Том 6. Девушка, которой не было

Глава 1

По изобретенной мною классификации ее грудь могла претендовать на трехзвездочную оценку. Прикрытая тканью лишь частично, она, несомненно, волновала, вызывая желание познакомиться с ней не только визуально. И получи я возможность обозревать это чудо во всей его первозданной красе, рейтинг его повысился бы до четырех звезд.

Иссиня-черные, коротко подстриженные волосы в мягком свете сумерек напоминали кепи, лихо надвинутое на лоб. Низко падающая челка закрывала брови, подчеркивая глубину огромных фиалковых глаз. Она сидела, закинув ногу на ногу, демонстрируя их длину и изысканную форму. Узенькая, выше колен юбка обтягивала упругие бедра, вызывая невольный интерес — а что же там дальше?

Она взглянула на меня поверх бокала с мартини и улыбнулась искусственной улыбкой, слегка обнажив зубы.

— Вы Холман? — произнесла она холодным тоном. Ее вяловатая манера произносить слова напоминала слабое журчание иссякающего ручейка.

— Рик Холман, — с готовностью подсказал я, потому что с сексуальными женщинами предпочитаю сразу же устанавливать атмосферу неофициального общения. Однако, к моему удивлению, я не обнаружил в ее взоре знакомого мне алчного огонька женщины, изголодавшейся по мужчине, а увидел лишь пренебрежительное отсутствие интереса к моей особе.

— Я — Хло Бентон. — Брюнетка кивнула в сторону обитого грубой тканью кресла, стоявшего рядом, копии того, в котором сидела сама. — Садитесь.

Я уселся и несколько секунд созерцал неподвижную поверхность воды в стерильно чистом плавательном бассейне. Затем снова взглянул на нее:

— Чего мы ожидаем? Нирваны?

На этот раз на ее лице появилась настоящая улыбка.

— Вот теперь уже немного понятнее, — призналась она. — Я ожидала увидеть супермена, а увидела, откровенно говоря, нечто меня разочаровавшее.

— Рад, что не могу сказать то же самое о вас, — искренне ответил я, украдкой взглянув на ее ноги: не приоткрылись ли бедра чуть-чуть повыше. Увы... Но зато грудь оказалась так дразняще близко — прямо на уровне моих глаз.

— А это именно вы под платьем? — с невинным видом неуклюже пошутил я.

Вместо ответа тонкий палец указал на столик с напитками:

— Наливайте сами, Холман.

Мартини оказался ледяным и смешанным в пропорции десять к одному, определил я. Опустившись в кресло и сделав медленно второй глоток, я подумал, что потребуется не так много подобных глотков, чтобы возник комплекс султана. Поскольку какие-либо попытки завязать разговор со стороны моей собеседницы отсутствовали, я дал простор своему воображению. Перед моим мысленным взором возникла картина гарема с пятьюдесятью обнаженными девушками с пышными бюстами и золотистыми от загара телами — блондинок, брюнеток, рыжих. Одна задругой они, поднимая тучу брызг, ныряли в голубой бассейн. Когда пятидесятая красавица застыла неподвижно, собираясь перед прыжком, с вытянутыми вперед руками и торчащими вверх сосками — прекрасное видение, залитое щедрым солнечным светом, было прервано. Голос Хло Бентон вернул меня к действительности.

— Осмотрительный человек, мастер на все руки, человек, разбирающийся во всех сложностях жизни Голливуда, — лениво проговорила она. — Вот вы, оказывается, какой...

— Забыли добавить “высокооплачиваемый”. Что же касается всего остального, описание довольно точное, — ответил я с иронией. — Вы — личный секретарь Леолы Смит, не так ли? И если у нее в очередной раз появились проблемы, я порекомендовал бы выбросить их из вашей хорошенькой головки. У этой леди частенько возникают сложные ситуации, а потом они оборачиваются шумной рекламной кампанией, которая как бы случайно начинается перед выходом на экран ее новой картины.

— И все-то вы знаете. — В фиалковых глазах, когда она повернула голову и взглянула на меня, появился и тут же пропал насмешливый огонек. — Я работаю личным секретарем Леолы Смит вот уже пять лет. И вы всерьез считаете, что я не понимаю разницы между организованной рекламной шумихой и настоящей неприятностью?

— Ну, не знаю, что вы там понимаете, — раздумчиво протянул я, — но если вы готовы платить настоящие деньги, то я готов выслушать все, что соблаговолите поведать о действительных намерениях вашего босса.

— Да вы настоящий ублюдок, хотя вид у вас респектабельный! — взорвалась она. — Вы с Леолой превосходно подойдете друг другу... Но, как бы там ни было, это идея Виктора Эймори, а не моя. Именно он берет на себя все расходы, и именно он выписал чек на две тысячи долларов в качестве аванса. Вы довольны, Холман?

— Интересно, — хмыкнул я. — Выплаты под закладную должны производиться вторично. С чего бы это Эймори вздумалось так заботиться о бывшей жене?

— Любовь полыхает вечным огнем в непостижимой глубине его поросшей шерстью груди, — задумчиво продекламировала Хло и отхлебнула мартини. — Вы же знаете Леолу. Закончит картину, возьмет билет на самолет в какое-нибудь неизвестное место и исчезнет на несколько месяцев.

— Да уж, знаю, — вздохнул я. — Похоже, всякий раз, когда вижу ее фотографии на первой полосе газет, она ухитряется оказаться причиной очередного международного скандала — либо во Внешней Монголии, либо в другой подобной дыре.

— Но она всегда поддерживала контакт со мной — до самого последнего времени! — взволнованно воскликнула Хло. — Хотя Леола — чудачка, но ведь она — юридическое лицо и несет ответственность... За контракты, инвестиции в недвижимости. За дом, за меня, другой персонал. И самое главное — за ее восьмилетнюю дочь, которая должна вернуться из школы-интерната через пару недель... Куда бы Леола ни уезжала, она всегда остается человеком весьма организованным и ответственным. Но сейчас ситуация другая. Вот уже месяц, как она не звонит мне. И никому другому. Больше всех озабочен Кел Райнер — глава кинокомпании “Делвуд-Райнер продакшн”. У него есть вопросы, связанные с восьмимиллионным бюджетом. Ему просто необходима Леола, чтобы подписать контракт на картину: он не может заставить держать в неизвестности еще двух звезд — ведь у каждого человека есть и другие обязательства... К тому же мне известно, что сама Леола хотела сниматься в этом фильме больше, чем в каком-либо из прежних.

— Так где же она сейчас? Хло долго смотрела на меня, и вновь насмешливые искорки заплясали в ее фиалковых глазах.

— Вы всерьез думаете, Холман, что вы большой хитрец? Какого же черта, по-вашему, мы обратились к вам — не с предложением же сняться в главной роли в этом фильме? Никто не знает, где она. Мы нанимаем вас именно для ее поисков!

— Тогда ждите, пока я уложу вьючные сумки для яков, — проворчал я. — Эта свихнувшаяся дамочка может болтаться Бог знает где между Тибетом и Тасманией сколько ей заблагорассудится. Этак вы обеспечите меня работой на всю оставшуюся жизнь. Понимаете?

— Понимаю. — Брюнетка беспомощно пожала плечами. — Но, может, нам удастся немного сузить поле поиска. Расскажу, что я знаю. Леола уехала пять недель назад. Останавливалась в Швейцарии повидаться с дочерью, которая живет там в интернате. Потом направилась в Стамбул — посмотреть танец живота. Оттуда позвонила последний раз, месяц назад, и сказала, что собирается ухватить немного солнца на юге Франции или проехаться в Шотландию, чтобы подстрелить какого-нибудь охотника за тетеревами. Она ведь противница всех видов кровавого спорта, знаете?

— Тогда ей пришлось сделать трудный выбор между бикини и килтом[4]. — Я допил свой мартини и вновь наполнил бокал. — Значит, вы считаете, что она в любом случае должна была связаться с вами? Вы не допускаете мысли, что ей могла помешать какая-нибудь веская причина?

— Вне всякого сомнения!

— Какая же? Возможно, она больна? Неприятности? Может, любовь?

— Если бы я знала, в чем дело, то не стала бы тратить время на болтовню с вами, — резко оборвала меня Хло.

— Она путешествовала в одиночестве?

— Конечно. Как всегда. Я остаюсь за хозяйку и присматриваю за делами.

— У вас нет ни одного предположения — почему она не звонит уже целый месяц?

— Ни одного! — уверенно подтвердила Хло. — Может, отправилась на какое-то сумасшедшее сафари в Африку или совершает пеший переход через пустыню Гоби, откуда я знаю! Единственное, что я обязана делать в такой ситуации, — это предотвращать любую утечку информации. Иначе Леола не только поджарит меня на медленном огне, но может сделать и кое-что похуже. Но главное — что с ней? Не дай Бог, что-нибудь ужасное!

— А если спросить у дочери? Может быть, Леола говорила ей, куда собирается поехать?

— Нет. — Хло покачала головой. — Я осторожно порасспрашивала ее, превратив вопросы в шутку, чтобы не волновать девочку. Но Леола сказала ей, что вернется домой к началу школьных каникул.

— И все же не вижу смысла мчаться невесть куда, пока не буду знать, куда именно. А как насчет амурных дел? Имея за спиною трех мужей, Леола Смит вряд ли станет соблюдать обет безбрачия слишком долго... Вышла замуж в восемнадцать за первого же приглянувшегося мальчишку. В двадцать один появилась в Голливуде. Развелась в двадцать два, — вслух рассуждал я. — Через пару лет вышла замуж за Луиджи Поло, режиссера, который открыл ее. Развелась через три года. Виктор Эймори, экстравагантная звезда театра и кино... Их брак продержался всего около десяти месяцев. Когда они развелись?

— Пятнадцать месяцев назад. Виктор все еще хранит для нее факел любви размером с тот, что у статуи Свободы. Но по мнению Леолы, его огонь неспособен поджечь сейчас даже самую тоненькую свечку. Не может быть брака, более мертвого для нее, чем последний. И нет мужчины, более безразличного ей, чем Виктор Эймори.

— Полагаю, мне следует переговорить с Эймори, — решил я. — Где можно найти его?

Кроваво-красным ноготкам она указала куда-то за мою спину:

— В глубине апартаментов.

— Если это его идея — нанять меня, почему же он не пожелал сам ввести меня в курс дела?

— А может, он застенчивый? — Хло поднесла бокал к губам и неторопливо отхлебнула из него. Девушка насмешливым взглядом мерила меня сверху вниз. — Почему бы вам самому не спросить его, а, Холман?

— Почему бы и нет? — Я поднялся, подошел к столику и поставил бокал рядом с миксером. — Может, позднее вы будете настолько любезны, что пообедаете у меня дома? Он, конечно, поменьше этого бунгало, но там есть и ковры, и бассейн. И даже мартини, текущий из водопроводного крана.

— Весьма соблазнительное предложение. — Она откровенно зевнула. — Но если мне захочется поиграть в дочки-матери с мужчиной, то только с тем, кто живет здесь. Если когда-нибудь мне удастся заставить его позабыть о бывшей жене... Итак, почему бы вам не пойти переговорить с ним, оставив меня здесь горестно размышлять о моем фригидном существовании... Во-он та открытая стеклянная дверь приведет вас в гостиную. Бар — у ее дальней стены. Он задуман как своеобразная дорога жизни, там вы у, найдете Виктора, поглощенного мыслями о ней.

— Благодарю. Вы — достойная причина, по которой, как я установил, у любого нормального парня появляется желание стать кинозвездой.

— Свяжитесь со мной, когда сделаете свою первую игровую полнометражку. — Она снова зевнула и занялась интимным общением с мартини.

Я пересек патио и через раздвижные стеклянные двери вошел в гостиную. Она была обставлена в дорогом уютном стиле офиса брокера на Уолл-стрит, и только массивный бар в глубине помещения производил впечатление часто используемого предмета меблировки. Действительно, Виктор Эймори был полностью погружен в философские раздумья в компании с наполовину опорожненной бутылкой, содержавшей наилучший продукт брожения, и почти полным стаканом того же продукта.

Живописная композиция из пьяного спортивного пиджака цвета ирландского мха, желтовато-коричневых широких брюк и рубашки оттенков облачного заката впечатляла. Впрочем, подумал я, что на такого красавчика ни надень, включая и неуклюжий саронг, все будет выглядеть первоклассно.

Его худощавое с глубоко посаженными серыми меланхоличными глазами лицо отражало силу и волю. Оно вполне соответствовало представлениям семидесятых годов о мужской красоте. Картину дополняли рост — более шести футов — и атлетическое телосложение. Упомяну еще шапку густых, аккуратно подстриженных черных волос и рот, который был, пожалуй, несколько широковат. Однако последнее объяснялось, по-видимому, тем, что этот человек уже достаточно далеко продвинулся по стезе пьянства. Я сделал для себя мысленную зарубку — следи за собственным ртом, когда будешь надираться в следующий раз.

Придвинув высокий табурет, я уселся перед стойкой бара лицом к Эймори.

— Хло Бентон сказала мне, что вы избегаете встреч с людьми? — осторожно спросил я.

— Просто считаю, что сначала она должна обрисовать общую ситуацию. Хло обладает искусством сочетать вызывающее поведение с изложением полезной информации. — Его акцент, за которым он тщательно следил при съемках, сейчас слышался совершенно отчетливо. — Не могу понять, ненавидит ли она мужчин вообще или только тех, кто попадался ей до сих пор.

— Вы — бывший муж Леолы Смит с кровоточащим сердцем, взволнованный судьбой бывшей жены, затерявшейся где-то в мире, — констатировал я. — И беспокоитесь о ней настолько, что готовы платить мне большие деньги за ее поиски. Полагаю, вы даже готовы заплатить за билет, чтобы я облетел вокруг земного шара. Но у меня будет не так уж много времени, чтобы останавливаться в каждом городе и разыскивать там Леолу. Вы согласны со мной?

— Рафаэль Эммануэль. — Виктор Эймори рассеянно взглянул в направлении патио и злорадно хохотнул. — Эта сучка Бентон думает, что знает все на свете.

— Рафаэль Эммануэль? — переспросил я. — Не тот ли Эммануэль, что загнал в угол весь денежный рынок?

— И тот, который сделал свои миллионы на продаже оставшегося после Второй мировой войны оружия. Он снабжал вооружением всех нуждавшихся, гарантировал поставки оружия революционерам, которые думали, что эти железки осчастливят их, — усмехнулся Эймори. — Это были танки, самолеты, минометы... Правда, большая их часть работала не больно-то исправно. Но, увы, мертвый клиент не предъявляет пре тензий... Где-то году в пятьдесят восьмом он занялся нефтяным бизнесом. И когда пару лет назад стал продавать свое дело, оказалось, что он почти утроил свое состояние. Тогда же он вышвырнул жену — это после тридцати-то лет брака! И стал наслаждаться животной жизнью пьянчуги и любителя молоденьких девчушек.

— Так вы думаете, Леола с ним? — спросил я. Он отпил из бокала и медленно кивнул головой.

— Эммануэль увидел ее, когда она была в последний раз в Европе, и втрескался по уши. Судите сами — покупает копии всех до единой картин, в которых Леола снималась. Говорят, что каждую ночь смотрит, по меньшей мере, одну из них, пребывая в собственном кинозале ее единственным зрителем.

— Но если и она наслаждается животной жизнью в обществе мультимиллионера, Тогда в чем же тут проблема? — пожал я плечами.

— Если она с ним сейчас, то уж не по собственному желанию. И вовсе не наслаждается этим, — резко прозвучал ответ Виктора. — Просто он напугал ее при их встрече в Европе. Рафаэль противен ей, как мерзкое пресмыкающееся, но сам считает, что неотразим и не может быть отвергнут, поскольку у него до черта денег. Леола же была готова пересечь пару континентов, только бы убраться с его пути.

— Думаете, он похитил ее? — Я скептически усмехнулся. — Женщина с такой известностью, и Эммануэль похищает ее для собственного удовольствия?

— А вы отдаете себе отчет, что значит иметь около пятидесяти миллионов долларов в банке?

— Ну, я не настолько прожорлив, — спокойно ответил я. — Мои мечты гораздо скромнее. Меня вполне устроит пара миллионов в год от вложений в голубые фишки казино.

— С его-то деньгами можно купить абсолютно все, что душе угодно, — продолжал он, — включая и большинство людей. Можно навербовать личную гвардию, чтобы справляться с чем-то или кем-то, посмевшим встать на вашем пути. Стоит захотеть — и можно купить целый гарем красивейших женщин, что, кстати говоря, уже и сделал Эммануэль года два назад. Вот и представьте себе, как такое, как он, пугало будет реагировать, встретив женщину, которую он возжелал больше всего на свете, а она не хочет видеть даже его физиономию. И все его богатство ничто в такой ситуации, потому что у нее самой денег больше, чем когда-либо может ей понадобиться, — последовал решительный кивок. — Я-то знаю Эммануэля. Подонок с эгоистичным “я”, превышающим в собственных глазах Эмпайр-Стейт-Билдинг! Полагаю, это более чем возможно. Почти наверняка он похитил ее и держит взаперти на борту своей яхты.

— Яхты? — переспросил я.

— “Султан-II”. Она сейчас как раз в Каннах. Эммануэль всегда пребывает на южном побережье Франции с июля по август.

Я понаблюдал, как неуверенной рукой он подливал бурбон в свой бокал.

— Вы это серьезно?

Эймори поднял голову и с удивленной миной уставился на меня:

— Никогда в моей распроклятой жизни не был более серьезным, чем сейчас!

— Вы хотите послать меня в Канны, чтобы я установил, держит ли Эммануэль свою пленницу взаперти на яхте. И если она там — спасти и вернуть ее сюда? — уточнил я.

— Совершенно верно!

— Эммануэлю уж никак не грозит отвечать за похищение и насильственное удержание Леолы, — резонно заметил я. — Так что мне предстоит воевать и с ним, и с командой яхты, и, возможно, с его личной гвардией, о которой вы упомянули... Хло была права, когда говорила, что ожидала увидеть супермена. Вот кто сейчас вам нужен, Эймори, — супермен, а не я!

— Послушайте, Холман. — Он раздраженно посмотрел на меня, потом с трудом обуздал свой нрав. — Сейчас я не знаю, черт побери, как вы справитесь с этим делом и во сколько все это обойдется! Если посчитаете необходимым, наймите собственную армию. Но вы должны вернуть Леолу сюда в целости и сохранности. Поняли?

— И за все про все вы заплатите две тысячи? Он извлек чековую книжку из внутреннего кармана пиджака.

— Скажите сколько, и я выпишу чек. Две тысячи — за то только, что вы взялись за это дело.

— Скажем, пять, — назвал я. — И возмещение моих расходов в Каннах. Но это все, что вы можете получить за ваши деньги... И никаких гарантий.

Эймори было заколебался, потом пожал плечами.

— Думаю, вашей репутации достаточно, Холман. — Он подписал чек и вручил его мне. — Когда приступите?

— Завтра. Вылечу прямым рейсом на Париж, — заверил я.

— Отлично. Как насчет выпить?

— Не сейчас, — отказался я. — Предположим, что Леола действительно на яхте, но каждое мгновение своего заключения наслаждается с Эммануэлем, — предположил еще один вариант я.

— А вот это-то совершенно невозможно! — категорически заявил Виктор. — Однако есть нечто важное, что вам нужно знать обязательно.., остерегайтесь малого по имени Толвер. Рей Толвер. В старые крутые времена он был у Эммануэля лейтенантом. Исполнял всякую грязную работенку, принимал на себя львиную долю риска. Толвер был единственным, кто гарантировал доставку оружия — даже если законное правительство использовало войска для ее предотвращения. Краем уха я слышал, что он все еще где-то там вертится. Возможно, возглавляет личную гвардию Эммануэля... Посему остерегайтесь его, Холман. Это действительно опасный противник!

— Учту, — поблагодарил я за предупреждение. — Больше ничего не забыли?

— Насколько могу судить, нет... — отпив еще бурбона, он отрицательно покачал головой. — Нет, ничего.

— Тогда выкладывайте все, что знаете об Эммануэле, — предложил я.

— Я был тем самым парнем, кто представил ему Леолу, — передернув плечами, начал Эймори и на миг прикрыл глаза. — Иуда Виктор — парень с восковым сердцем и чугунной башкой!

Я оставил его наедине с бокалом и вышел из дома. Как я и предполагал, Хло Бентон все еще общалась с чистым мартини. Она уже не закидывала ногу на ногу, и мне не удалось увидеть больше, чем ранее. В ее фиалковых глазах снова не отразилось особого интереса к моей особе. Мимолетно скользнув по мне безразличным взглядом, она отвернулась. И сразу же исчезли все причины, по которым иуда Холман не мог бы сравниться в предательстве с иудой Эймори.

— Вы думаете, что знаете все на свете, а ведь это далеко не так, — точно процитировал я его.

— Так он забивал вам мозги сказочкой про Эммануэля, держащего бедную девочку под замком на своей яхте. Живописал, как тот конвоирует ее во время коротких прогулок перед приемом пищи, или что-то еще вроде этого? — На мгновение ее зубки обнажились. — И вы конечно же поверили во все это?

— А почему бы нет? — подзадорил я брюнетку.

— Минуточку! — Тон ответа был ледяным. — Когда вы появились, я посчитала, что вижу серьезного человека...

— Вы не верите Эймори? — Я откровенно давил на нее. Мол, я — всего лишь простак парень, который любит, когда ему разжевывают все, и предпочтительно с помощью слов, состоящих из одного-единственного слога.

— Леоле стукнуло тридцать, — медленно проговорила секретарша, — и она вполне взрослый человек... Да она справится с Эммануэлем одной рукой, разливая при этом чай из самовара. В то время как вторая рука будет привязана за спиной! — Хло насмешливо хмыкнула. — Но полагаю, это задание призвано предоставить вам возможность совершить беззаботное турне по югу Франции, не так ли?

— У вас есть предположение о каком-либо месте, где бы я имел шансы отыскать Леолу? — осведомился я.

— Довольно. — Она поставила стакан у ножки кресла и поднялась. — Этот мир — мир мужчин. И я не в состоянии заставить двух мужиков прекратить их хитроумные игры... Я сочту знаком особой ко мне благосклонности, если вы сейчас же исчезнете с моих глаз, Холман. Когда Виктор обретается где-то рядом, дом, с моей точки зрения, начинает сильно смердеть. А уж когда вы оба торчите здесь одновременно, мне хочется просто взорвать все к чертовой матери!

Она неторопливо освободилась от платья, и у меня захватило дух! Вот он, подумал я, момент истины! Брюнетка швырнула одеяние на кресло, и я смог наконец выдохнуть. Хотя это и не было то, что я ожидал увидеть.

Купальный костюм ничего в действительности не скрывал. И у меня сложилось впечатление, что я, скорее всего, увидел бы намного меньше, если бы его не было. Теперь же ее грудь — рейтинг которой я немедленно повысил до четырехзвездочного — являла всему свету соски, имевшие форму цветочных бутонов. Они возвышались, как сильно увеличенные ниппели, а тонкий, словно носовой, платочек на ее талии был так смело мал, что потребовалась вся моя сила воли, чтобы оторвать от него взгляд... Но я все же успел увидеть то, что окончательно повергло меня в прах. Соблазнительное видение скругленной возвышенности между ногами, так четко обрисованной, дало мне повод вообразить, что я увидел сквозь плотно обтягивающую ткань вертикальную впадину... Конечно, это могли быть шуточки моего разыгравшегося воображения... Когда девушка повернулась, ее кремовые груди слегка подпрыгнули, и я удивился, зачем она вообще стесняет себя одеждой.

Пока Хло величаво шествовала к краю бассейна, я мог видеть, сколь ненадежно жалкие клочки материи прилегают к золотистым сферам ее ягодиц. Они волшебно покачивались, когда девушка балансировала на бортике бассейна. Она делала это достаточно долго, так, чтобы я успел по достоинству оценить каждую плавную линию ее тела. Наконец она нырнула. Войдя в воду без единого всплеска, проплыла к другому краю бассейна и обратно не требующим усилий изящным кролем. А затем коротко подстриженная головка приподнялась над бортиком бассейна; лакированная копна мокрых, отливающих синевой волос красиво обрамляла лицо.

— Вы еще не убрались? — удивилась Хло.

— Я просто поражен, — ответил я. — Вы ведете себя так, будто больше всего на свете ненавидите мужчин. Однако что-то не производите впечатления фанатично желающей возвращения Леолы из мест, куда она удалилась.., может, предпочитаете сохранить дом таким, каков он сейчас, — и с Виктором где-то рядом, конечно?

— Грязные у вас мысли! — с яростью бросила она. — Горячо надеюсь, что Эммануэль разгрызет вас на мелкие кусочки и выплюнет на корм рыбам!

Глава 2

Я сидел на веранде отеля перед стаканом кампари с содовой и пытался адаптироваться к разнице во времени. И привыкал к приводящему в замешательство обилию женских тел, которые чередой дефилировали предо мной — тонкие и тучные, молодые и старые. Но все до единой загорелые, темно-коричневые и настолько щедро умащенные маслом для загара, словно были подготовлены руками шеф-повара людоеда к поджариванию на древесных углях. Я созерцал акры и акры более чем смело открытых купальников, женской плоти и изобилие грудей, которые тряслись и подпрыгивали, с трудом удерживаемые тончайшими полосками материи. Мили и мили нежных ложбинок на груди, обнаженных глубокими декольте, тысячи выпирающих сосков...

Был самый разгар каннского сезона. С веранды отеля я мог любоваться гаванью, столь плотно набитой яхтами, что между ними почти невозможно было разглядеть воду. Битый час я просидел здесь, наблюдая за самой большой из них — ослепительно белой и очевидно высокомерной — и гадая, получил ли Эммануэль мою каблограмму[5], пришел к выводу, что находился в состоянии явного умопомрачения, когда решил отправить ее. Однако теперь уже было поздно сожалеть о содеянном... Давая отдых глазам, я отвел взгляд от грациозной яхты и вдруг засек за соседним столиком худощавую блондинку. Она глядела на меня, мечтательно приподняв брови. Ее бикини — если столь малое количество материи заслуживало такого названия — имело черный цвет, кожа — бронзовый. Короткая верхняя губка свидетельствовала, что ее обладательница любит игры в спортивном зале, требующие немалого напряжения сил. Всего лишь миг мои глаза наслаждались благородными линиями ее фигуры, затем другое видение в безукоризненно белой, сверкающей униформе материализовалось между нами и молодцевато отдало мне честь.

— Мсье Холман? — осведомился морячок. Я подтвердил и глянул на золотые буквы на околыше фуражки, сложившиеся в название “Султан-II”.

— Мсье Эммануэль будет рад, если вы согласитесь присоединиться к нему и разделите с ним аперитив. Катер ждет вас.

— С удовольствием соглашаюсь, — столь же любезно ответил я.

— Конечно, — с чисто галльским цинизмом усмехнулся морячок — небось немало воды утекло с тех пор, когда кто-то осмелился отказаться о подобного приглашения его босса. — Не последуете ли за мною, мсье?

Через пятнадцать минут двигатель катера затих у борта яхты, и я поднялся на палубу. Там нас уже ожидал стюард. Он проводил меня на заднюю палубу, достаточно просторную, чтобы вместить обеденный прием человек этак на пятьдесят. Но сейчас на ней находились только мужчина и девушка.

Мужчина, буквально растекшийся в комфортабельном тростниковом кресле, — это, по-видимому, сам Эммануэль. Он был невысок и тучен. Одет в белые широкие брюки и белую же рубашку с вышитой голубой эмблемой на кармашке. Жесткие черные волосы слегка посеребрила седина, но густые усы оставались черными и блестящими. Мутные глазки хозяина яхты почти тонули в складках отекшего красновато-коричневого лица — этакие оливки, только что извлеченные из банки.

Рядом с ним стояла высокая блондинка лет примерно девятнадцати с длинными, спадающими ниже плеч волосами. Ее цветастое бикини казалось почти отсутствующим. Загорелое роскошное тело демонстрировало себя всему миру с высокомерным пренебрежением нормами общепринятой морали.

— Мистер Холман. — Голос мужчины прозвучал тускло и невыразительно. — Я — Рафаэль Эммануэль. Он не изменил позы и не подал мне руки.

— Садитесь, прошу вас, — крупной головой кивнул он на кресло перед собой, а пухлые короткие пальцы, скользнув по левой груди девушки, медленно опустились вниз, к ее талии. — Это мой друг, Вилли Лау, — сообщил он.

Один из его пальцев внезапно описал круг, и девушка захлебнулась неестественным смехом.

— Я обещал купить ей алмаз, когда она перестанет бояться щекотки, такой большой, чтобы он смог закрыть пупок. — Рафаэль игриво пошлепал девицу по ягодице. — Я должен побеседовать с мистером Холманом, Вилли. Так что оставь нас и пока развлекайся сама.

Пружинистой походкой, раскачиваясь, она подошла к поручню, вспрыгнула на него, какое-то время балансируя в воздухе. Потом спрыгнула за борт. Послышался сильный всплеск, а следом — звуки, свидетельствующие о том, что Вилли поплыла к носу яхты.

Звук шагов заставил меня повернуть голову. Я увидел еще одного мужчину, поднимавшегося на палубу: он был одет в облегающий спортивный свитер, который подчеркивал массивные грудные мышцы и могучие плечи, и шорты, открывавшие уродливый шрам на правой ноге; изогнувшись дугой на бедре, он спускался ниже колена. Лет ему было явно за тридцать. Глубоко посаженные серые глаза настороженно взирали на белый свет. Какая-то аура недружелюбия, даже угрозы висела вокруг него.

— Мой компаньон Майк Кери, — представил мужчину Эммануэль.

Тот коротко кивнул, перенес кресло, устроился за спиной Эммануэля и принялся наблюдать за мной, сохраняя бесстрастное выражение лица. Появился стюард с подносом; я взял один из больших бокалов и подождал, пока он обслужит моих визави.

— Непременно шампанское перед обедом и виски — после, — пробормотал Эммануэль. — Так вы даете своему небу возможность оценить букет вина и вкус пищи. — Он приподнял бокал и стал медленно отпивать, смакуя, как он сказал, букет вина. При этом, впрочем, не выглядел сентиментальным идиотом. — Ваша каблограмма серьезно обеспокоила меня, мистер Холман. Я пылкий поклонник таланта мисс Смит, — улыбнулся он. — Но она, к сожалению, не относится ко мне таким же образом. Вот почему я недоумеваю, как вы могли подумать, будто она здесь, со мною.

— Она не подает о себе знать уже целый месяц, — объяснил я. — Люди беспокоятся.

— Да, — кивнул он. — Вы писали об том в каблограмме. Работаете для “Делвуд-Райнер продакшн”?

Блеклые глаза внимательно рассматривали меня, и я понял, что это проверка.

— Студия действительно обеспокоена. Ведь восьмимиллионная смета остается в подвешенном состоянии, пока мисс Смит не подпишет контракта на съемки... Но я работаю на частного клиента, мистер Эммануэль, — пояснил я.

— Понятно. — Он с нарочитым интересом изучал пузырьки, лопавшиеся на поверхности шампанского. — Что ж, сожалею, но я ничем не смогу помочь вам, мистер Холман. Мисс Смит действительно здесь нет.

— Мой клиент считает, — медленно начал я, — что человек настолько состоятельный и решительный, как вы, не станет обращать внимание на возражения женщины, которая ему нравится. — Я неопределенно ухмыльнулся, скосив глаза в направлении кормового поручня. — Возможно, у моего клиента чрезмерно развито воображение, но он предполагает, что вы не остановились бы перед ее похищением и насильственным удержанием здесь, на яхте.

— Ты слышишь, Майк? — Эммануэль визгливо захихикал, словно женщина, получившая двусмысленный комплимент. — Нам представлена новая ипостась Рафаэля Эммануэля — похитителя и насильника!

— Вы хотите, чтобы я вышвырнул этого бездельника за борт? — скучающим тоном спросил Кери. Взмах пухлой руки отверг такое предложение.

— Мистер Холман — наш гость. Мы ни при каких обстоятельствах не должны быть невежливыми с нашими гостями, Майк... Увидеть — значит поверить, не так ли? Майк, проведи нашего гостя по всей яхте — и от кормы до носа. Пусть он убедится, что мы не прячем мисс Смит. Ничего не утаивай от него. Открывай каждый туалет.

— О'кей. — Кери поднялся и с раздражением посмотрел на меня. — Пойдемте, Холман? На эту экскурсию потребуется время.

На нее ушел целый час. Кери скрупулезно выполнял полученные указания — вплоть до открывания дверей всех туалетов. Мы оба устали, когда наконец завершили осмотр. Даже великолепие каюты владельца яхты, подпалубных помещений для отдыха и библиотеки с театральными подмостками быстро пресытило меня. Три из четырех гостевых кают не были заняты. В четвертой обитала Вилли Лау. В камбузе имелось такое оборудование и такой запас продуктов, которые могли бы обеспечить работу ресторана средней руки. Каюты для членов экипажа поражали куда большим комфортом, чем мой номер в отеле. И нигде никаких следов пребывания Леолы Смит... Мы вернулись на палубу, где меня встретила приветливая улыбка Эммануэля:

— Вы удовлетворены, мистер Холман?

— Ее нет на борту. Вне всякого сомнения, — признал я. — Что ж, благодарю вас.

— Не за что. Когда найдете вашу красавицу, то, может, будете настолько любезны, что известите меня? Ненавижу неоконченные истории.

— Почему бы и нет? — пожал я плечами.

— Катер ожидает, он доставит вас на берег. — Хозяин яхты взмахом руки милостиво отпустил меня. — Прощайте, мистер Холман.

Когда я стал спускаться, мокрая морская нимфа вынырнула из воды и вскарабкалась на нижнюю ступеньку трапа. Мы встретились на полпути, и, освобождая мне дорогу, она прижалась спиной к поручню. Но все равно на трапе было тесно. Ее бюст высился у меня на пути труднопреодолимым барьером, и мне пришлось протискиваться бочком. Моя грудь все же слегка коснулась ее груди, и я почувствовал, что она тверда и упруга. Немаловажная особенность девичьей груди. В тот краткий миг, когда наши головы почти соприкоснулись, она прошептала: “В одиннадцать, в вашем номере”. Я продолжал спускаться по трапу, будто ничего не слышал, унося с собою приятное ощущение прикосновения к этим загорелым, бьющим током полушариям.

Через тридцать минут после того, как я спустился на катер, я уже восседал на веранде отеля со стаканом мартини с содовой.

Вместо тощей блондинки, которая в прошлый раз сидела за соседним столиком, теперь за ним располагалась меланхоличная англичанка. С безразличной миной она цедила пиво, что вызывало протест, мне показалось, что такой великолепный рот обладает гораздо более широкими возможностями по части его использования. Но тебе-то что до этого, самокритично подумал я. Тебе-то уже назначено полуночное свидание с блондинкой, у которой возможности явно пошире.

Мой номер имел экзотическую форму китайского фонарика. Поэтому около половины одиннадцатого я тщательно задернул портьеры на окнах, потом заказал большую бутылку шампанского в номер. В изысканном ведерке со льдом и в сочетании с двумя бокалами на высоких ножках она выглядела весьма впечатляюще. Я полагал, что любая девушка, избалованная обществом Эммануэля, пусть даже на короткое время, не станет пить ничего, кроме шампанского. Это меня вполне устраивало.

Где-то в четверть двенадцатого, когда я уже почти достиг состояния бешенства, послышался осторожный стук в дверь. Я постарался открыть ее мгновенно, чтобы гостья не передумала и не отказалась от своего намерения. И она вихрем ворвалась в номер, с шумом захлопнув за собой дверь. На мгновение мне показалось, что мы просто разыгрываем второй акт французского фарса — вот-вот ее супруг и моя жена разом выпрыгнут из-под кровати.

Вместо бикини типа “как ни целься, все равно не попадешь” теперь на Вилли красовалось кричаще яркое шелковое платье. Цельнокроеное, полуприлегающее, оно выглядело почти так же, как и сверхсмелое бикини: снизу оно едва прикрывало бедра, а глубокое декольте делало его весьма эротичным. Шелк плотно натягивался на полной, высокой груди (я, между прочим, отметил, что бюстгальтера под платьем нет).

Ну что еще можно сказать, продолжая эту тему?.. Могу, например, упомянуть, что платье обрисовывало мягкую выпуклость ее живота. Затрудняюсь сказать, наличествовало ли еще что-нибудь из предметов одежды под платьем (я дал себе зарок, что выясню это при первом же удобном случае).

— Уверена, никто за мной не шел. — Ее английский был с едва заметным акцентом. — Но все равно не могу оставаться здесь долго: очень рискую.

— Расслабься, — мягко посоветовал я. — Садись и выпей шампанского.

— Я не пью никакого алкоголя.

Девушка уселась в кресло с подлокотниками, и подол ее платья приподнялся на шесть с чем-то дюймов. (Я почувствовал себя обманутым, ибо до полного счастья не хватало еще каких-то пары дюймов.) — Им, конечно, удалось обмануть вас! — воскликнула она.

Мой разум поразило разочарование, когда ему с неохотой пришлось отбросить мысль о предстоящем обольщении с помощью шампанского. Я чувствовал себя в дурацком колпаке, водруженном на голову бедного малого, обреченного провести ночь в одиночестве.

— Это ты о Леоле Смит? — понимающе спросил я.

— Ну конечно же! — последовал энергичный кивок. — Они быстренько все провернули, когда Рафаэль получил вашу каблограмму. Убрали все из ее каюты, перебросили тряпки Леолы ко мне. А когда один катер вез вас на яхту, второй кружил по гавани с ней, одетой в фуражку и униформу матроса, на борту. Ее привезли обратно через полчаса после вашего отъезда.

— Но для чего же? — размышлял я.

— Не знаю... — Она раздраженно пожала плечами. И это движение заставило ее грудь выполнить сложные гимнастические трюки, прежде чем она снова спокойно улеглась на свое место. — Вы хотите отыскать Леолу? Ну и берите ее и увозите из Канн в эту ее Америку! По мне, так чем быстрее, тем лучше!

— Она что, стоит между тобой и Эммануэлем? — догадался я — И что он в ней нашел? — со злостью рассуждала Вилли. — Ей, должно быть, все тридцать. Карга среднего возраста!.. Но когда она где-то поблизости, он даже не взглянет в мою сторону... То ли ему уже нужны очки, то ли он совсем рехнулся!

— И давно она на яхте? — решил уточнить я.

— Может, с неделю... Это было так таинственно!.. Как-то просыпаюсь утром, а Рафаэля нет рядом. Иду в столовую завтракать, вижу — он сидит там и исходит слюной при виде этой твари отвратной. У нее волосы, будто в них свили гнездо летучие мыши! Это, говорит мне, очень известная кинозвезда Леола Смит. И видите ли, я не должна никому говорить, что она на яхте. Это, говорит, нужно держать в большом секрете, иначе для всех будут крупные неприятности. Рафаэль зря слов на ветер не бросает. Он может быть очень жестоким человеком, если его не слушаются. Так что теперь эта тварь безотлучно торчит на яхте. И теперь уж никаких забав ни для кого. Нет ни гостей, ни приемов — ничего!

Она посмотрела на меня, ее рот приоткрылся, и мне с трудом удалось подавить острое желание схватить ее и впиться в эту полную нижнюю губу.

— Вы что-нибудь понимаете? Я думаю, он сумасшедший! Он даже не спит с ней!

— Не спит? — На этот раз я искренне удивился.

— Каждую ночь после ужина они сидят рядышком и смотрят один из этих.., фильмов... Меня не приглашают! Но я всегда жду и подглядываю, что будет дальше. И каждую ночь вижу то же самое — картина заканчивается, он провожает Леолу до каюты, желает спокойной ночи и идет к себе.

— Может, возвращается позже? — предположил я.

— Нет, — уверенно возразила она. — Две-три ночи я следила до самого утра — не возвращается! И ко мне не приходит!.. Как вы думаете, может, стал уже совсем старым?

— Просто не знаю. Но если мне удастся увезти ее обратно в Америку, я дам тебе возможность поговорить с ней.

Вилли Лау решительно кивнула.

— Да, я уже думала об этом, — сказала она. — А сегодня я сказала Рафаэлю, что скучаю до смерти, и предложила сходить в казино в Ницце, поразвлечься. О, разумеется, я знала, мы никуда не пойдем! Он захочет смотреть очередной дурацкий фильм. И поступил так, как я ожидала, — сказал, что я могу поехать туда сама. И даже дал немного франков, чтобы оставить на столах... Так вот, теперь один из катеров должен отвезти меня на яхту. — Ее глаза на мгновение задержались на моем лице с выражением бесхитростной наивности. — На катере только один матрос, Анри. Он миленький французский мальчик, и, думаю, немножко влюблен в меня.

— Ну и что? — подгонял я ее.

— Ну-у, может, мне удастся занять матросика, чтобы вы успели стукнуть его по голове. А потом наденете его форму и под видом этого Анри отвезете меня на яхту. И никто не заметит подмены. — Она рассмеялась вкрадчивым смехом известной отравительницы Лукреции Борджиа[6]. — Потом вы подниметесь на борт по трапу для команды на корме яхты и...

— Стоп! — Мысленно я узрел, как ночной колпак для одинокой ночи мигом слетел с моей головы. Откупорив бутылку, я наполнил свой бокал. — Во-первых, я никогда в жизни не имел дела с катерами. А во-вторых, как, черт побери, ты собираешься объяснять все это потом? Даже если скажешь, что на катере я угрожал стукнуть тебя по голове или сделать с тобой что-то еще. Эммануэль обязательно поинтересуется, почему ты не завопила об ужасном, кровавом убийце, как только выбралась с катера и оказалась в безопасности на борту яхты?

Она надула губки:

— Не подумала об этом, пропади оно все пропадом! Вы правы, я ничего такого не смогу ответить, чтобы он поверил хотя бы чуточку.

Я отпил шампанского и подумал вслух:

— Может, мне вовсе не нужно бить Анри по голове? Может, он и так согласится доставить меня на яхту и контрабандой вместе с тобой проводит на борт? Тогда никто не заподозрит ни тебя, ни его в причастности к этому делу. До тех пор, пока он будет держать рот на замке.

— Но зачем Анри рисковать работой из-за тебя? — возразила девушка.

— Деньги, — доходчиво пояснил я.

— Вот уж типичный американец! — Вилли зашлась от смеха. — Деньги уладят все на свете, так, что ли?.. Нет, у меня есть идея получше... Анри сделает это для меня, а я разрешу ему за это попозже ночью навестить мою каюту. В награду... Уж там-то я заставлю его забыть все, что было!

— Мне бы не хотелось заставлять тебя — гм! — выносить такое из-за меня, — запинаясь, пробормотал я. Ее брови удивленно взлетели вверх.

— Выносить? Да вы не видели Анри! Он очень даже миленький мальчик... И это прекрасный случай отделаться от этой пожилой сучки! Позднее я все расскажу Рафаэлю. И он, наверное, нацепит на этого матросика медаль... Но я, конечно, не скажу Анри ничего!

— Я тоже так думаю, — одобрил я. — Приблизительно в какое время они кончают смотреть картину? Мне вовсе не улыбается оказаться на яхте до того момента, как Леола займет свою каюту, а Эммануэль будет спокойно почивать в своей.

— Думаю, около половины двенадцатого. Если попадем на яхту после полуночи, будет безопасно.

— А как с командой? — поинтересовался я.

— Ну, к тому времени все они будут уже дрыхнуть. Ночью один человек находится на вахте, но обычно стоит у парадного трапа, чтобы никто не попал на борт.

— А Кери? — вдруг вспомнил я.

— О, этот тип! — Девушка нахмурилась. — Вся спина покрывается гусиной кожей, когда вижу его. Он занимает одну из офицерских кают в помещениях для команды и всегда рано убирается спать. Так что можете не беспокоиться о нем.

— Надеюсь, ты права. — Я снова наполнил бокал и посмотрел на часы. — Полагаю, спешить не следует... Да, а где каюта Леолы?

— Следующая за моей.

— Отлично! — Держа бутылку в руке, я нерешительно взглянул на девушку. — Ты уверена, что не изменила своего мнения о спиртном?

— Нет, благодарю, это плохо для фигуры. — Вдруг ее глаза широко распахнулись, словно увидели что-то страшное. — Merde![7] Кто-то укусил меня!

Вилли схватила подол платья и задрала его почти до талии, явив моему взору черные нейлоновые трусики. Потом крутанулась на месте и предъявила мне для обозрения свой округлый красивый зад.

— Тут чешется! — Она едва не рыдала. — Вверху, на правой ноге! Вы видите прыщ?

Я придвинулся поближе и тщательно обследовал подозрительную зону, а потом полным сожаления голосом отрапортовал:

— Никак нет! Тут ничего не заметно. Последовал шумный вздох облегчения. Затем Вилли повернулась ко мне лицом и опустила подол платья.

— Я страшно боюсь прыщей, они — ужас моей жизни! Когда я была маленькой, однажды съела немного клубники, и — бац! — вся покрылась страшными белыми прыщами. В четырнадцать лет причиной стали бананы. В семнадцать я решила, что “это сделала любовь, — у меня высыпали маленькие беленькие прыщики. Я была готова убить себя. Но потом оказалось, что они выскочили из-за огурцов. Я так обрадовалась, что целую неделю занималась любовью с хорошеньким американским мальчиком. Это было на Капри.

Я жадно опорожнил бокал и понял, что если останусь в номере еще немного, то или умру от крушения надежд, или превращусь в насильника.

— Так мы идем, да? — взмолился я.

— Ага, — безмятежно ответила Вилли. — Нам требуется время, чтобы уговорить Анри делать, что мы скажем. Розовый кончик языка быстро облизал губы.

— Мы ведь не хотим, чтобы он отказался, когда будем уже на яхте, правда?

На причале, где девушку дожидался катер, выяснилось, что на уговоры Анри потребовалось не так уж много времени — не более пяти минут. Когда мы перебрались на катер, матросик отвалил от причала, запустил двигатель, и суденышко стало лавировать в переполненной гавани, направляясь к яхте.

Все шло в соответствии с планом. Я лежал, свернувшись калачиком в рубке, пока Анри подруливал к парадному трапу, высаживал Вилли, подплывал к корме яхты и швартовался между двух других катеров. Потом мы вместе вскарабкались на палубу по трапу для экипажа.

— Вон та лестница приведет вас на заднюю палубу, — прошептал матрос. — Оттуда вы легко проберетесь к каютам. Удачи вам, мсье. Я никогда вас не видел!

— Благодарю, — так же шепотом ответил я. — А я — тем более!

Крадущейся походкой я поднялся по лестнице, пересек заднюю палубу и вошел в гостиную для отдыха. Оттуда без труда проследовал к каютам, вспоминая об экскурсии по яхте, организованной Кери вчерашним утром. Очень осторожно повернув дверную ручку каюты, следующей за той, где обитала Вилли, я убедился, что дверь не заперта. Тогда, приотворив ее, наверное, на дюйм, я проскользнул внутрь, бесшумно прикрыв за собой дверь. В абсолютной темноте каюты я ощупью искал выключатель.

И тут внезапно вспыхнул свет.

На мгновение я ослеп. Потом мое зрение начало восстанавливаться, и первое, что я увидел, была женщина. Она сидела на кровати и с интересом рассматривала меня. Вне всякого сомнения, это была Леола Смит... Но что мне не понравилось больше всего, так это то, что по одну сторону кровати стоял Эммануэль с тусклой улыбкой на физиономии, а по другую — Кери с револьвером в руке.

Глава 3

Я очень осторожно извлек из кармана пачку сигарет, прикурил одну и взглянул на Эммануэля.

— Такой встречи я вовсе не добивался, — высказал я истинную правду. — Зачем все эти сложности? Все, что вам нужно было сделать, это сказать мне “вернитесь”. И я бы сам немедленно примчался сюда.

— Но тогда вы прибыли бы на борт моей яхты по приглашению — как вы и сделали несколько часов тому назад. И были бы моим гостем. А вот теперь вы превратились в обыкновенного вора, мистер Холман, — засмеялся Эммануэль. — И будет весьма прискорбно, если вора застрелят, застигнув врасплох. Полиция же отнесется к такому прискорбному факту с должным пониманием.

— Так что знай, где стоишь, Холман! — подхватил Кери. — Только шевельнись — и вылетишь отсюда весь в дырках!

Я рассматривал сидящую на кровати блондинку — героиню стоящих многие миллионы долларов кинофильмов: волосы цвета превосходного сухого испанского хереса; отброшенные назад, они волнами ниспадали по обеим сторонам лица на три дюйма ниже подбородка; громадные ярко-голубые глаза удивительным образом сочетали выражение искушенности и вместе с тем наивности маленькой потерявшейся девчушки; дерзко вздернутый носик; широкий рот, одновременно смешливый и чувственный; лицо сексуальное и в то же время застенчивое. Она была высока и стройна; небольшая, но хорошо сформированная грудь выпирала из-под тонкого черного свитера; пояс подчеркивал осиную талию; белые слаксы обтягивали стройные бедра и длинные ноги.

У меня сразу же сложилось впечатление, что она может быть очень хороша в постели — если, конечно, того захочет. Это была женщина, которая и не подумает сдерживать свои эмоции, даже если над кроватью укреплено зеркало.

В общем, с моей точки зрения, Леола Смит была привлекательной и сексуальной, хотя и не блондинкой за миллион долларов. Но кто я, чтобы вступать в спор с кассами кинотеатров?

— Вам бы следовало писать домой почаще, — с упреком сказал я ей. — Тогда бы я не вляпался в такую ситуацию.

Мисс Смит неуверенно улыбнулась в ответ:

— Мы только хотели убедиться, что вы говорили правду, мистер Холман. — В ее голосе определенно присутствовали нотки легкого испуга. — Вам не о чем беспокоиться, если будете отвечать...

— Уж я позабочусь об этом! — решительно пообещал Майк Кери. — Как сказала мисс Смит, нам нужны твои ответы, Холман. Не будешь давать правдивые ответы.., знаешь, что с тобой будет.

— Ты напоминаешь мне пса у моей тетушки Агаты, — охотно поддержал я разговор. — Он чертовски привык каждое утро лаем пугать почтальона. Так продолжалось, пока тот не двинул его башмаком по ребрам. С того дня и до самой смерти он больше никогда не лаял на почтальона.

Эммануэль повернулся к Кери с иронической ухмылкой.

— Майк, — сказал он мягко, — мистер Холман думает, что ты просто забавляешься.

Я ожидал, что Кери взорвется. Но не тут-то было — он начал приближаться ко мне шаг за шагом неспешно, с бесстрастным лицом и холодным взглядом глубоко сидящих серых глаз. Я многое успел узнать за те секунды, пока он надвигался на меня. Например, я узнал, что он вполне мог бы в данной ситуации использовать револьвер. И что мое достаточно банальное сравнение с собакой мифической тетушки Агаты не взбесило его: он оставался спокойным, целеустремленным и неумолимым. И я пожалел, что не держал свой болтливый рот на замке.

Кери остановился; ствол его револьвера уперся в мой желудок.

— Такими малявками я закусываю перед завтраком, — процедил он сквозь зубы все тем же безразличным тоном. — Помни об этом, Холман. Зачем тебе лишние неприятности?

Он отступил на шаг, а вместе с ним отодвинулся и револьвер. Я понял, что это всего лишь предупреждение. Этой ночью я был лишен возможности подыскивать правильные ответы, поскольку даже не мог рассчитывать на правильные вопросы.

В следующий миг правая рука Майка пришла в движение — слишком быстрое, чтобы я смог попытаться уклониться, — и ствол револьвера обрушился на мое лицо. Словно удар копытом, он вспорол кожу, оставив за собой кровавый след.

Я услышал сдавленный вскрик Леолы Смит. Но в тот момент не мог обращать внимание ни на что. Каюта резко крутанулась три, может, четыре раза, потом нехотя замедлила вращение и остановилась... Моя голова как бы взорвалась на мелкие осколки, а затем они медленно и мучительно воссоединились и погрузились в пучину тупой боли, охватившей весь череп... Я тронул рассеченное место рукой и увидел, что тыльная сторона ладони покрылась кровавыми пятнами.

— Мистер Эммануэль спрашивает, — слабо донесся до меня голос Кери, — ты сразу дашь правдивый ответ?

— Вы говорили, что работаете не на студию, а на частного клиента, мистер Холман, — почти промурлыкал Эммануэль. — Это правда?

Сигарета, которую я держал между пальцами, вывалившись на пол, прожгла дыру в дорогом ковре. Я машинально растер ее пяткой и ответил:

— Точно.

— Имя клиента, — снова услышал я.

— Виктор Эймори.

Мглистые глаза Эммануэля совсем утонули в складках кожи, потом сосредоточились на Леоле, которая все еще от ужаса зажимала рот руками, потрясенная кратким, но эффективным подстегиванием меня с помощью оружия. Она никак не среагировала на названное имя.

— Только он один вовлечен в это дело? — поинтересовался Эммануэль.

— Сначала я повидался с секретаршей мисс Смит — Хло Бентон. Но она не была в восторге от идеи Виктора нанять меня для поисков ее босса, — ответил я. — Повторяю, Эймори считает вас способным на похищение.

— Это все? — Эммануэль поглаживал свои усы. — Больше ничего не было сказано?

— Название яхты.., что она в Каннах.., что вы всегда здесь в этот сезон.

— И ничего больше? Только это? — повторил свой вопрос Рафаэль.

Я выложил ему правду, ибо считал, что врать не имеет смысла: если Леола все еще находится с Эммануэлем на борту и ей это нравится, в этом случае моя работа окончена. И все, что мне остается, это вернуться к Эймори и доложить факты... Правда, внимания заслуживало еще одно обстоятельство — коварство, с которым использовали Вилли Лау, чтобы заманить меня на яхту... Похоже, чем больше имен будет названо, тем продолжительнее будет наша беседа и тем больше появится шансов установить, в чем же, черт побери, дело. А кроме того, у меня образовался должок перед Кери... Но с этим можно немного и подождать.

— Виктор Эймори советовал остерегаться вашего друга — парня, который был вашей правой рукой в некие контрабандные времена. Рея Толвера, — неохотно признался я.

— Вот видите?! — выкрикнула блондинка. — Я знаю, Виктор как-то связан со всем этим!

— Мы обсудим все позднее, — оборвал ее Эммануэль. — Это все, окончательно все, мистер Холман? Упоминались еще какие-нибудь имена?

Я отрицательно покачал головой.

Эммануэль достал толстую сигару, раскурил и безмятежно попыхивал ею; Кери, храня выражение полнейшего безразличия на лице, следил за мной; блондинка подслеповато уставилась на мою башку, как на важнейший для нее объект наблюдения.

— Возможно, — пропыхтел Эммануэль, — он и есть тот, кто нам нужен.

— Я бы лучше провернул это дело, — неожиданно горячо сказал Кери. — Он же сопляк!

— Я слишком рискую, если ты займешься этим, Майк, — терпеливо возразил Эммануэль. — Связь более чем очевидна... Да и нет крайней необходимости принимать окончательное решение сегодня же ночью. Обсудим все утром.

— А что пока делать с этим? — мотнул в мою сторону головой Кери.

— Запри его куда-нибудь понадежнее. — Эммануэль удостоил меня кратким взглядом и неожиданно заржал. — Нет, у меня есть идея получше! Запри-ка ты его с Вилли в ее каюте. Она попотчует нас забавной историей за завтраком.

— Рафаэль, это нечестно! — запротестовала Леола. — Девочка помогла заполучить его на яхту и...

— Попрошу! — поднял руку Эммануэль. — В настоящее время у нас щекотливые отношения. Не подвергайте их опасности, проявляя свои эмоции в отношении вещей, которые вас не касаются.

Рафаэль наблюдал за ней. Открыв было рот, чтобы заговорить, она передумала, решив, что лучше промолчать, и закусила губу.

— Вот так-то лучше, — пробурчал хозяин яхты. — Позаботься об этом, Майк, и можешь идти спать. Поставь кого-нибудь к двери их каюты, если считаешь это необходимым.

— Разумеется, мистер Эммануэль. — Кери приблизился ко мне. — О'кей, сосунок, открывай двери и топай.

Чуть позже, в ответ на властный стук, дверь каюты Вилли Лау приотворилась на пару дюймов, и в щели появилась ее взлохмаченная головка.

— Босс приказал составить тебе компанию на ночь, детка, — проинформировал ее Кери. — Тебе не повезло. Такое уж твое счастье — оказаться вместе с этим слизняком.

Злобный толчок заставил меня согнуться. Плечом я ударил в дверь, она распахнулась, и как из пушки я влетел в комнату. На пути столкнулся с девушкой, сбив ее на пол, а к тому времени, когда я немного пришел в себя, Кери уже успел извлечь ключ из внутреннего замка, захлопнуть дверь и запереть ее снаружи.

Черные трусики Вилли оказались полностью на виду, и я мог видеть все, вплоть до пупка. При других обстоятельствах эта вынужденная позиция девушки была бы идеальной для того, чтобы улечься на спину. Вилли с тру дом поднялась и, уставившись на меня, машинально оттянула подол платья вниз — туда, где он и должен находиться у благопристойной девушки. На ее лице отражалось крайнее раздражение.

— Я ничего не могла поделать, — затараторила она. — Это все придумал Эммануэль, поняли? Он заставил меня!

— Ну еще бы! — кивнул я. — И это — тоже его идея: рассказать за завтраком забавную историю о ночи со мной в твоей каюте.

Раздраженную мину сменило выражение полного понимания.

— Иногда он бывает — как вы сказали? — настоящим подонком!

— Только иногда? — усомнился я.

— Если бы у него не было столько денег, я бы прямо сейчас бросила его! — Ее голос переполняло праведное негодование. — Я столько сделала для него сегодня ночью — выдавала вам всю эту ерунду и соблазняла маленькими белыми прыщиками! И после всего, оказывается, от него можно ожидать чего угодно — возьмет да и зашвырнет меня в один прекрасный день черт знает куда!

Вилли с силой топнула ножкой, и ее бюст мягко колыхнулся.

— Бог знает, что вы могли бы сделать со мной, не будь таким тактичным мужчиной. А его даже не волнует, что может случиться со мной этой ночью! Что вы можете.., можете... — Ее глаза широко распахнулись, и в голосе задрожали умоляющие нотки, — но ведь вы не станете, верно?

— Даже клубника любит меня, — по-дурацки проворковал я, — а не маленькие белые прыщики.

— Вам больно? — Нежные пальчики Вилли на мгновение прикоснулись к моему лицу. — Можно, я промою?

Она опрометью бросилась в ванную, вернулась с влажным полотенцем в руках и осторожно промокнула рану.

— Держу пари, это работа ужасного Кери. Он совершенно бесчувственный тип, просто зверь.

Девушка отступила на шаг и внимательно осмотрела мое лицо.

— Уже не кровоточит. Но думаю, к утру образуется здоровенный синяк. Это очень плохо! Лицо слишком ценная вещь, чтобы бить по нему!

Роскошь меблировки каюты прямо-таки бросалась в глаза. Но Эммануэль, по-видимому, считал, что главная ее деталь — широченная кровать. Обойдя ее, я опустился на краешек и закурил.

— Мы ничего не можем сделать, пока не наступит утро. Предлагаю не падать духом. У тебя, случаем, не найдется чего-либо выпить?

— Нет, я же говорила, что не прикасаюсь к алкоголю. Моя мать, горькая пьяница, выглядела старухой в свои тридцать пять.

— Как бы там ни было, ты сказала правду о выпивке. А как насчет сучки Смит? Все правда? — спросил я.

— То, как она прибыла на яхту? И что Эммануэль велел держать это под большим секретом? Я кивнул, и Вилли продолжала:

— Все правда. И что не спит с ней — тоже верно. — Она пренебрежительно наморщила носик. — Не понимаю, чего ему от нее нужно?

— Твои догадки стоят ровно столько же, сколько и мои предположения, — пожал я плечами. — Рафаэль заставил тебя провести эту сцену соблазнения, когда Кери водил меня по яхте?

— Да-да. Все было подстроено, и моряк Анри тоже в этом участвовал. У него даже была специальная прокладка в фуражке на тот случай, если ему достанется по голове, — вы ведь не могли поранить его слишком сильно. Рафаэль не сказал, зачем ему все это нужно. И я знаю: бесполезно спрашивать... Это очень усложнило ситуацию для вас, мистер Холман, да?

— Спроси у меня еще раз об этом утром, — проворчал я.

— Простите меня, Рик, если я навредила вам, — она присела на край кровати рядом со мной, — я попытаюсь исправить дело.

— Пусть это тебя не беспокоит. Тут все смердело с самого начала, как грязная взятка. Но даже если бы я все знал заранее, все равно отправился бы с тобой в номер.

Она растерянно заморгала, потом решительно тряхнула головой.

— Ничего не поняла, но это не имеет значения.

— Как ты впервые встретилась с Эммануэлем? — полюбопытствовал я.

— Н-ну, как-то среди дня, когда была уверена, что он сидит на палубе, я подплыла к яхте, а когда была совсем рядом, произошел уж-жасный.., инцидент! — Она хихикнула. — Я потеряла бикини! Ужас, да? Кое-как добралась до трапа, взобралась на палубу — и угодила прямо к нему в объятия. Объяснила, что случилось, и попросила дать мне на время какое-нибудь платье, потому как не хотела быть арестованной за прогулку по Каннам в голом виде. Он оказался уж-жасно добрым — вместо платья дал целую каюту!

Девушка вскочила и, подойдя к двери, щелкнула выключателем; каюта утонула в темноте, остался только слабый теплый свет ночника у кровати.

— Значит, Рафаэль решил — очень мило — поместить тебя ко мне? Они желают утром услышать забавную историю, правда? — Вилли вошла в конус света от ночника и долго стояла, всматриваясь в мое лицо; кончик розового языка медленно заскользил по ее нижней губе. — Я расскажу ему оч-чень увлекательную историю утром! Я расскажу о каждом моменте нашей любви!

Она завела руки за спину, раздернула змейку платья и, двигая плечами, освободилась от него. Платье медленно спало на пол; груди с темно-розовыми сосками расцвели пред моими глазами, и я увидел, как они мгновенно отвердели. Секундой позже она освободилась от штанишек, швырнув их с такой силой, что они описали в воздухе порхающую дугу. Вилли подошла ко мне, ее глаза светились; обнаженное тело горделиво демонстрировало упругие округлости; между ногами золотился густой пушок... Я заметил влажный проблеск розовой плоти...

— Мы будем любить друг друга всю ночь, — гортанным голосом проговорила она, — а потом я расскажу ему об этом. Рафаэль сойдет с ума от ревности и перережет кривым ножом свою проклятую глотку!

Она стояла передо мной. Мои глаза впились в ее сексуальные прелести, на вид сладкие как мед.

Вилли царственным движением возложила руки мне на плечи и, изогнувшись вперед, принялась похлопывать упруго покачивающимися грудями по моему лицу; я охватил ее талию и, подтянув поближе, вдавил лицо в светлую поросль. Вилли опрокинула меня навзничь и стала расстегивать пуговицы моей рубашки.

— Только не делай ничего, голубчик! Дай мне все сделать самой...

Я согласился. Позволил ей делать все самой. Она распахнула мою рубашку и начала целовать грудь, медленно опускаясь вниз, к животу. Тем временем ее пальцы занимались ремнем: она расстегнула его и опустила змейку брюк. Я приподнялся, помогая ей стянуть их, а потом и плавки. Упругая эрекция подбросила вверх мой шомпол, и она, овладев им, начала над ним ворковать.

— Вот на что мне нравится смотреть, — выдохнула она. — Он очень мило будет выглядеть с голубеньким бантиком.

Она поцеловала кончик, затем охватила его губами и стала перемещать их вниз и вверх по всей длине. Весьма профессионально. Очень опытна, подумал я, и отбросил все свои проблемы.

Так продолжалось некоторое время... Потом она подняла голову и порочно улыбнулась.

— Давай избавимся от остальной твоей одежды. — Через мгновение я был нагим, как в час моего рождения.

Вилли снова опрокинула меня на кровать и, сев на меня верхом, точно направила мое мерило в себя; волнообразно покачивая бедрами, она опускалась прямо на него до тех пор, пока оно полностью не вошло в нее; затем начала покачиваться взад-вперед — сначала мед ленно, нажимая руками на мои плечи; ее голова с полузакрытыми глазами откинулась назад, открыв лебединый изгиб шеи; она двигалась все быстрее и быстрее; хриплый звук зародился в глубине ее горла; ее движения становились все более неистовыми.., я почувствовал приближение конца.

Когда шомпол выбросил в нее свою струю, она резко вскрикнула.., вытянулась в струнку и рухнула на меня, оставив его в себе.

Мы еще дважды любили друг друга, пока не заснули под утро. Пробудившись, мы повторили все сначала. Но на этот раз Вилли стояла на коленях на измятой простыне, а я входил в нее сзади. Мне было сообщено, что это — ее любимая поза, на что я ответствовал, что и моя тоже.

Глава 4

Около половины девятого какой-то морячок принес бритву, зубную щетку и все остальные необходимые принадлежности. После душа и бритья я натянул на себя один из легких свитеров Вилли — вместо свежей рубашки. Он был, конечно, тесноват, но, в общем, подходил. Я чувствовал себя превосходно, если исключить ощущение некоторой телесной вялости. А вот Вилли выглядела так, словно прекрасно выспалась этой ночью. Натянув на себя белое бикини и всунув ноги в сандалии, она присела на край измятой постели и улыбнулась мне.

— Я передумала, — с глубокомысленным видом сообщила она. — Я ничего не расскажу Рафаэлю о нашей ночи. Заставлю его поволноваться! — Последовало выразительное движение шоколадными плечами. — А кроме того, мне нужно несколько новых платьев для пополнения гардероба. Было бы глупо сердить его, ты не находишь?

Щелкнул замок, и на пороге появился все тот же морячок.

— Мистер Эммануэль приглашает вас, мистер Холман, позавтракать на задней палубе.

— Нам лучше пойти, — поднялась Вилли с постели.

— Только мистер Холман, — твердо возразил морячок. — А вам, мадемуазель, он приказал доставить завтрак в каюту. Он увидится с вами перед ленчем.

— Видишь, какой он жестокий! — надула губки Вилли и крепко поцеловала меня прямо в губы. — Пока, Рик. Надеюсь, Рафаэль слопает кучу фруктов и у него будет несварение желудка!

— Может, маленькие белые прыщики? — пошутил я.

Она еще заливалась смехом, когда я вышел из каюты вслед за морячком и увидел еще одного члена экипажа, стоявшего у трапа с пистолетом в руке.

Так мы и проследовали целой процессией — я между моими конвоирами — на заднюю палубу, где стол для завтрака был сервирован со всей элегантностью, годной даже для “Максима”.

За столом собралась вся святая троица — Леола Смит в черном купальном костюме, темных очках и чрезмерно большой, тяжелой даже на вид шляпе. Я отметил, что она делала Леолу неузнаваемой даже в большей степени, чем, к примеру, накладные усы и парик; неизменно бесстрастный Кери в свитере и джинсах и Эммануэль, облаченный в пеструю филиппинскую рубаху со сборками и голубые шорты.

Я занял свободное кресло напротив хозяина. Возле меня мгновенно материализовался стюард. Вначале, поддавшись порыву бешенства, я хотел заказать нечто невообразимое, например фазана под стеклянным соусом, разварные башмаки в собственном соку и синильную кислоту вместо кофе. Однако вовремя сообразил, что это было бы просто-напросто потерей времени, поскольку стюард никак не среагирует на издевку, а просто принесет все заказанное. Так что пришлось остановиться на яйце-пашот, тостах и кофе.

— Предполагаю, вы провели весьма интересную ночь? — иронически осведомился Эммануэль.

— Ваше гостеприимство поистине превосходно, мистер Эммануэль. — Я послал ему по-настоящему солнечную улыбку. — Как вы и обещали, это была весьма забавная ночь. Всякий раз, вспоминая вас, я смеялся прямо-таки по-детски — заливисто!

— Дать ему в зубы? — прорычал Кери. И это прозвучало вовсе не вопросом, а скорее как утверждение.

— Все служит своему предназначению, — философским тоном наставника произнес Эммануэль. — Сейчас мы привели мистера Холмана в радужное настроение. А тебе, Майк, не стоит так расстраиваться — ты ведь знаешь, что таких Вилли Лау мы можем хоть сейчас найти в Каннах тысячи.

— Я не из-за нее, — проворчал Кери. — Из-за него. Вечно подкалывает, как только увидит!

— Мы что, собираемся сидеть тут целый день, пока вы будете обмениваться оскорблениями, словно малые дети? — раздраженно спросила Леола.

— Леди, как всегда, права, — улыбнулся ей Эммануэль и поглядел на меня. — У мисс Смит имеется некая проблема... Вот мы и подумали, не тот ли вы человек, который может разрешить ее, мистер Холман?

Отвечать на такой вопрос не имело смысла, и я промолчал. Эммануэль тоже молчал, пока стюард подавал мой завтрак, а потом с его помощью он стал выбирать себе из громадной фруктовой вазы, водруженной в центре стола, персик поспелее. Я подумал, что пожелание Вилли становится близким к осуществлению.

— Полагаю, мисс Смит должна сама рассказать о своей проблеме, — сказал Эммануэль.

Она повернулась и долго смотрела на него, но темные очки и широкие поля шляпы, низко надвинутой на лоб, не позволяли разглядеть выражение ее лица. Потом Леола закурила; рука, державшая спичку, слегка дрожала.

— Я встретила впервые мистера Эммануэля в Париже около четырех месяцев назад, — начала она, тщательно контролируя интонации своего голоса. — Виктор Эймори представил нас друг другу. Мы должны были встретиться за ужином, втроем, но в последний момент Виктор не смог прийти, и за столом мы оказались... — Ее голос дрогнул. — То есть мистер Эммануэль и я, он сказал...

— Не смущайтесь, моя дорогая. — Эммануэль лучезарно улыбнулся. — Позвольте, я сам поведаю мистеру Холману эту часть истории.

Он смерил меня испытующим взглядом: улыбка еще сохранялась на его лице.

— За ужином я признался мисс Смит в моем безмерном восхищении — ее работой и всем прочим. Я откровенно сказал, что она — олицетворение того, что я всегда желал видеть в женщине, и что, если она присоединится ко мне в круизе на борту моей яхты, я буду ее вечным должником. К сожалению, мисс Смит не ответила мне взаимностью и отказалась от предложения. В тот вечер я настаивал на нем как только мог. — Он покаянно вздохнул. — Богатый человек избалован. Особенно если это касается женщин. Мне стыдно признаваться, но я выложил перед ней все соблазны, какие только мог придумать — включая замужество. Но получил отказ... Тогда, я очень сожалею, но это так — я вышел из себя и стал угрожать ей. В конце концов она выскочила из-за стола; мне оставалось только раскаиваться и сожалеть о своей невоспитанности.

Он снова улыбнулся ей.

— Я думаю, дорогая, теперь вам будет легче закончить эту историю?

Она поспешно кивнула.

— На следующий день я встретилась с Виктором и рассказала ему о случившемся. Он предупредил меня, чтобы я была поосторожнее, потому что Эммануэль не только очень богатый, но и очень опасный человек... Через два или три дня я улетела в Голливуд на съемки новой картины и забыла об этом случае. Месяц спустя, когда я освободилась, пришло время снова скрыться ото всех. — Она сделала какой-то странный жест. — Когда я карабкалась наверх, — продолжила Леола, — я ни от чего не отказывалась, ибо все было частью того, чего я, собственно, и добивалась, — реклама, обман, приемы, жизнь в лучах прожекторов. Но чего же мне это стоило! Три разбитых замужества, постоянное ощущение, что я — это вовсе не я, а какая-то другая особа... Дошло до того, что я уже даже не знала, кто же я на самом-то деле... Иначе говоря, я начала терять и одновременно находить себя...

— Ваш самоанализ восхитителен, моя дорогая! — Ей была снова подарена лучезарная улыбка. — Но, прошу вас, вернитесь к рассказу. — Эммануэль изогнулся в галантном поклоне.

— Простите, — резко парировала актриса. — У меня был способ, с помощью которого я скрывалась от всего мира. Теперь-то я понимаю, насколько он был ребяческим... Но до сих пор он хорошо срабатывал. Да и нужно-то было всего ничего — черный парик, никакого макияжа, небрежные платья — и Леола Смит превращалась в Летти Смит. И заметьте, при этом не стоило даже беспокоиться об инициалах на чемодане и прочей ерунде. Летти Смит — тридцатилетняя студентка-искусствовед, имеющая достаточно средств, чтобы позволить себе простительное только юным особам увлечение искусством и любовь к Парижу. Она на весь год снимает апартаменты в отеле “Лефт бенк”, но почти не живет в них. Кинозвезда Леола прибывает в Париж, регистрируется в отеле “Георг V” и исчезает через несколько дней... А в тот же день Летти Смит открывает дверь своих апартаментов в совсем другом отеле...

И на этот раз, как мне казалось, все шло хорошо. Я рассчитывала пробыть в Париже около недели, а потом, возможно, полететь в Шотландию. Но на третий день мне кто-то позвонил и заявил, что ему известно, кто я. Мало того, он располагает информацией, которую может продать. Речь идет об опасности, угрожающей одному из самых близких мне людей, и находится этот человек в Швейцарии. И если такие сведения, сказал он, представляют для меня интерес, то я должна быть в названном им кафе в восемь вечера. Конечно, с деньгами. Речь могла идти только об одном дорогом мне человеке, моей дочери — малышке Леоле.

Я пришла в кафе. Вскоре за мой столик подсел невысокий лысый мужчина с крючковатым носом. Он выглядел как старый попугай, лишившийся своего оперения. Прежде всего незнакомец потребовал деньги и, получив их, не только назвал имя мой дочери, но и имена директрисы и учителей интерната. Потом он сказал, что его и всех прочих нанял мсье Эммануэль, чтобы похитить мою дочь. Далее они намерены удерживать ее в одном из домов, снятых для этой цели в предместье Вены, и ожидать дальнейших указаний.

Он заявил, что вообще не любит подобных дел и охотно устранился бы от этого, но ему нужны деньги, чтобы убраться подальше. Он был уверен, что его отказ ничего не может изменить. Единственный способ, как он считал, избежать похищения — это немедленно забрать мою дочь из школы, посадить ее вместе со мной на самолет, идущий рейсом в Штаты. “Эммануэль — большой бабник, — сказал он, — но ему быстро надоедает, если погоня за женщиной становится слишком трудной: всегда находится другая, которая с охотой войдет в его жизнь”. Потом незнакомец ушел.

Слушая эту историю, я успел покончить с завтраком, закурить и справиться со второй чашкой кофе.

— И вы последовали его совету, — сказал я.

— На следующий же день, — кивнула она. — Я забрала малышку из школы. Мы прилетели в Нью-Йорк в тот же день и забились в норку — дешевую грязную гостиницу на задворках Таймс-сквер, а потом улетели в Сан-Франциско и оттуда вернулись в Лос-Анджелес. Потом на каком-то аукционе Летти Смит купила хоть и старый, но надежный “шевроле” выпуска пятьдесят девятого года, и мы отправились путешествовать. Я решила, что если нас начнут разыскивать, то в последнюю очередь — в Калифорнии. Мы поехали на север по шоссе номер один, пролегающему по берегу, и в первую же ночь нашли уединенный мотель в двух милях от него. В мотеле были всего три более чем скромных номера, и старика-владельца заведения чуть не хватила кондрашка от удивления, когда я сказала, что хочу снять один из них на ночь.

Леола рассмеялась.

— Той ночью около десяти в дверь постучали. Я подумала, что это хозяин мотеля, и открыла дверь... Двое мужчин с револьверами в руках оттеснили меня внутрь. Я была в такой панике, что не могла даже плакать, не говоря уже о том, чтобы заорать! Один из них схватил малышку, зажал ей рот и вытащил из кабинки. Другой сказал, что у него есть послание для меня от некоего человека по имени Рей Толвер. Мужчина предупредил, что если я хочу снова увидеть дочь, то должна первым же рейсом улететь в Париж, приехать в Канны и прибыть на яхту Эммануэля. Потом он налил в стакан воды, что-то бросил в нее и заставил меня выпить... Очнувшись утром, я поняла, что у меня нет выбора, и полетела в Париж. Я была согласна на что угодно — включая и Рафаэля Эммануэля, — лишь бы не рисковать жизнью малышки Леолы, которую я больше не видела...

— Видите, мистер Холман, какой я злодей! — жизнерадостно провозгласил Эммануэль. — Я не знаю, кто был больше удивлен — я, когда услышал эту историю, или мисс Смит, когда поняла, что я к ней не имею никакого отношения!

— Я из Миссури, — проинформировал я всех присутствовавших.

— Простите, что вы сказали? — не понял Рафаэль.

— Мистер Холман имеет в виду, что вы должны доказать ему это, — пояснила Леола. — Поверьте уж мне на слово, мистер Холман, все уже доказано. Пожалуйста, слушайте дальше!

— Рей Толвер... — Голос Эммануэля был почти ласковым, когда он произносил это имя. — Я всегда знал, что этот человек очень амбициозен. Но сейчас он, боюсь, просто страдает манией величия... Видите ли, в течение многих лет я занимался операциями с вооружением. В этом бизнесе мой компаньон Рей Толвер проявил себя как очень способный лейтенант. И вот, когда я решил, что пора отказаться от этого дела, мы с Толвером пришли к полюбовному соглашению о том, что отныне наши дороги должны разойтись. Он продолжал заниматься вышеназванными операциями, а я уступил ему свою долю за справедливую цену. Думаю, он слишком любит острые ощущения, чтобы тоже отказаться от этого бизнеса. Кроме того, полагаю, он просто глупец. Но это, в конце концов, его личное дело.

Рафаэль задумчиво выбрал, поковырявшись, еще один спелый персик.

— И даже несмотря на то, что я полностью отошел от всех видов бизнеса, у меня еще остались кое-какие связи и агенты. Они информируют меня о многом, что происходит в мире, и часто дают мне возможность выгодно инвестировать деньги и быстро получать прибыли... У меня это что-то вроде хобби, понимаете?

— Как и женщины? — предположил я. Его улыбка была несколько натянутой.

— Самое занимательное, мистер Холман, хобби. Так вот. Недавно один из моих агентов сообщил, что Толвер поставляет противникам режима Кастро некоторые товары, в которых они сильно нуждаются. Самая последняя — и самая крупная, заметьте! — партия Переправлялась из Гаити, она не была перехвачена кастровцами и оказалась полностью утраченной. Как утверждает мой человек, Толвер потерял на этом все капиталы и ему пришлось вернуться обратно в Майами, чтобы попытаться раздобыть хоть немного денег. Так что, когда мисс Смит рассказала мне свою историю и упомянула его имя, многое сразу же стало ясным... Ситуация прояснилась еще больше, когда я получил послание от Толвера. Он сообщал о доставке мне мисс Смит в качестве подарка в память о “добрых старых временах”, видите ли! Но это, мол, обойдется мне в три миллиона американских долларов за безопасное возвращение ее дочери!

— И как он рассчитывает получить деньги? — спросил я.

— Да очень легко! Деньги должны быть переведены на его счет в один из швейцарских банков... Вы, разумеется, знаете, как они работают? Узнать время перевода денег невозможно. Не говоря уже о местонахождении их клиентов. Наш милейший Рей не потерял присущего ему чувства юмора. Он назначил мне крайний срок для перевода денег — три недели, поскольку, как он писал, знает, что я и мисс Смит будем весьма заняты в это время.

— А если вы не заплатите?

— О Боже мой! — Леола вскочила и, спотыкаясь, побежала в кормовую каюту.

— Если он не получит денег через три недели, то начнет посылать еженедельное напоминание, — глухо промолвил Эммануэль. — Каждый раз по одному детскому пальцу...

Я смотрел на голубую, искрящуюся гладь воды, на панораму гавани, заполненной белоснежными яхтами, и на людей, которые не думали ни о чем, кроме солнца и развлечений. И чувствовал, как все внутри меня переворачивается.

— Поймите еще одно, мистер Холман, — добавил Эммануэль все тем же глухим голосом. — Если ничего не удастся сделать к концу этих трех недель, я заплачу эти деньги. Но это не поможет вернуть дочь мисс Смит: Толвер наверняка подумает, что я впервые в жизни смягчился из-за женщины. И если я отдам три миллиона за то, чтобы сделать ее счастливой, то буду платить еще и еще — и до бесконечности.

— И какова ситуация в настоящий момент? — осведомился я.

— Когда мисс Смит уяснила для себя истинное положение дел, она немедленно пожелала броситься назад в Америку и связаться с тамошней полицией. Глупая идея, мистер Холман! Толвер ничтоже сумняшеся пожертвует девочкой, когда почувствует, что подвергается малейшей опасности. Следовательно, я не имею иного выбора, кроме как удерживать мисс Смит на борту яхты. У нас есть три недели, сказал я ей, и, вне всякого сомнения, ваша дочь все это время будет в безопасности. А тем временем я брошу своих агентов на поиски Тол-вера. — Он глубоко вздохнул. — Рею хватило ума заставить Леолу взять ребенка в Штаты. Уж он-то знает, что, попытайся он сделать свое черное дело в Европе или Южной Америке, он не смог бы нигде скрыться от меня.

Я нашел бы его за несколько дней. Но в Штатах.., мои агенты там малочисленны и разбросаны по всей стране. Разумеется, они наняли других людей себе в помощь. Но до сих пор не обнаружили ровным счетом ничего... Толвер исчез бесследно — и ребенок вместе с ним. Он почти застенчиво улыбнулся.

— Теперь вы представляете, с каким подозрением была встречена ваша телеграмма, мистер Холман? Я, конечно, пришел к заключению, что вы — шпион, подосланный Толвером, чтобы следить за развитием событий здесь, на яхте. Но мисс Смит убеждала меня всю прошлую ночь, что это невозможно... Итак, я обращаюсь к вам с просьбой о помощи.

— Чтобы отыскать Толвера? — проворчал я. — Да вы сошли с ума! Ваши люди не могут найти его, следы, как говорится, остыли за неделю, а сам он может скрываться в любой точке этого распроклятого мира!

— Не совсем так, — урезонивающе покачал головой Эммануэль. — Толвер еще в Штатах. Я убежден в этом. Именно там самое безопасное для него место. И кроме того, попытка вывезти ребенка из страны неизбежно вызовет множество осложнений. У нас ведь есть и исходная точка для поисков — тот мотель в пятидесяти милях от Лос-Анджелеса.

— А разве ваши люди уже не начали с него?

— Но ведь вы имеете громадное преимущество в сравнении с ними, — рассудительно ответил он. — Вы работаете на собственной территории, так сказать, на своем заднем дворе, мистер Холман. К тому же мои люди — не детективы ни по образованию, ни по роду деятельности. Есть еще одно обстоятельство... Пока просматривается только одна чрезвычайно слабая зацепка. И я не рискую разрешить моим ребятам вмешиваться в это дело именно из-за их связи со мной. По этой же, кстати, причине я не могу разрешить и Майку шевельнуть даже пальцем.

— Майерсон! — Кери прокашлялся и нарочито сплюнул на безукоризненно чистую палубу. — Пять минут — и вместе с ним мы сделаем все!

— А через час Толвер будет знать, что это ты, — сверкнул глазами Эммануэль. — Не будь дураком, Майк! Он снова повернулся ко мне:

— В прежние времена Майерсон был моим связником на Западном побережье. Да он и сейчас остается — посредником... Если вы хотите приобрести кое-какое оружие для личного пользования, но не знаете, как это сделать, повидайтесь с Майерсоном. Он сведет вас с поставщиком, у которого есть именно то, что вам нужно. За посредничество он возьмет с вас кое-какой сбор да получит от поставщика свои пятнадцать процентов. Можно сказать, что он занимается посредническим бизнесом.

— Полагаете, он может знать, где Толвер? — без всякого энтузиазма осведомился я.

— Ну, это, по крайней мере, возможно, — пожал плечами Эммануэль. — Если вы придете к нему и скажете, что желаете закупить большое количество винтовок “М-4” и амуниции, это наверняка его заинтересует. А уж если к тому же укажете, что товар нужно доставить, например, на Гаити или в Санто-Доминго, то он заинтересуется вдвойне. Для него не составит больших трудов найти поставщика. Но если будете настаивать и на немедленной доставке товара прямо на место, то вряд ли кто-то, кроме Толвера, сумеет провернуть такую операцию. И естественно, вы пожелаете наладить личный контакт с ним.

— Через пяток минут разговора с этим... Майерсоном он раскусит меня, — возразил я. — Что, черт побери, я знаю о контрабандном бизнесе?

— Все, что знают мои эксперты, в вашем распоряжении, — успокоил он меня. — Не думайте и о своем поведении. Каждый покупатель подобного товара имеет весьма туманное представление о тех, для кого он делает закупки. И никому в дальнейшем нет до них никакого дела, лишь бы платили наличными. Но я все-таки назову вам достаточно имен и мест, где вы встречались с ними. Майерсон должен убедиться в том, что вы пришли к нему с рекомендациями. Очень важно, мистер Холман, что он не знает вас. Он с первого взгляда узнает Майка, узнает либо заподозрит любого из моих агентов. Так что вы один имеете кое-какой шанс выполнить такую работу. — Эммануэль откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на меня. — Разумеется, вполне возможно, что Майерсону действительно ничего не известно о местонахождении Толвера. Но к сожалению, это единственная зацепка, которой мы можем воспользоваться.

— Вы хотите, чтобы я попытался найти Толвера, а затем спас дочь мисс Смит? — осторожно спросил я.

Эммануэль задержал на мне тусклый взгляд и неожиданно рассмеялся.

— Я уверен, что именно этого ожидает от вас мисс Смит. И она щедро заплатит вам в случае успеха... Что же касается меня, то прежде всего я заинтересован в Толвере. Отыщите его для меня, мистер Холман, и я выложу вам пятьдесят тысяч. Это, естественно, ни в коем случае не скажется на гонораре от мисс Смит. — Он наклонился вперед, и его голос задрожал от чувств, подобных страстям сэра Галахада[8]. — Сразу же дайте знать, где вы можете находиться, и мой агент вступит в контакт с вами в течение нескольких часов. Вы совместно разработаете план действий. Глупо рисковать жизнью девочки, опрометчиво пытаясь действовать в одиночку, — заключил он. — Ну как, возьметесь, мистер Холман?

— Наверное, возьмусь, — с неохотой согласился я. — Но с несколькими условиями.

— Назовите их.

— Во-первых, в том случае, если я, при всем желании, не найду Толвера, вы заплатите выкуп.

— Безусловно! Я уже сказал, что сделаю это, — подтвердил Рафаэль.

— Во-вторых. Если вы заплатите, а Толвер не отпустит девочку, я поставлю в известность ФБР и они вступят в игру.

Эммануэль на мгновение окаменел, потом пожал плечами и сказал с интонациями грубого американского дельца:

— Мне это не нравится. Но возражать не стану, мистер Холман.

— Итак, мы занимаемся всем этим, — резюмировал я. — Но как прикажете отнестись к тому, что Виктор Эймори указал на вас и тоже упоминал лейтенанта Толвера?

— С его стороны неблагоразумно так думать обо мне в связи с исчезновением мисс Смит. Особенно после того, что случилось в Париже, после нашего с ней знакомства. — Рафаэль неодобрительно покачал головой. — Несомненно, Виктор имел веские основания, чтобы вспомнить о Толвере, ибо этот парень едва не убил его лет пять назад. Они оба были тогда на приеме на моей яхте. Эймори прилично нагрузился и попытался грубо заигрывать с девушкой Толвера. Рей замахнулся на него ножом... Майк может рассказать, что было дальше.

— Я считал, что нам не нужен убийца здесь, на яхте, — начал Кери, — ну я и встал между ними. И это было большой ошибкой... Рею тогда было все равно, кого убивать. — Он медленно провел рукой по левой ноге. — Тогда-то я и заработал эту отметину... Думаю, что мне еще повезло, потому как нож был нацелен в живот.

— Как Рей Толвер выглядит? — поинтересовался я.

— У него ножевой шрам на физиономии, — ответил Кери с угрюмым удовлетворением. — Слева. Начинается сразу надо ртом и проходит через подбородок... Надо бы прикончить ублюдка!.. Когда я его видел в последний раз, он был фунтов на двадцать тяжелее меня... У него манера — быстро отбрасывать рыжие волосы назад... Голубые глаза... Не беспокойся, если встретишь — узнаешь сразу. — Майк Кери злобно ухмыльнулся. — У Толвера характер, как у спускового крючка, срабатывающего при малейшем нажатии. Я помню, как-то раз он едва не убил парня за то, что тот посмел не отдать последнюю сигарету!

— Ну что ж, благодарю. — Я вопросительно взглянул на Эммануэля. — Хотелось бы немного переговорить с мисс Смит...

— Ради Бога, — вежливо улыбнулся он. — Хотите проверить услышанное от меня? Понимаю... Но учтите — до момента, когда вы отправитесь в Калифорнию, предстоит еще многое сделать. После беседы с мисс Смит вы, полагаю, вернетесь в отель для сборов — катер доставит нас на берег. После полудня Майк передаст вам необходимые имена и другие сведения, полезные для встречи с Майерсоном. Он также зарезервирует вам место на самолете. Так что можете не беспокоиться о мелочах.

— Хорошо. — Я встал. — Надеюсь, в течение двух недель вы услышите от меня что-нибудь определенное. До свиданья, мистер Эммануэль.

— Желаю успеха, мистер Холман. — Два пухлых пальца прощально помахали мне; затем он снова потянулся к вазе и стал внимательно изучать фрукты.

Я нашел Леолу Смит на задней палубе, свернувшуюся калачиком в кресле. Ее руки с такой силой вцепились в подлокотники, что побелели костяшки пальцев.

— Мисс Смит, — как можно мягче окликнул ее я. Темные очки поднялись на меня.

— Что? — резко спросила она.

— Я возвращаюсь в Штаты и попытаюсь найти вашу дочь... Но хотелось бы сначала проверить некоторые факты. Вы верите в то, что Эммануэль непричастен к похищению?

— Да. Уверена... Это был человек Толвера. Если бы это сделал Эммануэль, то украл бы ребенка сразу же, как только я ступила на борт яхты неделю назад. Ради безопасности малышки я согласилась бы на все. Но я пребываю здесь как его пленница, а он не прикоснулся ко мне и пальцем... Нет, нет. Это только Толвер!

— Вы считаете, что Виктор Эйморине замешан в похищении?

— Не знаю. Когда случается такое, перестаешь верить всем... Но психика Виктора слишком слаба. Он никогда не повзрослеет и не сможет смириться с отставкой. Даже после развода он не оставляет меня одну. Он просто не в силах поверить, что я не хочу, чтобы он находился где-то поблизости. — На мгновение ее голос дрогнул. — Я начинаю излагать свои мысли, как психиатр в дневном телесериале, не находите?

— Существует одно обстоятельство, начисто лишенное смысла, — задумчиво протянул я. — Если Эймори замешан в похищении, зачем, черт возьми, ему нанимать меня, чтобы искать вас и предлагать яхту Эммануэля в качестве отправного пункта розыска?

— Вы правы, — согласно кивнула она. — Но прошу, мистер Холман, найдите мою дочь!

— Сделаю все, что смогу, — неуверенно ответил я. — Что станется с вами, когда вы воссоединитесь?

— Я заключила с Эммануэлем сделку, — с полным равнодушием проговорила она. — Он или найдет дочку, или заплатит выкуп, чтобы вернуть ее.., потом он получит меня.

Я знал, что должен что-то сказать, но так и не смог ничего придумать. Неловко поклонившись, я ушел...

К трем часам я уже полностью собрался, был досконально проинструктирован Кери относительно встречи с Майерсоном и получил перечень имен и мест, который должен был запомнить. Мне также вручили открытый чек частного швейцарского банка на пятьдесят тысяч долларов. “Банк, разумеется, его не оплатит, — злорадно заметил Кери. — Но этот чек произведет соответствующее впечатление на Майерсона, если помахать им перед его носом”. Был нанят и частный самолет для перелета в Париж: я должен был успеть на ночной рейс в Штаты. У отеля меня ожидала машина... Я начал понимать, что значит быть миллионером.

Итак, в восемь десять я сидел в кресле трансатлантического лайнера. Пристегнув ремни, плотно облегающие талию, я с отвратительным настроением уставился в иллюминатор, ожидая взлета...

Не то чтобы меня приводил в ужас сам полет, как таковой, ужасало ожидание момента, когда самолет начнет разбегаться по взлетной полосе. В эту минуту у меня всегда мысленно возникает одна и та же картина: лайнер взвивается в небо, как холеная мощная птица, круто набирает тысячу футов — и оба крыла обламываются... Последнее, что я вижу перед тем, как белый свет погаснет навеки, — стюардесса надевает парашют и, уверенно улыбаясь, говорит: “Без паники, пожалуйста!” — и ныряет в иллюминатор...

Безнадежно воззрившись на холодные огни, бегущие вдоль полосы, я внезапно осознал, что кто-то опустился в свободное кресло рядом со мной. Я слегка потянул носом и немедленно перенесся в сады султана, где мысленно восседал у пруда с лилиями в окружении четырех самых любимых жен своего гарема... Это был запах духов с преобладанием мускуса, которые их создатели должны бы назвать “Мгновенное вожделение”. Я очень медленно и неохотно повернул голову — ведь благоухающая такими духами женщина вполне могла оказаться тучной, пятидесятилетней и прыщавой. Но в поле моего зрения вплыло видение очаровательной блондинки в сверкающем брючном костюме.

— Это была идея Рафаэля, — проворковала Вилли Лау с великолепно разыгранным удовлетворением. — Мужчина с девушкой намного незаметнее, чем мужчина, работающий в одиночку. Так будет безопаснее для тебя... А кроме того — а это уже моя собственная идея! — Розовый кончик языка сладострастно облизнул полную нижнюю губку. — Ты не будешь в одиночестве по ночам, Рик Холман!

Глава 5

Офис на Уилшир-бульвар располагался в одном из тех стерильно-белых зданий, где набившие оскомину музыкальные записи внушают бессознательный страх всем, кто имеет несчастье сидеть на белых же кожаных кушетках, просматривая журналы и ожидая своей очереди услышать приговор из уст врача.

На дверной табличке значилось “Арнольд Г. Майерсон. Консультант”. Я отворил дверь и оказался в небольшой приемной с двумя незанятыми стульями у одной стены и конторкой — у другой. За ней восседала брюнетка со скучающей миной и перелистывала религиозный журнал. Она выглядела так, будто набрала излишний вес совсем недавно, но еще сохранила пропорциональность фигуры и вполне созрела для любви в холодном климате. Любой эскимос с горячей кровью без колебаний посулит за нее четырех ездовых собак, подумал я.

Бровки брюнетки вопросительно поднялись при виде меня, словно я был дерзким нарушителем ее спокойствия:

— Да?

— Героиня идет кормить цыплят, и у нее усыновленный ребенок? — осведомился я приглушенно-доверительным голосом. — Или она собирается бросить вызов населению маленького городка и оповестить весь свет о том, что ее отец — любимый сын мирового судьи?

— Что-о-о? — нервно блеснули подведенные тушью глаза.

— Или, может, вы еще не добрались до этого рассказа? — Я указал на журнал. — Я предпочитаю его всем прочим и читаю в первую очередь. И заметьте, меня вовсе не волнует, как она поступит. Просто она делает так — и вся недолга!

— Вы уверены, что попали в нужный вам офис? — дрожащим голосом спросила упитанная брюнетка.

— Думаю, что да, — кивнул я. — Мистер Майерсон? Арнольд Г. Майерсон?.. Мне назначена встреча с ним через несколько минут. Я звонил ему утром. Меня зовут Холман. Ричард Холман.

— Я доложу, что вы здесь. — Она бочком вылезла из-за конторки и выскочила в дверь, ведущую во внутреннюю часть офиса.

Я взял журнал с конторки и успел прочесть два абзаца рассказа под названием “Я вышла замуж за хирурга-хиппи” до возвращения брюнетки.

— Мистер Майерсон сейчас вас примет, — нервно проговорила она. — Там. — Она ткнула пальцем в направлении второй двери в приемной — сбоку от той, что открывается в коридор.

Внутренний офис оказался столь же стерильным — по-видимому, в знак солидарности со всем зданием, — с выкрашенными в белый цвет стенами, белым ковром и легкой деревянной мебелью. Парень за столом походил на Адольфа Менжу — небольшого росточка, очень шустрый. Его одежда была воплощением мечты — прямо с глянцевой обложки журнала. Черные волосы зачесаны назад и блестели от бриллиантина, а густые, смоляные усы были столь великолепны, что отвлекали внимание от маленького, прямо-таки женского ротика с красными губками. Вся его фигура просилась в кадр мелодрамы тридцатых годов.

Даже не закрывая глаз, я мог поверить в то, что он заменял Менжу около тридцати лет назад, живя гнусной жизнью человека, позволявшего поджаривать себя под горячим светом дуговых ламп, пока не закончатся все приготовления к появлению великой кинозвезды.

— Мистер Холман, — приветливо улыбнулся он. Показавшиеся при этом из-под угольно-черных усов зубы были слишком белоснежными для настоящих, — не присядете ли?

— Благодарю. — Я осторожно уселся на мошенническую имитацию современного детского стула, которая нервически при этом заскрипела.

— Ну-с, чем могу помочь? — Он водрузил локти на стол, сложил ладошки в пирамиду и украдкой взглянул на меня поверх нее. — Инвестиции, конечно, моя специальность. Но как консультант я охватываю более широкие области. Я не запамятовал — вы упоминали по телефону, что некто рекомендовал вас?

— Лайберман, Буэнос-Айрес, — решительно ответил я. — Ингерсон, Ямайка и Труа, Непал. Нужно еще?

— Нет, думаю, этих вполне достаточно. — Он поднял одну руку, как полицейский-регулировщик. — А как себя чувствует мой хороший друг старина Эрнст?

— Разлагается, думаю, — осклабился я. — Я видел его за неделю до того, как кто-то столкнул его под грузовик.

— Бедняга Эрнст! — Майерсон сморщился в знак неодобрения. — Я всегда считал, что у него чрезмерные амбиции. Никогда не следует смешивать бизнес и политику... Так что скажете, мистер Холман?

— Лайберман перестал интересовать меня, когда выяснилось, что он неспособен обеспечивать доставку товара, — пренебрежительно сказал я. — Ну и пусть катится к чертовой матери!

— Разумеется. — Мягкие темные глаза впервые блеснули интересом ко мне. — Так чего же вы хотите, сэр? Говорите определеннее!

— Винтовки. Предпочтительно “М-4” — с амуницией. Ну и минометы.

— Количество?

— Зависит от цены, — солидно сказал я. — Если цена будет подходящей, возьму две партии. Первая как пробная — приблизительно на пятьдесят тысяч долларов. А затем, если клиенты, на которых я работаю, будут удовлетворены, они подготовятся инвестировать полмиллиона во вторую партию. Но хочу получить товар побыстрее с условием, чтобы он был доставлен на место.

Он извлек громоздкий скоросшиватель из выдвижного ящика стола, шлепнул на стол и с помощью указателя быстро пролистал его. Я закурил сигарету, ожидая результата и лениво размышляя о том, насколько ускорится дело, если я сыграю перед Менжу роль Джеймса Кегни и, допустим, залеплю ему в физиономию грейпфрутом. Наконец он с треском захлопнул скоросшиватель и посмотрел на меня.

— Не думаю, что составит особый труд отыскать поставщика интересующего вас товара, сэр. Могу я спросить, как вы намереваетесь осуществить платежи, сэр?

Я извлек открытый чек швейцарского банка, который вручил мне Кери, и швырнул его на стол. Пока Майерсон изучал чек, я подумал, что его особенно должны заинтересовать водяные знаки. Наконец он кивнул и щелчком отправил чек обратно ко мне.

— Все будет в порядке, сэр!

— Вы удивляете меня, мистер Майерсон, — насмешливо заметил я. — Как скоро все это произойдет?

— Этот человек сможет обеспечить первую партию очень быстро. — Он сжал губы. — Мне нужно, естественно, согласовать с ним цены. Но не думаю, что возникнут проблемы... Вы упомянули доставку, сэр? Куда именно?

— Скажем, в некое место близ Гаити.

— О милостивый государь! — Его лицо померкло, как будто только что скончалась его родная мать и лежит на столе — перед его глазами. — Боюсь, об этом не может быть и речи!

— Что, черт побери, это значит? — зарычал я. — Ты должен знать всех парней в этом бизнесе — от Аляски до Аргентины!

— Да, но необходимо время... Скажем, три месяца.

— Да ты совсем, спятил! — Я свирепо уставился на него. — Первая партия должна быть доставлена через три недели, а остальное — не позднее месяца после первой!

Он печально покачал головой.

— Совершенно невозможно, сэр. Сожалею, сэр. Я вскочил, перегнулся через стол и угрожающе процедил:

— Послушай, что я скажу! Людям, которых я представляю, эти винтовки нужны, и как можно скорее. Я проворачиваю особую сделку, Майерсон! И ты найдешь того, кто доставит товар. Причем сначала познакомишь меня с ним — я должен знать, с кем имею дело. А я заплачу за первую партию еще до поставки!

— Соблазнительное предложение, сэр. — Страдание — признак острой внутренней борьбы — отразилось на его физиономии. — Весьма соблазнительное, вне всякого сомнения!

Он осторожно погладил усы кончиком пальца, будто боялся, что они отвалятся.

— Правда, есть незначительная возможность, сэр. Человек, который мог бы это сделать, — начал он нерешительно, — но потребуется время, чтобы связаться с ним... Вы же понимаете, сэр! — Глаза Майерсона расширились. — Что-нибудь не так, мистер Холман?

— Не так? — переспросил я.

— Вы как-то странно посмотрели на меня сейчас. — Он нервно улыбнулся. — Вы меня очень встревожили, сэр!

— Я только что вспомнил, — словно раздумывая, медленно проговорил я. — Помимо винтовок и остального товара.., мне нужны эти новые легкие пулеметы. — Я нетерпеливо щелкнул пальцами. — Забыл, как они называются.., эти проклятые штуки. Но они имеют калибр три с половиной миллиметра и усиленную бамбуком отдачу... Вы знаете, что я имею в виду?

— Да-да, разумеется, мистер Холман! — Он оживленно кивнул. — Знаю, о чем вы говорите, но название как-то вылетело из головы. Уверен, что поставщику удастся обеспечить и это.

— Превосходно! — обрадовался я. — Но у людей, которых я представляю, есть серьезные затруднения. Тем добровольцем, который должен стрелять из их пушки, является полная леди этак фунтов на триста пятьдесят, она просто слишком велика для такой пушки...

— Я.., я.., прошу прощения, сэр! — Он быстро заморгал. — Вы шутите, сэр?

— Когда я вошел сюда, то подумал, что ты очень напоминаешь мне Адольфа Менжу, — непринужденно начал я. — Но между тобой и им есть одна существенная разница... Ты — вшивый актер!

— Что? — растерянно пробулькал он.

Я потянулся к нему над столом, вцепился в ворот рубашки и вытащил его из кресла. Потом ухватился за левый край его усов и резко дернул на себя. Он завизжал от боли. А усы остались у меня в руке. Стараясь не думать о бриллиантине, я погрузил пальцы в его шевелюру и сильно рванул ее. Он взвизгнул еще громче, и парик оторвался от его головы, обнажив абсолютно голый череп.

Я отпустил его рубашку, и он рухнул в кресло, мгновенно превратившись в того, кем был на самом деле — сухонького маленького старичка.

— Держу пари, что это — первая роль, которую ты попытался сыграть за последние двадцать лет! — прорычал я. — Ты должен был играть с нажимом, как в “Макбете”, так?

— П-позвольте объяснить, — запинаясь, заговорил он. — Я все объясню, сэр! Это же была просто шутка! Мистер Майерсон рассказал о вас.., ну, о вашей юношеской попытке помочь началу революции на каком-то острове или еще где-то там... Учитывая, что вы — сын его большого друга, он обещал образумить вас... И устроил так, чтобы его имя было случайно упомянуто при вас как имя контрабандиста... Потом он нанял меня сыграть его самого... Потому что, хотя вы и не видели его с тех пор, когда были еще ребенком, он посчитал, что существует опасность быть узнанным вами.

— Так это Майерсон нанял вас? Старикашка закивал.

— Конечно. И мисс Лаверне; Она должна была сыграть роль секретарши.

— Да, у нее уж точно роль на выходах, — хмыкнул я. — Кто научил вас рассуждать о незнакомых предметах?

— Мистер Майерсон, разумеется! Кто ж еще? — охотно пояснил он.

— Где я могу его найти? — строго спросил я.

— Помнится, он вроде говорил об отпуске и заплатил вперед. По плану, когда вы уйдете, мы должны подождать полчасика, закрыть офис, а ключи оставить у управляющего.

— Где ключи?

— Здесь. В верхнем ящике.

— Избавляю вас от хлопот, — милостиво объявил я. — Сам закрою. Забирайте вашу восхитительную Лолиту и сматывайте удочки.

— Как скажете, сэр. — Он осторожно обогнул стол, стараясь не приближаться ко мне на дистанцию вытянутой руки.

— Еще одно. Когда Майерсон нанял вас?

— Вчера вечером, сэр. — Он медленно пятился к двери. — Я уже делал для него похожую работу несколько лет назад.

— Какую?

— Ну, — он энергично откашлялся, — я играл роль его адвоката и вел за него переговоры с некой молодой леди.

— И она не предъявила вам иск? — удивился я.

— Точно так, сэр! — Его рука нащупала за спиной дверь и отворила ее. — Это все, сэр?

— Не забудьте мисс Одинокое Сердце, когда будете уходить, — напомнил я.

— Никак нет, сэр! Разумеется, сэр!

Старик прошмыгнул в дверь и осторожно притворил ее за собой.

Я уселся в освободившееся кресло и потянулся к телефонному справочнику. За номерами телефона офиса Арнольда Г. Майерсона, консультанта, следовал перечень домашних телефонов в Уэствуде. Я набрал один из них и, когда после четвертого гудка мне ответил женский голос, попросил мистера Майерсона.

— Сожалею, но его нет дома, — услышал я в ответ.

— Это очень срочно! — настаивал я. — Вы не знаете, когда он вернется?

— Я только горничная, — пояснил голос. — Не думаю, что скоро. Он уехал в отпуск сегодня утром. На две, как было сказано, может, три недели.

— Ну что ж. Благодарю вас. — Я повесил трубку. Начал я с исследования досье. Мне не потребовалось много времени, чтобы установить, что подлинный Майерсон был настоящим консультантом, специалистом в области инвестиций. В досье даже наличествовал скоросшиватель с документацией, относящейся к Рафаэлю Эммануэлю; правда, он содержал только рутинную переписку, связанную с различными приобретениями и продажами. В выдвижных ящиках стола не оказалось ничего интересного. За исключением разве что экземпляра “Журнала искусства любовников” в нижнем ящике. Когда я извлекал его, на пол выскользнуло несколько порнографических фотографий.

Кем бы ни была девушка, запечатленная в различных позах, она, по моей оценке, отличалась не только атлетическим телосложением, но и феноменальной “гуттаперчивостью”. Я оценил, насколько ярко она демонстрировала возможности использования себя в любых позициях спереди и сзади, а также совершала другие весьма эротические действия одновременно с несколькими партнерами. Сценки были весьма разнообразными, и разобраться в них было довольно затруднительно.

Вернув снимки в конверт, я заклеил его и надписал на нем: “Личный подарок от Арнольда Г. Майерсона, консультанта. Проконсультируйте меня через час после того, как испробуете все варианты”. Затем вышел из пустого офиса и запер за собой дверь.

Доктор Дурнинг, аналитик, с впечатляющим перечнем ученых степеней, имела офис на первом этаже того же здания. Но в это утро доктор отсутствовала. Я опустил конверт в щель для почты на ее двери, а ключи от кабинета Майерсона бросил в мусорную урну на углу. Увы, все это было слабым утешением: Майерсон привел меня почти в такое же бешенство, что и Эммануэль — или, может, Кери?.. А вполне возможно, и они оба?

Двадцать минут спустя вице-президент банка настолько удивился, увидев меня, непринужденно входящего в его офис, что спешно расправился со стаканом воды — без виски! Глаза его заблестели, когда, узрев чек на пятьдесят тысяч, он почти провизжал эксперту приказание проверить чек. Эксперт напялил очки без оправы и стал похож на зоолога, наблюдающего за любовными играми головастиков. Пока эксперт исследовал чек, вице-президент нетерпеливо ерзал на стуле. Наконец эксперт осторожно положил чек на стол и загадочно улыбнулся.

— Ну, — нетерпеливо проскрипел вице-президент, — подлинный?

— Выглядит, безусловно, подлинным, мистер Пирс... — Эксперт выдержал паузу для придания большего психологического веса своим словам. — Но существует одно не значительное “но”. Мне никогда не приходилось слышать о существовании банка, выдавшего этот чек. Он явно не швейцарский. Разве только, — тут он послал мне ослепительную улыбку, — они еще не вошли в официальный перечень.

Такая ситуация, строго говоря, не была для меня неожиданной. Ведь, в сущности, единственное, чего я хотел, — это получить уверенность в том, что вся мизансцена спектакля, разыгранного перед мною в Каннах, была таким же мошенничеством, как и игра вышедшего в тираж актера, нанятого Майерсоном.

Распрощавшись с вице-президентом и его разрушенными в прах надеждами, я сел в машину и возвратился в свою лачугу — символ моего достаточно-таки низкого статуса — в Беверли-Хиллз.

Когда я вышел на террасу, обнаружилась и Вилли Лау. Улегшись на животе возле бассейна, она отдыхала, положив голову на согнутые руки. Это зрелище вызвало мягкое возбуждение в моих чреслах... Я присел рядом с ней и провел пальцем по великолепной выпуклости ее ягодицы.

— Животное, — приглушенно проворковала она.

— Знаешь, о чем я сейчас думаю? — спросил я.

— Ты не можешь ждать до вечера, — хихикнула она.

— Нет. Я думаю о дельце, которое обязался провернуть для Эммануэля, — тоном упрека разочаровал ее я. — Ты знаешь какое?

— Найти похищенную дочь этой бабы Смит. — В ее голосе явственно прозвучали обманутые надежды. — Рафаэль послал меня с тобой, чтобы ты был незаметнее, когда будешь искать девчонку.

— И ничего не говорил о том, как мы собираемся ее искать?

— Что-то там о коттедже, откуда ее украли... — Она перекатилась на спину и, полузакрыв глаза, взглянула на меня из-под длинных загнутых ресниц; золотистый пушок между ее ногами, показалось мне, был жестким и стоял дыбом. (Мой орган дернулся, напоминая о том, что он обещает мне; но сейчас на такие игры времени совершенно не было.) — Но ведь ты знаешь все, Рик...

— Я просто хочу прокрутить все заново. Так что вспомни, что он еще сказал?

— Что-то о Толвере. Он похититель, — нехотя буркнула она.

— Не упоминал некоего Майерсона?

— Нет... Уверена, что нет.

— Пойдем-ка в дом. — Я подсунул руки под ее плечи и поставил Вилли на ноги.

— Н-ну хорошо. — В ее глазах отразилось недоумение. — Почему ты вдруг так разозлился на меня?

— Вот уж не уверен, что это я разозлился. Почему бы нам не посмотреть, может, я найду причину?

Чемоданы Вилли еще стояли в гостиной. Она прислонилась к стене и, скрестив руки под роскошной грудью, смотрела, как я внимательно исследовал все, что она привезла с собой, вплоть до крохотного отделения бумажника. (Я старался не отвлекаться на ее наготу, что было, признаться, достаточно нелегко.) Однако никаких признаков “подтасовки” не обнаружилось. Но умная девчонка, особенно такая, как Вилли, может держать в своей головке уйму полезных сведений.

— Ты закончил? — холодно осведомилась она. — Не хочешь еще раз заодно осмотреть и родимое пятно? Может, забыл его точную форму?

— Здесь, в Лос-Анджелесе, есть человек по имени Майерсон, — деловито сказал я, не реагируя на издевку. — Предполагалось, что он выведет меня на Толвера. Однако я пришел к выводу, что все это весьма похоже на задумку заставить меня ходить кругами вокруг него. Перед отлетом из Парижа Кери передал мне всю информацию о нем и для него. Но сейчас я уже больше не могу никому доверять. Этот тип Майерсон знал, что я приду к нему. И он располагал временем, чтобы проинструктировать актера, как сыграть его роль, пока он остается недосягаемым для меня. Если идея заговаривать мне зубы исходит от Эммануэля, тогда он, возможно, отправил тебя со мной в качестве элемента об щей интриги... Ведь, во-первых, ты, душенька моя, превосходно знаешь все способы удерживать меня в состоянии беззаботного наслаждения жизнью. Можешь сделать так, чтобы я, не сомневаясь ни в чем, несколько дней ждал важные сообщения от поддельного Майерсона. А потом, ты можешь ведь и доносить Эммануэлю, как развиваются события или что удается мне сделать, не так ли?

— Это не правда, Рик! — Ее голос звучал негодующе. — Я не поступлю так с тобой, честное слово!.. Возможно, Рафаэль отправил меня с тобой, чтобы не мешала ему заняться этой старухой Смит.

— Ладно, забудь об этом, — успокоил ее я. Вилли надула дрожащие губы.

— Ты не веришь мне, Рик?

— Тверди себе, что веришь, и сама во все поверишь, — ухмыльнулся я. — Значит, так. Ты — друг Эммануэля и уже провела несколько недель на его яхте как гостья хозяина. Ты была там, когда появилась Леола Смит. Эммануэль сказал, что она хочет оставаться инкогнито и все должны держать в тайне, кто она на самом деле. Поэтому назвал ее Летти Смит. Им, по-видимому, хорошо друг с другом, и она выглядит счастливой. Ты же задумала короткий отдых в Штатах и прилетела сюда со мной. Поняла?

— Я думаю, это от солнца. — Она многозначительно взглянула на меня.

— Не забывай эту историю, — наказал я ей. — И оденься, мы отправимся наносить визит.

Глава 6

Около половины седьмого мы подъехали к дому Смит. Пока я звонил, Вилли с видимым интересом осматривала английский садик перед домом.

— Такой большой дом с садом должны стоить бешеных денег, — с завистью сказала она, обнаружив практичность, о которой доселе я и не подозревал. — Интересно сколько?

— Полагаю, около двухсот тысяч долларов, — предположил я.

Ее брови удивленно взлетели вверх.

— Будь это мой дом, я бы сидела здесь и выглядела очаровательной, а все красавчики мужчины, кинозвезды сами приползали бы сюда и молили о благосклонности. — Она наморщила носик. — Леола, должно быть, сошла с ума, если кружит по Европе, словно какая-то летучая мышь!

Дверь отворилась, и Хло Бентон посмотрела на меня, как на нечто, появившееся из помойной ямы.

Она выглядела просто ослепительно — черная блузка плотно облегала пышную грудь, подчеркивая ее не правдоподобное великолепие. Белые в черную полоску шорты, короткие и тесные, казалось, готовы были лопнуть под натиском ее плоти. Густая челка цвета вороньего крыла, уложенная волосок к волоску, полностью соответствовала элегантности и длине ее ног.

— Догадываюсь, — матово блеснули обнажившиеся зубы, — уже остались без денег?

Глаза Хло бесстрастно смерили Вилли с ног до головы и снова остановились на мне.

— Или выполняете некую социальную работенку?

— Вилли, — учтиво проговорил я, — это Хло Бентон. Вам не стоит расстраиваться из-за того, что она недостаточно учтива — она просто плохо воспитана.

— Должно быть, все-таки деньги, — заключила Хло и шире отворила дверь. — Виктор пребывает в своей обычной позе: опирается на бар. Сначала вытрите ноги, — добавила она.

— Я поняла, она что-то вроде сторожевой сучки, — прошептала мне на ухо Вилли, когда мы следовали за черно-белыми ягодицами. — Она влюблена в этого мужика, Виктора, да?

— Не знаю, — так же шепотом ответил я. — Не думаю, что эту красотку, впрочем, как и ее эмоции, можно описать словами.

— Я скоро опишу, — самонадеянно заявила Вилли. — Женщина всегда найдет, что сказать о другой женщине.

Виктор Эймори действительно сидел в гостиной за баром. И в том же льняном спортивном костюме. На мгновение мне даже показалось, что я вовсе не отлучался отсюда. Виктор самозабвенно занимался приготовлением мартини и даже не дал себе труда поднять глаза, когда мы вошли в комнату.

— Сердце мое, — холодно окликнула его Хло, — я привела к тебе шутников-затейников в обличье Пауля Риверы и его потаскушки.

Когда он увидел меня, в его меланхолических серых глазах вдруг вспыхнул интерес.

— Холман! — Эймори перевел взгляд на девушку, вошедшую вместе со мной. И тут глаза его словно остекленели. — Кто это?

— Мой друг Вилли Лау, — представил я свою спутницу.

Когда я снова взглянул на нее, то почувствовал: что-то, упущенное мной, существенно изменило ситуацию. Я как будто в первый раз увидел Вилли — ее длинные светлые волосы, с царственной небрежностью ниспадавшие на плечи; крутую линию рта и ямочки на щеках, появляющиеся, когда она смотрит на Эймори; далекие от наивности прозрачные глаза. Черное платье, казалось, едва держалось, зацепившись за ее грудь. Его вырез круто устремлялся вниз, открывая соблазнительную ложбинку. Эластичная материя плотно облегала впалый живот с пупком — центром всей восхитительной композиции... Я невольно подумал, что понимаю Эймори. Если бы я смотрел на нее впервые, то и мои глаза тоже бы остекленели.

— Я — Виктор Эймори, — представился он осипшим голосом. — Могу предложить мартини?

— Я не употребляю алкоголь, — пролепетала Вилли. — Но я рада познакомиться с вами, мистер Эймори. Я видела все ваши фильмы. Они изумительны! — Ямочки снова появились на ее щеках. — Должна выдать вам мою страшную тайну: я смотрела все ваши картины по четыре раза!

— Холман, как думаете, может, она близорука? — сардонически вздернула одну бровь Хло. Но Эймори пропустил мимо ушей ее слова.

— Полагаю, вы не откажетесь выслушать короткое сообщение о Леоле? — громко возвестил я.

Виктор, неохотно прекратив пожирать Вилли глазами, уставился на меня.

— Вы нашли ее? — спросил он.

— Разумеется, — кивнул я.

— С Эммануэлем? На его яхте? Где она сейчас? — вопрос за вопросом задавал Виктор.

— Еще там. С ним на яхте, — невозмутимо ответил я.

— Что за черт! — Он стукнул кулаком по стойке бара. — Я же хотел, чтобы вы забрали ее с этой распроклятой яхты!

Я многозначительно вздохнул.

— Расскажи ему, Вилли, — обратился я к своей спутнице.

Мисс Лау послушно принялась тараторить о своем пребывании на яхте в качестве гостьи в момент появления Леолы. Упомянула, как сильно Леола веселилась в компании с Рафаэлем. Вилли даже несколько сгустила краски, лукаво употребляя тонкие косвенные намеки, которые не позволяли усомниться в том, что Леола и Рафаэль были пылкими любовниками.

Когда девушка закончила свой рассказ, у Эймори был весьма ошеломленный вид — словно ему только что дали топорищем по голове.

— Н-ну, — пробормотал он нерешительно. — Это здорово. Правда, гм, здорово, Хло?

— А я и не беспокоилась! — едко заметила она. — Вы хоть понимаете, что могли сэкономить пять тысяч, если бы просто заказали телефонный разговор с яхтой?

— Черт с ними! — взмахнул он рукой. — Не жалею о них... Я не могу отблагодарить вас, Холман, как следовало бы... — Его лицо начало проясняться, и он наконец разлил мартини. — В любом случае это надо отпраздновать! Эй, люди! У меня родилась грандиозная идея! Почему бы нам не отправиться в город и не отпраздновать как полагается? Как вы насчет этого?

— Сожалею, — быстро отреагировала Хло. — Но у меня намечено то, что называют “ранее согласованная встреча”.

— Послушай! — возмутился Эймори. — Ты что, ни на один вечер не можешь отставить свои регулярные свидания? Какого черта? Ты и так видишься с ним каждый распроклятый вечер в течение последних трех недель!.. Это особый случай, Хло!

Брюнетка одарила его испепеляющим взглядом и прикусила губу.

— Ладно. Но я должна переодеться. Дайте мне пятнадцать, — она бросила быстрый взгляд на Вилли, — нет, тридцать минут.

— Сколько потребуется, прелесть моя, — великодушно разрешил Эймори. — А мы тем временем выпьем!

После ее ухода он долго смотрел на Вилли, судорожно сглатывая слюну.

— Все эти годы я буквально “засыхал без вас на корню”. А вы в это время, вы были где-то там, далеко-далеко...

— Восхитительные мечты! — Ямочки на щеках обозначались снова. — Я хочу сказать, действительно хорошо бы встретиться с вами, мистер Эймори... Позвоните мне, Виктор, прошу вас!

Я почувствовал, что, если и дальше буду выслушивать их, мой желудок окончательно взбунтуется, и, зайдя за стойку бара, взял стакан с мартини. Это позволило Эймори незамедлительно ретироваться оттуда, ухватить Вилли за локоток и повлечь ее к ближайшей кушетке. Когда они уселись, я заметил, как она — разумеется, совершенно случайно — так пригладила платье, что его подол приподнялся на пару дополнительных дюймов. Я с надеждой подумал, хорошо бы она не забыла надеть трусики, хотя в данной ситуации это и не имело существенного значения. Для нее, как я уже успел узнать, было привычным не затруднять себя их одеванием... Где-то внутри у меня зародилось какое-то странное ощущение, но мысль о ревности была настолько нелепа, что я списал все на изжогу.

Следующие полчаса прошли так, как будто меня вообще не существовало в природе. Эймори и Вилли сидели, склонив друг к другу головы, и тихо ворковали все то время, пока я расправлялся с тремя мартини. Вскоре я перестал посматривать на них и угрюмо уставился на стенную роспись, изображавшую перепуганного сатира, преследуемого пылкой нимфой. Я изучал ее сюжеты, лениво размышляя о том, имел ли художник, намалевавший все это, комплекс матери, как вдруг почувствовал прикосновение к своему локтю.

— Вы выглядите просто как Бенедикт Арнольд в момент, когда все остальные приносят клятву верности, — насмешливо пропела над моим ухом Хло.

Я повернул голову и открыл было рот, чтобы изречь что-нибудь по-настоящему остроумное, да так и застыл не в силах выдавить из себя ни звука. Как она была одета!..

Белое платье из хлопка, по идее предназначенное олицетворять целомудренную скромность, на ней таковым совершенно не являлось. Одно его вызывающее декольте делало наряд Вилли, по сравнению с этим, невиннее лилии. Под таким произведением портняжного искусства тело Хло казалось трепещущим и излучало флюиды вожделения и всего, что с оным связано.

— Котик, по-моему, откусил свой язычок? — иронически осведомилась Хло.

— Полагаете, Хло, что здоровое соревнование требует выпячивания всего лучшего в вас? — с обидой парировал я.

— Что оно и делает... — самодовольно констатировала ома. — Предлагаю поскорее перейти от бесцельного созерцания парочки на кушетке к просмотру этого же шоу по пути. — Впервые Хло искренне улыбнулась мне. — Давайте-ка лучше так: я — Хло, а ты — Рик. Сегодня вечером мы либо станем друзьями, либо ужасно одинокими.

— Я рассмотрю эту проблему, — пообещал я.

— А теперь серьезно... — Фиалковые глаза пристально поглядели на меня. — То, что ты говорил о Леоле, было правдой? Она действительно счастлива с Эммануэлем?

— Вне всякого сомнения, — охотно подтвердил я. — По его приглашению я провел на яхте около суток. В процессе бесед с Леолой у меня сложилось впечатление, что ей вовсе не нравилась роль разыскиваемой... Но она была достаточно деликатна. Суть сказанного ею звучала, в общем, так: “Передайте Виктору, чтобы он наконец повзрослел и прекратил заботиться о моих делах”.

— Что ж, рада слышать это. Благодарю тебя. — Хло повернулась к кушетке и слегка повысила голос:

— Мы умираем от голода! Это твоя идея, Виктор, так что приступай к выполнению обязанностей хозяина!

Виктор Эймори привез нас в один из изысканнейших ресторанов, где его экспансивно приветствовал метрдотель. Он проводил нас в укромный альков — подальше от “селян”. То есть людей, которым хотя и позволено платить непомерные цены, но все же отведена достаточно низкая ступень в табели о рангах на тотемном шесте Голливуда. Имеются в виду лоботрясы вроде всяких там адвокатов, врачей и университетских профессоров, например.

Виктор заботливо рассадил нас за столиком, поместив девушек в центре. Вилли, разумеется, оказалась рядом с ним. Затем он заказал три мартини, кока-колу и занялся меню. При этом гигантские размеры папки с листочком меню надежно укрыли его и Вилли от наших нескромных взоров.

— Я же говорила, — Хло с усмешкой повернулась ко мне, — либо мы станем друзьями, либо проведем ночь в одиночестве.

— Для парня, который никак не может отделаться от воспоминаний о разведенной жене, Эймори на удивление быстро выздоравливает, когда на его орбите появляется новая хорошенькая мордочка, — заметил я.

— Ну, это не первая и не последняя. Они для него просто некая психологическая страховка. Не забывай, он ведь великий киногерой и должен доказать свою неотразимость любой появившейся в радиусе его досягаемости женщине. Иногда новая мордашка удерживается возле него целую неделю. Но после этого мысли о Леоле вновь начинают изнутри точить его скудные мозги. Отказаться от нее — для Виктора слишком трудная задача, он все еще не верит или неспособен поверить, что она просто не хочет его.

— Ее роковой шарм на меня не подействовал, — в полном соответствии с истиной заметил я.

Хло бросила мимолетный взгляд на Вилли, которая погрузилась в исследование меню. Затем обратилась ко мне с лукавым блеском в глазах:

— Это потому, что ты еще не вышел из подросткового возраста, Рик. Когда немного повзрослеешь, начнешь отдавать должное таким женщинам, как Леола. Она обладает не только привлекательным личиком и соблазнительным телом, но и во всех других отношениях — настоящая женщина. Способная хранить преданность, с твердым характером и недюжинным мужеством. Эта женщина готова пожертвовать всем, включая себя, ради любви. — Хло запнулась и слегка покраснела. Лицо ее расцвело смущенной улыбкой. — Попытайся понять!.. Не уверена, что до тебя дошло...

— Эй, люди! — Эймори отложил меню. — Что будете есть? Вилли еще продирается сквозь дебри меню, но я уже остановился на ростбифе.

— Звучит заманчиво, — быстро согласился я.

— Салат с домашним сыром. — Хло сладко улыбнулась Вилли. — Надеюсь, он не испортит твою фигуру? Широко распахнув глаза, Вилли вернула ей улыбку.

— Еда никогда не сказывается на моем весе. — В ее голосе явственно слышалось злорадное удовлетворение. — Наверное, с такой проблемой часто приходится встречаться постаревшим женщинам, ведь правда?

— Выпьем! — поспешно вмешался Эймори. — За очаровательную Леолу! И пожелаем ее прелестной жестянке не слишком загореть в Каннах!

— Ты, как всегда, вульгарен, Виктор, — сквозь зубы процедила Хло. — Но пока еще не совсем пьян, ты способен говорить членораздельно.

— Скажите, — невинно спросила у него Вилли, — что такое “жестянка”?

— Ты на ней сидишь, дражайшая! — осклабился Эймори.

— О! — Вилли негромко захихикала. — Я посвящу вас в страшную тайну... Моя “жестянка” загорела и отличается прелестным теплым тоном.

— Как же ты могла узнать об этом? — Он наклонился к ней, глаза его опять остекленели.

— Да смотрелась в зеркало, неприличный вы человек! — Вилли снова захихикала и повернулась спиной, чтобы Виктор мог получше рассмотреть ее.

— Да скажите же хоть что-нибудь, Рик! — возмущенно потребовала Хло. — До сих пор я никогда никого не убивала в ресторане. Но, клянусь, сделаю это, если и дальше буду слышать их рвотные разговорчики!

— Превосходное сочетание! — Я проникновенно заглянул в ее глаза. — Прекрасное лицо и восхитительное тело в согласии с высокоинтеллектуальным разумом... И должно быть, фантастическая жизнь, Хло. Расскажите о ней.

— Ты что, совсем обалдел? — удивленно пробурчала она.

— Знавал я малого, который уверял, что любая женщина считает открытый гамбит непобедимым, — возразил я уныло. — Он говорил, что раз уж ты исхитрился заставить ее начать рассказывать историю своей жизни — конечно украшенную самим фактом наличия упомянутого идеального сочетания, — то ничто уже не сможет остановить такой рассказ. Женщина с радостью заберется с тобой в постель, утверждал он, чтобы только иметь возможность продолжать свое жизнеописание.

Хло согласно кивнула, глазки ее засияли.

— Ну, это совпадение. Когда-то я знала девушку, которая...

К тому времени, когда мы добрались до кофе, Эймори уже имел вид, будто пребывал на седьмом небе. Виктор почти в одиночку опустошил две бутылки бургундского во время еды, а теперь заправлялся коньяком “Наполеон”, булькая, как поп-певец.

— Эгей, Рик! — хрипло позвал он меня и подмигнул. — Пошли в комнату “для мальчиков”. Пойдешь?

— Лучше пойти, — прошептала Хло. — В таком состоянии он может избить официантов или выльет стакан воды в первое попавшееся глубокое декольте.

Я согласился.

— И постарайтесь удержать его от коньяка, — продолжала она, пока Эймори с трудом поднимался на ноги. — Нужно приглушить его агрессивные инстинкты... Можете не спешить возвращаться. А я очарую Златовласку душераздирающими рассказами о том, от чего мы, “постаревшие” женщины, страдаем.

Я догнал Эймори и эскортировал его в направлении мужского туалета. Но только мы удалились от столика, он неожиданно схватил меня за руку.

— Рик, старина! Хочу с глазу на глаз поговорить с тобой, пока мы не в обществе девок.

— Нет проблем, — тотчас же согласился я. — Как насчет пригубить по единой в баре?

— Превосходная идея! — естественно, одобрил он. Я дотащил его до высокого табурета у стойки бара, уселся рядом и заказал два мартини. Виктор не возражал. По его виду я понял, что он уже забыл, что накачался коньяком.

— Эт-та В-вил-л-ли... — Эймори помолчал, пока бармен обслуживал нас, затем сделал длинный глоток. — Гр-рандиозная девка. Но я тоже не вшивый ублюдок, который... — Он бессмысленно посмотрел на меня. — Что же я имею в виду, старина?.. Ах да. Она пришла с тобой, вер-рно?

— Не имеет значения, — искренне ответил я, ибо понимал, что Вилли точно знает, что делает. Она по меньшей мере лет на пять старше и мудрее меня.

— Блгдрю, пртель! — эмоционально откликнулся он. — Ты настящий, хроший парнь. Рик, ты знашь это?

— Да, — выбрав самый простой ответ, подтвердил я. — Ты, помнится, предупреждал: надо быть поосторожнее с малым по имени Толвер?

— Тлвер? — Его глаза снова начали блуждать.

— Малый, который хотел убить тебя на яхте Эммануэля несколько лет назад. Ты там приволокнулся за его девчонкой, — аккуратно напомнил я.

— Пмню. — Виктор схватил стакан и в один присест опорожнил его. — Смашедший ублюдок! Если в не Майк Кри... — Он махнул рукой бармену, чтобы тот налил еще. — Так что о Тлвере? Ты уперся в того сма-шедшего ублюдка, Рик?

— Нет. — Я покачал головой. — Эммануэль сказал, что они были компаньонами до того, как сам он бросил заниматься контрабандой и стал респектабельным бизнесменом. Эммануэль предполагает, что Толвер обретается где-то на Западном побережье.

— У него был нож, — пожал плечами на глазах трезвевший Эймори. — Он собирался перерезать мне глотку. И перерезал бы, но Майк встал между нами. Тогда он чуть не всадил проклятый нож Майку прямо в кишки, только Майк ухитрился подставить ногу. Кери получил глубокую рану от бедра до пониже колена... Ты не представляешь, что это было, Рик! Кровь бьет струей.., заливает всю палубу.., визжат потерявшие голову женщины... Ну, Майк вырвал нож и резанул Толвера по лицу. Думаю, он убил бы его совсем, но половина команды навалилась на обоих... Так что обошлось без убийства.

— Наверное, это было глубокой ночью? — утомленно спросил я. — Ты потом видел Толвера?

— Ты шутишь, малыш? — Он снова пожал плечами. — Век бы мне не видеть этого подонка!

Воспоминания так взволновали Виктора, что он до дна, единым махом, выпил мартини и неуклюже сполз с табурета.

— Думаю, время вернуться к девочкам, — предложил я и успел ухватить его за руку, не дав свалиться.

Я крепко держал его, пока мы добирались до алькова. Он плюхнулся рядом с Вилли и силился сфокусировать на ней глаза.

— Хи, детка, — бормотал он. — Держи-ка мою шляпу, угу? — Его веки упали, и он отвалился на кожаные подушки. Через тридцать секунд Эймори уже негромко похрапывал.

— Думаю, на сегодня это все, ребятишки, — оживленно заключила Хло. — Принц Очарование вернулся в свое обычное тыквенное “я”.

Она окинула взором банкетный зал, достала кошелек и извлекла из него пару двадцатидолларовых бумажек.

Определив с помощью шестого чувства необходимость своего присутствия за секунду до поданного ему знака, перед нашим столиком материализовался метрдотель.

— Чарльз. — Хло Бентон одарила его ласковой улыбкой. — Мистер Эймори уже не с нами — по крайней мере, духовно. Пожалуйста, пусть кто-нибудь поможет положить его в машину и доставить домой, а затем уложит в постель. Мисс Смит в настоящее время находится за океаном, так что мистер Эймори остановился в ее доме... Запишите все на ее счет, как обычно.

Она сделала неопределенный жест рукой, державшей сорок зелененьких, и они каким-то непонятным образом исчезли.

— Благодарю, мисс Бентон, — с достоинством поклонился Чарльз. — Надеюсь, вы остались довольны?

— Совершенно верно. Как всегда. — Она послала ему солнечную улыбку. — Когда-нибудь мы обязательно должны попытаться удержать мистера Эймори в трезвом состоянии: чтобы он смог оценить вашу великолепную кухню.

— С нетерпением предвкушаю этот миг, мисс Бентон. — Метрдотель позволил себе легкую улыбку. — Это будет для нас серьезное испытание.

— Благодарю вас, Чарльз. И пожалуйста, пусть вызовут мне такси.

Мы втроем проследовали к выходу, в то время как фаланга официантов выволакивала почивавшую важную персону.

— Ты уверена, что я не в состоянии подвезти тебя домой? — осведомился я, когда мы вышли в ночь.

— Нет, — твердо ответила Хло. — Такси будет через минуту. Прошу вас, не ждите меня.

— Что он имел в виду? — недоумевала Вилли. — Держи мою шляпу?

— Виктор не поверил, что ты из Чехословакии, милочка, — охотно объяснила Хло. — Ты ведь не из Чехословакии, правда?

— Я родилась в Гамбурге, — в полном замешательстве пробормотала Вилли. — Но что...

— Вот видишь! — Хло с сожалением покачала головой. — Бедная, несчастная девочка! Если бы ты родилась в Чехословакии, все бы могло обернуться для тебя иначе...

Пока обстановка еще полностью не вышла из-под контроля, я счел необходимым побыстрее усадить Вилли в машину, расплатился за стоянку и уселся за руль.

— Кажется, эта баба Бентон невзлюбила меня, — доверительно сообщила она, когда я выруливал на улицу. — Но я уверена, что Хло не его любовница.

— А что ты думаешь о нем? — Я постарался сделать вид, что сильно заинтересован в ее мнении.

— Думаешь, Виктор горький пьяница? — неуверенно проговорила она.

— В квадрате, — подчеркнул я.

— А может, он пьет, потому что несчастен? — негромко зевнула Вилли. — Думаю, я могла бы сделать его счастливым...

— Но недостаточно счастливым, чтобы бросить пить, — возразил я. — Брось забивать свою голову Виктором и сосредоточься на парне по имени Майерсон.

— А это еще зачем? — возмутилась она.

— Затем, что это последний мой шанс, вот зачем!

— Сейчас ты такой смешной! Как Виктор! — по-детски улыбнулась она. — Я знаю, что ты сейчас делаешь, Рик Холман. Ты болтаешь о пустячках.

— Пустячки! — рявкнул я. — Заткнись сейчас же, дай мне подумать, слышишь!

С этой минуты в моей голове начало проясняться. В ней зашевелились кое-какие мыслишки... После встречи с переигрывавшим лже-Майерсоном я решил для себя не верить никому. Особенно причастным к этому спектаклю. Вилли оказалась невиновной.., но только по причине отсутствия доказательств противного. Потом я посчитал, что стоит немного покривить душой в отношении Леолы Смит, выдвинув версию о ее пребывании на яхте Эммануэля в качестве счастливой любовницы яхтовладельца, и посмотреть, как на это будут реагировать. Реакция Хло Бентон и Эймори была абсолютно спокойной. В баре я попытался “прокачать” нагрузившегося Эймори относительно Толвера. Однако все, что я узнал от него, ограничивалось рассказом об уже известной стычке на яхте.

Следовательно, сейчас единственным шансом нащупать путеводную нить к Толверу — и к похищенной девочке — оставалась встреча с подлинным Майерсоном... Горничная, правда, говорила, что он уехал на отдых. Но по зрелом размышлении я решил, что он все же может обретаться где-то поблизости. В самом деле, если бы старикашка актер выполнил задачу, ради которой его нанял Майерсон, то последний справедливо мог бы считать, что все идет по плану: я пребываю в счастливом неведении и надеюсь получить нужную мне информацию через пару-тройку дней. Версия об отъезде Майерсона на отдых могла быть лишь предосторожностью на случай провала этого плана. Но поверить, что этот горе-актер поспешит известить своего хозяина, что все пошло к черту из-за того, что он не справился со своей ролью, я никак не мог... И значит, в любом случае — даже если Майерсон действительно укатил на отдых — стоило взглянуть на его жилье изнутри.

Вилли зевнула снова — на этот раз громче.

— Я, должно быть, слишком много съела. Очень устала, Рик, дорогой!

— Подброшу тебя домой, и можешь ложиться спать. Мне нужно еще заглянуть кое-куда, — решительно заявил я.

— И даже не хочешь извиниться за то, что отправляешь меня спать, не одарив сначала любовью? — Вилли была шокирована.

— Не сегодня, — отрезал я.

— Может, думаешь, я не так привлекательна, как эта старушка леди Бентон?

— Я думаю, что ты большая обжора! — огрызнулся я. — Когда-нибудь ты забываешь о сексе?

— Часто. Но знаю, мужчины думают о нем всегда. Разве не так? — Ее голос звучал встревоженно. — Это , для меня очень важно, Рик! Я не ошибаюсь?

— Ты права, скажем, на девяносто девять процентов, — признался я.

Мы подъехали к дому, и, как только оказались внутри. Вилли устремилась в гостиную и захлопнула за собой дверь. Я же прошел в спальню и извлек из ящика бюро свой револьвер 38-го калибра и кобуру... Когда человек готов к неприятностям, они обходят его стороной — на это, по крайней мере, я и надеялся.

Глава 7

Улица, по которой я ехал, пролегала по склону Уэствуд-Виллидж. Вдоль нее выстроились в шеренгу одинаковые на первый взгляд шестидесятифутовые фасады домов. Медленно проезжая мимо них, я внимательно всматривался в номера.

На тыльной стороне дома Майерсона в одном из окон, кажется, теплился свет. Но полной уверенности в этом у меня не было. Проехав еще немного, я развернулся на сто восемьдесят градусов, вернулся назад и припарковал машину на противоположной стороне улицы. Было уже пять минут первого, и темные окна домов говорили о том, что большая часть их обитателей уже спокойно почивает.

После моего длинного звонка над крыльцом зажегся свет. Еще через некоторое время дверь чуть приоткрылась. “Кто там?” — требовательно спросил раздраженный мужской голос. Я отступил на шаг. Затем со всего маху саданул плечом в дверь; она с шумом распахнулась, и я ввалился в холл, с трудом восстановив равновесие.

Моему взору предстал сидевший на полу жирный тип в купальном халате.

— Проклятье! — Его лицо побагровело от ярости. — Что, черт побери, это значит?

Тип с трудом поднялся на ноги и теперь с не меньшим трудом пытался восстановить дыхание.

— Я друг Рафаэля Эммануэля, — проинформировал я его. — И виделся с вами в вашем офисе сегодня в полдень. Однако ночью вы выглядите почему-то несколько иначе.

— Холман? — Майерсон побледнел.

— Где тут можно поговорить? — холодно спросил я.

— Сюда. — Он безуспешно пытался улыбнуться. Мы проследовали в мрачную гостиную, загроможденную темной деревянной мебелью. Там он рухнул на кушетку. Видок у этого типа был тот еще. Ему было около пятидесяти; длинные пряди черных волос, тщательно уложенные поперек лысины, едва прикрывали ее; глубоко посаженные глаза воспалены; нос картошкой сплошь покрывали венозные прожилки; громадное брюхо провисало до самых ляжек. В общем, субъект, вполне готовый к услугам гробовщика.

— В следующий раз, нанимая актера, предварительно убедитесь, что он не переигрывает, — посоветовал я.

— Глупое ничтожество! — Он зажал стиснутые руки между коленями. — Заплатил сотню баксов, думал, что он провернет это дельце как положено, — захныкал он. — Послушайте, Холман, я только выполнял распоряжение и даже не знаю, в чем, дьявол его побери, дело!

— Чье распоряжение? — в упор спросил я.

— Да мистера Эммануэля, конечно!

Я наклонился и со всего размаху хлестнул его открытой ладонью по лицу. Издав слабый мяукающий звук, он как-то весь съежился.

— Прошу вас, не надо, — попросил он. — Я скажу правду!

— Я только что от Эммануэля, — раздраженно сообщил я. — Сорок восемь часов тому назад я был на яхте в Каннах.

— Но именно он передал мне, — проговорил он дрожащим голосом, — инструкции мистера Эммануэля.

— Кто передал? — переспросил я.

— Рой Толвер.

— Когда вы видели его?

— А я и не видел, — поспешно заверил Майерсон. — Толвер позвонил в офис и сказал, что у него есть указания, от Эммануэля и я должен сделать все, чтобы они были выполнены. Потом он прислал Уэлша передать кое-какие детали.

Я присел на подлокотник кресла, закурил и пожал плечами.

— Полагаю, имеется небольшая вероятность, что сейчас вы сказали правду... Может, вы еще не знаете?

— Не знаю? — недоумевая, пробормотал он.

— Толвер по-крупному надувает Эммануэля. Потому-то я нахожусь сейчас здесь. Он послал меня позаботиться о Толвере. — Я медленно провел пальцем по горлу, и Майерсон болезненно дернулся. — Задумка основывается на том, что Толвер не знает меня. Следовательно, ложь о моем якобы желании купить оружие будет выглядеть, с вашей точки зрения, вполне правдивой и заставит вас подвигнуть Толвера на контакт со мной. Но он что-то пронюхал, и все полетело к черту — еще до того, как я появился в вашем офисе. — Я зловеще ухмыльнулся. — А сейчас у вас остался последний шанс убедить Эммануэля, что вы чисты в этом деле... Итак, где можно найти Толвера?

— Не знаю! — поспешно заявил он.

— Это очень плохо, — с сожалением промолвил я, извлек свой 38-й из кобуры и направил на него.

— Клянусь, я не знаю! — действительно испугавшись, закричал он. — Толвер исчез около месяца назад! Единственный контакт с ним с тех пор — тот телефонный разговор. Вы должны верить мне!

Он обливался потом, его трясло. И я подумал, что парень, который специально нанимал актера, чтобы тот сыграл его самого, не смог бы так правдиво разыграть подобное представление.

— Вы сказали: он прислал малого по имени Уэлш, чтобы сообщить какие-то детали, так? — грозно спросил я. — Как найти его?

— Я не знаю, где он живет. — Майерсон вздернул руки. — Но он дал мне номер, куда я могу позвонить при крайней необходимости.

— А я могу проделать в вас дырку в любой момент. И полагаю, в этом случае вы сможете подтвердить, что крайняя необходимость наличествовала, правильно?

Он кивнул; капли пота все еще катились по его лицу.

— Я все сделаю, мистер Холман, все!

— Итак, вы звоните ему и приказываете мчаться сюда на всех парах. Прямо сейчас. Скажете, что не можете объяснять по телефону. Но это — крайняя необходимость.

Толстяк с трудом поднялся и побрел к телефону. Я встал рядом, ткнув пистолет в его ребра. Так мы стояли, пока он набирал нужный номер. Вскоре Уэлш ответил, и Майерсон сказал все, что было приказано, при этом он держал трубку на таком расстоянии, чтобы я слышал голос на другом конце провода.

— Ты, проклятый зануда! — Голос Уэлша был грубым, и говорил он рассерженным тоном. — Какого черта! Ты точно уверен, что так срочно?

— Убежден, Сэм, — дрожащим голосом подтвердил он. — Давай быстрее, Сэм!

После короткой паузы Уэлш спросил:

— Что там у тебя за ужасный шум? Повтори, что сказал!

— Сказал, что уверен, Сэм. Давай как можно быстрее, Сэм! — повторил Майерсон.

— Буду через двадцать минут.

— Благодарю, Сэм!

Телефон звякнул: Уэлш положил трубку.

Майерсон с надеждой посмотрел на меня.

— Все в порядке, мистер Холман?

— Точно. — Я кивнул на кушетку. — Можете посидеть, пока он появится.

Майерсон прошаркал к кушетке и, осторожно опустив на нее свою тушу, задумчиво посмотрел на меня:

— Как все же Толвер надул Эммануэля, мистер Холман?

Я слегка пожал плечами.

— Не ведаю. Именно, чтобы разобраться в этом, меня и наняли. Толвер все еще занимается контрабандой оружия, не так ли?

— Думаю, да. — Он облизал губы. — Я слышал, его почти обчистили на Кубе пару месяцев назад...

— Вы занимаетесь американскими инвестициями Эммануэля? — небрежно осведомился я.

— Некоторыми из них. Вернее, чаще всего извещаю о развитии событий... Даю кое-какую информацию о биржевом рынке, обо всем, что, по моему разумению, может заинтересовать его... Ну и все такое прочее.

— Как это возможно — работаете для Эммануэля, а дружите с Толвером? — строго спросил я. Он снова начал потеть.

— Не понял... Пока, во всяком случае, они вполне по-дружески относились друг к другу. За последние несколько лет они вместе провернули массу удачных сделок. Всякий раз, когда Толверу нужны были деньги, он всегда получал их, если Эммануэль одобрял операцию. — Майерсон медленно покачал головой. — До сих пор я считал, что они хорошие друзья.

Тут было над чем поразмыслить. Я продолжал его выспрашивать, но ничего интересного так больше и не всплыло. В конце концов наш разговор сам собой истощился, и мы некоторое время сидели, молча глядя друг на друга.

Прошло, казалось, часа два, когда вдруг зазвенел звонок. Майерсона вновь кинуло в жар. Я взмахнул револьвером, и он, тяжело поднявшись, заковылял из гостиной. Я последовал за ним в холл и встал сбоку от двери. Так, чтобы она, открывшись, заслонила меня. Майерсон обтер лицо руками и отворил дверь.

— Берегись, если в этом нет срочной необходимости, — прогудел густой голос. — Я там бросил стоящую пирушку...

— Будь уверен, — пробормотал Майерсон. — Входи, Сэм.

Чуть оттолкнув Майерсона, в холл вошел высокий худой парень лет тридцати. Я тенью выскользнул из-за двери и уперся дулом револьвера в его спину.

— А теперь топай в гостиную, Сэм, — негромко приказал я.

Спина парня напряглась; от неожиданности он сбился с шага.

— Что это, дьявол его подери?! — воскликнул он.

— У меня возникла крайняя необходимость. Майерсон тебе говорил об этом, — ответил я. — Шагай...

— Ладно. Но ты мог бы убрать эту проклятую пушку?

— В гостиной, — ответил я. — Тогда... В следующую секунду мой затылок буквально взорвался от боли, и я в стремительном водовороте обрушился в глубокую темную бездну...

Сначала появилась нестерпимая боль, затем граничащий с ужасом страх потерять разум, поскольку единственное, что я смутно слышал, было невнятное бормотание каких-то непонятных голосов... Потом, казалось, в голове что-то щелкнуло, и голоса приобрели смысл...

— ..Так что под дулом револьвера, приставленного к ребрам, у меня не оставалось выбора, — оправдывался Майерсон. — Тогда я вспомнил, что никогда не пользовался твоим первым именем, Джил, надеясь, что ты заподозришь неладное, если я буду называть тебя все время Сэмом.

Я открыл глаза и увидел трех мужчин, стоявших подле меня, распростертого на кушетке... Третий, должно быть, стоял за дверью, когда Уэлш вошел в дом, сообразил я. Он-то и атаковал меня сзади. Этот человек выглядел достаточно молодо — не более двадцати. Одет он был в рубашку-гаучо и тесные брюки, заправленные в черные кожаные ботинки. Сальные жесткие волосы курчавились по всей голове. Когда он сверху вниз поглядывал на меня, его темные глаза зловеще мерцали.

— Панк снова с нами, — медленно прищурился он, и длинные изогнутые ресницы сомкнулись и разомкнулись, словно посылая некий тайный призыв. Рука, державшая револьвер, приподнялась на пару дюймов, и его дуло уставилось прямо на меня.

— Дать ему сейчас, Джил, а? — Голос парня звенел от возбуждения.

— Спокойно! — прикрикнул на него Уэлш. — Оставь, Ленни, я сказал!

— О, черт! — Парня, казалось, так и распирала злоба.

— Ты плохо воспитан, — с укоризной констатировал Уэлш. — Мистер Холман высказал пожелание встретиться с Реем Толвером? Так что самое меньшее, что мы можем сделать, это свести их.

— Ха! — внезапно рассмеялся паренек. — Это уж точно!

— Поднимайся, Холман, — щелкнул пальцами Уэлш. — Не будем же мы возиться с тобой всю ночь!

Я опустил ноги с кушетки, потянулся и осторожно встал.

— Твоя машина там, на улице? — спросил Уэлш. Я кивнул.

— Давай ключи.

Я швырнул их ему. Он повернулся к Майерсону и опустил ключи в его ладонь.

— После нашего отъезда отведи ее куда-нибудь подальше. Вернешься на такси.

— В такое время? Ночью? — запротестовал тот.

— Все это твоя распроклятая ошибка! — рявкнул на него Уэлш. — Но если хочешь, можешь взять на себя Холмана.

— Нет!.. — Майерсон позеленел. — Я позабочусь о машине, Джил.

— Вот так-то лучше. — Уэлш снова взглянул на меня. — Я очень сердит на тебя, Холман. Ты уж слишком шустрый и сам заставил нас наехать на себя. Так что не пытайся выкинуть какой-нибудь номер, а то Ленни займется тобой. Будь умницей и скоро встретишься с Реем Толвером. Во всяком случае, я возражать не стану.

— По мне, так пусть попытается, — заржал Ленни. Уэлш вышел из дома и направился к темному седану, стоявшему неподалеку от крыльца. Меня усадили на заднее сиденье рядом с Ленни. Теперь уже его револьвер упирался в мой бок. Уэлш проехал через Палисады к шоссе номер 1, а потом мы начали отсчитывать милю за милей сумасшедшие повороты и изгибы шоссе.

Только через час мы свернули с шоссе. Я подсчитал, что мы проехали более пятидесяти миль, и вспомнил описание путешествия Леолы Смит с дочерью в первый день скитаний в купленном на аукционе автомобиле. Поэтому не очень-то и удивился, когда мы остановились около замызганного мотеля недалеко от шоссе. Мотель состоял из четырех допотопных, ветхих на вид кабинок-лачуг и офиса. Деревянная вывеска свисала под не правдоподобным углом; могучие сорняки, пробившись сквозь гравий, стеной встали перед лачугами.

— Кто останавливался здесь последним? — осведомился я. — Не Джордж ли Вашингтон? Уэлш довольно закудахтал:

— Рей купил его задешево пару лет назад. Думал, это будет идеальное укрытие. Может, раз в три месяца находится чудак, который хочет заночевать здесь. Ну, ему и говорят, что водопровод не работает. И он не чает, как убраться отсюда побыстрее!

Мы вошли в мотель. Уэлш щелкнул выключателем, и яркий свет залил помещение. Мне жестом было приказано сесть; сам же Джил Уэлш проследовал к переносному бару.

— Полагаю, мы заслужили выпивку, — провозгласил он. — Холман?

— Бурбон, — отозвался я.

Ленни сидел на стойке бара, лениво болтая ногами; револьвер все еще держал меня под прицелом. Уэлш приготовил три порции, взболтал их и уселся за стойку. Все это время они внимательно наблюдали за мной, словно ожидали, что я буду показывать карточные фокусы или что-нибудь еще, столь же увлекательное.

— Ну и что же дальше? — не без иронии поинтересовался я. — Послышится барабанная дробь, включатся прожекторы, мы громко зааплодируем — и появится Толвер, танцующий шаффл[9]?

— Ты скоро увидишь его, — успокоил Уэлш. — Пей пока.

— Да, давай, Холман. Тебе понадобится вся твоя сила! — грубо засмеялся Ленни. — Да, он действительно шустрый подонок, как не от мира сего!

Я взглянул на Уэлша.

— Откуда такого выкопали? — Я кивнул в сторону Ленни. — Из-под могильной плиты?

— О, этот парнишка у нас с воображением, — одобрительно хмыкнул Уэлш. — Ты, кажется, предполагал найти здесь ключи к разгадке известной истории, — с охотой продолжил он. — И даже прихватил с собой немецкую девчонку? Что же помешало?

— Майерсон нанял вшивого актера, чтобы выдать его за себя, — зло сказал я. — Разве он не сообщил тебе?

— Арнольд Г. Майерсон утратил свою былую хватку, — хохотнул Ленни. — Ты собираешься что-нибудь предпринять в связи с этим, Джил?

— Он нуждается в длительном отдыхе, — раздраженно передернул плечами Уэлш. — Может, переборщили с рассказами о жирном подонке. Избыточная информация и помешала сыграть его роль достоверно?

— Так это здесь останавливалась на ночь Леола Смит с дочерью? — осведомился я.

— Она действительно была здесь. Но я не припоминаю никакой дочери. — Джил взглянул на Ленни. — Ты помнишь девочку, Ленни?

— Не-а, не помню ничего. — Парень приложил к уху ладонь свободной от револьвера руки и на мгновение прикрыл глаза. — Сначала солидная доза, — хмыкнул он, — а потом — ничего.

— Красотка Лау, — Уэлш сурово посмотрел мне прямо в глаза, — у тебя дома?

Я отрицательно покачал головой.

— Осталась с другом. Она завтра улетает в Европу.

— Мы проверим твой дом, — безразличным тоном пообещал Уэлш. — Который час, Ленни?

Тот взглянул на чрезмерно крупный для его тонкого запястья никелированный будильник:

— Десять минут четвертого.

— Думаю, пришло время Холману встретиться с Реем. — Уэлш поднялся. — Вперед.

Мы отошли, должно быть, около сотни ярдов от задней стены офиса, прокладывая себе путь через плотные заросли кустарника, и оказались на поляне, посреди которой виднелись очертания чего-то полуразрушенного. По всей видимости, это когда-то была конюшня. Уэлш вошел внутрь и зажег лампу “молния”, сняв ее со стены. Когда фитиль разгорелся, я увидел несколько больших дыр в крыше, ветхий сеновал и приставленную к нему лестницу без многих перекладин. Ленни подталкивал меня в спину дулом, пока я не очутился почти у центра конюшни. Затем он отступил и прислонился к ближайшей стене.

— Ну и где же здесь Толвер? — недоуменно спросил я.

— Ты стоишь над ним. Точно над ним, — небрежно ответил Уэлш, а Ленни нерешительно захихикал.

Совершенно машинально я поглядел на земляной пол под ногами, потом снова взглянул на Уэлша. Он тут же швырнул мне большую лопату, которая до того была прислонена возле него к стене. Мне удалось поймать ее.

— Давай копай, Холман! — категорически приказал мне Уэлш.

— Что, собственную могилу? — выдавил я.

— Ты же хотел встретиться с Реем Толвером? Вот это и есть твой шанс, — осклабился он. — У тебя на том свете будет масса времени, чтобы задать все твои вопросы, Холман.

— И давно он умер?

— Должно быть, уже месяц назад. Если не хочешь лежать слишком близко к нему, можешь отступить на пару футов в эту сторону... И начинай работать.

Я воткнул штык лопаты в пол и налег на ручку.

— Если собираешься убить меня, — сказал я как можно спокойнее, — то сам очень скоро будешь копать себе могилу.

— До рассвета осталось около трех часов, — медленно проговорил Уэлш, вразумляя меня, словно малого ребенка. — На милю вокруг здесь нет ни единой живой души, никто ничего не услышит... Копай-копай, ты умрешь славненько и чистенько.., взаправду быстро и с пулей в затылке. Если бы Ленни пришлось копать тебе могилку, это свело бы меня с ума, хотя для него это сущие пустяки. Но тогда тебе пришлось бы умирать медленно. Пуля в ногу, пуля в живот — это я предоставляю воображению Ленни... Ты хотел бы лежать полумертвым и смотреть, как он уродуется, копая эту могилу? Мне бы это понравилось.

Да, это было столь простенькое и миленькое предложение, что мне совсем не потребовалось времени, чтобы принять решение... Я начал копать. Долгая, медленная мучительная для мускулов работа. К тому времени, когда я выкопал яму размером этак шесть на два фута и глубиной шесть дюймов, я уже обливался потом. Пришлось остановиться, снять пиджак и галстук и закатать рукава рубашки.

— Сигарету-то я могу выкурить? — проворчал я. Уэлш сверился с часами и кивнул:

— Тебе не стоит завязывать глаза, так что считаю, что можно. Но не тяни время, Холман. Все сказанное раньше остается в силе... И не забывай — у Ленни богатое воображение.

Я медленно курил и взвешивал свои шансы. Те двое привалились к стене и наблюдали за мной с расстояния восьми футов. Уэлш откровенно скучал, но глаза Ленни глядели внимательно и настороженно. Не было ни малейшей надежды, что мне удастся преодолеть расстояние до них до того момента, как он нажмет на спусковой крючок и всадит в меня пулю. Я докурил сигарету, растер подошвой окурок и начал копать снова.

Время стало действительно относительным: с каждой лопатой выброшенной земли яма углублялась, и срок моей жизни на столько же сокращался. Чем глубже я зарывался, тем все менее плотным делался грунт. Все легче почва поддавалась лопате. Какая же глубина удовлетворит Уэлша, размышлял я. Три фута? Если он будет настаивать на четырех, на сколько это продлит мою жизнь? На тридцать, а может, и на все тридцать пять минут?.. Скоро я уже стоял по колени в яме; земля образовала вокруг значительную кучу. Я начал сочувствовать пехоте времен Первой мировой войны. Им ведь приходилось копать траншеи всякий раз, когда они наступали и отступали. И я удивлялся, как же им, черт побери, удавалось сохранять энергию, чтобы еще и воевать? Как бы то ни было, яма медленно и неумолимо углублялась; она доходила мне уже до бедер. Так не могло продолжаться до бесконечности. В любой момент Уэлш может решить, что она уже достаточно глубока, и прикажет кончать. С такой перспективой мой мозг отказывался смириться. Я знал, что, пока продолжаю копать, я буду жить. Если хочу и дальше оставаться в живых, надо что-то придумать...

Я поднял лопату с землей и медленно распрямился; моя голова показалась над холмом выброшенного грунта.

— Сколько трупов вы здесь зарыли? — язвительно поинтересовался я у Уэлша.

— О чем, к черту, ты болтаешь? — не понял он.

— Здесь, — я судорожно сглотнул слюну, — рука!

— Ты спятил? — Он пристально взглянул на меня. — По меньшей мере ты находишься в трех футах от Тол-вера!

— Так иди и смотри сам, — вдруг охрипнув, предложил я.

— Пойди взгляни, о чем он там лепечет, — сверкнул глазами на Ленни Уэдш. — Во всяком случае, даже если это Толвер, думаю, он зарыт достаточно глубоко.

— Точно, Джил, — согласился тот и с опаской приблизился ко мне; его глаза настороженно всматривались вниз.

По мере того как холм выброшенной земли становился выше, он отбрасывал все более глубокую тень на дно ямы. Мои глаза уже привыкли к темноте, но Ленни, ослепленному прямым светом ламп, тень показалась куда гуще. Он остановился на краю могилы и сверху уставился на меня.

— Ни черта не вижу!

— Да здесь. Прямо под твоими ногами! — злобно выкрикнул я.

И тут же швырнул полную лопату земли прямо ему в лицо. Затем с размаху ударил его лезвием лопаты по коленям. Он пронзительно завизжал, падая в яму; револьвер выпал из его руки и с глухим стуком упал на дно ямы. Я нырнул за револьвером, схватил его правой рукой и приставил к спине Ленни. Он еще продолжал дико вопить, когда я рывком придал его телу вертикальное положение, заслонившись им, как щитом.

Уэлш, быстро среагировав, сделал два выстрела. Ленни внезапно оборвал вопль. Его тело словно переломилось, и голова уперлась в выброшенную землю: на рубашке расплывалось большое кровавое пятно. Прежде чем спустить курок револьвера, я на мгновение увидел ошеломленное лицо Уэлша — казалось, он не верил своим глазам. Моя первая пуля расщепила бревно в паре дюймов от его головы, вторая — пробила дыру под его правым глазом, последующие две попали куда-то в грудь. Я отпустил спусковой крючок, когда его тело тяжело рухнуло на земляной пол...

Когда мои руки перестали трястись, я досуха протер револьвер и вложил его в ладонь Ленни. В конце концов когда-то трупы будут обнаружены, и я надеялся, что все это будет выглядеть поединком, в котором погибли обе стороны. А если вскроют и остальную часть пола и найдут тело Толвера, то вполне могут прийти к заключению: Уэлш убил его раньше, а потом хотел то же проделать и с Ленни, предварительно заставив его выкопать себе могилу. Правда, будет неясно, как Ленни удалось скрыть револьвер. Но ведь каждое, в общем-то, убийство оставляет некоторые неясности... Однако я не должен связываться с полицией, пока дочь Леолы Смит не найдена.

Я протер рукоятку лопаты и бросил ее на дно могилы. Из карманов Уэлша извлек ключи от машины и свой собственный револьвер, который и вложил в его законную кобуру.

На подгибающихся ногах я медленно вошел в офис. После бокала бурбона я почувствовал себя немного лучше, тщательно промыл и вытер свой бокал и вернул его в бар. Бокалы, использованные Ленни и Уэлшем, хранили на себе отпечатки их пальцев, и я оставил их в неприкосновенности. Затем приступил к осмотру лачуг.

Двумя первыми явно не пользовались по меньшей мере в течение двух лет — они выглядели совершенно заброшенными. Третья была комфортабельно обставлена, и в ней вполне могли проживать — и очевидно, совсем недавно. Четвертая почти ничем не отличалась от предыдущей, но имела интересную особенность — небольшой круглый глазок, прорезанный в разделяющей их перегородке. Как я убедился, он обеспечивал превосходный обзор соседнего помещения.

Я возвратился в офис и занялся основательным его исследованием. Нижний ящик стола оказался запертым. Но, перепробовав по очереди ключи, изъятые у Уэлша, я все-таки отпер его. В ящике обнаружил бобину с шестнадцатимиллиметровой лентой. Часы показывали четверть шестого, и рассвет уже затеплился. Поэтому я рассудил, что фильм может и подождать, и прихватил его с собой. Ключи от темного седана висели на кольце вместе с остальными; мотор завелся с полуоборота.

Солнечное утро было в разгаре, когда я припарковался у дома Майерсона. Часы показывали около восьми. Он, по-видимому, еще досматривал самые сладкие сны. И я наверняка последний человек из всех, кого он пожелал бы увидеть до завтрака. Так что пришлось, приставив револьвер к его объемистому брюху, убеждать довезти меня до места, где он бросил мою машину. Там я и оставил его — наедине с седаном. При этом предупредил о необходимости срочно убираться из города, ибо полиция наверняка начнет его разыскивать уже к полудню.

Дома я забрался в постель, засунув револьвер и бобину под подушку: за последнее время я окончательно избавился от привычки доверять людям.

Глава 8

Проснулся я около двух пополудни. Принял душ, побрился, оделся и обнаружил дверь в гостиную широко распахнутой и полное отсутствие Вилли Лау. А еще — лежавшую на кухонном столе записку, которая гласила:

"Ненавижу тебя! Вчера вечером ты вернулся к этой старой бабе Бентон, могу в том поклясться! Когда я увидела тебя утром, ты храпел, как хряк! Взяла такси, еду к Виктору. Он очень хороший мужчина, хотя горький пьяница. Я ему нужна. Прощай.

Вилли Лау (подпись по-детски четкая).

P.S. Я постирала кое-что из моих нижних (зачеркнуто) невидных (зачеркнуто) дамского белья в ванной для гостей. Пожалуйста, не трогай!"

Дьявольски не везет, подумал я. Мало того, что приходится начинать партию с красивой дамой на руках, так она еще ухитряется устроить в моем доме что-то вроде китайской прачечной!

Выпив три чашки кофе и захватив бобину с пленкой, я уселся в машину и задумался. Сейчас мне прежде всего нужен шестнадцатимиллиметровый проектор. Конечно, я знал дюжину людей, которые владели таким устройством. Но почему-то чувствовал, что самым под ходящим местом был бы дом Леолы Смит. При этом уговаривал себя, что Вилли Лау тут ни при чем...

Я потратил некоторое время на сочетание завтрака с ленчем. Потому что ничто сильнее не может приводить в смущение, чем звуки бурчания в животе голодного человека. Так что я смог припарковаться перед домом Леолы Смит только в районе четырех часов. Если афоризм, гласящий, что твой дом там, где твое сердце, верен, то Леола — в чем можно было не сомневаться — зря швырнула на ветер около четверти миллиона долларов.

Хло Бентон — видение в прозрачном оранжевом платье, которое абсолютно ничего не оставляло воображению, — открыла передо мною двери. Ее большие фиалковые глаза глядели самодовольно, когда она привычно обнажила в улыбке зубы.

— Ее здесь нет. — Нежный голосок звучал с нескрываемым торжеством.

— Вы имеете в виду Вилли? — перебил я.

— Блондинистый гамбургер, — презрительно фыркнула она. — Промчалась с Виктором по холмам и исчезла. Такой восторг! Такое летнее умопомрачение! Легкомысленные любовники в поисках далекого Катая[10] или, вернее, ближайшего мотеля!

— Прелестно! — с готовностью откликнулся я. Брови ее приподнялись, и глаза утратили самодовольство.

— Вас это не беспокоит? Разве вы — не покинутый ветреной девушкой любовник, сломя голову кинувшийся за ней в погоню?

— Кто — я? — На мгновение я уперся в нее давящим взглядом, а затем медленно покачал головой. — Вы настроились не на тот канал.

— Вы можете дурачить меня, но... — Хло поджала губы, — это редко кому удается...

— Мне нужна ваша помощь, — прямо приступил я к делу.

— И ничего сексуального? — капризно спросила она.

— Ни капельки, — подтвердил я. — Думаю, ваше сердце не сможет растопить сейчас даже самое жаркое солнце.

— Вы правы, оно сильно заморожено — холодильник включен постоянно. Размораживается только по ночам в одиночестве. — Она с досадой почесала бровь. — Так, говорите, нужна помощь?

— Это — дом Леолы Смит, и здесь наверняка имеется просмотровый зал, — начал объяснять я. — И может, с шестнадцатимиллиметровым проектором.

— Вот уж чего не ведаю! — Хло слегка пожала плечами. — Там есть все виды.., как они называются?., этих штук и, вполне возможно, и такой. Можете сами взглянуть... Хотите заняться кинобизнесом?

— Еще не знаю, — честно признался я и показал бобину с пленкой. — Это так, предварительный просмотр...

— Звучит интригующе, — отворив дверь пошире, она отступила, давая мне пройти. — А мне можно посмотреть?

Она повернулась, и ее гибкое, подвижное тело, эдакая соблазнительная симфония в оранжевых тонах, стало удаляться от меня. В кинозал.

— Надеюсь, в вашей ленте есть субтитры и отсутствуют эти ужасные дублированные на английский диалоги? — не оборачиваясь, на ходу спросила она.

— Лента не озвучена, — успокоил я Хло, следуя за ней. — Не думаю, что это комедия.

— Всегда любила старые комедии Мак-Сеннета. Самое комическое в них — эти плоскогрудые красотки-купальщицы со ртами, похожими на пчелиное жало. Завернутые в безумное количество марли, они производили впечатление, будто только что перенесли хирургическую операцию по поводу чего-то ужасного! — Она открыла дверь. — Сюда. Надеюсь, у вас хватит технических познаний, Рик? Все эти розетки и прочая чепуха для меня — глубокая тайна.

Аппаратная — даже на мой непросвещенный взгляд — была оснащена по-настоящему профессионально. От про смотрового зала, рассчитанного на несколько дюжин зрителей, она была отделена стеной. Гостей ждали два ряда комфортабельных театральных кресел. Через окошко аппаратной я увидел шестнадцатимиллиметровый проектор, установленный на столе позади кресел.

Хло открыла следующую дверь, ведущую из аппаратной в просмотровый зал, а я занялся установкой бобины на проектор. Тем временем Хло расположилась в одном из кресел заднего ряда как раз передо мной. Я включил проектор, чтобы убедиться, правильно ли заправил ленту, и тут же выключил его.

— Главный выключатель на стене позади вас, — подсказала она, поудобнее устраиваясь в кресле. — Если после столь интригующего ожидания это окажется вестерном, я просто умру от крушения надежд!

Я включил проектор, и на экране появилось прямоугольное светлое пятно. Быстрое вращение линзы сфокусировало изображение, и мы увидели пустую комнату. Точнее говоря, видна была дальняя стена помещения, а две другие оставались вне поля зрения камеры. Я узнал эту комнату и лишь потом сообразил, почему обзор был настолько ограниченным. Это была снятая через глазок в стене третья кабинка обветшавшего мотеля, где я провел прошлую, едва не стоившую мне жизни ночь.

На экране появилась Леола Смит, которая двигалась слишком быстрыми рывками. Скорость ленты выбрана не правильно, мельком подумал я, но сейчас это не важно... Леола, по-видимому, раздергивала змейку платья, когда исчезла из поля зрения. Затем она вновь появилась уже в короткой нижней комбинации, подсела к комоду с зеркалом спиной к камере и начала расчесывать волосы. Потом резко прервала свое занятие и посмотрела на что-то.., щетка замерла в ее руке; лицо исказил явный страх. Она вскочила, когда в кадре появился мужчина. Со странной ухмылкой на лице он направился к ней...

Мужчине было под сорок. Он был высокого роста, плотного телосложения. Черные жесткие волосы уже начали отступать со лба. На левой стороне лица выделялся шрам, который начинался надо ртом и сбегал к под бородку. Теперь я рассмотрел, что его странная ухмылка — вовсе не кривая улыбка, а результат перекошенного шрамом рта. Он держал в руке револьвер. Мужчина заговорил, его губы быстро задвигались. И мне вдруг представилось, что на экране сейчас появятся титры — что-то вроде “Злодей все еще преследует ее”.

Леола гневно отвечала ему; они горячо спорили; их губы беззвучно шевелились; при этом она все время встряхивала головой. Его правая рука вдруг вцепилась в вырез комбинации и сорвала ее, оставив Леолу совершенно голой; она пыталась прикрыться руками; мгновенье спустя ее ногти впились в его лицо; он без труда перехватил ее руки; лицо Леолы исказило бессильное бешенство, когда он начал медленно выворачивать ей руки; затем грубо подтянул ее к себе. Далее, освобождая правую руку, он бросил револьвер на комод; она пыталась отвернуться от него, а он, запустив пальцы в ее волосы, запрокинул ее голову так, что она уже не могла уклониться от его губ; он удерживает ее извивающееся обнаженное тело, крепко прижимая к себе несколько секунд, а потом вдруг резко отпускает; Леола отскакивает назад; видно, что она о чем-то просит его, а он только отрицательно мотает головой; слезы заливают ее лицо; она продолжает упрашивать его, в отчаянии хватает щетку для волос и пытается ударить его; он небрежным движением отбрасывает ее руку, что-то говорит; выражение ее лица медленно меняется — от отчаяния до отчаянной решимости; он, закинув голову, хохочет; ее рука тянется к комоду.., хватает револьвер, медленно направляет дуло пистолета ему в грудь; он что-то говорит и снова хохочет; он продолжает смеяться, когда она нажимает на спусковой крючок...

Небольшое облачко полупрозрачного дыма вырывается из дула револьвера; мужчина оторопело смотрит на Леолу, его нижняя челюсть отвисает, колени подгибаются, и он валится набок; ударившись о комод, его тело переворачивается и мешком падает на пол; Леола роняет револьвер.., смотрит вокруг пустыми глазами.., затем начинает кричать...

Ее неслышимый крик, кажется, разрывает барабанные перепонки... Наконец изображение на экране мигнуло, пропало и сменилось белым прямоугольником. Я выключил проектор, и зал заполнила давящая тишина.

— Я, по-моему, заболеваю, — слабым голосом пожаловалась Хло. — Ты понимаешь хоть что-нибудь? Это даже хуже, чем старые немые фильмы. Все так ужасно, что смотреть совершенно невозможно. Просто даже неприлично. Нужно уничтожить эту ленту. Несомненно!

Обращенное ко мне лицо стало бледным.

— Тогда мы сможем попытаться забыть, что видели ее вообще!

Я покачал головой.

— Ничего это не изменит. Уж будь уверена, где-то есть и копии!

— Ублюдок! — возмущенно прошептала она. — Грязный, мерзкий подонок!

— Кто? — не понял я.

— Толвер, конечно!

— Так ты узнала, что это Толвер?

— Думаешь убедить меня, что не слышал уж-жасного рассказа Виктора, как Толвер едва не убил его на яхте Эммануэля? — Хло недоверчиво покачала головой. — Ты должен был слышать все это. Ведь ты знаком с Виктором уже не пять минут! Я слышала все это не менее тысячи раз — как он, нагрузившись, попытался заняться девушкой Толвера, как тот напал на него с ножом. И как, если бы не какой-то Кери, Толвер изрезал бы его на кусочки. Как этот Кери отобрал нож после того, как его нога была почти перерублена. Как потом резанул по физиономии Толвера — отсюда и шрам на его левой щеке.

— Что ж, поразмыслим и об этом, — мрачно пообещал я. — Доводилось и мне слышать эту историю. Губы Хло вытянулись в узкую линию.

— Виктор что-то знает об этом! — с уверенностью сказала она.

— Как ты пришла к такой мысли?

— А зачем же иначе нанимать тебя искать Леолу, а потом указывать, что нужно искать ее на яхте Эммануэля?

— Может, это только твои домыслы? — продолжал сомневаться я.

— Нет! — категорически прозвучало в ответ. — Кажется, я знаю, какие мысли копошились в его бедной голове. Он хотел вернуть ее! Ведь именно Виктор представил ей Эммануэля в Париже. — Хло медленно перевела дух и на мгновение закрыла глаза. — Боже мой, ведь он болен! Ты даже не представляешь, как он болен! В его голове!.. Так или иначе, но Виктор причастен к тому, что мы только что видели на экране. Может, все это часть какого-то сумасшедшего плана — запугать Леолу и вернуть ее? В любом случае, — продолжала она с просветлевшим лицом, — Леола в безопасности! Она совершенно счастлива с Эммануэлем там, на яхте! Ведь правда?

— Нет, — ответил я.

— Нет? — Хло изумленно уставилась на меня широко распахнутыми глазами. — Но ты говорил...

— Да скажи я правду, это все равно не поможет ей, — огрызнулся я. — Не спрашивай сейчас ни о чем. Я сам сбит с толку!

Хло вскочила и вцепилась в мою руку.

— Ты не смеешь стоять здесь и бессвязно лепетать, что запутался. Ты кретин! Я должна знать! Эммануэль действительно держит ее взаперти на яхте?

— Думаю, что это ее собственное решение, — неохотно сказал я. — У них какой-то сговор ради дочери...

— Ради малышки Леолы? — Хло затрясла головой. — Но ведь она еще в школе в Швейцарии!

— Верно... — И тут я вдруг кое-что вспомнил. — Ты упоминала, будто говорила с ней по телефону несколько недель тому назад?

— Хотела узнать, говорила ли ей Леола, куда собирается отправиться после посещения интерната, — с невинным видом кивнула Хло. — Но...

— Только малышки там в это время не было, — мягко сказал я.

— Ты сошел с ума. Я говорила с ней! — запротестовала Хло.

— Значит, не в школе. Потому что мать забрала ее оттуда по меньшей мере за неделю до того разговора...

— Откуда ты узнал? — недоверчиво спросила Хло.

— Мне сказала ее мать на яхте. — Я замолчал и закурил, пытаясь вспомнить все поточнее. — Они вместе вернулись в Лос-Анджелес и... — У меня перехватило горло, и я тупо уставился в фиалковые глаза Хло.

— Ну! — резкий окрик подстегнул меня.

— Накануне вечером, — медленно начал я, — ты отказалась пообедать с нами. Сказала: “Заранее согласованная встреча”. Тогда еще Виктор подпустил шпильку насчет того, что, мол, можно и пропустить одну регулярную встречу, поскольку ты и так видишься с ним каждый вечер в течение трех недель... Трех недель...

— Ты большой фантазер, Холман. — В ее голосе я не услышал осуждения.

— Леола забрала дочь из интерната в Швейцарии, ибо боялась за нее, — осторожно продолжал я. — Привезла в Штаты, потом в Лос-Анджелес... Во что бы ни была вовлечена Леола, она хотела, чтобы ее дочь оставалась в безопасности... А кому еще она могла доверить ребенка, как не своей личной секретарше Хло Бентон?

— Будь ты проклят! — Брюнетка сильно прикусила губу. — Трижды проклят! Так я и знала, ты — моя самая большая ошибка. Знала с самого первого момента, как только увидела тебя!.. Это доверие, понял? Святое доверие! — Ее глаза просияли. — Тогда Леоле нужен был кто-то, в ком она нуждалась больше всего.., больше, чем когда-либо в жизни! И она пришла ко мне!.. Почему ты не выбросишь из головы свой вонючий бизнес, Холман? — Девушка все больше и больше ожесточалась. — Ты превратил меня в иуду!

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Пока ее дочь с тобой и в безопасности, мне больше ничего знать не нужно.

— Она в безопасности. — Глаза Хло вопрошающе ощупывали мое лицо. — Вы не обманываете меня? Больше не будете ничего выпытывать о малышке Леоле?

— Мне достаточно, что вы держите ее там, где она в безопасности, — удовлетворенно ответил я.

— И никому ничего не скажете? Даже Леоле?

— Клянусь!

Хло успокоилась.

— Даю слово, — торжественно повторила она, — что девочка в безопасности... И она счастлива. Малышка считает, что мама придумала какое-то новое развлечение.

— Хорошо, что она верит маме, — пробормотал я. — Но ее мама — весьма искусная лгунья.

— Только чтобы спасти дочь! — горячо встала на защиту актрисы преданная Хло.

Я снял бобину с аппарата и застыл, неловко зажав ее в руке. Сейчас было не время взвешивать степень правдивости слов Леолы Смит. И я, пожав плечами, усмехнулся:

— Как я уже говорил, без сомнения, имеются и другие копии фильма. Так что эта пока останется у меня.

— И что вы собираетесь с ней делать? — встревожилась Хло.

— Пока не знаю, — признался я. — Может, сохраню до момента, когда начну писать мемуары. Уж Леоле-то будет отведена там целая глава!

— Ты все-таки подонок, Холман! — рассердилась Хло.

— Иногда вы меня удивляете, милочка. — Я медленно поднял руку и положил ладонь на ее правую грудь. Это оказалось самым лучшим способом убеждения. Я начал медленно ласкать ее, слегка стискивая здесь, слегка надавливая там. — Несексуальная секс-бомба?.. Противоречащие друг другу понятия.

Ее тело застыло в напряженной позе.., ни одним движением она не прервала мягкие касания моих рук.

— Не пугай меня, Холман, — жестко сказала Хло, когда мои пальцы сжали сосок чуть сильнее, и на ее лице появилась легкая гримаса. — Со мной пробовали грубо обращаться зрелые специалисты... Я послала их куда подальше. Вчера вечером тебе было сказано, что ты — всего лишь любитель и еще не вышел из юношеского разряда.

— Не знаю, для кого ты бережешь себя, Хло, — я опустил руку. — И не уверен, что завидую ему, — он пожнет бурю.

— Хорошо бы ты убрался отсюда и по дороге попал в автокатастрофу! — Теперь ее голос звучал хрипло, с нотками явного бешенства.

Я оставил Хло Бентон ненавидеть меня, самостоятельно выбрался из дома к подъездной аллее и уселся за руль автомобиля. По пути домой я попытался осмыслить некоторые факты... Даже если Леола Смит была гениальной лгуньей и в истории, рассказанной на борту яхты, не было ни грана правды, пара несомненных фактов все же оставалась... Она перепоручила дочь Хло Бентон около трех недель назад — после того как они тайно вернулись в Лос-Анджелес... Следовательно, съемки фильма должны были состояться после этого... Тут я негромко чертыхнулся и задал себе вопрос — почему? Ведь снять фильм до помещения дочери в безопасное убежище имело куда больший смысл: Леола тогда точно бы знала, что известная опасность приближается, и хотела уберечь ребенка от нее... В любом случае это означало, что Толвер мертв уже в течение трех недель. Но Майерсон утверждал, что именно Толвер звонил ему и приказывал ввести меня в заблуждение. А ведь Толвера тогда уже не было. Все это, вместе взятое, означает, печально заключил я, что некто имитировал голос Толвера. Или Майерсон солгал мне. Иначе говоря, сбитый с толку, я вернулся к тому, с чего начал... За одним исключением — несомненным оставалось то обстоятельство, что вся предварительная информация обо мне могла поступить только из Канн...

Переступив порог своего дома, я немедленно связался с “Вестерн юнион” и послал Эммануэлю срочную телеграмму:

"ОН НАЙДЕН ТЧК ВАМ И ЛЕТТИ СРОЧНО ПРИБЫТЬ ПЕРВЫМ РЕЙСОМ ТЧК ЛИЧНОЕ ПРИСУТСТВИЕ ОБОИХ ДОМА ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО ДЛЯ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ НОВЫМ СЛОЖНОСТЯМ ТЧК СООБЩИТЕ ВРЕМЯ ПРИБЫТИЯ ТЧК ХОЛМАН”.

Теперь я почувствовал, что все же сделал кое-что. Даже если не был слишком уверен, что же, черт побери, именно. И я вполне заслужил премию — спиртное. Минут, должно быть, через пять раздался звонок в дверь. Я приближался к ней с опаской: а вдруг Майерсон расхрабрился и ожидает у входа с обрезом в руках... Но за дверью оказалась всего лишь известная блондинка. Она, едва держась на ногах, стояла в своем брючном костюме, памятном мне по самолету.

— Расплатись с ним, — повелительным жестом она указала в мою сторону и проковыляла в дом.

Только теперь я обратил внимание на такси, стоявшее на подъездной дорожке. К крыльцу со смиренным выражением лица приближался его водитель.

— Шестнадцать восемьдесят, парень, — обрадовал он меня.

— Откуда? — ошеломленно воззрился я на него. — Из космоса?

— И не говори, — парень удрученно покачал головой. — Хочешь проверить счетчик — сходи и посмотри сам.

Я достал двадцать долларов и передал ему.

— Сдачу, — торопливо напомнил я, пока она еще не исчезла в его кармане. Он тяжело вздохнул:

— Ты чего? Живешь на Беверли-Хиллз — и такой крохобор?

— Женщина — новичок в этой стране. Хотела проехать из одного места в Беверли-Хиллз в другое место тоже на Беверли-Хиллз, а ты провез ее черт знает как, через Пасадину. И за это ждешь еще чаевых? — возмутился я.

— Эх, парень! У меня был сегодня длинный, тяжелый день. — Он вытащил из кармана горсть мелочи и начал покорно отсчитывать никели[11] в мою ладонь. — Я подхватил их у бара на Вест-Голливуд. Малый был парализован. Понадобилось три официанта, чтобы принести его в машину. “Куда?” — спросил я его. “Луна”, — ответил он. Тогда я спросил у леди, а она и говорит:

"Большой дом в Беверли-Хиллз”. Ох, и много же их, таких домов здесь! Ну, может, через час пьянчуга ожил. И стал придираться к моим ушам. Такие уши, мол, нужно снимать в кино. Потом стал привязываться к леди и говорить то же самое о ней. Только не об ушах. Она взбеленилась и отколошматила его. А мы продолжали смотреть на большие дома в Беверли-Хиллз. Где-то еще, может, через полчаса мы нашли подходящий. Она сказала, что это дом Леолы Смит, и я, мол, должен сперва отвезти их туда. Я свалил пьянчугу перед дверью, позвонил — и сразу в машину. Спрашиваю: “Теперь куда?” Она и говорит: “Маленький дом в Беверли-Хиллз”. Ну, здесь не слишком-то много таких, — он пренебрежительно фыркнул, — это уж было немного легче. Так что на счетчике, парень, столько, как я сказал. Он посмотрел на кучу мелочи в моей ладони.

— Пока ты получил два доллара мелочью. Отсчитывать остальное никелями, парень?

— Черт с тобой. — Я всегда соглашаюсь, когда проигрываю.

Он протянул руку, и я ссыпал в нее всю мелочь.

— Я знал, что ты не крохобор, — сказал он удовлетворенно. — Просто бедный.

Глава 9

Когда я вернулся в гостиную, Вилли, закрыв глаза, лежала на кушетке. Она вытянулась во весь рост, и ее одежда валялась на полу. Очевидно, так на нее подействовала жара. Если уж она расслаблялась, то расслаблялась полностью и с удовольствием...

— “Ненавижу тебя! — процитировал я ее недавние высказывания громко и четко. — Когда я утром смотрела на тебя, ты храпел, как хряк! Взяла такси, еду к Виктору Эймори. Он отменный мужчина, хоть и горький пьяница, я ему нужна. Прощай!"

Правое веко Вилли чуть дернулось, приоткрыв глаз, потом вновь опустилось.

— Так какого же она черта развалилась на моей кушетке и в... — Я раздраженно щелкнул пальцами. — Невидимом... — Снова щелчок пальцами. — Вспомнил — женском белье!

Она хихикнула и тут же поперхнулась, пытаясь подавить смешок. Правый глаз широко открылся и опасливо глянул на меня.

— Ты ведь не сердишься на меня, Рик?

— Да уж нет, — сменив гнев на милость, пробурчал я. — И кстати, я не возвращался к этой старой бабе Бентон.

— Я была так зла на тебя! — пропустили надутые губки. — Я была, конечно, очень непослушной.., но я не верю тебе.

— А как насчет Эймори? — парировал я. — Он все еще нуждается в тебе?

— О, эта свинья! — Она рывком села; ее глаза сверкали. — Когда поздним утром я пришла в большой дом...

— Держу пари, таксисту пришлось долго искать его, — с усмешкой перебил я.

— Почему? — Вилли тупо смотрела на меня. — Я сказала адрес...

— Так ты... — Ужасное подозрение зародилось в моем мозгу. — Ты, случаем, не помнишь, сколько нащелкал счетчик?

— Конечно, — с готовностью кивнула она. — Я посмотрела. Три доллара и пятьдесят центов... А в чем дело?

— Я только что узнал, как наискорейшим образом стать в Беверли-Хиллз бедным!.. — прорычал я. — Так что ты говорила?

— Когда я пришла, сучка Бентон открыла дверь и даже не удивилась. Она только мерзко засмеялась и сказала, что Виктор завтракает. Он выглядел ужасно, хлебал апельсиновый сок, а увидел меня — сразу ожил. А дрянь Бентон стояла тут же с насмешкой на своей гад кой физиономии. Потом он сказал, что у него свободный день и он покажет мне все чудеса Лос-Анджелеса. Виктор оделся, и мы прикатили прямо в этот ужасный маленький бар. Он засел там за выпивкой и пил, пока не отключился. — Вилли с омерзением передернула плечами. — Тогда я поняла, что сделала страшную ошибку — я ему вовсе ни к чему. Он как малое дитя, ему нужна только бутылка! Я и подумала, лучше уж я вернусь сюда, заберу туалеты и уберусь в Канны. Потому что ты больше не захочешь меня видеть...

Она умоляюще склонилась ко мне, и тяжелая грудь заколыхалась. Протянув руки, я придержал ее ладонями.

— Конечно, — провозгласила она патетически. — Ты меня больше не хочешь, мой дорогой и очень прекрасный Рик, да?

— Нет, — столь же патетически ответил я. — Твое белье, безусловно, уже высохло — можешь паковаться прямо сейчас...

Вилли недоверчиво уставилась на меня, челюсть ее отвисла. Глубокий вздох вырвался из ее волнующей груди, и я невольно залюбовался розовыми бутончиками сосков.

— Merde! — Отчаянным прыжком блондинка буквально взвилась с кушетки; ее руки, словно разъяренный вихрь, забарабанили кулачками в мою грудь.

— Свинья! Животное! Бык! — вопила она. Вилли на секунду запнулась, пытаясь подобрать слова поязвительнее. И подобрала-таки!

— Гном! — завизжала она торжествующе.

— Гном? — Я искренне расхохотался.

— Да иди ты в ..! — Вилли хлопнула себя по лбу и выпрямилась с трагическим выражением лица. — Разве я не права?

— Полагаю, это зависит от того, чего ты хочешь, — любезно ответил я. — Я не настолько ополоумел, чтобы выяснять, зачем кому-то понадобился гном? Маленький седой гном в жилетке?

— Ага! — Она снова набросилась на меня с кулаками. — Нет! Не гном, а.., а гомосек!

— Ты, кажется, все еще пытаешься оскорбить меня? — добродушно заметил я.

— Ты гомосек! — Провокационная, издевательская усмешка на ее лице была прямо-таки великолепна. — Я видела их на пляже в Каннах. Они надевают трусики от бикини — все в цветочках — и говорят женскими голосами. Уверена, что когда ты спишь сам с собой, тоже надеваешь женскую ночную рубашку. — Она хрипло захохотала. — Совсем прозрачненькую и славного детски-розового цвета! Поведай мне, Рики-тики, где твой возлюбленный! Тот, кто собирается занять мое место, когда...

Я резко развернул ее, крепко схватил за плечи и, удерживая в согнутом положении, дотащил до бара. Край стойки пришелся ей как раз чуть пониже пупка. Прижав ее к полированной деревянной поверхности стойки, так что прекрасная грудь оказалась безжалостно сплющенной, я обхватил лодыжки и вздернул их.

Верхняя половина тела соскользнула и скрылась за баром, оставив на виду соблазнительные ягодицы. Возникло непреодолимое желание отшлепать их. Я высоко поднял руку и размахнулся. Раздался резкий, подобный выстрелу, хлопок. Ее правая ягодица затрепетала, а мою ладонь начало покалывать, словно иголками. Вилли издала утробный крик боли и страха. Я продолжал обрабатывать ее ягодицы до тех пор, пока моя рука окончательно не заболела, а по всему заду девицы пошли багровые пятна.

К тому времени мой шомпол возбужденно отвердел, и я подумал: “А почему бы и нет? Это позволит достойно завершить дело”. Все еще удерживая ее в подвешенном положении, я проделал все необходимые подготовительные к дальнейшим действиям операции, что в целом заняло не более двух секунд. Я произвел небольшие маневры, и теперь передо мной — как раз на уровне шомпола — появились доступные сексуальные прелести. Подав свои бедра вперед, я прицельно вколотил шомпол, куда следовало. Он, на удивление, вошел легко. Вилли взвизгнула; ее тело напряглось...

Я буквально вламывался в нее снова и снова, удерживая извивавшееся тело все в том же нелепом положении и нисколько не заботясь о том, велика ли причиняемая ей боль. По-видимому, это было достаточно больно: почти все время Вилли кричала. Только ближе к концу, когда я подобрался к последнему этапу и старый выдержанный сок любви был готов к извержению, она перестала всхлипывать... Когда все кончилось, я резко отодвинулся и вытащил Вилли из-за стойки бара.

Цвет лица девушки почти не отличался от красок ее ягодиц. Вилли смотрела на меня со слезами бессильной ярости на глазах; ее губы что-то беззвучно шептали...

— Если ты собираешься оставаться здесь, — миролюбиво проворчал я, — то не буду возражать против гнома, но не потерплю брехню о гомосеке.

Блондинка осторожно облизала нижнюю губу.

— Ты не отправишь меня в Канны? — робко спросила она.

— Там ничего тебе не светит, — ухмыльнулся я. — Ты просто бесполезно растрачиваешь себя на парней вроде Рафаэля Эммануэля. Однако, думаю, здесь некий сговор.

— Сговор? — Она приложила ладони к вспухшим ягодицам и слегка потерла их. — Ты испортил мою.., жестянку. На ней теперь нельзя сидеть — сплошной синяк! Попозже, — в ее голосе зазвучали нотки доверия, — ты вотрешь в нее крем, чтобы ей было полегче, и извинишься, что был таким гадким?

И тут вдруг ее осенило.

— Ты говоришь, сговор?

— Прежде всего скажи правду, — начал я терпеливо, — что сказал Эммануэль, отправляя тебя вместе со мной из Канн. Не сомневаюсь, что он приказал шпионить за мной или что-то в этом роде. Но я должен знать все точно: что именно было сказано. Это очень важно.

— И теперь, после того как чуть не убил меня, ты еще смеешь называть меня лгуньей? — Вилли оскорбление вскинул голову. Да так резко, что светлые волосы взметнулись кверху, а одна тонкая прядка мягко улеглась над верхней губой. Я невольно улыбнулся.

— Еще и смеешься! — Свирепо взглянув на меня, она бурно разрыдалась. — Ты смеешь смеяться надо мной?

— Только из-за этих смешных усов. — Я осторожно снял прядь волос с ее лица. — Ты выглядела почти как викинг и ввела меня в соблазн рассмеяться. После всех разговоров о гномах и.., тому подобное.

— Я всегда говорила правду, — вздохнула Вилли и по-детски, ладошками вытерла слезы. — Рафаэль сказал, что так будет безопаснее для тебя. Потому что мужчина, путешествующий с женщиной, меньше привлекает внимание.

— Превосходно. Извини, что усомнился в тебе, — успокоил я.

Ее лицо выражало страдание. Одарив меня долгим взглядом, она снова залилась слезами. Я же с беспомощно отвисшей челюстью растерянно смотрел на нее.

— Ты заставил меня ужасно мучиться! — причитала Вилли. — Я говорила правду о Рафаэле. Поверь!

— Конечно, — раздраженно рявкнул я. — Какие еще претензии?

— А-а-а, — заголосила она еще громче. Потом обвила мою шею горячими руками и уткнулась носом куда-то в мое плечо.

Я неуклюже гладил ее волосы и бессвязно лопотал слова утешения. Постепенно бурные рыдания затихли. И наконец, подняв залитое слезами лицо, она боязливо посмотрела на меня.

— Я говорила тебе правду, — прошептали ее губы. — Но.., не всю правду, Рик. Я рассказала тебе, о чем говорил Рафаэль. Но умолчала о том, что сделала она. Я очень хотела быть с тобой... Ведь это она подала ему идею послать меня, и я чувствовала себя в долгу перед ней.

— Леола Смит? — Моему удивлению не было предела.

Вилли утвердительно кивнула и еще крепче обняла меня.

— Когда в то утро я завтракала в своей каюте, Леола пришла и говорила со мной. Она сообщила, что ты возвращаешься в Америку. И она может попросить Рафаэля отправить меня с тобой. Сначала я думала: она хочет избавиться от меня, чтобы Эммануэль был только с ней одной. Но она уверяла, что заботится не о нем. И я как-то поверила. — Вилли задумчиво прищурилась. — Это было так приятно! Раньше я не верила ничему из того, что говорили мне другие женщины.

— Что еще она сказала? — нетерпеливо спросил я.

— Что ты навряд ли найдешь ее девочку, как бы ни старался. И что пока я буду с тобой, мне можно не беспокоиться — тебе ничто не будет угрожать.

— Черта с два! — воскликнул я.

— Леола выглядела встревоженной и сказала, что много слышала о тебе в Голливуде. Люди считают тебя очень опытным и ловким. Думают, что есть, наверное, какой-то шанс, что ты найдешь ее дочь... Ведь ты нашел ее, Рик? — Искра надежды блеснула в ее глазах.

— Нашел, — кивнул я.

— Я так рада! — счастливо улыбнулась Вилли. — Потому что поклялась могилой отца, что не скажу того, что говорила Леола, пока ты не найдешь ее дочь.

— Прекратишь ты наконец отделываться пустыми фразами! — завопил я. — Я уже почти ополоумел от твоей болтовни!

— Вот что я скажу тебе! — с достоинством промолвила Вилли. — Ты как тот американский мальчик на Капри, с кем я впервые легла в постель. Пфуй!

Она щелкнула пальцами:

— Не успела я и глазом моргнуть, как он уже благодарит за чудесную ночь и одевается!.. Дай мне немного времени и постарайся сдержать свой ужасный темперамент, моя жестянка еще горит!

— Через минуту она будет иметь вообще ужасающий вид, если ты сейчас же не скажешь мне всего остального! — прошипел я сквозь плотно сжатые зубы.

— Ну, — Вилли буквально изничтожила меня свирепым взглядом, — Леола сказала, что если ты найдешь малышку, она даст тебе, сколько захочешь, денег, но ты должен забыть обо всем. Сказала, передай ему, что в его руках не только ее жизнь. Потом начала рыдать. Вилли удивленно покачала головой.

— Никогда не видела, чтобы так рыдали — слезы текли рекой, а не было слышно ни одного звука!.. “Если он найдет девочку, — сказала потом Леола, — то узнает, что это ничего не решает”. Очень все странно... Имеет это какой-нибудь смысл для тебя, Рик?

— Имеет. — Я разомкнул ее объятия. — Пойди умойся и набрось что-нибудь на себя. У меня уйма вопросов, и я не хочу отвлекаться...

— Хорошо. — В дверях она обернулась с похотливой ухмылкой. — Принести крем, чтобы ты втер его, пока мы будем разговаривать?

Я рассвирепел и сделал угрожающий жест. Она мгновенно исчезла, оставив после себя эхо ликующего смешка.

Что мне сейчас больше всего нужно, решил я, так это немедленно и хорошенько выпить. И я приготовил себе королевскую порцию бурбона. Когда Вилли вернулась, я уже почти расправился с напитком.

Черная ночная рубашка, отороченная пышной кружевной пеной у ворота, закрывала ее от шеи до лодыжек. И все это выглядело бы достаточно целомудренно, если бы не одна деталь — полная прозрачность этого туалета. Было совершенно ясно, что он ничего не скрывает. И зрелище гибкого, отчетливо проступавшего сквозь тонкую черную вуаль тела было упоительно эротичным. Вилли исполнила передо мной ряд пируэтов, олицетворяя поэму в розовых и черных тонах. Потом, остановившись, с ожиданием взглянула на меня.

— Ты, — уныло признался я, — неисправима.

— Но ведь это не так страшно, как маленькие беленькие прыщики? — Ее голос прозвучал встревоженно.

— Выбрось всякую чушь из головы! — Я уже еле сдерживался. — Сядь. Нам нужно поговорить.

Вилли послушно проследовала к кушетке, села и тут же, вскрикнув от боли, вскочила.

— Я думаю, — произнесла она, — мне лучше постоять...

— Ты давно с Рафаэлем? — задал я первый вопрос.

— Может, месяцев шесть.

— И все время на яхте?

— Да, кроме недели, проведенной в Париже... Тогда с нами был Кери. — Она состроила гримаску. — Рафаэль почти всегда был занят, и Кери пытался — ну, ты знаешь что. Не отставал, пока я не пригрозила рассказать Рафаэлю.

— Кроме той поездки в Париж, Рафаэль отлучался с яхты?

— Он часто уезжал. После Парижа пребывал в очень плохом настроении. Кери мне потом рассказывал, что Рафаэль встретился с известной кинозвездой, Виктором Эймори. И этот мужик представил его другой известной кинозвезде — Леоле Смит. Кери выдал мне это, конечно, чтобы заставить ревновать. Он говорил, что Рафаэль совсем потерял голову от этой бабы Смит. С первого раза, как увидел. Но он вроде ее совершенно не интересует... — Вилли презрительно фыркнула. — Кери говорил, что Рафаэль рано или поздно получит ее. Как всегда. В целом мире не найдешь женщину, которая может ему долго сопротивляться.

— А что Кери? Он всякий раз уезжал с яхты вместе с Рафаэлем? — снова нетерпеливо спросил я.

— Иногда да, а иногда и один.

— Не помнишь, имя Рея Толвера когда-нибудь упоминалось?

После некоторого раздумья она покачала головой.

— Насколько припоминаю, нет. Только когда ты в первый раз был на яхте. Да и когда Рафаэль хотел поговорить о бизнесе, он всегда отсылал меня — поплавать или что-нибудь в этом роде.

— Ты встречалась в Париже с Эймори?

— Нет. В первый раз видела его здесь, в Калифорнии. — Она капризно надула губы. — Ужасно разочаровал меня. Не буду смотреть его фильмы!

— А я-то всегда думал, что пропущенное звено — это проблема только Дарвина, — пробормотал я. — Не зна ешь, Эймори или Кери, а может, и оба вместе летали в Америку, когда отсутствовали на яхте?

— Они ничего не говорили. — Вилли пожала плечами. — А я и не спрашивала. Однажды, в первые дни на яхте, я спросила Рафаэля о человеке, который появился поздно ночью. А он мне сказал: котов за любопытство убивают, а котят наказывают, и отхлестал меня ремнем в каюте. Ремень, между прочим, из толстой кожи. Было очень больно — я больше не задавала вопросов.

Я прикончил новый бокал и понял, что вопросов больше нет. Вилли укоризненно взглянула на меня:

— Сначала ты меня избиваешь, а потом до смерти моришь голодом. — Она погладила свой упругий живот. — Я не съела даже ленча: Виктор так ретиво занялся выпивкой. Ты знаешь, я думаю, Кери был прав насчет него.

— То есть? — машинально спросил я.

— В тот раз в Париже, когда он пытался возбудить во мне ревность, я сказала, что, может, Леола любит знаменитого киногероя больше, чем Рафаэля. А Кери сказал, что они были женаты, и она не так давно развелась с ним. Для нее все прошлое кончено. А он все еще без ума от нее, говорил Кери. Я спросила: почему же тогда он представил ее такому человеку, как Рафаэль. А Кери засмеялся, мол, у нее было много таких мужчин, вроде Эймори. А чего у них нет, за тем и охотятся. Виктор хотел наказать эту бабу Смит за нежелание быть с ним, хотел показать, как плохо ей будет без него. Кери очень серьезно это говорил... Эймори, мол, отъявленный трус и вероломный тип, способный пожать руку смертельному врагу, если это, как он думает, поможет причинить зло тому, кто опасен для него самого.

— Пожмет руку своему смертельному врагу?.. — повторил я. — Вилли, ты гений!

— Голодный гений. Пойду-ка я и приготовлю еду. — Она решительно направилась в кухню. — В твоем холодильнике есть хоть что-нибудь?

— Стейк, — коротко бросил я.

— Хорошо. — Она сделала еще несколько нерешительных шагов в сторону кухни, потом запнулась. — Стейк? — замялась она. — Ты сам его варил?

Меня передернуло.

— Оденься. Я свезу тебя пообедать.

Девушка вернулась в платье восточного стиля. Конечно, она выглядела в нем более скучно, нежели в просвечивающейся насквозь ночной рубашке. После того, как я проверил ее всю и убедился, что она не забыла надеть все остальное, я поднялся.

— Ну что, вперед?

— Знаешь, — смущенно призналась Вилли, когда мы отъехали от дома кварталов восемь и она сообразила, что опасность вернуться ей больше не угрожает, — я надеялась, что ты пригласишь меня поесть, и притворилась, что не знаю о стейке.

Вилли самодовольно улыбнулась.

— Я очень хорошо готовлю! Стейк должен быть полусырым и нарублен мелко-мелко. Потом нужно вложить его в булочку, полить кетчупом — так готовят по-американски.

— Жизнь полна неожиданностей, — утомленно ответил я. — Всю жизнь думал, что гамбургер происходит из Гамбурга.

В ресторане Вилли продемонстрировала волчий аппетит — одним махом расправилась с пятью блюдами. Так поглощает пищу хищник, который с перебитой лапой провел в норе четыре месяца сибирской зимы. Когда же мы поднялись из-за стола, она прихватила с собой еще пару хлебцев длиною в фут на случай, если мы проголодаемся по дороге домой. Вернулись мы в районе одиннадцати; Вилли немедленно скрылась в комнате для гостей.

Я приготовил себе ночной колпак и стакан воды. Но только поднес его ко рту, как зазвонил телефон.

— Мистер Холман? — спросил мужской голос. — Это “Вестерн юнион”. У нас для вас срочная телеграмма, из Канн. Прочитать?

— Валяйте.

— “Прибываем завтра поздним вечером. Точка. Встреча в доме Летти в 7 пополудни”. И подпись... — Голос запнулся. — “Султан”.

— Он стесняется пользоваться своим настоящим титулом, — небрежно успокоил я своего абонента. — Полагаю, на этот раз он явится со всем гаремом. Благодарю вас.

Едва я опустил трубку на рычаг, как появилась Вилли в стеганом халатике.

— Ужасно жаль, — в ее голосе звенело отчаяние, — но сегодня мне придется спать в комнате для гостей.., и одной!

— Ну, гм, что поделаешь, — запинаясь, выговорил я.

— Это все блинчик “сюзет”[12], — прошипела она. — Что там было внутри?

— Бренди, — коротко пояснил я.

— Так я и знала! — Блондинка страдальчески закрыла глаза, и на ее лице отразилась беспредельная боль. — Никогда раньше не прикасалась к этому распроклятому алкоголю. И сейчас наказана! Поделом мне!

— Поделом? — удивился я.

— Они везде! — горестно прошептала Вилли. — Я вся покрылась ими! Ужасно! Отвратительные маленькие беленькие прыщики!

Глава 10

Одетая в белый с коричневыми полосками хлопковый костюм Вилли выглядела почти степенно. Она медленно покинула машину и неуверенно поглядела на меня. Я переложил бобину с пленкой в левую руку, взял правой Вилли под локоток и слегка подтолкнул ее к входной двери.

— Мне кажется, еще слишком рано, — сказала она напряженным голосом. — Сейчас только шесть. Ты говорил, что Рафаэль и старуха Смит будут не ранее семи.

— А может, они тоже приедут пораньше, — предположил я. — Невежливо заставлять их ждать.

— Откуда ты знаешь, что Виктор и Бентон дома? — поинтересовалась Вилли. — Они же могли уехать на отдых.

— Они дома, — сказал я, нажимая на кнопку звонка. — Я звонил им утром и предупреждал, что Леола Смит приедет вечером.

— Поздним вечером, — уточнила она. — Не сообщай Виктору, что это я тебе передала слова Кери о Викторе.

— Расслабься, — криво усмехнулся я. — Тебе не о чем беспокоиться.

— А зачем тогда у тебя оружие под пиджаком? — с опаской спросила она.

Хло Бентон отворила дверь, избавив меня от необходимости придумывать мало-мальски вразумительный ответ на острый вопрос.

Похоже, сегодня был “день скромности” для всех без исключения девушек. Хло облачилась в пушистую белую кофточку и узкую длинную черную юбку. Сейчас она выглядела, как и надлежит выглядеть высококвалифицированному, стильному личному секретарю — от изящной шапочки иссиня-черных волос до черных же туфелек на низком каблуке.

— Я бы предпочла, — она одарила меня укоризненным взглядом, — чтобы Леола мне сообщила о том, что возвращается домой.

— Меня поставил в известность Эммануэль, — непринужденно бросил я. — Леола, может быть, хотела преподнести вам сюрприз?

— Полагаю, они не нагрянут ранее семи?

— Вы знаете расписание рейсов, — я неопределенно пожал плечами. — Мы решили приехать пораньше.

— Входите. — Хло отступила в сторону. — Вас тоже ждет приятный сюрприз — будете иметь удовольствие видеть Виктора за стойкой бара.

Я легонько подтолкнул Вилли, приглашая ее пройти в холл. Едва сдерживая ярость, Хло сопроводила нас в гостиную, громко стуча каблуками.

Как и следовало ожидать, Эймори, неловко скорчившись на высоком табурете, сидел у бара. Он являл собой картину небрежной элегантности — в дорогой оранжевой рубашке и красновато-коричневых слаксах. Конечно, если не обращать внимания на напряженное выражение бледного, слегка опухшего лица. Он быстро повернул голову и деланно улыбнулся.

— Ого, весь клан в сборе! — Улыбка его растаяла, когда он увидел меня. — Что-то не припоминаю, чтобы вас принимали в этот клан, Холман.

— Эммануэль любезно известил меня о том, что имеется вакансия, и я быстренько подал заявление, — в тон ему ответил я.

— Ваш допуск к моей жизни обошелся мне в пять тысяч. — Он угрюмо изучал содержимое стакана. — Готов заплатить еще пять тысяч, чтобы вы немедленно убрались к черту из моей жизни и, — он кивнул в сторону Вилли, — прихватили с собой эту жуткую фройлейн. Вы сделаете это, Холман? Не заставляйте меня нервничать.

— Прежде всего мне необходимо промочить горло, — сказал я.

— Наливайте ваш распроклятый стакан! — раздраженно крикнул Виктор.

Я спокойно подошел к бару, положил бобину и взял стакан.

Эймори ехидно усмехнулся.

— Поздновато для показа любительских фильмов, — заметил он.

— Вы не сделаете этого, — тихо проговорила Хло; ее лицо начало медленно бледнеть.

— Это почему же? — с вызовом сказал я.

— Я всегда знала, что ты совершенный подонок, Холман! — Голос ее заметно дрожал, и она запнулась, пытаясь сдержать свои эмоции. — Но я даже представить себе не могла, что ты способен на подобную низость!

Хло в бешенстве выбежала из комнаты, безуспешно пытаясь сдержать слезы.

Вилли, сгорбившись, присела на краешек кресла. Зажав руки между коленями, она смущенно уставилась себе под ноги, как невинный ребенок, который старательно делает вид, что не слышит ругани взрослых.

— Хло стала что-то слишком впечатлительной... — Тон Эймори утратил свою решительность. — Что вы там притащили? Снятую скрытой камерой секретаршу в ванной или еще какую-нибудь гадость?

— Вы кое-что знаете, — небрежно бросил я. — И все время чего-то боитесь. Я беспокоюсь за вас.

— Отцепитесь, Холман. — Эймори залпом опорожнил стакан.

— Что вас сильнее ужаснуло? — Я хитро посмотрел на него. — Нападение на вас Толвера с ножом или уход от вас Леолы?

Протянутая к бутылке рука Виктора задрожала.

— Не лезь, куда не надо! — грубо рявкнул он.

— Черта с два ты остался бы в Голливуде, женатый или нет, если в знал, что Толвер где-то поблизости. — Я понимающе усмехнулся. — Ты помер бы от страха, старина!

— Не правда! — В его глазах на мгновение вспыхнул огонек торжества. — Я знал! Шесть месяцев назад, когда в Париже я познакомил Эммануэля с Леолой, Кери был здесь. Он сказал, что лейтенант Толвер работает в Штатах, но не в Майами. Майк Кери мой приятель. Настоящий приятель — он спас мне жизнь!

— Ну, что же, значит, я ошибся, — охотно согласился я. — Вижу, что Леола, несмотря на развод, больше заботит тебя, чем страх перед Толвером.

— Она вернется ко мне. — Эймори нервно отпил из стакана и вытер рот тыльной стороной ладони. — Не ломай об этом свою умненькую головку, Холман. Леола еще приползет ко мне на четвереньках — и скоро! Нет нужды ее разыскивать — сама объявится. Без меня она ничто. Круглый ноль!

— Ты имеешь в виду, что без нее ты круглый ноль? — засмеялся я. — Продолжаешь жить в ее доме, пока она в Европе. Довольствуешься даже этим — все лучше, чем ничего.

— Ты с ума сошел? — истерически выкрикнул он. — Я живу здесь по просьбе Хло! Она звонила мне после отъезда Леолы, говорила, что до смерти боится быть одна — даже днем. Умоляла сделать ей одолжение и переехать сюда, пока нет Леолы. — Он снова отхлебнул из стакана и самозабвенно продолжал:

— Она хорошая — детка Хло. Мы большие приятели. И всегда ими были. Ее жизнь настолько связана с Леолой, что мне даже казалось, будто она недовольна моей женитьбой на ее хозяйке. Но Хло умница, и мы жили прекрасно. — Виктор понизил голос до конфиденциального шепота. — Ты ошибаешься на мой счет. Я же сказал: мы хорошие приятели, и ничего больше. Разумеется, — он самодовольно осклабился, — стоит мне только поманить мизинчиком... Но я — мужчина одной женщины. И эта женщина — Леола. А что касается Хло... Она постоянна в своих симпатиях и может вынести многое за доброе к себе отношение. Плохая черта характера для девушки, да?

— Из тебя льет, как из дыры в плотине! — прорычал я.

— Некоторые способны смириться с этим, а некоторые — нет. — Он снова самодовольно усмехнулся. — Вы, Холман, наверняка не способны...

Звякнул дверной звонок, и рука Эймори задрожала, расплескав содержимое стакана. Послышался шум бегущих к двери ног, потом наступила тишина. Я сверился с часами — двадцать минут седьмого. Да, Эммануэль разумно поступил, когда сообщил, что будет после семи. Он хотел иметь немного времени для предварительного, без посторонних, разговора с Эймори и Хло. Мы услышали приближавшиеся шаги. Вилли, казалось, съежилась еще больше, а Эймори торопливо прикончил содержимое своего стакана и снова потянулся к бутылке.

Леола вошла в гостиную первой; ее робингудовская шляпа почти касалась темных очков; блестящий виниловый дождевик и черные сапоги до колен довершали ее наряд, придававший ей вид героини старых короткометражек 30-х годов. Как известно, те фильмы позволяли с первого взгляда определить “плохого дядю” — он говорил на исковерканном английском и никогда не снимал шляпу.

Нежно прильнув к ней, Хло довела Леолу до кушетки и заботливо помогла усесться, будто ухаживала за немощной старенькой леди. Виктор воззрился на бывшую жену с выражением безмолвного обожания. Такое бывает написано на морде любимого избалованного пуделя. Эймори пару раз прочищал горло в очевидной попытке сказать хоть слово, но затем его решимость испарилась. И он, очевидно, чтобы компенсировать отсутствие ее, поднес к губам вновь наполненный стакан.

В дверях появился Эммануэль. В своем темном скромном костюме он походил на президента некоего экзотического иностранного банка, который финансирует только войны и семейные кланы. Он не сдвинулся с места, пока тщательно не просканировал каждого из нас по очереди, потом прошел в центр комнаты. Кери не отставал от него более чем на четыре шага. Одет он был тоже неброско и всем своим видом напоминал добротно одетого гангстера.

— Мистер Холман, — Эммануэль слегка поклонился, — как видите, я прилетел, как только получил ваше таинственное сообщение (его обрывистый смешок, казалось, служил в качестве знаков препинания). Надеюсь, вы не разочаруете меня, ведь я проделал столь долгое и неожиданное путешествие.

— Я тоже надеюсь, — отозвался я многозначительно.

— Виктор, дружище, — он одарил Эймори улыбкой, — как дела?

— Почти как обычно, — нервно улыбнулся тот. — Гнусно...

Но Рафаэль тут же потерял к нему всякий интерес и повернулся к Вилли.

— Как моей маленькой, вечно недовольной голубке показалась Америка? — доброжелательно поинтересовался он.

— Очень хорошо, благодарю вас, Рафаэль, — тонким голоском отозвалась она.

— Итак, — Эммануэль энергично кивнул головой, — мы все в сборе. Я привез Майка с собой, потому что он считает отношения с Толвером своим личным делом. — Рафаэль неопределенно махнул рукой и снисходительно улыбнулся Кери. — Не мог не согласиться с ним...

— Виктор, — впервые раскрыл рот Майк Кери, — нальешь мне?

— Нет вопросов, старина! — Виктор нащупал стакан и потянулся за бутылкой. — Все еще пьешь скотч?

— С тех пор как Эммануэль разбогател, — хитро улыбнулся Кери, — и купил винокурню, где они гонят то, что я пью.

— Что скажете? — Виктор громко загоготал.

— Забавная шутка, — поморщился Эммануэль и сделал отрицательный жест. Все сразу замолчали. — Шутить будем позднее.., может быть. Сейчас побольше серьезности.

Он подошел к кушетке, сел рядом с Леолой и медленно скрестил руки на груди.

— Прошу вас, мистер Холман.

Я пересказал им всю историю, начиная со времени, когда я начал подозревать фиктивного Майерсона, и до момента, когда покинул заброшенный мотель в пятидесяти милях от Лос-Анджелеса. Я постарался быть, по возможности, кратким, но все равно повествование заняло немало времени.

Когда я закончил, блеклые глаза Эммануэля впились в мое лицо, словно пираньи в свою жертву.

— Вы сказали, будто настоящий Майерсон утверждал, что Толвер приказал ему несколько дней водить вас за нос в ожидании обещанной встречи. Все это время Майерсон должен был притворяться, что устанавливает связь с Толвером. Однако далее вы сказали, что Толвер был к тому времени уже мертв и три недели назад погребен под полом конюшни.

— Либо Майерсон врал, либо кто-то подделал голос Толвера при телефонном разговоре, — ответил я. — Толвер действительно был уже мертв. И я могу это доказать.

— Каким образом? — прищурился Эммануэль. Я поднял бобину с фильмом.

— Мы можем просмотреть кое-что. Это не займет много времени.

Леола повернулась к Вилли.

— Ты сказала ему?

— Все, и в нужное время, — быстро кивнула девушка. Леола отшвырнула свою ужасную шляпу, и ее короткие светлые волосы, освобожденные из плена, улеглись мягкими пушистыми волнами. Затем она медленно сняла темные очки и многозначительно посмотрела на меня. Живые голубые глаза Леолы в этот момент казались погасшими и совершенно пустыми... И вдруг я отчетливо увидел в них холодное как лед презрение.

— Я не могла бы доверить свою жизнь более надежным рукам, не правда ли, мистер Холман? — с обманчивой мягкостью проговорила она.

Эммануэль, ничего не понимая, нетерпеливо пожал плечами. Он был раздражен тем, что его исключили из такого, вероятно, жизненно важного разговора.

— Прекрасно, мистер Холман, — вмешался он. — Мы сейчас посмотрим ваш фильм. — И он махнул рукой Кери. — Но сначала проводи леди, Майк.

Он подождал, пока три женщины в сопровождении Кери покинули гостиную, и, улыбаясь, посмотрел на Виктора.

— О, конечно, — с неохотой поднялся тот. Оставив стакан, Эймори потащился к выходу, глубоко засунув руки в карманы.

— Меня всегда сводили с ума любительские фильмы, — пробормотал он.

Эммануэль с осторожностью переплел пальцы, пару раз выгнул ладони и молча дождался, пока вышел и Эймори.

— Я в тупике, мистер Холман, — свистящим шепотом проговорил он. — Если вы можете, как только что утверждали, доказать, что Толвер за три недели до известных событий был уже мертв, то он никак не мог похитить дочь мисс Леолы.

— Верно, — согласился я. — Дочь мисс Смит никогда и не похищали. Ее мать забрала малышку из интерната в Швейцарии, тайно привезла сюда и оставила на попечении мисс Бентон. Так что она в безопасности.

— Вы хотите сказать, что меня одурачили? — переспросил Рафаэль.

— Может быть, у Леолы не было другого выхода? Я бы не делал поспешных выводов относительно мисс Смит, — уклончиво сказал я.

— Дорого бы я сейчас отдал, чтобы сохранить чувство юмора... — Он пригладил усы. — Полагаю, нам следует присоединиться к остальным.

Все уже сидели в просмотровом зале, ожидая нас. Эммануэль уселся в первом ряду. Я включил проектор и заправил пленку. Потом щелкнул выключателем освещения и прокрутил фильм. Мне было не интересно смотреть все это еще раз, и я спокойно курил в течение большей части фильма... Однако сосредоточил свое внимание на финальных кадрах — на последних десяти секундах... Когда экран опустел, я остановил проектор и включил свет.

Зрители сидели неподвижно, тупо глядя на пустой экран, словно надеялись увидеть что-нибудь еще. Наконец Эммануэль поднялся и медленно обернулся к нам.

— Итак, теперь мы знаем, как умер Толвер и кто его убил. Человек, якобы похитивший дочь мисс Смит, был мертв еще до похищения. Возможно, это как раз и хорошо. — Он хмыкнул. — Ведь мы не вправе считать, что мать, забирающую своего ребенка из школы, а затем оставляющую его у своей личной секретарши, можно назвать похитителем.

Хло Бентон, резко повернувшись ко мне, сердито бросила:

— Если бы на свете существовала справедливость, ты бы сейчас лежал рядом с Толвером под землей!

— Возможно, — пожал я плечами. — Просматривая фильм второй раз, я обратил внимание на одну странную подробность... Фильм не озвучен, так что мы, естественно, не могли услышать звук выстрела, когда мисс Смит нажала на спусковой крючок. Мы видели струйку дыма, вырвавшуюся из ствола револьвера. Видели удивленное лицо Толвера, когда он понял, что в него стреляли. Заметили, как он упал на комод. Видели, наконец, как его тело перевернулось и рухнуло на пол... Единственное, чего мы не увидели — хотя бы одну-единственную каплю крови...

— Ну, мистер Холман, — дрогнувшим голосом проговорил Эммануэль, — вы еще больше все запутали!

— Давайте пофантазируем. Предположим, некто очень не любит мисс Смит. Он предлагает кому-то, кто очень не любит Толвера, хитроумный план, который позволяет не только свести счеты с Толвером, но и сделать на этом большие деньги. Они вместе продумывают все детали... Им известно, что Толвер был в Майами и что он почти разорен, так как потерял крупную партию товара для Кубы. Этот некто рассказывает Толверу о глубоких чувствах, которые питает Эммануэль к мисс Смит. А также и об ее глубокой привязанности к дочери... Далее Толвер связывается с мисс Смит. Он говорит ей, что знает о намерении Эммануэля похитить ее дочь, чтобы заставить бедную женщину ответить на свои чувства... В такой ситуации единственным способом сорвать его замысел будет немедленно вернуть девочку в Штаты и поручить ее заботам надежного человека, пользующегося полным доверием мисс Смит... Затем сама мисс Смит должна исчезнуть на несколько недель, поскольку люди Эммануэля станут разыскивать Леолу как единственную путеводную нить к ее дочери... Толвер обещает предоставить идеальное убежище — за деньги, конечно. Он вовсе не имел желания похищать мисс Смит, но несколько тысяч долларов от нее за оказанные услуги вполне его устраивают...

Мисс Смит благодарна Толверу за его предупреждение, но все же беспокоится о безопасности девочки. Естественно, она принимает его предложение... Лейтенант укрывает ее в заброшенном мотеле, который купил несколько лет назад. Мисс Смит не подозревает, что она его пленница. До поры до времени... Затем друг Толвера — автор всей блестящей операции — решает, что пришло время переходить ко второму ее этапу... Сейчас уже пора дать понять мисс Смит, что она — пленница Толвера. А сам Толвер должен постоянно угрожать ей до момента, когда она просто возненавидит, к примеру, даже место, на котором он стоит... У смотрового глазка в соседнем помещении устанавливают кинокамеру и приступают к реализации второго этапа операции... Фильм снимается в то время, как разыгрывается маленькая драма, которую вы все видели. Люди Рея Толвера — по-видимому, Уэлш и Ленни — врываются в комнату и утаскивают “труп” Толвера... Затем Толвер “оживает” и говорит своим друзьям, что вся эта растреклятая комедия прошла очень успешно. “Представляете себе, я мертв!” — рычит Толвер и хохочет во все горло. “Так и есть!” — отвечает его друг и стреляет...

Затем этот “друг” приводит мисс Смит в конюшню и показывает ей, как зарывают там тело Толвера. Естественно, она не сомневается в том, что именно она убила его... Леола получает еще один удар, когда ей показывают отснятый фильм... Ей предлагают выбор — либо сотрудничать с ними, делая вид, что ее дочь действительно похищена, либо предстать перед судом за убийство; причем фильм будет весьма впечатляющим доказательством ее несомненной вины. Может, она и выйдет через несколько лет из тюрьмы, говорит ей этот “друг”, но окончательно погубит свою карьеру. А что будет с дочерью?..

И снова мисс Смит вынуждена согласиться на все... Требование о выплате денежного выкупа исходило, предположительно, от Рея Толвера. Деньги должны переводиться на его банковский счет — тоже предположительно — в Швейцарии. Как видите, все очень просто. Мертвый человек и есть злодей.

— Я просто восхищен гениальностью этого “друга”, — задумчиво сказал Эммануэль. — У него есть имя?

Я уловил мгновенную вспышку злобы в глазах Кери и выхватил свой тридцать восьмой.

— А ну-ка, сиди, не шевелись! Сейчас не время нервировать меня — по крайней мере, пока ты на мушке!

— Майк Кери?.. — произнес Эммануэль обиженным тоном.

— А кто же еще? — огрызнулся я. — Кто еще мог предупредить человека Толвера, Сэма Уэлша, о том, что я приеду. Приказал подделать голос Толвера в телефонном разговоре и проинструктировал Майерсона, как за говаривать мне зубы? Это должен быть кто-то из Канн... Но никто из сидящих здесь не мог знать, что вы наняли меня для поисков Толвера и малышки Леолы... Это должен быть кто-то из пассажиров яхты, присутствовавших при нашем последнем разговоре. Мисс Смит? Вы? Или Майк Кери? Выбор небогатый... Думаю, этот кто-то надеялся, что я направлюсь прямо в мотель, откуда предположительно была похищена девочка. И где Уэлш и Ленни ожидали меня, чтобы уложить рядом с Толвером. Если бы я сначала не пришел к Майерсону... Думаю, его задачей было оставить меня в заблуждении до тех пор, пока я не стану проявлять нетерпение... Были ведь и шансы, что я заполню время ожидания поездкой в мотель... Кери даже приготовил открытый банковский чек, явно поддельный. Так что в случае, если бы я проболтался о закупках оружия, можно было подумать, что я или мошенник, или просто чокнутый.

Леола Смит внимательно слушала меня и вдруг расхохоталась.

— Знаете что, мистер Холман? Я была права. Я бы не могла доверить свою жизнь в более надежные руки. — Ее улыбка угасла, когда она обратила взгляд на Эммануэля. — Все, что тут говорил мистер Холман, в основном верно, Рафаэль... За исключением кое-каких деталей. Мне очень жаль, но у меня действительно не было иного выбора. Поэтому я вынуждена была сделать именно так. Я была всецело под властью Кери, пока находилась на вашей яхте. Это его идея — с самого начала!

— Нет, не с самого, — холодно возразил я.

— Что? — поразилась она.

— Лейтенант Кери — сообразительный исполнитель. Он продумывал детали и следил за точностью осуществления всего плана, — пояснил я. — Но он не мог сам придумать такую операцию.

— Почему? — резко бросил Эммануэль.

— Да потому, что он был недостаточно близок к мисс Смит. Родоначальником идеи должен быть человек, действительно близкий к ней. Некто, знавший не только о ваших чувствах к мисс Смит, но и о ее дочери, о школе интернате в Швейцарии... В общем — как, когда и где. Именно с таким человеком Толвер и должен был поначалу войти в контакт, узнав от него целую кучу всяких подробностей о жизни мисс Смит. Когда же идея вызрела, она была продана Майку Кери. А дальше — оставалось сидеть на жестянке и наблюдать, как она реализуется.

— Но почему этот близкий ко мне человек хотел... — Голос Леолы сорвался.

— Полагаю, он до чертиков ненавидит вас, — извиняющимся тоном ответил я.

— Некто, кто ненавидел меня.., и так же ненавидел Толвера? — Она с ужасом уставилась на Эймори.

— Нет! — Виктор с усилием покачал головой. — Не я, Леола, клянусь!

— Он ужасно боялся лейтенанта Толвера, — жестким тоном отметила Хло. — И был уверен, что Рей убьет его, если не вмешается Кери. Виктор не хотел верить, что после развода у него с Леолой все кончено. Не в состоянии он был и полностью отказаться от нее! Остерегайтесь слабых, ибо они способны ненавидеть сильнее, чем кто-либо.

Бывший муж Леолы в безнадежном отчаянии продолжал трясти головой. Его глаза метались по нашим лицам, отыскивая малейшие признаки сомнения в его виновности. Потом вяло кивнул.

— Причинить боль Леоле?.. — пробормотал он угасающим голосом. — Я не способен на это. Никогда!

Он умолк и рефлекторным движением утер рот ладонью.

— Хочу выпить! — хрипло бросил он.

— Единственно, что сделал умно Эймори, — это то, что пригласил меня для поисков мисс Смит и высказал предположение, что отправной точкой для меня может быть яхта Эммануэля, — мягко продолжил я. — Иначе говоря, он несет всю полноту ответственности за вскрытие ящика Пандоры[13].

— Не понял вас! — недовольно откликнулся Эммануэль.

— Если бы это и впрямь была идея Виктора, — ворчливо объяснил я, — то какого же черта ему понадобилось посвящать меня во все подробности? Не проще ли было взять да и направить меня прямо на вашу яхту, чтобы не только найти там мисс Смит, но и, может быть, столкнуть с Кери?.. По-моему, есть еще один кандидат, кроме Эймори.

— Еще один? — Эммануэль явно опешил. Но ошеломленное выражение быстро исчезло с его лица. Было видно, что он догадывается, о ком идет речь.

— Да-да, девушка, которая любит парня, за которого вышла замуж ее хозяйка, — устало проговорил я. — Девушка, чья ненависть к хозяйке лишь усилилась после развода Леолы с Виктором. С ее точки зрения, любимый человек оказался настолько безумным, что не хотел замечать привлекательную секретаршу своей бывшей жены!.. Она сама мне говорила, что слышала историю о стычке на борту яхты тысячу раз. Знала, как он ненавидит Толвера. Слышала, что ее хозяйка и Эммануэль не были вместе в Париже. И она знала достаточно о его лучшем друге — Майке Кери. Не трудно...

— Заткнись, Холман! — холодно прервала меня Хло. — Я устала выслушивать твои благоглупости!

Она с нескрываемым вызовом взглянула на Леолу и громко захохотала.

— Как я ненавижу вас! — зло прошипела она. — Вы даже не представляете, как ненавижу! Великая кинозвезда с тремя разбитыми замужествами и всем этим дерьмом... Вы — совершенная эгоистка и сука. И никто, никто из людей не значит для вас ровным счетом ничего! Это относится и к вашей дочери! Девчонка — в точности ваша эго-проекция. — Хло снова рассмеялась. — Подождите пяток лет, когда ей исполнится семнадцать, и вы будете выглядеть старухой рядом с ней! О, тогда-то вы станете лезть из кожи вон, пытаясь уговорить ее уйти в монастырь!

— Малышка Леола! — Лицо мисс Смит исказила тревога. — Где она?

— Можете не беспокоиться, с ней-то все в порядке, — с издевкой ответила Хло. — Я люблю малышку из-за ее отца, а не из-за вас! Она живет у мисс Коплз, вашей бывшей экономки-пенсионерки, и радуется каждой минуте своей жизни. Можете забрать в любой момент!

— Полагаю, я уволен? — внезапно спросил Майк Кери. Вопрос ошеломил даже Хло Бентон. Она изумленно взглянула на него: ее брови поползли вверх, почти полностью скрывшись под челкой.

— Пусть это тебя не заботит! — бросил Эммануэль.

— Как это? — удивился Кери. — Мы только что видели фильм, где леди Смит убивает Толвера. По-моему, эта пленка — неоспоримое доказательство. И тут же Холман говорит, что убил его я. Но подтверждения этой версии я что-то не увидел...

— Насколько я помню, в то время, когда это случилось, ты, кажется, был в Каннах, — подумав, заявил Эммануэль. — Однако точно так же ты мог быть и в Калифорнии...

— Или в Саудовской Аравии, — проворчал Майк Кери. — А потом, вы забываете одну простую вещь... Если вы поставите леди Смит перед необходимостью давать свидетельские показания и предложите рассказать ей всю эту историю, я бы не дал свою голову на отсечение, что подобное вызовет энтузиазм у окружного прокурора. А особенно не стал бы распространяться о великой кинозвезде, своими руками загубившей свою славную карьеру. Глупыми россказнями с подачи Холмана.., так что вы наверняка бессильны против меня... Я ухожу.

— Стой, где стоишь, Кери! — прорычал я. Он взглянул на револьвер, все еще нацеленный на него, и пожал плечами.

— Ладно, тогда я присяду еще на пару минут и послушаю, что скажет великая кинозвезда. — Майк Кери взглянул на Эммануэля и язвительно ухмыльнулся. — И великий мультимиллионер, который к ней неровно дышит... Босс, да все животики надорвут от смеха, когда эта история появится на первых полосах газет. Большего смеха свет еще не слыхивал!

Хло злорадно захихикала, углядев зеленоватый оттенок, появившийся на лице Эммануэля.

— Две великие кинозвезды, Майк! — с издевкой в голосе воскликнула она. — Не следует забывать и о нашем герое Викторе Эймори! Не думаю, что мы увидим поклонниц-фанаток, которые сейчас рвутся на следующую его картину, когда они узнают, какой на самом деле бесхребетный пьяница их любимец.

— Да-а, — одобрительно протянул он, — и не забудь заодно уж и Ричарда Холмана. Вот уж Рик почешется, когда всплывет, что он забыл сообщить полиции об убийстве, даже когда узнал о точном месте захоронения Тол-вера! А ведь есть еще Уэлш да Ленни! Все эти необъяснимые смерти, ненайденные тела...

— Думаю, нам больше не нужно здесь оставаться, — радостно резюмировала Хло. — Можешь помочь мне упаковаться, а потом мы уберемся подальше отсюда...

Она засмеялась и вопросительно посмотрела на Майка.

— Не хочешь сказать “прощай, толстяк” своему бывшему боссу перед тем, как уйдем?

Она поднялась и быстро встала перед ним, заслонив его от меня.

— Если решишься воспользоваться оружием, Холман, тебе придется сначала стрелять в меня...

— Мистер Холман. — Эммануэль многозначительно посмотрел на меня блеклыми с покрасневшими белками глазами. — А ведь они правы. Все мы слишком много потеряем, если наша история будет оглашена в зале суда. Те, кто умер, заслуживали смерти — Толвер и те двое, что заставляли вас копать собственную могилу... — Он безнадежно покачал головой. — Цена слишком велика. Пусть идут, мистер Холман.

Я колебался, казалось, вечность, потом нехотя вложил револьвер в кобуру.

— Посторонись-ка, Холман, мешаешь! — с нескрываемым ликованием в голосе крикнула Хло, идя прямо на меня.

Я отступил, пропуская ее. Но, когда Кери поравнялся со мной, взмахнул кулаком и со всего маху въехал ему как раз над левой почкой. Майк слабо вскрикнул, издав звук, похожий на хныканье, и упал на одно колено. Его лицо посерело.

— Я задолжал тебе, — охотно пояснил я. — Ты пощекотал меня револьвером на яхте, помнишь?

Хло сочувственно запричитала, склонившись над ним, и помогла встать на ноги. Майк зло посмотрел на меня, но поняв, что сила не на его стороне, тяжело опираясь на плечо Хло, выбрался из зала.

— Мне нужно немедленно забрать малышку Леолу! — заторопилась мисс Смит.

— Я отвезу тебя, — предложил Эймори.

— Хорошо, — согласилась она с печальной улыбкой. — Ты здорово рисковал с этими...

— У тебя нет сердца, а у меня — силы воли, — пожал плечами Виктор. — Так, может, мы нужны друг другу?

— Не торопи меня, — прошептала она. — Не сейчас. Потом поговорим.

Она поспешно удалилась, сопровождаемая Виктором. А я с раздражением подумал, что вся эта история ее навряд ли чему-нибудь научила.

Пуделя проще покупать в зоомагазине...

Вилли подошла ко мне и обвила руками мою шею. Эммануэль, нервно поглаживая усы, тоже направился к нам.

— Должен поблагодарить вас, мистер Холман, за спасение моих денег, предназначенных для выкупа. Я должен был заплатить их от имени мисс Смит. Три миллиона долларов!

— Даже Кери не мог быть настолько оптимистом, — криво улыбнулся я. — Так сколько же это было на самом деле?

— Превосходно. — Он в задумчивости вздохнул. — Я тогда считал: не худо бы произвести на мисс Смит впечатление, что я понес громадные финансовые потери. Чтобы она оценила, на что я пошел ради нее... Но, если хотите знать правду... Это было двести тысяч. Как бы то ни было, я ваш должник, мистер Холман.

— Тогда выпишите чек, — с улыбкой сказал я.

— Выпишу... — Эммануэль посмотрел на Вилли. — По-моему, Голливуд — то самое место, которое просто создано для тебя, моя маленькая, вечно недовольная голубка. У тебя есть все, что нужно. Явно привлекательные физические данные. Но думаю, ты обладаешь еще кое-чем гораздо более важным — хищным умом, хитрой изворотливостью и, главное, стремлением и умением ревностно служить собственному благоденствию... Ты далеко пойдешь, Вилли!

— Благодарю вас, Рафаэль, — смиренно проворковала она.

— Оставляю тебя в способных руках мистера Холмана, — с грустью продолжал Рафаэль. — Позже я пришлю ему чек за предоставленные услуги... То же самое сделаю и для тебя. А я... Я чувствую настоятельную необходимость переменить обстановку и увидеть новые лица. Продать, что ли, яхту, купить где-нибудь частную железную дорогу?.. Есть тут телефон, мистер Холман?

— Сюда. — Я проводил его в гостиную и оставил одного.

Мы ожидали Эммануэля на крыльце. Через пару минут он появился, сияя улыбкой.

— Вы очень добры ко мне... Любезно с вашей стороны было подождать меня, чтобы проститься. Такой богатый человек, как я, всегда ценит малейшее проявление доброты к себе, ведь нам и так не много ее достается... — Он игриво шлепнул Вилли по заду. — Я буду скупать все копии твоих фильмов и хвастать, что когда-то знал тебя...

Подошла и моя очередь получить свою порцию улыбки Рафаэля.

— Я не в восторге от финала этой истории, — сказал он. — Вы знаете, я твердо верю, что справедливость все же восторжествует. Даже в том случае, если путь к ней извилист и долог. Я уверен, что эти двое получат по заслугам. — Эммануэль вдруг хитро ухмыльнулся. — Я сделал очень удачный звонок!

Глава 11

В утренней почте следующего дня я обнаружил два чека. Один — для меня на десять, а другой — для Вилли Лау на восемь тысяч долларов.

Вилли заявила, что мы должны отпраздновать такую удачу, и я согласился с этим великолепным предложением. Она захотела накормить меня обедом при свечах, приготовленным ее прекрасными ручками. Но я не был уверен, что последняя идея была блистательной. Тем не менее она оставалась неколебимой в своих намерениях... Около пяти вечера Вилли выставила меня из моего собственного дома; мне было приказано не показываться на глаза до восьми. Я купил вечернюю газету, припарковал машину в Уилшире и отправился в ближайший бар.

С третьей полосы газеты на меня печально смотрело лицо Хло Бентон. Броский заголовок гласил: “Сговор любовников-самоубийц в необитаемом мотеле!"

Одним глотком прикончив свой мартини, я заказал еще один. Затем внимательно вчитался в подробности. Получив анонимный звонок, полиция прибыла в заброшенный мотель в пятидесяти милях от Лос-Анджелеса. Там, в одной из хижин, она обнаружила тела мужчины и женщины. Мужчину опознать не удалось; его возраст — около сорока пяти. Затем следовало описание тела Майка Кери. Женщина — Хло Бентон, двадцати шести лет. Личный секретарь. Проживала в Беверли-Хиллз. (Думаю, киностудия постаралась скрыть от газеты информацию о взаимоотношениях Хло с мисс Смит.) Их совершенно нагие тела лежали на кровати. Полиция считает, что, с согласия девушки, мужчина сначала застрелил ее. А затем выстрелил в себя. И больше никаких подробностей...

Я был ошеломлен и несколько минут просидел, приходя в себя. Потом подумал, что кем бы ни были друзья Эммануэля — может быть, им он звонил из дома мисс Смит накануне вечером? — они весьма искусно провернули для него это дельце... Действительно мастерски! У меня мелькнула злорадная мысль: как близко Уэлш и Ленни лежат от Толвера под земляным полом старой конюшни. Но я решительно пресек подобные размышления как совершенно непозволительные для парня, именующего себя промышленным консультантом. А тем более являющегося одновременно обладателем лицензии частного детектива.

В пять минут девятого Вилли встретила меня у двери моего дома. На ней было роскошное и на первый взгляд простенькое короткое черное платьице, которое, казалось, держалось только на ее выдающейся надстройке.

Комнату освещал мягкий интимный свет свечи;

"Виши” было охлаждено надлежащим образом, а курица приготовлена по-корнуэлльски. Я определил ее как доставляемое на дом фирменное блюдо моего второго любимого ресторана. Это был, так сказать, триумф Вилли в области разогревания... Я откупорил вторую бутылку вина, когда тарелки уже были убраны, наполнил бокалы и выжидающе откинулся на спинку кресла.

— А десерт? — требовательно напомнил я.

— Будет. Очень скоро... — ответила она. — О-очень дорогое блюдо, сервируется ou naturele[14] и почти без гарнира.

Десертом было вовсе не мороженое с карамельным сиропом. Десерт, который был подан, оказался калорийнее мороженого. И мы смаковали его в спальне...

Ноги Вилли покоились на моих плечах; мы наблюдали за собой в зеркальном потолке. До этого мы провели небольшую разминку со всевозможными играми, и я правильно предполагал, что ее секс-прелести сладкие, как дикий мед. Мы опробовали все известные нам способы. А теперь, когда покончили с играми, наступил финал. Это произошло сравнительно быстро, когда с напряженными ягодицами я втолкнул себя в нее так глубоко, как только мог — прямо вверх, до конца! — и мое семя выстрелило в нее. Вилли вытянулась в струнку, выкрикнула несколько раз мое имя и, почти в беспамятстве, обмякла.

Лучшего десерта я не пожелал бы...

Я включил прикроватную лампочку и любовался игрой света и теней на ее великолепном обнаженном теле. Она тихо что-то мурлыкала и ладонью гладила мою грудь.

— Подожди, — я перевернулся на живот. — Почеши мне спину. Она зудит.

Я лежал с закрытыми глазами, растворяясь в благостной эйфории, когда она почему-то перестала чесать.

— Рик, дорогой! — удивленно воскликнула она.

— Что? — отозвался я.

— Я же говорила тебе, это будет на десерт, но зачем было так обжираться? — Она засмеялась. — Ты сам виноват!

— О чем, черт побери, ты бормочешь? — зарычал я.

— Вся спина у тебя покрыта ими! — Маленькая кретинка прыснула хриплым смехом. — К утру ты весь будешь в них!

— Ты чокнулась? — Я все еще ничего не понимал. Я перевернулся и сел. Свет лампы упал мне на правую руку, и я оцепенел от страха. Я всматривался в тщетной надежде, что это всего лишь игра света. Но нет. Они были — россыпь маленьких беленьких прыщиков, протянувшаяся по всей руке!