Комментарии

На протяжении всей своей общественной и научной деятельности Луначарский уделял много внимания изучению и популяризации литератур Европы и Америки. Вынужденный до 1917 года подолгу жить за рубежом, он пристально следил за развитием художественной литературы, театра, музыки, живописи на Западе, был лично знаком со многими писателями, поэтами, художниками и деятелями театра; владея несколькими иностранными языками, занимался переводами зарубежной литературы на русский язык. Еще совсем молодым человеком он издал свой перевод поэмы «Фауст» австрийского поэта Н. Ленау; в дальнейшем Луначарский переводил и других поэтов — среди них талантливого швейцарского поэта К.-Ф. Майера. Как переводчик Луначарский обращался чаще всего к авторам действительно выдающимся, но в то время еще мало известным русскому читателю.

Западноевропейская тематика занимает большое место в творчестве Луначарского-художника. Его драмы «Оливер Кромвель» (1920) и «Фома Кампанелла» (1922) привлекают, кроме своих прочих достоинств, еще и ярким изображением жизни европейских народов, порожденных ими могучих характеров.

Эти многообразные формы восприятия и усвоения западноевропейской культуры, активное отношение Луначарского к культурному наследию народов Западной Европы надо иметь в виду и при оценке его работ, посвященных зарубежным литературам, которые были для него и неисчерпаемым источником ценностей, созданных прошлым, и сгустком живых явлений современности.

Владея огромными знаниями в области истории многих литератур Европы, Луначарский мыслил научными категориями всеобъемлющего характера, сохраняя при этом отчетливое представление о национальном своеобразии отдельных литератур. В этом смысле он представлял подлинно новый тип советского ученого, активно боровшегося за развитие советской литературы, следившего за развитием современной зарубежной литературы и участвовавшего в этом процессе. Многие статьи Луначарского печатались за рубежом.

Глубокое проникновение Луначарского в сущность литературного развития той или иной страны, в художественный мир писателей и поэтов объясняется в первую очередь тем, что, будучи ученым-коммунистом, вооруженным марксистско-ленинской методологией, Луначарский вносил в свою деятельность творческую страсть художника и боевого партийного критика, борющегося за успешное развитие советского общества и его социалистической культуры.

Верный традициям боевой марксистской науки о литературе, Луначарский выступал и как историк литературы, и как острый литературный критик, непременный участник дискуссий и споров, шедших в нашей стране. Он писал о культуре и литературе капиталистических стран, подвергая убедительной критике упадочное буржуазное искусство, поддерживая авторитет крупных писателей-реалистов, разъясняя советским читателям значение зарубежной революционной литературы, популяризатором которой он так часто выступал.

Среди многочисленных работ Луначарского, посвященных зарубежным литературам, наиболее значительная — курс лекций «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах», читанный в 1923–1924 годах в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова. Курс был издан в 1924 году двумя выпусками и рекомендовав Государственным ученым советом в качестве пособия для высших учебных заведений. В кратком предисловии, предпосланном первому изданию книги (1924), Луначарский говорил о той необыкновенной аудитории, «той превосходной молодежи», для которой он создавал и читал свой курс. Эта молодежь — недавние бойцы и командиры Красной Армии, партработники, активные участники боев за Советскую власть и борьбы за восстановление народного хозяйства молодой Советской республики, люди с огромным и самым разнообразным политическим и житейским опытом, посланные партией учиться. Им, строителям первого социалистического государства, рассказывал Луначарский о сокровищах мировой культуры, ставших доступными людям труда.

В те бурные годы Луначарский был очень занят. Он вел огромную работу как народный комиссар просвещения РСФСР, деятельно участвовал в многообразной жизни советского искусства, выполнял ответственнейшие партийные поручения, много писал. И все-таки он нашел время для того, чтобы собрать, изучить и осмыслить по-новому, в свете великого опыта революционных лет, множество фактов художественного развития человечества, начиная с зарождения устного народного творчества и кончая рождавшейся литературой социалистического реализма. Конечно, в книге сказалась богатейшая эрудиция Луначарского, сказались десятки лет труда, вооружившего его обширнейшими знаниями в самых различных сферах гуманитарных наук и искусства. Но весь этот богатейший материал надо было систематизировать и ввести в рамки краткого концептуального курса. Луначарский справился с этим блестяще. После окончания лекций слушатели Коммунистического университета поблагодарили Луначарского через своих представителей. В пределах всего тридцати лекционных часов Луначарский содержательно и захватывающе интересно охарактеризовал важнейшие моменты в истории мировой литературы от Гомера до начала 1920-х годов, не пропустив ни одно действительно важное имя, ни одно действительно важное направление.

Помня о том, что в его аудитории были люди с самой различной подготовкой, Луначарский не ставил перед собой задачи прочитать обычный академический курс. Он вел курс популярно, увлекая слушателей богатством образов и идей, созданных литературой за тысячи лет ее развития. В этой форме лектор прежде всего стремился выполнить поставленную перед собою основную цель курса — «наметить марксистский подход к литературе» (стр. 7), внушить своим молодым слушателям «любовь к литературе, умение считаться с наследием прошлого не только как с каким-то проклятым мусором ненавистной старины, а как с целым рядом великих усилий мысли, чувства и фантазии, направленных к победе гуманных начал (положенных и в основу нашего современного социализма) над всякого рода тьмой» (стр. 8). В лекциях Луначарского сохранился пафос тех лет, когда они были прочитаны, выражено горячее желание помочь советской молодежи в осуществлении великой ленинской идеи освоения культуры прошлого как необходимой предпосылки для построения коммунистического будущего. «Весь смысл тех лекций, которые я вам читал, — сказал Луначарский, заканчивая последнюю лекцию, — заключается в том, чтобы хотя в некоторой степени помочь вам выполнить завет, оставленный вам Владимиром Ильичем. Владимир Ильич сказал: коммунист должен целиком овладеть культурой прошлого» (стр. 366).

Приводя примеры марксистского истолкования истории литературы, Луначарский насыщал свой курс важнейшими теоретическими положениями марксистско-ленинской эстетики, рассказывал о литературных вкусах Маркса, Энгельса и Ленина, об их активном отношении к литературной жизни. Он воспитывал вкус своей аудитории в духе эстетических идеалов социализма.

Соединение истории и теории в пределах одного небольшого курса составляет важнейшее достоинство лекций Луначарского.

Вспомним, что эти лекции читались в те годы, когда советская наука делала свои первые шаги в изучении западноевропейских литератур. В курсах, которые читались тогда в учебных заведениях, в работах, которые велись в научно-исследовательских учреждениях, еще сохранялись различные немарксистские теории. Методология культурно-исторической школы, наспех подкрашенная под марксизм, компаративистская методология, «формальный метод» еще имели широкое распространение, хотя уже велась борьба за коренную перестройку и преподавания и изучения литератур.

Какими пособиями располагала к началу 20-х годов советская высшая школа для изучения истории западноевропейской литературы? Старые курсы лекций Н. И. Стороженко, коллективная история западной литературы XIX века под редакцией Ф. Д. Батюшкова быстро и безнадежно устарели со своей методологией культурно-исторического типа, как и курсы лекций Де ла Барта, пытавшегося перенести на русскую почву в годы первой мировой войны новые веяния французского компаративизма. Многократно издававшиеся «Очерки по истории западноевропейской литературы» П. С. Когана были откровенно эклектичные в соединении того, что Коган заимствовал у известного датского литературоведа — позитивиста Брандеса, и того, что он привнес в изложение материала, увлекшись вульгарно-социологическими построениями. Более последователен в методологическом отношении был курс В. М. Фриче «Очерк развития западных литератур», тоже выдержавший к тому времени несколько изданий. Но эта последовательность была и слабой стороной книги, так как в ней весьма выразительно сказались вульгарно-социологические воззрения этого талантливого советского ученого.

Правда, в советских журналах и газетах к тому времени уже появились статьи молодых советских критиков — зачинателей марксистского изучения современной западноевропейской литературы. Но и на этом фоне книга Луначарского выделяется как крупное событие в истории советской науки: она противопоставляет культурно-историческим, компаративистским, формалистическим и вульгарно-социологическим концепциям опыт рассмотрения истории литературы в духе марксистско-ленинской методологии.

Что же относит Луначарский к важнейшим моментам истории западноевропейской литературы?

Окидывая общим взглядом панораму, намеченную в курсе, мы убеждаемся, что эти моменты Луначарский определяет, исходя из марксистского учения о смене общественных формаций в общем историческом развитии человечества. Он показывает, что именно было внесено каждой из формаций в общую сокровищницу человеческой культуры, в чем заключалась классовая сущность литературных явлений, рожденных той или иной формацией, и какое значение они имеют для строителей социализма. Он внушает своим слушателям необходимость критического, но очень заботливого, «хозяйского» восприятия культуры прошлого.

Наряду с общей характеристикой искусства рабовладельческого, феодального и буржуазного обществ Луначарский определяет специфику античного искусства и искусства средневекового, дает представление о сложности развития искусства в эпоху Возрождения, знакомит слушателей с барокко и классицизмом, рококо и сентиментализмом, раскрывает значение просветительского реализма XVIII века, указывает на многообразие романтического искусства, показывает ценность и своеобразие реализма XIX и XX веков. Он подвергает разносторонней критике декадентское искусство буржуазного общества, клонящегося к упадку, и завершает свой обзор рассмотрением тех явлений мировой литературы, которые развиваются под знаком социалистических идей. Луначарский учит свою аудиторию подходить с критерием историзма и к самым современным литературным явлениям, к литературе 20-х годов. Впервые в истории нашей науки он говорит о возникновении в западноевропейской литературе революционно-пролетарского течения и указывает на его историческую закономерность, на его великое будущее.

Политический темперамент ученого-большевика вдохновляет Луначарского на великолепные характеристики целых эпох в истории литературы. К литературному факту Луначарский подходит от фактов жизненных, общественных. Поэтому такое заметное место занимают в его лекциях краткие, но очень содержательные, очень живописные характеристики различных эпох. Вот как говорит он, например, об эпохе Шекспира: «Для того чтобы хорошенько понять Шекспира, надо. присмотреться к личности человека эпохи Возрождения, в частности англичанина того времени. Личность была в эту эпоху более свободной от всяких пут, чем когда бы то ни было ранее. Раньше родился ты крестьянином, слугой, цеховым мастером, мелкопоместным барином или знатным человеком, — и вся твоя жизнь точно расписана, всякий знал, как этому человеку надлежит жить. Целые поколения жили-были, как жили-были отцы, и никто из наезженной колеи не выходил. А тут все сошло с рельс, все перемешалось, стала строиться новая жизнь, начались революции, сопровождавшиеся большими народными бунтами и подлинной гражданской войной, заговорами, арестами, казнями. В таких социальных бурях совершался переход от феодально-земледельческой Англии к Англии капиталистической» (стр. 145). Эта выразительно и верно намеченная характеристика времени Шекспира, конечно, немало способствовала тому, что и все творчество великого английского писателя, «влюбленного в жизнь», по выражению Луначарского, рассматривалось в конкретно-историческом плане.

Умея кратко и вместе с тем конкретно охарактеризовать специфику того или иного литературного направления, Луначарский особенно удачно и глубоко раскрыл перед своей аудиторией сущность реализма XIX века, подкрепив общее определение критического реализма рядом блестящих литературных портретов — очерков творчества Бальзака, Диккенса, Флобера. Он подчеркивал разоблачительную силу искусства критических реалистов, их уменье отразить противоречия буржуазного общества и впервые в нашей науке указал на то, что в творчестве великих писателей-реалистов первой половины XIX века уже возникает тема рабочего класса. Характерно замечание, сделанное им при анализе романа Диккенса «Тяжелые времена», что нельзя назвать «лучшего романа в смысле описания той фазы развития капитализма, которую Энгельс отразил в своей книге „Положение рабочего класса в Англии“» (стр. 301). О Бальзаке Луначарский говорит: «Он умел учесть и зарождающееся пролетарское движение» (стр. 312).

Критический реализм XIX века для Луначарского — великая школа правдивого искусства, представляющая большую ценность и для молодой советской литературы. «По моему мнению, для нашего нового реалистического романа нет лучшего образца, чем Бальзак, — утверждал Луначарский. — Подойти к жизни, распластать ее на куски, посмотреть, как она трепещет, и попытаться создать целый мир, который бы отразил действительность так, чтобы все фибры ее были видны, как в каком-нибудь окрашенном анатомическом препарате, — вот так учит работать Бальзак, который как исследователь-беллетрист не имеет равных. Само собой разумеется, наш писатель, учась у Бальзака, осветит свое исследование светом марксизма» (стр. 314). Так уверенно говорит Луначарский о реалистическом характере нового социалистического искусства, опирающегося на знание жизни, на лучшие традиции классической литературы, изображающего действительность в свете идей марксизма-ленинизма.

Чуждый догматизма и схем, Луначарский демонстрировал своим слушателям сложность творческого метода великих реалистов, показывал неповторимое своеобразие их творческих индивидуальностей. Например, говоря об огромной правдивости Флобера, Луначарский замечал при этом: «Флобер — романтик и в то же время великий реалист» (стр. 315). В этом наблюдении над связью эстетики критического реализма XIX века с романтической эстетикой Луначарский сближается с Горьким, который как раз у французских писателей-реалистов XIX века тоже находил плодотворное сочетание реалистического и романтического начал.

В стремлении Луначарского к тому, чтобы его слушателям, так мало подготовленным к предмету его лекций, сразу же оказалась доступной столь сложная проблема, как творческий метод, проявилось замечательное умение опытного партийного работника просто и понятно излагать существо самых сложных вопросов. Это было и вмешательством выдающегося ученого-марксиста в самое понятие курса истории литературы. Перелистаем дореволюционные русские учебники и монографии, касавшиеся западноевропейского реализма, — найдем ли мы в них разговор о творческом методе, попытку охарактеризовать целую эпоху в истории реализма? Смело вводя весь комплекс этих проблем в свои лекции, Луначарский пролагал путь дальнейшему развитию советского литературоведения, накрепко связывал историю и теорию литературы. Демонстрируя величие критического реализма, Луначарский учил своих слушателей отличать подлинно реалистическое искусство от жалких подделок, от натуралистического описательства, от псевдореализма. Точные и острые определения Луначарского, столь своевременные в те годы, когда шла борьба за социалистический реализм советской литературы, не потеряли своего значения и сейчас. Они напоминают о необходимости конкретно-исторического и точного философского подхода к определению самого термина «реализм», свидетельствуют против попыток ввести в русло реализма явления весьма далекие от него, расширить пределы реализма до полного исчезновения самой сущности понятия реалистического искусства.

Чутко улавливая изменения, происходившие в литературах мира после Октября, Луначарский правильно оценивал исключительное значение русской классической и молодой советской литературы в развитии литератур зарубежного мира.

Он понимал, что широкая, подлинно научная постановка вопроса о реализме в литературе XIX–XX веков была невозможна без привлечения русского материала.

Глубоко знаменательна в этом отношении заключительная часть двенадцатой лекции — лекции о реализме: «Мой очерк реализма — очерк неполный, в особенности потому, что я не упомянул об одной школе реалистов, которая занимает почти первое место, — о школе русских реалистов». Называя далее русских реалистов «группой многознаменательной», Луначарский вспоминает ее основные имена — от Пушкина до «ныне здравствующих Горького и Серафимовича» (стр.328). Для Луначарского русские писатели-реалисты — «замечательное мировое явление». «О реализме, — заключает он, — говорить без русского реалистического романа в сущности нельзя» (там же). И если, несмотря на это, Луначарский не ввел в свой курс специальных разделов о русских реалистах, то — лишь потому, что почти одновременно с лекциями по зарубежной литературе читал в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова курс русской литературы конца XVIII — начала XX века в ее важнейших моментах.

И тем не менее чувствуется, что Луначарскому тесно в рамках старого представления о курсе зарубежных литератур, что его тянет к обобщениям гораздо более широким, в которых развитие определенного направления характеризовалось бы не только на материале литератур Западной Европы, но и с учетом гигантского вклада славянских литератур и прежде всего литературы русской.

При чтении курса Луначарским упоминались имена русских писателей — и классиков, и зачинателей советской литературы, давались беглые, но замечательно острые характеристики. Затрагивая важнейшие проблемы литературной жизни советского общества, он заставлял своих слушателей искать верные решения сложнейших вопросов. Выступая против Троцкого, отрицавшего возможность и историческую закономерность появления и развития литературы рабочего класса, Луначарский указывает на уже существующую советскую литературу как на важнейшую часть нового, социалистического искусства, предсказывая ему великое будущее в новой России и за ее рубежами, — искусства, которое было еще так молодо в годы, когда Луначарский читал свои лекции.

Через все лекции Луначарского проходит мысль о литературе как о выражении и средстве классовой борьбы. Он широко использует материал курса для раскрытия активной роли народных масс в развитии литературы и искусства, систематически показывает зловещую роль для него идеологии эксплуататорских классов, религиозных учений.

И если теперь мы видим, что иногда Луначарский рассматривал классовое содержание литературы, например при характеристике Эсхила или Библии и др., несколько упрощенно, оставляя в стороне вопрос о сложнейших формах, в которых оно проявляется в искусстве, то нельзя забывать, что курс создавался на заре развития нашего литературоведения. Следует оценить присущий лекциям дух классовой непримиримости, стремление разъяснить аудитории классовый характер литературного процесса в целом. Луначарский выступает перед своими слушателями как талантливый пропагандист марксистско-ленинских взглядов на искусство и литературу. При известной плакатности, которую себе не раз позволял Луначарский, чтобы выразить свою мысль резче и доходчивее (и это отнюдь не было слабой стороной его курса), иные, особенно тонкие, нюансы неизбежно стирались, отступали на задний план.

Взятая в целом, книга Луначарского «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах» — одно из замечательных явлений молодой советской культуры 20-х годов. На книге лежит отпечаток героической эпохи, отблеск революционных лет, тех событий, в которых сами слушатели, как и их лектор, принимали деятельное участие.

В наши дни, почти полвека спустя после того, как были прочитаны эти лекции, советская наука о литературе дает другое решение некоторых проблем, затронутых в рассматриваемой книге. Так, например, Луначарский вполне прав, когда он, так же как М. Горький, уделяет большое внимание фольклорной основе литературы, показывает значение устного народного творчества для возникновения и развития художественной письменной словесности. Но в наше время отброшена так называемая мифологическая теория происхождения памятников героического эпоса; между тем, опираясь на нее, Луначарский видел в сюжетах, скажем, «Илиады» или «Песни о Роланде» воплощение определенных мифологических представлений. Решительно отброшена современной наукой и другая антинаучная теория, подвергнутая сокрушительной критике еще Горьким, — теория, согласно которой народный героический эпос якобы сначала возникал в феодальных кругах, а потом «опускался» в народ, перерабатывался в народном духе.

Нельзя согласиться и с мыслью Луначарского о том, что во время революции «изящная литература обыкновенно молчит» (стр. 189). При этом, однако, следует иметь в виду, что, высказав эту мысль относительно состояния литературы в эпоху Великой французской революции, сам Луначарский отнюдь не считал этот, по его словам, «общий закон» (там же) универсальным. Еще в 1918 году в статье «Чего мы должны искать?»[23] он писал: «Правда, говорят, что сова Минервы вылетает только вечером и искусство подводит золотым языком итоги жизни лишь после того, как минует вихрь этой хаотической бури. Однако я лично не склонен ждать. Я думаю, что мы должны творить сейчас же…» Но и применительно к буржуазным революциям XVI–XIX веков советскими историками литературы в каждом отдельном случае установлены факты значительного подъема литературной жизни. Так было в Германии в эпоху Крестьянской войны 1525 года, вдохновившей немецкий народ не только на трагические песни революционных лет, но и на целый ряд приметных произведений литературы и публицистики, возникших либо перед восстанием, либо в самый разгар его. Своеобразную патриотическую литературу породила, как теперь установлено, голландская революция конца XVI века — многолетняя борьба голландского народа против феодальной реакции и испанского ига; яркую литературу и публицистику вызвала к жизни английская революция XVII века. Изучение богатого культурного наследия, оставленного буржуазной французской революцией 1789 года, знакомит вас с напряженной и разнообразной литературной жизнью Франции, оказавшей сильное влияние на все последующее развитие французской литературы. Сильнейшим стимулом в развитии революционной литературы во Франции явились и революционные события 1830, 1848, а особенно — 1871 годов. Но все это было всесторонне исследовано и доказано советскими историками литературы уже после смерти Луначарского.

Как и Фриче, Луначарский одно время в известной степени разделял лишенный научной основы взгляд на произведения Шекспира как на творчество некоего английского вельможи, якобы купившего у актера Шекспира право подписывать свои пьесы его именем. Луначарский — вместе с Фриче — полагал в те годы, что подлинным автором произведений Шекспира был образованный аристократ-гуманист граф Ретленд. Луначарский пытался подтвердить эту версию, — к концу 20-х годов полностью опровергнутую шекспироведами, — истолкованием наследия Шекспира как творчества поэта-аристократа, писателя, враждебного новой буржуазной действительности в силу того, что он — феодал. После того как эта теория подверглась критике в советской науке, Луначарский одним из первых обратился к конкретно-историческому изучению Шекспира. В замечательной, к сожалению, оставшейся незаконченной книге «Фрэнсис Бэкон»[24] он пошел вперед в области изучения творческого наследия великого английского реалиста.

Мы теперь иначе оцениваем драму Шиллера «Вильгельм Телль», устанавливая, что в ней противоречиво выразились свободолюбивые мечты великого немецкого поэта и что ограниченность его политических взглядов не лишает драму богатых гуманистических и эстетических достоинств.

Читателя может удивить характеристика, данная Луначарским в тринадцатой лекции датскому писателю Мартину Андерсену-Нексе, который прочно вошел а историю становления и развития литературы социалистического реализма на Западе и давно завоевал симпатии советских людей. Вызовет удивление и весьма скептический отзыв Луначарского о Р. Роллане, чью политическую позицию он осуждает, хотя и признает талант писателя. Однако не следует забывать, что в отзывах о Нексе и Роллане сказалась понятная для тех лет обеспокоенность Луначарского сложными противоречиями развития Нексе и особенно той ролью, которую в начале 20-х годов играл в международном литературном движении Р. Роллан. Шла резкая дискуссия между Ролланом и А. Барбюсом, боровшимся за собирание сил молодой революционной французской литературы. Роллан в ту пору — сторонник «непротивленчества», пацифизма, противник революционных методов борьбы против капитализма, находился под сильным воздействием учения Ганди и пытался перенести идеи гандизма во французскую и — шире — европейскую литературу. Выступлениями Роллана в те годы не раз пользовались не только противники передовой французской литературы, но и противники Советской власти. Оценка Р. Роллана в тринадцатой лекции — конкретное проявление острой злободневности лекций Луначарского, доказательство их политической актуальности. Ведь и сам Р. Роллан впоследствии отошел от своих взглядов, которые он высказывал в начале 20-х годов, объявив о своем переходе в лагерь сторонников «нового мира» — сторонников социализма. Соответственно изменилось и отношение Луначарского к Р. Роллану.

Ряд суждений, высказанных в лекциях относительно творчества отдельных писателей, отдельных произведений, с точки зрения современного нам литературоведения, несомненно, устарел. За десятилетия, отделяющие нас от деятельности Луначарского, советская наука о литературе прошла большой путь. Однако, не упуская из виду те случаи, когда советская наука дополнила или опровергла некоторые положения, выдвинутые Луначарским, в целом следует высоко оценить эту работу, сыгравшую немаловажную роль в развитии всей советской науки о литературе, во многом и теперь являющуюся образцом подхода к изучению истории литературы и методики ее преподавания широкой аудитории.

В своих лекциях А. В. Луначарский был подлинным учителем социалистической эстетики и воспитателем эстетического вкуса. Он не боялся пространных отступлений, посвященных тому или иному важному эстетическому вопросу. Отрываясь от непосредственной темы занятия, он с присущей ему образностью рассказывал своим слушателям о памятниках архитектуры, о полотнах великих живописцев, о великих музыкальных произведениях.

В лекции о средневековой литературе Луначарский импровизирует замечательную по яркости характеристику церковного зодчества позднего средневековья, в лекции о литературе эпохи Возрождения — создает ряд блестящих по своему артистизму характеристик выдающихся мастеров XV–XVI веков.

Эти отступления были не просто иллюстрациями. Они учили, как надо смотреть и слушать произведения искусства, на что обращать внимание. А. В. Луначарский умел вводить своих слушателей в мир прекрасного, учил их делать красивой свою жизнь. «У человека есть потребность в известном количестве впечатлений, а природа дает их часто недостаточно, — говорил Луначарский своим слушателям в первой же лекции. — Тогда он сам умножает их. Но он ищет не беспорядочной пестроты. Всегда в каждом орнаменте имеются порядок, симметрия, известный ритм; элементы этого орнамента чередуются на правильных расстояниях между собой, потому что человеку нужно одновременно умножить количество впечатлений и упорядочить их, чтобы следить за этой пестротой и вместе с тем усилить поток впечатлений, который проходит через него»[25].

Нельзя не упомянуть, что Луначарский очень строго относился к редактированию новых изданий рассматриваемого здесь курса. При сопоставлении трех редакций «Истории западноевропейской литературы» становится очевидным, с какой настойчивостью совершенствовал он содержание лекций, выправлял их стиль. Основная переработка шла по линии углубления и уточнения формулировок, которые в начале 30-х годов уже не удовлетворяли Луначарского, отказа от ошибочных утверждений и характеристик. Так, например, в нашем тексте первых семи лекций, которые Луначарский успел наново отредактировать, уже нет характерных для предшествовавших изданий понятий «античного капитализма» и «античного феодализма», отброшено и определение священников ранних христианских общин как «штаба пролетариата». Внимательно следя за развитием советской науки, Луначарский жестко «правил себя», стремясь, чтобы его книга не отставала от развития советской научной мысли.

К «Истории западноевропейской литературы в ее важнейших моментах» непосредственно примыкает сборник статей Луначарского «На Западе» (1927). Большинство вопросов, конкретно решаемых в сборнике, ставится со всей определенностью и в тринадцатой лекции «Истории западноевропейской литературы». Эту лекцию Луначарский назвал «Новейшая литература Западной Европы». Она примечательна тем, что в ней, сорок лет тому назад, Луначарский, опираясь на ленинское понимание процессов развития общества в эпоху империализма, наметил ту концепцию истории мировой литературы XX века, которая в дальнейшем разрабатывалась и обогащалась советскими учеными. Следует подчеркнуть, что впервые она была создана именно Луначарским.

Опираясь на учение Ленина о двух культурах, Луначарский дал глубокую общую критическую оценку состояния буржуазной литературы, сохраняя при этом диалектически тонкий и точный подход к наиболее сложным ее явлениям.

Он отделял литературу империалистической реакции от творчества противоречивых талантливых художников, пораженных недугами декаданса, и тем более — от творчества писателей и поэтов, поднимавшихся до правдивого изображения обреченности буржуазного общества. Луначарский выдвинул в своей лекции и проблему рождающейся литературы рабочего класса. Он уверенно говорил о ее великом будущем. В те годы еще не существовало термина «социалистический реализм», но Луначарский уже указывает на новую эстетику, свойственную литературе, рождающейся под знаком борьбы за социализм.

Эта концепция широко развернута в очерках сборника «На Западе». Побывав в самой гуще интеллектуальной жизни послевоенной Германии и Франции, проведя ряд дискуссий и важных встреч с писателями, художниками, актерами, Луначарский смог проверить свои наблюдения и предположения, высказанные в курсе лекций. Его поездка дала ему огромный новый материал и для того, чтобы еще резче говорить о растущем кризисе буржуазной культуры, одновременно показать повсеместный в 20-х годах рост революционных тенденций и течений в литературах Запада.

В сборнике Луначарский останавливается не только на литературной жизни Западной Европы. Он дает глубокий анализ состояния буржуазного общества в Германии и Франция в первые послевоенные годы. 13 новых условиях, определяемых прежде всего существованием первого социалистического государства, сборник «На Западе» продолжает лучшие традиции жанра «писем из-за границы», созданного русской передовой критикой XIX–XX веков. Но «Из Турина» Добролюбова, «Письма из Италии и Франции» Герцена были написаны для русских читателей, томящихся в крепостной России, о революционном движении на Западе, а Луначарский — так же как Горький, как Маяковский, — рассказывал советским людям о том, как выглядит капиталистический Запад после тяжелого кризиса, пережитого им.

В книге охвачены зорким взглядом опытного журналиста и политического деятеля самые различные стороны капиталистической Европы: экономика, политическая ситуация, состояние культуры.

Верный своему широкому подходу к явлениям культуры, Луначарский рассматривает литературу в одном ряду с другими сторонами зарубежной культуры 20-х годов. И, сопоставленные с произведениями живописи, театра, кино, литературные явления получают большую выпуклость, занимают свое место в намеченной Луначарским общей картине послевоенного буржуазного мира.

Луначарский говорит о судьбах искусства в период временной стабилизации капитализма. Он обращает внимание читателей на то, что капитализму лишь ценой огромных усилий удалось оправиться от потрясений, вызванных годами войны и революционным подъемом. За крикливой рекламой стабилизации явственно проступает страх буржуазии перед завтрашним днем, предчувствие новых социальных катастроф, неизбежно назревающих в капиталистическом обществе. Луначарский видит приметы фашизма, собирающего силы в Германии, активизирующегося во Франции, чтобы воспрепятствовать новому натиску обездоленных и подавленных рабочих масс.

К анализу новых ситуаций и явлений, развернувшихся перед ним в литературной жизни Запада, Луначарский подошел во всеоружии своего богатейшего опыта ученого-марксиста, обогащенного годами участия в борьбе за создание социалистического общества в СССР. Его воззрениям на литературу и искусство всегда были чужды догматизм, начетничество, схемы. В живой ткани послевоенной европейской литературы он разбирался, опираясь на ленинское понимание процессов, происходивших в те годы в буржуазном обществе.

Все это позволило ему правильно выделить коренные процессы. Наблюдавшиеся тогда в развитии немецкой и французской культур. Он констатировал упадок буржуазной культуры, умирание большого искусства, возню мелких школ и школок в живописи и литературе, откровенное проституирование артистической интеллигенции, горечь честных больших художников, прикованных привычкой и симпатиями к старому обществу, разброд и лихорадочные искания молодежи, смутно понимающей, что буржуазная культура и искусство — в тупике, попытки создать новый и более практический, деловой идеал буржуазной эстетики XX века — «искусство» «новой деловитости», «Neue Sachlichkeil», той самой «деловитости», которая потом так деловито служила Гитлеру.

Но увидел Луначарский и другое — повсеместный интерес к великой стране социализма, жадное внимание к человеку, приехавшему от-туда в качестве ее посланца для возобновления ослабленных или порванных войной международных культурных связей. Увидел Луначарский рост прогрессивных сил Франции и Германии, быстрое и обнадеживающее развитие новых течений в искусстве, связанных с идеями социализма. Буржуазной культуре послевоенного Запада уже противостояла набирающаяся сил культура демократическая, безмерно-более значительная и влиятельная, чем это было до 1917 года. Среднее деятелей Луначарский назвал замечательного немецкого художника Г. Гросса, который действительно в те годы играл очень важную роль в развитии немецкого искусства; бельгийца Мазерееля; замечательного художника — обличителя милитаризма и бесчеловечности капиталистического мира — поэта И.-Р. Бехера; тогда еще молодого Луи Арагона, приближавшегося в те годы к решительному повороту в своем творческом развитии. Особое внимание уделил Луначарский Ж.-Р. Блоку и А. Барбюсу. Портрет Барбюса, намеченный дружеской рукой Луначарского, — вероятно, первый литературный портрет этого писателя в советской критике. Находясь за рубежом, Луначарский увидел признаки несомненного роста революционной литературы, по сравнению с тем, как он характеризовал ее в лекциях, признаки растущего влияния идей социализма — и самого факта существования Советской страны прежде всего — на широкие народные массы, на литературные круги Европы.

Кое-кто из писателей Запада, о которых Луначарский говорил в то время как о писателях, идущих с рабочим классом, в дальнейшем сошел с этого пути. Так было, например, с Пьером Ампом; став ренегатом, а в годы гитлеровской оккупации Франции даже коллаборационистом, Амп оскудел, выдохся как писатель, умер для литературы. Не остался в рядах передовой французской литературы и поэт Бретон, который в середине 20-х годов был одним из соратников Арагона. На это — «издержки истории»; в целом же прогноз Луначарского, увидевшего еще в те годы признаки зарождения большой революционной литературы на Западе, оказался глубоко верным.

Убедительно и подробно анализирует Луначарский в статьях сборника состояние буржуазной литературы — особенно французской. Используя порой меткие характеристики книжки французского буржуазного критика Жермена «От Пруста до Дада», с большим остроумием высмеивая попутно и самого Жермена, он создает талантливый памфлет на французскую буржуазную литературу 20-х годов. Луначарский высмеивает Жермена за поверхностное отношение к сложному процессу развития французской литературы 20-х годов, за снобизм, за неспособность дать обобщенную оценку явлений, о которых Жермен ведет разговор с видом знатока. Сам Жермен, с его снобизмом, рассматривался Луначарским как фигура по-своему глубоко характерная для французской критики начала 20-х годов. Немало знакомых лиц встречаем мы среди тех, о ком беспощадно, зло и с насмешкой пишет Луначарский. Моран, позднее написавший полную страха и ненависти книжку «Я жгу Москву»; Дриё ла Рошель — впоследствии фашиствующий литератор; Жироду, ставший военным цензором Третьей республики в месяцы «странной войны», когда реакции понадобилось задушить передовую печать Франции; Монтерлан — еще один из столпов реакции в современной французской литературе… С поразительной прозорливостью Луначарский унте тогда, в 1926 году, объединил их в группу явлений, выражающих сложный спектр разложения французской буржуазной литературы.

Не потеряли остроты и страницы, посвященные Луначарским М. Прусту. Как известно, Луначарский отдавал должное таланту и литературному мастерству Пруста. Вместе с тем он всегда подчеркивал кровную связь этого писателя с литературой декаданса, болезненный и патологический характер его творчества. Это принципиальное отношение к Прусту продемонстрировано и в очерке «К характеристике новейшей французской литературы», в котором цитируются слова Жермена, по мнению Луначарского, очень верно подметившего некоторые характерные черты Пруста: «Если б меня спросили, кто автор этих романов, то я ответил бы: это несомненно старая дева, биографию которой нетрудно угадать. Родившись в почтенной мещанской семье, она получила хорошее образование и стала приживалкой очень шикарных людей, герцогов и принцев Франции, родственников королевских домов. Она возгордилась неисцелимо. Но вдруг неведомое несчастье принизило ее. Сыграла ли тут роль какая-то каверза этикета, или она стала любовницей лакея, но только ее удалили от господского стола и заставили обедать в людской. Вот почему, отойдя от шумной жизни с хорошей пенсией, она населила свои мемуары исключительно большими барами и их прислугой. К первым она относится с восхищением, иногда горьким, но всегда почтительным, ко вторым, как к равным, запанибрата» (стр. 429).

«Я должен сказать, — добавляет Луначарский, — что я за многое люблю Пруста и в общем считаю его крупным писателем, но кто прочтет хоть несколько томов его романа, согласится, что шип Жермена очень попадает в цель» (там же). Да, конечно, попадает и колет не только Пруста, а и его почитателей, подчас не умеющих заметить вм изящном словоплетении Пруста черт мещанского самодовольства и невольного сервилизма.

Говоря о немецком искусстве середины 20-х годов, Луначарский развертывает картину острой борьбы направлений: он критически оценивает различные проявления модернизма, столь многочисленные в Германии в первые послевоенные годы, и высказывает предположение о том, что близятся годы, когда в немецкой литературе начнется подъем реалистического искусства. Луначарский был прав: достаточно напомнить, что в середине 20-х годов действительно определился новый период развития немецкого критического реализма, отмеченный романами Т. Манна и Г. Манна, Арн, Цвейга, Л. Франка. Собирала свои силы и молодая революционная немецкая литература, связанная с рабочим движением, с Коммунистической партией Германии. Луначарский, не веря своим немецким собеседникам из официальных министерских кругов, которые пытались ввести его в заблуждение, видел, как растет авторитет Компартии Германии в кругах передовой интеллигенции, и ждал от этого процесса значительных результатов.

Особое место в сборнике занимает статья о Р. Роллане. Подробно знакомя читателей с одной из его исторических драм, законченной как раз незадолго до визита Луначарского в Париж, он, по существу, ставит вопрос о концепции гуманизма у Р. Роллана. Связывая непротивленческий «гуманизм» Роллана с его пацифизмом, Луначарский напоминает, что «мы ни разу не видели, чтобы пацифистская пропаганда, толстовская ли, роллановская ли, мешала тому, чтобы, по команде волков в офицерских мундирах, овцы в солдатских мундирах не шли бы на смерть и на убийство» (стр. 458). Луначарский затевает спор с Р. Ролланом для того, чтобы на этом примере развернуть борьбу против абстрактного человеколюбия, против гуманизма в буржуазно-демократическом смысле этого понятия, за торжество гуманизма социалистического, который во имя подлинной и действенной любви к человечеству объявляет войну силам, мешающим социальному прогрессу. Конечно, желанием отстоять идеи социалистического гуманизма и диктуется страстность, проявленная Луначарским в осуждении тогдашней позиции Р. Роллана.

Утверждая право пролетарской революции на революционную самозащиту, Луначарский критиковал не только позицию Р. Роллана, но и позицию значительной части интеллигенции за рубежом, а также и определенных кругов интеллигенции в самом Советском Союзе. И понятно, — что временами в статье прорываются резкие ноты (особенно в конце ее).

Большое место в сборнике «На Западе» занимают проблемы современного изобразительного искусства и театральной жизни. По многим страницам рассеяны глубокие и точные суждения об импрессионизме — Луначарский предостерегает от огульного осуждения импрессионистического наследия; об экспрессионизме, в котором он справедливо различал «правое» и «левое» течения; о различных авангардистских тенденциях, о новаторстве без настоящего нового содержания.

Страницы о большом передовом искусстве современного Запада продолжают и развивают мысли Луначарского об исторической закономерности выдвижения и развития новых литературных течений, формирующихся под воздействием освободительной борьбы рабочего класса. В том, как писал Луначарский о передовой литературе Запада начала 20-х годов, тоже сказалась широта его концепций, отсутствие сектантской узости и догматизма: Луначарский видел, что среди мастеров культуры Запада уже усилилась тяга к социалистической этике и эстетике, видел он и формирование молодых литературных сил, рождавшихся в подполье и на баррикадах, в забастовках и стычках с полицией. Луначарский видел, как рождалась романтика социалистического реализма 20-х годов — ставшая неоценимой традицией литературы социалистического реализма наших дней.

Специальную статью Луначарский посвящает книге талантливого немецкого художника Г. Гросса «Искусство в опасности», выпущенной последним вместе с литератором-коммунистом В. Герцфельде. Приветствуя теоретические высказывания Г. Гросса и высоко оценивая его замечательное гротескное искусство политической карикатуры, Луначарский связывает вопросы, затронутые Гроссом, с актуальными в то время проблемами советского искусства. Статья показываем, что Луначарский пользуется любым случаем, чтобы последовательно и принципиально критиковать различные проявления так называемого «левого искусства», указывая на его оторванность от интересов народа, на его камерный и бесплодный характер. В статье о Г. Гроссе он ведет спор с защитниками платформы Лефа, считая ее в полной мере обанкротившейся, выступает против конструктивизма, тогда только еще оформлявшегося как течение в советской литературе. Бесплодным экспериментам лефовцев и конструктивистов Луначарский противопоставляет искания художников-реалистов XX века, труд выдающихся революционных художников, в творчестве которых сказывались плодотворные творческие поиски новых путей развития современного искусства. Это видно из его оценки творчества Г. Гросса и Мазерееля.

Мысли Луначарского о социалистическом искусстве на Западе выражены и на прекрасных страницах, посвященных Барбюсу, в котором Луначарский с зоркостью настоящего ученого и опытного политического деятеля увидел одного из крупнейших французских писателей XX века, решительно примкнувшего к рабочему классу. Характерно, что, рисуя портрет Барбюса, Луначарский приближает его к читателю через сопоставление с Горьким.

Через всю книгу «На Западе» проходит мысль о том, что не только в СССР, но и в революционной литературе капиталистических стран возникают и рождаются новые эстетические принципы, зреют новые художественные концепции, идет собирание сил новой литературы, служащей делу рабочего класса. Тем самым Луначарский показывал советскому читателю середины 20-х годов огромные перспективы революционной литературы мира, которые к концу этого десятилетия стали реальностью. Вспомним, что на Харьковском конгрессе 1930 года мировая революционная литература была представлена сотнями делегатов из десятков стран мира — и среди них мы найдем немало имен, названных в книге Луначарского.

Книга «На Западе» — высокий образец боевой марксистско-ленинской литературной критики. Она показала литературную жизнь Запада в движении, в диалектике борьбы старого и нового.

В четвертый том настоящего издания вошли книги Луначарского «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах» (1 изд. — в 1924 г., 2 изд. — в 1930 г.) и «На Западе» (1927).

В 1932 году Луначарский вместе со своим секретарем И. А. Сацем заново редактировал «Историю…» для предполагавшегося десятитомного собрания своих сочинений в издании Гиза. К сожалению, редакция настоящего издания располагает лишь первой частью (лекции I–VII) этого текста книги Луначарского.

Сборник «На Западе» после выхода из печати в 1927 году не перепечатывался, входящие в него произведения в другие прижизненные сборники статей Луначарского не включались.

В настоящем издании лекции Луначарского по истории зарубежной литературы и статьи сборника «На Западе» печатаются по последним авторизованным текстам, сверенным с предшествующими публикациями и рукописными и машинописными материалами, хранящимися в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

Сделанные редакцией незначительные сокращения в тексте Луначарского обозначены многоточием в квадратных скобках […].

В публикуемых лекциях и статьях Луначарским приводятся выдержки из художественных произведений, статей, монографий. В ряде случаев, особенно в лекциях, эти выдержки не отличаются точностью, так как Луначарский зачастую цитировал или излагал по памяти, в той или иной мере видоизменяя текст. Учитывая эти особенности цитирования, редакция в примечаниях указывает источник наиболее значительных цитат или пересказов (для удобства читателей — в новейших изданиях, за исключением тех случаев, когда произведения или переводы, которые цитирует Луначарский, в последние годы не переиздавались); оговорка «сравни» (ср.) указывает на неточность цитирования или пересказа.

К тому дается краткий реально-исторический комментарий. Сведения о событиях, книгах, повторяющихся цитатах, театральных постановках сообщаются при первом их упоминании в данном томе.

Подстрочные примечания принадлежат Луначарскому, кроме случаев, специально оговоренных (Ред.).

Сведения о лицах, встречающихся в работах Луначарского и в примечаниях, даются в «Указателе имен» (в конце книги).


Общая характеристика произведений, вошедших в настоящий том, принадлежит Р. М. Самарину,

Тексты подготовлены и прокомментированы Ю. И. Божором, В. К. Волевачом, А. Н. Николюкиным, Н. Ф. Ржевской, Д. М. Урновым, Л. А. Фрейберг.

Указатель имен составлен И. И. Соколовой.


История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах*

Впервые напечатано отдельной книгой: А. Луначарский, История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах (Лекции, читанные в Университете имени Я. М. Свердлова), чч. I–II, Госиздат, 1924. С небольшими авторскими исправлениями переиздано в 1930 году (Госиздат, М.-Л., чч. I–II).

Печатается по тексту второго издания; в лекциях I–VII учтены существенные рукописные исправления автора, сделанные в экземпляре, хранящемся в ЦПА Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.


Первая лекция*

(1) См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23, стр. 189.

(2) См. А. Бергсон, Собрание сочинений, т. I, изд. М. И. Семенова, изд. 2-е, СПб. 1914, стр. 122.

(3) Имеется в виду не стоимость, а цена уникальных товаров, определяемая спросом и платежеспособностью покупателей (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 336, 431–432).

(4) Имеется в виду Александровская колонна (Александрийский столп) в Ленинграде.

(5) См. Гомер, Одиссея, песнь восьмая, стихи 62–83.

(6) Луначарский следует здесь взгляду, нашедшему развернутое выражение в книге В. А. Келтуялы «Курс истории русской литературы» (ч. I, кн. 2, СПб. 1911).

Против подобного взгляда еще в 1912 году возражал в одном из своих писем М. Горький (см. М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 29, Гослитиздат, М. 1955, стр. 236). Как убедительно показали советские фольклористы, русский былинный эпос создавался певцами (сказителями), принадлежавшими к трудовым слоям русского народа, к крестьянской среде.

(7) Эта легенда впервые изложена в «Ригведе» — одном из древнейших памятников индийской словесности (приблизительно рубеж II–I тысячелетия до н. э.) — в X кн., 90 гимне, 12 ст. Согласно легенде, брахманы (жрецы) возникли из уст бога Брахмы (Брамы), кшатрии (воины) — из его рук, вайшьи (купцы, ремесленники) — из бедер, шудры (земледельцы) — из ног.

(8) Вероятно, Луначарский имеет в виду то место в третьей книге «Политики, или Государства» Платона, где приводится финикийская басня о происхождении людей из земли: «Так вот все вы в городе — хоть и братья, скажем им мы, баснословы; но бог-образователь к тем из вас, которые способны начальствовать, при рождении примешал золота, — отчего они очень драгоценны, — к другим, помощникам их, — серебра, а к земледельцам и прочим мастеровым — железа и меди» (см. в кн.: «Сочинения Платона, переведенные с греческого и объясненные профессором Карповым», изд. 2-е, часть III, СПб. 1863, стр. 193).

(9) Вольный пересказ эпизода из жизни Демосфена по Плутарху («Биографии десяти ораторов», 848А-В).

(10) «Для звуков сладких и молитв» — строка из стихотворения Пушкина «Поэт и толпа».

(11) Луначарский излагает здесь своими словами некоторые положения учения немецкого философа Шеллинга. Ср. Ф. В.-И. Шеллинг, Система трансцендентального идеализма, Соцэкгиз, Л. 1936, стр. 211–214, 378–380, 390 и 400.

(12) См. статью Бланки «Коммунизм — будущее общества»: «В тот день, когда трудящиеся смогут свободно говорить, они заткнут рот капиталистам» (Л.-О. Бланки, Избранные произведения, изд. Академии наук СССР, М. 1952, стр. 231).


Вторая лекция*

(1) Имеется в виду сборник Макферсона «Творения Оссиана» (1765), названный так по имени легендарного героя, создателя и исполнителя произведений кельтского эпоса.

(2) См. вступительную статью Э. Лёнрота к первому полному изданию подлинника «Калевалы» (1849) в кн. «Калевала», СПб. 1888, стр; 605–610.

(3) См. Дж. Вико, Основания новой науки об общей природе наций. Гослитиздат, Л. 1940, стр. 86–88, 150 и др.

(4) Имеются в виду русские народные песни, приведенные Н. К. Михайловским в работе «Борьба за индивидуальность» (Сочинения, т. 5, СПб. 1888, стр. 341 и сл.).

(5) Мирмидоны — племя, вождем которого выступает в «Илиаде» Ахилл. Данные археологии подтверждают, что культы Агамемнона, Ахилла, Елены как местных божеств существовали в различных областях Греции в III–II тысячелетиях до н. э. Однако так называемая «солярно-метеорологическая» теория мифа, которой придерживается здесь Луначарский (отождествление мифических персонажей с небесными светилами; в применении к Гомеру — см., напр., Л. Ф. Воеводский, Введение в мифологию Одиссеи, Одесса, 1881), современной наукой отвергнута.

(6) Город Микены находится в Пелопоннесе.

(7) Марафон и Саламин — места решительных побед греков над превосходящими силами персов (490 и 480 гг. до н. э.); благодаря этим победам, Греция отстояла тогда свою независимость.

(8) Античные источники утверждают, что комиссия Ономакрита, работавшая при Писистрате, впервые записала связный текст поэм Гомера и установила последовательность их частей.

(9) Вольный пересказ эпиграммы поэта Гетулика (см. кн.: «Греческая эпиграмма», — Гослитиздат, М. 1960, стр. 184); Луначарский мог познакомиться с ней по книге П. С. Когана «Очерки по истории древних литератур», т. I. Греческая литература, Госиздат, М. — Пг. 1923, изд. 5, стр. 104.

(10) Моисею, легендарному пророку и законодателю древних евреев, приписывается составление свода нравственно-религиозных законов, изложенных в Библии (так называемое Пятикнижие, состоящее из книг Бытия, Исхода, Левита, Чисел и Второзакония). Как и законы Солона, Моисеево законодательство способствовало установлению классовой иерархии.

(11) По легенде, после неудачной войны с Мегарами за остров Саламин афиняне запретили под страхом казни поднимать вопрос о возобновлении войны; тогда Солон, притворившись сумасшедшим, вышел на площадь и прочитал элегию «Саламин», которая так воодушевила слушателей, что они вновь бросились воевать и добились победы.

(12) Пересказ отрывка стихотворения Солона (см. Плутарх, Сравнительные жизнеописания, т. I. Солон, изд. АН СССР, М. 1961, стр. 104).

(13) Фрагменты стихотворений Сафо, найденные на папирусах в начале XX в., были переведены В. Вересаевым и изданы в 1915 г. (см. также в кн. «Эллинские поэты», Гослитиздат, М. 1963).

(14) По-видимому — переосмысление замечаний П. С. Когана, ср. его «Очерки по истории древних литератур», т. I, изд. 5, Госиздат, М. 1923, стр. 121.

(15) См. Гeсиод, Работы и дни, ст. 23–26 («Эллинские поэты», Гослитиздат, М. 1963, стр. 142).

(16) См. Вяч. Иванов, Эллинская религия страдающего бога, журнал «Новый путь», 1904, № 1, стр. 114 и далее; он же, Дионис и прадионисийство, Баку, 1923, гл. X–XI. Взгляды Ф. Ф. Зелинского на греческую трагедию полнее всего изложены в статье «Софокл и героическая трагедия» в кн. Софокл, Драмы, т. I–II, М. 1914–1915.

(17) Имеется в виду данное Аристотелем определение трагедии: «подражание действию важному и законченному… посредством действия, а не рассказа, совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов» (см. Аристотель, Об искусстве поэзии, Гослитиздат, М. 1957, стр. 56).

(18) Луначарский излагает рассказ Солона об афинянине Телле, приведенный Геродотом в «Истории». В рассказе Солона следует отметить также моменты, характеризующие идею высокой гражданственности, «общественного начала», о котором Луначарский говорит выше. «Родное государство Телла было счастливо… он помог своим обратить врагов в бегство и умер мужественною смертью; афиняне похоронили его на государственный счет на том самом месте, где он пал, и почтили высокими почестями» (Геродот, История в девяти книгах, М. 1888, т. 1, стр. 15).

(19) Имеется в виду борьба демократической и консервативной партий в Афинах в середине V в. до н. э.

(20) Формула Протагора «человек есть мера всех вещей» приводится, напр., Платоном в диалоге «Теэтет», гл. 8, Соцэкгиз, М.-Л. 1936, стр. 32.

(21) Вольный пересказ комедии «Лягушки» требует некоторых уточнений: бог Дионис, персонаж комедии, ошибочно назван здесь по его прозвищу «Вакхом»; состязание между Эсхилом и Еврипидом происходит не на земле, а в самой преисподней; Софокла в числе действующих лиц комедии нет.


Третья лекция*

(1) Сент Шапель (церковь в Париже) и Брюссельская ратуша — архитектурные памятники готики.

(2) «Золотая легенда» — составлена архиепископом Яковом Вораджо (XIII век).

(3) К «рыцарскому эпосу» (по терминологии Луначарского) сюжеты «Эдды» приблизились лишь в XII–XIII веках, приняв форму саг (например, саги о Вольсунгах, построенной на сюжетах «Эдды»).

(4) Индра — первоначально бог грозы и бури, позднее также бог войны в ведической религии (по памятнику древнеиндийской словесности «Веды»).

(5) «Песнь о Нибелунгах» развилась не из песен «Эдды»; вероятно, и «Эдда» и «Песнь о Нибелунгах» идут от общей эпической германской основы, сложившейся в прирейнских областях между VI и X веками.

В «Эдде» первую жену Сигурда зовут Брингильда, вторую — Гудруна; в «Песни о Нибелунгах» жена Зигфрида (Сигурда) — Кримгильда.

В основе «Песни о Нибелунгах», как и в большинстве так называемых героических песен «Эдды», сказки мифологического характера переплелись с деформированным, превращенным в легенду историческим преданием о прошлом некоторых германских племен (готов, бургундов, франков). Подробнее об этом см. статью В. М. Жирмунского «Германский героический эпос в трудах А. Хойслера». — В кн. А. Xойслер, Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах, изд. Иностранной литературы, М. 1960.

(6) Аттила в «Песни о Нибелунгах» называется Этцелем.

(7) Терминология Луначарского здесь нуждается в некотором уточнении: chansons de geste, или «Песни о подвигах» («Песни о деяниях»), к которым принадлежат и упоминаемые ниже «Рауль де Камбре» и «Песнь о Роланде», сами являются произведениями французского феодального героического эпоса, выросшего из народных песен.

(8) «Песнь о Роланде», как и почти все остальные «Песни о подвигах», дошла до нас в версии, сложившейся в XII веке. Наиболее совершенным является так называемый Оксфордский список поэмы (около 1170 года).

(9) Готфрид Страсбургский — автор «Тристана и Изольды». «Парцифаль» (1200–1210) — написан Вольфрамом фон Эшенбахом; авторы «Романа о Розе» — Гильом де Лоррис и Жан де Мён.

(10) Цикл рыцарских, или куртуазных, романов и повестей о короле Артуре и его рыцарях (так называемые «романы Круглого стола», «Артуров цикл», «Бретонский цикл»), в основном сложившийся в XII–XIII веках, восходит к кельтским преданиям о вековой борьбе между британскими и германскими (англы, саксы, юты) племенами за Британию. В этой борьбе прославился один из кельтских племенных вождей, известный под именем Арторикса (VI в. н. э.). Его жизнь и подвиги легли в основу сюжета многочисленных произведений кельтского устного творчества в Уэльсе (Англия) и Бретани (Северная Франция). Романы Артурова цикла — международное явление литературы XII–XIII веков. Они известны в различных вариантах.

В ряде случаев кельтские сюжеты Артурова цикла переплелись с сюжетами, заимствованными из памятников церковной литературы более позднего времени. В романах Артурова цикла сказалось заметное влияние литературы Ближнего Востока. Религиозные и военные мотивы особенно сильны в легенде о святом Граале, вошедшей во французские и немецкие романы Артурова цикла. Луначарский не упоминает имени Кретьена де Труа (XII век), крупнейшего французского трувера, автора ряда куртуазных романов. Но именно ему принадлежит создание первой версии романа о Граале — «Персеваль, или Повесть о Граале» (после 1180 года). Роман Кретьена де Труа вдохновил Вольфрама фон Эшенбаха на создание его «Парцифаля».

(11) Автор упомянутых сирвент не Бертран Дюгесклен, а Бертран де Борн. Ниже Луначарский излагает, по-видимому, сирвенту «Мужики, что злы и грубы…»

(12) Поэт, носивший фамилию Биргнер, неизвестен. Вероятно, Луначарский имеет в виду поэта XIII века Вернера дер Гертнера («Садовника»), которому приписывалось авторство поэмы «Селянин Хельмбрехт».

(13) Первая редакция поэмы (точное название «Видение о Петре-Пахаре») появилась около 1362 года, вторая — около 1377 года, то есть не в XIII, а в XIV веке.

(14) Мэтр-Ренар (во французском эпосе) или Рейнеке-Лис (в немецком эпосе) — хитрый лис — герой сатирического животного эпоса XII–XIV веков.

(15) Имеется в виду фабльо о крестьянине-лекаре.

(16) Далее следует пересказ одного из шванков, составивших сборник «Поп Амис» немецкого поэта Штриккера (XIII век).

(17) После этих слов в первоначальном тексте «Истории западноевропейской литературы» Луначарского было: «На этих примерах ясно видна разница между басней и фабльо. Писатели классов, которым приходится действовать не прямо, стараются уязвить противника, скрываясь под басней, под смешным рассказом» (см. издание 1930 г., ч. I, стр. 102).

(18) Тиль Уленшпигель — герой народной нидерландской литературы (в немецких землях — Эйленшпигель); персонаж шванков и народных преданий, известных с XIII–XIV веков. В XVI веке была популярна немецкая плутовская книга о Тиле Эйленшпигеле, широко известная и в Нидерландах.

(19) Версия, согласно которой французский поэт Франсуа Вийон был повешен, в настоящее время считается ошибочной. Вийон был приговорен к повешенью, но этот приговор был заменен изгнанием из Парижа.

(20) Возможно, имеется в виду «Мистерия Ветхого завета», действительно насчитывавшая до 50 000 стихов и 243 действующих лица (XV век).

(21) Ср. Г. Лансон, История французской литературы, т. I, Товарищество типографии А. И. Мамонтова, М. 1896, стр. 273 (раздел «Мистерии»).


Четвертая лекция*

(1) См. В. М. Фриче, Очерк развития западноевропейской литературы, Госиздат, М. 1922, стр. 15.

(2) Первым полновластным правителем Флоренции из рода Медичи стал в 1434 году Козимо Старший; в 1469 году его место занял Лоренцо Великолепный. Выше Луначарский охарактеризовал демагогические средства, пользуясь которыми Медичи вели борьбу с родовой: аристократией.

(3) Речь идет о посланиях ко всем итальянцам (1310), к флорентийцам (1311) и к германскому королю Генриху VII (1311), в которых Данте поносил своих политических врагов и поддерживал Генриха VII во время его военного похода в Италию. Данте полагал, что военное вмешательство императора прекратит раздоры менаду итальянскими государствами. Флорентийцы ответили на это возобновлением приговора об изгнании Данте. Луначарский рассказывает о первом из этих посланий.

(4) Неточность, следует: в 17-й песни «Рая», стих 69. См. пер. В. Чуйко в кн.: Данте, Божественная комедия, в переводах русских писателей, изд. И. Глазунова, СПб. 1897 (ср. Данте Алигиери, Божественная комедия. Пер. М. Лозинского, Гослитиздат, М. 1961, стр. 534).

(5) Посылая Кангранде делла Скала, сеньору Вероны, вождю гибеллинов в Ломбардии, последнюю часть своей поэмы — «Рай» (1321), Данте сопроводил ее письмом. Слова Данте о цели поэмы не заканчивают письма; смысл их Луначарский передает точно.

(6) Четвертая эклога из сборника Вергилия «Буколики» (ок. 42–32 гг. до н. э.); стихи Вергилия, которые во времена Данте принимали за пророчество, приводятся в двадцать второй песни «Чистилища» (стр. 70–72). Далее речь идет, вероятно, о средневековом «Видении апостола Павла».

(7) См. «Рай», песнь XXX, ст. 137.

(8) Послание Данте на латинском языке, озаглавленное: «Всем вместе и каждому отдельно: королю Италии, сеньорам благостного города, герцогам, маркизам, графам, а также народам смиренный итальянец, Данте Алигьери, изгнанник безвинный, молит о мире». Луначарский дает приблизительный, но по существу верный пересказ этого послания.

(9) Версия о насильственной смерти Генриха VII, будто бы отравленного, не подтверждается исторической наукой. Он заболел в походе и скончался неподалеку от Сиены (1313).

(10) Точнее, в 3-й канцоне 4-го трактата.

(11) В поэме Данте словом «stelle» — «звезды», или «светила», заканчивается каждая из трех частей. Слово это имеет во всех трех случаях один к тот же смысл, но по отношению к небесным светилам, где, по средневековым представлениям, обитают души праведников, поэт оказывается каждый раз в новом положении — все ближе.

(12) Имеется в виду кн.: К. Vossler, Die Göttliche Komödie, Heidelberg. 1907–1910.

(13) В Авиньон, пограничный французский город, перенес свою резиденцию из Рима папа Климент V, гасконец по национальности, Выбранный на папский престол при содействии французского короля Филиппа IV, Климент V уступил ему за это часть церковных доходов в пределах Франции и поставил себя, а также своих преемников в подчиненное перед королем положение. В этом и заключалось Авиньонское, или, как иногда называют, Вавилонское, пленение (1309–1377).

(14) Петрарку увенчали золотым венком на Капитолии (1341), возродив обычай античных времен.

(15) Подготавливая курс своих лекций к переизданию, Луначарский предполагал перенести сюда в дополнение к характеристике Макиавелли отрывок из пятой лекции, соответствующее место в тексте которой было вычеркнуто, однако перенос оказался все же не осуществлен. После характеристики Макиавелли как мыслителя и политического деятеля, повторяющей сказанное о нем в четвертой лекции, и упоминания его комедии «Мандрагора», Луначарский продолжал: «Она представляет собой выдающееся произведение в смысле веселого смеха. Но хотя есть там некоторые подтрунивания над духовенством, никакой другой цели не преследуется, кроме гривуазного, немножко жирного, немножко фривольного, раскатистого смеха» (издание 1930 г., ч. I, стр. 148).

(16) Ср. характеристику взглядов Петрарки на античных авторов, в частности на Цицерона, в кн.: М. С. Корeлин, Очерк из истории философской мысли в эпоху Возрождения. Миросозерцание Франческо Петрарки, изд. тип. И. Н. Кушнерева, М. 1899, стр. 36–38.

(17) Речь идет о «Книге песен» (поел. ред. 1366) Петрарки, которая состоит из двух частей: сонетов «На жизнь Лауры» и сонетов «На смерть Лауры»; о его обширной латинской переписке и автобиографических произведениях: диалогах «О презрении к миру» (1342–1343) и «Письме к потомкам» (после 1370).

(18) «Неистовый Роланд» (1505–1532). Луначарский разбирает это произведение в пятой лекции.

(19) Речь идет, очевидно, о картинах Боттичелли «Рождение Венеры» (ок. 1485) и «Мадонна с поющими ангелами» (1494).


Пятая лекция*

(1) Б. Кастильоне, Книга о придворном (1528).

(2) Картины на подобные сюжеты были весьма распространены в западноевропейской живописи XIII–XVII веков. Называя «Мадонну со святыми», Луначарский, вероятно, имеет в виду одно из многочисленных полотен Боттичелли на этот сюжет и, говоря о «Празднике в лесу», — его же картину «Весна».

(3) Роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533–1564) состоит из пяти книг (причем книга вторая была издана раньше других). Герой первой книги — Гаргантюа, остальных — Пантагрюэль.

(4) На все вопросы путников Оракул Бутылки в романе Рабле отвечает загадочным словом «Тринк» (Trinch — ст. нем. (?) «Пей»). Надпись на дверях Телемского аббатства, которое еще раньше посещают путники, гласит: «Делай что хочешь». Луначарский по-своему толкует эти призывы.

(5) Чебутыкин из пьесы А. П. Чехова «Три сестры».

(6) См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23, стр. 725–728.

(7) Точнее: «Новая Атлантида» (опубликована посмертно, 1627). Луначарский возвращается к разбору этого произведения в статьях «Экскурсии в мир Шекспира. По следам Густава Ландауэра» («Красная нива», 1923, №№ 4–6, 9), «Шекспир. Социально-идеологическая характеристика» и «Фрэнсис Бэкон» (см. т. 6 наст. изд.).

(8) Романа под названием «Дома» у польского писателя Анджея Немоевского нет. Ситуация, близкая к упоминаемой Луначарским, имеется в пьесе Немоевского «В семье» (1889).

(9) Заметным событием в первые годы советского театра был спектакль «Овечий источник», поставленный в 1918 году в киевском театре быв. Соловцова К. Марджановым, в 1919 году — на сцене петроградского театра, организованного Н. В. Петровым, и в 1922 году — в тбилисском театре имени Шота Руставели.

(10) См. В. М. Фриче, Очерк развития западноевропейской литературы, Госиздат, М. 1922, стр. 56.

(11) Луначарский по-своему передает предсмертные слова Дон Кихота, повторенные им и в завещании, что он «уже не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, за свой нрав и обычай прозванный Добрым» (см. Сервантес, Дон Кихот, часть II, Гослитиздат, М. 1959, стр. 597).

(12) Имеется в виду статья И. С. Тургенева «Гамлет и Дон Кихот» (1860). Высоко ставя готовность Дон Кихота к самопожертвованию, Тургенев нигде, однако, не называет его святым. О «святых Дон Кихотах» писал А. И. Герцен в цикле статей-писем «Концы и начала» (см. А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. XVI, Гослитиздат, М. 1959, стр. 153).


Шестая лекция*

(1) В более точном историческом смысле идиллические представления о «старой веселой Англии» (old merry England) связываются с дошекспировским временем — порой расцвета мелких свободных земледельцев — «йоменов» (вторая половина XIV — первая половина XV века). Их патриархальный уклад жизни ко времени правления Елизаветы был уже сильно подорван.

(2) Отношение Вольтера к Шекспиру было двойственным. В «Философских письмах» (1734) он назвал его «гением, полным силы, естественности, возвышенности», однако тут же оговорил: «но лишенным хорошего вкуса и знания правил». В «Рассуждении о древней и новой трагедии» (1748) Вольтер писал о «Гамлете»: «Можно подумать, что произведение это является плодом воображения пьяного дикаря». В предисловии к своей последней трагедии «Ирена» (1778) Вольтер подвел итог своим суждениям о Шекспире: «Дикарь с искрами гения, которые сверкают среди мрачной ночи его творчества» (цит. по статье Н. П. Верховского «Шекспир в европейских литературах». — См. кн.: «Шекспир. Сб. статей», «Искусство», Л.-М. 1939, стр. 31–34, а также кн.: К. Н. Державин, Вольтер, изд. АН СССР, М.-Л. 1946, стр. 327–329).

(3) Неточная цитата из реплики Яго. Буквально Яго говорит: «Наши тела — сады, в которых желания наши — садовники» («Отелло», д. I, сц. 3).

(4) Бен Джонсон поместил в первом посмертном собрании пьес Шекспира (1623) два стихотворения. Ни одно из них не может быть истолковано как насмешка. В первом из них говорится о гравированном портрете Шекспира, слабом по исполнению; во втором дана восторженная характеристика Шекспира. Кроме того, высокий, хотя и не без критики, отзыв о Шекспире Бен Джонсон оставил в книге набросков «Леса, или Открытия о людях и. предметах» (1635).

(5) «Бэконианская» версия авторства пьес Шекспира была разработана в книге Дэлии Бэкон «Разоблачение философии Шекспира» (Shakespeare's Philosophy Unfolded, London, 1857). Обширный материал с критикой этой версии помещен в издании: Шекспир (Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова), т. V, изд. Брокгауз и Ефрон. СПб. 1902–1904. См. также Н. И. Сторожeнко, Модная литературная ересь. — В кн. Опыты изучения Шекспира, изд. Васильева, М. 1902, стр. 359–382.

(6) О дальнейшей эволюции взглядов Луначарского на вопрос о личности Шекспира см. стр. 469 наст. тома.

(7) «Ретлендовская» версия была выдвинута Карлом Блейбтреем в кн. «Der wahre Shakespeare» (1907) и разработана бельгийским историком Селестеном Дамблоном в кн. «Lord Ruthland est Shakespeare», P. 1912.

Ф. Шипулинский изложил эту версию в кн. «Шекспир-Ретленд» (М. Госиздат, 1924). Немецкий писатель Гартлебен упомянут Луначарским случайно; оговорка объясняется тем, видимо, что он нередко выступал в соавторстве с Блейбтреем. Впервые к «шекспировскому вопросу» Луначарский обратился в статье «Разоблачение одной из величайших тайн» (1912). См. А. В. Луначарский, Этюды критические, М.-Л. 1925, стр. 325–333.

(8) «Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594).

(9) По новейшей хронологии шекспировских пьес «Кориолан» датируется 1608 годом.

(10) Источник цитаты установить не удалось. Из отзывов современников о Ретленде к этому близко лишь мнение Антони Вуда, который называл Ретленда «выдающимся путешественником и хорошим солдатом». Эти слова были процитированы и в упомянутой книге Ф. Шипулинского (стр. 120). Вместе с тем Бен Джонсон именовал Шекспира «эвонским лебедем». Возможно, некоторое совмещение в памяти этих высказываний и дало Луначарскому повод таким путем охарактеризовать Ретленда.

(11) «Троил и Крессида» в переводе А. М. Федорова (д. I, сц. 3). Здесь и в дальнейшем Луначарский цитирует Шекспира по изданию: Шекспир (под ред. С. А. Венгерова), изд. Брокгауз и Ефрон, СПб. 1902–1904; Луначарский допускает незначительные отклонения, которые мы специально не оговариваем.

(12) Луначарский передает близко к тексту реплики 1-го и 3-го горожанина из трагедии «Кориолан» (д. II, сц. 3) в переводе А. Дружинина. Здесь и далее цитаты из «Кориолана» — в этом переводе.

(13) Там же, д. I, сц. 1.

(14) Там же.

(15) Луначарский со значительными сокращениями цитирует выше монолог Кориолана (д. III, сц. 3) и дает почти дословный пересказ заключительных строк его монолога (д. V, сц. 3).

(16) Этого мнения придерживался В. М. Фриче.

(17) Луначарский ведет полемику с критиком-декадентом Львом Шестовым, передавая здесь и далее своими словами суть его высказываний из введения к «Юлию Цезарю» в издании: Шекспир (под ред. С. А. Венгерова), т. III, изд. Брокгауз и Ефрон, СПб. 1902, стр. 146–153.

(18) «Юлий Цезарь» (д. I, сц. 2) — здесь и далее (без специальных оговорок) в переводе П. Козлова.

(19) Там же, д. I, сц. 3.

(20) Там же — из реплик Кассия (д. I, сц. 3).

(21) Там же, д. II, сц. 1. Перевод Д. Михаловского. Полное собрание сочинений Виллиама Шекспира в переводе русских писателей; 5-е издание, под редакцией Д. Михаловского, том третий, СПб. 1899. Цитата приведена Луначарским с пропуском строки. После слов «… против его мы духа восстаем», следует читать: «а дух людей ведь не имеет крови».

(22) Там же, д. III, сц. 1, — с некоторыми сокращениями и ремарками Луначарского (снова в переводе П. Козлова).

(23) Там же, д. V, сц. 5.

(24) Продолжая полемику с Шестовым, Луначарский спорит также с либеральным адвокатом и публицистом В. Д. Спасовичем, которым для издания Шекспира под ред. С. А. Венгерова была написана вступительная статья к «Кориолану» (т. IV, стр. 134–144). Эту полемику Луначарский развернул в серии статей «Экскурсии в мир Шекспира. По следам Густава Ландауэра», опубликованных в журнале «Красная нива», 1923, №№ 4–6, 9.


Седьмая лекция*

(1) Св. Себастьян — христианский мученик, погибший от рук язычников (III в. н. э.). Мученичества св. Себастьяна были постоянным сюжетом живописи Возрождения. Наиболее известны картины Антонелло да Мессина, Рафаэля, Тициана, Ван-Дейка, Ганса Гольбейна, Караваджо, Джорджоне.

(2) Религиозная секта, возникшая в Германии накануне Крестьянской войны 1525 года. Выступая против религиозной иерархии и религиозных таинств, анабаптисты, по существу, выступали против феодального режима.

(3) Вернер Зомбарт, Буржуа, Госиздат, М. 1924, стр. 83–84, 93.

(4) Имеются в виду две лучшие поэмы Мильтона: «Потерянный рай» (1667) и «Возвращенный рай» (1671).

(5) В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» К. Маркс писал:

«В классически строгих традициях Римской республики гладиаторы буржуазного общества нашли идеалы и художественные формы, иллюзии, необходимые им для того, чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии. Так, одним столетием раньше, на другой ступени развития, Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета»

(К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения т. 8, стр. 120).

(6) Гедеон — по библейской легенде — один из известнейших судей израильских, рассеявший стан мадиамский. Зоровавель — по Библии и Евангелию — вождь иудеев.

(7) Персонаж мистерии Байрона «Каин» (1821).

(8) Речь идет о принце Конде, одном из известнейших полководцев Людовика XIV, участнике Фронды.

(9) См. статью Анатоля Франса «Жан Расин» — в кн.: А. Франс, Собр. соч. в восьми томах, т. 8, Гослитиздат, М. 1960, стр. 348–370.

(10) См. Макс Вебер, История хозяйства, Пг. 1923, стр. 228–229.

(11) Вероятно, Луначарский имеет в виду слова Робеспьера из его речи «О принципах политической морали»:

«Мы хотим заменить в нашей стране: эгоизм нравственностью, честь честностью, привычки принципами, приличия обязанностями… то есть мы хотим заменить все пороки и все нелепые стороны монархии всеми добродетелями и чудесами Республики»

(см. Максимилиан Робеспьер, Революционная законность и правосудие, Госюриздат, М. 1959, стр. 205).

(12) Впоследствии пьеса переводилась под названием «Мнимый больной». Луначарский допускает здесь неточность: Мольер умер не на сцене, а у себя дома по окончании спектакля.

В «Истории западноевропейской литературы» издания 1930 года эта лекция заканчивалась следующим текстом:


«Так он, по тогдашним понятиям, по-человечески и не был погребен.

Чтобы сделать маленькую перемычку к следующей лекции, где я перейду к XVIII веку и остановлюсь на трех больших писателях — Вольтере, Дидро и Руссо, — скажу еще следующее.

Когда умер Людовик XIV, оставив Францию в тяжелых условиях, со скверно сложившимся положением на военном фронте, с расстроенным внутри хозяйством, то было ясно, что монархия подорвала свою внутреннюю силу. И следовавшее затем Регентство и век Людовика XV начинают являть признаки конца. Вы знаете знаменитую фразу Людовика XV: „После нас хоть потоп“. Каждый чувствовал, что потоп недалеко, и хотел вдосталь пожить и умереть вовремя, что Людовику XV и удалось. Дворянство сделалось до крайности фривольным и потеряло остаток силы и характера. Крестьянство впало в ужасную нищету, торговому капиталу был нанесен сильный удар конкуренцией иностранцев. Франция обнищала. Однако буржуазия исподволь крепла, захватывала дворянские земли на местах, создала бюрократическую буржуазию в лице судейских семей, которые из поколения в поколение наследовали должность, брала на откуп разные чисто государственные монополии.

Ремесла во Франции росли, но политика была скверная, и буржуазия чувствовала, что прошло то время, когда ей нужна была монархия. Она постепенно накопляла в себе негодование и с удовольствием вспоминала о Кромвеле и его топоре. Чем дальше, тем этих революционных сил, ненавидящих монархию, накоплялось все больше во французском обществе.

Стиль этого переходного времени называется стилем рококо. Это было возвращение к барокко, но по-новому. Стройность форм стиля Людовика XIV, эти утонченные колонны, поставленные на красивые постаменты, эти большие фасады с ровно расставленными окнами, эти величественные колоннады, эти подстриженные деревья садов с милитаризованными формами, вся эта геометрическая размеренность, вся эта изящная импонирующая пышность исчезли. Вновь начинается беспокойство. Почему? Потому что спокойных людей больше нет. У короля нет спокойствия на душе, как и у дворян, которые сознают, что скоро наступит „потоп“, — у них землю захватил какой-нибудь буржуа купец, у них масса долгов и постоянная забота о том, откуда бы достать денег для того, чтобы прожить следующий месяц. О, беспокойств масса! Такое же беспокойство и у буржуазии, которая алчет наживы и натыкается на каждом шагу на противоречия, на скверные законы, на неправильные поборы, на конкуренцию иностранцев, которая ее бьет. Буржуазия начинает уже выдвигать свою бюрократию, своих экономистов, которые защищают естественную экономию против государства и его неправильной экономической политики. Снизу развиваются революционные силы, — и там тоже беспокойно.

И вот, благодаря этому всеобщему беспокойству, сламываются и спокойные линии стиля. Если в барокко линии были беспокойные, то и здесь все беспокойно, но только в какой-то небрежной, легкомысленной вариации.

Фигура в скульптуре может быть различно поставлена. Когда ставят монументальную фигуру, большею частью ее ставят фронтально, в важной церемониальной позе. Но можно поставить ее в нарочито подвижной позе. Скажем, рассердился человек, кулаками размахивает, возмущение выражает. Это — барокко. Но если мы видим человеческую фигуру как бы в пляске, фертом вывернутые ноги и руки — это будет рококо. В рококо все линии как бы танцуют под какую-то музыку. Эти пухленькие дети, которые смеются, играют, перебрасываются розами, эти комнаты и мебель, все розовенькие, голубенькие, желтенькие. На убранных цветами плафонах и стенах изображены феи, нимфы, которые между облаков и звезд занимаются амурными делами. Самый торжественный зал заседаний превращается в будуар. Тогдашняя аристократия любила этот стиль и стала выделывать все кругленьким, все в завитушках и в погремушках и в веселеньких красках.

Лишенный спокойствия, проплеванный уже дворянин старался прожечь жизнь повеселее. Когда все проходило в маскарадах и в попытках занять деньги, это был более или менее свойственный ему жизненный фон. В рококо есть и много прелести, рококо необычайно изящен. Художники создали такие плафоны, такую изящную, прелестную мебель, такие очаровательные дворцы, полные, как бонбоньерка, чего-то сладостного и чувственно вольного, что кажется: хорошо бы так пожить в веселом маскараде, с такими милыми пастушками и пастушками. И часто спрашиваешь, откуда это? Плеханов говорит, что рококо есть выражение умирающего дворянства (см. Г. В. Плеханов, Избранные философские произведения в пяти томах, т. V, Соцэкгиз, М. 1958, стр. 423–424. — Ред.). Но как-то трудно допустить, чтобы умирающее дворянство могло так весело умирать. Очень уж свежи ямки на щеках, очень уж раскатист жемчужный смех, очень уж много чудесного, здорового, прелестно обнаженного тела, которое создавали художники Буше и Фрагонар, которых и теперь мы считаем очень крупными, а до них великий Ватто, который изображал эти же пасторали и эту же изящную жизнь, только немного посерьезнее.

Но вот Гаузенштейн, немецкий исследователь, набрел наконец на настоящее объяснение дела (имеется в виду кн.: В. Гаузенштейн, Искусство рококо, М. 1914. — Ред.). На самом деле искусство это было тоже буржуазное; это было искусство не дворянское, а растущей буржуазии. Кто задавал тон и кто был заказчиком? Оказывается, что главным образом это была золотая молодежь из буржуазных семей, сыновья откупщиков и ростовщиков. На общем фоне распада Франции эта часть буржуазии нажила огромные состояния. Она тоже строила дворцы, она давала своим детям громадные деньги, набивала им карманы луидорами, так что дворянчики должны были порой преклоняться перед такими своими товарищами из банкирских семей, которые могли дать им сотенку червонцев. Вот они и были заказчиками, по которым подтягивалось дворянство. Дворянство было более хилое, вырождающееся, а тон задавали эти молодые буржуа, которые сорили золотом и покупали все. И дворянство стремилось прожить жизнь вместе с золотой буржуазной молодежью, в которой был большой запас новых, свежих сил.

Но кто отвечал на эти заказы? Тоже буржуа. Буше был буржуа — самая фамилия его чисто буржуазная. Фрагонар был буржуа. Все эти люди, которые создали чудесные вещи времени рококо, были ремесленники, люди низов, и, в то время как кругом жизнь была печальна, и должна была прийти еще более тяжелая разруха, а потом и революция, со всеми ее ужасами, внутри этого класса клокотала какая-то жизнерадостность. Там, где этот класс выступал против королевской власти, там он становился все серьезнее, одевался все чиннее, лицо его делалось все строже, он стремился быть все более и более честным, и ко времени Французской революции он выделит свое искусство с этого фланга средней буржуазии.

А там, где буржуа снабжал деньгами разоряющееся дворянство, там, где он кутил вместе с ним, причем дворяне от этого разорялись, а он богател, — там, в этой части буржуазии, начала выделяться золотая молодежь. Эта золотая молодежь толпою окружала умирающее дворянство, ее жизнерадостность, которой само дворянство создать никак не могло, била ключом.

Зарождающаяся буржуазия, в известной своей части, превращается в паразита разорявшегося дворянства и к тому времени так нажилась, что стояла уже на материальном и культурном уровне самого дворянства, и в его смертный час, в эпоху Людовика XV, окружила его громкими именами, пестрой красотой, фейерверочной веселостью и большим изяществом, которые она черпала из своих свежих соков.

Соответственно вкусу самого дворянства, демократия хоронила его по первому разряду. Сидевший в изящной бонбоньерке дворянин, пересчитывая свое последнее золото и не зная, что с ним завтра будет, бормотал: „После нас хоть потоп!“ — но при этом говорил окружавшим его обойщикам и вале-де-шамбрам: „Так забавляйте же меня!“ Те его забавляли и забавлялись при этом сами, а на самом деле они творили особую страницу культуры, которая стала для нас теперь ценной не потому, что она была последней страницей падающего дворянства, а потому, что она была интересной страницей поднимающейся буржуазии. И, может быть, в том недалеком будущем, когда пролетариат будет строить свою культуру, он будет оглядываться сюда и здесь черпать некоторые свои мотивы, когда ему просто захочется безудержно повеселиться, потому что пролетариату после побед, пролетариату, натерпевшемуся много горя, пролетариату, на котором лежат очень важные обязанности, надо же иногда повеселиться! И в этом случае в огромном наследии прошлого он может взять подходящие мотивы из того или иного изящного века, и немало может ему дать в этом смысле именно время рококо»

(ч. I, стр. 234–238).


Восьмая лекция*

(1) Королевский дворец Тюильри был взят восставшими парижанами 10 августа 1792 года.

(2) В статье «Буржуазия и контрреволюция» К. Маркс писал: «Весь французский терроризм был не чем иным, как плебейским способом разделаться с врагами буржуазии, с абсолютизмом, феодализмом и мещанством» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 6, стр. 114).

(3) См. заключительное слово В. И. Ленина по докладу о продовольственном налоге 27 мая 1921 года на X Всероссийской конференции РКП(б) (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 43, М. 1963, стр. 329).

(4) Мелкобуржуазная утопическая теория, проповедующая уравнительный передел частной собственности.

(5) «Кодекс природы, или Истинный дух ее законов» (1755).

(6) В «Анти-Дюринге» Ф. Энгельс писал:

«Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы [Naturnotwen-digkeiten] господстве над нами самими и над внешней природой; она поэтому является необходимым продуктом исторического развития… каждый шаг вперед на пути культуры был шагом к свободе». Но, заключал Ф. Энгельс, подлинная свобода будет достигнута, когда станет «возможным осуществить такое состояние общества, где не будет больше никаких классовых различий, никаких забот о средствах индивидуального существования и где впервые можно будет говорить о действительной человеческой свободе, о жизни в гармонии с познанными законами природы»

(К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 20, стр. 116–117; см. также стр. 294–295).

(7) Этими словами Вольтер заканчивает многие письма 1760-х годов. См. в кн.: Вольтер, Бог и люди. Статьи, памфлеты, письма, т. II, изд. АН СССР, М. 1961.

(8) Имеется в виду «Послание к автору новой книги о трех самозванцах» (1769).

(9) Ср. Г. В. Плеханов, Избранные философские произведения в пяти томах, т. I, М. 1956, стр. 521, 602.

(10) Луначарский имеет в виду упомянутую выше книгу Морелли «Кодекс природы, или Истинный дух ее законов».

(11) См. работы Дидро «Мысли об объяснении природы» (1754) и «Разговор д'Аламбера с Дидро» (1769) в кн.: Д. Дидро, Собр. соч. в 10 томах, т. I, Academia, М.-Л. 1935, стр. 299–356, 367–382.

(12) Цвинглианство — одно из течений бюргерско-буржуазной реформации XVI века, разработанное швейцарским церковным реформатором Ульрихом Цвингли. Учение Цвингли встретило поддержку крестьянства и плебейских масс, которые выступали против католицизма как главной опоры феодальных отношений.

(13) «Исповедь блаженного Августина» — одно из первых в европейской литературе автобиографических произведений, написанное около 400 года Аврелием Августином.

(14) Точное название темы, предложенной Дижонской академией: «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов». Трактат Руссо на эту тему называется «Рассуждение о науках и искусствах» (1750).

(15) Имеется в виду французская конституция 1793 года. Основные положения книги Ж.-Ж. Руссо «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (1762) повторял в своих речах Робеспьер.

(16) Речь идет о книге: Джон Дьюи и Эвелина Дьюи, Школа будущего, изд. «Работник просвещения», М. 1922.

(17) Трактат Руссо «О причинах неравенства» (1754) (см. о нем в книгах: В. И. Засулич, Жан-Жак Руссо. Опыт характеристики его общественных идей, изд. «Новая Москва», М. 1923; Генриетта Роланд Г о л ь с т, Жан-Жак Руссо. Его жизнь и сочинения, изд. «Новая Москва», М. 1923).

(18) Имеется в виду кн.: Генрих Эйльдермап, Первобытный коммунизм и первобытная религия, 2-е переработ, изд., изд-во «Безбожник», М. 1930 (1-е изд. — 1923 г.).

(19) В докладе «Об отношении религиозных и нравственных идей к республиканским принципам и о национальных празднествах» на заседании Конвента 7 мая 1794 года (18 флореаля II года) Робеспьер говорил: «Человек — величайший предмет, существующий в природе, а великолепнейшее из всех зрелищ — это зрелище собравшегося великого народа». Цит. по кн.: Жюльен Тьерсо, Песни и празднества французской революции, Музиздат, М. 1933, стр. 140.

(20) Армия Французской республики (по синему цвету мундиров).


Девятая лекция*

(1) В третьей книге «К истории религии и философии в Германии» Г. Гейне писал: «Но если Иммануил Кант, этот великий разрушитель в царстве мысли, далеко превзошел своим терроризмом Максимилиана Робеспьера, то кое в чем он имел с ним сходные черты, побуждающие к сравнению обоих мужей» (Г. Гейне, Собрание сочинений в десяти томах, т. 6, Гослитиздат, 1958, стр. 97).

(2) Имеется в виду книга К. Фишера «История новой философии», выходившая частями в период 1852–1903 годов.

(3) Чернышевский посвятил Лессингу не диссертацию, а книгу «Лессинг, его время, его жизнь и деятельность» (1856–1857).

(4) Г. В. Плеханов, Н. Г. Чернышевский (1910). Подробнее об этой книге см. т. 1 наст, изд., стр. 567, примеч. 3.

(5) См. «Несвоевременные размышления» Фр. Ницше. Поли. собр. соч., т. 2, «Московское книгоиздательство», 1909, стр. 27–28.

(6) Луначарский передает известный разговор Лессинга с Фридрихом-Генрихом Якоби 6 и 7 июля 1779 года. В записи Якоби разговор этот был опубликован в 1785 году под названием «Об учении Спинозы в письмах г-ну Мозесу Мендельсону».

(7) Имеется в виду «История западной литературы (1800–1910)». Под ред. Ф. Д. Батюшкова, изд. «Мир», М. 1912, тт. I–III. (Издание осталось незаконченным: в 1917 году начал выходить отдельными выпусками 4-й том.) О Лессинге и Гердере см. т. I, глава 1, стр. 82–85. Луначарский неоднократно обращался к этой книге при подготовке своих лекций.

(8) См. И. П. Эккерман, Разговоры с Гёте в последние годы его жизни, Academia, М. — Л. 1934, стр. 450.

(9) Эта мысль содержится в письме Лессинга не к Гёте, а к Иоганну Иоахиму Эшенбургу (от 26 октября 1774 г.): «Ну, дорогой Гёте, еще одну главку в заключение: и чем циничнее, тем лучше!» (G. Е. Lessing, Gesammelte Werke, Bd. IX, Berlin, Aufbau, 1957, S. 615).

(10) Эти слова принадлежат не Шиллеру, а Шубарту (повесть «Из истории человеческого сердца»; ср. кн.: «Немецкие демократы XVIII века. Шубарт, Форстер, Зейме», Гослитиздат, М. 1956, стр. 90).

(11) Пересказ заключительного монолога Карла Моора (д. V, сц. 2).

(12) Ср. «Коварство и любовь», д. II, сц. 2.

(13) Ср. Ф. Шиллер, Дон Карлос, инфант Испанский, д. III, явл. 10.

В цитируемом переводе М. Достоевского первая строка звучит так: «Наш век ддя идеалов не созрел моих».

(14) Обе цитаты — из «Писем об эстетическом воспитании человека» (1793–1794) Шиллера (ср. Шиллер, Собр. соч. в восьми томах, т. VI, Гослитиздат, М.-Л. 1950, стр. 290, 314).

(15) Заключительная строфа стихотворения Шиллера «Начало нового века» в переводе В. Курочкина (ср. там же, т. I, Academia, М.-Л. 1937 г. стр. 259). В цитате допущена неточность. В переводе Курочкина: «Красота цветет лишь в песнопенье».

(16) Первым произведением Шиллера периода, о котором говорит Луначарский, была трилогия о Валленштейне (1798–1799). Далее последовали «Мария Стюарт» (1801), «Орлеанская Дева» (1801), «Мессинская невеста» (1803). О трактовке Луначарским драмы «Вильгельм Телль» (1804) см. стр. 469 наст. тома.

(17) Слова Вильгельма Телля из д. V, сц. 2.

(18) Драма Шиллера «Разбойники» закончена в 1781 году, а 13 января 1782 года состоялась ее премьера в Маннгеймском театре. 22 сентября 1782 года Шиллер бежал из герцогства Вюртембергского, и «в бегах» была задумана драма «Коварство и любовь» (1783).

(19) Неточность: Гёте был отмечен веймарским герцогом Карлом-Августом.

(20) Вероятно, имеется в виду следующее место из статьи Ф. Энгельса «Немецкий социализм в стихах и прозе»:

«…в нем [Гёте] постоянно происходит борьба между гениальным поэтом, которому убожество окружающей его среды внушало отвращение, и осмотрительным сыном франкфуртского патриция, достопочтенным веймарским тайным советником, который видит себя вынужденным заключать с этим убожеством перемирие и приспосабливаться к нему. Так, Гёте то колоссально велик, то мелок; то это непокорный, насмешливый, презирающий мир гений, то осторожный, всем довольный, узкий филистер. И Гёте был не в силах победить немецкое убожество…»

(К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 4, стр. 233).

(21) Из письма Гёте Шиллеру 9 декабря 1797 года.

(22) Вероятно, Луначарский имеет в виду гётевскую теорию цветов (см. «Учение о цветах» Гёте, 1810).

(23) Ср. G. Landauer, Ein Weg deutschen Geistes, Forum-Verlag, München, 1916, S. 21.

(24) Имеются в виду романы Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795–1796) и «Годы странствований Вильгельма Мейстера» (1821–1829).

(25) См. Carl Sternheim, Berlin oder Juste milieu. К. Wolff, München, 1920, S. 32.

(26) Ф. Меринг писал:

«Но нет ничего глупее той фантазии, будто, когда падут господствующие классы, падет и искусство. Оно, конечно, падет тогда, но падет не как искусство, а как привилегия. Только сбросив с себя скорлупу, осуждающую его на хилость, оно сделается тем, чем должно быть по своему существу: непосредственной способностью рода человеческого. Тогда — и вообще только тогда — Гёте будет воздано должное; день, когда германская нация экономически и политически, освободит себя, будет днем торжества ее величайшего художника, потому что искусство сделается тогда общим достоянием всего народа»

(Ф. Меринг, История Германии с конца средних веков, изд. 3-е, «Красная новь», М. 1924, стр. 140).

(27) См. примеч. 5 к данной лекции, стр. 493.


Десятая лекция*

(1) Уже упоминавшееся Луначарским (стр. 217 наст, тома) крылатое выражение, встречающееся у ряда писателей первой половины XIX века (мадам де Сталь, Бульвер-Литтон, Гуцков и др.). Мнения историков литературы о том, кто первым употребил это выражение в печати, расходятся.

(2) См. И. П. Эккeрман, Разговоры с Гёте в последние годы его жизни, Academia, М.-Л. 1934, стр. 377.

(3) Очевидно, имеются в виду высказывания о Гёте немецкого писателя Жан-Поля Рихтера, близкого к романтикам (ср. его романы «Гесперу с». 1795, и «Титан», 1800–1803). В целом же отношение немецких романтиков к Гёте было более сложным. Так, например, братья Шлегели видели в нем одного из предшественников романтизма. Гейне, при отдельных критических суждениях об «олимпийстве» Гёте, ставил его выше других немецких писателей (ср. Г. Гейне, Собр. соч. в десяти томах, т. 6, Гослитиздат, 1958, стр. 171–172).

(4) В работе «Система трансцендентального идеализма» (1800).

(5) Называя «Гиперион» (1797–1799) фантастическим романом, Луначарский имеет в виду условную форму повествования, к которой прибегает Гельдерлин, описывая греческое восстание.

(6) Над пьесой «Эмпедокл» Гельдерлин работал в течение 1798–1799 годов. Говоря о начале драмы, Луначарский имел в виду, что Гельдерлин, создав первый вариант трагедии «Смерть Эмпедокла», затем вернулся вновь к той же теме, сделав наброски второй редакции трагедии, и начал работу над трагедией «Эмпедокл на Этне», оставшейся неоконченной.

(7) Так Луначарский называет жену банкира Сюзетту Гонтард, которая послужила прообразом героини романа Гельдерлина «Гиперион» — Диотимы.

(8) См. роман «Гиперион» и драму «Смерть Эмпедокла» Гельдерлина.

(9) Пьесы Шекспира в стихотворных переводах Августа Вильгельма Шлегеля появились в период между 1797–1801 годами.

(10) Из письма Новалиса к Ф. Э. Д. Шлейермахеру (ср. «История западной литературы (1800–1910)». Под ред. Ф. Д. Батюшкова, т. I, стр. 300).

(11) Имеется в виду стихотворение Ф. И. Тютчева «День и ночь» (1839).

(12) Пересказ из четвертого «Гимна ночи» Новалиса.

(13) Неточность: Новалис умер двадцати девяти лет. Ниже следует пересказ части письма Новалиса 1798 года (Novalis, Briefwechsel mit F. und A. Wilhelm, Ch. und С. Schlegel. Herausgegeben von J. M. Raich. Mainz, 1880, S. 63).

(14) О практическом разрешении вопросов в противоположность их теоретическому разрешению см. в «Тезисах о Фейербахе» К. Маркса (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения т. 3, стр. 1–4).

(15) «Гофман» — первое оригинальное произведение А. И. Герцена, появившееся в печати («Телескоп», 1836, № 10). См. А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. I, М. 1954.

(16) «Битва Германа» (1808).

(17) Точный перевод: «Кетхен из Гейльбронна» (1810).

(18) См. Г. Гейне, Собр. соч. в десяти томах, т. 10, Гослитиздат, 1959, стр. 191 (письмо к Фарнхагену фон Энзе 3 января 1846 г.).

(19) Ср. И. Тэн, Философия искусства, Изогиз, М. 1933, стр. 195–196. Господин Прюдом — главный персонаж «Мемуаров Жозефа Прюдома» (1857) французского писателя и карикатуриста Анри Монье — стал нарицательным как воплощение самодовольной посредственности, буржуа-мещанина.

(20) Незаконченная эпопея Ламартина о падшем ангеле Элоиме, из которой были опубликованы две части — поэмы «Жоселен» (1836) и «Падение ангела» (1838).

(21) Точное название книги Ламартина — «История жирондистов» (1847).

(22) «Старый капрал» (1829).

(23) Имеется в виду сборник «Оды и другие стихотворения», впервые изданный в 1822 году. Позднее издавался с дополнениями под названием «Оды и баллады».

(24) В предисловии 1853 года к сборнику «Оды и баллады» Гюго писал, что

«из всех лестниц, ведущих от мрака к свету, конечно, труднее всего подняться вот по какой: родиться аристократом и роялистом и стать демократом»; с «…законной гордостью и с еще большим чувством удовлетворения, — говорил он о своем творчестве, — можно показать эти роялистские оды, написанные ребенком и подростком, рядом с демократическими книгами зрелого человека»

(см. В. Гюго, Собр. соч. в пятнадцати томах, т. 14, Гослитиздат, М. 1956, стр. 45).

(25) Сборник политической лирики «Кары» (в новом переводе «Возмездие»).

(26) 18 августа 1859 года Гюго, отвергнув предоставленную ему бонапартистским правительством амнистию, писал: «Верный обязательству, взятому на себя перед лицом своей совести, я вместе со свободой разделю до конца ее изгнание. Когда свобода вернется, вернусь и я» (В. Гюго, Иллюстрированное собрание сочинений, т. XXIII. Статьи и речи, изд. Фукса, Киев, 1904, стр. 128).

(27) Поэма «Бог» входит в лиро-эпический цикл Гюго «Легенда веков» (1859–1883).

(28) Имеется в виду книга стихов Гюго «Искусство быть дедушкой» (1877).

(29) В книге «Вильям Шекспир» (1864).

(30) Персонаж из комедии А. Н. Островского «Бедность не порок» (1854).

(31) Имеется в виду драма В. Гюго «Мария Тюдор» (1833); поставлена в 1920 году в московском театре Незлобина под названием «Королева и человек из народа».

(32) В вышедшем в 1903 году сборнике статей «Народный театр» Р. Роллан писал о романтической драме Гюго:

«Богатый шумихой, красноречием, бравурными ариями, ослепительными образами, псевдонаучными открытиями и поверхностными мыслями, этот театр — фанфарон и хвастун французского искусства. Он не дает себе труда ни думать, ни изучать, ни наблюдать; в нем нет ни правдивости, ни честности; он мастерски создает „блеф“».

(Р. Роллан, Собр. соч. в четырнадцати томах, т. 14, Гослитиздат, М. 1958, стр. 185–186).

(33) Последний из названных романов Э. Сю известен у нас под названием «Парижские тайны» (1842–1843).


Одиннадцатая лекция*

(1) Речь идет о драме Байрона «Преображенный урод», над которой поэт работал в 1822 году.

(2) Коновалов, Артем — персонажи рассказов М. Горького «Коновалов» (1896) и «Каин и Артем» (1899).

(3) В цитате из поэмы Некрасова «Саша» (1856) допущена неточность. Ср.:

Книги читает да но свету рыщет —

Дела себе исполинского ищет,

Благо, наследье богатых отцов

Освободило от малых трудов.

(4) См. Пушкин, Евгений Онегин, глава седьмая, строфа XXIV.

(5) О критически мыслящей личности см. «Исторические письма» П. Л. Лаврова (1868–1869).

(6) Ср. И. П. Эккeрман, Разговоры с Гёте в последние годы его жизни, Academia, М. — Л. 1934, стр. 626: «Фауст был тем источником, из которого Байрон черпал свое настроение для Манфреда».

(7) См. «Тезисы о Фейербахе»: «И. Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 3, стр. 4).

(8) Луначарский приводит рассказ Эдварда Джона Трелони о его первой встрече с Шелли в Пизе (E. J. Trelawny, Recollections of the last days of Shelley and Byron. London, 1858).

(9) Речь идет о поэме Шелли «Юлиан и Маддало» (1818).

(10) См. Г. Гейне, Германия. Зимняя сказка (Песнь I).

(11) Ср. Г. Гейне, Признания, Собр. соч. в десяти томах, Гослитиздат, т. 9, 1959, стр. 111–112. Ниже в примечаниях к этой лекции отсылки на данное собрание сочинений Гейне даются сокращенно (Гейне или Собр. соч.).

(12) Вероятно, имеется в виду предисловие Г. Гейне к французскому изданию «Лютеции» (30 марта 1855 г.) (ср. Г. Гейне, т. 8, 1958, стр. 12–13).

О дружбе Маркса и Гейне см. в книге: Ф. П. Шиллер, Генрих Гейне, Гослитиздат, М. 1962, стр. 275–282. С Ф. Лассалем Гейне познакомился в декабре 1845 года.

(13) См. Г. Гейне, Признания, Собр. соч., т. 9, 1959, стр. 116–117.

(14) Ср. «Записи А. Н. Скрябина» в книге «Русские Пропилеи», т. 6, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1919, стр. 139 и др.

(15) Ср. «Путевые картины» Г. Гейне, Собр. соч., т. 4. 1957, стр. 247 и 157–158.

(16) См. Г. Гейне, Людвиг Берне, Собр. соч., т. 7, 1958, стр. 15 и сл.

(17) Имеется в виду книга Гейне «К истории религии и философии в Германии» (1834).

(18) О несостоявшейся встрече В. Либкнехта с Г. Гейне рассказано в кн.: В. Либкнехт, Воспоминания о Марксе, изд. «Пролетарий», Харьков, 1923, стр. 21–22.

Единственным документальным свидетельством об отношении К. Маркса к факту получения Гейне пенсии от правительства Луи-Филиппа является письмо К. Маркса к Ф. Энгельсу от 17 января 1858 года. См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 28, стр. 354.

(19) Ср. Г. Гейне, т. 10, 1959, стр. 191 (письмо к Фарнхагену фон Энзе, 3 января 1846 г.); т. 9, стр. 89 («Признания»).

(20) Оценка книги Гейне «К истории религии и философии в Германии» содержится в работе Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»: «Однако то, чего не замечали ни правительства, ни либералы, видел уже в 1833 г., по крайней мере, один человек; его звали, правда, Генрих Гейне» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 21, стр. 274).


Двенадцатая лекция*

(1) Луначарский расширительно толкует суждения И. Тэна о реализме фламандской живописи XVII в. Ср. И. Тэн, Философия искусства, Изогиз, М. 1933, стр. 139, 147, 171, 196.

(2) Имеется в виду коллежский секретарь Ефим Фомич Перекладин из рассказа Чехова «Восклицательный знак» (1885).

(3) В русских изданиях роман известен под названием «Тяжелые времена» (1854).

(4) См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 13, стр. 122; т. 23, стр. 143, 498.

(5) Луначарский имеет в виду замечания Гоголя о смысле его комедии, сделанные в «Театральном разъезде» и «Развязке Ревизора», в которых он, отвергая социальную направленность своей сатиры, пытается доказать, что ее объект — извечные человеческие пороки и страсти, Луначарский, наоборот, трактует эти высказывания как стремление Гоголя увидеть в своей комедии широкое социально-историческое обобщение.

(6) Слова городничего из комедии Гоголя «Ревизор», д. 5, явл. VIII.

(7) Заключительная фраза из произведения Гоголя «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

(8) Точное название — «Повесть о двух городах».

(9) В более поздних переводах — «Ярмарка тщеславия».

(10) Видимо, ошибка памяти Луначарского. Обширные выдержки из Карлейля приводятся Ф. Энгельсом в работах: «Положение Англии. Томас Карлейль. „Прошлое и настоящее“, Лондон, 1843» и «Положение рабочего класса в Англии» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 1, стр. 572–597; т. 2, стр. 496–497; см. также рецензию К. Маркса и Ф. Энгельса «Томас Карлейль. „Современные памфлеты“» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 7, стр. 268–279).

(11) Вероятно, имеется в виду труд Д. Льюиса «Вопросы о жизни и духе» (1872–1879).

(12) В более поздних переводах — «Чудесное посещение».

(13) Луначарский дает свой перевод названия романа Уэллса «Men like Gods» (1923).

(14) «Россия во мгле» (1920).

(15) То есть лейборизме — правом течении в рабочем движении Англии.

(16) Точное название повести — «Маленькая Фадетта».

(17) Это высказывание о Бальзаке принадлежит Ф. Энгельсу (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVIII, стр. 28).

(18) Романы Бальзака, объединенные общим заглавием «Человеческая комедия» и группирующиеся по «сценам» — «Сцены частной жизни», «Сцены провинциальной жизни», «Сцены парижской жизни», «Сцены политической жизни», «Сцены военной жизни», «Сцены сельской жизни».

(19) Отец Горио — центральный персонаж одноименного романа Бальзака; Нусинген — персонаж «Человеческой комедии», герой романа «Банкирский дом Нусингена» (1837).

(20) В рассказе «Гобсек» (1830).

(21) Речь идет о романах П. Адана из цикла «Время и жизнь» («Сила», 1899; «Дитя Аустерлица», 1902; «Хитрость», 1903; «Под солнцем июля», 1903; «Трест», 1910).

(22) Луначарский имел в виду письмо Тургенева к Я. П. Полонскому (2 янв. 1868 г.), в котором говорилось, что для истинного произведения искусства «правда — воздух», но в то же время оно немыслимо без «вымысла… воображения, выдумки» (см. И. С. Тургенев, Собрание сочинений в двенадцати томах, т. 12, Гослитиздат, М. 1958, стр. 384).

(23) Луначарский, вероятно, имеет в виду неоконченный роман Флобера «Бувар и Пекюше» (1881).

(24) В русском переводе рассказ известен под названием «Пышка» (1880).

(25) Неточность: «Пышка» была отдана в набор без ведома Флобера; познакомившись с ней в корректуре, Флобер дал рассказу высокую оценку.

(26) Луначарский говорит о драме «Искушение святого Антония».

(27) См. «Искушение святого Антония» в переводе Б. Зайцева, «Знание», СПб. 1907.

(28) Луначарский, очевидно, имеет в виду книгу французского философа Ж. Готье (J. Gaultier, Le genie de Flaubert, 1913).

(29) Высказывания подобного же рода встречаются в письмах Флобера — см. письма к Леруайе де Шантпи (см. Г. Флобер, Собр. соч. в 10 томах, т. VIII, Гослитиздат, М. 1938, стр. 44–45, 98), а также письмо к Ж. Дюплану (там же, стр. 49).

(30) Ср. статью Л. Н. Толстого «Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана» (1893–1894). Л. Н. Толстой, Собр. соч. в 20 томах, т. 15. М. 1964, стр. 247–271).

(31) Имеется в виду статья А. Франса «Земля» (см. Анатоль Франс, Собр. соч. в восьми томах, т. 8, М. 1960, стр. 55–64).

(32) См. «Речь, произнесенная на похоронах Эмиля Золя на кладбище Монмартр» (Анатоль Франс, Собр. соч. в восьми томах, т. 8, Гослитиздат, М. 1960, стр. 565–570).

(33) Более распространенный перевод — «Жерминаль».

(34) «Блеск и нищета куртизанок» (1838–1847).

(35) В серии романов «Ругон-Маккары».

(36) См. «Письмо господину Феликсу Фору, президенту республики» (Э. Золя, Рассказы и статьи, Гослитиздат, М. 1952, стр. 213–214).

(37) Луначарский имеет в виду трилогию Г. Манна «Богини» (1902–1904), в которую, кроме названных, входит роман «Диана».

(38) Неточность: наиболее ранний роман писателя «Иестер и Ли» (1904); «Туннель» (1913) — первый роман Келлермана, принесший ему мировую известность.

(39) Роман «9 ноября» (1921).

(40) Ошибка: роман «Новый Карфаген» принадлежит бельгийскому писателю Ж. Эккоуту.

(41) См. «Генрик Ибсен» (Г. В. Плеханов, Литература и эстетика, т. 2, Гослитиздат, М. 1958, стр. 526–574).

(42) Ср. очерк М. Горького «Кнут Гамсун» (М. Горький, Несобранные литературно-критические статьи, Гослитиздат, М. 1941, стр. 321–325).

(43) В русских изданиях — «Листья травы».

(44) Очевидно, Луначарский имеет в виду свою статью «Уитмен и демократия», впервые напечатанную в качестве послесловия к книге К. Чуковского «Поэзия грядущей демократии. У. Уитмен», Пг. 1918 (см. т. 5 наст. изд.).


Тринадцатая лекция*

(1) См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 20, стр. 278–295.

(2) См. Шарль Бодлер, Цветы зла. Перев. П. Якубовича-Мельшипа, Пб. 1909.

(3) См. стихотворение Верлена «Искусство поэзии» в кн.: Поль Верлен, Собрание стихов в переводе В. Брюсова, «Скорпион», М. 1911.

(4) Имеется в виду пьеса С. Третьякова «Противогазы» (1924).

(5) Эти произведения Рембо более известны у нас под названиями «Озарения» и «Пребывание в аду».

(6) См. об этом статью С. Малларме «Le Mystère dans les lettres» в кн.: S. Mallarmé, Oeuvres complètes. Paris, Gallimard, 1945, p. 382–387.

(7) Неточность: Рембо умер тридцати семи лет.

(8) Речь идет о пьесе Ибсена «Строитель Сольнес» (1892).

(9) Очевидно, имеется ввиду «Синяя книга» (1907–1912).

(10) Луначарский говорит о другой пьесе Метерлинка — «Там внутри» (1894).

(11) Имеется в виду «Сокровенный храм» (1902).

(12) Речь идет о постановке «Синей птицы» под руководством Метерлинка в парижском театре Режан (февраль 1911 г.). Эта постановка была задумана как точное воспроизведение постановки К. С. Станиславского и Л. А. Сулержицкого в Московском Художественном театре (1908). Однако в процессе работы между Метерлинком и русскими режиссерами Л. А. Сулержицким и Е. Б. Вахтанговым, участвовавшими в подготовке спектакля, выявились серьезные разногласия, прежде всего, в трактовке существа пьесы. «Метерлинк думает, — утверждал Сулержицкий, очевидно, имея в виду высказывания Метерлинка, приведенные Луначарским, — что Московский Художественный театр нашел в его пьесе больше содержания и глубины, чем он сам хотел дать…» (см. «Русское слово», 1911, № 43, 23 февраля). О понимании Метерлинком основного замысла пьесы см. также «Русские ведомости», 1911, № 42, 22 февраля.

(13) Статью Луначарского «Мысли Метерлинка о войне» см. в т. 5 наст. изд.

(14) См. Г. Гейне, Собр. соч. в десяти томах, т. 4, Гослитиздат, 1957, стр. 230.

(15) Первый поэтический сборник Верхарна — «Фламандские стихи» (1883).

(16) В сборнике «Монахи» (1886).

(17) Имеется в виду период с 1888 по 1891 год, когда Верхарн был особенно близок к французскому символизму. В это время были созданы книги «Вечера», «Крушения» (1888), «Черные факелы» (1891).

(18) Сборники Верхарна «Поля в бреду» (1893), «Города — спруты» (1896). Однако названное далее стихотворение «Мятеж» было написано ранее и входит в сборник «Черные факелы» (1891).

(19) Лирико-публицистическая книга «Окровавленная Бельгия» (1915) и поэтический сборник «Алые крылья войны» (1916).

(20) Документальных данных, подтверждающих это высказывание Маяковского, не обнаружено.

(21) Вероятно, имеется в виду не роман, а пьеса Бурже «Баррикада» и авторское предисловие к ней (1910).

(22) Поэму «Буденный» (1923).

(23) См. статью: Л. Сосновский, «Литхалтура» («Правда», 1 декабря 1923, № 273).

(24) Возможно, здесь имеется в виду французский поэт Пьер-Жан Жув.

(25) Луначарский дает свой перевод заглавия книги Р. Роллана «Au dessus de la mêlée» (1915), впервые переведенной на русский язык под названием «В стороне от схватки» (1919); в дальнейшем принято название «Над схваткой».

(26) Имеются в виду Первая и Вторая международные социалистические конференции интернационалистов, состоявшиеся в Циммервальде в сентябре 1915 года и в Кинтале в апреле 1916 года, в которых принимал участие В. И. Ленин. Эти конференции способствовали развитию интернационального движения против войны. Однако единственно правильную, революционно последовательную позицию на этих конференциях занимала партия большевиков во главе с В. И. Лениным. В. И. Лениным было написано «Предложение Центрального Комитета РСДРП 2-й социалистической конференции», в котором излагалась позиция большевиков по основным вопросам порядка дня: «борьба за окончание войны, отношение к вопросам мира, к парламентской деятельности и к массовой борьбе» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 27, стр. 282–293).

(27) У Маркса читаем о «войне рабов против их угнетателей» — «этой единственной правомерной войне, какую только знает история…» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 17, стр. 362).

(28) Имеется в виду роман «Ад» (1908).

(29) Воззвание «Призыв к бывшим участникам войны во всех странах» (см. Анри Барбюс, Избранные произведения, Гослитиздат, М. 1952, стр. 454–457).

(30) Организация «Интернационал бывших участников войны» создана в 1921 году.

(31) Полемику начал А. Барбюс, выступив в «Кларте» 3 декабря 1921 года со статьей «Вторая половина долга. По поводу „ролландизма“». В ней осуждается позиция некоторых кругов французской интеллигенции, возглавляемых Ролланом. Суть деятельности «ролландистов» Барбюс видит в том, что они, отстаивая «независимость» духа и права мысли от политики (не случайно Барбюс определял «ролландизм» «как политику невмешательства в политику»). Барбюс, отстаивая в тех исторических условиях революционное насилие, заявляет, что основной долг каждого честного интеллигента — активная борьба против новой войны во имя построения коммунистического будущего.

Отвечая открытым письмом Барбюсу в журнале «Ар либр» (письмо перепечатано в «Кларте», 1922, № 6, 1 февраля), Роллан отвергал насилие, независимо от той цели, которой оно служит, и всячески поддерживал теорию непротивления Ганди. Решительно отвергая позиции Барбюса, Роллан, однако, замечал, что считает свою деятельность и деятельность Барбюса не взаимоисключающими, а дополняющими друг друга. Полемика между Барбюсом и Ролланом на страницах «Кларте» и «Ар либр» продолжалась до апреля 1922 года. Центральное место в ней по-прежнему занимал вопрос правомочности революционных методов борьбы.

(32) Заявление Анатоля Франса о его солидарности с коммунистами было широко освещено мировой прессой. 13 января 1921 года в газете «Правда» появилась заметка под заголовком «Анатоль Франс солидарен с коммунистами»: «Париж, 12 января. По сообщению газеты „Юманите“, Анатоль Франс объявил себя солидарным с французской секцией Московского интернационала» (см. «Humanité», И. I. 1921). Подробно об отношении Франса к коммунистической партии см. в статье X. Л. Раппопорта «А. Франс и его отношение к России и коммунизму». — «Известия ВЦИК», 23 июля 1922 года.

(33) Односторонняя оценка творчества Андерсена-Нексе основана, по-видимому, на анализе первых двух романов трилогии Нексе о Мортене Красном — «Пелле-завоеватель» (1906–1910) и «Дитте — дитя человеческое» (1917–1921). Роман, пронизанный революционными идеями, — «Мортен Красный», завершающий трилогию, был закончен в 1948 году.

(34) Очевидно, речь идет о немецком поэте М. Бартеле, в 20-х годах придерживавшемся революционных взглядов; впоследствии перешел в лагерь реакции.

(35) См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 41, стр. 304–305, 337.


На Западе*

О том, как возник сборник «На Западе», рассказал в предисловии к нему сам Луначарский. К сказанному им необходимо добавить следующее. Пребывание Луначарского за границей, о котором упоминается в предисловии, относится к периоду с 15 ноября 1925 до 15 января 1926 года (Луначарский провел свой отпуск в Германии и Франции; с 23 ноября по 3 декабря 1925 года он находился в Берлине, с 4 декабря 1925 года до середины января 1926 года — во Франции). Фактически Луначарский прислал в «Красную газету» не восемь, а девять писем. Все они были написаны во Франции в первой половине января 1926 года. Об этом свидетельствует следующее обращение к редакции, которым начиналось первое письмо в машинописном тексте:

«Я посылаю Вам обещанные письма с некоторым опозданием.

Мое пребывание в Берлине и Париже оказалось настолько заполненным всякими официальными и неофициальными посещениями и разговорами, впечатлениями и выступлениями, что положительно некогда было и подумать сесть к столу, собраться с мыслями и сообщить „Красной газете“ что-нибудь мало-мальски систематическое. Лишь теперь, когда после всего шума, превратившего мой отпуск в довольно трудную работу, — я на несколько дней попал в спокойное место, могу выполнить мое обещание. Те несколько дней, которые отделяют меня от моих берлинских и парижских впечатлений, конечно, не могут изгладить что-нибудь из моей памяти, а, наоборот, позволяют мне в некоторой мере соединить детали в связную картину»

(ЦПА Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, фонд 142, ед. хр. 94, лист 21).

В «Красной газете» письма публиковались с 10 января до 17 февраля 1926 года в виде двух циклов — «Письма из Берлина» (три письма) и «Письма из Парижа» (пять писем); заключительное, девятое, письмо (письмо «шестое» второго цикла) шло в двух частях под общим заглавием «Изобразительное искусство в Германии и Франции».

Отрывки из первого письма и часть четвертого письма были опубликованы в журнале «Искусство трудящимся» (1926, № 2 (59), 12 января, стр. 4) под названием «Письма из-за границы».

Материалы этой заграничной поездки Луначарского вызвали живой интерес советской общественности. Они нашли отражение не только в печати, но и в устных выступлениях Луначарского. Так, 8 февраля 1926 года он прочитал публичную лекцию в Ленинградском академическом театре драмы (бывший Александрийский театр) на тему: «На Западе. Современный Берлин. Современный Париж».

В марте 1926 года Луначарский заключил с Ленинградским отделением Государственного издательства договор на публикацию писем отдельной книгой. При подготовке сборника он заново отредактировал письма; объединив два из них и превратив в восьмое письмо статью «Изобразительное искусство в Германии и Франции» (вошедшие в сборник восемь писем образовали цикл «Писем с Запада»), включил в сборник статьи «Искусство в опасности», «К характеристике новейшей французской литературы», «Новая пьеса Ромена Роллана» и предпослал всей книге авторское предисловие. Сборник «На Западе» вышел в свет в 1927 году.

В настоящем издании все статьи печатаются по тексту названного сборника.


Предисловие*

(1) Георг Гросс и Виланд Герцфельде, Искусство в опасности. Три статьи. Перевод с немецкого 3. Л. Шварцман, Редакция и предисловие В. Перцова, Госиздат, М. — Л. 1926. Это сокращенный перевод немецкой книги: Georg Grosz und Wieland Herzfeld e, Die Kunst ist in Gefahr. Berlin, Malik — Verlag, 1925.

(2) Статья Луначарского «Искусство в опасности» впервые была напечатана одновременно в журнале «Новый мир», 1926, кн. 3; март, стр. 152–157, в журнале «Жизнь искусства», 1926, № 14, 6 апреля, стр. 3–4; № 15, 13 апреля, стр. 2–3.

(3) См. В. Перцов, Ответ А. В. Луначарскому («Жизнь искусства», 1926, № 17–18, 27 апреля — 4 мая, стр. 4–5).

(4) Доклад Б. Арватова «Пролетариат и современные художественные направления» был сделан на 2-м Всероссийском съезде Пролеткультов в 1920 году. См. также статью Б. Арватова «Пути пролетариата в изобразительном искусстве» («Пролетарская культура», 1920, № 13–14, январь — март, стр. 67–77).

(5) Термин «индустриализм» употреблен здесь в том же значении, что и «конструктивизм» — направление, считавшее главной задачей искусства механическое использование приемов, взятых из области техники.

(6) См. «Печать и революция», 1926, кн. 2, март, стр. 17–26.

(7) Впоследствии пьеса была издана под заглавием «Игра любви и смерти». — См. Р. Роллан, Собр. соч., т. XIII, изд. «Время», Л. 1932, стр. 7-64.


Письма с Запада I*

Впервые, под заглавием «Письма из Берлина. Первое письмо», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 9, 10 января, № 105, 11 января.


(1) В мае 1917 года Луначарский проездом через Берлин возвращался в Россию из Швейцарии, где находился в политической эмиграции.

(2) Имеется в виду Фридрих Шмидт-Отт; Луначарский познакомился с ним во время празднования 200-летия Академии наук СССР в сентябре 1925 года.

(3) Эти положения содержатся, в частности, в работе В. И. Ленина «Три источника и три составных части марксизма», написанной в марте 1913 года в связи с 30-летием со дня смерти К. Маркса:

«…В марксизме нет ничего похожего на „сектантство“ в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии, политической экономии и социализма… Оно есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма»

(В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 23, стр. 40, 43).

Позже, в своей речи «Задачи союзов молодежи» на III Всероссийском съезде Российского Коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 года В. И. Ленин, в частности, говорил:

«И если бы вы выдвинули такой вопрос: почему учение Маркса могло овладеть миллионами и десятками миллионов сердец самого революционного класса — вы сможете получить один ответ: это произошло потому, что Маркс опирался на прочный фундамент человеческих знаний, завоеванных при капитализме… Все то, что человеческою мыслью было создано, он переработал, подверг критике, проверив на рабочем движении, и сделал те выводы, которых ограниченные буржуазными рамками или связанные буржуазными предрассудками люди сделать не могли»

(В. И. Лeнин, Полное собрание сочинений, т. 41, стр. 304).

(4) Имеется в виду принятая XIII съездом РКП(б) резолюция о работе партии в деревне. В беседе с Луначарским внимание Гарнака привлекла, вероятно, та часть резолюции, которая рассматривала вопросы религии и церкви. В резолюции говорилось о необходимости проявлять гибкость в антирелигиозной пропаганде и тактичное отношение к чувствам верующих, о недопустимости администрирования; в частности, указывалось, что

«особо внимательное отношение необходимо к сектантам, из которых многие подвергались жесточайшим преследованиям со стороны царизма и в среде которых замечается много активности. Умелым подходом надо добиться того, чтобы направить в русло советской работы имеющиеся среди сектантов значительные хозяйственно-культурные элементы…

Необходимо решительно ликвидировать какие бы то ни было попытки борьбы с религиозными предрассудками мерами административными, вроде закрытия церквей, мечетей, синагог, молитвенных домов, костелов и т. п. Антирелигиозная пропаганда в деревне должна носить характер исключительно материалистического объяснения явлений природы и общественной жизни, с которыми сталкивается крестьянин…

Особо внимательно необходимо следить за тем, чтобы не оскорблять религиозного чувства верующего, победа над которым может быть достигнута только очень длительной, на годы и десятки лет рассчитанной работой просвещения…»

(«КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», ч. II, изд. 7-е, Госполитиздат, 1954, стр. 52–53).

(5) Речь идет о книге: Harnack Adolf. Marcion. Leipzig, 1921 (изд. 2-е, 1924).

(6) Речь идет о пьесах Пиранделло: «Шесть персонажей в поисках автора» («Театр Каммершпиле»), «Жизнь, которую я тебе дарю» («Театр Ренессанс») и «Генрих IV» (театр «Трибуна»); о пьесе Дж. Колтона и К. Рендольфа «Дождь» (в театре «Комедия») по одноименному рассказу С. Моэма.


Письма с Запада II*

Впервые, под заглавием «Письма из Берлина. Второе письмо», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 11, 12 января; № 12, 13 января.


(1) Премьера драмы Луначарского «Освобожденный Дон Кихот» (перевод И. Готца, постановщик спектакля — Голль) состоялась 27 ноября 1925 года в торжественной обстановке при огромном наплыве публики в одном из самых крупных и передовых театров Германии — берлинском Народном театре (Volksbühne). Спектакль шел с огромным успехом, прерываемый бурными аплодисментами зрителей, среди которых были виднейшие представители литературы и искусства, политические деятели. Среди исполнителей были такие выдающиеся артисты, как Фридрих Кайслер, Александр Гранах, Виктор Шванеке, Эрвин Кальсер. Премьера вызвала многочисленные отклики критики и стала крупным событием культурной и политической жизни страны. Современники воспринимали спектакль как большой успех революционной драматургии. С ноября 1925 до февраля 1926 года пьеса шла более тридцати раз и надолго осталась в репертуаре этого театра. В СССР пьеса шла с с 11 апреля 1924 года в театре «Комедия» (б. Корш) в Москве.

(2) Локарнские соглашения, принятые рядом империалистических держав, возглавлявшихся Англией (октябрь 1925 года), обязывали Германию строго соблюдать условия Версальского мирного договора и неприкосновенность Рейнской демилитаризованной зоны. Они имели целью направить Германию против СССР.

(3) Брейтшейд и Криспин — деятели правого крыла германской социал-демократии.

(4) На этом приеме, состоявшемся 25 ноября 1925 года, Луначарский выступил перед представителями печати.

(5) «Форвертс» («Vorwärts. Berliner Volksblatt») — берлинская газета, € 1891 года центральный орган германской социал-демократической партии; основана в 1884 году, выходила до 1933 года.

(6) Речь идет о статье (автор не указан) «Das russische Unterrichtswesen Mitteilungen Lunatscharskie» («Vorwärts», Morgenausgabe, 1925, № 558, 26. November).

(7) «Роте Фане» («Rote Fahne») — берлинская газета, центральный орган Коммунистической партии Германии; основана Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург в 1918 году и легально издавалась до 1933 года; в годы фашистской власти выходила подпольно.

(8) «Фоссише Цейтунг» («Vossische Zeitung. Berlinische Zeitung von Staats-und gelehrten Sachen») — берлинская газета — одна из старейших буржуазных газет Германии, выходила под разными названиями € 1704 по 1934 год.

(9) Речь идет об «Обществе друзей новой России» (существовало в 1920-е годы).

(10) «Berliner Zeitung am Mittag» — реакционная газета; выходила в Берлине с 1876 по 1939 год.

(11) «Руль» — белоэмигрантская газета, издававшаяся в Берлине в 1920–1931 годах.

(12) Речь идет, вероятно, о первом томе упомянутой книги, вышедшем на немецком языке в 1925 году (Paul Мiliukоw, Russlands Zusammenbruch, Band I–II, Berlin, Obelisk-Verlag, 1925–1926).

(13) Галилея — северная часть древней Палестины, легендарная родина Иисуса Христа. По преданию, «Ты победил, галилеянин» — предсмертные слова римского императора Юлиана Отступника, непримиримого противника христианства, признавшего свое поражение.


Письма с Запада III*

Впервые, под заглавием «Письма из Берлина. Третье письмо», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 13, 14 января; № 14, 15 января.


(1) Выставка русской иконописи XII–XVIII столетий состоялась в феврале-мае 1929 года в Берлине, Кёльне, Гамбурге и Франкфурте-на-Майне. Каталог вышел в Берлине с предисловием А. Луначарского и статьей «Памятники древнерусской живописи» И. Грабаря.

(2) Впоследствии Шеффер стал сторонником фашизма и был удален из СССР за клеветнические корреспонденции.

(3) Речь идет о группе левых демократических писателей, возникшей в Берлине в начале 20-х годов под влиянием Коммунистической партии Германии и возглавлявшейся Иоганнесом Бехером и Людвигом Рубинером. О писательском профсоюзе (Arbeitsgemeinschaft), организованном этой группой, см., в частности, в статье Луначарского «Из заграничных впечатлений» («На литературном посту», 1926, № 1, 5 марта, стр. 10–14).

(4) Луначарский говорит о немецком философе и социологе Германе. Кейзерлинге. Упомянутая далее лекция «История как трагедия» была опубликована в виде отдельной статьи (в выходившем в Дармштадте ежегоднике «Der Leuchter», Band VI, 1925).

(5) Подразумеваются следующие работы Кейзерлинга: «Внутренние связи культурных проблем Востока и Запада» (1913), «Путевой дневник, философа» (1919).


Письма с Запада IV*

Впервые в значительно более полном виде, под заглавием «Письма из Парижа. Первое письмо», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 16, 17 января; № 17, 18 января.

При подготовке сборника «На Западе» автор изъял первую часть письма, а вторую присоединил к следующему письму, первоначально напечатанному в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 24, 27 января; № 25, 28 января, под заглавием «Письма из Парижа. Письмо второе». Ниже приводится часть первого письма, не вошедшая в окончательный текст «Писем с Запада»:


«В свое время я очень долго жил в Париже. Хорошо знаю и точно помню его прежнюю внешность.

В Москве мне говорили одно время, что Париж до неузнаваемости расцвел после войны. Это меня крайне удивляло. Но, принимая во внимание превращение Франции в металлопромышленного гиганта и всякие, хотя и довольно туго поступающие контрибуции, а с другой стороны, допуская, что общая неуверенность могла привести к мотовству, я склонен был верить этим слухам.

Впрочем, незадолго до моего отъезда, товарищи, вернувшиеся с выставки[17], обронили как-то замечание, что Париж стал гораздо менее элегантным. Представление — более соответствовавшее моим предположениям, возникшим на основании оценки общего положения Франции.

Мои личные впечатления о Париже в общем скорее соответствуют второй версии.

Кое-что может обмануть с первого взгляда: центральные улицы Парижа залиты электричеством реклам, немногим больше, впрочем, чем такие же улицы Берлина. Но если оставить в стороне рекламы, то Париж освещен по-старому, то есть недостаточно. Далее: почти совершенно исчезли лошади, автомобильное движение — густое и шумное. Но и тут большой разницы в количестве с Берлином нет. Преобладающие наемные машины в Берлине чище и элегантнее.

Бросается в глаза некоторая характерная разница в самом порядке автомобильного движения.

В Германии автомобили в часы сильного движения едут с одинаковой быстротой единым цугом; на каждом перекрестке, по-старинному, монументальный полицейский, оставаясь почти неподвижным, величественным жестом, в котором сквозят остатки гогенцоллернской помпы, останавливает то ту, то другую реку экипажей.

В Париже нанятый вами такси бросается вперед, можно сказать, очертя голову. Пока не привыкнешь, берет даже некоторая жуть. Экипажи обгоняют друг друга словно на гонках, пересекают друг другу путь, шныряют под носом у огромных автобусов, — и все это с ловкостью поистине изумительной. Место немецкого монотонного порядка занимает здесь виртуозная индивидуальная сноровка.

Но рекламы не должны ослеплять вас, а тысячи автомобилей слишком кружить вам голову: на глаз Париж стал, конечно, беднее и скучнее.

Публика на улицах, мужчины и женщины, одеты хуже, чем до войны, и хуже, чем одет нынешний Берлин. Конечно, парижанка остается более грациозной, но одета она, особенно принимая во внимание парижскую дешевизну, — буквально на гроши. Я помню, как я сам с достаточным недоброжелательством взирал на парижских „monsieurs“ в обязательном цилиндре о восьми отражениях и на их дам, закутанных в самые дорогие меха. Они составляли, разумеется, небольшое меньшинство, но все же они были видны немножко повсюду.

[В эту неделю я много бывал в разных местах Парижа и не знаю видел ли я за это время хоть один цилиндр, исключая тех, которые стояли за витринами.

Мне могут возразить, что я не заглянул туда, где бывает богатый Париж.

Но я прошу верить, что у меня, как-никак члена правительства признанной страны, в этом отношении было отнюдь не меньше возможностей, чем в те времена, когда я был просто бедным эмигрантом, Нет, Париж потускнел]»[18].


(1) Условное наименование республики во Франции.

(2) Основанный А. Барбюсом журнал «Кларте» (выходил в Париже с 1919 по 1928 год) в апреле 1924 года перешел в руки группы молодых писателей (М. Фурье, Ж. Бернье, Ж. Микаэль и др.), занимавших во многом сектантски-левацкую позицию и выступавших с резким отрицанием классической культуры. После выхода в 1924 году номера журнала, целиком направленного против А. Франса, казавшегося клартистам «реакционным» писателем, Барбюс окончательно порвал с журналом, из состава редакции вышел также П. Вайян-Кутюрье. Во время пребывания Луначарского в Париже к л артисты переживали процесс интенсивного идейно-политического брожения. В 1927 году направление журнала «Кларте» изменилось настолько, что он фактически перестал играть прогрессивную роль.

(3) Речь идет, вероятно, о журнале «Esprit nouveau», выходившем в Париже с 1920 по 1925 год.

(4) Советский ученый-физик А. Ф. Иоффе, находясь в заграничной командировке, в декабре 1925 года был в Париже проездом.

(5) «Comoedia» — театральная буржуазная газета во Франции; выходила в Париже с 1907 по 1936 год.

(6) Газета «Эко де Пари» («L'Écho de Paris») выходила в Париже с 1884 по 1937 год.

(7) «Фигаро» — реакционная буржуазная газета, выходит в Париже с 14 января 1826 года.

(8) Опыт А. Майкельсона впервые произведен в 1881 году и затем неоднократно повторялся им и его учениками. Он дал отрицательный результат, объясненный теорией относительности Эйнштейна. Беспокойство Ланжевена, о котором рассказывает Луначарский, было вызвано, вероятно, тем, что в 1926 году американский физик Дейтон Миллер выступил с заявлением о положительном результате повторенного им опыта Майкельсона. Как оказалось впоследствии, это заявление было необоснованным.

(9) В 1908 году в своем философском труде «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленин, критикуя современных ему представителей субъективного идеализма за их отрицательное отношение к стихийному материализму естествознания, писал: «Весь махизм борется с начала и до конца с „метафизикой“ естествознания, называя этим именем естественно-исторический материализм, т. е. стихийное, несознаваемое, неоформленное, философски-бессознательное убеждение подавляющего большинства естествоиспытателей в объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим сознание?!». В. И. Ленин подчеркивал «неразрывную связь стихийного материализма естественников с философским материализмом как направлением, давным-давно известным и сотни раз подтвержденным Марксом и Энгельсом» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 367).

(10) Статья Олара «Стоит ли полностью верить заключениям А. Беро о России», осуждающая клеветническую книгу А. Беро (Н. Вeraud, Ce que j'ai vu à Moscou, 1925), была помещена в газете «Le Quotidien» (выходила с 1923 по 1936 год), 1925, № 1030, 6 декабря.

(11) Имеется в виду статья А. Олара «Будем справедливы и правдивы даже в отношении к нашим противникам», опубликованная в газете «Le Quotidien», 1925, № 1037, 13 декабря.

(12) «Le Quotidien», 1925, № 1039, 15 декабря.

(13) Речь идет, вероятно, о Бюро интеллектуального сотрудничества при Лиге наций.


Письма с Запада V*

Впервые, под заглавием «Письма из Парижа. Письмо третье», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 28, 1 февраля; № 29, 2 февраля.


(1) Многотомный цикл романов М. Пруста «В поисках утраченного времени» («A la recherche du temps perdu») выходил отдельными частями с 1913 по 1929 год. В русском переводе он издавался под заглавием «В поисках за утраченным временем» (в 1927–1928 гг.), а также в собрании сочинений Пруста в 1934–1938 годах со вступительной статьей Луначарского — «Марсель Пруст» (см. в томе 6 наст. изд.).

(2) См. об этом статью Луначарского «К характеристике новейшей французской литературы» в наст. томе.

(3) Речь идет о писателях и критиках литературного течения «унанимизм» (от франц. unanime — единодушный), возникшего в первые годы XX столетия. Вместе с Р. Ролланом «унанимисты» выступили против империалистической войны, критиковали буржуазную культуру. Многие участники этой группы приветствовали Октябрьскую революцию, сочувственно относились к СССР, вошли в «Кларте».

Однако «унанимисты» с самого начала были очень непоследовательны в утверждении демократических и реалистических тенденций своего творчества. Они находились под сильным воздействием идеализма и декадентского искусства. В начале 30-х годов группа «унанимистов» распалась.

Луначарский с благожелательным вниманием следил за деятельностью этого направления, которому дал яркую характеристику в статьях «Молодая французская поэзия» и «Передовой отряд культуры на Западе» (см. том 5 наст. изд.).

Последующие судьбы участников группы сложились по-разному. Если Шарль Вильдрак стал антифашистом и деятелем движения Сопротивления, то Жюль Ромен, бывший глава группы, и Жорж Дюамель заняли реакционные позиции.

(4) Имеются в виду трудности, которые испытывала Коммунистическая партия Франции в 1924–1928 годах вследствие подрывной деятельности в ней фракционных группировок.

(5) Луначарский своими словами передает одно из положений, выдвинутых В. И. Лениным в ряде его работ (см., например, «Две тактики социал-демократии в демократической революции»).

(6) «Nouvelles revues françaises» — литературно-критический журнал, выходил с 1909 по 1940 год.

(7) Речь снова идет о писателях-унанимистах, основавших в 1906 году творческое объединение и издательство — «Аббатство», помещавшееся на левом берегу Сены.

(8) В рукописи и авторизованной машинописи статьи далее следуют два абзаца, не вошедшие в окончательный текст:

«Если Блок заражен пессимизмом, то ведь пессимизмом пахнет и от самих его коммунистических обвинителей. Зато в нем таится теперь, может быть, больше горечи, чем когда бы то ни было. Это человек, который в большей мере, чем, например, наш Брюсов, готов будет откликнуться на каждый призыв революционной трубы. Да мало того: каждая попытка сорганизовать центр притяжения резко оппозиционной интеллигенции найдет в нем друга.

Я не буду здесь разбирать сочинений Блока. Я сделаю это в отдельном этюде. Упомяну только, что посвящения, сделанные им на присланных мне экземплярах, уже после нашего разговора, в котором я совершенно откровенно выяснил наши воззрения на задачи литературы, — могут служить доказательством его глубокой солидарности»

(ЦПА Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, фонд 142, ед. хр. 96, рук, листы 64–66, маш. листы 85–86).

(9) Луначарский преувеличивал значение Ампа, романы которого, значительные своей индустриальной проблематикой, не давали, однако, глубокого освещения социальных вопросов. В 30-е годы Амп перешел на реакционные позиции.

(10) Имеется в виду книга Ампа «Les chercheurs d'or» (1920). На русском языке издавалась под названием: «Золотоискатели» (Л. 1924) и «Золотоискатели в Вене» (М. 1924).

(11) В то время Леон Верт находился под влиянием Р. Роллана. Впоследствии он поправел.

(12) «Западня» (1877) и «Жерминаль» (1885).


Письма с Запада VI*

Впервые, под заглавием «Письма из Парижа (Письмо четвертое). Барбюс», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 30, 3 февраля.


(1) В дальнейшем Луначарский сам отверг высказанное здесь суждение. В своих статьях о Горьком, написанных в 1928–1932 годах, Луначарский дает ему высокую оценку как великому пролетарскому писателю, последователю и поборнику марксистско-ленинского учения. См. т. 2 наст, изд., стр. 41 — 202.

(2) Вероятно, имеются в виду роман «Звенья» («Les Enchaînements», 1925).

(3) См. одиннадцатую лекцию в «Истории западноевропейской литературы» и примеч. 18 к ней.

(4) Луначарский мог иметь в виду письма В. И. Ленина А. М. Горькому, опубликованные в 1924 году (см. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, тт. 47 и 48), и отзывы о Горьком в статьях В. И. Ленина «Басня буржуазной печати об исключении Горького», «Заметки публициста», «Письма из далека. Письмо 4. Как добиться мира?» (см. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 19, стр. 153 и 251–252, т. 31, стр. 48–49).

(5) Л. П. Толстому посвящены следующие статьи В. И. Ленина: «Лев Толстой, как зеркало русской революции» (см. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 17), «Л. Н. Толстой», «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», «Толстой и пролетарская борьба», «Герои „оговорочки“», «Л. Н. Толстой и его эпоха» (там же, т. 20).

(6) Имеются в виду, вероятно, рассказы и очерки Барбюса, впоследствии вошедшие в книгу «Правдивые повести» (1928). «Юманите» («L'Humanité») — газета, основанная в 1904 году Ж. Жоресом в Париже; с 1920 года — орган Коммунистической партии.

(7) В 1925 году Барбюс совершил поездку в Румынию, Венгрию, Болгарию и Югославию в составе Международной комиссии по расследованию фактов белого террора.

(8) После этой фразы в рукописи следовало:

«Во время путешествия Барбюса, сцепив зубы, чествовали официальные круги. Горячо и с каким-то ожиданием прославляли его и слушали его широкие круги интеллигенции, а где было возможно, и рабочих. Наконец, приходили к нему организации студенческие и другие, носившие разные наименования и по секрету сообщавшие ему, что они в сущности коммунисты, окрашенные в защитный цвет.

Наш друг вынес впечатление, что под жесткой, а кое-где террористической корой накоплено гораздо более революционных сил, чем это полагают.

Конечно, поездка Барбюса вызвала тревогу одних, перемещение позиций влево среди других, оживление, рост веры среди третьих» (ЦПА Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, фонд 142, ед. хр. № 96, листы 100–101, 118).

(9) Документальная книга «Палачи» («Les Bourreaux», 1926), обличавшая реакционную политику правительств юго-восточной Европы и прославлявшая героизм революционеров.

(10) Ср. отзывы В. И. Ленина о Барбюсе (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 106, 116) и приветствие В. И. Ленина группе «Кларте» от 15 ноября 1922 года (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, стр. 299). См. также статью Луначарского «Анри Барбюс. Из личных воспоминаний» в томе 6 наст. изд.

(11) Имеется в виду отход правого крыла группы «Кларте» от революционных позиций и сближение с Р. Ролланом, в то время выступавшим в журнале «L'Europe» и других печатных органах с проповедью абстрактного гуманизма. «L'Europe» — журнал, основанный в Париже в 1923 году группой писателей под руководством Р. Роллана. Активное участие в его работе принимали: Ж.-Р. Блок, Поль Элюар, Луи Арагон, Пьер Абраам и другие. Впоследствии журнал совершил значительную эволюцию влево. Журнал сыграл важную роль в борьбе против военной опасности и фашизма, в поддержке Советского Союза. В настоящее время его возглавляет передовой французский писатель Пьер Абраам. О «ролландистах» и «ролландизме» см. примеч. 31 к тринадцатой лекции «Истории западноевропейской литературы».

(12) Барбюсу посвящены статьи Луначарского: «Книга — подвиг», «К приезду Анри Барбюса», «Анри Барбюс об Эмиле Золя» и «Анри Барбюс. Из личных воспоминаний». См. эти статьи в тт. 5 и 6 наст. изд.

(13) Взаимоотношения между Барбюсом и новым составом редакции журнала «Кларте» освещены в следующих статьях Луначарского: «Из заграничных впечатлений» (журнал «На литературном посту», 1926, № 1, 5 марта, стр. 10–14) и «К приезду Анри Барбюса» («Вечерняя Москва», 1927, № 204, 8 сентября).

(14) «Дада» («Dada») — наименование группы писателей, сторонников дадаизма (от франц. dada — лошадка, «конек»), одного из формалистических направлений во французской литературе и искусстве, возникших в годы первой мировой войны. Некоторые из «дадаистов» со временем вошли в группу «сюрреалистов».


Письма с Запада VII*

Впервые, под заглавием «Письма из Парижа (Письмо пятое). Театры во Франции», напечатано в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 31, 4 февраля; № 32, 5 февраля.


(1) В 1926 году по инициативе Жемье было создано Всемирное театральное общество, или Театральный интернационал, ставившее целью объединить международные и национальные театральные организации, содействовать культурному единению народов, подъему театрального искусства и создать единую сценическую терминологию.

(2) По планам Жемье, ежегодно, поочередно в каждой стране, должны были устраиваться международные конгрессы, театральные празднества и выставки, съезды драматургов и композиторов. В 1928 году в Париже состоялся Международный театральный фестиваль (с участием Театра им. Евг. Вахтангова).

(3) «Вторым государственным театром» Луначарский называет драматический театр «Одеон», относившийся (как и первый государственный театр — Французская Комедия) к немногим привилегированным театрам Франции; эти театры имели особый устав и получали государственные субсидии.

(4) Луначарский посвятил Жемье статьи: «О международном театре» (из цикла «Путевые очерки»), «Фирмен Жемье» и др. (см. в кн.: А. В. Луначарский, О театре и драматургии. Избранные статьи в 2-х томах, т. 2, «Искусство», М. 1958).

(5) Полное название пьесы Ростана — «Сирано де Бержерак».

(6) Пьеса П. Рейналя (Paul Raynal, Le Tombeau sous l'Arc de Triomphe, 1924).

(7) Выражение «антисемитизм — социализм для дураков» было широко распространено в немецкой социал-демократической печати второй половины XIX века.

(8) Так назывался с 1898 года парижский театр на площади Шатле, владелицей и художественным руководителем которого была знаменитая актриса Сара Бернар.

(9) Речь идет о пьесе Андре де Лорда (André de Lorde, Mon curé chez les riches, 1925), инсценировке одноименного романа Клемана Вотеля, опубликованного в 1920 году; в русском переводе роман издан в 1926 году (изд. «Мысль», Л. 1926).

(10) Речь идет о романе Клемана Вотеля «Мадам не хочет ребенка» (Clément Vau tel, Madame ne veut pas d'enfant, 1922).

(11) Театр Гран Гиньоль (Théâtre du Grand Guignol) — увеселительный театр в Париже, основанный в 1897 году и существующий по настоящее время. Свое название получил по имени созданной в XVIII веке марионетки Гиньоль — персонажа кукольного театра. Гран Гиньоль характеризуется преобладанием детективно-бульварного репертуара, натуралистической манерой игры, установкой на внешний эффект, поэтизацией насилий и «ужасов».

Об этом театре см. статью Луначарского «Гран Гиньоль» (из цикла «Путевые очерки») в кн.: А. В. Луначарский, О театре и драматургии. Избранные статьи в 2-х томах, т. 2, «Искусство», М. 1958, стр. 356–359.

(12) Луначарский имеет в виду отзывы критиков Альфреда Керра (в газете «Берлинер Тагеблатт»), Макса Хохдорфа (в газете «Форвертс»), Макса Осборна, Норберта Фалька, Рудольфа Кайзера и других о премьере его драмы «Освобожденный Дон Кихот» в берлинском Народном театре (Volksbühne) 27 ноября 1925 года.


Письма с Запада VIII*

Впервые часть первая, под заглавием «Изобразительное искусство в Германии и Франции (Письмо шестое). Несколько слов о живописи», напечатана в «Красной газете» (веч. вып.), 1926, № 37, И февраля; вторая часть (от слов «Переходя к скульптуре…», стр. 415 наст, тома) под заглавием «Изобразительное искусство в Германии и Франции. (Письмо шестое.) Скульптура» — в «Красней газете» (веч. вып.), 1926, № 42, 17 февраля. В рукописи и машинописи произведение имело заглавие: «Письма о загранице». Вероятно, первоначально автор предполагал дать третий цикл, но затем ограничился всего двумя письмами. При подготовке же сборника «На Западе» он соединил их в одно письмо, закончив им всю серию «Писем с Запада».


(1) Сецессион (от лат. secessio — отход, отделение) — наименование ряда объединений живописцев — представителей импрессионизма в Германии и Австрии в конце XIX — начале XX века. Луначарский говорит здесь о выставке картин последнего берлинского Сецессиона в 1925 году.

(2) Немецкие экспрессионисты как в литературе, так и в живописи, с характерным для них стремлением к максимальной остроте выражения психологических переживаний и болезненным интересом к человеческому страданию, искали для себя образцов у Достоевского, отходя, однако, от его реалистических принципов. Об этом Луначарский говорит, в частности, в предисловии к книге Э. Толлера «Тюремные песни», изд. ЦК МОПР СССР, М. 1925.

(3) Луначарский имеет в виду живопись в манере Беклина и Штука.

(4) Речь идет, вероятно, о Первой всеобщей германской художественной выставке в СССР, состоявшейся в Москве осенью 1924 года, на которой были представлены, главным образом, произведения экспрессионистов, резко антибуржуазные по своей социальной устремленности. Этой выставке Луначарский посвятил статью «Германская художественная выставка» («Прожектор», 1924, № 20, стр. 22–26).

(5) О творчестве Дикса Луначарский писал в; статьях «Выставка революционного искусства Запада» («Правда», 1926, № 128, 5 июня) и «По выставкам» («Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1926, № 117, 23 мая); о Мазерееле — в статье «Франс Мазереель» (предисловие к каталогу выставки работ Мазерееля в Москве, изд. ВОКС, М. 1930).

(6) Произведения Дикса и Мазерееля экспонировались весной 1926 года на Выставке революционных художников Запада; персональная выставка произведений Мазерееля состоялась в Москве летом 1930 года.


«Искусство в опасности»*

Впервые напечатано в журналах «Новый мир», 1926, кн. 3, март, стр. 152–157, и «Жизнь искусства», 1926, № 14, 6 апреля, стр. 3–4; № 15, 13 апреля, стр. 2–3.


(1) Речь идет о названной выше книжке Г. Гросса и В. Герцфельде с предисловием В. Перцова. См. примеч. 1 на стр. 504 наст. тома.

(2) Свободное изложение основной мысли отрывка из указанной книжки Гросса и Герцфельде (ср. стр. 14–17). Последующие цитаты в данной статье приведены Луначарским иногда с несущественными отклонениями из этой же книжки.

(3) Здесь и ниже Луначарский цитирует с некоторыми отклонениями предисловие Перцова к названной книжке Гросса и Герцфельде (см. там же, стр. 6–7).

(4) АХРР — Ассоциация Художников Революционной России — организация советских художников (существовала с 1922 по 1932 год). В 1928 году была переименована в АХР — Ассоциацию Художников Революции. ОСТ — Общество художников-станковистов — группировка молодых художников-формалистов, существовавшая в Москве с 1925 по 1932 год.

(5) В предисловии Перцова не «штандарт», а «стандарт» (см. книжку Гросса и Герцфельде, стр. 7). На эту ошибку указывал и Перцов в «Ответе А. В. Луначарскому» (см. «Жизнь искусства», 1926, № 17–18, 27 апреля — 4 мая, стр. 4).


К характеристике новейшей французской литературы*

Впервые напечатано в журнале «Печать и революция», 1926, кн. 2, март, стр. 17–26.


(1) André Germain, De Proust à Dada. Aux éditions du Sagittaire P. 1924.

В статье Луначарский приводит цитаты из этой книги в собственном вольном переводе, в отдельных случаях с сокращениями и незначительными отступлениями от ее текста.

Андре Жермен в 1925–1926 годах занимал близкую к Р. Роллану позицию. В дальнейшем он резко поправел.

(2) См. примеч. 1 на стр. 513 наст. тома.

(3) Имеется в виду глава «Последняя книга Марселя Пруста» («Le dernier livre de Marcel Proust») в названной книге Жермена; написана в июле 1921 года, почти за полтора года до смерти Пруста.

(4) Речь идет о главе «Взгляд на творчество Марселя Пруста» («Regard sur l'oeuvre de Marcel Proust») в книге Жермена; написана в апреле 1923 года.

(5) См. статью Луначарского «Леонид Андреев. Социальная характеристика» в кн.: Л. А н д р e e в, Избранные рассказы, Госиздат, М. — Л. 1926, стр. 11–24, а также в т. 1 наст. изд.

(6) Письмо А. С. Суворину от 25 ноября 1892 года см.: А. П. Чехов, Собрание сочинений в двенадцати томах, т. И, Гослитиздат, М. 1956, стр. 600–601.

(7) В цитируемых строках книги Жермена (стр. 75) Дриё ла Рошель ее упоминается.

(8) «Когда Израиль царствует» («Quand Israël est roi», 1921) и «Путь в Дамаск» («Le Chemin de Damas», 1923) — романы Жерома и Жана Таро. Бела Кун, Тиса, Карольи — политические деятели, изображенные в первом из названных романов, в котором с реакционных позиций описаны события мировой войны и революции 1919 года в Венгрии.

(9) См. указ. кн. Жермена, стр. 95. Цитата из романа «Le Chemin de Damas», 1923.

(10) См. указ. кн. Жермена, стр. 99. Цитата из сборника рассказов П. Морана «Tendres stocks» (1921).

(11) См. Paul Morand, Lewis et Irène, 1924. В русских переводах этот роман Морана выходил под названием «Левис и Ирэн» (1926) и «Хищники» (1924).

(12) Речь идет, вероятно, о романе Ларбо «Любовники, счастливые любовники» (Valéry Larbaud, Amants, heureux amants, 1920).

(13) См. указ. кн. Жермена, стр. 121–122. Цитата из кн.: J. Giraudoux, Siegfried et le Limousin, 1922.

(14) «Зигфрид и Лимузен» — названный выше роман Ж. Жироду. в русском переводе вышел в 1927 году.

(15) François Mauriac, La Chair et le Sang, 1920.

(16) См. указ. кн. Жермена, стр. 170. Цитата дана в сокращенном переводе. Жермен привел ее из романа Пьера Дриё ла Рошеля «Гражданское состояние» (Pierre Drieu La Rochelle, État civil, 1922).

(17) Роман Анри де Монтерлана «Сон» (Henry de Montherlant, Le Songe, 1922).

(18) В книге Жермена речь идет о героине романа Монтерлана «Сон» — Доминике Субрье, молодой девушке, занимающейся спортом.

(19) Henry de Montherlant, Le Paradis à l'ombre des épées, 1924.

(20) Philippe Soupault, Le bon apôtre, 1923.

(21) Речь идет о другом романе Супо — «На дрейфе» («A la dérive», 1922), персонажем которого является Обри.

(22) Имеется в виду роман Жозефа Дельтея «На реке Амур» (Joseph Delteil, Sur le Fleuve Amour, 1923).

(23) Joseph Delteil, Jeanne d'Arc. 1925. В русском переводе: Ж. Дельтей, Жанна д'Арк, 1928.

(24) Jacques Sindral, La Ville éphémère, 1922.

(25) Имеется в виду книга Филиппа Барреса (сына французского реакционного писателя Мориса Барреса) «Война в двадцать лет» (Р h ilippe Barrès, La guerre à vingt ans).

(26) В 1910-х и 1920-х годах Арагон примыкал к дадаистам и сюрреалистам.

(27) Брик был автором ряда литературных манифестов русского футуризма.

(28) Речь идет о ряде очерков и повестей Арагона, опубликованных в первой половине 20-х годов: «Анисе или панорама» («Anicet ou le Panorama», 1921), «Приключения Телемака» («Les Aventures de Télémaque», 1922), «Столичные удовольствия» («Les Plaisirs de la capitale», 1923), «Волна мечтаний» («Une Vague des rêves», 1924), «Парижский мужик» («Le Paysan de Paris», 1926).

(29) Об Арагоне и его отношении к дадаистам и сюрреалистам Луначарский писал также в статье «Из заграничных впечатлений» («На литературном посту», 1926, № 1, 5 марта, стр. 10–14).

(30) Цитата переведена неточно. См. книгу Жермена: «…Aragon c'est la force d'un Lénine et la logique d'une guillotine, toutes euguirlandées des jeux d'un poète», p. 301 (…Арагон — это сила Ленина и логика гильотины, пышно украшенные игрой поэтической фантазии).

(31) В 1925 году Арагон присоединился к группе прогрессивных писателей — «Кларте», издававшей журнал того же наименования, а в 1927 году вступил в Коммунистическую партию Франции.

Бретон после своего присоединения в 1925 году к «Кларте» вступил в 1927 году в Коммунистическую партию, из которой был исключен в 1933 году за фракционную деятельность. В дальнейшем Бретон отошел от прогрессивной литературы.


Новая пьеса Ромена Роллана*

Впервые напечатано в журнале «Новый мир», 1926, кв. 5, май, стр. 116–133, под заглавием «„Игра любви и смерти“ (Новая пьеса Ромена Роллана)».


(1) Вероятно, Луначарский имеет в виду следующие слова из приветственной статьи М. Горького, написанной по случаю 60-летия Ромена Роллана: «Говорят: Р. Роллан — Дон Кихот. С моей точки зрения, это лучшее, что можно сказать о человеке» (см. М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 24, Гослитиздат, М. 1953, стр. 260). Статья была опубликована в посвященном 60-летию Р. Роллана юбилейном номере журнала «L'Europe», 1926, № 38, 15 февраля (Numéro spécial consacré à Romain Rolland à l'occasion de son soixantième anniversaire, p. 160–164).

В этом же выпуске журнала (стр. 168) Р. Роллана с Дон Кихотом Луначарского сравнивал немецкий писатель — Вильгельм Герцог.

(2) Ср. письмо В. И. Ленина М. Ф. Андреевой от 18 сентября 1919 г. «… По поводу второго (аресты) пишу A. M. (А. М. Горькому. — Ред.). Меры к освобождению приняты. (Нельзя не арестовывать, для предупреждения заговоров, всей кадетской и околокадетской публики. Она способна, вся, помогать заговорщикам. Преступно не арестовывать ее. Лучше, чтобы десятки и сотни интеллигентов посидели деньки и недельки, чем чтобы 10 000 было перебито. Ей-ей, лучше.)» («Ленинский сборник», XXXVI, Госполитиздат, М. 1959, стр. 80).

(3) Об этой книге Р. Роллана см. примеч. 25 к тринадцатой лекции «Истории западноевропейской литературы», в наст. томе.

(4) Об отношении Короленко к революции см. в т. 1 наст. изд. статьи Луначарского «Владимир Галактионович Короленко» и «В. Г. Короленко. Общая характеристика» и примеч. к ним.

(5) Имеется в виду юбилейный выпуск журнала «L'Europe».

(6) Первые статьи о Р. Роллане в русской печати Луначарский опубликовал в 1912 и 1915 годах: «Ромен Роллан» (газета «День», 1912, № 84, 25 декабря); «У Ромена Роллана» (газета «Киевская мысль», 1915, № 72 и 73, 13 и 14 марта).

(7) В «L'Europe», 1926, № 38, 15 февраля, р. 177–178. Приведенная ниже цитата дана с незначительными отступлениями.

(8) См. там же, стр. 168.

(9) После пьесы «Игра любви и смерти» (1924) Р. Роллан написал еще три драмы: «Вербное воскресенье», «Леониды», «Робеспьер».

(10) См. примеч. 31 к тринадцатой лекции «Истории западноевропейской литературы».

(11) См. там же.

(12) См. Р. Роллан, Собр. соч., т. XIII, изд. «Время», Л. 1932, стр.9 — 11.

(13) Драму «Робеспьер» Р. Роллан завершил и опубликовал в 1939 году.

(14) Pâques fleuries, 1926. В русском издании выходила под заглавием «Вербное воскресенье» (см. Р. Роллан, Собр. соч., т. XII, изд. «Время», — Л. 1932, стр. 145–204).

(15) См. Р. Роллан, Собр. соч., т. XIII, изд. «Время», Л. 1932, стр. 11.

(16) См. шестую лекцию «Истории западноевропейской литературы».

(17) См. работу А. В. Луначарского «Фрэнсис Бэкон» в томе 6 наст, издания.

(18) Имеется в виду историческая работа И. Тэна «Происхождение современной Франции», в которой события Великой французской революции рассматриваются с реакционных позиций; в таком же освещении представлена в ней и деятельность Национального Конвента в период якобинской диктатуры (см. указ. соч., т. IV, СПб. 1907, стр. 113–139).

(19) Перевод цитированной сцены, вероятно, был сделан самим Луначарским по одному из первых французских изданий пьесы.

(20) См. авторское предисловие к пьесе «Игра любви и смерти» в кн.: Р. Роллан, Собр. соч., т. XIII, изд. «Время», Л. 1932, стр. И.

(21) Об отношении Р. Роллана к первой мировой войне Луначарский говорит в тринадцатой лекции «Истории западноевропейской литературы».

(22) См. примеч. 27 к тринадцатой лекции «Истории западноевропейской литературы», стр. 502 наст. тома.

(23) Привилегированные актеры, пайщики театра.

Загрузка...