так поклянитесь
Исполнить мой приказ, мой милый верный витязь.
Свидетель мне Гаспар, небесный мой патрон:
Малейший ваш каприз, сеньора, мне закон.
Приказывайте мне, что только вам угодно, —
Исполню иль умру! Я раб ваш.
Превосходно.
Ловлю вас на слове — и порученье дам.
Но только, милый граф, придется ехать вам
Без замедления в далекую прогулку
И в Нейбург отвезти заветную шкатулку.
Я пойман!
В Нейбург?
Да. Желание мое —
Послать ее отцу.
Шестьсот хороших лье.
Нет, с небольшим пятьсот.
Везите осторожно:
В дороге бахрому легко попортить можно.
Когда же ехать мне?
Немедленно. Сейчас.
Пусть завтра!
Не могу освободить я вас.
Но...
Что ж? Вы едете?
Но...
Вы мне дали слово!
Мои дела...
Нет, нет!
Для пустяка такого...
Я пойман!
День один отсрочки я прошу.
Нельзя.
Но я...
Скорей послать ларец спешу.
Я...
В путь!
Но я...
Нет!
Я...
Хотите — поцелую?
Что ж! Должен оправдать награду я такую!
Да, если на земле стал человеком бог,
То дьявол женщиной не сделаться не мог.
Карета ждет внизу.
Гм! Все предусмотрела!
Ну, значит, отложить придется это дело
До возвращения.
Садитесь в экипаж.
Дуэль отложим мы. Но я вернусь.
Эй, паж!
Записку ты снесешь сеньору де Басану.
Что ж?
Государыня, откладывать не стану
Ни на секунду я отъезда моего.
Прекрасно! Добрый путь!
Он не убьет его!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ РЮИ БЛАЗ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Я в жизни не видал подобного примера.
Да. Неожиданно блестящая карьера!
Полгода при дворе — и Золотым Руном
Уже он награжден, и получил притом
Он титул герцога и занял пост министра...
И статс-секретаря! Непостижимо быстро.
Я этому причин, по правде, не найду.
Здесь закулисные влияния в ходу.
Она?
Да, наш король уехал из столицы;
В Эскуриале дни проводит у гробницы
В общенье с первою, умершею женой.
Он остается там, безумный и больной.
От мира он ушел, за мрачными стенами
Отрекся от всего.
Мария правит нами,
Но все решения Басан диктует ей.
Я не могу понять дон Цезаря путей,
И их таинственность меня почти пугает.
Он с ней не видится и встречи избегает.
А, вам не верится! Но нет, я вам скажу:
За каждым шагом их полгода я слежу.
Да, странности его границы переходят:
Вне службы жизнь свою затворником проводит,
В предместье маленький он занимает дом,
И окна ставнями всегда закрыты в нем.
С ним двое черных слуг немых.
Немых?
Как рыбы:
Не то мы многое узнать от них могли бы.
Здесь во дворце его официальный штат.
Да, странно.
Род его и знатен и богат.
Всего страннее то, что возымел затею
Он строгой честностью прославиться своею.
Он долго не был здесь. Остался б он в тени,
Но Санта Крус его извлек. Ему сродни
Саллюстий де Басан, погасшее светило.
Дон Цезарь, говорят, был страшный мот, кутила:
В три года прожил он огромный капитал;
Любовниц каждый день, как лошадей, менял;
И аппетит его так жаден был не в меру,
Что мог бы проглотить он все богатства Перу.
Потом он вдруг исчез, неведомо куда,
На целых десять лет.
Что делают года!
Он стал персоною и мудрою и важной.
Не удивительно для женщины продажной,
Состарясь, стать ханжой.
Он честен.
Вот простак!
Здесь честности нельзя поверить нам никак.
Известно ль вам, мой друг, во сколько содержанье
Ее величества обходится Испанье?
Считая в золоте, без малого — мильон!
Тут золотое дно — и допустить, чтоб он
Не пожелал ловить в водице мутной рыбку?
Неосторожно вы впадаете в ошибку,
И можно болтовней наделать много бед,
Мне часто говорил еще покойный дед —
В его словах была большая мудрость скрыта:
«Кусайте короля — целуйте фаворита».
Однако нам пора приняться за дела.
Напомню: выдача обещана была
Мне из церковных сумм. Внести немало надо,
Чтобы племяннику устроить пост алькада.
А вы должны судьи местечко мне помочь
Кузену раздобыть.
Но так недавно дочь
Вы замуж выдали, и все еще вам мало?
Ее приданое недешево нам стало.
Помилосердствуйте! Не справлюсь с этим я.
Ну, будет вам алькад.
И будет вам судья.
Почтеннейший совет, мы здесь во всем составе
И дел общественных откладывать не вправе.
И более всего в виду иметь должны
Мы благоденствие народа и страны.
В Испании еще доходов много, верно,
Но разделяются они неравномерно
И распыляются на тысячи частиц.
Они находятся в руках отдельных лиц.
Сеньоры, верьте мне, такое состоянье
Весьма критическим быть может для Испаньи.
Нам надо привести все в ясность, но сперва
Должны мы знать свой долг и разделить права.
Иначе — у одних избыток, изобилье,
А у других совсем нет ничего. Убилья!
Достался, например, вам на табак акциз.
Вам — мускус, индиго и пряности, маркиз.
Вы, граф... вам платят дань — не много и не мало —
Семь тысяч человек, что вам не помешало
Себе взять пошлину на соль, не говоря
О доле с золота, с агата, с янтаря.
А вы, что на меня глядите так тревожно,
Сумели получить так тонко, осторожно
И пошлину на снег и право на мышьяк;
Вы обеспечили себе искусно так,
Всегда идя путем известных ухищрений,
Доход с игральных карт и денежные пени,
В замену палочных ударов, с горожан,
И пограничный сбор таможенный вам дан;
Имеете процент вы с каждого причала,
С ванили пошлину и пошлину с сандала.
Помилуйте, у вас латунь, у вас свинец...
Так дайте что-нибудь и мне же наконец!
Ох, этот старый плут, он славно знает дело!
Все острова давно в его руках всецело,
И, правою рукой Майорку ухватив,
Рукою левою он держит Тенериф.
Какой размах!
Нет, нет, я обойден!
Без жалоб!
А негры!
Обо мне вам вспомнить не мешало б:
Я требую леса!
Поделим пополам:
Отдайте мне мышьяк — я негров вам отдам!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Приятный аппетит, сеньоры!
О, прекрасно!
Так вот правители Испании несчастной!
Министры жалкие, вы — слуги, что тайком
В отсутствие господ разворовали дом!
И вам не совестно, в дни грозные такие,
Когда Испания рыдает в агонии,
И вам не совестно лишь думать об одном —
Как бы набить карман и убежать потом?
Гробокопатели, которые решили
Ограбить родину, как грабят труп в могиле!
Позор! Имейте же хоть каплю вы стыда!
Испания была прекрасна и горда,
Ее владения во всех морях простерты, —
И что же? Гибнет все: уже Филипп Четвертый
Успел в Бразилии свою утратить власть,
И Португалии позволил он отпасть.
Он отдал без войны и без сопротивленья
В Эльзасе все свои испанские владенья,
Конте и Русильон. Он выпустил из рук
Край Синих гор, Гоа, Ормуз и Фернамбук.
Смотрите, утерять подобные богатства!
Европа ненависть сменяет на злорадство,
И Запад и Восток хохочут все кругом,
Как будто ваш король — ничтожнейший фантом!
С голландцами уже совместно англичане
Раздел Испании задумали заране.
Савойя с герцогом своим давно полна
Опасных пропастей, где не увидеть дна.
Куда ни кинемся — нас ждут повсюду бездны.
Иллюзии для нас давно уж бесполезны.
С Пьемонтом, например, как будто мы дружим —
Но армию послать попробуйте-ка к ним!
Нам изменяет Рим, надежды нет на папу,
К нам жадно Австрия протягивает лапу,
А Франция лишь ждет, когда наступит час,
Чтоб легче проглотить ей можно было нас.
А между тем инфант баварский умирает:
Трон остается пуст. Европа это знает.
А те наместники, те вице-короли,
Что разослали вы по всем концам земли?
Что делают они в им вверенных столицах?
Давно в Неаполе стал притчей во языцех
Медина бешеный, своей любовью пьян.
Спокойно Водемон распродает Милан,
Леганьес — Фландрию. Предательство, коварство!
Как этому помочь? Нищает государство;
Ни войск, ни денег нет, понес потери флот.
На море божий гнев невидимо растет:
Мы триста кораблей недавно потеряли.
А вы... Опомниться, сеньоры, не пора ли?
За эти двадцать лет несчастный наш народ, —
Я точно подсчитал, — неся тяжелый гнет
И вашей жадности и варварских законов,
Он выжал из себя почти пятьсот мильонов
На ваши празднества, на женщин, на разврат.
И все еще его и грабят и теснят?
О, стыдно мне за вас, почтеннейшие гранды!
По всей Испании сейчас блуждают банды,
Поля и нивы жгут, где жатва не снята,
И карабин торчит из каждого куста.
Как будто мало нам войны международной,
Как будто гражданам всем воевать угодно!
Монастыри, и те воюют меж собой,
И город с городом вступает в жаркий бой,
И каждый хочет съесть и проглотить соседа,
Как жаждет воронье кровавого обеда.
В развалинах церквей ужи приют нашли,
И паперти везде травою заросли.
Дворянство? У него остались только предки,
Но личных подвигов примеры очень редки.
Испания — отвод и сток для нечистот,
Которые в нее Европа щедро льет.
Отряд наемников у каждого сеньора,
Из разных стран чужих головорезов свора —
Фламандцев, сардов там, швейцарцев легион,
Сто разных языков: в Мадриде — Вавилон,
Жестоки с беднотой несчастной альгвасилы,
Зато с богатыми необычайно милы.
Убийство, грабежи и крики по ночам.
Недавно на мосту я был ограблен сам.
Продажны судьи все и голодны солдаты;
Они уже давно не получают платы.
Не удивительно — повсюду воровство!
Гордились силой мы оружья своего —
Какие же войска остались у испанцев?
Мы можем насчитать шесть тысяч оборванцев:
Евреи, нищие и горцы, всякий сброд;
Лохмотья — их мундир, с ножом идут в поход.
Когда все в городе полночным мраком скрыто,
Вмиг превращается такой солдат в бандита.
У Маталобоса войска везде кругом,
И вор ведет войну с испанским королем,
И безнаказанно по деревням крестьяне
Карету короля встречают залпом брани.
А он, несчастный наш и мрачный властелин,
В Эскуриале он — средь мертвецов один
Склоняет голову в отчаянье и страхе,
А перед ним лежит Испания во прахе.
Европа на нее пятою налегла,
Она растерзана, разорена дотла,
В лохмотьях пурпур весь... А вы, к добыче падки,
Вы делите ее последние остатки;
Великий же народ во мраке, в темноте, —
Над кем живете вы, красуясь в высоте, —
Кончает жизнь свою, несчастный и бессильный,
Как лев, кого живьем сжирает червь могильный!
Карл Пятый, где же ты? Явись, проснись, восстань!
В годину тяжкую, как гром небесный, грянь!
Все гибнет, рушится, судьба грозит утратой
Последних наших сил. На помощь к нам, Карл Пятый!
Нам нужен разум твой, рука твоя нужна!
Испанья при смерти, она обречена!
Как солнце яркое была твоя держава,
Что ты сжимал своей десницей величавой,
И верил целый мир, на блеск ее смотря,
Что из Испании встает его заря.
Но видим мы ее погаснувшим светилом,
Лишенным яркости, печальным и унылым,
В последней четверти чуть видною луной,
Которую затмит заря страны иной.
Прекрасные лучи блистающего солнца
Пустили торгаши на пьястры и червонцы,
Блеск роскоши твоей поруган и исчез,
Украли скипетр твой и продают на вес.
Проснись же! Карлики, уроды, обезьяны
Из царской мантии кроят себе кафтаны,
А царственный орел, сильнейший из орлов,
Чьи крылья при тебе, как пламенный покров,
Над миром мощь свою по небу распахнули,
Ощипан, варится в их мерзостной кастрюле!
Возьмите труд прочесть. Прошенье подаем
Об увольнении в отставку мы вдвоем.
Благодарю. И вас прошу без замедленья,
Взяв семьи, выехать на юг, в свои именья,
Сеньоры, тех, кому не по пути со мной, —
Просил бы поступить я так же.
Милый мой,
Нашелся человек, что быть вождем сумеет.
Великим будет он!
Да... если он успеет.
И если чересчур вникать не будет в суть.
В нем зреет Ришелье!
Он выбрал трудный путь.
Я прав! Вот заговор! Без подписи записка.
«Опасность велика, осуществленье близко,
В Мадриде уж давно готовится комплот,
И похищение одну особу ждет!
Усильте же надзор». Надзор усилим вдвое.
Но кто в опасности?
Что там еще такое?
Угодно ль вам принять французского посла?
Д'Аркура? Не могу: другие есть дела.
Имперский нунций здесь и просит неотложно
Аудиенции.
Сегодня — невозможно.
Мой паж!.. Я никого сегодня не приму.
Тут ждет дон Гуритан — что мне сказать ему?
Прибыв из Нейбурга, он ждет у вас приема.
А! Завтра целый день с утра я буду дома.
В какой угодно час приму его визит.
Сеньоры, перерыв! Но дело предстоит,
И через два часа прошу опять собраться.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Как вас благодарить?
О!
Не могу сдержаться
И руку честную должна пожать, мой друг.
Полгода от нее скрывался я — и вдруг...
Как, государыня, вы здесь?
Сверх ожиданья
Присутствовала я при вашем совещанье —
И я вас слушала, дыханье затая,
Всем сердцем, всей душой!
Но и не думал я,
Что здесь — тайник.
О нем лишь мне одной известно,
В стене проделан он: из этой щели тесной,
Невидимо для всех, от глаз людских вдали,
За всем могли следить в Испанье короли.
Тайник устроен был еще Филиппом Третьим;
Супруг мой, Карл Второй, воспользовался этим.
Я видела не раз, как, мрачен и угрюм,
Безмолвно погрузясь во власть тяжелых дум,
Он слушал здесь своих министров разговоры,
И всю бесстыдную торговлю их, и споры,
И соглашения, как продавать его.
И что ж он говорил при этом?
Ничего.
Как! Что же делал он?
Он ехал на охоту
И отгонял там прочь гнетущую заботу.
Но вы!.. О, ваша речь звучит в моих ушах!
Вы уничтожили, повергли их во прах.
И как же были вы великолепно правы!
Вы, стоя среди них, так были величавы,
Ваш гнев был сдержанным, но тем он был страшней.
Какая речь! Но где вы научились ей?
Откуда взяли вы подробности все эти?
Мне кажется, что вы все знаете на свете.
И как вы можете причин и следствий нить
Так ясно проследить, так мудро объяснить?
Таким бы должен быть король в величье строгом.
О герцог! В этот миг вы мне казались богом!
Откуда это все?
Откуда? Я скажу:
Я вас люблю. Да, да. И я за вас дрожу.
Я вижу, что они не знают состраданья:
На вас обрушатся их гнусные деянья;
А чтобы вас спасти, я мир спасти готов.
О, выразить мою любовь не хватит слов,
И думаю о вас я, как слепой о свете!
О государыня, простите речи эти.
Любить вас издали, из мрака, — мой удел,
И я вас пальцем бы коснуться не посмел.
Вы ангел, я смотрю на вас в благоговенье,
Но если б знали вы души моей мученья!
Полгода я молчал, и, чувства затая,
Я встречи избегал, но как терзался я!
Ах, что мне целый мир? Мне до него нет дела!
Мой бог, я вас люблю, люблю вас до предела.
Что делать? Как я смел? Скажите мне: «Умри», —
Я с радостью умру. Простите...
Говори,
О, говори еще! Я слушаю в волненье.
О, дай мне радости, о, дай мне упоенья!
Никто, никто ведь так не говорил со мной!
Как нужен мне твой взгляд! Как нужен голос твой!
Терзался ты? А я? Мой друг, как я терзалась!
Ты избегал меня, а я сто раз пыталась...
Напрасно, может быть, так скоро признаюсь?
Но так несчастна я! Молчу я и боюсь.
Вы жаждущей душе даете утоленье.
Я все тебе скажу.
Пусть это преступленье —
Тем хуже! В сердце к нам нетрудно заглянуть,
Когда страдания нам разрывают грудь.
Ты избегал меня, а я тебя искала.
Я каждый день сюда неслышно проникала,
Я слушала тебя, впивала голос твой,
Твой ощущала ум, блестящий и живой,
И каждое твое решающее слово
Так увлекательно мне было и так ново!
Казалось мне, что ты и только ты один —
Мой истинный король, что ты мой властелин.
За эти месяцы — ты понял, несомненно? —
Тебя возвысить я старалась постепенно,
И то, чего сам бог не сделал для тебя,
Свершила женщина, всем сердцем полюбя.
Я рада твоему блистательному взлету,
Я чувствую во всем, везде твою заботу.
Я помню, как сперва ты мне дарил цветы, —
Теперь империю, мой друг, даришь мне ты.
Ты сердце добротой затронул мне сначала, —
Потом величие твое я увидала.
Где сочетается величье с добротой,
Там к сердцу женщины проложен путь прямой.
Быть может, я грешна, но, мой творец небесный,
Зачем я взаперти, как птица в клетке тесной?
Без проблеска любви во мраке я брожу.
Когда-нибудь тебе все, все я расскажу —
Как я страдаю здесь, одна, совсем в забвенье,
И только новые все время оскорбленья...
Ну вот, подумай сам, что я от них терплю:
Я комнаты моей ужасно не люблю —
Она здесь всех других мрачнее и печальней,
Я заменить ее другой хотела спальней —
Не разрешили мне. Я хуже, чем раба.
Я знаю, что тебя послала мне судьба —
Чтоб родину спасти, спасти народ несчастный
И чтоб любить меня. Я говорю неясно:
Теснятся с уст моих без удержу слова,
Но должен видеть ты, что я во всем права.
О государыня!
Я душу вам вручаю.
Вам, герцог, честь свою отныне поручаю.
Для всех меня хранит мой королевский сан.
Для вас я — женщина, дон Цезарь де Басан.
Вы — повелитель мой: довольно будет слова,
Чтобы я к вам прийти всегда была готова.
Будь горд, о цезарь мой; ведь гений — твой венец.
Прощай!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
О, небо мне открылось наконец!
Блеснул мне новый свет, и жизнь передо мною
Впервые красотой сияет неземною —
Как будто светлый рай, что видим мы во сне.
Повсюду блеск и свет, горю я, как в огне!
Во мне, кругом, везде, все — тайна, упоенье,
И гордость, и экстаз, и сердца вдохновенье!
Все то, что может нас приблизить к божеству!
Какой-то дивный сон я вижу наяву.
Свершились самые безумные желанья:
Я — герцог! Я — министр! У ног моих Испанья!
И королева мне дарит любовь свою.
Я — выше короля, да, я над ним стою!
Мой ангел, пред тобой склоняю я колени —
И вознесен тобой превыше всех сравнений!
Как ангел с небеси, ты снизошла ко мне,
И я теперь живу в прекрасном звездном сне.
Нет, это был не сон, не греза, не поэма:
На голове ее сверкала диадема;
Я видел, на руке прекрасной был надет
Орлом Испании украшенный браслет...
О ангел прелести и чистоты лилейной,
Доверье сохраню твое благоговейно.
Ты любишь — и ничто не страшно мне теперь.
Тобою избран я; моим обетам верь.
Пред богом я клянусь и клятвы не нарушу:
Как женщине — тебе я отдаю всю душу,
Как королеву — чту тебя, как божество;
Я охраню тебя — не бойся ничего!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Привет!
О, я погиб! Маркиз!
Вы здесь?
Едва ли
Ты ждал меня?
Да. Вы врасплох меня застали.
Все кончено, меня опять несчастья ждут!
Я видел ангела, а дьявол — тут как тут.
Ну как идут дела, мой друг?
На вас ливрея?
Легко везде пройти мне в образе лакея.
Для этого была ливрея мне нужна,
И вот я взял твою — мне нравится она,
И способа искать не надо мне иного.
Но я за вас боюсь...
Боюсь? Смешное слово!
Ведь вы в изгнании.
В изгнании? Ах, да!
Возможно.
Днем входить опасно вам сюда:
Легко узнают вас среди дворцовой свиты.
Оставь! Изгнанники всегда легко забыты.
Для вас, счастливчиков, любимчиков двора,
Тот, кто в монаршую немилость впал вчера,
Сегодня уж забыт. К тому ж что за идея:
Кто станет изучать черты лица лакея?
Рюи Блаз продолжает стоять.
Ну расскажи-ка мне, что делается тут?
Какие новости, как при дворе живут?
Да, правда ль? Я слыхал, — хоть трудно дать мне веру, —
Мне говорят, что ты, усердствуя не в меру,
В похвальном рвении, из-за прекрасных глаз
Общественной казны, вот только что сейчас
Приэго выслал, а? Поступок бесполезный.
Ты опрометчив был некстати, мой любезный:
Забыл ты, что у вас с ним близкое родство;
Да, вашей матери кузина — мать его;
Покойница была из рода Сандовалей, —
Не следует, чтоб вы об этом забывали.
Подумайте, у вас — один и тот же герб.
У нас не принято родных вводить в ущерб;
Волк волка ведь не ест — и вы живите дружно;
На слабости родных закрыть глаза вам нужно.
Сеньор, простите мне, но выслушать молю.
Маркиз Приэго, гранд и близкий королю,
Не должен отягчать Испании бюджета.
Сейчас особенно нам неудобно это:
Испания бедна, и денег нет в казне,
Но войско выставить приходится стране.
Посол баварский мне сказал официально:
Инфант их при смерти, как это ни печально,
Эрцгерцог выступит — и нам грозит война;
Ее не избежать.
Здесь дует из окна.
Поди закрой его.
Прошу у вас вниманья.
Без денег воевать не может же Испанья!
Ей предстоит тогда губительный исход,
И только честностью спасем мы наш народ.
Я императору послал всего два слова, —
Как будто армия давно у нас готова, —
Что я начну войну, хоть в самый краткий срок.
Ступай и подними; я уронил платок.
Ну, что ты говорил?
Спасение Испаньи...
Она у наших ног, в отчаянье, в страданье!
Народ благословит спасителей своих,
И наш священный долг — забыть себя самих
Для блага общего. Проявим смелость духа!
Везде грабительство, предательство, разруха, —
Так нанесем удар, чтобы народ спасти,
Снять маски с подлецов и воровство смести!
Вот красноречие весьма дурного тона!
Из-за какого-то несчастного мильона,
Пылая и гремя, поднять подобный шум!
Любезный мой, у вас направлен дурно ум.
Ведь мы не мелкота, а все аристократы,
Должны жить широко и не смотреть на траты
А вы? Хотите вы, дон Цезарь де Басан,
Любимцем быть купцов и маленьких мещан,
И красноречием своим высокопарным
Надеетесь вы стать в Мадриде популярным?
Для блага общего? Вот громкие слова!
О благе вы своем подумайте сперва.
Ха! Благо общее, спасение Испаньи!
Кричать об этом всем доступно при желанье.
Честь, добродетель, все — пустая мишура,
Слова, которые давно забыть пора.
При Карле Пятом уж все это устарело.
В вас есть природный ум — возьмитесь же за дело,
Оставьте пафос ваш актерам для игры!
Доверье? Правда? Честь? Воздушные шары!
У мамки на руках сидели вы давно ли?
А мы уже их все со смехом прокололи,
И весь ничтожный пар умчался к облакам.
Однако же, сеньор...
Я удивляюсь вам.
Но шутки в сторону — поговорим о деле.
Сейчас мой замысел уж очень близок к цели.
Я завтра поутру в твой частный дом приду, —
Готовый экипаж пусть ждет меня в саду,
И ни одной души, — ты понимаешь? — кроме
Моих немых рабов, чтоб не застал я в доме.
О смене лошадей я позабочусь сам.
А деньги надобны? Я сколько хочешь дам.
Исполню точно все, но поклянитесь мне вы,
Что план ваш не грозит ничем для королевы!
При чем же ты-то здесь?
Меня терзает страх!
Вы страшный человек, и я у вас в руках.
Меня влечете вы десницею железной.
Я в ужасе стою, склонясь над адской бездной.
Ваш план чудовищен. О, сжальтесь, я молю!
Открою тайну вам — ведь я ее люблю.
Я это знал давно.
Мой бог! Вы это знали?
Так что ж из этого?
И так вы поступали?
Так сделал он меня игралищем своим!
Злодей! Как грозная судьба неумолим,
Обрек он жизнь мою сознательно на муку.
О боже мой, простри спасительную руку,
Приди на помощь мне!
Вы просто мне смешны.
Довольно! Мой приказ исполнить вы должны.
Я это вам своей приказываю властью.
Мои намеренья — дорога ваша к счастью.
Ступайте же вперед: назад вам нет пути.
Несчастную любовь мы все должны пройти,
Но ваши чувства все мой замысел превысит.
Судьба империи от этого зависит.
Я с вами говорю как друг, ваш ум ценя,
Но вам вполне понять советую меня.
Я добр. Но вы должны подобны быть сосуду,
В который мог бы я любую влить причуду.
И вы должны бы знать, что для меня лакей —
Игрушка и слуга фантазии моей.
Сначала вам велю носить одну личину.
Потом другую дам, а эту с вас я скину.
Вы роль играете, какую я хочу,
И это только роль, которой я учу.
На время сделал вас придворным и вельможей,
Но место верное для вас — в моей прихожей.
Да, милый мой, всего лишь несколько минут
Вы с королевою любезничали тут, —
Не сомневаюсь я, мгновенья были сладки, —
А завтра встанете за мною на запятки.
Придите же в себя!
О милосердный бог!
Но чем я заслужить такую кару мог?
Какое совершил я в жизни преступленье,
Чтоб за него нести такое искупленье?
Ведь есть же в небе бог! Отцом зовут его...
Кто мог бы вынести? Скажите, для чего
Вы, никакой вины не ведая за мною,
Пытаете меня безжалостной рукою?
Иль надо сердце вам влюбленное разбить,
Чтоб только месть свою злорадно утолить?
Конечно, это месть, и в беспощадном гневе,
Я знаю, отомстить он хочет королеве.
Как быть? Открыть ей все? В глазах ее прочесть
Презренье и боязнь? Навек утратить честь?
Она узнает все — что я обманщик жалкий,
Которого легко прогнать ударом палки!
Позор! Отчаянье! Нет, я умру сперва...
О, я схожу с ума! Кружится голова!
Придумать механизм губительной машины,
Устроить самому колеса и пружины,
С искусством дьявольским пригнать за частью часть
И, чтоб испробовать ее, ей бросить в пасть —
Что?.. Жалкий лоскуток! Пустую вещь! Лакея!..
И холодно смотреть при этом, не бледнея,
Как, кровью залито, летит из-под колес
Что было головой и сердцем, полным грез,
Как брызжет кровь и мозг! Глядеть, не вспоминая,
Что здесь был человек, была душа живая!
Но сжальтесь, мой сеньор! Ведь время не ушло,
И колесо еще в движенье не пришло.
Молю не за себя! О, сжальтесь вы над нею!
Я верный был слуга. Всей жизнью вам моею
За это заплачу!
Не хочет он понять...
Как скучно!
Я молю пощады!
Как, опять?
Короче, милый мой, мне фразы надоели...
Закрыли плохо вы, ужасно дует в щели.
Довольно же! В лицо взгляну я палачу!
Под вашею пятой лежать я не хочу!
Забыли, верно, вы: я — герцог де Ольмедо,
Министр всесильный здесь! Да, да! За мной победа!
Что это он сказал?.. Скажите еще раз.
Да вы ослеплены! Вы — герцог, Рюи Блаз?
Нет, милость получил монаршую такую
Дон Цезарь де Басан!
Но я вас арестую!
А я, любезный мой, вас выдам головой.
Но...
Вы все скажете? Я риск предвидел свой.
Да, да... Обрушится на вас вся мощь удара.
Кого из нас двоих скорей постигнет кара?
Все обвинения я буду отрицать.
Но разве можно так по-детски рассуждать?
Где доказательства?
Вам память изменила.
Должны бы помнить вы... За мною правды сила.
Перчатка только вы, а я, мой друг, рука.
Довольно лишних слов. Закончим мы пока.
Но помни: если ты мне слепо не послужишь
И данный мной приказ хоть в чем-либо нарушишь
И если вздумаешь кому-нибудь шепнуть
Хотя бы слог один, посмеешь намекнуть
Хоть взглядом, помешать моей пытаясь мести, —
Та, за кого дрожишь, навек лишится чести!
Я приготовлю ей ужасную судьбу:
Я выставлю ее к позорному столбу!
Все унижения публичного скандала
Она изведает. Но этого мне мало:
Уже готов пакет; на нем моя печать.
Я в нем записочку пошлю ей прочитать.
Она написана — ты помнишь, чьей рукою?
С одною подписью... Не помнишь ли, с какою?
Прочтет: «Я, Рюи Блаз, даю расписку в том,
Что был лакеем взят к маркизу Финлас в дом
И буду, как слуге хорошему прилично,
Всегда ему служить и тайно и публично... »
Исполню все.
Идут. До завтра, милый мой.
Имею честь пребыть покорнейшим слугой.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ ДОН ЦЕЗАРЬ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
О ней лишь мысли все, о ней, о ней одной!
Что делать? Как ее спасти? Любой ценой, —
Пусть череп размозжить о стену будет надо,
Пусть плаха ждет меня и все мученья ада!
Отдать и жизнь, и кровь, и душу — пустяки!
Но как спасти ее, как разорвать силки?
Нет положения страшней и безысходней!
О этот человек! Злой дух из преисподней...
Появится... затем вновь уползет во тьму!
Я замыслов его ужасных не пойму,
Но должен угадать, прозреть, что он готовит!
Его предательства ничто не остановит, —
Он страшный человек, и сердце в нем мертво!
Я жалок был и глуп — я умолял его!
Я тигра хищного надеялся растрогать,
Когда в добычу он впустил уж острый коготь.
Ужель он с жертвою расстанется своей?
За королеву я молил его, лакей!
Как страшно с высоты упал я после взлета!
Но дело не во мне: о ней одна забота.
Через какую щель появится он здесь?
Как это угадать? В его руках я весь,
Он всем владеет тут, и все ему послушно.
Как вправе этот пол топтать он равнодушно,
Так вправе растоптать и сердце он мое.
Но речь не обо мне — ее спасти, ее!..
О, ненависть его идет к ней издалека.
Я проследить никак не мог ее истока,
И в тайну черную его я не проник.
Я слаб, как бурею колеблемый тростник.
Но попытаюсь все обдумать я сначала.
Как сделать, чтоб она дворца не покидала?
Опасность — в этом. Да! Она близка! Чутьем
Я чувствую ее, хотя не вижу — в чем.
Но только должен я во что бы то ни стало
Дать знать ей, чтоб она дворца не покидала.
Как это сделать мне? Придумать не могу.
Ее так стерегут! Нельзя послать слугу.
Один, совсем один средь вражеского стана!
Однако что же я! Забыл дон Гуритана.
Он честный человек, ее он любит сам.
Мой паж, скорей беги ты во дворец и там
Без промедления найди дон Гуритана.
Его застанешь ты — еще ведь очень рано.
Ты передай ему нижайший мой поклон;
Скажи, что я прошу, чтоб оказал мне он
Услугу: поспешил увидеть неотложно
Ее величество — секретней, как возможно —
И просьбу от меня немедля передать:
Ни в коем случае дворца не покидать.
Стой! Помешаем мы предательскому плану!
«Молю довериться во всем дон Гуритану!»
Пусть это ей отдаст, а сам, как верный страж,
Все время пусть следит за ней. Беги, мой паж!
Да! Если б говорить он начал о дуэли,
Которую мы с ним закончить не успели,
То скажешь ты ему, что я вину мою
Без спора перед ним всецело признаю,
Что принесу ему публично извиненья,
Но что сейчас одна минута промедленья
Грозит ей гибелью. Не выходить три дня!
Исполнишь в точности все это для меня?
Вы добрый господин, я предан вам сердечно.
Серьезно это все и важно бесконечно.
Ты понял хорошо?
Все понял.
Молодец.
Все сделаю.
Лети, мой маленький гонец.
Вот стало на душе спокойнее немного.
Но все еще кипит невольная тревога,
Смятение в уме и в голове туман:
Боюсь я что-нибудь забыть... Дон Гуритан...
Но я — что делать мне? Приказ — повиноваться.
Он приказал мне ждать... Не буду дожидаться!
Уйду и скроюсь я, так выиграю день.
Пойду в соседний храм: его святая сень
Навеет на душу мою успокоенье,
И, может быть, сам бог укажет мне спасенье.
Сюда один сеньор придет с своим ключом:
Ему я отдаю в распоряженье дом, —
Его приказы все покорно исполняйте.
А если явится...
Ну что же: всех пускайте.
Сегодня для гостей открыта дверь моя, —
Теперь мне все равно.
Пойду!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Уф! Вот и я!
Беседу я прервал? Простите, ради бога!
Я только прохожу, хоть странною дорогой...
Здесь нету никого? Э, что за чудеса!
Я с крыши явственно тут слышал голоса.
Нет никого? Куда же я попал? Занятно!
Но одиночество порою нам приятно.
Я наземь вырвался, как утопавший пес,
И мне слепит глаза и заливает нос.
Еще кругом себя не вижу ничего я...
Собраться с мыслями... минуточку покоя...
Вот приключений цепь! Садись пиши роман!
Свобода! Золотом наполнен мой карман!
Три альгвасила вдруг — без дальних слов — в колодки!
Неделя плаванья в какой-то жалкой лодке,
Потом все ужасы пиратского гнезда,
Потом какие-то чужие города...
И как же били там меня, великий боже!
А взгляды пылкие красотки желтокожей!
Побег мой с каторги! И дома я опять.
Но дальше — нет, нельзя в романе описать:
Едва попал в Мадрид, вдруг те же альгвасилы
Навстречу! Я — бежать, как от нечистой силы.
Бегу, и по пятам они бегут за мной!
Вдруг путь мне прегражден высокою стеной;
Перемахнув ее в один момент, как птица,
Я вижу дом в саду — там я решил укрыться.
Ну да, но как же мне проникнуть в самый дом?
Все пусто, никого не вижу я кругом.
Взобрался на карниз, потом все выше, выше...
Цепляясь, лезу вверх — и сел верхом на крыше.
Потом предаться я решил моей судьбе —
И в этот мирный дом спустился по трубе.
Так в безопасности пока я очутился;
Но мой последний плащ в лохмотья превратился!
Он все делил со мной, мой бедный старый друг, —
Немало потерпел от бурь, дождей и вьюг.
Теперь уж в нем пленять я не могу красавиц...
О дьявол! Мой кузен — отъявленный мерзавец!
Как ногу я ушиб! Однако поищу
Замену моему злосчастному плащу.
Быть может, что-нибудь найдется здесь?
Отлично!
Так буду я одет достаточно прилично.
Итак, все позади — скитания и плен.
Я снова здесь. Да, да, милейший мой кузен!
Вы к тиграм в Африку сослать меня хотели?
Но я вам отомщу! Вы не добьетесь цели.
Да, я вам отомщу, и страшной будет месть!
Вот только дайте мне как следует поесть, —
В сопровождении моей беспутной шайки,
Под именем своим, открыто, без утайки,
Явлюсь в ваш дом — и вас моим кредиторам
На растерзание живого я отдам!
Теперь обследую я мой приют случайный.
Здесь словно дышит все трагическою тайной.
Закрыты ставни все, и двери на замке, —
Какая-то тюрьма от мира вдалеке.
Как будто бы сюда лишь сверху попадают —
Да, сверху, как вино в бутылки наливают.
Что может лучше быть хорошего вина?
Вот дверца. Поглядеть, куда ведет она!
Тайник без выхода! Да где ж я очутился?
Но хорошо, что я от альгвасилов скрылся!
Все пусто. Ну так что ж? И что плохого в том,
Что вижу в первый раз подобный странный дом?
Вот положение! Мой бог, какая скука!
Как будто книжный шкаф?
Смотрите, что за штука!
Тут все для завтрака: вино, паштет, арбуз...
О! Угощение на самый тонкий вкус!
Я был предубежден: прекрасное жилище,
И превосходный тут запас питья и пищи.
Почтенный книжный шкаф! Какие книги в нем!
Вот это мы сперва внимательно прочтем!
Произведение великого поэта,
Что солнцем мы зовем! О, с чем сравнится это?
С какою книгою? В какой же из поэм
Найдем такой огонь и вкус?
Теперь поем.
О псы проклятые! Но я их сбил со следа.
Вот украшение для царского обеда!
А вдруг появится хозяин?
Ничего:
Мой завтрак разделить я приглашу его!
Ох, только бы меня не выгнал он отсюда!
Скорее поспешу очистить лучше блюдо.
Покончив с завтраком, я осмотрю весь дом.
Но интересно знать — кто проживает в нем?
На свете всякое бывает — и, пожалуй,
Хозяин этих мест веселый, добрый малый.
Тут не без женщины: пари держу, что тут
Таинственной любви какой-нибудь приют.
Чего бояться? Я не преступил закона;
Хозяин не понес особого урона.
Приюта у него я попрошу, как встарь
Просили в Греции,
обняв чужой алтарь.
Нет, у плохих людей, конечно, не бывает
Подобного вина! А если пожелает
Пожаловать сюда, то милости прошу.
Так, решено: себя назвать я поспешу.
Дон Цезарь де Басан, не нойте и не трусьте!
А! Вы попляшете, любезный дон Саллюстий!
Вы рады будете, проклятый негодяй,
Когда к вам свалится, как с неба, невзначай
Сафари! Шалопай! Бандит! Бездомный нищий!
Извольте-ка его принять в своем жилище!
Дон Цезарь де Басан — двоюродный ваш брат.
Воображаю, как в Мадриде зашумят!
«Откуда он взялся? Когда приехал? Ночью?
Вы можете его увидеть все воочью
Вот имя славное, забытое давно!»
Взорвется бомбою среди всех вас оно.
«Дон Цезарь де Басан? Да он давно в могиле!
О нем не думали! О нем не говорили!
Так он не умирал?» — Нет, жив он и здоров,
Не думал умирать и вам служить готов!
Мужчины скажут: «Черт!», «Ах, боже!» — скажут дамы.
Развязка славная настала бы для драмы,
Когда б не мог ее испортить грозный лай
Кредиторов...
Идут! Ну, Цезарь, не плошай!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Кто нужен вам, мой друг?
Поболее апломба.
Дон Цезарь де Басан.
Он здесь.
Вот это — бомба!
Дон Цезарь — это я.
Дон Цезарь де Басан?
Он самый. Де Басан. Дон Цезарь. И мой сан —
Граф де Гаро...
Прошу проверить — все ли точно.
Как! Деньги?
Но, мой друг...
Да, деньги! Как нарочно!
Приказано вручить мне эту сумму вам.
Ах, да! Я и забыл!..
Пускай пойду к чертям!
Понять я не могу — с какой все это стати?
Да что тут размышлять? Необычайно кстати!
Извольте сосчитать.
Нужна расписка вам?
Нет, не нужна сеньор...
Так положите там.
А кто же вас прислал?
Тот, от кого вы ждете.
А, ну, конечно, так. Отлично: мы в расчете.
Сеньор, который вам со мною деньги шлет,
Мне приказал сказать: «Их посылает тот,
Кого вы знаете, — на то, что вам известно».
Кого я знаю и на то, что мне... Прелестно!
От нас обоих он строжайшей тайны ждет.
Тсс... Тсс...
Тсс... Тсс... Итак, послал мне деньги тот...
Так фраза хороша, что повторить уместно:
«Кого вы знаете...»
«...На то, что вам известно».
От нас обоих ждет строжайшей тайны он.
Все ясно.
Для меня приказ его — закон.
Не знаю ничего, но исполняю честно.
Ведь вам известно все?
Еще бы! Все известно!
Яснее ясного!
Достаточно с меня.
Все знаю, все беру, труды твои ценя.
Тсс!..
Тсс!.. Все быть должно строжайшей тайной скрыто.
Сочтите же, сеньор...
Ах, как брюшко набито!
Но сосчитайте же, я вас прошу. А вдруг...
Да за кого меня ты принимаешь, друг?
Ведь сразу по лицу людей мы видим честных.
Извольте! Золото — в дублонах полновесных:
Не меньше унции. В пиастрах серебро, —
Известна сумма вам.
Где я возьму перо,
Чтоб это описать? Тут чудеса такие...
Роман мой кончился — идет уж феерия.
Как будто, золотом доверху нагружен,
Ко мне из Мексики явился галион!
Теперь покорно жду, сеньор, я приказаний.
Каких?
Мне сказано, чтобы без опозданий
Исполнил быстро я, и с точностью вполне,
Все, что известно вам и неизвестно мне.
Тут важный интерес...
Общественный и частный,
Большой поспешности он требует.
Прекрасно.
Что мне приказано — я вам передаю.
Да, исполнительность я оценил твою.
И вам меня прислал сеньор в распоряженье,
Чтоб я вам помогал.
Какое одолженье!
Исполним же все то, чего желает он.
Черт! Что же мне сказать?
Приблизься, галион!
Сначала выпей-ка.
Что?
Пей без рассужденья.
Малага... Не вино, а прямо наслажденье!
Уже осоловел.
Давай поговорим.
Что значит — человек? Ничтожный черный дым
От пламени страстей; пройдет неуловимо —
И вот уж нет его. Да нет, мы хуже дыма:
По дымовой трубе стремится кверху дым...
Он к небесам летит — мы на землю летим.
Нет, друг мой; человек не дым — свинец презренный.
И песня пьяницы любого, несомненно,
Дороже всех твоих червонцев, милый мой.
Благоразумными должны мы быть с тобой:
Чрезмерно нагрузив, легко сломать рессоры,
И стены рушатся, оставшись без опоры...
Как давит воротник! Поправь-ка мне аграф.
Не камердинер я; прошу прощенья, граф.
Он позвонил! Придут, и я пропал без спора!
Погиб!
Поправьте-ка застежку у сеньора.
Я положительно в гостях у Сатаны.
Отлично! Ведь с судьбой мы спорить не вольны.
Что в руки нам плывет, то надо брать. Чудесно!
Но что же с деньгами мне делать, интересно?
Минутку подожди.
Что, если бросить в пасть
Моим кредиторам — не все, хотя бы часть?
Слегка их покропить для их успокоенья?
Не стану поливать я сорные растенья!
Придет же в голову... Я разум потерял!
Ох, это золото! Будь горд, как Ганнибал, —
Оно испортит все губительным соблазном
И место даст в тебе стремленьям буржуазным.
Платить свои долги, хотя бы даже часть, —
Так Цезарь де Басан не может низко пасть!
Платить свои долги... Чистейшее безумье!
Так что ж прикажете?
Ты видишь, я в раздумье.
А ты покамест пей.
Да. Вот прекрасный план!
Возьми. Клади в карман! Теперь в другой карман.
Плыви, мой галион, не попадись пиратам!
На улице Козлов, под номером девятым,
Домишко ты найдешь. Узнать не мудрено:
Бумагой крайнее заклеено окно.
Будь осторожнее, скажу одно тебе я, —
На лестнице легко сломать в потемках шею.
Крутая лестница?
Головоломна, да.
Так вот, на самый верх взберешься ты туда.
Там на чердак ведет малюсенькая дверца,
Входи и попадешь к моей ты даме сердца.
Будь с ней почтителен. Легко ее узнать:
Дешевенький чепец, наряд ему под стать;
Копна волос — огонь! Люсинда, знай, бывало,
Для папы самого фанданго танцевала.
Глаза как индиго! Дашь сто дукатов ей.
Потом в соседний дом ступай ты поскорей.
Ютится там один великолепный малый:
Над левой бровью шрам, а нос, как роза, алый;
Надвинут старый фетр на самые глаза;
При шпаге, в рубище, всей улицы гроза...
Шесть пьястров от меня отдай ему с приветом.
Там перекресток есть. На перекрестке этом
Подвальчик ты найдешь — так, черная дыра,
Где вечно пение, крик, ссоры и игра.
Да, в этот кабачок знакома мне дорога!
Как постоянный гость, сидит там у порога
Приятель мой — его зовут «Бездонный чан»;
Там пьет и курит он, с утра уж полупьян.
Нежнейшая душа, он мне сердечно дорог.
Ты выдай от меня ему червонцев сорок.
Пусть не благодарит, — я слов ведь не люблю, —
Но сразу все пропьет, а я еще пришлю.
Ты всем, кто в кабачке, дай денег не жалея:
Пусть удивляются и станут веселее.
А что прикажете потом?
Вот дуралей!
Все, что останется, немедленно пропей!
Шуми, и бей горшки, и веселись! Короче —
Кути! И возвратись домой лишь завтра к ночи!
Я понял вас, мой принц.
Бывал ли кто пьяней?
Да, вот что: сохраняй престиж в глазах людей;
Вслед за тобой пойдет вся улица, наверно.
Будь благороден ты, веди себя примерно,
И ежели дукат уронишь невзначай,
То ты внимания никак не обращай
И не жалей отдать от своего излишка.
Пусть подберет его какой-нибудь воришка,
Или бедняк-писец, или школяр-смутьян,
А если кто-нибудь залезет в твой карман —
Он тоже человек... Мы милосердны будем;
Хоть каплю радости должны давать мы людям.
Их виселица ждет, быть может, впереди, —
Так пожалеем их заранее. Иди!
Наш христианский долг и разума веленье —
Коль деньги есть у нас, пускать в употребленье
На добрые дела. Что ж лучше может быть?
Неделю целую мне есть на что прожить,
А если что-нибудь останется в кармане —
Отдам на церковь я. Но что мечтать заране?
Отнимут золото! Исчезнет все, как сон!
Наверно, в имени моем ошибся он.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Дон Цезарь де Басан?
А, вот оно! Дуэнья?
Саллюстий иль сам черт в игре тут, без сомненья.
Бьюсь об заклад: кузен появится сейчас.
Дон Цезарь — это я. Что я могу для вас?
Обычно молодым предшествуют старухи.
Сегодня, в постный день, в святом небесном духе
И в господе Христе, привет мой вам, сеньор.
Аминь! Да будет так.
Ну, постный разговор,
Наверно, кончится развязкою скоромной.
Пошли вам мир господь!
Теперь вопрос нескромный:
Не назначали ль вы кому-нибудь письмом
Свиданья тайного сегодня вечерком?
Весьма возможно.
Вы писали эти строки
Той, чьи мечты о вас и нежны и глубоки?
Она известна вам.
Пожалуй, я.
Так, так.
Муж дамы, кажется, немолодой чудак:
Предосторожностей всегда ей слишком мало.
Меня за справками она сюда прислала.
Ее не знаю я, она знакома вам.
Служанка речь вела со мной. Не надо нам
Имен.
Мое не в счет.
Понятно, что сеньора
Желает ускользнуть от строгого надзора.
Но подвергается опасности она:
Предосторожность здесь особая нужна,
И потому иметь желает подтвержденье
Она из ваших уст, чтоб не было сомненья.
Вам сказано, что я писал записку ей!
Что делать дальше мне, хочу я знать скорей!
Так напишите вы сейчас одно лишь слово
На обороте: «Жду» — и ничего другого.
Не вашим почерком, чтоб не могли узнать.
Понятно!
Тайны ей не страшно доверять!
Не велено, сеньор, нельзя ломать печати!
Ведь вы же свой конверт узнали?
Вот некстати...
Я так хотел прочесть, что написал я тут!
Но будем роль играть.
Эй, как тебя зовут?
Ты что же, служишь здесь?
Ты грамотный? Ни звука?
Умеешь ты писать?.. Да ты немой! Вот штука!
Немые тут еще...
Пиши вот здесь: «Я жду».
Мне кажется, что я во сне или в бреду.
Так вечером придет к вам та, что вам известна.
А хороша она, скажите?
О, прелестна!
Служанка — даже та, как вешний день, мила.
В монастыре ко мне с запиской подошла;
Лицом — что херувим, а взором — дьяволица,
И видно, что проказ любовных не боится.
Довольно было бы с меня служанки.
Да...
По слугам судим мы о господах всегда:
Лишь красота красу потерпит — значит, ясно,
Что дама хороша.
О да, она прекрасна!
Целую ручки вам.
Чего еще ты ждешь?
На, старая карга...
Уж эта молодежь!
Ступай, ступай!
Сеньор, была бы я счастливой
И дальше вам служить, — меня зовут Оливой.
В соседний монастырь я каждый день хожу,
И на второй скамье от входа я сижу.
Прошу не позабыть любезного сеньора:
Всегда в монастыре святого Исидора.
Сегодня вечером...
Ступай же! Добрый путь!
Прошу меня в своих молитвах помянуть.
Я больше ничему решил не удивляться,
И остается мне на волю волн предаться.
Сегодня утолил я славно аппетит,
И сердце утолить мне скоро предстоит.
Живем! Но как бы все беда не увенчала!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Дон Цезарь де Басан?
Того недоставало!
Все: завтрак, золото, любовь, дуэль... Клянусь,
Что прежним Цезарем опять я становлюсь.
К услугам вашим я. Прошу вас, потрудитесь
Пожаловать, войти; вот кресло вам, садитесь.
Я счастлив видеть вас, сеньор; мой дом — ваш дом.
Мы побеседуем по-дружески вдвоем.
Ну как живет Мадрид? О, лучший город мира!
Что, все еще сердца ворует Линдамира?
И Маталобос всех пугает, смелый вор?
По-моему, она опаснее, сеньор!
Ах, эти женщины, вот дьявольское семя!
Недаром из-за них страдаю я все время.
Но помогите мне опять себя найти:
Я чувствую, что я не человек почти!
Восстал из гроба я, пришел с другой планеты,
Отвыкший от людей, бог знает как одетый.
Я деревенский бык, смешной провинциал;
Домой я только что из дальних стран попал.
Я тоже, мой сеньор.
Так мы поймем друг друга!
С каких же берегов?
Я — с севера.
Я — с юга.
Двенадцать сотен лье проделал я пути.
А я, почтеннейший, две тысячи почти.
В каких местах я был! В каких видал притонах
И черных женщин я, и желтых, и зеленых!
Я небом взысканный, прекрасный видел мир —
И радостный Тунис и белый весь Алжир.
В обычаях своих оригинальны турки:
С преступников они живьем сдирают шкурки,
Сажают на кол их, а голову срубя —
У входов вешают.
Я просто вне себя.
За что же предали меня на посмеянье?
Я в возмущении!
О! Я в негодованье!
Я прямо разъярен!
Я истинно взбешен!
Но шпаги налицо.
Да, шпаги из ножон!
Я изгнан был почти!
Я был почти повешен!
По делу важному отъезд мой был поспешен, —
И что ж я должен был везти на дне ларца?
Записку: «Этого скучнейшего глупца
Подольше при дворе прошу вас задержать я».
Но кто ж так пошутил? Ха-ха-ха-ха!
Проклятье!
Дон Цезарь де Басан!
Ах, так?..
Каков нахал!
Он с извиненьями лакея мне прислал!
Я даже на глаза не допустил лакея —
Отправил под арест, а сам ищу злодея,
Его хозяина. Изменник и наглец!
Он шпаги ждет моей! Да где ж он наконец,
Дон Цезарь де Басан? Где он?
Он перед вами.
Вы издеваетесь?
Нет, ясными словами
Я заявляю вам: я — де Басан.
Опять?
Ну, разумеется.
Прошу не продолжать.
Оставьте роль играть! Мне шутки надоели.
А мне так вы смешны. Забавно, в самом деле!
Припадок ревности? О, этот яд жесток.
Всегда нам тяжелей наш собственный порок,
Чем оскорбления, что отвести мы ищем;
И я бы предпочел быть не скупцом, а нищим,
И чем ревнивым быть — скорей носить рога.
Но к вам была судьба особенно строга!
Почтеннейший сеньор, мне жалко вас по чести:
И ревность и рога — досталось вам все вместе.
Да, да! Назначено свиданье в час ночной
Мне нынче вашею прелестною женой.
Моей женой?
Ну да.
Да что ж все это значит?
Я не женат.
Но кто из нас кого дурачит?
В негодовании пятнадцать уж минут,
Как разъяренный тигр, бушуете вы тут.
К чему же быть смешным, когда вы не женаты?
Вы знаете ль, что я потребую расплаты?
Ба!
Слишком дерзки вы, сеньор!
Не может быть!
И я заставлю вас за это заплатить!
Вот удивительно! Случалось видеть прежде
Мне банты пышные на шляпах, на одежде,
Но никогда еще не видел до сих пор
На сапогах мужских я банты вместо шпор.
Как мило!
На дуэль! Довольно!
Неужели?
Хоть не дон Цезарь вы, но вы мне надоели!
Вторая очередь за ним, — я с вас начну.
Боюсь, чтоб вы на мне не кончили войну.
Хвастун! Немедленно!
Найти б вы не сумели
Мне развлечение приятнее дуэли.
Где бьемся?
За стеной. Ведь дом стоит в глуши,
И в переулке здесь прохожих — ни души.
Убью сначала вас, а после — де Басана.
Вот как?
Ручаюсь вам.
Чтоб не было обмана, —
Убьете ль вы меня или я вас убью, —
Но после этого я клятву вам даю,
Что не убьете вы дон Цезаря вторично.
Довольно слов, сеньор, идем!
Идем, отлично!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Приготовлений я не вижу никаких.
Что значит это все?
Какой-то шум?.. Затих.
Сегодня Гудиэль пажа его заметил
И проследил его. Да, очень кстати встретил:
Паж к Гуритану шел. Но где же Рюи Блаз?
О дьявол! Этот паж... он исполнял приказ
И поручение имел от господина
Предупредить его! Конечно, тут контрмина!
Немых спросить нельзя. Оплошность тут моя.
Но Гуритана ведь не мог предвидеть я!
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Ага! Я так и знал: явился старый дьявол!
Дон Цезарь!
Да, я здесь! Довольно я поплавал!
А что-то, милый друг, вы мастерите тут?
Некстати я попал в укромный ваш приют?
Так, сверху бухнулся, как камень, я в трясину!
Пропало все!
Вы здесь плетете паутину —
Я это чувствую; я в доме здесь с утра.
Я вашу сеть порвал — пропала вся игра.
Да, кажется, я вам испортил все. Прелестно!
Тот малый с деньгами «на то, что вам известно»...
Проклятье!
Допьяна его я напоил.
Но что же с деньгами?
Я все их раздарил.
Есть у меня друзья.
Ты думаешь напрасно,
Что...
Но сперва себе кой-что оставил, ясно.
Пожалуй, поделил по-братски пополам.
Ну, а красавица, «та, что известна вам»?..
О!..
От нее была старуха с красным носом
И с славной бородой; пришла она с вопросом;
Должна ль красавица прийти ко мне сюда?
Мой бог!
Что ж ты сказал?
Я ей ответил: «да»,
И что я жду ее во что бы то ни стало.
Кто знает, может быть, не все еще пропало!
Затем был ваш бретер, ваш храбрый капитан,
Который мне себя назвал — дон Гуритан...
Пришел и заявил, от ярости краснея,
Что утром моего не принял он лакея,
И в полном бешенстве дуэль мне предложил...
Но что ж ты сделал с ним?
На месте уложил.
Убил? Он мертв?
Боюсь, сомнение бесплодно.
О милость божия! Могу вздохнуть свободно.
Он мне не помешал — совсем наоборот;
Но может впереди наделать мне хлопот.
Что деньги? Пустяки! Сотрудник нежеланный
Быть должен устранен.
Все это очень странно.
И больше никого ты здесь не видел?
Нет.
Но больше сохранять не стану я секрет:
Хочу, чтоб все меня в Мадриде увидали.
О, позабочусь я о миленьком скандале, —
Вам развлечения немало впереди.
Черт!
Деньги все возьми, но только уходи.
Да, как же! Знаю я, устроите вы слёжку,
И снова попаду на прежнюю дорожку.
Но не желаю я носиться по волнам.
Нет, нет, благодарю!
Поверь...
Ну, будет вам!
К тому ж, придворные интриги ваши зная,
Я вижу, как всегда: здесь лестница двойная.
Идут по ступеням к верхушке с двух сторон
Безжалостный палач и тот, кто осужден.
О, жертву вижу я: в глазах весь ужас муки,
И на спине крестом завязанные руки.
Палач, конечно, вы!
О!
Меч у вас в руках.
Но снизу лестницу хватаю я — и... тррах!
Клянусь...
Я не уйду, нет — риск в моей натуре.
Участвовать хочу я в вашей авантюре.
О, вы умны, как бес, — поверьте, тут не лесть.
На ниточке у вас паяцев много есть,
И пляшут все они при каждом вашем жесте:
Так я один из них — и остаюсь на месте.
Послушай, я тебе все объяснить готов...
Нет, нет, риторика! Не тратьте даром слов.
А! В Африку меня пиратам продаете?
А! Цезарей вы здесь фальшивых создаете?
А! Имя честное порочите мое?
Случайность чистая.
Да, знаю я ее!
Случайность — кушанье; его не без охоты
Готовят жулики, едят же идиоты.
Случайностей тут нет. К чертям ваш план лети!
Несчастных ваших жертв намерен я спасти.
Я всем скажу, кто я, всем воробьям на крыше!
Вот кстати альгвасил... Эй вы, сюда!
Тсс... тише!
Коль узнан будет он — час гибели пришел.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Прошу вас занести немедля в протокол...
Что Маталобос здесь известный.
Что за шутки!
Все будет спасено, коль выиграю сутки.
При ярком свете дня врывается он в дом.
Арестовать его! Тут и грабеж и взлом!
Покорный ваш слуга, сеньор! Вы лжете славно!
Но кто ж позвал нас?
Я.
Да это презабавно!
Он смеет рассуждать?
Я — Цезарь де Басан.
Он — Цезарь де Басан? Вот дерзостный обман!
Снимите плащ с него: у ворота, пониже,
«Саллюстий» вышито, — вы видите?
Да, вижу.
Колет же, что на нем...
Судьба играет мной!
...У графа Альбы был украден им весной.
А вот и герб его.
Да тут не колдовство ли?
Две башни золотых.
Да. На лазурном поле.
Смотрите, золотом карман его набит.
Кто деньги держит так? Разбойник иль бандит!
Не дорожат казной беспутные бродяги.
Гм, гм...
Попался я!
А здесь еще бумаги.
О письма нежные! А я-то их берег!
Все к графу Альбе.
Да.
Но...
Случай нам помог:
Попался в руки к нам разбойник знаменитый.
Вот счастье-то!
Сеньор, в саду лежит убитый!
Но кто ж убийца?
Он.
Ну, мне не повезло...
И надо ж, чтоб дуэль случилась, как назло!
Вошел со шпагой он.
Взгляните.
Все понятно.
Улики налицо: вот свежей крови пятна.
Свести его в тюрьму!
Ступай, не рассуждай.
Ну, Маталобос, в путь!
Какой вы негодяй!
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ ТИГР И ЛЕВ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Итак, конец мечтам, исчезло сновиденье!
Я целый день блуждал по улицам в смятенье, —
И вот уж день прошел. В вечерней тишине
Спокойней дышится и думается мне.
Уж скоро ночь на все набросит покрывало.
Мне верить хочется, тревога миновала.
Вот я пришел домой: спокойно все кругом,
Немые наверху заснули крепким сном,
Вся мебель на местах, все заперто, и стены
Не ждут опасности и не таят измены.
Наверно, до нее достигла весть моя:
Мой паж — он предан мне, не сомневаюсь я;
Дон Гуритан вполне доверия достоин,
Коль речь идет о ней. Могу я быть спокоен.
О, дай поверить мне, всеправедный господь,
Что происки врага сумел я побороть,
Что больше не грозит ничто моей святыне,
Что за нее дрожать не должен я отныне
И порвана навек губительная сеть.
Мария спасена — мне можно умереть.
Презренный, ты умрешь! Смерть будет искупленье
За совершенное тобою преступленье.
Ждет бездна темная! Настал последний срок!
Умри в чужом углу, поруган, одинок!
Пусть будет саваном тебе твоя ливрея!..
А если явится желанье у злодея
На жертву жалкую прийти сюда взглянуть?..
Ему я прегражу ужасный этот путь!
Наверное, мой паж застал дон Гуритана:
Когда он уходил, совсем ведь было рано.
Хоть тут распоряжусь я сам своей судьбой
И крышку гроба сам захлопну над собой.
Прибегну смело я к заветному напитку —
Сам выбрал казнь свою и сам назначил пытку.
Я утешать могу себя теперь одним:
Мне помешать нельзя — конец неотвратим.
О боже, боже мой! Она меня любила!
Что, если б счастие для нас возможно было?
О боже, помоги, мне не хватает сил!
Тот, кто мне продал яд, вдруг у меня спросил:
«Какой сегодня день?» А я забыл, не знаю...
Где я и что со мной — я плохо понимаю.
Как голова болит! Сжимает мне виски,
Как будто взяли их в железные тиски.
Людской жестокости нельзя найти предела.
Вы умираете — и никому нет дела...
Мне тяжко. Но меня любила ведь она?
Нельзя нам возвратить исчезнувшего сна,
Нельзя схватить рукой мелькнувшее мгновенье.
Еще я чувствую и уст прикосновенье
К пылающему лбу и взор небесный твой. —
И должен навсегда расстаться я с тобой!
Улыбка милая, руки твоей пожатье,
И легкие шаги, и нежный шелест платья —
Все для меня прошло и скрыто вечной тьмой,
И больше никогда...
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Дон Цезарь!
Боже мой!
Погибло все! Она во власти адских козней!
Какой испуг!
Зачем вы здесь, и в вечер поздний?
Ты звал — и я пришла.
Нет, нет, я вас не звал,
Нет!
Но зачем ты мне тогда письмо прислал?
Письмо? Я? Вам?
Да, ты — ведь я твой почерк знаю.
Письмо? Я ничего уже не понимаю.
Какое-то письмо... Да тут сойдешь с ума!
Я к вам не посылал, я не писал письма!
Прочти.
«Сеньора, я в опасности смертельной.
Вы только милостью своею беспредельной
И властью царственной могли б меня спасти...»
«... решившись вечером в мой скромный дом прийти.
Иначе я погиб».
О, как он предал низко!
Я позабыл совсем. Та самая записка...
А здесь: «Вас будут ждать у двери потайной
И проведут ко мне...»
Уйдите!
Боже мой!
Но что я сделала? Вы сердитесь... за что же?
Как — что вы сделали? Как — что? Великий боже!
Вы губите себя!
Но чем же?
Как помочь?
Мне поздно объяснять! Скорей бегите прочь!
Ведь чтобы не было и повода к сомненью,
Сегодня я с утра послала к вам дуэнью.
С минутой каждою — как утекает кровь,
Уходит ваша жизнь! Бегите!
Нет! Любовь,
Такая, как моя, на подвиг вдохновляет.
Я чувствую, что вам опасность угрожает, —
Я с вами остаюсь.
Безумье! В этот час,
Наедине со мной...
Но ведь письмо от вас.
Его писали вы. Меня вы звали сами.
Мой бог, я вас не звал! Клянусь вам небесами!
И вдруг хотите вы теперь, чтоб я ушла?
Поймите же...
Я все отлично поняла:
Ты написал письмо под первым впечатленьем,
И вот...
Я не писал. Поверьте увереньям.
Несчастное дитя, напрасен подвиг твой:
Ты стала жертвою ошибки роковой,
Ад на тебя восстал, и бог тебя покинул.
Я, чтоб тебя спасти, из груди сердце б вынул...
О, я люблю тебя! Беги!
Дон Цезарь!
Стой!
Вот мысль ужасная: что, если... боже мой!..
Кто отворил тебе? Как ты сюда попала?
Мне отпер...
Кто? Скажи?
Не знаю, не видала.
Он в черной маске был.
Ах, в маске! Это был
Высокий человек, скажи?..
Я ей открыл!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
О государыня! Спасайтесь!
Нет! Напрасно!
Принцессе Нейбургской остаться не опасно,
А государыни испанской — больше нет.
Вы, дон Саллюстий!
Да. Исполнен мой обет.
Любовника нашли вы в этом человеке,
И неразрывно с ним вы связаны навеки.
Дон Цезарь, боже мой, да это западня!
О, что вы сделали!
Но слушайте меня:
Теперь в моих руках Испаньи королева...
Не бойтесь ничего. Я говорю без гнева.
Здесь в доме, в час ночной, я вас наедине
С дон Цезарем застал. Не возражайте мне.
Довольно этого уж будет несомненно,
Чтоб брак ваш с королем расторгнул Рим мгновенно.
Его святейшество узнает обо всем
Незамедлительно. Но выход мы найдем,
И все останется строжайше под секретом.
Поставьте подпись вы — здесь, на письме вот этом.
Его мы королю от вас передадим.
А сами в экипаж садитесь вместе с ним.
Я приготовил все; вас ждет в саду карета,
В ней с золотом ларец. Послушайте совета:
В дорогу лучше вам отправиться сейчас.
Я сделал все, никто не остановит вас,
Вы прямо можете доехать до Толедо
И — в Португалию, а там пропасть без следа.
Закроем мы глаза... Но выбора вам нет.
Пока мне одному известен ваш секрет,
А коль откажетесь, — прошу, без возмущенья! —
Узнает весь Мадрид об этом приключенье.
Вы у меня в руках.
Да, я в его руках!
Извольте, вот перо. Оставьте детский страх.
Не бойся, милый друг. Всегда стою на страже
Я счастья твоего, стараюсь для тебя же.
Пишите.
Как мне быть?
Ну что для вас корона,
Раз можно счастие найти в замену трона?
Здесь нету никого. Мы тайну соблюдем,
И будем это все знать только мы втроем.
Ну что же?
Помните, что вас отказ погубит:
Скандал и монастырь!
О боже!
Он вас любит,
И не унизит вас подобная любовь —
Ведь он достоин вас, в нем царственная кровь.
Он гранд Испании и граф, клянусь вам честью!
Есть замки у него и ленные поместья.
Во всей Испании нет никого знатней.
Мне имя Рюи Блаз, и я простой лакей.
Вы не подпишете! Теперь вздохну я вольно!
Что, что он говорит? Дон Цезарь!..
Нет! Довольно!
Я говорю, что я лакей. Я — Рюи Блаз!
Я говорю, сеньор, что наступает час,
Когда я, наконец, как тягостную ношу,
Мое предательство с души усталой сброшу.
Я счастья не хочу. Напрасно, злобный дух,
Вы шепчете о нем — я замыкаю слух.
Все ваши замыслы меня уж не обманут.
Я узел разорву, хоть крепко он затянут.
Довольно я терпел и, к моему стыду,
Шел с вами по пути, — но дальше не пойду.
Мы делим: у меня лакейская ливрея,
У вас же, мой сеньор, у вас — душа лакея!
Да, он действительно лакей мой Рюи Блаз.
Ни слова более!
И бог меня не спас!
Но... он заговорил, пожалуй, слишком рано.
Ну что же? Месть моя полна и без обмана!
Ну, что вы скажете о выдумке моей?
Смеяться весь Мадрид заставлю я над ней!
А! Свергли вы меня?.. Я трона вас лишаю!
Меня изгнали вы?.. А я вас прогоняю!
Хотели в жены мне служанку дать свою?..
А я в любовники лакея вам даю!
Но можете вы стать его женой, конечно, —
Здоровье короля, увы, недолговечно!
Надеюсь я, что вам придется по душе,
В замену всех дворцов, рай с милым в шалаше.
А! Герцогом его вы сделали? Занятно!
Чтоб герцогиней стать самой вам, вероятно?
Вы уничтожили меня, втоптали в грязь,
Безумная! И спать могли вы, не боясь?
Монархиню свою вы оскорбить посмели?
О нет! Чтоб уползти, вы не найдете щели.
Не пробуйте: засов задвинул я давно.
Маркиз, сам Сатана с тобой был заодно.
Но если он теперь спасти тебя желает,
Пускай из рук моих тебя он вырывает!
Должны уничтожать мы ядовитых змей.
Ни слуги, ни сам ад с своею силой всей
На помощь не придут. Надежда бесполезна,
И в страхе корчишься ты под пятой железной!
Он смел вас оскорбить! О, этот человек!
Чудовище! Вчера он сердце мне рассек!
Меня он унижал, чтоб сделать мне больнее —
Всю душу истерзать насмешкою своею.
Я умолял его... И как он был жесток!
Он с полу приказал поднять его платок!
Пытались вы свои обиды перечислить.
Но что бы ни было — как смели вы помыслить
Свою монархиню — при мне — так оскорбить?
А вы еще умны! И вдруг вообразить,
Что беспрепятственно я это вам дозволю!
Нет! Что бы смертному ни выпало на долю,
Будь герцог иль холоп, — когда пред ним злодей,
Преступной хитростью вооружась своей,
Свершает подлые и страшные деянья,
То вправе он тогда в своем негодованье
Плевком ему в лицо швырнуть свой приговор
И в руки шпагу взять, иль нож, или топор
И преступление карать везде и всюду.
Да! Я лакеем был, но палачом я буду!
Не убивайте лишь!
Молю меня простить,
Но должен это все я тут же прекратить.
Идите же читать предсмертную молитву.
Нет, нет!.. Ты не убьешь!
Я смело шел на битву,
В сражении с врагом мне был неведом страх!
Но так?.. Здесь даже нет оружья на стенах.
Верни хоть шпагу мне!
Маркиз! Какие шутки!
Ужель дворянские забыл ты предрассудки?
Дуэль со мною? С кем? Ведь я же твой лакей,
Наемник твой, один из челяди твоей,
Одетый в красную ливрею с галунами...
Какая же дуэль возможна между нами?
Я, жалкий раб, кого ты вправе гнать и бить,
Я право взял себе одно — тебя убить.
И я убью тебя, как вора, негодяя,
Как бешеного пса!
О, сжальтесь, умоляю!
Нет! Месть! Никто мой меч не сможет отвести,
И ангел демона не в силах уж спасти.
Пощады я молю!
На помощь! Убивают!
Молчи!
Убийство!
Нет. Возмездье наступает!
О небо, помоги!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Я все теперь скажу.
Я не приближусь к вам! Я слов не нахожу...
Мне трудно высказать, чтоб все вам стало ясным.
Мое предательство вам кажется ужасным?
Нет, низких замыслов в душе я не таил,
Но победить любовь мне не хватило сил.
Все в этом! Не ищу, не стою состраданья,
Не пробую себе найти я оправданье,
Но как я вас любил! Любил, как божество!
Я не приближусь к вам — не бойтесь ничего.
Я все вам расскажу... Весь день я, как безумный,
Блуждал по улицам бесцельно и бездумно;
Мой ум был помрачен, и мысли все мертвы.
К больнице я пришел, что основали вы.
Я на себе ловил испуганные взгляды.
Не помню, как дошел до каменной ограды;
Я сел на ступенях больничного крыльца,
И кто-то подошел, мне вытер пот с лица.
О, сжальтесь надо мной!
Чего же вы хотите?
Чтоб вы простили мне.
Нет. Никогда!
Простите!
Я не могу простить.
Вы не простите?
Нет.
Ужели?
Никогда.
Погасни, жалкий свет!
О, что вы сделали?
Окончил все мученья.
Вы проклинаете меня, мне нет прощенья.
А я!.. С любовью я благословляю вас.
Вот только и всего... Конец... Огонь погас.
Дон Цезарь, боже мой, что в этой склянке было?
Скажи, о цезарь мой! Я все тебе простила,
И я люблю тебя.
Мне имя — Рюи Блаз.
Да, Рюи Блаз, да, да... Но заклинаю вас —
Ведь это был не яд, скажите?
Яд. Смертельный.
Но в сердце радости я полон беспредельной.
О, допусти, господь, во благости твоей,
Чтобы монархиню благословил лакей!
Ты сердцу бедному дарила утоленье:
При жизни — свет любви, в час смерти — сожаленье.
Он отравился! Яд! Ах! Здесь вина моя.
А я люблю его! Когда б простила я?
Я б так же поступил.
Жить было невозможно...
Все будет тайною: ты выйдешь осторожно.
Прости и помни лишь, что умер я любя...
Прости!
О Рюи Блаз!
Благодарю тебя!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги