Том 8. Стихотворения; Сказки; Сказки и рассказы для детей; Золотой ключик; Русские народные сказки

А. Н. Толстой первоначально стал известен в литературе как поэт. Его первая книга стихов «Лирика», изданная в 1907 году, была, как об этом впоследствии говорил и сам автор, «… подражательная наивная книга…» В ней явно ощущается влияние поэтов-декадентов на молодого писателя.

Вслед за тем А. Толстым была выпущена в свет книга стихов «За синими реками» (изд-во «Гриф», 1911). Много лет спустя, характеризуя эту свою книгу, А. Н. Толстой писал: «…От нее я не отказываюсь и по сей день. «За синими реками» — это результат моего первого знакомства с русским фольклором, русским народным поэтическим творчеством».

Раздел первый этого сборника, включающий стихотворения: «Весенний дождь», «Купальские игрища», «Осеннее золото» и «Заморозки», назывался «Солнечные песни». Остальные четыре раздела общих заглавий не имели.

В дальнейшем, готовя издание сочинений («Книгоиздательство писателей в Москве», 1913), А. Н. Толстой включил в него сборник «За синими реками» (том IV), переработав многие стихотворения, но сохранив первоначальный порядок и состав. В этом издании стихотворения делятся на два цикла: «Солнечные песни» и «За синими реками». Спустя десять лет многие произведения автор подвергает вторичной переработке и печатает их в сборнике «Приворот» (ГИЗ, М. 1923). Не включенными в это издание оказались два стихотворения: «Заклятие смерти» и «Портрет гр. С. Т.».

Весь состав сборника «Приворот» (сказки и стихи), за исключением стихотворения «Москва», вошел в I том Собрания сочинений, ГИЗ, 1929, и в I том идентичного издания изд-ва «Недра». В этом издании дополнительно напечатаны три стихотворения, опубликованные в свое время в журналах: «Егорий — волчий пастырь», «Кладовик» и «Кузница».

Стихотворения «Весенний дождь», «Купальские игрища», — «Осеннее золото», «Заморозки», «Золото», «Сватовство», «Лешак», «Зори», «Додола», «Лесная дева», «Плач», «Обры», «Змеиный вал», «Ведьма-птица», «Мавка», «Фавн» и «Кот» впервые напечатаны в сборнике «За синими реками», изд-во «Гриф», 1911.

Первая публикация остальных стихотворений указывается в каждом отдельном случае.

Вспоминая о своих первых шагах в литературе, А. Н. Толстой писал: «Нет искусства, которое не было бы частицей твоей жизни» (ПСС, 13, с. 538). Ранние художественные опыты писателя в наиболее ценной части отмечены впечатлениями детских и отроческих лет Знакомство будущего писателя с фольклором в заволжском степном хуторе, а позднее — специальное изучение сказок и песен перекрыло в ранних книгах писателя действие всех других творческих факторов. В зрелые годы значение народа и народного творчества Толстой сформулировал в виде общего положения: «…в родстве с народом и близости к народу художник черпает свою силу, свое вдохновение» (ПСС, 13, с. 540). Говоря о себе, писатель заметил: «Я думаю, если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, — эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, сказки, лучину, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву» (ПСС, 13, с. 414). Толстой имел в виду описание Москвы в «Петре Первом», но мог бы отнести эти слова и ко всем тем произведениям, которые требовали соответствующего знания русского фольклора.

Когда известный литературовед и театральный критик С. Н. Дурылин в 1943 году неосторожно заметил, что, обратившись к темам заволжских рассказов и повестей, Толстой «отрекся» от предшествующего творчества (журн. «Октябрь», 1943, № 4–5, с. 114), писатель сразу возразил и назвал фольклорную книгу «За синими реками» своим дебютом в литературе: «От нее я не отказываюсь и по сей день. «За синими реками» — это результат моего первого знакомства с русским фольклором, русским народным творчеством» (ПСС, 1, с. 84).

Конечно, нельзя забыть, что книге «За синими реками» предшествовал сборник стихов «Лирика» (Пб., 1907), в котором Толстой с намерением уяснить «современную форму поэзии» следовал за модными поэтами — декадентами. И тем более важно подчеркнуть, что влияние фольклора помогло писателю найти свой путь в литературе. Освоение фольклора способствовало созданию подлинных художественных ценностей. Автор книги «За синими реками», по его собственным словам, уже через год «стыдился» (ПСС, 13, с. 493) «подражательной, наивной и плохой» книжки «Лирика» (ПСС, 1, с. 84).

На некоторых и фольклорных стихах Толстого заметно влияние А. М. Ремизова, М. А. Волошина, Вяч. И. Иванова. Стихотворение Толстого «Ховала» (1907), к примеру, было посвящено Ремизову и, несомненно, навеяно его одноименной сказкой. Молодой писатель следовал за своими наставниками и в ряде своих общих идей. Так, в заметке «О нации и о литературе» Толстой писал о необходимости связать «представления современного человека и того, первобытного, который творил язык» (журн. «Луч», 1907, № 2, с. 16). Важно и другое: «Я начал с подражания… — вспоминал Толстой. — Но пока еще это была дорожка не моя, чужая» (ПСС, 13, с. 411). Книга «За синими реками» явилась результатом наиболее ясно выраженного внутреннего несогласия молодого писателя с декадентской эстетикой. «Я любил жизнь, — писал позднее Толстой, — всем своим темпераментом противился абстракции, идеалистическим мировоззрениям» (ПСС, 1, с. 85). Искажение ясных жизнеутверждающих идей и образов фольклора встречало у автора книги «За синими реками» резкое осуждение. В рецензии на сборник М. Н. Багрина «Скоморошьи и бабьи песни» (СПб., 1910) Толстой писал о «высоком художественном вкусе народа» и осудил неудачную книгу. Ее составитель, по словам писателя, «преподнес — вместо острой, пахнущей землей мудрой народной песни — обсосанные свои слащавые романсики» (ПСС, 13, с. 273).

Сборник «За синими реками» принципиально отличен от декадентского восприятия фольклора и его искажения в литературе. Книга лишь внешне следует за «концепцией обновления мифа», изложенной Вяч. Ивановым в «Письмах о русской поэзии» (журн. «Аполлон», 1910, № 7). В 1914 году Толстой писал о себе как авторе: «Мне казалось, что нужно сначала понять первоосновы — землю и солнце. И, проникнув в их красоту через образный, простой и сильный народный язык, утвердить для самого себя — что да и что нет, и тогда уже обратиться к человеку, понять которого без понимания земли и солнца мне не представлялось возможным. Верен ли этот выбранный, быть может бессознательно, путь — укажет дальнейшее» (Книгоиздательство, IV, с. 5). Замысел автора понять человека через родство со стихиями и природой выразился в разбивке стихотворений на циклы: первый цикл — природный круговорот: «Весенний дождь» — «Купальские игрища» — «Осеннее золото» — «Заморозки»; за этим циклом следуют стихотворения с непосредственной трактовкой человеческих переживаний, а равно — стихотворения на исторические темы. Но циклизация не доведена до конца, уже второй цикл оказался сломанным, а самая разбивка на «отделы» была устранена при переизданиях стихотворений, начиная с Книгоиздательства, IV. Что же касается самих стихотворений, то при всем том, что в них постоянно перемежается описание людских чувств и природы, раскрытие поэтических тем дано в полном отвлечении от мнимой природной «первоосновы». В особенности показательны стихотворения на исторические темы, безотносительные к идейно-философскому замыслу всей книги (к примеру, «Скоморохи»). В сущности не имеют отношения к общему замыслу и многие стихотворения о природе: «Золото» — картина жатвы, выдержанная и по форме в реалистическом стиле, «Лель» — стихи о лесной чаще, источающей сильные запахи в горячий день, и проч. Общий пафос книги — в радостном приятии природного и человеческого бытия. Он-то и роднит Толстого с жизнеутверждающими традициями фольклора.

Книга «За синими реками» свидетельствует о глубокой осведомленности молодого писателя: он воспроизвел многие мотивы русского фольклора с точным знанием календарных обрядов, песен, сказок, преданий, былин. В стихотворениях ощутимо присутствие концепции А. Н. Афанасьева, других фольклористов-мифологов. Обращает на себя внимание первая в творчестве писателя попытка художественно осмыслить летописные сказания («Обры» и др.), исторические предания («Во дни кометы», «Суд» и др.). В этих опытах обнаруживаются некоторые черты будущей исторической прозы писателя.

Стихотворения стоящего несколько особняком малого антологического цикла «Хлоя», как и стихотворения «Фавн», «Зори», свидетельствуют о широте творческих интересов Толстого, о его проникновении в мир фольклора и литературы других народов.

Книга «За синими реками», если судить по обозначению на титульном листе, вышла в 1911 году, но фактически — в конце 1910 года (М., изд-во «Гриф»). В книгу вошло 39 стихотворений: «Весенний дождь», «Купальские игрища», «Осеннее золото», «Заморозки», «Пастух», «Полдень», «Золото», «Земля», «Трава», «Сватовство», «Талисман», «Лешак», «Зори», «Самакан», «Лель», «Семик», «Додо-ла», «Лесная дева», «Колыбельная», «Плач», «Беда», «Обры», «Змеиный вал», «Скоморохи», «Суд», «Казнь» (позднее названо — «Москва»), «Ведьма-птица», «Приворот», «Заклятие смерти», «Портрет гр. С. Т(олстой)», «Мавка», «Хлоя. Весенние стихи», «Гроза», «Дафнис и медведица», «Дафнис подслушивает сов», «Утро», «Фавн», «Кот», «Обитель». Большинство стихотворений публиковалось впервые, но многие увидели свет в журналах, газетах и альманахах в 1908–1909 годах.

Переиздавая стихотворения в 1914 году (Книгоиздательство, IV), Толстой внес в них стилистическую правку, но сохранил их состав и порядок (за исключением незначительных перестановок). Самым существенным было разделение стихотворений на два цикла: «Сол-печные песни» и «За синими реками».

Стихотворения печатаются по тексту Собрания сочинений ГИЗ, и идентичному изданию Недра. Все иные случаи оговорены. В комментариях к стихотворениям отмечены интересные в творческом отношении редакции, изменение текста в разных публикациях и, напротив, отсутствие изменений в публикациях, разделенных десятилетиями, — устойчивый показатель соответствия текста высоким требованиям писателя и в зрелые годы. Важно было объяснить в комментариях трудные для понимания места текста, мимо чего, как правило, проходили комментаторы ранних произведений писателя.

При составлении комментариев учтено все существенное из комментариев Ю. А. Крестинского к ПСС, 1.

Солнечные песни

Весенний дождь. — Включено в книгу «За синими реками», в первый раздел, имевший общий заголовок «Солнечные песни» (в этом разделе, охватывающем годовой цикл, кроме «Весеннего дождя», были: «Купальские игрища», «Осеннее золото», «Заморозки»).

Купальские игрища. — Напечатано в книге «За синими реками».

Пастух. — Впервые — журн. «Остров», 1909, № I. Печаталось без изменений в последующих публикациях.

Полдень. — Впервые — журн. «Весы», изд. «Скорпион», 1909, № I, под заглавием «Косари». В книге «За синими реками» — под заглавием «Полдень».

3емля. — Впервые — журн. «Остров», 1909, № 1. В последующих публикациях без изменений.

Трава. — Впервые — журн. «Остров», 1909, № 1. С изменением некоторых строк вошло в книгу «За синими реками».

Талисман. — Впервые — журн. «Русская мысль», 1909, № 3.

A. Н. Толстой вписал стихотворение в литературную тетрадь B. И. Кривич-Анненского с пометой: 26 декабря 1908 года.

3ори. — Стихотворение навеяно угро-финскими мифологическими сказками, которые нередко пелись (см. об этом: В. Чернолуский. О саамах и их сказках. — В кн: «Саамские сказки». М., 1962, с. 12). Таким образом, переложение сказочной темы в стихи у Толстого явилось как бы продолжением фольклорной традиции. Неслучайны и имена персонажей стихотворения. Койт — ср. финское koitta — светать, рассветать. Эльмарика — от ёма — матка, самка; rikkaus — богатство.

Самакан. — Впервые — журн. «Весы», изд. «Скорпион», 1909, № 1. Без разночтений опубликовано в книге «За синими реками». В сборнике «Приворот» заменен последний стих: вместо «Сыпь же, вей же серебром, буран» — «Запевай за мной, подхватывай, буран».

Лель. — Впервые — Журнал театра Литературно-художественного общества, 1909–1910, № 4. С исправлениями вошло в книгу «За синими реками».

Семик. — Впервые — журн. «Весы», изд. «Скорпион», 1909, № I. Со сборника «Приворот» идет незначительная правка первого стиха: вместо «во лесу» — «в лесу».

Додола. — Напечатано в книге «За синими реками». Время написания — лето 1909 г.

Лесная дева. — Рукописный текст — в архиве писателя, датирован 1909 годом (см. примеч. к ПСС, 1, с. 624).

Плач. — В издании Книгоиздательство, IV и в последующих «Плач» завершал цикл «Солнечных песен», отделенный от цикла «За синими реками». См. коммент. к «Колыбельной» наст. тома.

За синими реками

Колыбельная. — В издании Книгоиздательство, IV произведена перемена места с «Плачем». Соответственно, «Колыбельной» открывался малый цикл «За синими реками», отделенный от остальных стихотворений. Такой порядок сохранен и в ГИЗ, I.

Во дни кометы. — Впервые — журн. «Русская мысль», 1909, № 3, под названием «Беда». Напечатано в книге «За синими реками» под тем же названием — «Беда». В Книгоиздательстве, IV и ГИЗ, I — под названием «Во дни кометы».

Обры. — Приблизительное время написания — февраль — март 1909 г. (см. примеч. к ПСС, 1, с. 625). В Книгоиздательстве, IV к в последующих публикациях произведено изменение одного стиха: вместо «Трубят черные олени» — «Воют черные олени».

Змеиный вал. — В рукописи первоначально называлось «Змий», время написания — май — июнь 1909 г. (см. примеч. к ПСС, 1, с. 625). В книге «За синими реками» шестой, седьмой и восьмой стихи читаются:

Скоморохи. — Впервые — журн. «Образование», 1907, № 11. В последующих изданиях произведена замена стиха «Дожидается яма в бурьяне» на стих «Да чернеется яма в бурьяне». Время написания — осень 1907 г. (см. примеч. к ПСС, 1, с. 625).

Суд. — Впервые — журн. «Русская мысль», 1909, № 3. Включено в книгу «За синими реками» и без изменений оставлено в последующих изданиях.

Москва. — Напечатано в книге «За синими реками» под названием «Казнь». В Собрании сочинений Книгоиздательства, IV и в сборнике «Приворот» — под заголовком «Москва». Исправлен один стих: вместо «И мне, вольному кречету» — «Вот и мне, вольному соколу». В Собрание сочинений ГИЗ не вошло. Печатается по тексту: Приворот.

Егорий — волчий пастырь. — Впервые — журн. «Образование», 1908, № 4, под заглавием «Егорий (Волчий пастырь)». В ГИЗ, I устранена последняя строфа:

Ведьма-птица. — Время написания — январь — февраль 1909 г. (см. примеч. к ПСС, 1, с. 626). В издании ГИЗ, I произведена замена одного слова: вместо «медный рог» — «турий рог». Правка существенна с точки зрения исторической достоверности изображения.

Приворот. — Впервые — журн. «Русская мысль», 1909, № 3. В последующих публикациях печаталось без изменений.

Кладовик. — Впервые — ГИЗ, I. Ранняя публикация не установлена.

Мавка. — Время написания — осень 1909 г. (см. примеч. к ПСС, 1, с. 626). В последующих публикациях оставлено без изменений.

Xлоя. — Впервые — журн. «Аполлон», 1909, № 2 (ноябрь), с подзаголовком «Весенние стихи» в составе цикла: «Зеленые крылья весны…», «Гроза», «Дафнис и медведица», «Дафнис подслушивает сов», «Утро». Перепечатано в книге «За синими реками» и в других изданиях с незначительной правкой.

Гроза. — Впервые — журн. «Аполлон», 1909, № 2 (ноябрь).

Дафнис и медведица. — Впервые — журн. «Аполлон», 1909, № 2 (ноябрь).

Дафнис подслушивает сов. — Впервые — журн. «Аполлон», 1909, № 2 (ноябрь).

По содержанию перекликается с мотивом предыдущего стихотворения:

Утро. — Впервые — журн. «Аполлон», 1909, № 2 (ноябрь).

Фавн. — Напечатано в книге «За синими реками» со строфой, опущенной в томе IV Книгоиздательства и в сборнике Приворот, в Собрании сочинений ГИЗ, I. Приводим опущенную строфу по книге «За синими реками»:

Кот. — В рукописи есть посвящение Елизавете Николаевне Толстой, сестре писателя, озаглавлено: «Черный кот», «Сестра» (перечеркнуты), «Родимое пятно». В книге «За синими реками» с заглавием «Кот» и в последующих публикациях — без изменения.

Кузница. — Впервые — газ. «Речь», 1909, 20 апреля. В рукописи названо «Эскизы». В книгу «За синими реками», в том IV Книгоиздательства включено не было. Печатается по тексту ГИЗ, I.

Первые свои опыты работы над сказочной прозой писатель опубликовал отдельной книгой в 1910 году: «Сорочьи сказки» (СПб., изд-во «Общественная польза»), с посвящением жене С. И. Дымшиц. Книга фактически вышла в конце 1909 года. Сборник включал 41 сказку: «Еж-богатырь», «Сорока», «Мышка», «Мудрец», «Рысь, мужик и медведь», «Лиса», «Кот Васька», «Сова и кот», «Козел», «Заяц», «Рачья свадьба», «Мерин», «Верблюд», «Ведьмак», «Полевик», «Муравей», «Куриный бог», «Дикий кур», «Гусак», «Маша и мышка», «Топор», «Картина», «Порточки», «Горшок», «Петушки», «Великан», «Хозяин», «Кикимора», «Звериный царь», «Водяной», «Мишка и леший», «Башкирии», «Серебряная дудочка», «Неугомонное сердце» (под другим названием «Русалка»), «Проклятая десятина», «Иван да Марья», «Иван-царевич и Алая-Алица», «Смирный муж», «Странник и змей», «Богатырь Сидор», «Соломенный жених». В книге сказки еще не были разделены на циклы: «Русалочьи сказки» и «Сорочьи сказки». Это разделение произведено в 1923 году в сборнике Приворот.

Замысел сказок по-своему перекликается с замыслом книги «За синими реками» — в особенности это касается цикла «Русалочьих сказок». В их образности и стиле много общего со стихотворениями, но в сказках с большей определенностью выразились, как отметил Толстой, его «детские впечатления» (ПСС, 1, с. 84). О детских впечатлениях, которые отразились в «Сорочьих сказках», Толстой писал в 1929 году: «…я рос один в созерцании, в растворении среди великих явлений земли и неба. Июльские молнии над темным садом; осенние туманы, как молоко; сухая веточка, скользящая под ветром на первом ледку пруда; зимние вьюги, засыпающие сугробами избы до самых труб, весенний шум вод, крик грачей, прилетавших на прошлогодние гнезда; люди в круговороте времен года, рождение и смерть, как восход и закат солнца, как судьба зерна; животные, птицы; козявки с красными рожицами, живущие в щелях земли; запах спелого яблока, запах костра в сумеречной лощине; мой друг, Мишка Коряшонок и его рассказы… Вот поток дивных явлений, лившийся в глаза, в уши, вдыхаемый, осязаемый» (ПСС, 13, с. 557–558). Детское, светлое, свежее восприятие мира, воссозданное в сказках, осталось близким жизнелюбивому писателю. У него, как у ребенка, широко открыты глаза на мир, новы все впечатления бытия, все удивляет. Писателю свойственна острая наблюдательность. Эти качества писательского мироощущения, мировосприятия отчетливо выражены в «Сорочьих сказках». В одной из ранних редакций сказки «Мышка» Толстой писал: «По белому снегу бежит мышка, за мышкой дорожка, о если нагнешься поближе, увидишь, где лапки ступали» (Книгоиздательство, IV, с. 70). Выделенные слова, позднее устраненные как лишние, показательны в том отношении, что писатель уверял читателей: поставьте себя в положение ребенка и увидите, как прекрасен мир, смотрите внимательнее — увидите на снегу даже след мышиных лап. Жизнь, полная здоровья и сил, как идеал прекрасного у писателя близка фольклору. Родствен фольклору и юмор Толстого, веселое лукавство ума. Эту черту таланта писателя очень точно определил М. Горький: «…Я воспринимаю его, талант Ваш, именно как веселый, с этакой искрой, с остренькой усмешечкой…» (Из письма М. Горького к А. Н. Толстому (1931) — цит. по кн.: «Алексей Толстой — кандидат в депутаты Совета Союза Верховного Совета СССР», Леноблиздат, 1937, с. 11).

Отдельная книга «Сорочьи сказки», куда включено сорок одно произведение (из них известны ранние публикации в альманахах и журналах восьми сказок), вышла в издательстве «Общественная польза», СПб. 1910.

При переизданиях «Сорочьих сказок» автор не раз подвергал их переработке. Так, в большинство сказок, включенных в Собрание сочинений 1913 года, вышедшее в «Книгоиздательстве писателей в Москве», внесены исправления стилистического характера, а сказка «Мишка и леший» не включена в это издание.

При издании сборника сказок и стихов под общим заглавием книги «Приворот» (ГИЗ, 1923) сказки снова подвергнуты авторской правке и разделены на два цикла: «Русалочьи сказки» и «Сорочьи сказки». Семь произведений, входивших в Собрание сочинений 1913 года, в сборник «Приворот» не включены. В том же порядке, как они были расположены в сборнике «Приворот», с некоторыми незначительными изменениями, сказки вошли в I том Собрания сочинений А. Н. Толстого в 1929 году (изд-ва ГИЗ и «Недра»).

Сказки «Иван да Марья», «Ведьмак», «Водяной», «Кикимора», «Дикий кур», «Иван-царевич и Алая-Алица», «Соломенный жених», «Странник и змей», «Звериный царь», «Лиса», «Кот Васька», «Сова и кот», «Гусак», «Рачья свадьба», «Порточки», «Муравей», «Петушки», «Мерин», «Куриный бог», «Маша и мышка» впервые напечатаны в сборнике «Сорочьи сказки», изд-во «Общественная польза», СПб. 1910.

Первая публикация остальных сказок указывается в каждом отдельном случае.

«Сорочьи сказки» принесли Толстому славу превосходного рассказчика. Успех основывался на замечательном знании писателем народного быта, крестьянских обычаев, быличек и преданий, мастерской передаче языка народа. В немалой степени к творческой удаче привела и названная органическая черта художественного таланта Толстого — душевное здоровье, склонность к иронии, доброй шутке.

Первыми прозаическими опытами в жанре сказок по-своему предварялась работа Толстого и как детского писателя.

Несколько особняком от сказок (и по объему, и по стилю) стоит «Синица», впервые опубликованная в 1918 году. В ней выразилась сложившаяся манера исторического письма писателя, знание быта и обычаев далекого прошлого.

Сказки печатаются в порядке, составе и редакции Собраний сочинений ГИЗ и Недра. Требовательный к себе Толстой отверг ряд сказок — не включил их в Собрания сочинений ГИЗ и Недра. Это коснулось сказок: «Башкирии», «Серебряная дудочка», «Смирный муж», «Богатырь Сидор», «Рысь, мужик и медведь», «Великан», «Мишка и леший». Последние три сказки по мастерству повествования и раскрытию темы не стоят ниже тех, которые писатель признал достойными своего таланта. Возможная причина их невключения в Собрания сочинений — некоторое несоответствие выделенным сказочным циклам. По этой причине, например, осталась вне циклов и сказка «Топор».

Сказки: «Рысь, мужик и медведь», «Великан», «Мишка и леший» — печатаются по последней прижизненной публикации.

Русалочьи сказки

Русалка. — В «Сорочьих сказках» напечатана под названием «Неугомонное сердце». Сюжет сказки перекликается с несколькими мотивами раннего святочного рассказа писателя «Терентий Генералов».

Иван да Марья. — После «Сорочьих сказок» напечатано в детском журнале «Галчонок», 1912, № 27, июль. Композиция типична для детских народных сказок.

Водяной. — В IV томе Сочинений (Книгоиздательство) писатель существенно изменил конец сказки. В первоначальной редакции мужик, очутившись на дне озера, ссорится с водяным. Водяной начинает его «ломать»: «Закричал мужик и проснулся, сидя на возу». Над мужиком смеется вся ярмарка. В этом виде сказка близка ироническому типу народных побывальщин.

Кикимора. — По структуре и стилю сказка близка народным детским сказкам типа «Гуси-лебеди» и подобных.

Полевик. — Впервые — «Колосья», литературный альманах, кн. 1-я. Пб., изд. журнала «Театр и искусство», 1909. С незначительными сокращениями напечатано в «Сорочьих сказках».

Странник и змей. — Значительной правке и сокращению подверглось в сборнике «Приворот» и в новой редакции включено в издание ГИЗ и Недра. Первоначальная редакция песни странника близка народным песням о горе:

Звериный царь. — В первоначальной редакции была стихотворная вставка — обращение звериного царя к мужику:

Xозяин. — Впервые — «Новый журнал для всех», 1909, № 7, апрель. Напечатана в «Сорочьих сказках» с незначительными исправлениями.

Синица. — Впервые — с подзаголовком «Сказка» и с посвящением Наталье Толстой, — журн. «Эпоха», кн. 1-я. М., 1918, с. 149–160. Печаталось (со стилистической правкой) неоднократно: в сборнике «Навождение». Рассказы 1917–1918 гг., изд. Южнорусского общества печатного дела (1919), в сборниках «Дикое поле», «Приворот» (1923) и др. В последней редакции устранена концовка: «Душа легка. И окружили ее душу лучезарные, поющие, чудесной красоты лица и понесли в пределы вечного света». В сборнике Приворот включено в цикл «Русалочьи сказки».

Сорочьи сказки

Сорока. — Впервые — журн. «Тропинка», 1909, № 15, 1 авгувают эти рассказы со «становлением детской прозы 20-х годов» («Советская детская литература». Под ред. В. Д. Разовой. М., «Просвещение», 1978, с. 186).

Мышка. — Впервые — журн. «Тропинка», 1909, № 15. Вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Козел. — Впервые — журн. «Сатирикон», 1909, № 16, с сокращениями и значительными исправлениями вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Еж. — Впервые под названием «Еж-богатырь» — журн. «Тропинка», 1909, № 1, подписана: Мирза Тургень (псевдоним А. Н. Толстого), вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Заяц. — Впервые — в литературном альманахе. «Колосья», книга I, изд. журнала «Театр и искусство», 1909. С некоторыми изменениями вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Мудрец. — Впервые напечатана в детском журнале «Тропинка», 1909, № 1, подписана: Мирза Тургень (псевдоним А. Н. Толстого), вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Грибы. — Впервые — журн. «Тропинка», 1909, № 18, вошла в сборник «Приворот», 1923.

Верблюд. — Впервые — Впервые напечатана в литературном сборнике в пользу пострадавших от землетрясения в Мессине — «Италия», изд-во «Шиповник», 1909, вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Горшок. — Впервые под названием «Маленький фельетон» в газете «Луч света», 1909, 22 января, вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Картина. — Впервые — в литературном альманахе «Колосья», книга 1, издание журнала «Театр и искусство», 1909. С незначительными изменениями вошла в книгу «Сорочьи сказки».

Идея издания фольклора возникла у Толстого в Ленинграде в беседе с «местными фольклористами» (ПСС, 13, с. 243), а книги сказок были частью задуманного обширного «Свода русского фольклора». «Свод», по замыслу писателя, должен был включать все реды и виды устного творчества русского народа. Писатель-фольклорист А. Н. Нечаев свидетельствует: «Вся зима 1937/1938 г. ушла на предварительную подготовку» плана «Свода» (А. Н. Нечаев, Н. В. Рыбакова, А. Н. Толстой и русская народная сказка. — Приложение к ПСС, 13, с. 334). Предстояло собрать все накопленные фольклорные фонды «в виде многотомного издания» (ПСС, 13, с. 243). Работе над «Сводом» писатель придавал высокое общественное значение и смысл: «Издание „Свода русского фольклора“ будет не только ценным художественным вкладом в мировую литературу, но оно имеет огромное политическое значение, так как отражает богатую духовную культуру русского народа и страны, к которой устремлены взоры всего мира» (ПСС, 13, с. 244).

В обсуждении проблем подготовки «Свода» приняли участие видные фольклористы 30-х годов: М. К. Азадовский, Ю. М. Соколов, Н. П. Андреев и другие. В ходе обсуждения замысел был уточнен и расширен: предполагалось издать не только «Свод русского фольклора», но и «Свод фольклора народов СССР». Прошедшие совещания в учреждениях Академии наук СССР, отраженные соответствующими документами и стенограммами, освещены в статьях: Ю. А. Крестинский. Незавершенные замыслы А. Н. Толстого — академика («Вопросы литературы», 1974, № 1, с. 313–317); А. А. Горелов. А. Н. Толстой и Свод русского фольклора. (В кн.: «Из истории русской советской фольклористики». Л., «Наука», 1981, с. 3–6.)

Начавшаяся в 1941 году война и смерть писателя прервали работу над «Сводом», частью которого являлась и подготовка «Полного свода русских сказок». Из пяти задуманных книг сказок А. Н. Толстой успел издать первую книгу в составе 51 сказки — все так называемые «сказки о животных». Писатель приступил к работе над второй книгой — «волшебными сказками», — подготовил к печати 6 текстов и «присказку» (изданы в 1944 году). В архиве писателя до 1953 года оставались неопубликованными 5 сказок, которые были включены в Собрание сочинений (ПСС, 15, с. 303–320). И при незавершенности всего замысла выход в свет народных сказок, подготовленных к печати Толстым, стал значительным событием в советской литературе и фольклористике. Публикация первой книги была осуществлена в 1940 году: «Русские сказки», т. I, M.-Л., с предисловием А. Толстого, «Волшебные сказки», подготовленные писателем к печати, увидели свет в издании: «Русские народные сказки в обработке А. Толстого». Рисунки И. Кузнецова. М.-Л., Детгиз, 1944 (Школьная библиотека. Для начальной школы).

В работе над сказками Толстой осуществил особый принцип творческого редактирования, который принципиально отличается от литературного «пересказа» устного текста. В предисловии к книге сказок (1940) Толстой писал об этом: «Было много попыток переделывать русские народные сказки… Составители таких сборников обычно брались за обработку сказок, причем пересказывали их не народным языком, не народными приемами, а «литературно», то есть тем условным, книжным языком, который ничего общего не имеет с народным». Пересказанные таким образом сказки, по словам писателя, «теряли всякий смысл»: «…народный язык, остроумие, свежесть, своеобразие, этому явилась некоторая незавершенность работы над их текстом. В особенности, это становится очевидным при сравнении текста Толстого «Лиса топит кувшин» с источником — вариантом Смирнова № 29а. Хотя по сравнению с источником сказка стилистически выправлена, но писатель желал избежать простого пересказа сюжета там, где требовалось живое изображение действия. Так, например, в варианте Смирнова говорится: «Раз лисица пришла в деревню и попала как-то в один дом, где, воспользовавшись отсутствием хозяйки, нашла кувшин с маслом». Толстой устранил лишние слова, книжный деепричастный оборот (выделены курсивом), но интонационно фраза осталась еще тяжелой. Свой вариант текста писатель предлагал, лишь внимательно просмотрев все доступные народные варианты. Судя по архиву, другими вариантами сказки писатель не располагал. Публикация сказок, найденных в архиве, характеризует процесс тщательной работы писателя над текстом сказок и тем интересна.

Замысел А. Н. Толстого создать наиболее полное собрание или, как говорил писатель, свод русских народных сказок для широких читателей и в первую очередь для читателей-детей никак неслучаен.

Жизнь, быт и поэтическая культура русского народа, его прошлое и настоящее с самых первых лет, литературной деятельности и до конца жизни были в центре внимания писателя.

Русские народные сказки в пересказах А. Н. Толстого — это лишь начало осуществления большого творческого замысла. А. Н. Толстой всегда горячо утверждал необходимость создать многотомное издание народной поэзии, куда вошли бы все лучшие произведения словесно-художественного творчества народов Советского Союза.

«Вначале надо подготовить и издать полный свод русской народной поэзии, — говорил он, — а потом все лучшее, что есть в фольклоре народов СССР».

А. Н. Толстой, считая создание популярного собрания сказок делом чрезвычайно ответственным, имеющим большое значение в истории литературы, долго и тщательно готовился, прежде чем приступил к работе над изучением сказок.

В предисловии к своей первой книге русских сказок (см. наст, том) А. Н. Толстой характеризовал задачу и метод своей работы.

Принципы его работы и главная задача сводились к тому, чтобы донести до читателей сказку в наиболее подлинном народном ее звучании. Создать такой сборник, куда вошло бы действительно все наиболее характерное и лучшее, что создано творческой деятельностью народа. Это определялось главным образом особенностями материала, над которым работал А. Толстой.

Русские сказки стали записываться и издаваться давным-давно. И уже более ста лет тому назад наметились два основных типа издания народных сказок: документальные записи ученых собирателей и сказки в литературной обработке, рассчитанные на широкие читательские круги.

Следует отметить, что большинство популярных сборников русских народных сказок XIX, XX веков, а также многие книги, изданные и в советский период (особенно в первые десятилетия), никак нельзя назвать удачными. Смысл и форма подлинно народных сказок часто в них была искажена. Происходило это чаще всего потому, что издатели ограничивали свою роль лишь литературной правкой какой-нибудь одной-единственной записи, оставляя в стороне множество других пересказов этой же самой сказки. Однако когда берется запись той или другой сказки, то такая запись, такой текст — это лишь один из множества вариантов, одна из бесчисленных редакций произведения. Спрашивается: является ли эта запись, этот пересказ наиболее типическим выражением содержания и формы подлинно народной сказки? И как можно достигнуть типического, имея под рукой лишь одну-единственную запись? Вот в таких случаях нередко и приходится наблюдать искажение народного творчества.

Рукописные и опубликованные тексты сказок, являющиеся источником для популярных книг народных сказок, имеют свои особенности. Материалы в этих собраниях, как правило, ограничены хронологически и географически. Характер, объем и прочие свойства записей и публикаций обусловлены весьма многими причинами, прежде всего методологическими позициями собирателей и издателей. Например, русские революционеры-демократы, подчеркивая историческую и социальную обусловленность народной поэзии, определили уже тогда плодотворное направление борьбы за подлинную народность в собирательской и издательской практике. С другой стороны, реакционеры всех мастей, стремясь во что бы то ни стало затушевать в народной поэзии социальные мотивы, подлинно народное ее звучание, искали в фольклоре моменты идеализации патриархально-помещичьих отношений, христианскую мораль: непротивление злу, пассивность и т. д. И такие произведения прежде всего записывались и в первую очередь издавались. А произведения, в которых наиболее остро звучал социальный протест, представителями буржуазной фольклористики в иных случаях и вовсе не записывались, а если и записывались, то далеко не всегда такие записи публиковались. Тут, конечно, сказывались и цензурные условия. Например, сказки антибарского и антиклерикального содержания печатать в дореволюционное время было чрезвычайно трудно, а в иные периоды и невозможно.

Да и исполнители сказок, боясь преследования за резкие сатирические сказки, часто избегали рассказывать такие произведения собирателям фольклора, которые, как правило, были «из господ».

Таким образом, далеко не все источники, как печатные, так и рукописные, дают правильное представление о характере сказочного репертуара.

Очень важно отметить также еще одно — это качество пересказов, а следовательно, и текстов записей таких пересказов. Оно в очень многом зависит от исполнительского мастерства. При массовости распространения сказки исполнялись не только талантливыми, одаренными рассказчиками, но и средними, а иной раз и плохими сказочниками, то есть такими лицами, которые, запомнив две-три сказки кое-как, без какого бы то ни было вдохновения, излагают их содержание. Записанная от такого исполнителя сказка, утратив все поэтические достоинства, все художественное обаяние, выглядит в записи беспомощным, бледным текстом.

Привожу пример такой записи популярной русской народной сказки про солдата, который побеждает черта:

«Жил-был солдат. У этого солдата был сын. Сын его так хорошо служил, что дослужился до генеральского чина. Царь дал денег, чтобы он роздал солдатам. Он пошел и проиграл эти деньги и сказал себе: «Где я возьму денег солдатам? Пойду лучше на все четыре стороны». Долго он шел и пришел к помещику. «Зачем ты сюда? — спросил помещик. — .Здесь никто не проходит: в соседнем доме поселился нечистый». Генерал сказал: «Дай мне тарелку с икрой, двенадцать бутылок с водкой и оловянных орехов». Помещик дал. Генерал пришел в дом. В самую полночь вылезает нечистый, весь в шерсти. Генерал сказал ему: «Иди сюда закусывать». Тот пришел. Генерал налил рюмку и подает, но тот не пьет. Генерал дал икры, но он не ест, стал давать оловянные орехи — тот взял орехи и бросил в лицо генералу. Генерал рассердился и вынул револьвер и застрелил его, отсек саблей голову и сел опять закусывать. Вдруг с шумом вылезают пять человек и тащат в гробу человека с длинным носом. Он сказал: «Идите сюда закусывать». Те не идут. Генерал подбежал и отрубил нос, который лежал в гробу, и положил нос в карман, а чертям сказал: «Сейчас я вас застрелю». Черти сказали: «Не стреляй». Генерал потребовал пять мешков золота и велел их свезти к отцу. Черти свезли десять мешков. Генерал пошел к помещику и рассказал ему. У чертей захворал дядька. Они пришли к генералу и сказали: «Не вылечишь ли ты у нас дядьку?» Он сказал: «Вылечу, а вы давайте пять мешков золота». Те согласились. Генерал пошел и приклеил нос, от которого болел дядька. Черти дали генералу пять мешков золота. Генерал пошел к отцу, роздал солдатам деньги…»[122] Ясно, что в этой записи нет никаких поэтических достоинств, а иной раз они бывают лишены и смысла. Подобные тексты, может быть, представляют какой-нибудь интерес для исследователей фольклора, но, конечно, не могут рассматриваться в качестве образцов поэтического творчества народа.

И, наконец, еще одна особенность фольклорных источников, о которой, к сожалению, многие литераторы часто забывают, не могла не привлечь внимания А. Н. Толстого. Дело в том, что народная сказка, как и все прочие виды фольклора, представляет собою явление устного исполнительского искусства, искусства, в котором словесный текст хотя и играет исключительно большую, даже ведущую роль, но далеко не единственную.

Художественно-впечатляющие, изобразительные средства сказки в живом исполнении не исчерпываются только словом; в арсенале художественных средств сказочника непременно присутствует и мимика, и жест, и интонация, и обязательно реакция слушателей. Иначе говоря, словесный текст не исчерпывает понятия сказки. Между текстом сказки и ее передачей сказителем приблизительно такая же разница, как, например, между текстом драматурга и театральной постановкой. На этот счет есть много чрезвычайно ценных свидетельств самих собирателей фольклора.

Да и сам словесный текст в сказке, в силу того, что полноценным в художественном отношении он становится именно в устном исполнении, не адекватен словесному тексту литературных произведений. Речь устная и речь письменная строятся по-разному. У них разный лексический состав и разное синтаксическое построение.

А. Н. Толстой учитывал все особенности, характер материала и специфику народных сказок и прекрасно понимал, что создание сборника никак не может быть ограничено составительской работой и обычной литературной правкой имеющихся источников. И поэтому созданию свода русских народных сказок предшествовала большая предварительная подготовка, длившаяся довольно долго. Сначала был тщательно продуман общий план всего издания и содержание каждой книги. Затем надо было собрать материал и найти средства оформления этого материала таким образом, чтобы сохранить в книге наибольшую подлинность сказок в их типическом народном и общерусском звучании. Ведь создавался сборник не архангельских, нг орловских или рязанских сказок. Готовились к изданию избранные сказки всего русского народа. Между тем все многочисленные записи сказок собирались и издавались как сказки какой-нибудь определенной местности, со всеми особенностями, обусловленными исторической судьбой края, местными поэтическими традициями народного искусства, диалектизмами и т. п.

Для полного и всестороннего изучения материала в наибольшем количестве вариантов А. Н. Толстой привлекал тексты, опубликованные в научных изданиях, обследовал рукописные фонды, а в некоторых случаях добивался и новых записей.

Помимо этого, писатель стремился послушать сказку в ее живом звучании. Он не раз говорил: «Надо непременно послушать хороших сказочников. Они могут дать для нашей работы больше, чем многие записи…» И А. Н. Толстой слушал сказки в исполнении одного из известных сказочников XX века М. М. Коргуева, слушал и других сказителей, чтобы получить непосредственное впечатление о сказке в живой традиции.

Русские народные сказки собирались в течение полутора веков. Каждое произведение записывалось много раз, а многие сказки насчитывают десятки записей, десятки вариантов. Чтобы освоить этот огромный материал, мало было все это читать и изучать. И вот А. Н. Толстой заводит специальную картотеку, где отмечались достоинства и недостатки каждого пересказа сказки. Затем из многих записей одного и того же произведения отбирались два, три (иной раз и больше) варианта, и эти варианты полностью переписывались. А из пересказов менее удачных или и просто неудовлетворительных выписывались в некоторых случаях отдельные эпизоды, яркие фразы, а порой и красочное, выразительное слово.

В результате этой работы у А. Н. Толстого накапливалось все самое ценное в смысле подлинно народного содержания, что заключалось в различных пересказах, все наиболее яркое в смысле языка и сказовой манеры.

После такой предварительной работы по подготовке материала писатель снова внимательно изучал и сличал «просеянные» лучшие варианты — два, три, а иной раз и четыре текста, и тот, который при этом вторичном изучении лучше других удовлетворял всем требованиям, получал назначение текста-основы, «коренного», по выражению писателя, варианта.

В дальнейшем, работая над текстом-основой, А. Н. Толстой отбрасывал из него все лишнее и неудачное и обогащал этот текст-основу заимствованиями из других вариантов. И в результате создавался, новый текст, новый вариант сказки, предназначенный для жизни в литературе.

Совершенно естественно, что при этом писателю, как он и сам об этом говорил, приходилось кое-что дописывать, делать вставки, ибо творческое воссоздание литературного варианта сказки, конечно, никак нельзя было бы свести к механическому соединению отдельных эпизодов и деталей, заимствованных из различных текстов разновременной записи и различных по характеру сказовой манеры.

Приходилось в ту пору нередко слышать:

«При чем же тут народная сказка, если допускалась такая свобода обращения с подлинными записями?»

Подобные рассуждения защитников народности, направленные против писательских пересказов сказки, имеют хождение и по сей день. Надо ли доказывать, что это формальное и чисто внешнее понимание подлинности и народности. Ведь никогда не было, да и быть не могло никакого канонического текста сказки. Вследствие того, что сказка представляет собою один из видов устного исполнительского искусства, каждый даровитый сказочник ведет свой рассказ на основании глубокого освоения не только известных ему сказок, но и всей местной народно-поэтической традиции и вносит при этом много своего. Исполнение сказки в живой устной передаче таково: основа и орнаментика общерусские, а композиция, краски и многие конкретные детали заимствованы сказочником от своих учителей и отчасти внесены свои собственные. Словом, любой сказочник по-своему интерпретирует материал и, рассказывая, создает свои варианты сказки.

Точно так же поступал и А. Н. Толстой, выступая в роли общерусского сказочника и создавая свои варианты, предназначенные для чтения, и стремясь донести до читателей подлинно народный смысл и подлинно народную форму сказок. Писатель ничего не придумывал в своих пересказах, а лишь по-своему, средствами литературы воспроизводил сказку для жизни в книге. И сказки А. Н. Толстого по содержанию и по манере рассказывания нисколько не менее народны, чем самые подлинные записи.

Основной фонд пересказов А. Н. Толстого составляют сказки о животных. Они представляют собой своеобразный вид народных сказок. Сказки о животных предельно кратки, чрезвычайно просты по форме, в них много стихов и песенок, речь часто ритмизованная. Характерная их особенность состоит в повторяемости основных эпизодов и диалогичности. Слушатели легко запоминают такие сказки. Широкое их распространение на протяжении века через популярные издания во многом определяют устойчивость и наибольшее по сравнению с прочими видами сказки постоянство текста.

А. Н. Толстой учитывал все особенности материала и бережно сохранял их в своих пересказах. Оставляя в неприкосновенном виде веками отшлифованные словесные формулы и всю так называемую сказочную обрядность, писатель стремился подчеркнуть и заострить ведущую идею произведения. Автор пересказов стремился средствами литературы восполнить то многое, что в живом исполнении воплощается и оформляется игровыми, чисто исполнительскими приемами и что утрачивается в записанных собирателями текстах.

А. Н. Толстой заботился о подлинно народном содержании и о подлинно народной форме своих пересказов. Сравнения источников, которыми пользовался писатель, с его пересказами показывают, как он, по выражению А. М. Горького, «вышелушивал» народный смысл сказки.

Например, популярная русская сказка о коте и лисице много раз издавалась и, к сожалению, по сей день издается в неудачных пересказах. Не уяснив народного смысла этой сказки, авторы таких литературных вариантов не обратили внимания на слово «воевода», часто встречающееся в записях, и называют кота братом лисицы, приехавшим из сибирских лесов, и тем самым не только исказили народное звучание, но и разрушили сказку, лишив ее логики. Судя по этим пересказам, кот нагнал страху на всех обитателей леса, потому что он сердитый. Но нельзя поверить, чтобы такие сильные звери, как медведь и волк, убоялись незнакомого им маленького зверька кота и приходят с приношениями, чтобы задобрить его.

В пересказе А. Н. Толстого, сохранившего и подчеркнувшего подлинно народное содержание сказки, все понятно: волк и медведь боятся кота потому, что на вопрос медведя: «А кто такой Котофей Иванович?» — лисица отвечает: «А который прислан к нам из сибирских лесов воеводою. Я раньше была лисица-девица, а теперь нашего воеводы—Котофея Ивановича — жена».

Эта деталь сразу же ставит все на свое место. Кот, оказавшись в лесу, выдает себя за воеводу, присланного управлять лесом. Поэтому (а не почему иному) лесные звери и стремятся задобрить кота-воеводу взятками и приношениями. Лиса, ставшая женой кота-воеводы, всячески эксплуатирует зависимых и подчиненных коту-воеводе зверей, запугивает их, вымогает взятки. В этой сказке хотя и рассказывается о зверях, но изображаются человеческие характеры, показаны социальные отношения и разоблачаются взяточничество, наглость и жадность чиновников, веками эксплуатировавших зависимый от них трудовой народ. Таково подлинно народное содержание сказки, хорошо донесенное до читателей в пересказе А. Н. Толстого.

В этом же направлении велась работа и над другими произведениями.

Одна из любимых народом сказок — это сказка о добывании целебных яблок и живой воды. Ведущей идеей ее народных вариантов является активная борьба за счастье: ум, смелость, сила и справедливость, женская верность и женское достоинство побеждают зло. Мечты народа о борьбе со старостью и болезнями, мечта о продлении жизни нашли свое воплощение в этой сказке.

В «Сказке о молсдильных яблоках и живой воде» А. Н. Толстой полностью сохранил большинство эпизодов из народных вариантов и особенно подчеркнул сюжетные линии, связанные с женой-богатыркой, создающие прекрасный и очень характерный для народных сказок образ сильной физически и духовно женщины, полной достоинства и значительности. Тогда как в иных литературных вариантах этой сказки выпущены все эпизоды, в которых действует жена-богатырка. Вместо исключительной по яркости героини в этих пересказах—пассивная царевна, которую спасает Иван-царевич. Темы изображения героической женщины и верной любви опущены, и поэтому народная идея не нашла такого полного раскрытия, как в пересказе Толстого.

В сказках о животных, в соответствии с характером их стилевых особенностей, писатель, следуя традиции сказочников, не только сохранял, но в иных случаях и усиливал ритмичность, заново вводил песенки или обогащал имеющиеся в. основном варианте.

В пересказе сказки «Как старуха нашла лапоть», источником которой послужил вариант из сборника Карнауховой (привлекались, конечно, некоторые эпизоды и детали и из других вариантов), А. Н. Толстой песенку старухи заимствовал из текста в сборнике Афанасьева:

В сказке «Петушок — золотой гребешок», представляющей в пересказе писателя сложное соединение многих источников, первые три строки песенки кота:

взяты из текста, напечатанного в сборнике Авдеевой «Русские сказки для детей», а четвертая, последняя, строка «Во своем ли теплом гнездышке?» дописана А. Н. Толстым.

А. Н. Толстой, как известно, был великолепным рассказчиком. Он чувствовал малейшие оттенки не только в слове, но и в интонации, и в работе над пересказами строго относился к языку и стилевой манере, стремясь сохранить в книге живое звучание сказки.

В своем предисловии к первой книге русских сказок, отмечая неудачные опыты пересказов народных сказок, он писал: «Составители таких сборников обычно брались за обработку сказок, причем пересказывали их не народным языком, не народными приемами, а «литературно», то есть тем условным, книжным языком, который ничего общего не имеет с народным.

Пересказанные таким образом сказки теряли всякий смысл — в них от великолепного народного творчества оставался один сюжет, а главное: народный язык, остроумие, свежесть, своеобразие, сама манера рассказа, беседы, иными словами, народный стиль — пропадало так же, как дивный и хрупкий рисунок крыльев бабочки исчезает при неуклюжем прикосновении человеческих пальцев».

Стремление к народности в содержании, стиле и в изобразительности живого звучащего слова можно иллюстрировать множеством примеров.

Так, в сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка» на предостережения Аленушки: «Не пей, братец, теленочком (жеребеночком, козленочком) станешь…» — обычно в пересказах многих авторов говорится с некоторыми вариациями следующее: послушался Иванушка, согласился Иванушка и т. п. и т. д., то есть описательно.

В сказке А. Н. Толстого рассказано об этом так. При первом предостережении читаем: «Братец послушался, пошли дальше».

Но… «Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает». Жажда возрастает, а тут они дошли до лошадиного копытца, полного водицы, и просит Иванушка: «Сестрица Аленушка, напьюсь я из копытца!» А Аленушка снова: «Не пей, братец, жеребеночком станешь!»

Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше».

И вот это короткое, но чрезвычайно выразительное «вздохнул Иванушка» убедительно зримо изображает все переживания изнывающего от жары мальчика: борьбу с искушением утолить невыносимую жажду, окончившуюся тем, что он и в этот раз преодолел свое желание, внял предостережению. Это кульминационный момент. И как-то само собой становится понятно после этого вздохнул, что, когда им встретилось на пути «…козье копытце полно водицы», Иванушке уже не пересилить себя, и он говорит: «Сестрица Аленушка, мочи нет: напьюсь я из копытца!» И, невзирая на третье предостережение, напился и стал козленочком.

Так эта маленькая на первый взгляд деталь, одно лишь слово — вздохнул, поставленное вместо обычных: послушался, согласился, не стал перечить и т. п., придало развитию завязки упругость, и сказка зазвучала эмоционально, а потому и убедительно.

Или вот помнится такой случай.

«Ищу и никак не найду глагола, — пожаловался как-то раз Толстой, — ни в одном варианте нет, просто хоть выбрасывай это место из сказки!»

Из дальнейшего разговора выяснилось: в сказке «Морозко», которая тогда подготовлялась к изданию, после эпизода, где рассказано о том, как Морозко заморозил грубую, злую старухину дочь и старик нашел ее в лесу, требовалось это самое слово. Толстому хотелось, чтобы слово выражало действие не описательно, а изобразительно, так сказать осязаемо зримо передавало бы ощущение, что старик взвалил в сани до звона оледеневшую падчерицу, старухину дочь.

И вот начались поиски такого слова во всех доступных вариантах этой и других сказок. Но поиски оказались безуспешными, слово, которое бы устраивало писателя, не было найдено, и автор пересказа заново написал два абзаца, опустив то место, где говорилось о том, как старик укладывал в сани замерзшую старухину дочь.

Можно с полной уверенностью утверждать, что объемная сказка «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» может быть смело поставлена в ряду лучших произведений фольклора, ставших достоянием художественной литературы. Писатель тщательнейшим образом изучил во всех подробностях двадцать шесть различных записей этой сказки, больше двадцати листов текстов.

В основу своего пересказа он положил сказку из сборника Нечаева «Андрей-стрелец», записанную от сказочника М. М. Коргуева. В этом выборе сыграло, думается, известную роль и то обстоятельство, что при встрече с М. М. Коргуевым А. Н. Толстой в числе нескольких сказок, исполненных в тот вечер талантливым сказочником, слушал и понравившуюся ему сказку «Андрей-стрелец».

Вместе с тем, говоря о тексте-основе, следует заметить, что, как и в большинстве толстовских пересказов, речь идет не о литературной правке записанной у Коргуева сказки. А. Н. Толстой не только по-своему пересказал текст-основу. Он обогатил сюжет сказки — главного источника. В коргуевском варианте задачи — навестить покойного царя-отца на том свете — нет. Эпизод этот заимствован писателем из записей, напечатанных в сборниках Афанасьева и Зеленина «Пермские сказки», точно так же как и эпизод с добыванием Андреем-стрелком по поручению царя кота Баюна взят из афанасьевского варианта. Привлечение именно этих эпизодов усилило социальное звучание сказки. Образ жестокого и глупого царя, довольно хорошо намеченный в основном источнике — в сказке из сборника Нечаева, в пересказе писателя стал гораздо конкретнее, ярче и убедительнее.

А. Н. Толстой с большим увлечением писал свой пересказ. В его архиве сохранился текст, написанный от руки, и есть текст, перепечатанный на машинке и выправленный рукой автора. Машинописный экземпляр предназначался в набор. Но сличение этого, предназначенного к печати варианта и изданной сказки показывает, что правка продолжалась и во время издания, в корректуре. Например, в рукописном и в перепечатанном на машинке экземплярах эпизод, когда появляется мужичок с ноготок, борода с локоток и требует угощения у свата Наума, дается в традиционной устойчивой форме скоморошьего рассказа.

«…Откуда ни возьмись появился стол накрытый, на нем — бочонок пива да бык печеный, в боку нож точеный, в заду — чеснок толченый.

Мужичок с ноготок, борода с локоток сел возле быка, вынул нож точеный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать» и т. д.

В напечатанной сказке читаем этот эпизод в новой авторской правке.

Но рукописному л машинописному текстам, которые сохранились в архиве, несомненно предшествовали более ранние, не сохранившиеся редакции. Известно, что на протяжении двух месяцев в кругу своих знакомых А. Н. Толстой дважды читал первоначальные варианты пересказа, и текст все время менялся.

Уместно также отметить, как писатель, стремясь сохранить живое звучание сказки в книге, шел не по тому протоптанному пути, по которому нередко шли иные популяризаторы народных сказок, сохраняющие в неприкосновенном виде речевую структуру устного повествования.

А. Н. Толстой отказывался безоговорочно следовать этому строю речи, писатель переводил, переключал устное повествование в строй литературной речи. В качестве иллюстрации приведу коротенький пример тому, как под пером писателя менялся текст фольклорной записи в пересказе, предназначенном для чтения. Чтобы увидеть это, достаточно сравнить текстуально очень близкие — начало сказки, записанной от М. М. Коргуева «Андрен-стрелец» и пересказ А. Н. Толстого: «Поди туда — не знаю куда, принесите — не знаю что».

Текст сказки М. Коргуева:

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и он был холост.

Текст пересказа А. Толстого-, В некотором государстве жил-был царь, холост, не женат.

В сказке Коргуева употребляется сложно-сочиненное предложение с союзом «и», причем подлежащее в этом сложно-сочиненном предложении одно.

Такая конструкция не характерна для литературного языка, она возможна только в разговорной речи.

Еще более показательное сравнение:

В сказке М. Коргуева говорится:

Значит, имел он (царь. — А. Н.) стрельцов двенадцать у себя, и один был стрелок Андрей, тот уж на лету сокола убивал и уж числился как старший стрелок.

В пересказе А. Толстого эта фраза выглядит так:

был у него стрелок по имени Андрей.

В записи коргуевской сказки, как видим, опять та же самая конструкция — сложно-сочиненное предложение. И в предложении «…один был стрелок Андрей…» нет дополнения («у него»), которое есть в пересказе А. Н. Толстого, то есть предложение в рассказе Коргуева неполное, что в литературном языке мало употребительно и что характерно для устной речи, а потому и вполне уместно в сказке в ее живом звучании. Кроме того, слово «значит» в литературном языке не может употребляться в таком контексте. В живой же речи, особенно при рассказывании сказки, оно вполне уместно и закономерно, так как создает впечатление длительности повествования.

Или вот еще одно небольшое сличение текста-основы (запись М. К- Азадовского от сибирской сказочницы Винокуровой) с текстом пересказа А. Н. Толстого.

Следуя довольно близко композиционной схеме источника, писатель совершенно переработал текст Винокуровой в стилистическом отношении. Он устранил и заменил все диалектизмы, которыми изобиловал источник, убрал и переработал элементы мещанской речи (сказочница в молодости служила горничной, и это отразилось на ее речевой манере). Кроме того, и в этом случае, как всегда, устную речь переключил в строй речи литературной.

Текст сказки Винокуровой:

«Дорогой наш папаша, отчего вы стали такой печальный? Дорогой наш папаша, лучше мы станем сами преследовать по-хитчика, только ты не печалься!»

И далее:

Текст пересказа Толстого:

«Дорогой наш батюшка, не печалься, мы сами станем сад караулить».

Наступило время младшему брату стерегчи идти сад. Как пошел Иван-царевич, меньшой брат, сад отцов стерегчи и даже боится присясти, не то что прилягчи. Как его сон задолит, он росой с травы умоется, не ложится — все пасет сад. Половина ночи, так что ему чудится, в его саду освещается что-то. Все светлее, светлее становится.

Наступило время младшего брата идти стеречь. Пошел Иван-царевич стеречь отцов сад и даже присесть боится, не то что прилечь. Как его сон задолит, он росой с травы умоется, сон и прочь с глаз. Половина ночи прошла, ему и чудится: в саду свет светлее и светлее. Весь сад осветило.

В сказке Винокуровой опять-таки стилевое построение подчинено законам устной речи, и автор пересказа переключает его в строй речи литературной.

Так, учитывая все особенности содержания и формы фольклорных произведений, А. Н. Толстой на основе тщательного всестороннего изучения и творческого освоения огромного материала, на основе знания жизни и распространения сказки в ее живой традиции, используя опыт предшествующей литературной практики популяризации фольклора, по строго продуманному плану создавал свою книгу русских народных сказок.

А. Н. Толстому не удалось завершить свою работу. В законченном виде он оставил нам лишь первую книгу, издававшуюся при жизни писателя.

В первой книге напечатаны главным образом сказки о животных. Лишь впоследствии к этим сказкам присоединены пересказы А. Н. Толстого из цикла волшебных сказок. По общему плану предполагалось, что волшебные сказки составят две отдельные книги.

Задуманное издание осуществлено лишь в небольшой части.

И тем не менее опыт этот представляет значительный интерес и заслуживает большого внимания.

Сказки в пересказах А. Н. Толстого выражают их подлинно народное содержание, пленяют манерой повествования, богатством языка и свежестью красок.

Сказка «Репка» и остальные, до сказки «По щучьему велению» включительно, впервые напечатаны в сборнике: Алексей Толстой, Русские сказки, т. I, Детиздат, М.—Л. 1940.

Печатаются по тексту этой публикации.

Сказка «Присказка» и остальные, до сказки «Сивка-бурка» включительно, впервые напечатаны в книге «Русские народные сказки в обработке А. Толстого», Детгиз, М.—Л. 1944.

Печатаются по тексту этой публикации.

Сказка «Медведь и три сестры» и остальные, до неоконченной сказки «Василиса Премудрая» включительно, при жизни писателя не публиковались. Впервые напечатаны в Полном собрании сочинений, т. 15, Гослитиздат, 1953.

Печатаются по тексту рукописи.

Репка. — Создана на основе двух вариантов из сборников: Афанасьев — № 89 и Ончуков — № 105.

Курочка ряба. — Создана на основе двух вариантов, из сборника Афанасьева №№ 70 и 71. А. Н. Толстой в своем пересказе значительно сократил материал источников, выбрав из всех известных ему вариантов наиболее благополучный конец.

Колобок. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 36. А. Н. Толстой улучшил песенный текст этого варианта сказки заимствованиями из других записей.

Теремок. — Создана на основе различных вариантов, имевшихся в распоряжении писателя, и представляет собою сложное соединение многих записей, но ближе всего к сказке из сборника Афанасьева — № 83.

Кочеток и курочка. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 68. В пересказе писателя устранены диалектизмы.

Бобовое зернышко. — Создана на основе вариантов из сборников: Афанасьева — № 69, Садовникова — № 49, Смирнова — № 13, Карнауховой — № 93.

Нет козы с орехами. — Создана на основе варианта из сборников Афанасьева — № 60 и Смирнова — № 66.

Лиса и заяц. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 14, обогащенного заимствованиями из сборника Зеленина — «Пермские сказки» — № 88 и Смирнова — № 248.

Волк и козлята. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 53; вариант нарочито стилизованный. В пересказе А. Н. Толстого сказка приобрела черты подлинно народной манеры рассказывания.

Коза-Дереза. — Создана на основе варианта из сборника Нечаева.

Петушок — золотой гребешок. — Создана на основе варианта из сборника Смирнова — N5 16. Первые три строки песенки кота:

взяты из примечания к сборнику Афанасьева — № 37 (текст в примечании перепечатан из сборника Авдеевой «Русские сказки для детей»).

Лиса и волк. — Создана на основе трех вариантов из сборников: Афанасьев — № 1, Смирнов — № 293 и Куприяниха — № 19.

Медведь — липовая нога. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 57. А. Н. Толстой вводит из другого варианта эпизод кражи медведем репы у крестьянина, чтобы оправдать и мотивировать поведение старика, отрубившего у медведя лапу. Начало песни медведя также изменено.

В пересказе Афанасьева:

В пересказе Толстого:

Замена понятия звукоподражанием как раз вполне отвечает народной манере повествования.

Мизгирь. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 85, писателем устранены книжные обороты и славянизмы.

Звери в яме. — Создана на основе варианта из сборника Карнауховой — № 53, записанного от известной сказительницы Коренной.

Лиса и дрозд. — Создана на основе многих вариантов и представляет собой сложную творческую переработку документальных записей.

Лиса и рак. — Создана на основе варианта из сборника-Афанасьева—№ 35.

Лиса и тетерев. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 31.

Лиса и петух. — Сюжетные положения в пересказе А. Н. Толстого близки сказке из сборника Ончукова — № 11. По стилевой манере: по ритмичности» склонности к рифмовке — сказка Толстого близка к варианту из сборника Афанасьева — № 16. Однако текстуальная близость пересказа Толстого с вариантом афанасьевским может быть отмечена лишь в одном случае:

У Афанасьева:

Петух умилился и прослезился и стал спускаться с ветки на ветку, с прутка на пруток, с сучка на сучок, с пенька на пенек; спустился петел на землю и сел перед лисицу.

У Толстого:

Тут петух умилился, стал спускаться с ветки на ветку, с сучка на сучок, с пенька на пенек. Спустился на землю и сел перед лисицей…

В отличие от афанасьевского текста, изложенного в книжном витиеватом стиле, насыщенном славянизмами, пересказ А. Н. Толстого написан в подлинно народной манере.

Лиса и журавль. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 38.

Журавль и цапля. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 72.

Кот и лиса. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 40.

Старик и волк. — Создана на основе многих вариантов. Первоосновой пересказа следует считать варианты из сборников: Смирнов — № 171 и Карнаухова — № 23. Некоторые детали живо напоминают соответствующие места из других источников: начало сказки близко к началу записи из сборника Смирнова—№ 246, начало песенки взято из сборника Карнауховой — № 23, а конец этой же песни ближе всего к соответствующим стихам в сказке из сборника Зеленина «Пермские сказки» — № 78.

Как старуха нашла лапоть. — Создана на основе варианта из сборника Карнауховой — № 24. Песенка старухи:

заимствована из варианта в сборнике Афанасьева — № 8.

О щуке зубастой. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева—№ 81. Стилевая правка источника весьма незначительна.

Байка про тетерева. — Создана на основе варианта из сборника Садовникова — № 56. Изменений почти нет.

Как лиса училась летать. — Создана на основе трех вариантов из сборников: Ончуков — № 11, Садовников — №№ 53 и 54.

Пузырь, соломинка и лапоть. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 87.

Кот — серый лоб, козел да баран. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 45.

Зимовье зверей. — Создана на основе девяти вариантов. А. Н. Толстой пользовался главным образом текстами из сборников: Ончуков — № 149 и Садовников — № 51. При этом сюжетные положения в пересказе Толстого ближе к варианту из сборника Ончукова, особенно в начале сказки, а вся сказовая манера, язык и стиль очень близки к варианту из сборника Садовникова, записанному от крупнейшего русского сказочника Абрама Новопольцева.

Глупый волк. — Создана на основе трех вариантов, представляет собою сложную творческую переработку мотивов из сборников: Куприяниха — № 32, Афанасьев — №№ 55 и 56.

Овца, лиса и волк. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 28. Текст основы подвергнут значительной правке.

Медведь и собака. — Создана на основе вариантов из сборников: Афанасьев — № 59 и Смирнов — № 68.

Медведь и лиса. — Создана на основе сказки «Про медведя и лису» из сборника «Сказки Саратовской области».

Мужик и медведь. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 23 и записи из рукописного собрания Нечаева, обогащена некоторыми заимствованиями из сборника Смирнова — № 105.

Глиняный парень. — Создана на основе варианта из сборника Карнауховой — № 29 с привлечениями деталей из вариантов сборников: Ончуков —№ 30 и Смирнов — № 167.

Кобылья голова. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 99. Эта запись украинского варианта сказки переработана писателем весьма значительно. Сказка в пересказе А. Н. Толстого зазвучала по-русски, напоминая варианты из сборников: Карнаухова — № 101, Худяков — № 13 и Смирнов — № 155а.

Лев, щука и человек. — Создана на основе варианта из сборника Садовникова — № 58.

Заяц-хваста. — Создана на основе варианта из сборника Карнауховой — № 99, со значительными следами книжных оборотов. В пересказе А. Н. Толстого сохранены сюжетные положения источника, но изложены живым народным языком.

Петух и жерновки. — Создана на основе двух вариантов из сборников. Афанасьев— № 188 и Садовников — № 48.

Терёшечка. — Создана на основе вариантов из сборников: Афанасьев — №№ 112 и 108, Красноярского сборника, вып. I–X» 41 и из сборника «Сказки Саратовской области». Эти варианты выбраны из двадцати шести известных писателю (см. библиографию сказки в архиве Писателя).

Кривая уточка. — Создана на основе сказки, слышанной писателем в детстве.

Сестрица Аленушка и братец Иванушка. — Создана на основе вариантов из сборника Афанасьева — № 261 (из четырнадцати известных автору). Источник подвергнут значительной правке, обогащен деталями из вариантов сборников: Куприяниха — № 7, Зеленин, «Вятские сказки» — № 11 и Афанасьев — № 260.

Хаврошечка. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева —№ 100.

Кузьма Скоробогатый. — Создана на основе вариантов из сборников: Карнаухова — № 159, Садовников — № 15, Афанасьев — №№ 163 и 164.

Война грибов. — Создана на основе варианта сказки-песни из сборника Афанасьева — № 90.

Гуси-лебеди. — Создана на основе двух вариантов из сборников: Афанасьев — № 113 и Худяков — Я» 53.

Мальчик с пальчик. — Создана на основе варианта из сборника Афанасьева — № 300. Главная сюжетная линия источника сохранена, исключен лишь эпизод встречи мальчика с пальчик с ворами.

Морозко. — Создана на основе многих вариантов, представляет собой сложную и свободную переработку вариантов из сборников: Афанасьев — №№ 95 и 96, Зеленин, «Пермские сказки» — № 77, Карнаухова — №№ 27 и 28 и записи, хранящейся в рукописном Архиве фольклорной секции.

Чивы, чивы, чивычок… — Создана на основе варианта из сборника Смирнова—№ 149, обогащенного заимствованиями из сборников: Афанасьев — № 76 и Худяков — № 37.

По щучьему веленью. — Создана на основе многих вариантов (в архиве писателя имеются одиннадцать вариантов записи сказки и три редакции ее пересказа А. Н. Толстым). Первооснова опубликованного варианта пересказа — текст из сборника Афанасьева — № 165, подвергнут весьма значительной обработке. Сказка в сборнике Афанасьева, перепечатанная из старых лубочных изданий, изобилует архаизмами и канцелярскими оборотами. А. Н. Толстой рассказал сказку в манере живой народной речи.

Присказка. — Взята писателем из зачина к сказке «Иван-царевич и богатырка Синеглазка» (сборник Б. и Ю. Соколовых — № 139) и с незначительной правкой была первоначально предпослана А. Н. Толстым к его пересказу сказки «О молодильных яблоках и живой воде», а затем вынесена в качестве зачина-присказки к пересказам всех волшебных сказок.

Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. — Создана на основе варианта из сборника Нечаева «Андрей-стрелец» — № 2, обогащенного заимствованиями из других документальных источников в сборниках: Афанасьев — №№ 214, 215, 216, 217, Зеленин, «Пермские сказки» — № 42. В архиве А. Н. Толстого имеется библиография и материалы двадцати шести вариантов. Первоначальный текст пересказа написан от руки; кроме того, имеется переписанный на машинке и выправленный автором текст. И, судя по тому, что в изданной сказке есть разночтения с машинописным экземпляром, можно утверждать, что отделка пересказа продолжалась и во время издания сказки.

Сказка о молодильных яблоках и живой воде. — Создана на основе вариантов из сборника Б. и Ю. Соколовых — № 139, обогащенного заимствованиями из сборников: Озаровская — № 36, Ончуков — № 3 и др. (в архиве писателя имеется библиография восемнадцати вариантов).

Иван — коровий сын. — В библиографии отмечено двадцать две записи сказки. Сказка создана на основе многих вариантов, представляет собой сложную переработку, основанную на вариантах из сборников: Афанасьев — №№ 136, 137 и 138 и Карнаухова — № 163 с заимствованиями некоторых деталей из источников в сборниках: Зеленин,»Пермские сказки» — № 9 и Садовников — № 1. В архиве писателя сохранился план пересказа, написанный рукой А. Н. Толстого: 1) Рождение. 2) Булавы. 3) Основание поездки. 4) Кровь. 5) Бой. 6) Три жены (колодезь, яблоня). 7) Кузница.

Иван-царевич и серый волк. — Создана на основе вариантов из сборников: Азадовский, «Сказки Верхнеленского края» — № 14, Худяков — № 1 и неопубликованной записи Нечаева.

Царевна-лягушка. — Основа сказки не установлена. Писатель совершенно свободно использовал, творчески переработав, несколько вариантов этой сказки. Многие эпизоды, мотивы и отдельные выражения, судя по их близости, заимствованы из сборников: Афанасьев — №№ 267, 269, Куприяниха — № 25 и Нечаев — № 7.

Сивка-бурка. — Создана на основе варианта из сборника Ончукова — № 68. Обогащая основной источник, А. Н. Толстой заимствовал эпизоды, мотивы и отдельные выражения из записей в сборниках: Зеленин, «Вятские сказки» — № 114; Афанасьев — №№ 179 и 180; из рукописного архива фольклорной секции Института этнографии и антропологии Академии наук СССР (в архиве писателя хранится библиография двадцати шести вариантов этой сказки).

Лиса топит кувшин. — Источник — вариант Смирнова № 29а.

Лиса-плачея. — Источник — вариант Афанасьева № 22. Эпизод с волком, отсутствующий в этом варианте, введен писателем в соответствии с традицией тройственности встречи персонажа со зверями (медведь, волк, лиса). Эпизод с волком есть в вариантах: Смирнов № 251, Зеленин Перм. № 82 и др.

Снегурушка и лиса. — Источник — вариант Афанасьева № 34. Писатель изменил окончание сказки: старик и старуха не травят лису собакой.

Медведь и три сестры. — Писатель был знаком с шестью вариантами сказки (см. примеч. к ПСС, 15, с. 361), но для работы над сводным текстом воспользовался вариантами Садовникова № 29 и Худякова № 18 (совпадает по названию со сказкой писателя). В основу положен вариант Садовникова, но произведена замена волка медведем.

Василиса Премудрая. — В работе над сводным текстом писатель пользовался вариантами Афанасьева № 211, 219 и др. В сущности, это три разных сказки: о битве птиц и зверей, об орле и его подарке и собственно о Василисе Премудрой: работа над последним сюжетом остановилась в самом начале. Затруднение неслучайно: писатель столкнулся со случаем устойчивого, но механического соединения самостоятельных сказок.

Список источников сказок-пересказов А. Н. Толстого и указатель сокращений, принятых в комментариях

Афанасьев. — А. Н. Афанасьев, Народные русские сказки, под ред. М. К. Азадовского, Н. П. Андреева и IO. М Соколова, т. I, «Academia», 1936; т. II, Гослитиздат, 1938; т. III, Гослитиздат, 1940,

Азадовский. — М. Азадовский, Сказки Верхнеленского края, вып. I, изд-во Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, Иркутск, 1925.

Зеленин, Вятские сказки. — Д. К. Зеленин, Великорусские сказки Вятской губернии, «Записки Русского географического общества по отделению этнографии», т. XI, П. 1914,

Зеленин, Пермские сказки. — Д. К. Зеленин, Великорусские сказки Пермской губернии, «Записки Русского географического общества по отделению этнографии», т. XII, П. 1915.

Карнаухова. — И. В. Карнаухова, Сказки и предания Северного края, «Academia», 1934.

Куприяниха. — Сказки Куприянихи. Запись сказок, статья о творчестве Куприянихи и комментарии А. М. Новиковой и И. А Оссо-вецкого. Вступительная статья и общая редакция проф. И. П. Плотникова. Воронежское областное книгоиздательство, 1937.

Красноярский сборник. — «Записки Красноярского подотдела Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества па этнографии», т. I, вып. I, Красноярск, 1902, вып. II, Томск, 1906.

Нечаев. — Сказки Карельского Беломорья, т. I, Сказки М. М. Коргуева, кн. 1 и 2. Запись, вступительная статья и комментарии А. Н. Нечаева, Петрозаводск, 1939.

Озаровская. — О. 3. Озаровская. Пятиречие, «Academia», 1931.

Ончуков. — Н. Е. Ончуков, Северные сказки, СПб. 1908, «Записки Русского географического общества по отделению этнографии», т. XXII.

Садовников. — Сказки и предания Самарского края. Собраны и записаны Д. Н. Садовниковым, СПб. 1884, «Записки Русского географического общества по отделению этнографии», т. XII.

Смирнов. — А. М. Смирнов, Сборник великорусских сказок Архива Русского географического общества, вып. I–II, П. 1917, «Записки Русского географического общества по отделению этнографии», т. XIV.

Соколовы. — Б. и Ю. Соколовы, Сказки и песни Белозерского края, М. 1915.

Сказки Саратовской области. — Сказки Саратовской области. Составители Акимова и Степанов, Саратов, 1937.

Худяков. — И. А. Худяков, Великорусские сказки, I–II–III, М. 1860, 1861, 1862.

Архив фольклорной секции Института русской литературы (Пушкинский дом), Академия наук СССР,