Том 2. Стихотворения 1850-1873

Австрийский царь привык забавить^*

Собой и други и враги —

Неаполь нос ему приставит,

А русский царь роги.

Ну, как тому судить поэтов дар^*

О их ошибках превосходстве, —

Кому лицеем был амбар

И кто смышлен лишь в скотоводстве.

Каким венком нам увенчать^*

Питомца русского Парнаса^*,

На коем возлегла печать

Могучих вдохновений Тасса?

Ты лавров не захочешь, нет, —

Они душе твоей постылы

С тех пор, как дивный твой поэт —

Твой Тасс — и на краю могилы.

Не мог их дань ты взять с земли,

Но девы павшего Сиона^*

Другой венок тебе сплели

Из сельских крин и роз Сарона^*.

   Какие песни, милый мой^*,

Когда вокруг лишь ненависти крики,

А в сердце скорбь о глупости людской,

   Которою, как некой тьмой,

Ослеплены и малый и великий?

   Какие песни в той стране,

 Где старики, как язву, мысль бичуют

И с целой армией в бронях и на коне

   Противу мальчиков воюют?

В стране, где эта мысль, лишась прямых путей,

   По закоулкам татем бродит,

   От грубых прячась сторожей,

И в детях лишь себе защитников находит?

О родина моя! Ужели никогда

Без роковых преград, без пропастей глубоких,

Как реки плавные равнин твоих широких,

Ты не пойдешь путем разумного труда?

 И будет вечно мысль не там, где сила,

   А сила будет век темна

   И безответна, как могила,

   И, как могила, холодна?

А мысль… ужель она средь тысячи шпионов,

   Как дичь для травли злых невежд <…>

Я не ценю красот природы^*,

Когда душа потрясена,

Когда свинцовая невзгода

Тмит бедный дух кошмаром сна.

Природы лучшие красоты

Меняют часто годы, дни

Из нас поймет, пожалуй, сотый,

Что мы ей только и сродни.

Нет, преждевременная вялость

Ее не будит скорби в ней.

И нам в себе души усталость

Нести тяжелей и больней.

Природы воздух ядовитый

Нас отравляет не всегда:

Мы себялюбием повиты —

И эта губит нас беда.

De son crayon inimitable^*

Pour meriter un mot, une virgule, un trait

Un diable se convertirait,

L’ange se donnerait au diable.

<См. перевод>^*

Проходя свой путь по своду^*,

Солнце знает ли о том,

Что оно-то жизнь в природу

Льет в сиянье золотом,

Что лучом его рисует

Бог узоры на цветке,

Земледельцу плод дарует,

Мечет жемчуг по реке?

Вы, на все бросая <милый>

Взгляд ваш, знаете ль о том,

Что вся жизнь моя и силы

В вашем взоре огневом?

Не в первый раз волнуется Восток,^*

Не в первый раз Христа там распинают,

И от креста луны поблекший рог

Щитом своим державы прикрывают.

Несется клич: «Распни, распни его!

Предай опять на рабство и на муки!»

О Русь, ужель не слышишь эти звуки

И, как Пилат, свои умоешь руки?

Ведь это кровь из сердца твоего!

Корабль в густом, сыром тумане^*

Как бы затерянный стоит…

Недавней бурей в океане,

Компас изломанный молчит,

И цепи якорей порвались…

Теченье ж все несет, несет…

Бросают поминутно лот,

Уже на камни натыкались…

Друг друга — подле не видать.

Ужель, о Боже, погибать! —

И в экипаже — ужас дикий…

А мгла густей и все густей,

И глухо раздаются в ней

Пловцов взывания и клики…

Спаси их, Господи, спаси!

Пошли Ты им в сей час великий

Хоть луч единый с небеси!