Комедия в пяти действиях
Перевод Н. Я. Брянского
Король, любящий все необычайное, задумал устроить для двора развлечение, которое было бы составлено из всего, что только может дать сцена. Чтобы осуществить этот обширный замысел и связать столько разнородных предметов, его величество избрал сюжетом историю двух принцев-соперников, которые, проводя летнее время в Темпейской долине, где должны состояться пифийские игры, оказывают юной принцессе и ее матери всевозможные знаки внимания.
ЭОЛ.
ЧЕТЫРЕ РЕЧНЫХ БОЖЕСТВА.
ДВЕНАДЦАТЬ ТРИТОНОВ,
поющие.
РУЧЬИ,
поющие.
ЧЕТЫРЕ АМУРА,
поющие.
ВОСЕМЬ РЫБАКОВ,
танцующие.
НЕПТУН.
ШЕСТЬ МОРСКИХ БОЖКОВ,
танцующие.
АРИСТИОНА
принцесса.
ЭРИФИЛА
ее дочь.
ИФИКРАТ, ТИМОКЛ
принцы, женихи Эрифилы.
СОСТРАТ
влюбленный в Эрифилу.
КЛЕОНИСА
наперсница Эрифилы.
АНАКСАРХ
астролог.
КЛЕОН
его сын.
ХОРЕБ
из свиты Аристионы.
КЛИТИД
шут из свиты Эрифилы.
МНИМАЯ ВЕНЕРА
сообщница Анаксарха.
ЧЕТЫРЕ МНИМЫХ АМУРЧИКА.
ТРИ ПАНТОМИМА.
НИМФА ТЕМПЕЙСКОЙ ДОЛИНЫ.
ТИРСИС, ЛИКАСТ, МЕНАНДР
пастухи.
КАЛИСТА
пастушка.
ДВА САТИРА.
ШЕСТЬ ДРИАД И ФАВНОВ.
КЛИМЕНА
пастушка.
ФИЛИНТ
пастух.
ТРИ МАЛЕНЬКИХ ФАВНА. ТРИ МАЛЕНЬКИЕ ДРИАДЫ.
ВОСЕМЬ СТАТУЙ.
ЧЕТЫРЕ ПАНТОМИМА.
ЖРИЦА.
ДВОЕ ЖРЕЦОВ,
танцующие.
СВИТА.
ШЕСТЬ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ,
танцующие.
ХОР НАРОДОВ.
ШЕСТЬ ВОЛЬТИЖЕРОВ.
ЧЕТЫРЕ НАДСМОТРЩИКА,
танцующие.
ДВЕНАДЦАТЬ РАБОВ,
танцующие.
ЧЕТВЕРО МУЖЧИН,
вооруженных по-гречески.
ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ,
вооруженные по-гречески.
ГЕРОЛЬД.
ШЕСТЬ ТРУБАЧЕЙ.
ЛИТАВРЩИК.
АПОЛЛОН.
ШЕСТЬ ЮНОШЕЙ — СПУТНИКОВ АПОЛЛОНА,
танцующие.
ПЕВЦЫ И МУЗЫКАНТЫ.
Действие происходит в Фессалии, среди живописной Темпейской долины.
Занавес поднимается под мелодичные звуки оркестра. Сцена представляет морскую гавань. Слева и справа — по четыре скалы; на вершине каждой скалы — речное божество, у подошвы — двенадцать тритонов. В море — четыре амура на дельфинах, за ними бог ветров Эол восседает на небольшом облаке. Эол велит ветрам удалиться. Море утихает, всплывает остров. Восемь рыбаков с жемчужницами и коралловыми ветвями выходят из морских глубин и, исполнив изящный танец, располагаются на скалах над речными божествами. Оркестр возвещает появление Нептуна. Нептун танцует со своей свитой — шестью морскими божками. Рыбаки, тритоны и речные божества сопровождают его танец различными жестами и стуком раковин. Этим великолепным зрелищем один из принцев услаждает принцесс во время их морской прогулки.
Восемь рыбаков.
Нептун и шесть морских божков.
Эол.
Ветра с туманами и мглой,
Сокройтесь в глубине ущелья!
Пусть реет спутником веселья
Зефиров и амуров рой.
Тритон.
Чьи взоры светятся в обители Фетиды?
Сюда, тритоны все! Сокройтесь, нереиды!
Тритоны.
Навстречу божествам все вместе поспешим
И пением хвалу красе их воздадим.
Первый амур.
Их прелесть — прелесть неземная.
Второй амур.
Чье сердце перед ними устоит?
Третий амур.
Венера, наша мать родная,
Все ж менее красот таит.
Хор.
Навстречу божествам все вместе поспешим
И пением хвалу красе их воздадим.
Тритон.
Какой величественный вид!
Сейчас великий бог Нептун с блестящей свитой
Наш берег, волнами омытый,
Своим присутствием почтит.
Хор.
Раздайся ж, пенье, снова,
И пусть среди пространств эфира голубого
Восторгом песнь звучит!
Нептун.
По воле неба власть мне грозная дана,
Почтен и славен я меж светлыми богами,
Огромна мощь моя, для всех она страшна,
Владыка я и царь над синими волнами.
Без исключенья все подлунные края
Должны в смирении дрожать передо мною,
И в мире не найти земель, которых я
Не мог бы затопить бурливою волною.
Никто и никогда не в силах задержать
Моих могучих вод свободного разлива.
Ряды тройных плотин напрасно воздвигать:
Размыв их, путь себе волна откроет живо!
Но ярость вод моих, коль захочу, я сам
Умею сдерживать искусными браздами,
И позволяю я свободно по морям
Куда угодно плыть под всеми парусами.
Хоть рифы есть в морях и тонут корабли,
Гонимы бурею, но — я тому свидетель —
Не ропщут на меня владетели земли:
Средь бурных волн моих не гибнет добродетель.
Первый морской божок.
У нас сокровищ тьма сокрыта под водой.
На берег смертные сбегаются толпой,
И тотчас наградит их благами Фортуна,
Лишь стоит заслужить им милости Нептуна.
Второй морской божок.
Доверясь полностью владыке волн седых,
Бестрепетно плыви, моряк, отваги полный.
Пускай непостоянны волны —
Правитель постоянен их!
Третий морской божок.
Пусть к плаванью у всех живее будет рвенье —
За то окажет нам Нептун благоволенье.
Сострат, Клитид.
Клитид (про себя). Он погружен в свои мысли.
Сострат (полагая, что он один). Нет, Сострат, я не вижу для тебя никакого выхода, тебе не избавиться от мук.
Клитид (про себя). Он говорит сам с собой.
Сострат (полагая, что он один). Увы!
Клитид (про себя). Многозначительные вздохи! Моя догадка верна.
Сострат (полагая, что он один). Какие несбыточные мечты заронили в твое сердце надежду? Чего можешь ты ждать впереди, кроме томительных дней, полных тоски и горя, кроме страданий, от которых тебя избавит лишь смерть?
Клитид (про себя). Он в несравненно большем затруднении, нежели я.
Сострат (полагая, что он один). Сердце мое, сердце мое! Куда ты меня завело?
Клитид (громко). Мое почтение, господин Сострат!
Сострат Ты куда, Клитид?
Клитид. А вы что тут делаете? Видно, тайная грусть, мрачное расположение духа удерживают вас в лесу, между тем как все спешат на великолепное празднество, которым любовь принца Ификрата увеселяет морскую прогулку принцесс, между тем как их слух и зрение услаждаются чудной музыкой и танцами, а прибрежные скалы и воды украшены фигурами разнообразных божеств в честь прекрасных виновниц торжества.
Сострат. Я и не видя достаточно ясно представляю себе это великолепие. Обыкновенно на празднествах бывает такая толчея, что я счел благоразумным не увеличивать собой числа докучных зевак.
Клитид. Вы знаете, что ваше присутствие ничего не может испортить, вы нигде не можете быть лишним. Вы всюду желанный гость, вы не принадлежите к разряду тех обиженных природою людей, которых никогда не встретит приветливый взгляд монарха. К вам благоволят обе принцессы. И мать и дочь столь явно к вам расположены, что вам нечего бояться наскучить им. Нет-нет, не это опасение удерживает вас здесь.
Сострат. Признаюсь, я не большой охотник до такого рода зрелищ.
Клитид. Пусть даже вас не интересует само зрелище, но ведь всегда любопытно посмотреть на людей. Как бы то ни было, странно забираться во время торжеств в лесную глушь. У вас что-то есть на уме.
Сострат. Что же именно?
Клитид. Гм! Не знаю от кого, но здесь пахнет любовью. Нет, это не от меня… Ба! Да это же от вас!
Сострат. Ты с ума сошел, Клитид!
Клитид. Нет, я в здравом уме. Вы влюблены. У меня тонкое обоняние, я сразу почувствовал.
Сострат. Откуда ты взял?
Клитид. Откуда?.. А что, если я вам еще вдобавок скажу, в кого вы влюблены?
Сострат. Я?
Клитид. Да. Бьюсь об заклад, что я сейчас отгадаю имя вашей возлюбленной. Я умею угадывать не хуже нашего астролога, который так обворожил принцессу Аристиону. Он умеет человеческую судьбу читать в звездах, а я умею читать в глазах людей имена тех красавиц, в которых эти люди влюблены. А ну-ка откройте глаза. Первая буква — Э; затем — р, и — Эри; ф, и — Эрифи; л, а — Эрифила. Вы влюблены в принцессу Эрифилу.
Сострат. Ах, Клитид! Признаюсь, я не могу скрыть мое смущение. Ты меня поразил как громом.
Клитид. Видите? Я тоже человек ученый.
Сострат. Если тебе случайно стала известна тайна моего сердца, то заклинаю тебя: не открывай ее никому, а главное, храни эту тайну от несравненной принцессы, имя которой ты только что произнес.
Клитид. Но если, следя за вашими поступками, легко удалось раскрыть таимую вами страсть мне, постороннему человеку, то как могла ее не заметить принцесса Эрифила? Уж вы мне поверьте: красавицы отличаются особой проницательностью по части того сердечного жара, который они вызывают; язык взглядов и вздохов лучше всего понятен той, к которой они относятся.
Сострат. О, пусть, Клитид, пусть она читает в моих вздохах и взглядах ту любовь, которую внушают мне ее чары, но будем настороже, чтобы никто другой не мог сообщить ей об этом.
Клитид. Чего вы боитесь? Ужели тот самый Сострат, который не побоялся ни Бренна, ни всех его галлов,[37] длань которого так блестяще содействовала нашему освобождению от потока варваров, опустошавших Грецию, — ужели этот человек, храбрый в бою, робок в любви, ужели он дрожит от самого слова «люблю»?
Сострат. Ах, Клитид, я дрожу недаром! Все галлы, вместе взятые, не так страшны, как прекрасные глаза, исполненные очарования.
Клитид. А вот я другого мнения: я знаю наверное, что один галл с мечом в руке заставил бы меня задрожать гораздо сильнее, чем пятьдесят самых очаровательных глаз, вместе взятых. Так что же вы намерены делать?
Сострат. Умереть, так и не открыв моей страсти.
Клитид. Нечего сказать, утешительно! Да вы что, шутите? Смелость всегда приносит успех влюбленным, проигрывают застенчивые. Я бы признался в моей страсти самой богине, если бы влюбился в нее.
Сострат. Увы! Многое обрекает мою любовь на вечное молчание.
Клитид. А именно?
Сострат. Во-первых, ничтожество моего происхождения, разбивающее мои честолюбивые мечты; во-вторых, высокое положение принцессы, создающее между нею и мною целую пропасть; наконец, соперничество двух принцев, любовный пламень которых поддерживается их пышными титулами, двух принцев, которые непрерывными дарами оспаривают друг у друга славу победы над принцессой и которым она не сегодня-завтра должна объявить свою волю. Но более всего удерживает меня, Клитид, то безграничное уважение, которому подчиняют ее дивные глаза всю силу моей страсти.
Клитид. Уважению весьма часто предпочитают любовь. Быть может, я заблуждаюсь, но, по-моему, юная принцесса узнала про вашу страсть и… к ней небезучастна.
Сострат. Ах, не старайся льстить из жалости к скорбящему!
Клитид. Мое предположение имеет свои основания. Я вижу, как она откладывает выбор супруга, и постараюсь выяснить, в чем тут дело. Вы знаете, что я некоторым образом у нее в милости, имею к ней свободный доступ и благодаря моей ловкости приобрел право вмешиваться в разговоры и толковать с ней о всевозможных вещах. Иной раз мне это удается, иной раз нет. Предоставьте все мне. Ведь я ваш друг, я принимаю близко к сердцу дела людей достойных, и я непременно выберу время, чтобы побеседовать с принцессой насчет…
Сострат. Молю тебя: если ты хоть сколько-нибудь мне сочувствуешь, ничего не говори ей о моей любви. Лучше умереть, чем дать ей возможность обвинить меня хотя бы в малейшей дерзости. То глубокое уважение, которое ее божественная красота…
Клитид. Тише! Сюда идут.
Те же, Аристиона, Ификрат, Тимокл, Анаксарх и Клеон.
Аристиона (Ификрату). Принц! Я не нахожу слов, чтобы выразить вам, как я восхищена всем виденным и слышанным. Нет на свете такого зрелища, которое могло бы поспорить своим великолепием с тем, что нам сейчас показали. Живые картины — это нечто из ряду вон выходящее. Кажется, само небо не могло бы явить нашему взору ничего более высокого и величественного. Я убеждена, что с этим ничто не может сравниться.
Тимокл. Подобные картины нельзя показать на всех празднествах. Я трепещу, принцесса, за судьбу того небольшого и незамысловатого развлечения, которое я намерен предложить вашему вниманию в роще Дианы.
Аристиона. Я уверена, что это будет что-нибудь необыкновенно приятное. Признаюсь, эта местность мне очень нравится, у нас нет времени скучать в этом прелестном уголке, прославленном под именем Темпеи всеми поэтами.[38] Не говоря уже об удовольствиях, доставляемых нам охотой, и о торжественности готовящихся пифийских игр,[39] вы оба берете на себя труд беспрерывно услаждать нас всевозможными развлечениями, способными рассеять самую глубокую грусть… Сострат! Почему вы не пошли с нами на прогулку?
Сострат. Легкое нездоровье, принцесса, помешало мне принять в ней участие.
Ификрат. Сострат полагает, принцесса, что не следует быть любопытным. И в самом деле: приятно делать вид, что ты не бежишь туда, куда бегут все.
Сострат. Принц! Я никогда не притворяюсь. Не желая делать вам комплиментов, должен, однако, заметить, что на этом празднестве много для меня привлекательного, но одно обстоятельство меня удержало.
Аристиона. А Клитид все видел?
Клитид. Да, принцесса, но только с берега.
Аристиона. Почему же с берега?
Клитид. Признаюсь, принцесса, я опасался несчастного случая, какие обыкновенно бывают в такой сумятице. Ночью мне снились дохлая рыба и разбитые яйца, а господин Анаксарх мне сказал, что разбитые яйца и дохлая рыба — это к несчастью.
Анаксарх. Я замечаю, что Клитиду не о чем было бы говорить, если бы он не говорил обо мне.
Клитид. Это потому, что о вас можно сказать так много! Сколько ни говори — никогда не кончишь.
Анаксарх. Вы могли бы найти другую тему — я же вас просил.
Клитид. Каким образом? Не вы ли утверждаете, что предрасположение сильнее всего? И если начертано в светилах, что я предрасположен говорить о вас, то разве я в силах изменить мою судьбу?
Анаксарх. При всем моем уважении к вам, принцесса, я должен признаться, что при вашем дворе есть один пренеприятный обычай: здесь всякий волен говорить, наичестнейший человек не защищен от насмешек первого попавшегося злого шутника.
Клитид. Благодарю за лестное мнение обо мне.
Аристиона (Анаксарху). Стоит ли на него обижаться!
Клитид. При всем уважении, которое я питаю к принцессе, я должен признаться, что есть одна вещь, удивляющая меня в астрологии: неужели те, что постигли все тайны богов и обладают познаниями, благодаря которым они далеко превосходят всех прочих людей, — неужели они должны угождать кому-либо и о чем-либо просить?
Анаксарх. Вам бы следовало развлекать принцессу более удачными остротами, а то вы только зря получаете деньги.
Клитид. Я шучу как умею. Вы вот говорите что придется, а ремесло шутника — это не ремесло астролога. Уметь хорошо лгать и уметь хорошо шутить — две вещи разные: гораздо легче обманывать людей, чем их смешить.
Аристиона. Что ты хочешь этим сказать?
Клитид (про себя). Молчать! Экий ты дерзкий! Разве ты не знаешь, что астрология — государственное дело и что на этой струнке играть нельзя? Тебе сколько раз было говорено, а ты забываешься, ты разрешаешь себе такие вольности, которые, вот увидишь, окажут тебе плохую услугу. Не сегодня-завтра тебе дадут пинок в зад и прогонят за глупость. Если ты умен, так молчи.
Аристиона. А где моя дочь?
Тимокл. Она покинула нас. Я предлагал проводить ее, но она отказалась.
Аристиона. Принцы! Вы согласились подчинить ваше чувство к Эрифиле моим требованиям, мне удалось добиться от вас, чтобы вы оставались соперниками, не становясь врагами, вы вполне подчиняетесь воле моей дочери и ждете ее выбора, в котором я ей предоставила полную свободу, — откройте же мне свою душу и скажите мне чистосердечно, насколько каждый из вас, как ему кажется, завладел ее сердцем.
Тимокл. Принцесса! Я не люблю хвастаться. Я сделал все, что мог, чтобы тронуть сердце принцессы Эрифилы, и, как мне представляется, сделал это с величайшей осторожностью, которая только доступна влюбленному. Я благоговейно приносил к ее ногам мои мольбы, я выказывал ей всевозможные знаки внимания, каждый день старался услужить ей, изливал мою страсть в самых нежных стихах, сетовал на мои мученья в самых страстных выражениях, изъявлял взглядами и устами безнадежность моей любви, испускал у ее ног томные вздохи, более того — проливал слезы, и все напрасно: мне так и не удалось вызвать в душе принцессы сочувственный отклик на мою пламенную страсть.
Аристиона (Ификрату). Ну а вы, принц?
Ификрат. Я, принцесса, зная равнодушие и безразличие вашей дочери к выказываемым ей чувствам, решил не расточать напрасно перед нею ни жалоб, ни вздохов, ни слез. Мне известно, что она всецело подчиняется вашей воле и что иначе как из ваших рук не пожелает взять супруга. Так вот, чтобы добиться ее расположения, я обращаюсь к вам и не столько ей, сколько вам свидетельствую мою готовность служить и выражаю мое глубочайшее почтение. Как было бы хорошо, принцесса, если бы вы заняли ее место, если бы вы пожелали воспользоваться плодами тех побед, которые вы одерживаете для нее, и выслушать те признания, с которыми вы отсылаете к ней!
Аристиона. Принц! Это комплимент ловкого любовника. Вы, вероятно, от кого-нибудь слыхали, что для того, чтобы найти доступ к сердцу дочери, надо ухаживать за матерью, но в данном случае, к сожалению, это бесполезно. Я решила всецело предоставить выбор моей дочери.
Ификрат. Какую бы власть вы ей ни предоставили, то, что я сейчас сказал вам, вовсе не комплимент. Я ищу руки принцессы Эрифилы только потому, что она — ваша дочь. Я нахожу ее привлекательной лишь постольку, поскольку она на вас похожа, в ней я обожаю вас.
Аристиона. Вот так так!
Ификрат. Да, принцесса, всем известно, как вы прелестны, как вы очаровательны…
Аристиона. Оставим, принц, разговор о прелести и очаровании. Вы знаете, что я вычеркиваю эти слова из комплиментов. Я терплю, если меня хвалят за искренность, если говорят, что я добрая принцесса, что у меня для каждого находится приветливое слово, что я люблю своих друзей, уважаю заслуги и доблесть, — все это я еще выношу. Что же касается прелести и очарования, то я предпочитаю не выслушивать этих нежностей. Сколько бы правды в них ни заключалось, все-таки, согласитесь, мать такой дочери, как моя, должна подвергать сомнению подобные похвалы.
Ификрат. Принцесса! Вы решили непременно оставаться матерью, и только матерью, вопреки желаниям всех. Нет человека, который не противился бы этому решению. Вам стоит лишь захотеть — и принцесса Эрифила будет вам сестрой.
Аристиона. Ах, боже мой, принц! Все эти глупости, до которых так падки многие женщины, меня не занимают. Я хочу оставаться матерью, потому что я на самом деле мать и напрасно старалась бы не быть ею. В слове «мать» для меня нет ничего неприятного — я стала матерью по собственному желанию. В этом — слабость нашего пола, и слава богам, что я представляю собой пример именно такой слабости. Для меня не существует столь неприятного для многих вопроса о возрасте, а ведь на этом помешано столько женщин!.. Возвратимся, однако, к нашему разговору. Неужели вы так до сих пор и не узнали, кого предпочитает Эрифила?
Ификрат. Это для меня загадка.
Тимокл. Это для меня непроницаемая тайна.
Аристиона. Быть может, застенчивость мешает ей признаться в этом вам и мне. Воспользуемся кем-нибудь другим, чтобы открыть тайну ее сердца. Сострат! Я поручаю это вам. Окажите принцам услугу, постарайтесь выведать у моей дочери, к кому из двух принцев она питает расположение.
Сострат. Принцесса! У вас столько придворных, на которых вы могли бы с большим успехом возложить честь подобного поручения! Боюсь, что я не сумею его выполнить.
Аристиона. Ваши заслуги, Сострат, не ограничиваются одними ратными подвигами. У вас есть ум, ловкость, уменье себя держать, моя дочь питает к вам доверие.
Сострат. Лучше кто-нибудь другой, принцесса…
Аристиона. Нет-нет, вы напрасно отказываетесь.
Сострат. Раз вы настаиваете, принцесса, мое дело — повиноваться. Но клянусь вам, что любой ваш придворный сумел бы гораздо лучше выполнить ваше приказание.
Аристиона. Вы слишком скромны. Вы всегда отлично справляетесь с любыми поручениями. Осторожно выпытайте чувства Эрифилы и напомните ей, что в роще Дианы надо быть как можно раньше.
Аристиона, Анаксарх и Клеон уходят.
Сострат, Клитид, Ификрат, Тимокл.
Ификрат (Сострату). Можете быть уверены, что я отношусь к вам с не меньшим уважением, чем принцесса.
Тимокл (Сострату). Поверьте, что я восхищен ее выбором.
Ификрат. Теперь вы можете оказать услугу вашим друзьям.
Тимокл. У вас есть полная возможность оказать благодеяние кому вы захотите.
Ификрат. Я вовсе не прошу вас поддерживать именно мои притязания.
Тимокл. Я не прошу вас хлопотать только за меня.
Сострат. Да это было бы бесполезно! Я не имею права переходить границы данного мне поручения. Вам же лучше, если я не буду говорить в чью-либо пользу.
Ификрат. Я предоставляю вам полную свободу действий.
Тимокл. Действуйте как вам заблагорассудится.
Сострат уходит.
Клитид, Ификрат, Тимокл.
Ификрат (Клитиду, тихо). Помните, что вы — мой друг. Я вам усиленно советую защищать мои интересы в ущерб моему сопернику.
Клитид (Ификрату, тихо). Положитесь на меня. Какое может быть сравнение между ним и вами! Что вам какой-то захудалый принц!
Ификрат. Я отплачу вам за эту услугу. (Уходит.)
Клитид, Тимокл.
Тимокл. Мой соперник увивается вокруг вас, Клитид, но ведь вы же хорошо помните свое обещание поддержать меня.
Клитид. Конечно! Куда ему против вас, этакому сопляку!
Тимокл. Я все для вас готов сделать. (Уходит.)
Клитид (один). Все меня ублажают… Но вот и принцесса. Подождем удобного случая. (Уходит.)
Эрифила, Клеониса.
Клеониса. Может показаться странным, принцесса, что вы удалились от общества.
Эрифила. Для таких лиц, как мы, вечно осаждаемых толпой придворных, приятно побыть немного в уединении, отрадно после бесконечных утомительных разговоров отдаться своим собственным мыслям. Я хочу погулять здесь одна!
Клеониса. Не угодно ли вам, принцесса, взглянуть на испытание блестящих дарований, горящих желанием вступить в ряды ваших артистов? Вы увидите комедиантов, которые своими жестами и движениями могут изобразить все. Их называют пантомимами. Я боялась сказать вам про них раньше[40] — при дворе найдутся люди, которые мне этого не простят.
Эрифила. Я вижу, Клеониса, что вы намерены угостить меня плохим развлечением. Вы не упускаете случая рекомендовать всякого, кто бы к вам ни обратился, вы так добры, что никем не пренебрегаете. У вас находят убежище все нуждающиеся музы, вы великая покровительница непризнанных талантов, люди добродетельные и вместе с тем неимущие находят пристанище у вас.
Клеониса. Если у вас нет желания на них посмотреть, мы не станем их звать.
Эрифила. Нет-нет, отчего же, пусть придут.
Клеониса. А вдруг они будут танцевать скверно?
Эрифила. Все равно посмотрим. К чему откладывать? Отделаемся — и к стороне.
Клеониса. Это будет, принцесса, обыкновенный танец, в другой раз…
Эрифила. Не надо никаких предисловий, Клеониса! Пусть танцуют.
Приближенная юной принцессы приводит ей трех танцоров, так называемых пантомимов, все выражающих жестами. Принцесса, посмотрев танец, берет их к себе на службу.
Танец трех пантомимов.
Эрифила, Клеониса.
Эрифила. Прекрасно! Лучше нельзя! Я рада, что они будут теперь у меня.
Клеониса. А я была рада доказать вам, что у меня не такой уж плохой вкус.
Эрифила. Рано торжествуете! Я уверена, что вы не замедлите подвести меня в чем-нибудь другом. Оставьте меня здесь одну.
Те же и Клитид.
Клеониса (идя навстречу Клитиду). Я должна вас предупредить, Клитид, что принцесса желает быть одна.
Клитид. Не беспокойтесь! Я знаю, что делаю.
Клеониса уходит.
Эрифила, Клитид.
Клитид (поет). Ла-ла-ла-ла! (Прикидываясь изумленным при виде Эрифилы.) Ах! (Хочет уйти.)
Эрифила. Клитид!
Клитид. Я вас не видел, принцесса.
Эрифила. Поди сюда. Ты откуда?
Клитид. Я только что имел честь находиться при вашей матушке: она направлялась к храму Аполлона в сопровождении большой свиты.
Эрифила. Как здесь хорошо, не правда ли?
Клитид. Совершенно верно. Влюбленные в вас принцы тоже были там.
Эрифила. Какие красивые излучины образует река Пеней!
Клитид. Очень красивые. Сострат тоже был там.
Эрифила. Почему он не участвовал в прогулке?
Клитид. У него в голове что-то засело, что мешает ему принимать участие в торжествах. Он хотел поговорить со мной, но вы мне так решительно запретили вмешиваться в ваши дела, что я не уделил ему внимания. Я ему так и сказал, что не расположен его слушать.
Эрифила. Напрасно, ты должен был его выслушать.
Клитид. Я сначала так и сказал, а потом все-таки выслушал.
Эрифила. И хорошо сделал.
Клитид. В самом деле, он мне очень нравится. Он из тех людей, которые мне по душе: он не развязен, не крикун, умен, положителен, говорит все только кстати, нетороплив в решениях, в высшей степени тактичен. Какие бы прекрасные стихи ему ни читали наши поэты, я никогда не слыхал, чтобы он сказал: «Это выше Гомера». Одним словом, я питаю к нему расположение. Будь я принцесса, он не был бы несчастлив.
Эрифила. Да, без сомнения, это человек с большими достоинствами. О чем же он с тобой говорил?
Клитид. Он меня спрашивал, привело ли вас в восторг дивное зрелище, которое было устроено в вашу честь, говорил мне о вас с восхищением, превознес выше небес, восхвалял вас так, как только можно восхвалять совершеннейшую из принцесс, и сопровождал свою речь глубокими вздохами, говорившими больше, чем он хотел. Я всячески пытался вызнать причину его глубокой грусти, которую заметил уже весь двор, и в конце концов Сострат был принужден сознаться, что он влюблен.
Эрифила. То есть, как — влюблен? Какова дерзость! Да я такого сумасброда никогда больше на глаза к себе не пущу!
Клитид. Чем вы, собственно, недовольны, принцесса?
Эрифила. Как! Иметь смелость влюбиться в меня! Более того — иметь смелость говорить об этом!
Клитид. Но он не в вас влюблен, принцесса.
Эрифила. Не в меня?
Клитид. Нет, принцесса, он слишком вас уважает, и он слишком умен, чтобы даже подумать об этом.
Эрифила. Но в кого же, Клитид?
Клитид. В одну из ваших приближенных — в юную Арсиною.
Эрифила. Что же в ней такого привлекательного? Почему он именно ее счел достойной его любви?
Клитид. Он ее любит безумно и молит вас о покровительстве.
Эрифила. Меня?
Клитид. Нет-нет, принцесса, я вижу, что это вам не нравится! Это ваш гнев заставил меня пойти на такой маневр. Сказать по правде, он любит до безумия вас.
Эрифила. Ты, однако, наглец! Прибегать к подобным приемам, чтобы поймать меня врасплох! Ступай! Ты суешься читать в сердцах, хочешь проникнуть в тайны сердца принцессы… Прочь с глаз моих, Клитид, чтобы я никогда тебя больше не видела!
Клитид. Принцесса!..
Эрифила. Постой! Я тебя прощаю.
Клитид. Как вы добры, принцесса!
Эрифила. Но с условием: хорошенько запомни то, что я тебе скажу, и под страхом смерти никому об этом ни слова.
Клитид. Будет исполнено.
Эрифила. Так Сострат сказал тебе, что он меня любит?
Клитид. Нет, принцесса. Я вам скажу всю правду. Я хитростью вырвал у него из сердца тайну, которую он хотел скрыть от всех, которую он решил унести с собою в гроб. Он был в отчаянье, когда я вырвал у него эту тайну. Он не только не поручал мне открыть ее вам, но, напротив, заклинал, молил меня и не заикаться вам об этом. Я его предал.
Эрифила. Тем лучше! Сострат может мне понравиться только благодаря тому уважению, которое он ко мне питает. Если бы он дерзнул открыть мне свою любовь, он навсегда утратил бы мое расположение и навсегда лишился бы возможности меня видеть.
Клитид. Вы можете быть уверены, принцесса…
Эрифила. А вот и он. Взываю к твоему благоразумию: помни о наложенном мною запрете.
Клитид. Не беспокойтесь, принцесса. Придворному не подобает быть нескромным. (Уходит.)
Эрифила, Сострат.
Сострат. Простите, принцесса, что я осмеливаюсь нарушить ваше уединение, но у меня есть поручение к вам от вашей матушки, и это должно извинить мою дерзость.
Эрифила. Какое поручение, Сострат?
Сострат. Постараться узнать, к которому из двух принцев склоняется ваше сердце.
Эрифила. Моя матушка поступила благоразумно, что выбрала вас для такого поручения. Вам оно было, без сомнения, приятно, Сострат, и вы приняли его с радостью?
Сострат. Я принял его, принцесса, в силу необходимости, по долгу повиновения, но, если бы вашей матушке было угодно принять мой отказ, я охотно предоставил бы эту честь другому.
Эрифила. Какая же причина, Сострат, побуждала вас отказываться?
Сострат. Боязнь плохо выполнить возложенное на меня поручение.
Эрифила. Вы думаете, что я недостаточно вас уважаю для того, чтобы открыть вам мое сердце и сказать все, что вы желали бы знать относительно принцев?
Сострат. После того, что вы сказали, принцесса, мне уже нечего больше желать. Сделайте милость, прибавьте к этому только то, что сами найдете нужным.
Эрифила. До сих пор я уклонялась от объяснений. Моя матушка была так добра, что позволяла мне откладывать выбор, которым я буду связана навсегда, но мне будет приятно показать всем, что я готова сделать многое из расположения к вам, и, если вы настаиваете, я сообщу наконец столь долгожданное решение.
Сострат. Это дело такого рода, принцесса, что я не стану надоедать вам, я не стану проявлять настойчивость — вы сами прекрасно знаете, как лучше поступить.
Эрифила. Но ведь моя матушка желает, чтобы именно вы узнали о моем решении.
Сострат. Я ведь и ее предупреждал, что не справлюсь с поручением.
Эрифила. Вы, Сострат, человек проницательный, ничто не ускользнет от вашей наблюдательности. Вы не догадываетесь о том, что всех приводит в недоумение? Не подметили ли вы чего-нибудь, что выдало бы мою сердечную склонность? Вы видите, как принцы за мной ухаживают, как стараются мне угодить. К кому из принцев, по вашему мнению, я более благосклонна?
Сострат. Подобного рода сомнения зависят обыкновенно от того, насколько близко те или иные обстоятельства принимаются к сердцу.
Эрифила. А вы, Сострат, кого бы предпочли? Скажите, кого вы прочите мне в супруги?
Сострат. Принцесса! Здесь все зависит не от моих желаний, а только от вашей склонности.
Эрифила. А если бы я с вами посоветовалась?
Сострат. Если бы вы со мной посоветовались, я был бы в большом затруднении.
Эрифила. Вы не могли бы мне сказать, который из двух вам кажется более достойным предпочтения?
Сострат. Если вам угодно знать мое мнение, то нет никого, кто был бы достоин такой чести. Все принцы в мире слишком ничтожны, чтобы мечтать о вас. Только боги могли бы на это притязать, а от людей вам следует принимать лишь фимиам и жертвоприношения.
Эрифила. Как это любезно с вашей стороны! Вы — мой истинный друг. Но мне бы хотелось знать, к кому из принцев вы питаете особое расположение, кого из них вы охотнее избрали бы своим другом.
Те же и Хореб.
Хореб (Эрифиле). Сюда идет ваша матушка, а затем вместе с вами отправится в рощу Дианы.
Сострат (про себя). Как ты вовремя пришел, мой мальчик!
Те же, Аристиона, Ификрат, Тимокл, Анаксарх и Клитид.
Аристиона. Про тебя спрашивали, дочь моя. Некоторых весьма огорчает твое отсутствие.
Эрифила. Я думаю, матушка, что обо мне спрашивали только из вежливости.
Аристиона. Нам готовят столько развлечений, что все наше время занято. Если мы не хотим пропустить что-нибудь, то нам нельзя терять ни минуты. Пойдем в лес и посмотрим, что нас там ожидает. Здесь очень красиво. Итак, займем места.
Сцена представляет лес, куда приглашена принцесса. Нимфа приветствует ее пением. Для развлечения принцессы перед ней разыгрывают маленькую пьесу с пением следующего содержания: один пастух жалуется двум своим товарищам на холодность любимой им пастушки; товарищи его утешают; в это время является сама пастушка; все трое прячутся и начинают наблюдать за ней. Пастушка поет жалобную песню о любви, потом ложится на лугу и засыпает. Влюбленный пастух приближается со своими друзьями, чтобы полюбоваться красотой пастушки, но всячески стараются не разбудить ее. Пастушка, проснувшись и увидев у своих ног пастуха, жалуется на его преследования, но, наконец уверившись в его постоянстве, соглашается в присутствии двух его товарищей стать его возлюбленной. Прибегают два сатира, сетуют на решение пастушки и ищут утешения в вине.
Нимфа Темпейской долины.
Нимфа.
Принцесса! К нам сюда, под своды рощ, спешите,
На наши скромные забавы посмотрите —
Мы их для вас готовим тут.
Но пышностью они придворной не блистают:
Здесь о любви лишь все вздыхают
И о любви лишь все поют.
(Скрывается.)
Тирсис один.
Тирсис.
Вы поете под листвою,
Соловьи, певцы любви!
Вдохновляясь песнью тою,
Отвечают вам чредою
Рощ соседних соловьи.
О птички милые, увы!
Будь вы несчастны так, как я, не пели б вы!
Тирсис, Ликаст, Менандр.
Ликаст.
По-прежнему ты бродишь угнетенный?
Менандр.
Все плачешь, плачешь ты, скорбь давнюю тая?
Тирсис.
Ах, Калистой восхищенный,
Как всегда, несчастен я!
Ликаст.
Преодолей, пастух, преодолей томленье.
Тирсис.
Но как?
Менандр.
А воля нам на что, скажи, дана?
Тирсис.
Ах, где же мне! Ведь слишком страсть сильна…
Ликаст.
Найдется, верь мне, исцеленье.
Тирсис.
Да! Разве только смерть одна!
Ликаст и Менандр.
Тирсис!
Тирсис.
Друзья мои!
Ликаст и Менандр.
Тирсис, владей собою!
Тирсис.
Нет, страсти мне не одолеть!
Ликаст и Менандр.
Не будь уступчив так!
Тирсис.
Ах, я убит тоскою…
Ликаст и Менандр.
О слабость!
Тирсис.
Силы нет терпеть!
Ликаст и Менандр.
Будь мужествен, Тирсис!
Тирсис.
Нет, лучше умереть!
Ликаст.
На свете нет прекрасной
Пастушки, столь бесстрастной,
В которой бы любовь
Настойчивостью страстной
Не взволновала кровь.
Менандр.
В делах любви игривой
Бывает столь счастливый,
Нежданный нами миг,
Что, смотришь, у строптивой
Взаимности достиг.
Тирсис.
Но вот, с тоской во взоре,
Жестокая идет.
Боюсь, что, нам на горе,
Завидя нас, уйдет.
Войдем-ка в этот грот!
Калиста одна.
Калиста.
Ах-ах! Над нашими сердцами
Висит тяжелыми цепями
Девичьей скромности закон!
Из-за меня Тирсис влачит ярмо страданья,
Меж тем мне дороги любви его признанья,
Я втайне плачу, что страдает он.
Хочу я облегчить его мученья,
Хочу признаться, что люблю его…
Деревья! Вам одним вверяю я волненья,
Не выдайте вы сердца моего!..
Коль пылкая душа дана нам небесами,
За что же так жестоко нам велят
Не испивать любви чудесный яд?
Зачем свершается жестокий суд над нами,
Коль мы решимся полюбить
Того, кто нас сумел пленить?
О, как блаженны вы,
Вы, пташки милые, среди густой листвы!
Свободные в любви, вы все без опасенья
Послушны голосу сердечного влеченья.
Но очи мне смежает сладкий сон,
Ему предамся всею я душою —
Ведь предаваться сладкому покою
Нам не препятствует безжалостный закон.
(Засыпает.)
Калиста, Тирсис, Ликаст, Менандр.
Тирсис.
К красавице жестокой
Тихонько подойдем,
Но сон ее глубокий
В тиши побережем.
Все трое.
Спи, спи, красавица, вкушай покой отрадный,
Которого других лишаешь беспощадно.
Да, спи, красотка, спи!
Тирсис.
Вы, пташки, замолчите!
Пусть лист не шелестит!
Потоки, не журчите!
В лесу Калиста спит.
Все трое.
Спи, спи, красавица, вкушай покой отрадный.
Которого других лишаешь беспощадно.
Да, спи, красотка, спи!
Калиста (проснувшись, Тирсису).
О горе мне! За мною
Ты ходишь по пятам.
Тирсис.
Как быть любви иною?
Запрета нет мечтам.
Калиста.
Но хочешь ты чего же?
Тирсис.
О, пусть у этих ног
Найду я смерти ложе —
Конец моих тревог!
Коль суждено кому весь век вздыхать напрасно
Так лучше пусть умрет несчастный!
Калиста.
Тирсис, Тирсис, уйди! Боюсь, что жалость мне
Вселит к тебе любовь… Я вся горю в огне…
Ликаст.
Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам.
Довольно защищаться,
Пора, пора сдаваться
Влюбленного мольбам.
Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам!
Менандр
Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам.
Довольно защищаться,
Пора, пора сдаваться
Влюбленного мольбам.
Будь то любовь иль жалость —
Нежней быть надо вам!
Калиста (Тирсису).
Ах, слишком я жестоко
Терзаю страсть твою!
Тебя люблю глубоко.
Тирсис! По воле рока
Себя я отдаю.
Тирсис.
О боги! Дивная, нежданная отрада!
Едва не умер я, я весь похолодел.
Ликаст.
Достойная тебя награда!
Менандр.
Достойный зависти удел!
Те же и два сатира.
Первый сатир (Калисте).
Неблагодарная! Пренебрегла ты мной,
Другому отдаешь ты ныне предпочтенье!
Второй сатир.
Не тронули тебя моей любви мученья,
А с томным пастушком ты стала вдруг иной!
Калиста.
Так мне велено судьбой,
Ваш удел — терпенье.
Первый сатир.
Пусть влюбленные всечасно
В горе плачутся своем.
Лить не будем слез напрасно —
Мы в вине себе прекрасно
Утешение найдем.
Второй сатир.
Не всегда любовь балует
Нас желательным концом,
Но сатир не негодует,
И, смеясь, свой пыл врачует
Он искрящимся винцом.
Все.
Эй, вы, фавны и дриады![41]
Выходите для услады
Из глуши своей лесной,
Пляску весело начните,
Ваши песенки чертите
На муравке луговой.
Шесть дриад и фавнов выходят из своих жилищ и начинают красивый танец. Затем появляются Климена и Филинт и разыгрывают небольшую сценку любовной размолвки.
Климена, Филинт.
Филинт.
Ах, я был любим тобою.
И доволен был судьбою,
Не был завистью томим
Даже и к богам самим!
Климена.
Как же ты, в меня влюбленный,
Сердце отдал вмиг другой?
Мне не надо и короны,
Лишь бы быть всегда с тобой.
Филинт.
Да! Другая исцелила
Страсть, что я к тебе питал.
Климена.
Я другого полюбила,
Раз неверен ты мне стал.
Филинт.
Несравненной красотою
Хлора славится моя.
Пожелай она — с душою
Жизнь отдам охотно я.
Климена.
Больше счастия любима
Я Миртилием моим.
Страстью я к нему палима,
Умереть готова с ним.
Филинт.
Ах, когда б, на радость взору,
Возрожденная любовь
Вдруг смогла мою мне Хлору
Заменить тобою вновь!
Климена.
Пусть Миртил, пленившись мною,
Будет страстию гореть,
Но признаюсь: лишь с тобою
Жить хочу и умереть!
Климена и Филинт.
Как страстно мы теперь друг в друга влюблены!
Мы жить и умереть влюбленными должны.
Все.
Как милы теперь вы оба,
Побранившись меж собой,
Чувству верные до гроба
И невинные душой!
Чаще, милые, бранитесь,
А затем опять миритесь!
Фавны и дриады возобновляют свой танец, пастухи и пастушки поют. В глубине сцены три маленьких фавна и три маленькие дриады повторяют все происходящее на авансцене.
Пастухи и пастушки.
Любовь! О ключ живой невинных наслаждений!
Тебя, тебя поем в тиши уединений.
Пусть слава не прельщает нам сердца,
Все эти почести смущают лишь напрасно,
В их поисках кончают жизнь злосчастно,
Мы лишь в любви жить будем до конца!
Коль любишь — в жизни все приветливо и мило,
Двум любящим сердцам не страшен сон могилы.
Когда в нас страсть отрадно зажжена,
Вся жизнь для нас — веселая весна.
Любовь! О ключ живой невинных наслаждений!
Тебя, тебя поем в тиши уединений.
Аристиона, Эрифила, Ификрат, Тимокл, Сострат, Анаксарх, Клитид.
Аристиона. Невольно повторяешь одно и то же: «Восхитительно! Восхитительно! Неподражаемо! Бесподобно!»
Тимокл. Вы преувеличиваете, принцесса, это все пустяки.
Аристиона. Такие «пустяки» могут развлечь самых серьезных людей. В самом деле, дочь моя, ты очень обязана этим принцам, едва ли тебе удастся в должной мере отблагодарить их за все их старания и хлопоты.
Эрифила. Я все это чувствую, матушка.
Аристиона. А между тем заставляешь их так долго томиться в ожидании ответа. Я обещала не принуждать тебя, но их любовь обязывает поспешить с ответом и не откладывать награду за их усердие. Я поручила Сострату выведать тайну твоего сердца, но не знаю, приступил ли он к выполнению этого поручения.
Эрифила. Приступил. Но мне кажется, что я, напротив, спешу с этим выбором, меня за него непременно станут порицать. Я себя чувствую в равной степени обязанной обоим принцам и за их любовь, и за их рвение, и за их услуги. Я поступлю очень несправедливо, если проявлю неблагодарность к одному из них, отказав ему в моей руке и предпочтя его соперника.
Ификрат. Это значит, принцесса, сказать весьма лестный комплимент, с тем чтобы отказать нам обоим.
Аристиона. Подобного рода сомнения, дочь моя, не должны тебя тревожить. Оба принца заранее подчиняются тому предпочтению, которое окажет одному из них твоя склонность.
Эрифила. В склонности, матушка, можно легко ошибиться. Несравненно легче сделать правильный выбор лицу постороннему, незаинтересованному.
Аристиона. Ты знаешь, что я дала слово ничего не высказывать по этому поводу. Твоей склонности нельзя ошибиться, твой выбор между двумя принцами не может быть дурным.
Эрифила. Чтобы не нарушить данного вами слова и чтобы и мне не идти против совести, примем, матушка, решение, которое я сейчас позволю себе предложить.
Аристиона. Какое решение, дочь моя?
Эрифила. Пусть этот вопрос решит Сострат. Вы его выбрали, чтобы он открыл тайну моего сердца, позвольте же и мне обратиться к нему, чтобы выйти из того затруднения, в котором я нахожусь.
Аристиона. Я настолько уважаю Сострата, что захочешь ли ты через его посредство выразить свои чувства или же вполне положиться на его выбор — повторяю: я так ценю его достоинства и так уважаю его мнение, что охотно принимаю твое предложение.
Ификрат. Это значит, принцесса, что нам придется ублажать Сострата?
Сострат. Нет, принц, вам не придется меня ублажать: при всем том уважении, какое я питаю к принцессам, я отказываюсь от предлагаемой мне чести.
Аристиона. Но почему же, Сострат?
Сострат. У меня есть на то свои соображения, принцесса.
Ификрат. Уж не боитесь ли вы, Сострат, нажить себе врага?
Сострат. Что мне, принц, бояться врагов, которых я себе наживу, повинуясь моим повелительницам?
Тимокл. По какой же причине вы отказываетесь принять предлагаемые вам полномочия и приобрести дружбу принца, который будет вам обязан своим счастьем?
Сострат. По той причине, что я не в состоянии даровать принцу то, что он желал бы от меня получить.
Ификрат. Какая же это причина?
Сострат. Зачем вы так настоятельно добиваетесь от меня ответа? Быть может, у меня есть тайные мысли, которые противятся притязаниям вашей любви. Быть может, у меня есть друг, пылающий почтительной страстью к пленившим вас неотразимым чарам принцессы, но не смеющий это высказать. Быть может, этот друг ежедневно поверяет мне свои горести, ежедневно жалуется на жестокость своей участи и смотрит на брак принцессы как на грозный, как на смертный приговор самому себе. И вот если бы это было так, скажите, принц, разумно ли было бы с моей стороны нанести ему своей рукой смертельный удар?
Ификрат. Похоже на то, Сострат, что вы и есть тот друг, интересы которого вы так близко принимаете к сердцу.
Сострат. Не говорите об этом, прошу вас, иначе меня могут возненавидеть лица, которые вас слушают. Я знаю свое место, принц. Такие обездоленные люди, как я, явственно различают предел своих мечтаний.
Аристиона. Ну хорошо, мы найдем другой способ покончить с нерешительностью моей дочери.
Анаксарх. Лучший способ решить дело ко всеобщему удовольствию — это обратиться за ответом к небу. Я уже говорил вам, что начал набрасывать таинственные фигуры, которым учит нас наше искусство, и надеюсь в скором времени показать вам, что сулит будущее столь желанному союзу. Тогда уже не может быть места колебаниям. Счастья и благополучия, которые небо пообещает тому или иному выбору, будет достаточно, чтобы на нем и остановиться. Тот, кто будет отвергнут, не может быть в обиде, коль скоро так судили небеса.
Ификрат. И я всецело этому подчиняюсь. Этот путь представляется мне наиболее благоразумным.
Тимокл. Я того же мнения. Под любым решением неба я подписался бы не задумываясь.
Эрифила. Но, Анаксарх, так ли ясно читаете вы в судьбах человечества, что ошибка с вашей стороны невозможна? Кто нам поручится, что небо сулит счастье и благополучие тому, а не этому союзу?
Аристиона. Дочь моя! Ты склонна ко всему питать недоверие.
Анаксарх. Многократные испытания моих предсказаний, произведенные у всех на глазах, принцесса, служат непреложным доказательством их безошибочности. Наконец, когда я вам раскрою то, что готовит вам небо в обоих случаях, вы вольны поступить как вам заблагорассудится, от вас будет зависеть выбрать то или другое.
Эрифила. Так вы утверждаете, Анаксарх, что небо укажет, что меня ожидает в обоих случаях?
Анаксарх. Да, принцесса, вам откроются и те блага, которые посыплются на вас, если вы выйдете за одного, и те неприятности, которые с вами случатся, если вы выйдете за другого.
Эрифила. Но раз я не могу выйти замуж за обоих, то, следовательно, на небе будет начертано не только то, что должно случиться, но также и то, чего не может произойти?
Клитид (в сторону). Кажется, астрологу приходится туго.
Анаксарх. Чтобы понять это, вам пришлось бы выслушать, принцесса, пространное изложение основ астрологии.
Клитид. Остроумный ответ. Принцесса! Я не собираюсь говорить ничего дурного об астрологии. Астрология — прекрасная вещь, а господин Анаксарх — великий человек.
Ификрат. Астрология неопровержима, никто не в состоянии оспорить верность ее предсказаний.
Клитид. Разумеется.
Тимокл. Я человек по натуре недоверчивый, но что касается астрологии, то нет ничего более верного и более надежного, чем ее гороскопы.
Клитид. Нет ничего на свете более ясного.
Ификрат. Ежедневно совершается множество предсказанных ими происшествий, и это убеждает самых недоверчивых.
Клитид. Совершенно верно.
Тимокл. Кто станет отрицать всем известные события, которые вошли в историю?
Клитид. Только те, кто лишен здравого смысла. Как можно оспаривать то, что признано всеми?
Аристиона. Сострат молчит. Какого он на этот счет мнения?
Сострат. Принцесса! Не всякий ум способен понять тонкости этих благодетельных, так называемых таинственных наук. Существуют умы настолько грубые, что они никак не могут постигнуть то, что другие умы познают с чрезвычайной легкостью. Нет ничего отраднее, принцесса, великих посулов этих блистательных наук. Все превращать в золото; продлевать жизнь до бесконечности; исцелять словами; заставить кого угодно полюбить вас; знать все тайны будущего; по желанию низводить с неба на металлы чудодейственные отпечатки;[42] повелевать демонами; создавать невидимые полчища неуязвимых воинов — все это, без сомнения, прекрасно, и есть люди, для которых не составляет никакого труда все это уразуметь: усвоение подобных истин для них легче легкого. Но, признаюсь, моему грубому уму трудновато понять это и в это поверить. Мне всегда казалось, что это неосуществимо именно потому, что уж очень все это заманчиво. Все эти веские доводы относительно существования сокровенных свойств симпатии и магнетической силы так тонки и неуловимы, что они ускользают от моего земного рассудка. Не говоря о чем-нибудь другом, я никогда не мог поверить, что на небе начертано все до мельчайших подробностей, касающееся судьбы самого ничтожного человека. Какое соотношение, какая связь и какое сродство может быть между нами и между мирами, которые находятся на таком громадном расстоянии от нашей земли? И наконец, каким путем эта чудесная наука досталась человечеству? Открыл ли ее кто-нибудь из богов? Или она родилась из опыта, из наблюдений над несметным числом светил, которых никому еще не удавалось видеть дважды в одном и том же расположении?
Анаксарх. Я вам сейчас объясню.
Сострат. Значит, вы искуснее других.
Клитид (Сострату). Он вам прочтет целую лекцию.
Ификрат (Сострату). Если вы этого не понимаете, то по крайней мере можете поверить тому, что мы видим ежедневно.
Сострат. Мой рассудок до того туп, что ничего не в состоянии понять, да и глаза мои столь же несчастливы — они никогда ничего подобного не видели.
Ификрат. А я, например, видел, и меня это убедило.
Тимокл. И я тоже.
Сострат. Ну, раз вы видели, то вам ничего иного не остается, как верить. Должно быть, ваши глаза устроены иначе, чем мои.
Ификрат. Наконец, сама принцесса верит в астрологию, следовательно, и нам надлежит поверить. Как, по-вашему, Сострат: разве у принцессы нет ни разума, ни здравого смысла?
Сострат. Вопрос неуместный. Ум принцессы — не пример для моего, ее понимание может возвышаться до познаний, недоступных моему рассудку.
Аристиона. Я, Сострат, тоже многому не верю. Что же касается астрологии, то мне рассказывали и показывали вещи столь непреложные, что я не могу в ней сомневаться.
Сострат. На это мне нечего ответить, принцесса.
Аристиона. Прекратим этот разговор. Пусть нас оставят одних. Зайдем, дочь моя, вот в этот красивый грот — я обещала туда заглянуть… Что ни шаг, то новое развлечение.
Сцена представляет грот. Принцессы идут туда. В это время восемь статуй, держа в каждой руке по факелу, выходят из своих ниш и начинают танец с разными фигурами и красивыми положениями.
Танец восьми статуй.
Аристиона, Эрифила.
Аристиона. Кто бы нам это ни устроил, нельзя себе вообразить ничего более изящного и более удачного. Дочь моя! Я уединилась от общества, чтобы поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты сказала мне всю правду. Не скрываешь ли ты в своем сердце какой-нибудь тайной привязанности, в которой не хочешь нам признаться?
Эрифила. Я, матушка?
Аристиона. Будь со мной откровенна, дочь моя. Я это заслужила — ведь я так много для тебя сделала! Я думаю только о тебе, ты для меня дороже всего на свете, я отвращаю свой слух от всех предложений, которые бы на моем месте благосклонно выслушали многие, — все это, казалось бы, должно тебя убедить, что я хорошая мать и что я не способна отнестись сурово к твоим признаниям.
Эрифила. Если бы я не следовала вашему примеру, матушка, и открыла бы доступ в свое сердцу такому чувству, которое имела бы причины скрывать, то все же у меня нашлись бы силы, чтобы заставить замолчать эту страсть и не совершить ничего такого, что могло бы быть недостойно вашей наследницы.
Аристиона. Нет-нет, дочь моя, ты можешь без всякого стеснения открыть мне свои чувства. Я вовсе не ограничиваю влечения твоего сердца выбором между этими принцами. Ты можешь распространить их на кого угодно: душевные качества имеют для меня такое же значение, как и все остальное. И если ты мне откровенно признаешься, ты увидишь, что я без всяких возражений признаю избранника твоего сердца.
Эрифила. Вы так добры ко мне, матушка, что я просто не могу нарадоваться. Но на этом испытывать вашу доброту я не стану. У меня к вам единственная просьба: не торопить меня с браком, я сама еще не пришла к определенному решению.
Аристиона. До сих пор я представляла тебе полную свободу действий, однако нетерпение влюбленных в тебя принцев… Но что это за шум? Ах, дочь моя! Посмотри, какое зрелище открывается перед нами! К нам спускается богиня… Да это сама Венера! Кажется, она хочет что-то сказать нам.
Те же и мнимая Венера в колеснице; ее сопровождают четыре мнимых амурчика.
Венера (Аристионе).
Пред дочерью, о мать, ясна твоя заслуга,
И быть увенчана бессмертными должна.
Чтоб дочь твоя нашла достойного супруга,
Из рук самих богов возьмет его она.
Их сонм через меня все это объявляет,
При выборе таком и славу и почет
Семейству твоему навеки обещает…
Конец сомнению! Окончен круг забот!
Пусть дочь твоя того супругом избирает,
Кто жизнь тебе спасет.
(Исчезает вместе с амурчиками.)
Аристиона, Эрифила.
Аристиона. Дочь моя! Сами боги полагают конец всем нашим колебаниям. Теперь нам ничего не остается, как только принять из их рук то, что они намерены нам дать, — ты ясно слышала их волю. Пойдем в ближайший храм уверить их в нашем послушании и поблагодарить за их доброту.
Аристиона и Эрифила уходят.
Анаксарх, Клеон.
Клеон. Принцесса уходит. Вам не угодно поговорить с ней?
Анаксарх. Подождем, когда она будет одна. Я слегка побаиваюсь сметливости ее дочери — Эрифилу не так-то просто обойти, как ее мать. Во всяком случае, сын мой, мы с тобой все видели через эту щелку — хитрость удалась вполне. Наша Венера натворила чудес. Наш восхитительный изобретатель, взявшийся за устройство этой ловушки, так умело все расположил, так искусно разъединил потолок грота, так тщательно прикрыл проволоку и все прочие приспособления, так хорошо наладил освещение и вырядил актеров, что тут всякий обманулся бы. А так как принцесса Аристиона очень суеверна, то не подлежит сомнению, что она далась в обман. Я, сын мой, давно готовил эту западню и вот наконец достиг своей цели.
Клеон. Но для которого же из принцев вы затеяли все это хитросплетение?
Анаксарх. Они оба просили меня о содействии, и я обещал прийти к ним обоим на помощь со своим искусством. Но подарки принца Ификрата и его обещания превосходят во много раз все, что мог сделать другой, потому-то на его долю и придутся наиболее благоприятные указания всех моих волхвований, и так как своим успехом он будет всецело обязан мне, то мы с тобой разбогатеем. Я постараюсь укрепить принцессу в ее заблуждении, указав ей на связь между словами Венеры и предсказаниями моих астрологических фигур. А теперь помоги мне довести дело до конца — распорядись, чтобы шесть человек хорошенько спрятались в лодке за скалою, выждали бы, когда принцесса Аристиона под вечер выйдет, по обыкновению, одна погулять на берегу; чтобы они, улучив подходящую минуту, набросились на нее, как разбойники, и дали возможность принцу Ификрату прийти ей на помощь. Так он, согласно указанию свыше, станет обладателем принцессы Эрифилы. Я предупредил принца — он должен спрятаться в прибрежной рощице. Однако выйдем из грота. Я тебе скажу по дороге, о чем еще надо позаботиться… Вон идет принцесса Эрифила. Нам необходимо избежать этой встречи!
Анаксарх и Клеон уходят.
Эрифила одна.
Эрифила. Увы! Как тяжела моя участь! Чем я прогневала богов, чем вызваны их заботы обо мне?
Эрифила, Клеониса.
Клеониса. Принцесса! Сострат к вашим услугам. Услышав ваше приказание, он немедленно последовал за мной.
Эрифила. Пусть подойдет, а ты, Клеониса, оставь нас на минуту одних.
Клеониса уходит.
Эрифила, Сострат.
Эрифила. Сострат! Вы меня любите?
Сострат. Кто? Я, принцесса?
Эрифила. Перестаньте отнекиваться, Сострат. Мне все известно, я вас одобряю и позволяю вам объясниться. Я уверилась в истинности вашего чувства, и, кроме радости, оно мне ничего доставить не может. Если бы я не принадлежала к высшему кругу, ваша любовь не была бы несчастной. Я много раз мечтала о том, чтобы судьба даровала вам такое положение в свете, которое позволило бы мне обнаружить мою тайную склонность. Не подумайте, Сострат, что душевные качества человека сами по себе не имеют в моих глазах никакой цены и что я не предпочла бы ваши достоинства блестящим титулам, коим украшены другие. Моя мать не стесняет моей воли, и, по правде говоря, я нисколько не сомневаюсь, что она пойдет мне навстречу. Но в известных обстоятельствах, Сострат, предел мечтаний недостижим. Нелегко стать выше всех предрассудков — злословие заставляет платить слишком дорого за то блаженство, которое нам доставляет удовлетворение наших желаний. На это, Сострат, я пойти не могу, — мне кажется, я и так уже сделала немало, отвергнув предложения принцев. Но наконец сами боги позаботились о том, чтобы дать мне супруга. Все эти длительные отсрочки, при помощи которых я откладывала мое замужество и на которые по своей доброте соглашалась моя мать, — эти отсрочки теперь уже невозможны, я должна покориться велению небес. Поверьте, Сострат, что этот брак вызывает во мне величайшее отвращение. Если бы я могла распорядиться собой по своему усмотрению, я принадлежала бы или вам, или никому. Вот что я считала себя обязанной сообщить вам, Сострат, из уважения к вашим достоинствам, вот те слова утешения, какие я считала нужным сказать нам, зная вашу любовь ко мне, на которую я отвечаю глубокой нежностью.
Сострат. О принцесса! Этого слишком много для такого несчастного человека, как я. Я не готовился умереть с подобными почестями. С этой минуты я перестаю сетовать на судьбу. Мне суждена доля, гораздо более низкая, чем предмет моих желаний, зато я родился настолько счастливым, что вызвал сострадание такой принцессы, как вы. Это возвышающее сострадание стоит скипетров и короны, стоит доли могущественнейших государей. Да, принцесса, как только я дерзнул вас полюбить (вы сами вызываете меня на то, чтобы я употребил это нескромное слово), я тотчас же и осудил дерзновенность моих мечтаний, я сам себе уготовал неизбежную участь. Час моей смерти, принцесса, не будет для меня неожиданным — я готов к этому исходу, но ваша доброта увенчивает меня такой славой, на которую я не смел надеяться. Я умру счастливейшим и славнейшим из людей. Я дерзаю испросить у вас, принцесса, всего лишь две милости. Молю вас коленопреклоненно, во-первых, не прогонять меня до вашего счастливого брака, который должен положить конец моей жизни, а во-вторых, утопая в неге и нескончаемом блаженстве, которое небо сулит вашему браку, хотя бы изредка вспоминать о любившем вас Сострате. Могу ли я, небесное созданье, надеяться на такое сверхблагодеяние?
Эрифила. Уходите, Сострат, уходите! Если вы хотите, чтобы я вспоминала о вас, значит, вы не дорожите моим покоем.
Сострат. Ах, принцесса, если ваш покой…
Эрифила. Говорят вам, уйдите, Сострат, пощадите мою слабость, не вынуждайте меня изменить мое решение.
Сострат удаляется.
Эрифила, Клеониса.
Клеониса. Принцесса! Я вижу, вы чем-то опечалены. Хотите, ваши танцоры, так хорошо умеющие передавать все движения души, покажут вам сейчас свое искусство?
Эрифила. Я согласна, Клеониса. Пусть они изображают что им угодно, а меня оставят с моими мыслями.
Четыре пантомима, чтобы показать свое искусство, жестами и телодвижениями изображают душевную тревогу юной принцессы Эрифилы.
Танец четырех пантомимов.
Клитид, потом Эрифила.
Клитид. Куда направить стопы? Куда пойти? Где бы я сейчас мог найти принцессу Эрифилу? Ведь это немалое преимущество первому принести подобную весть… А, вот и она!.. Принцесса! Имею честь объявить вам, что небо только что даровало вам супруга.
Эрифила. Не мешай мне, Клитид, предаваться моей злой кручине.
Клитид. Простите, принцесса, но я думал услужить вам сообщением, что небо назначило вам в супруги Сострата. Но, я вижу, вам это неприятно, а потому я беру свои слова назад и немедленно удаляюсь.
Эрифила. Клитид! Полно тебе, Клитид!
Клитид. Я не хочу мешать вам, принцесса, предаваться вашей злой тоске.
Эрифила. Постой, говорят тебе, иди сюда! Что ты хотел мне сказать?
Клитид. Ничего, принцесса. Иной раз торопишься что-нибудь сообщить великим мира сего, а им, оказывается, это безразлично. Прошу меня извинить.
Эрифила. Как ты жесток!
Клитид. В другой раз буду осторожнее, а то как бы не помешать вам.
Эрифила. Ты меня пугаешь. Что ты хочешь сообщить мне?
Клитид. Пустяки, принцесса, это насчет Сострата, я вам расскажу в другой раз, когда вы будете не так озабочены.
Эрифила. Да не мучь же ты меня, поведай мне свою весть!
Клитид. Вам очень хочется узнать ее, принцесса?
Эрифила. Да, и как можно скорее! Что ты можешь сообщить мне о Сострате?
Клитид. Необычайное приключение, которого никто не ожидал!
Эрифила. Да говори же, в чем дело!
Клитид. А это не помешает вам, принцесса, предаваться вашей злой кручине?
Эрифила. Да ну же!
Клитид. Вот что я хотел вам сказать, принцесса. Ваша матушка шла с небольшой свитой в лесу, по одной из тех тропинок, которые столь приятны для прогулок, как вдруг страшный кабан (эти противные кабаны причиняют много хлопот, их следовало бы изгнать из охраняемых лесов), как вдруг страшный кабан, преследуемый, вероятно, охотниками, выбежал на дорогу, по которой мы шли. Быть может, для украшения моего рассказа мне бы следовало подробно описать кабана, но я думаю, что дело обойдется и без этого, — скажу лишь, что это было преотвратительное животное. Он перебегал нам дорогу. Благоразумнее всего было бы ему в этом не препятствовать и не искать с ним столкновений, но принцесса пожелала выказать меткость, пустила в него дротик, не в обиду ей будет сказано — не очень удачно, и слегка ранила его чуть повыше уха. Кабан, очевидно, плохо воспитанный, имел наглость на нас броситься. Нас, несчастных, тут было двое, не то трое, и мы побледнели от страха. Каждый бросился к ближайшему дереву, беззащитная принцесса осталась одна перед разъяренным зверем, но в это мгновение явился Сострат, как будто его послали боги.
Эрифила. И что же, Клитид?
Клитид. Не надоел ли я вам, принцесса? А то ведь можно отложить до другого раза.
Эрифила. Скорей досказывай!
Клитид. А мне и правда не много осталось досказать. Я маленько струсил, и потому не все подробности боя мне известны. Одно могу вам сказать наверное: когда мы вышли, то увидели, что мертвый кабан с распоротым брюхом лежит в луже крови. Ликующая принцесса называла Сострата своим спасителем, а вашим достойным и счастливым супругом, которого вам судили небеса. Услышав эти слова, я решил, что этого достаточно, и поспешил первым принести вам радостную весть.
Эрифила. Ах, Клитид, ничего более приятного ты не мог мне сообщить!
Клитид. За вами идут, принцесса.
Те же, Аристиона и Сострат.
Аристиона. Я вижу, дочь моя, что ты уже знаешь все. Боги произнесли свое слово гораздо раньше, чем мы могли бы ожидать. Грозившая мне опасность не замедлила открыть нам их волю. Они несомненно приняли участие в этом выборе, так как предпочтение оказано личным достоинствам и заслугам. Ты ничего не имеешь против, дочь моя, в награду за спасение моей жизни отдать свое сердце, ты не откажешься выйти замуж за Сострата?
Эрифила. Из рук богов и из ваших рук, матушка, я могу получить только нечто весьма мне приятное.
Сострат. О небо! Не сон ли это, волшебный сон, которым боги хотят меня утешить? Не настанет ли ужасное пробуждение, которое вновь обнаружит все мое злополучие?
Те же и Клеониса.
Клеониса. Принцесса! Спешу сообщить вам, что принцы, которых Анаксарх до последней минуты тешил надеждой, что они станут наконец избранниками принцессы, услышав о случившемся с вами, обрушили всю свою ярость на него. Слово за слово, страсти разгорелись, и принцы нанесли ему несколько ран. Оправится ли он от них — неизвестно… А вот и они…
Те же, Ификрат и Тимокл.
Аристиона. Принцы! Вы прибегаете к непозволительному насилию. Если Анаксарх вас оскорбил, то я сумела бы в этом разобраться.
Ификрат. Скажите, принцесса: можно ли ожидать от вас справедливости по отношению к Анаксарху, если вы так несправедливы по отношению к нам?
Аристиона. Но вы же сами решили подчиниться или велению неба, или склонности моей дочери?
Тимокл. Да, принцесса, мы подчинились бы выбору между принцем Ификратом и мною, но мы не потерпим отказа нам обоим.
Аристиона. Но если каждый из вас мирился с тем, что его могут предпочесть сопернику, что же может быть для вас неожиданного в том, что произошло? И много ли значат для каждого из вас интересы соперника?
Ификрат. Да, принцесса, много. Когда предпочитают равного тебе человека, в этом есть все-таки нечто утешительное. А ваше ослепление просто невероятно.
Аристиона. Принц! Я не желаю ссориться с человеком, который оказал мне столько услуг. Покорнейше прошу вас укротить свой гнев. Благоволите вспомнить, что о заслугах Сострата знает вся Греция, а то высокое положение, до которого его ныне возносит небо, уравнивает его с вами.
Ификрат. Да-да, принцесса, мы будем это помнить, но, быть может, и вы когда-нибудь вспомните, что два оскорбленных принца — противники опасные.
Тимокл. Быть может, принцесса, вам недолго придется злорадствовать.
Аристиона. Я прощаю вам эти угрозы, так как их порождает любовь, считающая себя оскорбленной. Мы же будем спокойно любоваться пифийскими играми. Пойдемте туда, дабы увенчать торжественным зрелищем этот необыкновенный день.
Пифийские игры.
Сцена представляет нечто вроде огромного амфитеатра с высоким сводом в глубине; наверху — занавешенная трибуна; вдали — жертвенник. Через портик входят под звуки скрипок шесть полунагих исполнителей жертвоприношения с секирами на плечах; их сопровождают два жреца и жрица со свитой.
Жрица.
Народы, пойте гимн! Его вы вознесете
В честь бога нашего и всех его чудес.
Для слуха ничего вы слаще не найдете,
Прекрасней песни не споете.
Пусть внемлют вам земля и синий свод небес.
Гречанка.
Колена всякий преклоняет
Пред богом, полным сил, пред богом, полным чар.
Грек.
Всех на земле обогащает
Его лучей могучий дар.
Другой грек.
Когда он небо покидает,
Мрак стелется кругом.
Хор.
Туда, в обитель Феба,
Мы гимны вознесем —
Он нам внимает с неба
В величии своем.
Шесть человек, вооруженных секирами, начинают танец, сопровождаемый всевозможными телодвижениями, которые должны показать мускульную силу танцующих; затем они уступают место шести вольтижерам.
Шесть вольтижеров показывают свою ловкость на деревянных конях, которых приносят рабы.
Четыре надсмотрщика выводят двенадцать рабов. Рабы танцуют, выражая в танце радость своего освобождения.
Четверо мужчин и четыре женщины, вооруженные, как греческие воины, затевают нечто вроде военной игры. Трибуна открывается. Герольд, шесть трубачей и литаврщик при участии других инструментов шумно возвещают появление Аполлона.
Хор.
Сияйте, чертоги!
Грядет наш владыка.
Черты его лика
Прекрасны и строги,
Полны вдохновенья.
Ах, есть ли где боги
Такого сложенья?
Аполлон под звуки труб и скрипок входит через портик. Впереди идут шесть юношей и несут в виде трофея увитый лаврами жезл и золотое солнце с царственным девизом. Шесть юношей передают свои трофеи шести секироносцам и начинают с Аполлоном героический танец, к которому затем присоединяются шесть секироносцев, четыре вооруженные женщины с колокольчиками и четверо вооруженных мужчин с барабанами, а шесть трубачей, литаврщик, жрица, певцы и музыканты играют и поют. Этим заканчиваются пифийские игры.
Аполлон, шесть юношей, шесть секироносцев, четыре вооруженные женщины, четверо вооруженных мужчин, шесть трубачей, литаврщик, жрица, певцы и музыканты.
Реплика короля, изображающего солнце.
Источник я сиянья дня,
И все светила вкруг меня
Так ярко оттого блистают,
Что, веру в мощь мою храня,
Мой блеск покорно отражают.
С престола ясно мне видна
Вся страстно ждущая страна,
Чтоб стал царем я мирозданья.
У них надежда лишь одна —
Ждать благ от моего сиянья.
И блага к подданным текут
Неиссякаемым потоком,
Как только оживлю их труд
Моим животворящим оком.
Реплика господина Ле Грана.
Хоть в солнечных лучах и всякий блеск тускнеет,
От солнца все ж никто не хочет отходить,
И хоть сравниться с ним никто не смеет,
Все ж к солнцу хочется как можно ближе быть.
Реплика маркиза Вильруа.
О наш владыка несравненный!
Его я спутник неизменный,
Его желания всего священней мне,
Я следую за ним и в водах и в огне.
Реплика маркиза де Рассана.
Не будет похвальбой уверенность моя:
Никто не может быть столь преданным, как я.