Глава семнадцатая Токио

Генеральный директор «Регент Универсал Банка» Лобастов задержался в Токио намного дольше, чем предполагал. Пришлось даже просить о продлении визы, выданной на десять дней. Ситуация сложилась деликатная и непростая. Продлить визу японцы обещали, но заставили заполнить длинную анкету, учинив форменный допрос. Так уж случилось, что поездка Геннадия Прокоповича совпала с арестом его святейшества учителя Секо Асахары, обнаруженного полицией в потайном помещении штаб-квартиры скандально знаменитой секты.

Сидя у телевизора в номере отеля «Нью Джапэн», Лобастов с ужасом следил, как резали броню автогеном. Ему ли было не знать, что легированную сталь, которая пошла на оборудование тайника, поставило коммерческое предприятие «Тетраэдр»? Мало того что фирма целиком принадлежала Лобастову и экспортные лицензии были выписаны на его имя, в довершение всего грязная тень ложилась на репутацию банка. Через «Регент Универсал», где успешно прокручивались миллиарды йен, осуществлялись многие сделки российского филиала секты. Центры «Учения истины» на Речном вокзале и Петрозаводской улице, на Каширском шоссе и в Домодедове были арендованы благодаря посредническим услугам риэлтрских подразделений дочерней фирмы «Регент инвест консалтинг».

Преодолев неимоверные трудности, Лобастов добился разрешения и на открытие постоянно действующих киосков внутри станций метро Тургеневская, Октябрьская и Китай-город. До последнего времени они приносили заметный доход. Кто мог предполагать, что так обернется? Дело казалось беспроигрышным. Секте покровительствовали на самых верхах. Само ее появление в России стало возможно только благодаря энергичной протекции секретаря Совета Безопасности. Лобастов хорошо знал советника посольства, который представил Асахару высокому лицу во время его визита в Японию. Теперь подлец воротит рыло. Делает вид, что впервые видит гендиректора крупнейшего банка Москвы. А ведь все с него началось, со специалиста-востоковеда!

Геннадий Прокопович понятия не имел, что представляет собой эта самая АУМ. Буддизм, медитация, всякая там хреновина — кому это надо? Были бы деньги. Наверняка так же думали все серьезные люди, которых Асахара сумел затянуть в свои сети. А деньги у него были и за ценой он не стоял. Кидин, хитрющая бестия, сам ничего не подписывал. Все проводил через совет, а отдуваться приходится кому? Как всегда, гендиректору. Приятно иметь дело только с голыми цифрами: деньги, дескать, не пахнут. Еще как пахнут! Зарином, мать его так. Канарейки, которых разместили в метро, и те сдохли. Без респиратора япошек в подземку не загонишь: боятся новой атаки.

Последние дни Лобастов почти не выходил из гостиницы. Еду, и ту заказывал в номер, боясь оторваться от телевизора. Новости поступали каждый час. И какие новости! Газ в подземке города Осака, баллоны с часовым механизмом на Токийском вокзале, взрывы, пожар — и все она, сучья АУМ. Напряженно всматриваясь в лица арестованных, Геннадий Прокопович узнавал знакомых. Менеджер, который регулярно курсировал между Токио, Москвой и Находкой, инженер-химик, аналитик компьютерных систем… Со всеми встречался, беседовал, водил по ресторанам. А вон и еще один косоглазый. Вывозил запчасти к вертолету. Удалось достать у вояк в Хабаровске…

Языка Лобастов не знал, но все было понятно без слов.

Кидин, конечно, мечет икру: обрубай, мол, концы, и баста. А как их обрубишь, если по горло в говне? Слава Аллаху, что еще с оружием связываться не стали, а то вообще страшный сон: уран, изотопы, плазменная пушка какая-то.

С другой стороны, особо не уколупнешь: чисто. Российский АУМ зарегистрирован, под ихний институт целый домище отгрохали. Все по закону — юридическое лицо. Не мы одни проморгали. И почище нас есть. Пусть телевидение трясут. Они больше всех виноваты.

Грандиозные шоу в спорткомплексе «Олимпийский», ежедневные радиопередачи по «Маяку» на УКВ и длинных волнах, каждое воскресенье на канале «2x2» — только дурак может думать, что все это просто за так, ради приобщения сбрендивших россиян к загадочной восточной культуре. Нет, господа, такой адвертайзинг дорогого стоит! «Кока-кола» была бы счастлива, если бы ей дали хоть кусочек урвать, не говоря уже про «Самсунг» или «Проктер энд Гембл». Ни у себя в Токио, ни в любой столице мира Асахаре не позволили бы развернуться с таким размахом. Настоящие деньги можно делать только в России. Наши обороты и не снились всяким там рокфеллерам-морганам. Японские инвестиции давали банку семьдесят пять годовых. Вкладчик получал всего двадцать и был премного доволен. Вот и руби с плеча сук, на котором сидишь.

Шалят нервишки у Ваньки, шалят. Каждый день из Гамбурга звонит. Его бы сюда голым задом на горячую сковородку!

Ровно в одиннадцать, как обещал, за Лобастовым заехал господин Морити. В просторном лимузине «тайота империал» ждал переводчик Кавабата. Всякий раз, внимательно выслушав хозяина, он с придыханием произносил «хай» и приступал к переводу. Когда наступала очередь московского гостя, вскрикивал «хорошо».

— Мы поедем в район Нихонбаси, на наш завод. Посмотрите новые образцы компьютерной техники, — сказал Морита. — Вам не нужно беспокоиться: Асахара — сумасшедший. Он стал совершенно неуправляемым. Уверяю вас, мы сумеем выйти из этой заварухи без особых потерь. Наши общие интересы не пострадают, а эти бесноватые получат по заслугам. Вытаскивать их никто не станет. Это ж надо было придумать: захват Токио! Вы знаете, что они собирались распылить над городом бактерии сибирской чумы?

— Быть того не может!

— Представьте себе. Зарин — только первая проба пера.

— Но зачем?

— Асахара решил своими руками устроить предсказанное им светопреставление. Гибель миллионов людей, захват императорского дворца, парламента. И все только потому, что живому богу захотелось создать собственное государство.

— Вот зачем им были так нужны вертолеты! Неужели никто ничего не знал?

— Ничего. Все готовилось в глубокой тайне. Нас его действия застали врасплох.

Лобастов отнесся к заверениям Мориты с некоторым сомнением. Якудзи — могущественная японская мафия — не те люди, которых можно провести на мякине. Но они и не безумцы, чтобы вот так, неведомо ради чего, играть в подобные игры. Вообразить, и то невозможно: конец света!

— А где Хаякава? Он обещал помочь с визой. Почему такая волынка? Бели завтра не дадут, мне придется на следующий день улететь.

— Что такое, простите, «волынка», господин Лобастов? — старик Кавабата, похожий на суслика, оскалил прокуренные зубы.

— Волокита, тянучка.

— Хорошо. Я понял: не говорят ни да ни нет?

— Говорят да, но не дают.

— Хорошо, хорошо…

— Извините нас, господин Лобастов, — выслушав перевод, Морита устало опустил веки, — Хаякава ничем вам не сможет помочь. Не звоните ему.

— Неужели?..

— Да, — подтвердил Морита, — к сожалению. Очень печально.

«Хаякава арестован!» — Геннадий Прокопович был потрясен. С теми, кого показывали по телевизору — в наручниках, с опущенной головой — сомнений не возникало: близкие люди Асахары, сектанты. Но Хаякава? Крупный бизнесмен, полиглот, весельчак — он-то с какой стороны?


Позавчера они провели вместе весь день. Гуляли по парку, любовались разноцветными крапчатыми рыбами, играющими в ручье с мостиками для лилипутов и карликовыми деревьями на крохотных островках. Когда Лобастов пошутил, что непрочь выловить одну-другую, Хаякава немедленно повез его в какой-то ресторанчик с бассейном, в котором так и кишели эти диковинные рыбы, ничуть не похожие на наших карпов. Хозяин с поклоном вручил небольшие удочки, и не прошло и минуты, как на леске Геннадия Прокоповича затрепетало диво в серебряной чешуе, покрытой ярко-красными, желтыми и черными пятнами. А вскоре он увидел свой улов на тарелках, зажаренным в кляре. Вкус был нежный и тонкий. Жиденький супчик с одиноким зеленым листиком в маленькой чашке Лобастову не понравился, зато креветки, крупные и мясистые, оказались выше всяких похвал. Но это было так — баловство, легкая закуска. Настоящий пир Хаякава устроил на Гиндзе. Наглядевшись на бушующую феерию света, позабавившись игрой в пачинко. Автомат со звоном выдал Лобастову целое ведерко блестящих шариков. Хорошенькая японочка взвесила их на электронных весах и отвалила целую пачку десятитысячных купюр. Пустячок, а приятно.

Вечер закончили в «Пионовом фонаре», ресторане с гейшами. Девочки были накрашенные, в прическе с заколками, что твои спицы, в вышитых кимоно. Они наперебой ухаживали за Геннадием Прокоповичем, вкладывая ему прямо в рот самые вкусные кусочки. Он пил подогретое саке вперемежку с холодным пивом и порядком захмелел. Хаякава предупредил, что лапать можно за милую душу, но дальше ни-ни.

На ночь он прислал в номер рослую молчаливую шведку. Она знала дело.

О работе почти не говорили. Да и как говорить? Хаякава понимал по-русски примерно в той же степени, что Лобастов по-английски. Единственное, о чем он спросил, были изотопы, которыми в исследовательских целях интересовался какой-то сингапурский партнер. Геннадий Прокопович сказал, что достать можно все, что угодно. Важно знать точную спецификацию и количество. Хаякава пообещал уточнить в самое ближайшее время. И вот — пожалуйста.

Каких людей берут!

Бродя с Моритой по цехам, где совершенно не было людей, а сплошь одни роботы, чем-то похожие на скелеты ящеров, Лобастов почти не вникал в объяснения. Поверхностно осмотрев образцы, предназначенные к продаже, сказал, что подумает, посоветуется и даст ответ по факсу.

— Не желаете посмотреть представление в театре «Кабуки»? — спросил Морита. — Или, может быть, японская баня?

— Не сегодня, спасибо. Лучше сразу в гостиницу. У меня разговор с Москвой.

Никакого разговора не ожидалось, но все настолько обрыдло, что захотелось побыть одному.

До поздней ночи Лобастов просидел перед телевизором. Ничего существенно нового он не увидел. В который уж раз показывали горелку, режущую огнем стальную стену, и Асахару, сидящего в позе глубокой медитации.

Заснул, не выключив телевизор. Первое, что увидел, пробудившись на рассвете, была какая-то лаборатория, откуда полицейские в касках вытаскивали стальные баллоны со сжиженным газом и пластмассовые канистры. За стеклянной рамой вытяжного шкафа мелькнул, вызвав легкое обмирание сердца, знакомый Лобастову автоклав.

Лобастов томился, не зная, что предпринять. Как зверь в клетке, метался в своих трехкомнатных апартаментах, то и дело заглядывая за стойку мини-бара, чтобы пропустить стаканчик пивка. Пиво у японцев было не хуже немецкого, а квас в банках еще лучше отечественного. Он так и назывался: «Кремлевский». Умеют!

Телефонный звонок застал его на унитазе. Первой мыслью было, что это опять Кидин. Куда там — полиция!

Страх как нахлынул, так и осел.

Полицейский чиновник оказался настолько любезен, что привез паспорт прямо в отель.

— Разрешите подняться к вам в номер, господин Лобастов? — позвонил он снизу. Несмотря на приличное знание языка, фамилия прозвучала как, «Лабатсо».

— Конечно, пожалуйста, что за вопрос! — обрадовался поначалу Геннадий Прокопович, но радость быстро сменилась паническим беспокойством: с чего бы такая предупредительность? Решив, что его пришли арестовать, он забегал по комнате, пытаясь сообразить, нет ли при нем чего-либо компрометирующего. Бумаги? Записная книжка с адресами и телефонами?

«Поздно. Просто разорвать, и то не успеешь. Нарочно застали врасплох! А что, если не впускать? Потребовать консула? Адвоката?»

С консула мысль перескочила на негодяя экономического советника, и стало совсем нехорошо. Свои не только не выручат, но еще и утопят с великой радостью, мидаки долбаные.

Услышав мелодичную руладу звонка, Лобастов опрометью кинулся к двери. Готовый к самому худшему, прильнул к глазку.

Облик визитера, без всяких на то оснований, подействовал на Лобастова успокоительно: короткая стрижка, черный с иголочки костюм, худощавое лицо, на котором загодя замерла приветливая улыбка. В правой руке кейс.

— Доброе утро, господин Лобастов, — поклонился японец.

— Здравствуйте, здравствуйте, очень рад! Прошу, — Геннадий Прокопович посторонился и широким жестом пригласил войти.

Переступив порог, чиновник еще раз отдал поклон и выжидательно остановился.

— Прошу! Будьте, как дома, — залебезил Лобастов, забегая вперед. — Не угодно ли присесть? — он указал на журнальный столик между двумя глубокими креслами.

Скользнув цепким взглядом по разбросанным в самых неподходящих местах сверткам, упакованным с японским изыском и тщательностью, гость остановил глаза на гравюре, висевшей над стойкой мини-бара.

— Хиросиге.

— Что вы сказали? — не понял Лобастов. — Ах, да! Хорошая картинка очень хорошая. Не желаете чего-нибудь выпить?

— Спасибо, не надо.

— Может, немного водочки, по русскому обычаю? Или пива?.. У вас, между прочим, отличное виски. Лучше шотландского. «Сантори» называется…

Ответом был поклон, такой же глубокий и быстрый.

— И от чая отказываетесь? — сам не свой, продолжал настаивать генеральный директор.

— Спасибо. У меня мало времени. Мы можем сесть? Мне сюда? — Дождавшись, пока сядет суетливый хозяин, японец занял место напротив. — Согласно вашей просьбе, господин Лобастов, мы продлили ваше пребывание еще на семь дней. У меня ваш паспорт, — он раскрыл чемоданчик, вынул паспорт с подколотыми к нему бланками, но владельцу не передал, а защелкнув замки, водрузил сверху, прикрыв руками.

Даже такой неискушенный в восточных церемониях человек, как Геннадий Прокопович, мог догадаться, что будут вопросы.

— Не знаю, как вас благодарить, — заерзал он на сиденье. — Зачем было себя затруднять? Я бы и сам мог заехать.

— Ничего, господин Лобастов. Мне бы хотелось уточнить несколько незначительных мелочей. Вы не будете возражать?

— Никоим образом!

— Позвольте представиться, — чиновник привстал и, согнувшись дугой, вручил визитную карточку.

— Очень приятно! — Лобастов попробовал ответить тем же, но едва не опрокинул торшер. Положив визитку перед собой, он потер ушибленный локоть. Кроме имени и телефона, на ней ничего не было: ни титула, ни адреса. На другой стороне — иероглифы. — Очень рад познакомиться с вами господин… Тодоси Икеда, — .прочитал по складам.

— Мне тоже приятно… Вы написали, что целью вашей поездки являются экспортно-импортные операции… Что это означает на самом деле?

— То и означает, — Лобастов залихватски хлопнул себя по колену, — купля-продажа, ты мне — я тебе. Наши фирмы поставляют Японии сырье, мы закупаем у вас компьютеры и всякую электронику. Обычное дело.

— Ваш банк выступает в роли посредника?

— Не совсем так, Икеда-сан, — блеснул знанием местного колорита Лобастов. — «Регент Универсал Банк» входит в своего рода концерн, в котором участвуют различные фирмы.

— Мы бы хотели знать, кому именно были поставлены морским путем из порта Находка следующие грузы, — Икеда заглянул в бумаги, — плиты броневой стали — сто пятьдесят тонн, цирконий в слитках — три тонны, противогазы — триста двадцать штук, лабораторное стекло — восемь ящиков, трансформаторное железо — восемьсот килограммов, автоклавы для выращивания биологических культур — четыре единицы и два контейнера с различными химикалиями.

— Это все? — упавшим голосом спросил Лобастов.

— Пока все. Хочу обратить ваше внимание на то, что перечисленная номенклатура не подпадает под определение «сырье».

— А кто сказал сырье?

— Вы и сказали.

— Я?.. Но это так, для примера. Понимаете, Икеда-сан, мы осуществляем широкий круг операций, и я не могу знать, как и куда отправлен отдельный контейнер или ящик. Этим у нас занимаются соответствующие специалисты. Я больше по финансовой части.

— Это тоже представляет интерес. Могли бы мы проследить движение капиталов?

— Пожалуйста, в любой момент! Но при мне просто нет необходимых документов, а на память в нашем деле не принято полагаться. Вы же понимаете, Икеда-сан… А что, разве с нашими поставками не все ладно? Вы усматриваете какие-нибудь нарушения?

— Формально — нет, но только формально.

— А фактически?

— Фактически вашим, как вы сказали, сырьем могут воспользоваться в неблаговидных целях.

— Какой ужас! Мы в совершенном неведении, уверяю вас.

— Разумеется, вы не можете отвечать за действия ваших партнеров. Ряд химикалий, например, может быть использован для производства зарина. Вам это ничего не говорит?

— Зарин? — Лобастов сделал удивленное лицо. — Какое еще зарин?

— Боевое отравляющее вещество, впервые полученное в Германии перед войной. Разве вы не в курсе событий?.. Я вижу, у вас включен телевизор.

— Ах, телевизор! Я же абсолютно не понимаю по-японски, даже нарочно звук вырубил. Так себе, ловлю отрывки из фильмов для общего знакомства.

— Цирконий тоже является объектом стратегического значения. Хотя сам по себе он и не представляет опасности, однако является важным компонентом в изготовлении ядерных устройств. Вы знали об этом, господин Лобастов?

— Первый раз слышу. Клянусь! — на сей раз он говорил истинную правду.

— Ваша таможня должна была обратить на это внимание.

— А ваша? — попробовал перейти в контратаку Геннадий Прокопович.

— Наша обратила. Груз арестован.

— Какая жалость, — вздохнул Лобастов, мысленно подсчитав убыток. Впрочем, звон, который неизбежно докатится до Москвы, грозил куда более серьезными последствиями, чем потеря нескольких миллионов. Тем более гипотетическая, ибо к месту назначения цирконий прибыл. — Из-за неряшливости нашей таможни такие неприятности. Я обязательно подниму этот вопрос.

— Вы поступите совершенно правильно. Благодарю вас, — Икеда убрал ладони с кейса, на котором, словно под прессом, томился красный паспорт с гербом СССР.

Лобастов было подумал, что допрос, явно предварительного характера, закончен, но маленькие крепкие руки вернулись на место, возвестив новый раунд.

— Вы случайно не в курсе, господин Лобастов, каким путем попал в нашу страну вертолет системы Миля?

— Вертолет? Первый раз слышу. Какой вертолет?

— Фирмы, с которыми работает ваш банк, как-то причастны к продаже вертолета частной организации?

Геннадий Прокопович превосходно понимал, куда гнет Икеда, но постепенно вырисовывалось и другое. Японец упорно не желал называть ни «АУМ сенрикё», ни самого Асахару Секо, ограничиваясь намеками, впрочем, достаточно ясными. Почему? Для Лобастова это так и осталось загадкой. Тем не менее он спинным мозгом почувствовал, что может и впредь разыгрывать полную непричастность. Намек подразумевает свободу выбора: кто понимает, а кто и пропускает мимо ушей. Пусть этот косоглазый считает его толстокожим.

— Я совершенно уверен, Икеда-сан, что никто из наших не имеет ни малейшего касательства к торговле оружием.

— Я не говорил, что вертолет военный.

— Не имеет значения: военный, гражданский. Поставьте пулемет, и будет военный. Нет, можете быть спокойны, мы дорожим репутацией нашего банка. Наконец, у каждого из нас есть жена, дети, просто совесть, Икеда-сан! Нет, нет…

— И запчасти к вертолетам — тоже нет?

— И запчасти, и все остальное. Если с химикалиями и произошел какой недосмотр, то лишь по причине некомпетентности кого-то из рядовых сотрудников. Далеко не все знают, как изготовляются газы. Я, например, понятия не имею. Но разберусь! И сделаю выводы, если обнаружится подобный факт. Вы уверены, что это мы поставили химикалии?

— Мы располагаем копиями накладных.

— Даже так! И кто заказчик?

— Вот это я и пытался узнать у вас, господин Лобастов. Не припомнили?

— Без документов? Я не Эйнштейн!.. На накладные можно взглянуть?

— С какой целью?

— Узнать имя получателя.

— Мы его знаем, но поскольку вы, господин генеральный директор, не располагаете необходимой документацией и жалуетесь на память, наш разговор будет беспредметен. — Улыбка, не покидавшая Икеду ни на минуту, приобрела утонченно-насмешливое выражение. — Позвольте передать вам ваш паспорт. Желаю приятного пребывания в Токио.

Закрыв за японцем дверь, Лобастов рухнул на диван. Облегчения он не ощутил. Странный допрос был всего лишь прелюдией к грандиозным неприятностям.

О его контактах с сектой токийская полиция знала если не все, то многое. Неизвестно, дадут ли ему Спокойно уехать.

Про то, что ожидает по возвращении, лучше и вовсе не думать.

Как наркоман за новой порцией зелья, кинулся он к телевизору. На плоском экране новейшей модели «Хитачи» респектабельный комментатор с желтой хризантемой в петлице заканчивал очередную ретроспективу.

Показывали уже знакомый опорный пункт секты в префектуре Яманаси Похожие на заводские цеха лабораторные корпуса с глухими стенами, торчащие из-под земли вентиляционные трубы, плавные изгибы забора, хаотично разбросанные бараки, одноэтажные флигельки, гаражи.

Жаль, что Геннадий Прокопович не мог слышать текста. Транслировался радиоперехват обращения Асахары, переданного по российским радиоканалам из Владивостока на частоте 1476 килогерц.

«Давайте вместе осуществим план спасения и встретим такую смерть, в которой мы не будем раскаиваться».

Кому и когда было даровано счастье раскаяния после смерти?

Лобастов не мог знать, что японское правительство, руководствуясь политическими соображениями, решило не привлекать пока российскую сторону к расследованию деятельности «АУМ сенрикё». Контейнер с циркониевыми брусками был зафиксирован секретной службой Соединенных Штатов. Соответствующий запрос пошел по линии Интерпола, и японское отделение этой международной организации получило задание начать разработку.

Москва оставалась в неведении, а вернее всего, выжидала формального уведомления. Российское отделение в любой момент могло подключиться к центру хранения информации в Страсбурге. На секту Асахары там уже был накоплен обширный материал, как минимум, по шести позициям: оружие, наркотики, отравляющие газы, болезнетворные бактерии, радиоактивные изотопы, компьютерные диверсии.

«Кидин прав, — решил Геннадии Прокопович, — рвать, так рвать».

Он позвонил в «Джапэн эйр» и заказал место на ближайший рейс в бизнес-классе.

Загрузка...