Чудеса в решете Комедия в четырех действиях

Действующие лица

Любовь Александровна Кольцова, девушка из провинции.

Алеша (Алексей Иванович), вузовец.

Иван Кузьмич Шапшнев, управдом, бывший лавочник

Адольф Рафаилович Рудик, блестяще одет. Делец.

Семен Визжалов, он же граф Табуретккн, вор.

Марго, девушка легкого поведения, сожительница Визжалова.

Михаил Михайлович Бирюков, председатель жил-товарищества.

Валентин Аполлонович Хинин, актер-эстрадник.

Евдокия Кондратьевна Журжина, домашняя портниха, средних лет.

Федор Павлович Июдин, зловредный старичок.

Теппер, крупье.[45]

Григорий Захарович, содержатель кавказского кабачка.

Газетчик.

Левкин.

Человек в тюбетейке.

Ухов, сибиряк.

Лоханкин, клубный жучок, или марафон.

Соня Огурцова, проститутка.

Посетители игорного клуба: нищий на костылях, толстомордый бандит, сердитая женщина, шкеты, торговцы и другие.


Первое действие – на дворе дома на Петербургской стороне.

Второе действие – в игорном клубе.

Третье действие – в кавказском кабачке.

Четвертое действие – на набережной у ворот дома на Петербургской стороне. Между первым и четвертым действиями проходит несколько часов.

Действие первое

Двор на Петербургской стороне. Направо и налево – двери черных ходов. У двери направо надпись: «Управдом». Сбоку, в глубине, покатая крыша сарая. На ней лежит Л е в к и н, голый. В глубине – набережная, река, баржа с булыжником. Алеша возит тачкой камни с баржи на берег. Налево, у черного хода, на табуретке сидит Ж у р ж и н а, шьет. По двору гуляет И ю д и н с собакой. В окне, за горшками с цветами, виден управдом Ш а п ш н е в. Слышен гул воздушного винта. Июдин, Журжина, Шапшнев – в окошке, Марго – в окошке, Алеша – на набережной – поднимают головы и глядят на небо.


Хинин (торопливо высунулся из окна). Что случилось? В чем дело? (Взглянул на небо.) Дирижабль… Эка штука. (Скрылся в окне.)

Шапшнев. Резиновый. (Скрылся в окне.)

Журжина. Летят люди выше птицы небесной, летают выше облаков. Как это они летают? Отчего, Федор Павлович?

Июдин. Водород. Накачают в баллон, посадят комсомольцев и летают. Ничего хитрого.

Шапшнев (в окне). Один обыватель заинтересовался – полетать. Его подняли. Он оттуда турманом – как загудит!.. Вот тебе и полетел…

Июдин. Потише орите, у моей собаки желудок действует. (Разглядывает в лупу что-то на земле.)

Шапшнев. Константин!

Журжина. Дворник ушедши, Иван Кузьмич.

Шапшнев. Куда?

Журжина. С какой-то дамочкой на Елагин остров.

Шапшнев. Это ему у Рудика полтора рубля дали, – дрова носил. Нет чтобы не пропить. (Потянул носом.) Это откуда вонища?

Журжина. В шестнадцатом номере требуху варят, – ведь праздник, Иван Кузьмич.

Шапшнев. Какую требуху? Телячью? (Не получив ответа, скрылся.)

Июдин (Журжиной). Я так это и знал.

Журжина. Знаете, Федор Павлович, я сегодня сон видела, такой приличный, интересный…

Июдин. У Мономаха опять пузырчатые глисты.

Журжина. Скушали они что-нибудь неподходящее.

Июдин. Пыль, несущаяся по неметеным и отвратительным улицам, содержит в себе пузырчатые глисты. Они попали в желудок моей собаки благодаря Откомхозу.

Шапшнев (опять в окне). Это что такое насчет Откомхоза?

Июдин. От имени моей собаки благодарю Отдел коммунального хозяйства за санитарное состояние нашей набережной.

Шапшнев. Вот как. (Скрылся.)

Журжина. Федор Павлович, извините меня, расскажу вам про этот сон мой. Увидела я аккурат наш двор и все такое грязное, облупленное – обыкновенное. И будто я вот так же сижу, шью панталоны проститутке Марго. (Кивает на окошко.) Вон ей. И будто несут по двору шелковое платье, – вот так – на обеих руках, – белое подвенечное, с кружевами. И я еще думаю: как так? Неужели в нашем доме невеста? Кто она? И сама я плачу, сама рыдаю. И хочу спросить: кто невеста, кто она? И тут невеста выходит с черного хода и берет это шелковое платье. Знаете, кто она? Люба.

Июдин. Какая Люба?

Журжина. Ну, Люба Кольцова, из третьего номера, Любовь Александровна. Ее беднее на нашем дворе нет. Она из Рязани, рассказывают, пешком пришла. Ну, просто пришла в Ленинград за счастьем. И она, безусловно, голодная, безработная.

Июдин. Так что же, по-вашему?

Журжина. Нет, Федор Павлович, эта девушка должна скончаться в непродолжительном времени. Белое платье – саван.

Июдин. Ну…

Журжина. Саван. (Вытирая глаза.) Такая прелестная, приличная…

Марго (высунувшись из окна, вытряхивает юбку). Про кого это?

Шапшнев (из окна). Эй, там, – в шестнадцатом номере, трясете!

Марго. А что, – нельзя?

Шапшнев. Постановлением правления трясти ковры, дорожки, шерстяные вещи дозволяется только от шести до восьми утра.

Марго. Так это же юбчонка.

Шапшнев. Все разно, и юбку трясти воспрещается.

Марго. Извините. (Скрылась.)

Бирюков (появляется на дворе с большим листом, прикрепляет его к двери управдома). Хочешь не хочешь, а прочтешь…

Июдин. Председатель опять какую-нибудь гадость приклеит.

Журжина (мотает головой). Тише, тише.

Июдин. Мономах, назад!

Бирюков (насмешливо). Мономах.

Июдин. По конституции не запрещается называть собак монархическими именами. Вот и – Мономах.

Бирюков (зовет). Товарищ Шапшнев!

Шапшнев (в окне). Здесь, Михаил Михалыч.

Бирюков. Хорошо бы клейстеру.

Шапшнев. Сейчас я с клейстером.

Бирюков. Пролетел первый советский дирижабль, первый пробный полет. А у нас хоть бы что, – сидят, сны толкуют. Да про глисты. Да, уж у нас дом – болото!

Июдин. Не агитация – факты нужны.

Бирюков. И будут.

Шапшнев (вышел во двор, подает клейстер). Вы его слюнями разболтайте, засох.

Бирюков. Опять от вас запах тяжелый, товарищ Шапшнев.

Шапшнев. Зуб лечил. Полрюмки на дупло – моментально проходит.

Бирюков (приклеив лист). Почитайте. Для всех сознательных и для всех бессознательных. (Отходит и читает список недоимщиков.)

Шапшнев (читает объявление). «Сегодня розыгрыш государственного выигрышного займа. Можно приобрести билет с перестраховкой за рубль шестьдесят копеек. Каждый должен испытать счастье. Все – на площадь Лассаля».

Бирюков. Кольцова, Любовь Александровна, из третьего номера, задолжала за четыре месяца с пенями шестьдесят семь рублей семьдесят восемь копеек, – надо бы пристращать.

Шапшнев. Стращал, Михаил Михалыч.

Бирюков. Деньги, деньги нужны. (Зовет.) Товарищ Левкин.

Левкин (садится па крыше). Есть.

Бирюков. Будет тебе спать-то.

Левкин. Ну и фиолетовые лучи на этой крыше! Как кипятком дерет. Третья шкура слезает. Бирюков. Едем на взморье.

Левкин (соскакивает с крыши и бежит мимо Журжиной на набережную). Сейчас, за веслами сбегаю.

Бирюков (Шапшневу). Постращай. А то ведь никто не платит. Ну и жители! (Уходит за Левкиным.)

Шапшнев. Шапшнев стращай, Шапшнев клейстер вари, и все с Шапшнева спрашивают, и всё Шапшнев не угодил, от Шапшнева дух тяжелый. (Стучит в окно Любы.) Гражданочка!

Журжина (по поводу Левкина). И бежит по двору голый мужчина, как это понять, извините, Федор Павлович. В прошлое воскресенье пошла я на Крестовский, на плешь, на самый песок. Раскинулась я с ревматизмом. И что же, Федор Павлович, выходят из воды две мущины, совершенно голые, ну, совершенно. Ну, такие могучие, представьте себе, выходят, и я тут одна на песке. Вы понимаете, Федор Павлович, я зажмурилась, ну, совершенно как в обмороке. Как это понять?

На соседнем дворе играет шарманка.

Шапшнев. Нет там никого. Когда это она уйти успела?

Июдин (читает объявление). Выиграешь черта с два.

Из дома выходит Семен Визжалов, направляется к объявлению.

Семен. Граф Табуреткин вышел на двор из своего роскошного особняка и, заметив столпление народа, воскликнул: граждане, чем интересуетесь? Здравствуйте, Иван Кузьмич!

Шапшнев. Здравствуй, сволочь!

Семен. Разрешите полюбопытствовать… (Читает объявление.)

Июдин (оглянув Семена). Да, тут нужно отойти подальше.

Шапшнев. Ты что же, сукин сын, опять в четвертом номере замок ломал?

Семен. Когда?

Шапшнев. Вчера ночью.

Семен. Кто, я? Граф Табуреткин? И тут граф, выйдя из последнего терпения, как развернется… Это не я ломал. В своем районе я никогда себе этого не дозволяю.

Шапшнев. А вот я сейчас схожу за милиционером.

Семен. У графа было восемнадцать приводов, но ни одного вещественного доказательства. Прощайте, Иван Кузьмич.

Шапшнев. Прощай, сволочь.

Из дома выходит Хинин, взволнованно.

Хинин. Что такое? Что за объявление? Опять повышение квартплаты? Заранее говорю – не плачу… Судитесь…

Семен. Будет вам трепаться-то, Валентин Аполлонович.

Хинин. А, граф Табуреткин. Здравствуй, Семен. Ну, как? Воруешь?

Шапшнев. Когда же это его профессия.

Семен. Жизнь графа была покрыта неопределенным мраком… Вот, например… (Выхватывает колоду карт.) Колода карт. Никакой мистификации, – удостоверьтесь. Одно голое счастье. (Присаживается, раскладывает три карты.) Вот червонная дама. Удостоверьтесь. Гривенник ставка. Угадаете между трех карт червонную даму, – ваше.

Шапшнев. Ну, знаешь, за это…

Хинин. Брось. В трынку не играю.

Семен. Ставка – гривенник серебром. Ваши два шанса, мой – один.

Шапшнев. Знаешь, за это тебя не погладят. (Присаживается, играет.) Вот эта.

Семен. Угадали. Ваше.

Хинин. А ну-ка я. (Бросает гривенник.) Эта.

Семен. Угадали. Ваше.

Шапшнев. Иду на двугривенный…

На набережной появляется Люба, Алеша с тачкой спускается с баржи.

Люба. Алеша!

Алеша. Ну, что? Вышло место?

Люба. Ничего не вышло. И разговаривать не хотят.

Алеша (перевернул тачку, подошел к Любе). Так как же теперь? (Поправляет очки.)

Люба. Ничего не знаю. Камни выгружать?

Алеша. Бросьте. Надорветесь.

Люба. А почему вы не надорветесь?

Алеша. Мне что… Только есть очень хочется, – в три или четыре раза против нормального… С утра и до ночи думаю о чайной колбасе.

Люба. Больше ни о чем не думаете?

Алеша (взглянув на нее). Вы про что?

Люба (зловеще). Скоро узнаете – про что. Пожалеете…

Алеша. Надо спокойно относиться ко временным затруднениям… Я думаю: почему бы зам не сдать половину комнаты спокойной жиличке?..

Люба. Может быть, вы еще о чем-нибудь думали?

Алеша (посмотрел на нее). Вы про что?

Люба (рассердилась). Да ни про что я…

Алеша. Я уже предпринял некоторые шаги, но кого ни спросишь, все разъехались на дачу. Будто это какая-то европейская буржуазия, – на дачу…

Люба. Бывает же такое счастье у человека, – в кармане – бац – два или три червонца… Это значит: море, песок, ветер… (Кричит.) Не дача, а – песок и море, и у меня – белое платье. А вы как думали?.. И чтобы мне говорили слова… А не про чайную колбасу.

Алеша. Какие слова?

Люба. А вот такие, – каких нет в ваших книжках.

Алеша (подумал). Вы про что?

Люба. Вот вы, должно быть, многого добьетесь в жизни, – сразу видно…

Алеша. Я тоже так думаю… (Поправляет очки.)

Люба. Из одного города приехали, с одной улицы… Вы-то, что же, – много умней меня, много лучше?

Алеша. Вы, Люба, горячее… Зато у меня больше выдержки…

Люба. У вас все складно выходит… У меня ни черта не выходит. Никогда не выйдет… (Отходит.)

Алеша. Люба… возьмите у меня денег…

Люба. Испугались? А? (Внимательно глядит ему в глаза.)

Алеша. Вы про что?

Люба. Не испугались? Эх, вы…

Алеша. Цыганский пот прошибет с вами разговаривать. Загадки, вопросы. Возьмите три рубля…

Люба. У вас не возьму.

Алеша. Почему? Я же как товарищу.

Люба. Не хочу.

Алеша. Сложно. (Опустив голову, рассуждает.) Очевидно, психология женщины много запутаннее, чем психология мужчины… В то время, когда мы сосредоточиваем всю энергию на достижение одной…

Люба ушла. Он поднял голову.

Ушла… да… Я редкий осел… (Взял тачку, покатил на баржу.)

Шапшнев (бросив карту, пошел навстречу Любе). Погодите-ка, гражданка.

Люба остановилась, нахмурилась.

Я к вам с большой неприятностью.

Люба. Ну?

Шапшнев. Что же вы, – будете наконец платить за квартиру? Это безобразие надо кончить.

Люба (встряхнула головой). Сейчас – нет.

Шапшнев. Граждане, вы слышали.

Подходят Июдин, Хинин, Семен и Журжина.

Июдин. Позвольте, позвольте, в чем дело. Насчет квартплаты?

Шапшнев. Нагло отказывается. А виноват всегда Шапшнев, – почему не стращает.

Семен (спокойно). За это гражданочку мало в клочки разорвать.

Июдин (Любе). А на какие средства, я спрашиваю, мы будем ремонтировать крышу, которая течет?

Журжина. В шестнадцатом номере, – это у них привычка, – откроют кран в ванной и сами уйдут на весь день. И вся вода через потолок на мою кровать, и воды по щиколотку.

Шапшнев. Погоди, мы не про то.

Хинин. Граждане… Я, как представитель искусства, как артист, как трудящийся, выражаю самый решительный протест. Заматывание квартплаты надо кончить раз и навсегда. Нужно дать отпор.

Семен. Будет трепаться-то, Валентин Аполлонович…

Хинин. Гражданин Визжалов, прошу не перебивать… В моей квартире начали ремонт, развалили обе печки, и ремонт прерван на неопределенное время. (Указывал на Любу.) Из-за подобных безответственных личностей у нас не хватает денег на ремонт… Товарищи, задачи революционного строительства – бороться за каждую копейку квартплаты.

Шапшнев (широко улыбается). Правильно.

Семен. Этот вбил гвоздь.

Июдин (Любе). Нынче не девятнадцатый год. Каждое ведро помоев, которое вы изволите вылизать в мусорную яму, обходится жилтовариществу в одну девятую копеечки.

Люба. Но я же говорю, что у меня нет денег.

Семен. Совершенно случайно, гражданочка, мне известно, что у вас в кошелечке водится выигрышный билет номинальной стоимостью в десять рублей золотом.

Шапшнев. Вот как – выигрышный билет?

Хинин. Ага! Выигрышный билет.

Люба. Выигрышный билет мне дала мама, когда я уезжала из Рязани. Дала на счастье.

Все засмеялись.

Июдин. Вот так счастье!

Шапшнев. Удружила мамаша!

Хинин. Так и платите им за ремонт моей печки.

Люба (протягивает билет Хинину). Возьмите.

Журжина. Смотрите, – матерний подарок.

Хинин. Передайте управдому.

Семен (заглянув в кошелек Любы). Зловещая пустота.

Люба (Шапшневу). Значит, я заплатила десять рублей в счет долга.

Шапшнев. Как так? Он этого не стоит. Да и вообще, граждане домовые жильцы, принимать ли?

Хинин. Вопрос крайне серьезный.

Июдин. Решим на летучем собрании.

Семен. На голосование. Кто воздержался?..

Шапшнев. Не вертись ты около нас, котище проклятый.

Журжина. Я воздерживаюсь. (Отходит и садится снова около крыльца.)

Шапшнев. Ведь, может быть, этот билет в тираж вышел.

Июдин. Не брать, нет.

Хинин. В таком случае – черт с ним.

Шапшнев. И номер какой-то подозрительный: серия «А», пять нулей, единица.

Семен (заглядывая в билет). Пять нулей, единица… Вот так матерный подарок.

Хинин (заглядывая в билет). Пять нулей, единица… Ерунда!

Июдин. Давно в тираже. (Отходит.)

Шапшнев. Возьмите билет, гражданочка. Завтра подаем на вас в народный суд.

Люба. Но в чем же я провинилась? Я не виновата, что у меня нет денег. Подождите немного… Мне обещали найти жиличку. Если вы меня выселите, – что же остается? В Неву, что ли, кинуться?..

Шапшнев. Нас это не касается.

Люба (изумленно). Вас это не касается? Но если так, то я, конечно, пойду и кинусь… и записку оставлю, что вы виноваты…

Шапшнев. Не запугаете.

Хинин. Не на таких наскочили…

Семен. Эта кинется, очень просто… (Отходит, садится на дрова.)

Люба (растерянно). Придет осень… Я поступлю на службу… Я поступлю на драматические курсы. Я заплачу. (Обрадовалась.) Я напишу в Рязань… Мне пришлют.

Журжина (Июдину). И берет она подвенечное платье, и я уже понимаю, что это – саван.

С черного хода появляется Р у д и к. Люба порывисто идет к нему.

Люба. Гражданин Рудик…

Рудик. Адольф Рафаилович… К вашим услугам.

Люба. Купите у меня билет… это необходимо…

Рудик (рассматривая билет). Серия «А». Пять нулей, единица. (Засмеялся, протянул билет обратно.) Я не играю. Мерси, барышня…

Люба. В таком случае… дайте мне денег… взаймы…

Рудик. Ого! (Шарит в кармане.) Копеек сорок…

Люба (струсив). Нет… шестьдесят семь рублей… Все равно – меньше…

Рудик. Вот как, – шестьдесят семь рублей или меньше… Но, знаете, денежки я держу в банке. Вы поняли меня? Сегодня праздник, и, к сожалению, принужден вам отказать. (Отходит.)

Люба. Хорошо… Благодарю вас… (Опустив голову, медленно идет к себе.)

Шапшнев. Адольф Рафаилович, насчет фановой трубы заявленьице надо подписать…

Рудик. Ах, эта вечная канцелярщина. (Идет к двери управдома.)

Хинин (повышенно). Адольф Рафаилович, на два слова…

Рудик. Нуте…

Хинин. Есть контрабандные носки, дивное мыло, заграничная помада и кое-что другое…

Рудик (оглядываясь). Знаете, – контрабанда…

Хинин. Вчера из Парижа… Сбегать?

Рудик. Ну, если французский товар…

Рудик и Шапшнев уходят в контору. Хинин убегает к себе. Июдин ушел на набережную, Семен сидит на дровах. Журжина шьет. Люба уходит к себе.

Журжина (вслед Любе). Сердце болит за эту девушку.

Семен (на дровах, задумчиво). А что такое честный человек? Нет ответа. Где они, эти честные-то? Мучительный вопрос. И кругом одна жестокая скука.

Алеша (проходит в глубине и кричит кожу-то). Левка, Мишка… Ты куда? Купаться?.. Подожди, я с вами…

Журжина. Ну, прямо не могу… (Идет к Любиному окну.)

Семен. Это из мыслей графа Табуреткина.

Журжина. В таком состоянии она, – долго ли до беды… (Заглядывает в Любино окно.)

Люба с силой его распахивает.

Люба. Вы зачем подсматриваете?.. Что вам еще от меня нужно?

Журжина. Виновата. (Семенит обратно.)

На дворе появляется м а л ь ч и к-г а з е т ч и к.

Газетчик. Красная вечерняя. Рождение волосатого младенца о двух головах на Выборгской стороне. Кулидж собирается проглотить Францию.[46] Гибель Исаакиевского собора. Полный подробный список сегодняшних выигрышей государственной лотереи.

Семен. Дай газету.

Газетчик (подает ему газету и уходит в дом). Красная вечерняя. Тайна женского туловища…

Журжина. Девушке, молоденькой в особенности, трудно, невозможно пробиться в жизни. Затопчут люди.

Люба (выходит из дому). Нет, не затопчут… (Уходит на набережную и скрывается за углом.)

Журжина. Куда это она пошла? (Поднялась.) Ай… Ай… Да, Семен же, догони ее… ай… топиться побежала…

Семен. Чепуха. (Махнул рукой, развертывает газету.)

Марго (выбегает во двор). Кто топиться побежал?

Журжина. Кольцова… Держите ее…

Марго. Евдокия Кондратьевна, как страшно!..

Голос Любы. Алеша… Алеша!..

Марго. Жива еще… зовет…

Голос Любы. Алеша…

Люба появляется на набережной.

Алеша…

Журжина. Они купаться ушедши… Вот только что ка лодке уплыли…

Люба. Ушел купаться… Но ведь он слышал, что здесь происходило? (Глядит в сторону реки.) Хорошо. Тогда – пусть купается.

Журжина (толкает Марго). Помоги ты ей, Марго, ты опытная. Вот горе-то… Пальцы ломает…

Марго (Любе). Гражданка… извините меня… я не такая ужасно образованная, но все-таки…

Журжина. Вы ее послушайте. Она сквозь огонь и воду прошла.

Люба. В лицо им швырну деньги… Научите, где мне достать?

Марго. Это можно даже очень просто разными способами.

Журжина. Она научит.

Марго. Торговать телом вы, безусловно, не станете. Этого и не потребуется в данном случае, – сумма небольшая.

Люба. Огромная! Шестьдесят семь рублей!

Марго. Одну мою подругу, Соню Огурцову, конечно, собрались также выселять с милиционером. Туда-сюда, а платить ей тридцать червонцев за две роскошные комнаты.

Журжина (всплеснула руками). Батюшки, ну, как же она?

Марго. И вдруг ее надоумили: достань, говорят, сколько ты можешь, – ну, рублей пять. Одним словом, тебе терять нечего, попытай счастья…

Люба. Счастье?.. Я хочу, хочу попытать счастья… Научите меня, – где?

Марго. Обыкновенно, – в игорном клубе.

Люба. Я пойду туда. Ваша подруга выиграла?

Марго. Кроме того, – заказала себе роскошное манто.

Люба. Сейчас туда можно пойти?

Марго. Круглые сутки отперто. Конечно – солидный игрок приезжает в клуб после трех часов ночи. Сейчас там элемент не денежный, больше со столов полтинники тырят, чем играют, но попытать можно…

Люба. Пойдемте со мной, Марго.

Марго. Евдокия Кондратьевна, у меня дома требуха варится, так вы присмотрите. А ключ Семену отдайте.

Журжина. Покойненько, покойненько идите обе, я присмотрю… Дай вам господи.

Из дома выходит Хинин со свертком.

Люба (Марго). У меня только выигрышный билет. Как быть?

Марго. Ничего, там возьмут. У меня есть знакомый жучок, Лоханкин, он поможет…

Семен (вдогонку Марго). Ты куда это – туфли шмарыгать?

Марго. Это уж наше дело.

Люба и Марго уходят. Журжина их провожает.

Хинин (газетчику, который вышел из дому). Вечернюю!

Газетчик. Полный подробный список выигрышей государственной лотереи. Сегодняшний выигрыш в двадцать пять тысяч…

Из конторы выходят Шапшнев и Рудик.

Рудик. Эй! газетчик.

Шапшнев. Какой такой выигрыш?

Газетчик. Выигрыш в двадцать пять тысяч рублей, ваше междометие.

Шапшнев. А ну, дай-ка сюда газетку.

Газетчик уходит, крича на набережной. Рудик, Хинин, Шапшнев и Семен на дровах – с развернутыми газетами.

Пауза.

Семен. Изобретены питательные лепешки из человеческих отбросов.

Рудик (вздыхает). Эх-хе-хе…

Шапшнев. А интересно, какой это номер выиграл? (Не спеша надевает пенсне.)

Рудик. Ясно – какое-нибудь учреждение.

Хинин. Шаляпин признал эс-эс-эс-эр.

Семен. Да, все-таки загнула эта женщина на Охте – с двумя головами младенец в бараньей шерсти. Врачи надеются определить пол.

Рудик. Пустая газета.

Шапшнев (читая). Сегодняшний выигрыш в двадцать пять тысяч…

Xинин. А ведь кто-то сегодня купит газету за пятачок, развернет – его номер…

Шапшнев (дико вскрикивает). А!.. (Глядит, точно проглотил рыбью кость.) Серия-то у нее какая?..

Хинин. У кого?

Шапшнев. Серия «А», спрашиваю?..

Рудик. Слушайте, слушайте… Да быть этого не может! (Ищет в газете.)

Шапшнев (кидается к окну Любы). Гражданка Кольцова… Любовь Александровна… (Стучит.)

Рудик. Ну, да… серия «А»… пять нулей, единица…

Шапшнев (в окно Любы). Я согласен… дайте билет… Вот деньги.

Хинин. Как? Выиграл этот самый билет?

Семен внимательно прислушивается, смотрит в газете. Вскакивает, идет к окну Любы.

Шапшнев (страшным голосом). Куда она опять ушла?

Хинин. Позвольте, но ведь она его мне предложила.

Рудик. То есть как это вам?.. Вы мне голову не вертите… Я купил билет, – все свидетели.

Хинин. Идите к черту. При свидетелях мне первому предложила.

Шапшнев. Нет, уж вы, граждане, оставьте колбаситься. Билет предложен мне как управдому.

Семен пробирается незаметно к набережной.

Рудик. Мне это смешно даже слушать. Вы отказались, и она предложила мне…

Секунда паузы. Все обернулись в сторону Семена. Он спрашивает у снова появившейся Журжиной.

Семен. Да в какой клуб?

Журжина. Не знаю, не знаю.

Семен. Труперда! (Поспешно уходит.)

Рудик. Я вас рассужу… Как пить дать – билет мой.

Шапшнев (щелкнув зубами). Мой билет.

Хинин. А я говорю – мой билет.

Шапшнев. А вот я за милицией сейчас пойду.

Хинин. Нет, не пойдешь… Чувырла!

Шапшнев. И на тебя, сукин сын, донесу, контрабандист!.. Это что у тебя в бумаге?

Хинин. Не твое дело.

Шапшнев. Не мое?..

Хинин. Не твое.

Рудик. Слушайте, мы только теряем время…

Хинин (Шапшневу). А я вот догоню сейчас Кольцову, да и скажу, что ее билет выиграл. Вот вам всем – фига!..

Шапшнев (засучивается). Ну-ка, еще покажи.

Хинин. На, понюхай.

Шапшнев (сгреб его за волосы). Милиционер!..

Хинин. Пусти, подлец!

Рудик. Ну, перестаньте. Так мы никогда не договоримся. (Разнимает их.) Слушайте, я придумал выход…

Шапшнев. Придумал?

Хинин. Какой выход?

Рудик. Мы будем стараться захватить у Кольцовой этот билет. Кому из нас троих удастся забрать билет, тот берет себе пятнадцать тысяч. Остальные получают по пять тысяч. Ну, что?

Шапшнев. Придумал.

Хинин. Хорошо. Согласен.

Шапшнев. Ладно… Только вот что… Друг от друга не отбиваться… (Журжиной.) Ты не видала, – Кольцова в какую сторону пошла?

Журжина. Видала. Вон туда.

Шапшнев. Куда именно?

Журжина. Пошла в клуб. В карты играть. Выиграю, говорит, и в рожу им эти деньги швырну… И Семен туда же за ними пошел.

Все трое окаменели, слегка присели. Вскрикнули и побежали по набережной.

Шапшнев Погодите меня, погодите, товарищи…

Занавес

Действие второе

Угол комнаты в игорном клубе. Налево – ниша и два столика. Направо – арка, за ней буфет. Голые, запачканные стены. Зеленый стол. За ним – крупье Т е п п е р. Вокруг стола: человек в тюбетейке, в рваном фрейме, мрачный и больной; Соня Огурцов а, в розовом платье; Иван У х о в, сибиряк, лохматый, черный лицом, с провалившимися глазами; толстомордый бандит в кожаной куртке; толстая сердитая женщина; нищий на костылях; жучок Лоханкин; шкеты, торговцы, девицы, о б о р в а н ц ы. За аркою в буфете играет оркестр – две гармонии и пианино.


Пауза. Играющие смотрят на человека в тюбетейке. Он открывает карту.

Теппер. Банк выиграл. (Собирает лопаткой деньги.) Вы куда, куда деньги-то тащите? – выиграл банк, слушайте как следует.

Лоханкин. Извиняюсь. Я не ставил, извиняюсь… Я на минуточку только деньги на стол положил, чтобы высморкаться…

Соня. Он врет, гражданин крупье, он ставил.

Теппер (зовет). Старшина.

Лоханкин. Чуть что – старшина. Человеку высморкаться не дают.

Теппер. В банке тридцать рублей. Прошу делать игру. (Ставят. Он считает ставки.) Шесть, десять, восемнадцать, двадцать шесть… Два рубля свободны… Кто ставит два рубля? (Бандиту.) Куда рукой полез? Убери руку… Полтинник свободный. Кто желает поставить полтинник? (Соке.) Перестаньте колоть вашего соседа…

Соня. Извиняюсь, я его не колю. Он сам мне деньги сует.

Человек в тюбетейке (скребет под столом ноги. Глухо). Замучила ты меня. Отвяжись от меня.

Лоханкин (Соне). Ты зачем сказала, что я ставил?

Соня. Гражданин крупье, запретите Лоханкину меня шантажировать.

Лоханкин. Задрыга!

Теппер. Ставок больше нет.

Человек в тюбетейке медленно мечет, трет карты о сукно. Входят Люба и Марго. Лоханкин подскакивает к ним.

Лоханкин. Обратите внимание на дамочку рядом с банкометом. Это аферистка. Ей ничего не стоит человека зарезать. Как она у него деньги сосет, так просто ужас.

Ухов. Карту.

Лоханкин (Любе.) Вы здесь в первый раз? А я вчера восемнадцать тысяч проиграл, прямо обидно.

Марго. Слушай, Лоханкин, мы играть пришли…

Ухов. Шесть.

Человек в тюбетейке. Семь.

Теппер. Банк выиграл. (Бандиту.) Опять вы куда ручищу-то тянете, вы не ставили. Гражданин на костылях, вам рубль. Дамочка, не хватайте деньги… Спокойно, спокойно.

Лоханкин (Любе). С этим, в тюбетейке, боже сохрани, не ходите. Он вас заведет куда-нибудь на пустырь и задушит. У него все тело в лишаях. Страшно нервный. Смотрите, Сонька-то его как обрабатывает, пиявка…

Соня (человеку в тюбетейке). Да не сую деньги в чулок, я проиграла. Дай, ну, дай, ну, дай трешницу…

Человек в тюбетейке. Не дам больше. Отвяжись от меня.

Теппер. Снимаете банк?

Человек в тюбетейке. Нет.

Лоханкин. Зарывается, глядите, зарывается. Это она его сосет. (Подбегает к человеку в тюбетейке.)

Теппер. В банке пятьдесят семь рублей. Делайте игру.

Человек в тюбетейке (яростно чешет ноги,Лоханкину). Замучили. Отстаньте от меня, гражданин.

Теппер (считает ставки). Пятнадцать, двадцать семь. Лоханкин, отвяжитесь от банкомета. Пятьдесят три. (Бандиту.) Опять ручищами полезли. (Замахивается лопаткой.) Четыре рубля не покрыты. Вы там, в очках, заснули? Старшина!..

Лоханкин (возвращаясь к Любе). Этот банк обязательно сорвут.

Теппер. Кто желает поставить четыре рубля?

Лоханкин. Ставьте. Берите меня в часть.

Марго. В самый раз поставить. Только у нас – билет, а не деньги.

Лоханкин. Наплевать. (Берет билет.) Я имею из него полтинник. Гражданин крупье, мы покрываем. Принимаете?

Теппер (берет билет). Пять нулей, единица. Серия «А». (Человеку в тюбетейке.) Принимаете за четыре рубля?

Человек в тюбетейке. Принимаю.

Теппер (бросает билет на стол). Банк покрыт.

Человек в тюбетейке мечет.

Марго (Любе). Значит, выиграете, и у вас будет восемь рублей, и опять их поставите, – у вас будет шестнадцать, и опять поставите, – у вас будет…

Ухов. Карту.

Лоханкин (Любе). Жир. Плохо наше дело.

Люба. Почему? Мы проиграли?

Лоханкин (указывая на человека в тюбетейке). Говорят, будто это московский шулер, – вот в чем беда…

Человек в тюбетейке. Восемь. (Волнение за столом.)

Марго. Вот черт, и нет билета.

Лоханкин. А что я говорил?

Ухов (вскакивает, взлохмаченный, швыряет карты). Неправильная игра. Здесь с накладной играют. (Общий шум.)

Соня (визжит). Деньги растаскивают.

Соня, бандит и еще несколько человек кидаются к деньгам.

Теппер (колотит их по головам лопаткой). Правильная, правильная, правильная игра… Старшина!

Человек в тюбетейке, захватив деньги, встает, идет в буфет. В арке его задерживает Соня.

Люба (Лоханкину). Я не понимаю, – мы проиграли?

Лоханкин. Что вы дуру-то валяете, – не понимаю… (Скрывается.)

Люба. Марго, Марго, где же мой билет?

Марго. У этого московского… Вот, черт возьми, неудача…

Люба. Что же нам теперь делать? Я хочу еще раз попытать счастье. Я попрошу, чтобы он на минутку вернул мне билет. Хорошо? Я только выиграю и отдам. Хорошо? Можно?

Марго. Кто его знает. Эти московские такие требовательные… От денег откажешься. Каждому своя жизнь дорога.

Люба. Ах, дорога жизнь. Моя жизнь сейчас четыре рубля стоит. (Делает движение по направлению человека в тюбетейке.)

Марго ее удерживает.

Марго. Сонька Ноздря с ним. Она вас даже до разговора не допустит. Лучше уж я попытаюсь. Вы посидите тут.

Марго идет к человеку в тюбетейке и скоро скрывается с ним и с Соней в буфете. Люба садится налево за столиком. Около нее останавливается Ухов, шарит в карманах.

Ухов. Были, ведь были… Оставались.

Лоханкин (принимая жестами и выражением лица участие в поисках денег). Неужто остались? Неужто не все роздали?

Ухов. Нет еще. Не все роздал. Остались. (Нашел, считает.)

Лоханкин. Знаете, красный купец, плакать хочется, – как вы проворачиваете червонцы.

Ухов. Жалко. Очень меня жалко. (Садится за стол Любы.)

Лоханкин. Вот я иначе, как наверняка, не играю. В других клубах сажусь за стол, так все разбегаются. (На ухо.) Здесь меня еще не знают. Хотите играть пополам. Давайте деньги, давайте. Отыграемся…

Ухов (вытянув бороду.) Кабы ты был человек, я бы дал, а ты марафон.

Лоханкин (шмыгнув). Глупее глупого. (Отошел.)

Ухов (кладет руку на руку Любы). Ты что, паразит, сидишь невеселая?

Люба (вырывает руку). Не лезьте.

Ухов. Ну, все равно – угощу тебя мадерой, раз ты голодная. Официант, подай нам бутылочку мадеры позабористее. (Любе.) А ведь ты не знаешь, кто с тобой сидит, кто я?

Люба. Неинтересно – кто вы.

Ухов. Как неинтересно. Я замечательно интересный. Трое суток спать не ложился. Не хочу. В гробу насплюсь. Семь тысяч верст ехал с Алдана, – неужели затем, чтобы спать? Все клубы обошел. Сколько я денег раскидал, – бери, кто хочет. Одну ночь за мной воры, калеки, бродяги целым табуном ходили. А проиграл… (Приносят мадеру.) Видишь… (Показывает деньги.) На дорогу осталось и за мадеру заплачу. Пей. Запомни навсегда, – угощал тебя Иван Ухов из Новосибирска. (Отечески.) Ты паразит, твое дело маленькое, а я большой человек, я дикий человек. Почему ты у меня денег не просишь?

Люба (решительно). Мне нужно ровно четыре рубля, чтобы отыграться.

Ухов (громко захохотал). Четыре рубля!.. Ей больше не нужно. Широко живет… Ну, до чего же люди смешные. (Отсчитывает четыре рубля.) Куропаточка ты моя, в тайге я долго жил, не видал вас… Вон они какие, хитрые, как комары.

Люба (протягивает руку. Честно. Я только поставлю, выиграю и сейчас же вернусь, чтобы доказать, что я вас не обманываю.

Ухов. Чемодан денег привез в Ленинград. Все пропер в три дня. Жалко, но не очень. Выпей мадерки.

Люба (в отчаянии). Не хочу.

Ухов. Опять в тайгу вернусь копать золото. Опять сюда приеду. Ждите. У меня душа веселая. Мне все – смех да хохот. Ты, девчоночка, думаешь, – в четырех рублях свет клином сошелся? (Молча заплакал.) Был бы жив человек. А ты, чай, топиться хотела? Выпей мадерки.

Люба (выпивает). Больше от меня ничего не потребуется?

Ухов важно, молча протягивает ей четыре рубля.

Теппер. Кто желает поставить?

Люба (идет к игорному столу, обернулась). Я вернусь.

Ухов. Дурочка, дурочка. Но хитрей комара. (Вытирает глаза. Через некоторое время уходит совсем из залы.)

Теппер (Любе). Можете поставить.

Через залу проходит Семен прямо в буфет. Любы не видит.

Лоханкин (Любе). Как мы условились, значит, я имею в четырех рублях свой полтинник.

Теппер (банкомету). По таблице должны прикупать.

Лоханкин. Сейчас будут деньги.

Теппер. Банк выиграл.

Лоханкин плюнул, отошел.

Люба. Ужасно. Это ужасно. (Возвращается к столу, видит, что Ухова нет. Села. Оглядывается.) Это совсем ужасно.

К ней поспешно подходит Семен.

Семен. Любовь Александровна… Что же это вы в самом деле… как не догадаться… сказали бы только: Семен, достань денег… Да я для вас украсть, кажется, готов.

Люба. Ничего не понимаю.

Семен. Скажите, билет при вас?

Люба. Проиграла.

Семен. Ох… Бить вас мало… Кому проиграли?

Из буфета в левую кулису идет человек в тюбетейке.

Люба. Вот ему.

Семен. Ему? Вы хорошо запомнили? Этому?..

Идет бочком, бочком, примериваясь за человеком в тюбетейке. Оба скрываются.

Люба (встряхнув головой). Как все странно. (Встала, пошатнулась, жалобно улыбнулась.) Вот странно, – все плывет, падает, уплывает… (Села.) Напоили… пьяная. Этого еще недоставало.

Марго (быстро подходит к ней). Отдал. (Бросает билет на стол.) Таких дураков сроду не видала. Безусловно, он в меня влюбился. Я и так к нему сяду и так сяду. И будто у меня чулок сваливается. Платье деру вниз, плечо заголяю. Глазами мигаю, губы облизываю. Влюбился. Сидит, хрипит. Ладно, говорит, с меня, говорит, довольно, я больной, у меня ноги чешутся. И мне билет через стол – швырк.

Люба. Вот я его сейчас поставлю. (Встает.)

Марго. Да вы пьяная! Когда же это вы успели? Ну, пьяным всегда везет.

Теппер. Кто желает поставить?

Люба (громко). Я.

Теппер. Пожалуйста.

Люба ставит.

Ваш билет идет за четыре рубля.

Слева выбегает человек в тюбетейке, разводит руками и кричит.

Теппер. Что вы орете?

Человек в тюбетейке. Ограбили меня. Люди божие, помогите.

Соня (в арке). Нашел, когда бога помянуть.

Теппер. Не орите. Кто вас ограбил?

Человек в тюбетейке. В нужнике. Наскочил блондин среднего роста. Опомниться не успел… Люди божие!..

Теппер. Старшина. Пройдите в комендантскую.

Человек в тюбетейке. Блондин, в модном галстуке… я хорошо помню.

Несколько человек его уводят в комендантскую.

Теппер. Спокойно. Игра продолжается.

Марго. Ни в коем случае это не Семен его ограбил, он никогда себе этого не позволит в публичном месте.

Теппер. Банк проиграл.

Марго (Любе). Берите скорей деньги. Выиграли.

Теппер (Любе). Хотите метать банк?

Люба. Хочу. (Садится за стол) Только вы покажите, как нужно играть.

Теппер. В банке восемь рублей. Игра сделана. (Любе.) Сдавайте. Карту сюда, карту себе. Еще раз.

Лоханкин (протискиваясь к Любе) Значит, мы банк пополам держим.

Теппер. Старшина! Вывести Лоханкина.

Лоханкин. Извиняюсь. (Скрывается.)

Теппер (Любе). Теперь посмотрите свои карты.

Люба. У меня – дама и девятка.

Теппер. В банке пятнадцать рублей.

Марго (Любе). Снимите половину, крупье разрешит.

Люба. Нет.

В залу вбегает Р у д и к, а за него цепляется Ш а п ш н е в.

Шапшнев. Вы не бегите впереди нас.

Рудик. Оставьте мой пиджак.

Вбегает запыхавшийся Хинин.

Хинин (Рудику). Виноват, я спрашиваю – почему именно я за вешалку заплатил?

Шапшнев. Да, почему?

Рудик. А я за извозчика платил… Вы оба норовите на шермака.

Шапшнев. Кто оба?

Рудик. Что вы ко мне привязались? Идите себе домой.

Шапшнев (зловеще). Домой…

Хинин (дьявольски хихикая). Сам иди домой.

Рудик. Видите же, – ее здесь нет.

Хинин. Нет, она здесь. Больше клубов нет, – мы все обошли.

Они становятся. Играет оркестр гармонистов.

Шапшнев. Сутки здесь буду стоять, не двинусь.

Рудик. Ужасная духота. Фу!

Шапшнев. Потерпишь.

Хинин. И под роскошным костюмом часто скрывается негодяй…

Рудик. Оставьте ваши намеки. Люба. Девятка.

Рудик, Хинин и Шапшнев заметили Любу. Первым кинулся к ней Рудик, в него вцепились. Не пускают друг друга.

Рудик. Товарищи, нельзя троим сразу.

Шапшнев. А как уговаривались?

Хинин. Да, как уговаривались?

Рудик. Поймите же, идиоты, она может каждую минуту билет проиграть.

Теппер. В банке шестьдесят пять рублей.

За столом остались два-три человека.

Марго (Любе). Снимайте, снимайте. Уходите… Люба. Но мне нужно шестьдесят семь. Тут не хватает.

Марго. Сорвут. Ну, мой совет, не зарывайтесь… Люба. Посоветуйте мне, гражданин крупье.

Теппер. Вы можете снять, если хотите.

Рудик, Шапшнев и Хинин подошли к столу и стали напротив Любы. Улыбаются ей, кланяются, махают ручками. Люба поднялась, глядит на них с ужасом.

Люба. Это вы?

Рудик. Это мы… (Приветствует.)

Хинин. Здравствуйте, дорогая, солнышко.

Шапшнев. Пришли должок с вас получить. Это я шучу.

Люба (провела рукой по глазам. Села, взмахнула головой. Решительно). Банк продолжается.

Теппер. Маловато игроков.

Рудик. Вместе с выигрышным билетом в банке шестьдесят пять рублей. Ва-банк. (Бросает на стол деньги.)

Шапшнев. Чур, уговор.

Хинин. Да, уговор.

Рудик. Дайте карту.

Люба быстро сдает. Пауза.

Рудик (торжествующе ударил картой). Восемь!

Шапшнев. Хо-хо! Хинин. Наше.

Марго. Не послушали вы меня… Псу под хвост какие деньги…

Люба. Девять.

Марго всплескивает руками.

Теппер. Банк выиграл.

Рудик (разводя руками). Первый раз такой случай.

Люба. Банк продолжается.

Марго (кидается к ней). Умру на этих деньгах… Не дам больше играть…

Люба. Пустите… Я им отомщу…

Теппер. В банке сто двадцать три рубля. Делайте игру.

Xинин (Рудику). Режь ее, режь ва-банк…

Рудик. Дело в том, что я не взял с собой столько денег. Банкомет, надеюсь, поверит мне. Я заплачу завтра.

Люба. Нет, я вам не верю.

Хинин (отталкивая Рудика). Пустите. Я сам иду ва-банк.

Теппер. Эклэрэ.[47] Покажите ваши деньги.

Xинин. Я артист Хинин, – вам этого мало? (Швыряет на стол бумагу.) Вот, – если здесь не верят честному слову…

Теппер. Это же не деньги, гражданин.

Хинин. Это контракт с неустойкой в Севзапкино.

Люба. Не верю… (Шапгиневу.) Вы – играете?

Шапшнев (Любе). Часы золотые, на семи камнях, анкерные, золото двенадцать золотников, – примете против банка?

Теппер. Предметы и драгоценные вещи ставить не полагается. Банк снялся. (Кладет лопатку.)

Через минуту он уходит совсем от опустевшего стола.

Люба (берет деньги, встает). Марго, смотрите, сколько денег. Я никогда столько и не видала. Марго. Их даже сосчитать невозможно.

Люба и Марго отходят и садятся налево за столик. Рудик, Хинин и Шапшнев стоят в арке и совещаются.

Люба. Марго, какая я счастливая. Сколько счастья в этих бумажках. Какие они грязные, мятые. Мне хочется поцеловать это счастье.

Марто. За квартиру заплатить это, безусловно, для вас – первее всего.

Люба. Белое платье. Белые чулочки. Новенький чемоданчик и билет на поезд, на взморье.

Марго. Туфли парусиновые. Сонька Ноздря уверяла – роскошные за семь с полтиной.

Люба. Лежать на песке у моря. В высоте облака и ветер. И – волны, шумные, добрые.

Марго. А рубашки и панталоны, полдюжины, закажите у Евдокии Кондратьевны, с кружевами. (Начинает пальцем трогать глаза.)

Люба. И знать, что тебя ждет любимый человек, близорукий, смешной…

Марго тихо заревела.

Марго, миленькая, зачем вы плачете?

Марго. Вам этот капитал легко достался.

Люба. Марго, ребенок мой чудный, не плачьте. Возьмите у меня эти деньги.

Марго (трясет головой). С какой стати…

Люба. Мы их сейчас разделим. Ведь если бы не вы, я бы не выиграла. Вот это – управдому…

Марго. Обязательно.

Люба. Вот эту пачку – вам. Берите, – я обижусь. В лавочку – двадцать рублей. Остается у меня… Вот так фунт гвоздей… Остается у меня… рубль, два, трешница… больше червонца… (Спохватилась.) Нужно ведь этому вернуть четыре рубля… (Оглядывается.) Лохматому. Он очень хороший человек… Он что-то мне сказал, я не помню! – но такое милое. Куропаточка ты моя, живи счастливая. (Засмеялась.) Марго, вы куда?

Марго. В уборную, нос надо попудрить. (Уходит и через минуту возвращается.)

Люба. Значит, остается у меня два с полтиной и билет. (Рассматривает билет.) Ну, ничего, были бы живы, друг милый Алеша, – нам нипочем.

Рудик (проходит мимо Любы, вкрадчиво). Я так виноват перед вами, уважаемая Любовь Александровна, что хотел бы чем-нибудь загладить свою вину. Разрешите вас угостить приличным ужином. Поедемте с нами в ресторан.

Люба. Оставьте меня в покое. (Отвернулась.)

Хинин (проходя мимо Любы). Божжже мой, божжжже мой… (Сжимает руки, трясет ими.) Божжже мой… божжжже мой… Девушка… цветущая яблонь-ка… широко открыты глаза… Какая красота!. (Забирая воздух носом.) Молиться на эту красоту.

Люба. Вы это мне говорите?..

Хинин. Бережно склониться перед весенним цветком…

Люба. Да вы с ума сошли…

Хинин. Поедемте с нами в ресторан. Мы вполне порядочные люди. Мы будем молитвенно дышать вашим ароматом…

Люба. Оставьте меня, пожалуйста, в покое.

К ней подходит Марго. Люба берет ее под руку _

Эти, троица, ругали меня последними словами, а сейчас зовут в ресторан. Марго, в самом деле, – поедемте вдвоем куда-нибудь, вы, наверно, знаете куда. Я вас угощаю ужином. Ужасно есть хочется.

Марго. К Григорию Захаровичу поедем.

Люба и Марго идут к выходу. Шапшнев преграждает км дорогу

Шапшнев. Любовь Александровна, извините меня… с покорнейшей просьбой, – дайте денег за квартиру…

Люба. То-то. С покорнейшей просьбой. (Отсчитывает деньги.)

Шапшнев. Ну вот, спасибо. Такого жильца, как вы, искать надо… Я вам давеча нагрубил. Пусть уж я сам по этой причине страдаю. Дайте мне шестьдесят рублей и билет этот. И, значит, будем квиты.

Люба. Стыдно стало.

Шапшнев. Так стыдно, так стыдно…

Люба. Вот шестьдесят рублей и вот билет. За семь рублей его приняли, – смотрите…

Шапшнев. Утречком квитанцию принесу… Спасибочки… Много вами довольны… Вот так взял!.. Вот так взял!.. (Беззвучно смеется.) А все кричат, – Шапшнев дурак… Ну нет, Шапшнев не дурак…

Люба и Марго идут к выходу.

Марго (Любе, указывая на Шапшнева). С чего он заплясал-то, смотрите, как журавель?..

К Шапшневу с двух сторон подходят Хинин и Рудик, угрожающе.

Рудик. Где билет?

Хинин. Покажи!

Шапшнев. Она мне не дала билета.

Хинин. Врешь!

Рудик. Мошенник!

Шапшнев (отступая в арку). А вы не толкайтесь. А то за это… Не хватайте руками. А то за это…

Хинин. Отдай!

Рудик. Отдашь?..

Шапшнев. Нет у меня никакого билета.

Хинин (хватает его за горло). Вот как. Нет билета?..

Рудик (хватает его за живот). Шантажист!..

В дверях начинается свалка, подбегает публика из буфета.

Лоханкин. Кого бьют? Вали, вали, вали…

Шапшнев (отбиваясь) Публика, публика, публика!..

Бежит кругом стола, теряет деньги и билет. За ним гонятся Рудик, Хинин, Лоханкин и нищий на костылях.

Лоханкин. Это он в нужнике грабил… Бей его…

Шапшнев. Публика, публика!

Все проносятся в буфет.

Марго (поднимает две-три бумажки и билет, отдает их Любе). Чего валяются-то… Нате… И билет тут ваш и деньги…

Люба. Билет опять ко мне вернулся. Уйдемте, Марго, здесь страшно.

Они уходят. На сцене остался один Алеша, незаметно появившийся во время погони за управдомом.

Алеша. Люба! Люба! Где вы? Сказали, что она здесь. Любовь Александровна!..

В буфете заиграли на гармоньях, запели: «Помню, помню, помню я, как меня мать любила, и не раз и не два она говорила: мой миленький сынок, не водись с ворами…»

Занавес

Действие третье

Подвал. Кавказский ресторан. В глубине – входная лестница и два окошка на уровне тротуара. Направо – стойка. За ней – дверь на кухню. Налево – уютный уголок, отделенный занавеской. В нем окошко в один из кабинетов. В глубине за занавеской – дверь в кабинетики. Стены ресторана разрисованы видами Кавказа. Различные объявления. Несколько столиков. Григорий Захарович сидит один перед стойкой на ящике от боржома, играет на гитаре, напевает.


Гр. 3ах.

Ой, скучно, скучно, скучно, скучно…

Ой, пусто, пусто, пусто, пусто…

Ой, ужасно скучно, скучно…

По лестнице сбегают Хинин и Рудик, отряхиваются от дождя.

Рудик. Здравствуйте, Григорий Захарович. Что, у вас нет никого? Две дамы не приходили?

Гр. 3ах. Пусто, пусто.

Хинин. Я и говорю, – они пошли пешком. Рудик. Вот что, дорогой, мы ждем.

Григорий Захарович щелкнул языком.

Рудик. Что у вас найдется такое особенное, необыкновенное, чтобы угостить?

Гр. 3ах. Все есть.

Хинин. Шампанское, например?

Гр. 3ах. Шампанского нет.

Рудик. Тогда, – что же у вас есть?

Гр. 3ах. Все есть.

Хинин. Приготовьте хорошей мадеры.

Гр. 3ах. Мадеры нет.

Рудик. Что же у вас есть, в таком случае, – покушать?

Хинин. Шашлык по-карски с почкой?

Гр. 3ах. Шашлыков нет.

Рудик. У вас ничего нет… Черт вас возьми:

Гр. 3ах. Все есть.

Хинин. Что же мы будем пить, кушать?

Гр. 3ах. Цыпленок табака.

Хинин. А вино, вино?

Гр. 3ах. Обыкновенное вино, хорошее вино, – какое тебе еще нужно?

Рудик. Мы посидим пока в кабинете, а им вы накройте здесь. (Показывает на уютный уголок.) Про нас ничего не говорите. Никому. Поняли? Мы готовим сюрприз.

Хинин. Цветов, цветов нужно, как можно больше.

Гр. 3ах. (рассердился). Цветов нет. Летом не бывает цветов. На гитаре играть можно, петь можно. (Уходит на кухню, кричит за дверью.) Курица есть у нас? Почему курицы нет?

Рудик. Слушайте, вы хорошо видели, что Марго подняла билет?

Хинин. Билет у Кольцовой.

Рудик (в дверях, ведущих в кабинетики. Поднимает палец). Нужно очень осторожно.

Хинин. Очень осторожно.

Рудик. Подход должен быть очень тонкий.

Хинин. Очень тонкий.

Оба скрываются за дверью. Из кухни выходит Григорий Захарович, накрывает на стол в уютном уголке.

Гр. Зах.

Жирный, жирный цыпленок.

Вкусный, вкусный цыпленок.

С улицы входит Ш а п ш н е в, лицо избитое. Мрачен.

Шапшнев. Двое тут сейчас не приходили?

Гр. Зах. Какие двое?

Шапшнев. Один е белой жилетке, другой актер, морда такая изрытая, паршивая.

Гр. 3ах. Когда, вчера?

Шапшнев. Фу, бестолочь, – только что… Ну, ладно, я вернусь.

Гр. 3ах. Выпить надо что-нибудь?

Шапшнев. Разве – рюмку водки. (Идет к стойке.)

Гр. 3ах. Холодная, ледяная.

Шапшнев. А закусить чем?

Гр. 3ах. Вот огурец, чудный, сахарный, прислали из Тифлиса. Язык проглотить…

Шапшнев (выпивает, грызет огурец). Да, все-таки…

Гр. 3ах. Обо что, гражданин, лицо исцарапали?

Шапшнев. О водосточную трубу.

Гр. 3ах. Ай, ай, ай… Эта водосточная труба на какой улице?

Шапшнев. А ну тебя в самом деле. (Ушел.)

Гр. 3ах. (берет телефонную трубку). Пять сорок девять тридцать. Это я говорю, Сусанна. У нас большое несчастье. Гости пришли. Цыпленка табака требуют. А на кухне одна курица и та старая. А что, петух у нас в сарае жив? Возьми петуха, принеси скорее, мы его зарежем.

Входят Люба и Марго, поглощенные разговором. Сойдя в зале продолжают говорить – Марго стоя, Люба садится на стул.

Марго. Что вы, что вы… Я сознаю: эта жизнь – дно, самый мрак, тиски. Соня Огурцова все, что зарабатывает своим телом, проигрывает в карты. И пиво она пьет от этой жизни до того, что в почках у нее громадные камни. Я сколько раз собиралась вырваться. Некуда. Родственники мои живут на Охте. Ну, что же, что родные, – поживешь у них день, поживешь другой, и они начинают стонать. Семен один раз рассердился и оставил мне на голове половину волос. Это разве не тиски жизни? Я ушла. Поступила на поденную работу – землю трясти в Кронверкском парке. И что же, – я скоро устаю, и я скучаю, у меня ноги тонкие, определенно дрожат от физической работы.

Гр. 3ах. Кушать что будете?

Люба. Здравствуйте. Мы хотим что-нибудь поесть. У нас деньги, видите, – мы заплатим. Дайте нам что-нибудь вкусное.

Марго. Сосиски бы с капусткой.

Гр. 3ах. Сосисок нет. Я вам дам цыпленок табака.

Люба. Что это такое?

Гр. 3ах. Берется жирный молодой цыпленок. Животик ему разрезываешь, туда кладешь сухариков и жаришь между двумя сковородками. (Щелкает языком.)

Люба. Только, пожалуйста, поскорее. Побольше хлеба.

Гр. 3ах. Пожалуйте в уютный уголок.

Люба. Сядем рядышком. Я слушаю, Марго.

Они садятся в уютном уголке. Григорий Захарович приносит хлеба и вина.

Марго. Главное мое несчастье, что я необразованная, короче говоря – неграмотная…

Люба. Марго, все в жизни можно поправить… Только нужно захотеть, чтобы было хорошо…

Марго. Этой зимой, конечно, по ликвидации безграмотности начал ходить ко мне молодой человек второй ступени. Ликвидировал. «Вы, – он мне говорит, – Марго, ко всему такая способная, а в трамвае не можете даже прочесть, куда он едет. Это стыдно, и вы всегда будете состоять в экономической зависимости». Я ему вполне поверила, но этот учитель второй ступени был такой привлекательный шатен, что я влюбилась и перестала понимать, что он мне говорит. Семен это заметил и оставил мне на голове половину волос. Нет, я, безусловно, падшая женщина. Мне остается одно достижение, чтобы меня пускали в бар на Невском, во всякое время без кавалера. Но с моим туалетом об этом и думать нельзя. Значит, передо мной – разверстая могила.

Люба. Глупости… Как не стыдно… Смерть? – ужасно…

Марго. А вы давеча говорили, – в Неву кинетесь из-за квартирной платы.

Люба. Я была зла. Нет, раздосадована… Вы понимаете, Марго, когда человек как столб каменный. Не желает ничего чувствовать. Не понимает. (Передразнивая.) «Вы про что? Вы про что?» Близорукий. Ему говоришь: «хочу счастья», – он ужасно пугается, сует три рубля… «как товарищу».

Марго. В этих случаях нужно мужчине действовать на нервы.

Люба. А их нет у него… Этот второй ступени учитель говорил вам какие-нибудь слова про любовь Марго. Говорить не говорил, положим, но косился. Я его, бывало, жду – волосы взобью, губы намажу, и у меня будто все голова болит, – голову роняю на сторону, ресницами мыргаю… У него так краска, знаете, в щеки и ударит. Но – аккуратно, – слов не говорил. Ликвидатор, им нельзя.

Люба. Мне в жизни никто не говорил прекрасных слов… (Встает.,) Будто я огородное чучело.

Хинин (приотворив дверь, – Григорию Захаровичу). Подливай им, подливай.

Люба (стоя перед Марго). Марго, скажите правда, меня можно любить?

Гр. 3ах. (появляется в уютном уголке и наливает вино). Жарим, жарим цыпленка… (Пробует вино.) Это вино из Тифлиса. Это хорошее вино. Вы его пейте.

(Ушел.)

Марго. Про интересную наружность тысячи найдутся – скажут. Кроме того, у вас, действительно, фигурка.

Люба. Но мне нужно, чтобы не тысячи, – один человек это сказал. А он – столб. Я, как лоскут, вьюсь вокруг него, обвиваюсь… Никакого впечатления. (Быстро вытерла глаза.) Для него – это мелочи… Ладно… Мелочи так мелочи… (Чокаются.) За вас, Марго.

Марго. Про вашего Алешу плохого не могу сказать. Строгий гражданин.

Люба. Да, он удивительный. Давно еще, в Рязани, я к его тетке в сад залезла – малину воровать. Он меня на заборе и поймал. «Ты, говорит, что здесь делаешь, стриженая?» Взял да и поцеловал в щеку. С этого часа я будто к нему привыкла. Есть люди, а есть Алеша. Так все было хорошо, просто между нами. А с этой весны – начались белые ночи, началась моя тревога. Что-то мне еще нужно.

Марго. Вежливости. А то у них одно – за волосы возить, – обхождение…

Люба. А слов, уменья у меня нет – объяснить ему, чего я хочу. Посмотришь кругом. Мы все неученые. Нищие. Глухонемые. А сердце просит нежного, прелестного.

Марго. Как они пузыри пускают – эти грудные… Ну, чудно.

Люба. Я такой бы была хорошей подругой. Нужно, чтобы меня полюбили. А тогда – хоть на смерть посылай. Когда на меня смотрят с ненавистью, даже спиною чувствую. Сердце сжимается. А за что меня не любить? За что обижать? Сегодня накинулись на дворе – точно я собака, на чужой двор забежала. Вот им и стыдно стало. Управдом потом так извинялся, кланялся. Говорил, что ему стыдно. И Рудик ужасно извинялся. По-моему, я даже слишком грубо ему ответила. А этот актер: «Божжже мой, божжжже мой…» (Смеется.) Нет, конечно, люди все хорошие. Только необтесанные, рогатые, подозрительные… Марго, я все-таки всех люблю. (Целует ее.) Если бы только немножко счастья мне.

В окошке над столом, где разговаривают Люба и Марго, появляются головы Рудика и Хинина.

Марго. Я вас вполне поняла. Я вас научу. Вот так же Семен: что я, что стена. А когда я ликвидатором увлеклась, он почувствовал, кого теряет, – забеспокоился. Вы должны в вашем Алеше возбудить ревность.

Люба. Невозможно. Он каменный.

Марго. Чересчур спокоен. А я видела, как он вылупился, когда вы у Рудика на дворе деньги просили.

Люба. Бросьте вы.

Марго. Вы ему скажите, будто вы увлеклись. Кем, – спросит. Да так, мол, одним с черными усиками. Взовьется. Спать бросит. А слова эти прекрасные, какие хотите, такие и скажет.

Люба (звонко засмеялась). Какие глупости говорите. Марго.

Марго. Так и так, мол, надоело жить в бедности, Алеша, влюбилась я в Адольфа Рафаилыча… К примеру.

В окошке над столом исчезают головы Рудика и Хинина.

Люба. Неужели подействует?

Марго. Средство испытанное.

Рудик (появляется в общей зале. Григорию Захаровичу притворным голосом). Скучно, Григорий Захарович, хочется красивой жизни, хочется ласки…

Гр. 3ах. (из двери кухни). Все готово, сейчас подаю.

Марго (схватив Любу за руку). Он.

Люба (обернулась со страхом). Я убегу.

Марго. Роковой случай.

Хинин (садится в общей зале па стул, притворным голосом). Куда бы нам поехать? К девочкам, что ли, поехать?

Рудик (громко). Оставьте. Ничего не хочу. Я влюбился, Валентин Аполлонович.

Хинин. Вот так штука… В кого?

Марго (Любе). Прямо как в тиятре.

Люба. Подождите. (Слушает.)

Рудик. Вас это удивит. Это случилось вдруг. Точно меня заколдовали. Сегодня с трех часов хожу сам не свой… Одна чудная девушка… Так и стоит перед глазами.

Хинин. Бросьте. Не платили вы алиментов? И, наверно, какая-нибудь дура в обдрипанной юбчонке?

Рудик. Не смейте так выражаться про нее! Я могу выйти из себя и ударить.

Хинин. Ладно, ладно, горячка. Кто же такая?

Рудик. Ах, не спрашивайте… Любовь Александровна Кольцова.

Люба (вскрикивает). Ай!..

Марго (быстрым шепотом). Не выдавайте своих чувств.

Рудик. Кто-то крикнул?

Хинин. В самом деле, кто-то крикнул… (Встает и отдергивает занавеску в уютном уголке.) Ба… Старинные знакомые. Любовь Александровна…

Рудик. Как? Она здесь? (Подбегает.) Вы здесь?

Хинин. Легка на помине.

Марго. Идите к нам. Мы одни.

Рудик. Не знаю, – разрешит ли Любовь Александровна?

Люба. Кто? Я? (Закрыла лицо, звонко засмеялась.) Разрешаю.

Марго (здоровается за руку). Здравствуйте, здравствуйте. Садитесь.

Хинин. Григорий Захарович, вина еще две бутылки.

Гр. Зах. Куда подавать? Туда? Сюда?

Хинин. Сюда, сюда.

Хинин шумно усаживается. Рудик церемонно садится сбоку Любы, прикладывает ладонь к щекам.

Рудик. Я даже весь покраснел, – не обращайте внимания.

Хинин. Я знаю, почему он покраснел.

Марго. Скажите. Это интересно.

Рудик. Не надо.

Хинин. Он боится, что вы слышали, как он там пел про Любовь Александровну.

Рудик (откинувшись, тонко захохотал). Глупости… глупости…

Гр. 3ах. Несем, несем, несем… (Появляется с блюдом.)

Хинин. Ну-ка, что у вас там?

Гр. 3ах. Как что там?.. Язык проглотишь. (Накладывает на тарелки.)

Рудик. Я такой непосредственный, как ребенок. Любовь Александровна, вы должны простить мою давешнюю неловкость.

Люба. А я уже забыла.

Рудик. Забыли? Простили? Ой! – я сейчас что-нибудь переверну!

Гр. 3ах. Кушайте, кушайте.

Хинин (на Рудика). Счастлив-то до чего, – посмотрите на эту рожу.

Рудик. Да, я счастлив. (Встает со стаканом.) Любовь Александровна, позвольте мне выпить за вашу доброту, с которой вы простили мою, если хотите, грубость по отношению к вам.

Люба. Ну, пожалуйста… Не нужно об этом больше.

Рудик. Между нами не должно оставаться темного облачка. Сегодня я отказал вам в таком пустяке, как купить билет. Почему? Я коммерсант. Вы предложили невыгодную сделку. Я уклонился. Не будем говорить, как я мучился потом, вспоминая ваши полные слез глаза…

Люба. Ну, зачем?.. Не нужно, пожалуйста.

Рудик. Я побежал за вами. Я хотел вам проиграть эти деньги, Любовь Александровна, вы сами виноваты… Почему не сказать было просто: Адольф Рафаилович, дайте мне шестьдесят рублей… вне сделки. Я вынимаю деньги и даю.

Хинин. Широкий человек, золотой человек.

Марго. А все кричат – нэпман, нэпман…

Рудик. Любовь Александровна, во мне сейчас говорит больше, чем провинившийся человек… Больше, чем друг… Во мне говорит мужчина, у которого внезапно открылись глаза… Я поднимаю бокал за любовь!

Люба. За любовь!

Хинин. Божжже мой… божжже мой…

Марго (тянется со стаканом). Извиняюсь, ваше здоровье, Адольф Рафаилович.

Рудик. Я пьян без вина.

Хинин (внезапно, швыряя вилку и нож). Что это такое? Это черт знает что такое! Григорий Захарович, объясните мне, что это за мартышкинская мумия у меня на тарелке?

Гр. 3ах. Это не мумия, это цыпленок.

Хинин. У него ноги лиловые. Об него собака зубы сломает.

Гр. 3ах. (от волнения щелкнул языком). Его нужно долго жевать. Он вкусный цыпленок. Его из Тифлиса привезли. (Ушел, сел на ящик, взял гитару, наигрывает.)

Марго. У моих родственников на Охте – свои куры. Я была у них недавно, и они жалуются, что у кур – чахотка.

Хинин. У кур не бывает чахотки, бывает дифтерит. (Толкает тарелку.) А ну его к черту. Выпьем, Марго.

Марго. Благодарю вас.

Люба. Вы пили за любовь. Разве это не странно? Мне двадцать один год. Я в первый раз пью за любовь. Сегодня счастливый день. Все добрые. Все странные. Точно я чего-то не понимаю. Когда обижают, то это понятно. Правда? А когда все начинают тебя любить, – это непонятно. Должно быть, нужно привыкнуть. Я вам так благодарна, так благодарна всем. Я бы хотела не с вами пить за любовь и не с вами… Не сердитесь на меня… Это так прекрасно – выпить вина за любовь…

Рудик стал целовать ее руку.

Нет. Это не доставляет мне удовольствия.

Рудик. Я начинаю звереть, слушайте.

Люба. Научите меня любви…

Марго (всплеснула руками). Куда она катится?

Хинин. Оставим их вдвоем. Григорий Захарович, сыграйте-ка нам фокстротик.

Григорий Захарович играет. Хинин и Марго идут танцевать.

Рудик. Кроме шуток, вы – опасная девочка.

Люба. Правда? Как я рада. А я всегда думала, что я овца.

Рудик. Вами стоит заняться. (Схватывает ее.) В науке любви первая заповедь – уметь целоваться. Вот так.

Люба (отстраняется). Вы меня не поняли. Целоваться – это просто, тут и знать ничего не нужно. Я вам объясню подробнее. Стойте вот так. Отвернитесь.

Рудик. Ну?

Люба. Предположим, вы мужчина.

Рудик. Без «предположим».

Люба. Вы погружены в размышление. У вас в голове лекции и принципы. В руках – тачка.

Рудик. Что за вздор? Ничего не понимаю!

Люба. И мне хочется, чтобы вы обратили на меня внимание. Ну?

Рудик. Что – ну?

Люба. Я что-то должна сказать… И вы волнуетесь… У вас все книжки выскакивают из головы. Вы просыпаетесь… Ну? Есть такое слово?

Рудик. Я вас понял… (Изображая.) Вы подходите – мелко, мелко, мелко… Коротенькая юбочка, стриженый затылочек, коверкот, шляпочка – фетр. Из-под вот таких ресниц – сладострастный взгляд. Удар на месте. Губы – красным кружочком. «На-рим, на-рам, на-рим, на-рам…» И я уже забыл, что у меня через полчаса срок векселю. Я качусь с вами. Тогда вы останавливаетесь около ювелирного магазина. Вы поправляете чулочек. Что за чудная ножка! Я замер. У меня уже дребезжит в голове. Я готов предложить вам зайти в ювелирный магазин… Ах, я учу вас на свою же голову, Любовь Александровна. Вы так улыбаетесь, так смотрите… Что за зубы… Как бы я вас одел… У вас богатый материал.

Люба. Она сказала только: «На-рим, на-рам…»

Рудик. Дело не в словах, Любовь Александровна. Я хочу вам сделать самое серьезное предложение.

Люба (смеется). Мои дела не так уж плохо обстоят, как вы думаете?

Рудик. Но почему, почему – такая юбочка, такие чулочки… Это грешно. Вы не узнаете себя через неделю. Идемте! (Берет ее для танцев.)

Люба. Я не умею танцевать.

Рудик. Нужно уметь.

Марго (танцуя с Хининым). У них определенно далеко зашло.

Хинин. Рудик – ходок по женской части.

Марго. Знаете, мне жалко ее. Уж чересчур горячая. Пропадет.

Хинин. А к чему тогда и жить, если не пропадать.

Марго. Зачем же всем-то пропадать? Это нехорошо. Она такая приличная, образованная.

Рудик (танцуя). Больше раскачивайтесь.

Люба. Как важно для женщины, когда похвалят, ругать – это плохой способ. Женщин нужно хвалить.

Рудик. Тесней прижимайтесь.

Люба (вдруг освободилась, смущенная, покрасневшая). Не хочу больше. Мне жарко.

Рудик. Действительно, жарко.

Люба (Григорию Захаровичу). Можно гитару?

Гр. 3ах. Возьми, возьми, душка.

Хинин (тихо Рудику). Вы совсем размякли… Что вы делаете?

Рудик. Как она разгорячилась. Смотрите на нее.

Хинин. Где же билет?

Рудик. Сейчас будет. Оставьте меня.

Люба (запела под гитару).

Глядишь и не видишь, и встречи не ждешь,

И мимо, веселый, идешь.

Уж лучше из сердца и с глаз бы долой

Тебя, недогадливый мой.

Белая ночь коротка, коротка,

Да не с кем ее коротать.

Пой мне, гитара, о счастье, пока

Заря не устанет пылать.

Что счастье? Его не догнать, не купить,

Когда не дано нам любить.

Так что же ты медлишь, рассвет золотой,

Над жизнью моей молодой.

Белая ночь коротка, коротка,

Да не с кем ее коротать.

Пой мне, гитара, о счастье, пока

Заря не устанет пылать…

Во время пения появляется незамеченным Алеша. Сойдя с лестницы, останавливается, потрясенный. Люба опустила гитару.

Гр. 3ах. Ай, ай, ай, будь здорова, милая девушка, хорошо поешь.

Рудик. Что надо.

Хинин. Очень неплохо.

Марго (сквозь слезы). Над жизнью моей молодой.

Алеша. Это вы для них пели?

Люба. Алеша!.. (Стремительно поднимается.)

Алеша. А я-то, осел, думаю, уж не случилось ли с вами несчастье… Разыскал наконец. В кабинетиках. Эх вы… слабенькая… докатились…

Люба (почти задыхаясь). Алеша, милый… Минуточку, минуточку, выслушайте меня.

Алеша. Да тут все яснее ясного. Только ваша поспешность не совсем понятна. И выбор этих физиономий.

Рудик. Ну, ну, ну… Вы тоже – потише.

Хинин. Собственно, на каком основании врываетесь в наше общество?.. Мы и разговаривать с вами не хотим.

Алеша (побагровел, засучивает рукава). Хотите драться?.. Ладно…

Рудик. Пошли прочь отсюда!

Хинин. Да позовите, Григорий Захарович, милицию…

Люба. Не нужно, не нужно, Алеша дорогой, Алеша милый…

Гр. 3ах. (становится между Алешей и остальными). Ну, ты ударишь, ну, тебя ударят… Ну, что хорошего?.. Ты думаешь, девушка что-нибудь плохое делала? Она кушала, вино немножко пила, пела чудно… Ай, ай, как она пела чудно. Ты ишак, ты сейчас сердитый, тебе лучше уйти, ты потом придешь, я тебя завтра угощу.

Алеша (опуская рукава). Это верно, – тут нужно уйти как можно скорее.

Люба (ему вслед). Алеша… я пойду с вами.

Алеша. Нам не по дороге, товарищ. (Ушел.)

Люба опустилась на стул

Рудик. Каков хулиган!

Хинин. Возмутительно, а еще студент.

Рудик. Вот она – современная молодежь.

Марго. Вот так всю жизнь, – начнут, начнут прилично, кончается мордобоем.

Люба (Григорию Захаровичу). Сколько я вам должна?

Рудик (подскакивая). Мы вас просто не отпускаем.

Хинин. Необходимо встряхнуться. Еще бутылку вина.

Люба. Мне грустно. Не сердитесь ка меня. Вы такие хорошие. Марго останется. Я пойду. Отпустите меня.

Рудик. В память неизгладимого впечатления этого вечера не откажите мне. (Вынимает из галстука булавку.) Мелочь. Правда, это настоящий жемчуг, но в сравнении с наслаждением, которое вы мне доставили, – это нуль.

Хинин. Как артист, я настаиваю, чтобы вы приняли булавку. Я сам получаю подарки.

Люба (равнодушно). Спасибо. (Вкалывает булавку.)

Рудик. Но это не все. Любовь Алиссандровна, вы должны мне дать какой-то пустячок.

Люба. Пожалуйста. Только у меня ничего нет.

Хинин. Носовой платок, шпильку, тесемочку.

Рудик. Может быть, это глупо, но я суеверен, как все деловые люди. Я хочу иметь кусочек вашего счастья. Дайте мне этот ваш билет. Виноват, виноват… Вы отдали его управдому, я верну этому дураку его стоимость… Правда, смешно, солидный человек и суеверен, как деревенская баба…

Xинин (хлопая его по плечу). Чудак, Рудик.

Рудик. Меня в детстве мамка уронила.

Марго (которая сидела, пригорюнясъ). Чтобы не было никакого скандала, – отдайте, чего просят. Я знаю: начнут добром, кончается – полголовы волос нет.

Люба (рассматривая билет). Как странно… все разговоры сегодня непременно оканчиваются этим билетом. Что в нем такого? Серия «А»…

Гр. 3ах. (подходя). А номер какой у билета?

Рудик (отталкивает его). Что вам нужно? Что вам нужно?

Гр. 3ах. Да ничего не нужно. (Щелкает языком.)

Хинин. Успокойте этого сумасшедшего. Отдайте ему эту цацу.

Люба. Точно он заколдованный.

Рудик. Нельзя же так играть на нервах. Я на колени стану.

Люба. Какие вы странные. Какие вы оба потешные. Конечно, возьмите. (Отдает билет Рудику.)

Рудик (целует билет). Сокровище. (Любе.) Итак, мы с вами поменялись. Вы хорошо запомнили. Булавку на билет. При свидетелях.

Хинин. Я свидетель. (Идет к выходу.)

Рудик. Счетик, Григорий Захарович.

Хинин. Да ну его к черту, – дайте ему рублей пятнадцать.

Рудик (бросает деньги Григорию Захаровичу). Я спешу, счетик просмотрю завтра. (Помахал рукой Любе.) Пока. (Спешит к выходу.)

Марго. Уходят. Не простились. Нахалы.

Хинин. Значит, пополам.

Рудик. Что? Не понимаю… Виноват, позвольте пройти.

Хинин. Виноват. А условие?

Рудик. Ничего не знаю. Виноват. Мне некогда. (Убегает.)

Хинин. Подождите. Виноват. (Убегает.)

Люба. Что это все значит?

Марго. Я побегу за ними. Узнаю. Вы меня подождите. Любовь Александровна, ведь мы ничего им не сказали неприличного… Правда? (Убегает.)

Люба. Что произошло? Как во сне. Все были веселы, ласковы. Вдруг точно подменили людей. Злоба, ненависть, вместо человеческих лиц – собачьи морды.

Гр. 3ах. Без ничего никогда не бывает, всегда бывает от чего-нибудь.

Люба. Я чувствую, что-то непоправимое случилось. Будто счастье было у меня в руках, и нет его. Разве я что-нибудь сделала дурное? С каким он презрением: «Нам не по дороге, товарищ». Алеша, Алеша… Не знает, что нам-то по дороге… Я ни в чем не виновата, ни в чем не виновата.

С улицы появляются Шапшнев и Семен.

Шапшнев. Ага… Они здесь.

Семен. Ха-ха, сказал граф Табуреткин, наточив ножик.

Шапшнев (Григорию Захаровичу). Ты куда их спрятал?

Гр. 3ах. Адольф Рафаилович и Валентин Аполлонович ушли только что…

Шапшнев (Семену). Врет, конечно.

Семен. Удостоверимся. Я эти кабинетики знаю. (Уходит в кабинеты и через минуту возвращается.)

Шапшнев (Любе). Пьянствуете? По кабинетикам с нетрудовым элементом черт знает чем занимаетесь?

Люба. И этот… не человек… Собачья морда…

Шапшнев. Собачья? Может, хотите сказать, что я сукин сын? Хозяин, дай-ка перо, чернил. Это время прошло, когда мы были сукины дети.

Гр. 3ах. Паршивые люди какие пошли. Вот что я тебе скажу… (Подает перо и чернила.) Ужасная сволочь. Я эту девушку не позволю обижать.

Шапшнев. Не обидим.

Семен (появляясь). Шапшнев. Они ушли.

Шапшнев. Ну?

Семен. Значит, ушли с билетом.

Шапшнев. Ну? Что ты?

Гр. 3ах. С билетом, с билетом ушли.

Шапшнев. Говорил я – опоздаем… Надо с этой кончать.

Семен. В два счета. (Вынимает из кармана лист.) Образец литературного дарования графа Табуреткина.

Шапшнев (Любе). Про кабинетики, так и быть, не скажу. Вам ничего не будет. Подпишите эту бумагу.

Семен. Читай вслух.

Шапшнев. «Я, нижеподписавшаяся, сим удостоверяю, что мной в уплату личного долга…» Почерк у тебя какой-то, – не разберешь.

Семен. «…дан управдому Шапшневу выигрышный билет за номером пять нулей, единица, серия „А“…»

Люба (тихо). Опять этот билет… С ума сойду.

Гр. 3ах. Пять нулей, единица… (Развертывает газету.)

Шапшнев. «…в чем никаких претензий к вышеозначенному управдому предъявлять не стану».

Семен. «А равно как возбуждать судебного преследования…» Коротко и содержательно.

Шапшнев. Подпишите.

Семен. Одну только фамилию. И можете свободно идти домой.

Люба. Домой. (Молча заплакала.) Где мой дом? Его нет больше. Я уеду от вас в Рязань. Там, наверно, не такие злые люди. За то, что я ничего не понимаю, за это нельзя так обижать. Жестоко, жестоко смеяться. (Вытирает глаза, хочет подписать.)

Гр. 3ах. (подбегает). Ты с ума сошла! Не подписывай! Ты этот самый билет выменяла на паршивую булавку?

Люба. Этот самый.

Гр. 3ах. Твой билет выиграл двадцать пять тысяч!

Шапшнев. Ах… кавказская морда!..

Люба молча всплескивает руками. Пауза.

Люба. Так вот почему… Так вот вы какие!..

Гр. 3ах. (гладит ее). Ничего, ничего, душка. Ты молоденькая, переживешь. Хочешь, мы с тобой в Тифлис поедем. Будешь там виноград кушать…

Занавес

Действие четвертое

Белая ночь. Набережная. На реке стоит баржа. Направо – ворота дома. Налево – кирпичные развалины. У ворот сидит Ж у р ж и н а.

Около развалин И ю д и н прогуливает собаку.


Журжина. Последний трамвай прошел. Нет и нет никого. Сказать не могу, как я тревожусь об этой девушке. В милицию заявить, – дворника нет. Который час, Федор Павлович?

Июдин. Четверть второго.

Журжина. Отчего это, Федор Павлович, ночи у нас короткие? – четверть второго, а светло, хоть нитку в ушко вдевай. От каких явлений происходит белая ночь?

Июдин. Север.

Журжина. Скажите, лютый север. Говорят, дров нынче совсем не будет. В прошлом году об эту пору стояла баржа с дровами, а нынче – с песком, с булыжником. Чем хочешь, тем и топи… И опять же хулиганы у нас на Петроградской стороне усиливаются, – нет никаких мер бороться с ними. Ходят эти хулиганы – штаны сверху узкие, внизу болтаются клёшем, в руках у них ножи, в зубах папироски. В сумерки на Большой проспект тихой женщине и выйти страшно. Сейчас же подскакивает сзади к тебе хулиган и хватает тебя за тело и мнет с ругательствами. Я такая из-за этого стала нервная, – все вздрагиваю. Конечно, до революции у меня в спальне висели занавески на окнах и я спала. А теперь только ворочаюсь. Одиноко. Управдом Шапшнев определенно намекает, чтобы с ним перевенчаться. Но я поняла, что он далеко не надежный. У него одно на уме – собрать со всего двора кошек, кормить их печенкой. И он, как сумерки, тащится на Шамшеву улицу в один дом самогонку пить.

Июдин. Мономах, брось нюхать гадость.

Журжина. Так и катится день за днем, будто жизни и не было, – промелькнула. Сорок лет живу в этом доме, с титешного возраста. И ничего не случилось особенного. Только штукатурка облупилась на фасаде.

Июдин. Действительно, ничего не случилось… (С горечью.) Не случилось.

Журжина. Был, конечно, военный коммунизм. Был. Отвратительно, как я не любила воблу кушать, Федор Павлович. Помню также, сижу у ворот, в девятнадцатом году, и вот идут двое – босые, нечесаные, но в очках. Сразу видно – ученые. Один говорит: «Куда же хуже-то?..» А другой: «Потерпи, обойдется». Обошлось, Федор Павлович. Обтерпелись.

Июдин. Вот, кажется, Марго бежит.

Журжина. Батюшки. Одна.

Входит Марго.

Ну? что?

Марго. Что было, Евдокия Кондратьевна… До того интересно. Как в тиятре…

Журжина. Люба-то где?

Марго. Идет… Такая странная… Я думаю, она с ума сошла.

Журжина. Ну, милые мои… Какой ужас!.. Да на чем?

Марго. Как в кинематографе.

Журжина. Да удивляюсь я, не томи…

Июдин. Чушь какая-нибудь…

Марго. Евдокия Кондратьевна. Билет ее этот…

Журжина. Ну?..

Марго. Оказывается… двадцать пять тысяч рублей выиграл.

Июдин (визгливо). Не смейте так шутить!..

Марго. Еще днем все об этом знали, кроме нее.

Журжина. Батюшки, двадцать пять тысяч. (Начинает топтаться, как курица.) Батюшки, двадцать пять… батюшки… двадцать пять…

Входит Люба.

Июдин (Любе, строго). Что за нелепость рассказывает про вас эта девица?

Журжина. Любонька… правда ли, что Марго сказала?

Люба. Правда.

Июдин (плюет). Дуракам счастье…

Журжина. Незамужняя, молодая…

Июдин. Но куда же вы такие деньги денете? На что вам они? Разбрасывать на тряпки? Транжирить по магазинам?

Журжина. Из-за границы будут приезжать ее сватать…

Июдин. Не кудахтайте, Евдокия Кондратьевна. (Любе.) Во всяком случае, вам нужен опытный, деловой человек – друг, чтобы моментально разные мальчишки не расхватали эти деньги.

Журжина. Аккурат, у меня предчувствие было: вчера бегала в гостиный двор, – получена кашадра на костюм, ну, такая кашадра, Любовь Александровна, роскошь…

Люба. Успокойтесь, денег этих у меня нет. (Идет к воротам.)

Июдин. Как так нет денег? Почему?

Люба. Зато досыта навидалась за сегодняшнюю ночь. В таких подвалах была, такие рожи гнусные ко мне лезли, – сыта по горло. (Ушла.)

Июдин. Ровно ничего не понимаю.

Журжина. Про какие она рожи?

Марго. Ей мерещится. С самого Невского про рожи говорит. Ее вроде как напугали. Адольф Рафаилович обманом выманил у нее билет на фальшивую булавку.

Журжина (всплескивая руками). Подлец! Недостреленный!

Июдин (плюет). Подлецам счастье…

Марго. И знаете, она протягивает ему билет, а у меня сердце бьется, как у мыши. То бледнею, то краснею. А сказать ничего не могу.

Июдин. Этим делом я займусь. Любовь Александровна, погодите-ка. (Поспешно уходит в ворота.)

Журжина. Пойдем за ней, Марго.

Марго. Схватил он билет, представьте, как лапой сжал его. Затрясся. И мечтает с ним скрыться. Но не тут-то было. Валентин Аполлонович ему поперек двери. Он ему: «виноват». А этот ему: «виноват». Оба как загавкают и закатились по Невскому.

Марго и Журжина уходят в ворота. Из-за развалин осторожно появляются Семен и Шапшнев.

Шапшнев. А что, как он домой вернулся?

Семен. Это его окошки?

Шапшнев. Света нет. Окна закрыты.

Семен. Значит, не вернулся.

Шапшнев. Боязно мне, Семен.

Семен. Дурак, а еще управдом.

Шапшнев. А вдруг он закричит, постовой услышит. Попадешь в историю.

Семен. Ты только с ним заговори, как я учил. А я уж сзади подскочу и – в рот ему кепку.

Шапшнев. А ну, как он донесет?

Семен. Голова у тебя толкачом. Он и не заикнется. Он сам бандит.

Шапшнев. Так-то так… А все-таки, знаешь, как-то неудобно: налет, грабеж. То да се.

Семен. Ну, и сиди до гробовой доски за фикусом в окошке. Тебе предлагают пополам деньги. Это значит – берем курьерский и – в Крым. Загорать. Граф Табуреткин, одетый как картинка, стоял около дамской купальни, опираясь на тросточку. Да ты с этих денег опять в гору пойдешь. Торговлюшкой займешься.

Шапшнев. Трудновато частникам-то. Хлопотливо.

Семен. Тебе котов кормить печенкой – специалист. Сволочь старорежимная. Гнилой лавочник.

Шапшнев. Ну, ты все-таки так не ругайся.

Семен. Я тебя зарезать должен.

Шапшнев. За что?

Семен. Я с тобой сговаривался? Сговаривался. У нас декрет: попятился – финку в бок. (Показывает нож.)

Шапшнев. Эх ты… брось. Кричать буду…

Семен. Тише. Идут. (Тащит Шапшнева к развалинам.)

Хинин (входит. Грозит в пространство). В печать, в печать попадешь, мерзавец. Паразит. Контрабандист. Мошенник. Спекулянт. Посмотрю, как ты завтра Красную вечернюю прочтешь. Полностью: «Адольф Рафаилович Рудик… зарвавшийся аферист… заманив в ресторан молодую, неопытную девушку…» Пожалеешь… (Уходит.)

Из-за ворот выходят Июдин и Марго.

Июдин. Вы засвидетельствуете в милиции самый факт обмена булавки на билет, равно как то, что гражданку Кольцову предварительно опаивали вином и всячески старались усыпить ее внимание циничными разговорами, танцами и музыкой.

Марго. Я готова все это подтвердить, Федор Павлович. Я готова даже сама пострадать за это.

Оба уходят. Из ворот выходит Л ю б а с узелком. Журжина ее провожает.

Люба. Евдокия Кондратьевна, не уговаривайте меня. Не провожайте меня. Я решила уехать на родину и уеду.

Журжина. Поезд еще не скоро отправляется.

Люба. Подожду на вокзале. Прощайте.

Журжина (сквозь слезы). Прощайте, Любовь Александровна, дай бог вам счастья.

Люба (обернулась). Счастье… (Губы ее задрожали.) Мимо меня прошло.

Журжина скрывается в воротах. На набережной появляется Алеша. Сбрасывает пиджак, расстегивает рубаху.

Алеша. Искупаться и спать. Отрезано. И – не думать. (Почувствовал взгляд Любы. Обернулся.) Куда с узелком-то? Домой, что ли, собрались? Набузили, набузили и к маме. Эх вы… девочка.

Люба. Я не бузила.

Алеша. Лучше не оправдывайтесь. В кабаке с пьяными мерзавцами песни петь. Стыдно…

Люба. Я ни в чем не виновата.

Алеша. Чистенькая девушка. Умненькая. Так нет. Пустяковая неудача какая-то, и нос повесили.

Люба. Нет, не пустяковая неудача.

Алеша. Нет, пустяковая… С общей точки зрения и персонально…

Люба. Нет, не пустяковая… До свидания.

Алеша. Бесит эта покорность. Упорства никакого. (Поправляет очки.) Платочек подвязала… Богомолочка…

Люба. Видите эту булавочку. Я ее за свое счастье выменяла. (Бросает булавку в реку.) Пускай рыба какая-нибудь моим счастьем подавится.

Алеша (понял в ином смысле). Так, так, так… Вот куда, значит, зашло в кабинетиках-то…

Люба. Нет охоты жить с вами в Ленинграде. Лучше я разведу огород, лучше я разведу кур, гусей в Рязани. И там я состарюсь и обиды моей не прощу.

Алеша. И ждать другого нечего – мещанский уклон.

Люба. Вы грубый, черствый человек… Вы ни черта не понимаете. Терпеть вас не могу. Всю жизнь ненавидела. С тех самых пор, когда вы на заборе хотели мне уши надрать за то, что я съела несчастную ягодку малины. Я и в Ленинград приехала, чтобы убедиться, какой вы отвратительный человек. Прощайте. (Пошла.)

Алеша. Жалко, я не знал. Жалко, я тогда ушел. Я бы выломал ребра два вашему Рудику. (Вдогонку.) Послушайте. Что за глупость в самом деле?.. Он насильничает, а вы помалкиваете. Куда же вы уходите? Люба.

Люба. Мне не жалко этих двадцати пяти тысяч. То есть – жалко, но не очень. Счастья ему не будет от моих денег. Я сама, дура, променяла их на булавочку.

Алеша. Какие двадцать пять тысяч?

Люба. Да выигранные на мой билет. Не знаете, что ли?

Алеша. Елки-палки… Так вот оно что.

Люба. Все равно, будь у меня эти деньги, – уехала бы из Ленинграда. Так что моя слабость, что я не настойчивая, – это все ни при чем…

Алеша. Ага… Люба… Ага.

Люба. Точно что – ага… Прощайте.

Алеша. Дайте-ка узелок.

Люба. Пустите.

Алеша. Нам необходимо поговорить.

Люба. Пустите же.

Алеша. Что касается денег, – потеряли, очень жаль. Ну, проворонили и проворонили… И, наверно, это даже лучше, честное слово…

Люба (зажмурив глаза). Пустите мой узелок.

Алеша. Я вас так понял, что вы… Ну, что ли, связались с кем-то… Ваше непонятное поведение достаточно меня убеждает, что вы с кем-то связались… Мне было очень больно, когда услыхал в ресторане, как вы поете… Зря так не поют…

Люба. Вам было больно?

Алеша. Ну да… А что? Ошибся. И вижу, – по всему фронту ошибся. Во мне сидит еще этот мелкобуржуазный пережиток.

Люба. Какой?

Алеша. Да… эта самая…

Люба. Ревность?

Алеша. Она с четвертого июня началась. Я и сплю оттого так крепко, чтобы ее ликвидировать. Борюсь. Поборю, а вы опять начинаете про море, луну, песок, белое платье… Разве я не вижу, что с вами делается. Люба, ответьте мне последний раз на вопрос… хотя это не мое дело, конечно… Вы – тово?

Люба. Да.

Алеша (упавшим голосом). Теперь, значит, все в порядке… (Иным голосом.) Кого?

Люба. Да тебя же… (Не оглядываясь, убежала.)

Алеша. Кого?.. Люба… Какого тебя?… (Бежит вслед за пей.)

Шапшнев (высовывается из развалин). Ну и девчонка, мухи ее залягай.

Семен. Симпатичная девочка… (Глядит вслед Любе и Алеше.) К реке ударились. Скоро не вернутся.

Шапшнев. Семен, мне что-то сыро стало. Мы бы лучше домой пошли, мы бы там полбутылки выпили.

Семен. Ой, Шапшнев, не треплись.

Шапшнев. Что за время беспокойное.

Слышен голос Р у д и к а, он напевает шимми. Семен. Он. Готовься!

Оба притаиваются. Входит Р у д и к с тросточкой, весело напевает.

Рудик.

Шимми, безусловно,

Гвоздь сезона,

Шимми модный танец

Из Бостона,

Все танцуют шимми

На последний грош…

Шапшнев (выступает). Гражданин…

Рудик (отскочил). Кто там? Что вам нужно?

Шапшнев. Позвольте прикурить.

Рудик. Но, но, но… Знаем мы эти прикурки… Ба, да это вы, Шапшнев?

Шапшнев. Позвольте прикурить?

Рудик. Бросьте сердиться, дружище. Мы играли честно. Не вы, так я. Дело счастья. Так и быть, я вам сделаю подарочек…

Шапшнев (заорал не своим голосом). Руки вверх!..

Рудик. Граааааабят…

Семен (подскакивает сзади, затыкает ему рот кепкой). Не ори. Я тебе говорю, не кричи. Где у тебя билет? (Шапшневу.) Шарь, шарь по карманам.

Шапшнев (шарит). Куда он его засунул?

Семен. Вот как надо шарить. (Шарит.)

Шапшнев. Нет нигде.

Семен. Щупай в подштанниках.

Шапшнев. Не вертитесь, Адольф Рафаилович.

Семен. Что за штука?

Шапшнев. А может, он у него за щекой?

Семен (Рудику). Разинь рот.

Рудик. Милицееееейский…

Семен. Кричать… знаешь, за это…

Шапшнев. Можем в реку бросить.

Семен. Смерти не боишься! Говори, где билет?

Шапшнев. А то утопим.

Рудик падает как мертвый.

Батюшки… что это с ним?

Семен. Неужто помер?

Шапшнев. Что мы наделали! Разве мы этого хотели?.. Да мы ради смеха… да мы шутили…

Семен. Бери его, тащи в речку.

Шапшнев. А всплывет?

Семен. Унесет. Хватай за ноги. Поднимай. Раскачивай.

Они поднимают Рудика за голову, за ноги. Появляется Алеша, затем Люба.

Алеша. Вы что тут делаете? Семен и Шапшнев бросают Рудика. Он сейчас же садится.

Рудик. Ой, прямо на хвостик. Подлецы! Алеша (хватает Семена и Шапшнева). Налет. Грабеж.

Шапшнев. Шутили. Семен. Не хватай. Брось.

Алеша одним движением швырнул его на землю. Семен, не поднимаясь, молча глядит на него.

Шапшнев. Рукам-то воли не давайте… А то… Алеша швыряет его на землю.

Алеша. Немедленно отдать билет. Семен. Не нашли.

Алеша. Я вас всех сволоку в комендатуру. Лучше отдайте добром.

Семен. Отдайте, Адольф Рафаилович, а то – скука идти в комендатуру.

Шапшнев. Надо, Адольф Рафаилович, по-божески поступать. Вы гражданку ограбили, а нам страдать.

Рудик. Что значит – отдайте? Нынче не девятнадцатый год.

Алеша. Отойдите, граждане. Мы будем по правилам. (Рудику.) Снимайте пиджак.

Рудик. Это мне нравится, – дают подарки, потом силой берут их обратно.

Алеша. Боксом!

Рудик. В другое время. (Садится па землю, задирает ногу.)

Шапшнев. Вон он у него где…

Рудик. Не волнуйтесь, – я отвинчиваю каблук. (Достает из каблука билет, отдает Алеше.) Можете подавиться.

Семен. Эх, какое дело сорвалось, заметил граф Табуреткин.

Шапшнев. Товарищ Алеша, сыро, я бы домой пошел.

Алеша (протягивает билет Любе). Получайте, Люба.

Люба. Алеша, мы же говорили… (Отдает ему билет.)

Алеша. Значит, ладно… Ребятам на два семестра хватит…

Шапшнев. Так как же насчет комендатуры?

Алеша. Граждане… Неужели вам не стыдно?

Шапшнев. Бес попутал.

Семен. А что такое совесть? Нет ответа.

Алеша. Страшно жить среди вас. Во что вы верите, что любите, что ненавидите?

Семен. Мучительный вопрос.

Алеша. Болотные жители. У вас один желудок с зубами да с задней кишкой.

Рудик. Хорошенькое сравнение.

Шапшнев. О-хо-хо…

Алеша. Жизнь вы не погубите… Она не увянет от вашего дыхания… Не запугаете ее свинячьими харями…

Семен. Короче говоря – ау, – пошли денежки на грызение гранита науки.

Шапшнев (с воплем души). Предлагала его за рупь шесть гривен.

Рудик. Страшно за свои нервы.

Алеша (Любе). Идем, Люба…

Люба. На взморье, на весь день. Да?

Алеша. Да, Люба, да…

Они уходят. Им смотрят вслед.

Семен. Многозначительная прогулочка.

Шапшнев. А как билет-то схватил. Агитатор…

Рудик. Противный субъект.

Марго (входит, Журжиной). Утопленника, что ли, нашли?

Журжина. Милая, как я говорила, так и сбылось: и деньги при ней и сердечный интерес…

Марго. Евдокия Кондратьевна… Как я счастлива. Так я полюбила ее, ну, как сестру родную…

Семен (вынимая колоду карт, Шапшневу и Рудику). Продолжим.

Рудик отвернулся, пошел в ворота, насвистывая шимми в миноре. Шапшнев. По полтиннику.

Они присаживаются, играют.

Марго. Слушайте, и он ее поцеловал?

Журжина. И поцеловал и говорит ей: невеста моя, жена моя драгоценная… Любовь моя – до гробовой доски…

С проплывающей лодки раздались утренние веселые голоса.

Занавес
Загрузка...