Том 9. Пьесы 1882-1885

Сходилася правда со кривдою,

Кривда правду переспорила.

Пошла правда по поднебесью.

Пошла кривда по сырой земле,

По народу православному:

Оттого суды неправые…

Бирюч идет, бирюч! Снимайте шапки!

Проваливай подале, мы слыхали!

Не первый раз, не новая новинка!

Мы думали, что свежи, ан всё те же.

Разбойников и татей и убойцев

В посаде нет, разбойничья приезду

Не держим мы; так ни́почто и кликать.

Да кличь не кличь, немного проку будет,

Коль не ловить. По селам, по деревням

Разбойники и днем и ночью грабят,

По Волге нет проезду, по лесам

Становятся станами без опаски.

Вот там бы их и брать живьем руками;

А кликать по торгам — какая польза!

Зачем же к нам посажен воевода,

Как не затем, чтоб татей и убойцев

Разыскивать.

Не до воров ему.

Пригожих баб да девок на посаде

Да по клетям добро как раз разыщет,

Не утаишь.

Терпенья нам не стало!

Чему не быть, а надоть челобитье

Царю писать.

Воров не ловит — горе;

А как поймает — вдвое: он воров-то

Берет из тюрем на дом, научает

Поклепом нас, посадских, обносить.

Ты ничего не ведаешь, не знаешь,

А он, по воровскому наговору,

Берет тебя без сыску и пытает

Без царского указу, — мукой мучит,

Огнем палит.

Да с пыток-то поминки

Берет на нас, на выкуп выпускает.

Довольно с нас, два года потерпели,

Пора писать и челобитье.

Слышу

Давно уж я, что надо челобитье

Царю послать, да только разговоры,

А дела нет.

Москва нам дорога́,

С пустыми-то руками не поедешь.

Ну брат, ау! Коль завязалась драка,

Так не жалей волос. Во что ни станет,

Да только бы избыть его от нас.

Московские расходы разверстаем,

Рассудим, что и как, и много ль денег

На проести собрать да на гостинцы.

Живей, живей! Сейчас пойдет боярин

В собор с гостьми. Чтоб у меня кипело!

Ворочайся, да живо! Мнется, словно

Медведь ученый.

Как еще работать!

Гуляем, что ль? А ты возьми-ка мётлу,

Да помети, чем лаять занапрасно.

Разинул пасть-то! Цыц! Не в дармоедах,

Не то что вы, живу у государя:

На части рвусь, куска недоедаю.

А вам одна забота: завалиться

Подальше где, что днем с огнем не сыщешь,

И спать весь день, пока опухнут бельма;

Мол, все равно, работай не работай,

Накормят даром.

Даром и побьют.

Ну, видно, их не больно жирно кормят:

У нас в посаде только и воруют,

Что воеводские.

Коль брюхо сыто,

В чужую клеть за ежей не полезешь!

Какие воры, страсть! Концов не сыщешь.

Ты, смерд, молчи!

А ты что за помещик?

Ой, ой, убил, убил, прошиб до мозгу,

Проклятый пес, паршивая собака!

Издохнуть бы тебе, как басурману!

И чтоб ни дна тебе и ни покрышки,

Поганому. У! Волк тебя заешь!

Расплакался, аль подзатыльник дали?

Тебе-то что, холопья образина!

И он туда ж

«Аль подзатыльник дали?»

Ай, батюшки! убил, убил, по темю.

Костыль сломал, собака!

Пожалеет.

Меня-то, что ль?

Нет, костыля-то.

Дьявол!

Что воешь-то? Какой детеныш малой!

Не все ль равно тебе, как псу издохнуть

Под палкой ли, иль пьяному под тыном!

Не приставай! Всего изъем зубами.

А вам-то что смешно, холопье стадо?

У вас самих увечья не проходят.

Влетело, брат!

Влилось!

Попало ловко!

Ты к носу три.

До свадьбы заживет!

Ну, подвернись который, изувечу!

Коль в волосы иль в бороду вцеплюсь,

Не выпущу; так вся в руках и будет,

Ни волоска живого не оставлю.

Ну, полно ты! Мы шутим. Ты подумал,

Взаправду, что ль?

Нам что!

Господь с тобой!

Обиды нет тебе.

Вестимо, в шутку

Язык чесать.

Не трожь его, робята!

А ты скажи нам, милый человек,

За что про что обиду терпишь?

Даром.

Жениться, черт, задумал…

Так. Ну что же?

Дюжова дочь облюбовал.

Ну, знаем.

Я сдуру-то сболтни ему неладно,

Мол, старому жениться ненадолго,

Да часто, мол, и не себе, а людям.

И я-то глуп, шутить связался.

Верно!

Ты с тем шути, кто любит. Ну, и что же?

Как вскочит он, затресся, ровно Каин,

Как волк стучит зубамн, словно угли

Глаза зажглись, седая грива дыбом…

Видал ли ты, как окаянных пишут

На папертях? Точь-в-точь.

Какой бедовой.

А вот пойти да скаредные речи

Боярину явить. Бросай, робята!

Боярин вышел.

Братцы, схороните!

Беги скорей, покуда не схватили,

Валяй во все лопатки, не догонят.

Стрелой летит. Держи его, робята!

На лошади, да разве на хорошей,

А на плохой низа́что не догонишь.

Как шкуру-то, робята, соблюдает,

Диви бы бобр сибирской али соболь!

Ты говоришь, что местом вышло. Верно.

Воистину.

Здорово! Ты послушай!

Поехали мы зверя погонять,

Гляжу: лиса катит из мелколесья

По вырубке в сосняк, вот так и стелет,

Как желтый лист по ветру. Вижу, дело

Выходит дрянь: уйдет, сплутует. Надо

Заворотить, наперерез ударить.

Хлестнул коня по бедрам.

Что за парень

Особняком стоит? Коль наш — не трогай,

А кто чужой, так опроси построже.

Проехал я шагов не больше с сотню,

И вдруг мой конь, как вкопанный, ни с места.

Как в землю врос. Уж я его и плетью,

И лаской, нет, — дрожит, трясется, уши

Насторожил. Я вижу, дело плохо.

Какой такой?

Из наших, из рыбацкой!

Ну ладно.

Вот я слез, перекрестился.

Обшел вокруг три раза, зачурался,

И ничего, — мой конь пошел, как надо.

Так вот и знай, что значит место.

Диво ль!

В большом лесу, где всяка нечисть бродит.

В своем саду я летось заблудился

Средь бела дня! Немало мы дивились:

Брожу кругом, а выходу не вижу.

Такая страсть, что Господи помилуй —

Не доведи вперед, умрешь со страху.

Уж и кричал, кричал, сошлись людишки

Да вывели.

Всего бывает! Что ты?

И бьет челом, боярин, и являет

Твой сирота, былой подьячий Жилка.

О чем еще, анафема?

О бое

И грабеже денном и об увечье!

Которой раз тебя увечат! Скоро ль

Совсем убьют? Пора бы! Кто же грабил

И бил тебя?

Семена Бастрюкова

Дворовые и скоморохи: Резвый

С товарищи; они ж, боярин, воры,

И картами и зернью промышляют,

И табаком, и воровское держат

И продают, и беглых укрывают,

И на посад насильством в харях ходят

С потехами, и скаредные песни

И срамные поют и действа деют,

Тебя ж обносят скаредною лаей

И неудобь-сказаемою бранью…

В том жалоба моя тебе и явка.

А грабежу?

Колпак да зипунишко.

За что про что?

Да якобы с тобою

Я стакався составным челобитьем,

Испродаю посадских и убытчу,

Поклепами.

Семена Бастрюкова

Унять давно пора. Зазнался больно,

На шею сел ко мне. Плутам заступник,

Оберегатель земской. Двум медведям

Не жить в одной берлоге. Челобитье

В избе подай мне завтра. Мы посмотрим,

Велим сыскать и, буде виноваты

Доподлинно, людишек Бастрюкова

Не пощадим.

Ты смилуйся, пожалуй!

И сироту твою не дай обидеть

Ругателям.

Алтынник, кровопивец!

А крест на нем, робята, есть аль нету?

Навряд ли уж. Другой татарин лучше.

Кричат, а что: никак не разберу я.

Да мм чего? Вы говорите прямо,

Поди сюда вперед и говори!

Из-за людей не слышно. Что ж вы стали?

Ай молодцы! Вы смелые робята!

Из-за людей облает и присядет,

Разинет пасть и тягу. Кукиш кажет

Из рукава, чтоб люди не видали.

Чего же вам? Строптив, сердит я, что ли?

Не милостив? Все это правда ваша,

Я не святой. А знаете ли, дети,

Писание нас учит покоряться

Властителю и доброму и злому.

Строптивого послушать перед Богом

Угоднее. Иль мнится вам, что власти

Людским хотеньем созданы? Что можно

Без власти жить? Что мы равны? Так знайте.

Звезда с звездою разнствует во славе,

Так на небе, и на земле всё так же:

И старшие, и младшие, и слуги,

И господа, и князи, и бояре,

И Господом венчанные на царство

Великие цари и государи.

За чином чин по лестнице восходит

От нас к царю и от царя до Бога.

И всяка власть от Бога. Власть не судят

Подвластные, а только царь, ему же

Господь вручил нас всех на попеченье.

Из-за чего нам ссориться! Вы дети,

Я вам отец! Не лучше ль нам любовью

И миром жить! Ходите по закону —

И вам целей, и мне милей! За что же

Браниться-то! Нехорошо. Неладно.

Пошарь-ка там с своими молодцами,

Не сыщешь ли кого из крикунов.

Да не зевай! Того, Баим, не бойся,

Что в виноватых правый попадется:

Не виноват — укажет виноватых.

Переловить, связать и запереть

Всех накрепко в сторожню, там рассудим.

Чего тебе? Ты тише, не толкайся!

Что за напасть! Да что ж вы, драться, что ли?

О чем шумят? Чего не разделили?

Никак, Баим посадских обижает.

Застой за нас! Безвинно бьют и мучат.

Оставь, Баим!

А ты что за указчик?

Велел сыскать ослушных воевода,

И сыщем их. Пока найдем да свяжем,

Не отступлю.

А как всполох ударим

На весь посад — и ног не унесете!

Не мятежи чинить, а для наряду

На городу посажен воевода.

Сбирай стрельцов!

Робята, расходитесь!

Не тронет вас никто.

Не ты в ответе,

А я, с меня и спросят.

Ты не бойся,

Я сам скажу в соборе воеводе.

Пусть на меня и сердится, как хочет.

Иди со мной в собор.

За мной, робята!

Вы, смерды, прочь! Не видишь, я иду?

Как не видать.

Иди, как люди ходят.

Я кто теперь? Фу! Прочь поди!

Настасья!

Уймешься ты аль нет?

Фу! Смерды!

Шире

Народ, навоз плывет.

Да как ты смеешь?

Ты страдник, смерд!

Доправь на нем бесчестье!

Ты знаешь, смерд, я теща воеводе.

Ну как не знать!

Иди добром, Настасья,

Не постыжусь, при всем честном народе

Учить примусь.

Толкуй! ты сам не знаешь,

Какая честь на нас.

От воеводы

Пристала к вам?

Иди! Народ смеется.

Ишь срам какой! Вот с дурой-то свяжися,

Так, Господи, и жизни-то не рад.

Фу! Смерды! Прочь!

Иди своей дорогой,

А мы своей; просторно, разойдемся.

Ишь дура-то, за воеводу дочку

Просватала и думает, что тоже

Боярыня; идет и ног не слышит.

На радость ли? Заплакать не пришлось бы!

Старик живет, а жены молодые

Все мрут да мрут. Диковина и только!

Да ну его!

Робята, не слыхали ль,

Что Худояр на Волге появился

И станом стал невдалеке?

Так что же!

Тебе-то что ж?

Разбойник лютый, бают.

За что ж его разбойником ты лаешь,

Не знаючи? Какой же он разбойник?

Кого разбил? Тебя?

Меня не трогал,

Мне грех сказать; не грабил, так не грабил.

Так покажи других!

Чего не знаю —

Не говорю. Казну ограбил, бают.

Ты бай не бай — не наше это дело.

Казну разбил, казна про то и сыщет:

А ты не лай разбойником напрасно,

А называй удалым молодцом.

Заглазно ничего.

А ну услышит,

Помилуй Бог!

Ты шутишь аль взаправду?

У них везде глаза и уши.

Ой ли?

А вот гляди! Из этих самых нищих

Да из убогих, коль не половина,

Так двое-трое уж наверно есть

Из шайки Худояра.

Беспременно.

А слышал я, что будто он в Казани

В тюрьме сидел.

А ты поверил?

Слушай!

И будто он достал из печи уголь

И написал косную на полу;

Забрал в нее тюремных всех сидельцев,

Плеснул воды, да в Волгу и уехал.

«Лови, держи!» — А их и след простыл,

Послушать вас, так уши вянут, право!

Обиды да разбои…

А про что же

Рассказывать прикажешь? Мы не дети;

Не сказки ж говорить! По всем приметам,

Последние приходят времена:

В народе рознь, раздор, в судах неправда,

От сильных утесненье.

Тесно стало,

Так в лес ступай, спасайся, рой пещеру.

Ты слышал ли, что в наших палестинах

Подвижник новый объявился?

Слышал.

В овраге монастырском, в диком лесе,

Живет затворник, хлебом да водой

Питается, а монастырь растет

Его молитвами и богатеет;

И земли прикупает и луга,

И стены строятся, и колокольня,

И братских келий ряд. Спроси монахов:

«Мол, кто у вас строитель?» — скажут: Бог.

Бессребреник пустынник из пещеры

На утренней заре на горку выдет,

Благословит работу начатую:

И лес и камень явятся и люди

Рабочие сойдутся и мешками

Несут, неведомо откуда, деньги

На монастырское строенье.

Чудо,

Воистину.

А ты про тесноту.

Заступницы икону принесли

Из дальней пустыни в собор, так видишь:

Народ валит иконе поклониться,

И стар и мал работу покидают,

Последние несут копейки. Значит,

И вера в нас еще не оскудела,

И жить еще на свете можно.

Верно.

Никак, чужой? Чего он ищет?

Дядя,

Ты из какой Литвы, с какой орды?

От дела ты лытаешь или дела

Пытаешь?

Сват! Ты ближний али дальний?

Каких родов, из коих городов?

Не беглой ли? А может, он, робята,

Коня украл аль мужика убил.

Связать его!

Эх, дедушка, за что же?

Связать меня не хитрость; сам даюсь.

Вязать вяжи, да после не тужи.

Не я один гуляю, нас немало

Останется на воле, всех не свяжешь;

А у тебя домишко на посаде.

Поберегай от красных петухов!

Да что ты, что ты, милый! Я нарочно

Шутил с тобой, а ты и вправду.

Полно,

Шутил ли ты? Да ну, я зла не помню:

Я знаю, ты меня не свяжешь.

Братцы!

Я признаю его!

И мне знакомо

Обличье-то, а как назвать — не знаю.

Я не боюсь и не таюсь: я беглый,

Посадский наш, Роман Дубровин.

Братцы,

И то ведь он. Два года не видались!

Ты где гулял?

На белом свете много

Привольных мест — и Дон, и Волга-мать.

Где я гулял — там нет меня; теперя

Домой пришел.

Ты хочешь объявиться?

Ну, нет, зачем! С женой бы повидаться.

Не знаешь, где жена?

У воеводы.

Ужель к нему попала?

Взял насильем,

В тюрьму сажал, а из тюрьмы да на дом

Красавицу твою Олену.

Дьявол!

Вот дело-то какое вышло! Эка

Беда моя! На малый час задумал

Вернуться к вам; придется оставаться,

С Шалыгиным считаться за жену.

У нас, людей торговых, так ведется:

Берешь без торгу, так плати что спросят.

Вестимо так, да что с него возьмешь-то?

Не деньги ж брать! я денег не возьму;

Жена товар заветный, не продажный.

А что завету за жену положишь?

Завет велик положен. На прощанье

С моей Оленой я поклялся богом,

Родителем, своей души спасеньем,

Что если кто ее обидит…

Что же

Обидчику?

Я голову сорву

Руками с плеч.

А что, жива, здорова?

Тоскует все да плачет, говорят.

Спасибо вам на добром слове, братцы.

Увидите жену, так поклонитесь!

Мол, жив еще и помнит. Недалеко

Гуляет, мол; желает повидаться,

Так случая, мол, ищет. Воеводе

Скажи хоть ты,

что собираюсь в гости,

Чтоб припасал, чем потчевать. Прощайте!

Никак, ушел? Поотлегло от сердца, —

Перепугал, проклятый. Что ж, робята,

Явить аль нет?

А нам какое дело?

Как хочешь ты, а мы и знать не знаем.

Поди являй, а в послухи не ставь —

Во всем запрусь.

И я.

Мы не видали.

Помалчивай, так сам целее будешь.

Два раза глуп бывает человек:

С младенчества сперва, потом под старость:

Состареешь и поглупеешь, разум

Отымется. Недаром люди стали

Учить меня. Одно и остается:

Коль стар и глуп, так умных больше слушай.

Вот я велел переловить Баиму

Ругателей, а Бастрюков наехал,

Прогнал его, — что мы не дело, видишь,

Затеяли, мятеж заводим, буйство.

Челом ему за то, что надоумил.

Да что ж, и впрямь затеяли не дело.

Ты погоди, дай кончить! Я спасибо

Сказал тебе, чего ж еще! Не в ноги ж…

Другую речь я поведу. Вот, видя,

Что глуп-то я и стар, большое дело

Без вашего, друзья мои, совету

Начать не смею. Что приговорите,

Тому и быть.

Нечай Григорьич, полно

Пытать-то нас. На что тебе советы.

Ты сам умен.

И мы не дураки.

В чем дело-то?

Не знаю, как сказать!

Попутал грех. И молодых и старых

Простить меня прошу. Отцы и братья,

Не осудите! Старому, седому

И стыдно бы, да человек я слабой,

Летами стар, зато душою молод.

Какой старик, ты лучше молодых, —

И стар, да дюж.

Без бабы не живется;

Греха боюсь, — так вздумал ожениться.

И в добрый час.

И не о том бы думать,

Молиться бы, да слабость наша.

Что же

Жениться-то об эту пору! Сколько

Тебе и жить-то! Было две жены,

Чего ж тебе! Не дело, так не дело —

Тебе-то блажь, а баба-то засохнет,

За стариком живя.

Что значит ум-то!

Не нам чета. И слушать-то отрада.

От умной головы совету много

Хорошего. А вас про что ни спросишь,

Ответу нет; а у него как раз

Умен ответ и скор. Развесьте уши

И слушайте Семена Бастрюкова!

Уж если он, такой разумной, скажет,

Что не женись, Нечай Григорьич, значит,

Что надобно жениться беспременно.

Ты на смех, что ль?

Как хочешь, так и думай;

За что почтешь, не буду спорить.

Ладно ж!

Припомни ты! Я сорок лет на службе,

Изранен весь, доспехи боевые

Я сорок лет носил. Литва и немцы

До сей поры боятся Бастрюкова.

Губным служил по выбору, не ползал,

Не кланялся подьячим по приказам,

Не плакался: пустите покормиться!

Своим кормлюсь всю жизнь. Моя обида

Откликнется тебе; держись, да крепче!

В Москве бывал, туда дорогу знаю.

Москва Москвой; готовься сам к ответу.

В поместье ты, как в омуте, уселся

И думаешь — ты царь, тебе суда нет.

Мы выведем на свежую водицу.

Меня?

Тебя.

Нет, руки коротки.

Длинней твоих. Ты беглых укрываешь,

И зернщиков, и воровское держишь.

Что ж, батюшка, ты смотришь! Что ж он лает!

Царю челом ударим о бесчестье.

Молчи, щенок!

Ах, старая собака!

Царю челом ударим, а покуда

Ты бородой ответишь. Без остатку

Всю выдеру.

Держите их, держите!

Семен, уймись! Безлепичное дело

Затеял ты.

Не я, а он затеял!

Не уступлю, я сам его не хуже.

Пречистую, пречистую несут!

Ну, что ж? молчит?

Не молвит ни словечка.

Ни с кем?

Ни с кем.

И рта не разевала.

Пойти взглянуть. Ахти, напасть какая.

Напасть и есть! Не хочет слова молвить!

А вы-то дуры! Нет у вас уменья

Повеселить.

Коль ты умна, попробуй!

А мы-то уж и пели, и плясали,

На головах вот разве не ходили —

Да не суметь, а то бы попытались.

Толкуй с тобой! Тебе чужая, видно,

А мне своя. Ну как не распотешить!

Охоты нет! Была царева дочка

На выданье, царевна Несмеяна;

Сидит, не улыбнется, говорит ли,

Не усмехнется. Не-в-котором царстве

Нашелся парень, рассмешил-таки.

Так парень, а не мы! Чудна́я, право!

И ваша бы, пожалуй, рассмеялась,

Как привести ей парня по душе.

Да где же взять?

Ты по себе не меряй!

Что у самой глаза-то завидущи —

Так не у всех такие.

Говорить-то

Не хочется. До брани недалёко,

Как свяжешься.

Знать, нечего?

Навряд ли!

Ну, говори!

С чего она тоскует?

Я слышала. Она сбежать сбиралась,

Да не дали.

Так что ж?

Слюбилась с парнем.

A вот и врешь. Когда ей с ним слюбиться?

Она его в глаза-то не видала.

Ты говоришь, а кто тебе поверит?

Ну как сбежать, не знавши с кем?

Да так же:

Пришел да взял, не станешь упираться,

А взял — повел! У бабы волос долог,

А ум короток. Их куда ведут —

Они идут.

А может, и взаправду.

Вот то-то же! Ты не мели пустого!

Молоть пустое — жернова сотрешь.

Тебе чего? Ты почто тут толчешься?

Чего, чего! Ты рта не разевай

Широко-то! Сейчас боярин будет.

Так что ж тебе?

Так надо приглядеть,

Обрядно ль все у вас. Я распинался,

Постлал ковры, завесы к окнам вешал,

Полавочники клал на каждой лавке,

Столы сукном завесил.

Погляди!

Разуй глаза! Все чисто, все нарядно.

Уйди добром! Не суйся, где не просят,

А то дождешься брани.

Жениховы

Подарки все порядком я поставил.

Ларцы и зеркала, белила, перстни,

И мыла всякие, и все покупки,

И рухлядь всю расставил и развесил

Лицом на погляденье!

Ну, так что ж?

У вас, гляди, все в кучу сбито.

Сбито?

Не лучше ль, не дельнее ль твоего

Улажено? Поди-ка ты с ученьем

Из терема-то вон, покуда цел!

Глупей тебя я, что ли?

Что ты знаешь?

Ты как жила? Весь век в курной избе.

В курной избе? В курной? Где кочерга-то?

Ахти беда! Боярин! Виновата!

Воюешь ты? Воюй! Не надо беса,

Когда ты здеся. Мне того и нужно.

Ты слушай в оба! Не по чести место

Дано тебе. Боярские хоромы

Велика честь для вас, людишек малых.

Ты это чувствуй. Вся твоя забота

Беречь боярышню, от ней ни шагу

Не отходить. Какие будут речи

Меж вами, сказывай! А баб и девок

Не допускай к боярышне с речами.

Блюди за ними крепко. Все, что нужно,

Через тебя чтоб шло, никак не мимо.

Послужишь честно, честно и отпустим

С большим наделом деньгами и платьем,

И замуж выдам. Дворню созовите!

И баб, и сенных девок!

Не трудна работа,

И много милости. Продли Бог веку

Тебе на белом свете. Сиротинку

Не забываешь.

Дело-то, я знаю,

Тебе по сердцу. Нравом ты свирепа,

Ну и гляди медведем и свирепствуй!

А за оплошку удавлю. Ступай!

Я жалую вас милостью боярской:

Не красен дом, не весел господину,

И слугам сиротливо без хозяйки

Боярыни. Благословеньем Божьим

И нашим счастьем мы нашли девицу

Себе по мысли, и понять желаем

Себе в жену, вам в мать и госпожу.

Час добрый! Кланяйтесь, благодарите

Боярина.

Теперь пока до свадьбы

Я этот дом со всем добром и с вами

Невесте отдаю.

Опять ударьте

Челом ему на милости боярской

И слушайте наказ.

Наказ короткой —

Служить боярыне, как мне, со страхом

И вежеством, в грозе и береженье,

Не красть, не лгать, от всякого бесчинства

И пьяного питья блюстись всемерно!

Все это присказка, а вот и сказка!

Чтоб день и ночь ворота на запоре!

Чтоб день и ночь круг дома сторожа!

Чтоб ни к кому приходу, ни подсылу!

Чтоб сенным девкам из ворот ни шагу!

На портомой водить за караулом

Не часто! Слово каждое и дело

Чтоб было мне доподлинно известно!

Не только вести в дом или из дому

Не проносить; а птица прилетела

С чужих хором, чтоб мне про это ведать!

Я батогов для вас не пожалею

За малую оплошку; за большую

Казненным быть нещадно скорой казнью.

Челом боярину и вон ступайте.

Олена!

Ты все волком к лесу смотришь.

Змеей шипишь. Пора бы уходиться,

Забыть про вора-мужа.

Не забуду,

Пока жива.

Кто на тебя посмотрит

Со стороны, так скажет, что зарезать

Меня ты хочешь. Грозными очами

Глядишь на нас.

Да что кому за дело

До глаз моих. Гляжу я, как умею.

Живу покорно, голову поклонно

Держу перед тобой; что ни заставишь,

Я делаю, не выхожу из воли.

Чего ж тебе?

Стеречь ее покрепче,

Чтоб не сбежала со двора.

Кто? Я-то?

Куда сбежать? Подумай! Много ль места

Ты мне оставил? Дом стоит покинут

И разорен по милости твоей,

И двор зарос. А где Роман гуляет,

Где буйною головушкой качает,

Печет ли солнце, дождик ли сечет

ЯснСго сокола, в живых ли, нет ли, —

И я не знаю, да и ты не знаешь.

Куда ж бежать? Уж разве на погост —

Над матушкой повыла б, что на горе,

На муку зародила, да взглянула,

Хоть издали, на дом пустой — да в Волгу;

Да грех велик. Уж я у вас останусь

Рабой твоей до гробовой доски.

Да буду ждать, чем нас Господь рассудит.

Нет зверя злой жены лютее.

Правда.

А я давно ищу тебя, боярин.

Откуда ты?

Из погреба.

Треклятый,

Как черт занес на погреб?

Посадили.

В гостях гостил у Бастрюковых.

То-то

И не видать тебя.

Голодной смертью

Околевал-сидел, и кнутьем били,

А на тебя, боярин, челобитье

Написано и услано к Москве.

А кто писал?

Да я.

С ума ты спятил!

Или об двух ты головах?

Напишешь

И на себя, как по бокам с плетями

С ордынскими стоят.

А кто поехал?

По выбору послали. С Бастрюковым

Поехали. И он в Москву.

Ну с Богом!

Широкий путь.

Роман Дубровин близко.

И знаешь где?

У Бастрюковых.

Точно?

Хоть умереть, на месте провалиться!

А вот, дай срок, схожу на богомолье,

Нагрянем к ним.

Про Худояра вести.

Хорошие?

Остановился станом

За пустынью. Осиновик-починок

Слыхал когда?

Ну вот и кстати будет,

И я иду туда на богомолье.

Беги скорей, вели собрать Баиму

Стрельцов своих и всех служилых. Мигом

Лети к нему: чтоб нынче и в поход,

Чтоб догонять меня; у нас и кони

Оседланы. Не засижусь, я только

Зашел проститься с тещей и невестой!

Про ласковую тещу только вспомни,

Она и здесь. Как спали-ночевали?

Зятек поклонистый, живем, покуда

Господь хранит.

Садись в передний угол!

Хозяйкой будь.

Хозяйка не садится,

Садись ты, гость.

Не гость и не хозяин.

Хозяйка вот. Весь дом со всем запасом

Ее теперь, а я сюда до свадьбы

Не загляну. Живите как хотите.

Для береженья, для услуги много

Дворовых баб и девок. Был женатый,

Так нужны были, а вдовцом остался —

Куда их деть? Хотел уж по осинам

Развешать их, ан вот и пригодились.

Вот и Ульяна, ей наместо мамки.

На всем спасибо! Только ты послушай,

Какое дело! Словно кто испортил

Ее у нас. Бывало, день настанет —

Одну ее и слышишь: без умолку

Трещит, болтает, прыгает да скачет;

Теперь ни слова, точно как немая,

И уст не открывает, и ни шагу

Не сделает сама, толкнешь — идет.

Аль сглазил кто?

От глазу и от порчи

Мы слово знаем. Молодо — стыдливо.

Глазам-то стыдно, а душой-то рада.

Девичий стыд до мужнина порога,

Лиха беда порог переступить.

Не то что стыд, а норовом такая:

Упрямится.

Устанет — перестанет.

Тоскует, что ли? Спрашивать пытали,

Не молвит ничего.

Тоску прогоним

Забавами, да играми, да пляской.

Да песнями. Бессудного покличем.

Здесь, дяденька.

Тебя-то нам и надо.

Шути, хвостом верти, хоть бесом корчись,

Да только тешь! А я домой поеду.

Хочу пешком сходить на богомолье,

Благословиться. Крепче дело будет.

Да говорят, круг города удалых

Поразвелось, так надо попугать их.

Дня два проходим да честным пирком

За свадебку. Прощай, моя зазноба!

Не на́долго прощаемся с тобой,

Немного дней пройдет до нашей свадьбы,

Но каждый день протянется мне годом:

Я ночью буду утра дожидаться,

Я утром буду вечер торопить.

Убить бы день, а ночи не увидишь.

Не крой лица, не прячь своих очей

И ненаглядной красоты девичьей,

Дай наглядеться, дай на расставанье

Налюбоваться вдоволь про запас.

Прощай-ка, тещенька.

Прощай, зятек.

В святой бы час, в архангельской.

Спасибо!

И я домой. Прощай покуда, дочка.

Ишь скачет как! Пыль-курево стоит.

Прощай, боярин! С Богом, по морозцу!

Уехал дядя! Запили лохмотья,

И загуляли лоскутки. Не страшно!

Хоть пой, хоть плачь! Никто не сымет воли.

Ах ты бедный еж,

Горемычный еж,

Ты куда ползешь,

Куда ежишься?

Я ползу, ползу

Ко боярскому двору,

Ко высоку терему.

К Марье Власьевне.

Спесива ты, дерешься! А не знаешь,

Как бедного ежа встречают? Слушай:

Как взяли ежа

Во высокий терем,

Как стали ежа

Целовать, миловать,

Оглаживать,

Охорашивать.

Кабы не ты, гуляла б я на воле.

Постылый пес, тебе бы беса тешить!

Ножа-то нет, зарезала б тебя.

Гляди-кось. Вот так пыль! Чуть жив со страху!

С ковшом на брагу налетели, дядя!

Убил бобра! Нашла коса на камень!

Господь с тобой! С чего ты загрустила,

Красавица, забавница моя?

И сладу нет. Совсем от рук отбилась;

Хоть молода, а норов стар.

Да ты бы

Не все грозой, а иногда и лаской,

И дуги гнут не вдруг, а прежде парят.

Да парь не парь, а надо будет гнуться,

Не гнуться — сломишься. Она упряма,

А я упрямее.

Мне что за дело,

Какая ты! Твое перед тобою.

Пришла к тебе, а по́што, и не знаю;

Куда гожусь, туда и деньте. Все же

Поваднее тебе со мной, старухой!

Люба — оставь, а нет — домой пусти.

Велишь остаться?

И на том спасибо!

Пойду-ка я да челядь попытаю

Проклятую, не спят ли, дармоеды!

Да заперты ль ворота. Ну, людишки!

За ними глаз да глаз, да кнут ременный

В руках держи, а то не поворотишь!

Ах, волк те съешь и с по́трохом! Откуда

Такое зелье взяли? На лес взглянет —

Так лес завянет. Не велика птичка,

А ноготок востер. Пустили волка

Овец стеречь, небось не отказался,

А говорит: «Что делать! так и быть,

Уж как не как, а надо послужить».

Работу взять пойти, без дела скучно.

Государыня боярышня,

Есть за мной вина немалая:

На реке платно мыла,

Громко колотила…

Боярышня, есть весточка.

Откуда?

Степан Семеныч шлет.

Не лжешь, так правда.

На что мне лгать! На Волге платье мыла

Я на плоту; неведомая женка

Рядком пристала, вглядываться стала,

Взглянула раз и два, заговорила:

«Лицо твое мне, милая, знакомо,

А как назвать, не знаю». Так и так, мол.

«Ну, говорит, тебя-то мы и ищем.

Придешь домой, боярышне тихонько

Шепни, когда улучишь час…»

Скорее!

Ну говори ж! Придут да помешают.

Чтоб завтра в сад, как только солнце сядет,

Ты выходила. Сторожей не бойся! —

Всех напоят. На даровое падки,

Весь дом напьется к ночи. Я нароком

Фату твою из рук пустила в воду,

Чтоб допустили: будто повиниться

Пришла к тебе.

Спасибо!

Ты Ульяну

Уговори, чтоб погулять пустила.

Пусть и сама идет; из рук не вырвет.

Как молодцы подхватят.

Да не пустит

Из терема.

Ты подари, попробуй.

Чай, есть чего!

Немало дряни. Идут!

Государыня боярышня,

Есть за мной вина немалая:

На реке платно мыла,

Громко колотила,

Фату твою белую

В воду уронила.

Ну нет! Простить нельзя беду такую,

Какая ты работница! Работать,

Так не зевать по сторонам! Не надо

Твоей работы! Не нуждаюсь. Много

И без тебя народу. За провинность

Не заставлять ее работать. В терем

К себе беру. Пусть на меня и служит,

Чтоб от меня не отходила шагу.

Во белых руках было,

Да ушло, уплыло.

Хоть казнишь, хоть милуешь —

Я не утаила.

И вместе спать со мной! Да накормите

С боярского стола ее. Ступай!

Вот, поглядишь, господское-то дело —

Не разберешь у них, что гнев, что милость.

Заговорила? Аль опять надулась?

Житье мое! Уж нечего сказать!

Вот дитятко на шею навязалось!

Ходи за ней! Она и знать не хочет,

Стоит как пень, ничем не поворотишь.

Сама пошла. Диковина! Посмотрим,

Что будет от нее.

Ну вот спасибо!

Как поглядеть, так ты из умных, девка.

Не вдруг тебя и распознаешь! Право!

Не осердись, что я тебя бранила.

По глупости. Словечка не услышишь

Противного. Ни в чем не поперечу:

Ты добрая. А чай, грешки ведутся

И за тобой. Вы при людях тихони:

По лавочкам, как соловьи по гнездам,

Смирнехонько сидите, глазки в землю

Опущены. А дай-ка вам потачку,

Недогляди, откуда прыть возьмется —

Бойчее баб. Погудки, смех да грохот,

А разговор послушать, уши вянут,

Стыдом сгоришь. Да что кому за дело.

Чем тешатся, не плакали бы только.

Не то беда, что игры да потехи

На разуме у девок! Ну пускай бы

Промеж себя и тешились, так мало —

Утехи нет одним, без парней скучно.

Не правда, что ль? Сама чудила в девках,

Так знаю вас, меня не проведете.

И ты, как все, не лучше и не хуже,

Да хитрости в тебе уж больно много.

Опять ушла. Еще не принесет ли?

А ладно бы! У ней добра-то много,

А мне-то где взять?

Что ты! Бог с тобою!

Не надо, нет! Куда мне! Совесть зазрит.

Марья Власьевна кланяется.

Уж разве взять? Подарок-то хорош.

Непрошеный подарок-то дороже.

И то, возьму. Благодарю покорно!

Да вот беда! Отдаривать придется.

Я брать беру, а отдарить-то нечем.

Поноровлю за это; что захочешь,

Отказу нет, опричь того, что в терем

Чужих водить — и затевать не думай!

Да не пущу и самоё из дому.

А в терему что хочешь, то и делай,

Ты госпожа, мы слуги, что прикажешь —

Тому и быть. Чем хочешь, забавляйся.

Куда ты? Стой! Довольно! Эй, довольно!

Послушай-ка! Не надо, не возьму я!

Ахти грехи! Кто падок на подарки,

Добра не быть. Кому придет охота

Бросать добро на ветер? Видно, хочет

Купить меня. Не след бы мне и брать-то,

Да как не взять, когда в глаза мне тычет.

Ох, смерть моя! Такой уж скверный норов —

И соблазнюсь, как соблазнюсь! Подарком

Меня и взять, глаза-то завидущи.

Продам тебя, боярин, сердце чует.

Не утерплю, продам. Глядеть не стану,

Зажмурюсь, чтобы не было соблазну.

Гляди-ка ты, какая телогрея,

И с выпушкой!

Вот чудо, так уж чудо!

Неужто мне?

Кому же?

Дорогая!

Не нам носить.

Наденешь, так износишь.

Ох, каравай-то не по рылу. Где нам!

Уж как тебя благодарить, не знаю

И не умею. Вся твоя. Хоть воду

Вози на мне. Сулил мне воевода,

Да жди-пожди, а он, гляди, обманет,

А ты добрей, ты прежде догадалась.

Да у тебя и летник — вСшвы бархат

На золоте. Тафтяная рубашка

С запястьями.

Уж разве нарядиться?

Ты нарядись, а мы посмотрим.

Что ты!

И впрямь пойти.

Чай, то-то загляденье!

Пойдем со мной, ты мне пособишь.

Можно.

Молчать-то я молчу, да больно скучно

Становится. Немного натолкуешь

Сама с собой. Сложу от скуки песню.

Сама спою, сама и слушать буду.

Тихонечко спою, чтоб не слыхали.

Я по терему хожу,

Я по миленьком тужу,

Тужу, хожу

Да потуживаю.

Уж я сяду, посижу,

В окошечко погляжу,

В окошечко

Во косящетое.

Милый весточку дает,

Молодого гонца шлет,

Гонца, гонца

Да молоденького.

Что не быть, да не бывать,

С милым розно не живать,

Мне жить, не жить

Со милым со дружком.

Поскачу да попляшу

Во высоком терему,

Вот так, вот так,

Вот и так, вот и так!

Куда красно! И посмотреть, так любо.

Красавица, как есть.

Чему дивишься!

И пень хорош в уборе!

Не похаять

Тебя и без убора. Всем пригожа,

Собой статна, лицом бела, румяна,

Глаза как вишни, брови колесом.

По красоте твоей за дворянина

Тебе идти. Ты баба молодая,

Чего ж сидеть!

Дворяне по дворянам,

А не по нас. А наши-то дворяне

Не родились.

Как знать, чего не знаешь.

Да нечего и знать-то! По одежке

Протягивай и ножки. А дворяне

Хороший кус, да не для наших уст.

Достатков нет, какая я невеста;

С голодным брюхом, да по добрым людям

Похаживай. Чужой-то хлеб не сладок,

Подавишься. Кормить не станут даром;

И угождай на всякого как знаешь.

Хоть бы вот здесь, смотри за целым домом —

Беда бедой! Будь смирен — так проглотят,

Сердит — проклясть готовы. Вот и казнись!

Здесь не люди, а черти! Как шальные,

Проклятые! Кто спит, кто пьяный бродит,

Шатается. Сама за всем и смотришь,

За всякой малостью. А понадейся,

Так пропадешь, не рада жизни будешь.

Сама запру все выходы, все двери,

Да поперек порога здесь и лягу.

Один глазок усни, другой пусть смотрит.

Марья Власьевна дает ей перстень.

Раздобрилась, и не уймешь. А правду

Сказать тебе, так мне тебя и жалко.

А у нас в саду

Соловей поет,

Выговорочки

Выговаривает.

Послушаем; послушать, что ли, хочешь?

Сходить бы завтра.

Что ж такое! Сходим

В сумеречки. Большой беды не вижу;

В своем саду, а не в чужом. Боярин

И не велел, да мало ль что! Наказы

Легко давать! Не всяко лыко в строку.

Наказ-то знай, а делай как придется.

Марья Власьевна целует ее.

Ну в сад так в сад! Давно бы ты сказала.

Гуляй себе, когда придет охота;

Хоть днем гуляй, хоть ночью.

Вот и ладно.

Гуляй, гуляй! Авось повеселеешь,

Хоть улыбнись на нас с Оленой!

Ишь ты!

Пошло на лад.

Дай срок, не то увидишь.

Пора и спать. Чего сидеть в потемках!

Поужинай, чем Бог послал, да на бок

И завались. Без ужина ложиться

Нехорошо бывает, плохо спится,

Да много грезится. А то как знаешь:

Сиди себе. А уж огня не стану

Вздувать теперь.

Кто летом зажигает!

Чай, дворня спит?

И куры, и собаки —

Все спят.

И я, боярышня, прилягу.

Ну что ж нейдешь? Аль спать-то неохота?

Не то что я. Все ноги отходила,

Все кости, все суставы заболели,

Измаялась. Не рассказать ли сказку

Да присказку? Авось тогда задремлешь.

Сумерничать давайте. Мы любили

В сумеречках сидеть с тобой тихонько

И побасёнки баять тихомолком,

А круг тебя как точно кто мурлычет…

Ах, батюшки! Вот так меня и клонит,

Так и валюсь и тычусь носом. Часом

Совсем усну, так ты меня толкни.

Начинается сказка, починается сказка.

За тридевять земель,

В тридесятом царстве,

Жили два брата,

Да мать брюхата,

Да отец на днях…

Постой! не так. Я что загородила,

Не сплю, а бредится. Начну сначала:

Жили да были два брата родные,

У одного брата всего богато,

А другой убогий, а детей у него много.

Говорит богатый бедному брату:

Сам ты убогий, а детей у тебя много.

Дай ты мне сына, вот тебе жита осьмина,

Вот тебе осьмина, а жене твоей холстина,

А дочери коза, лубяные глаза…

Да что я, что я вру-то! Сбилась! Тьфу ты!

Пропасть тебе! Не то все! Задремала.

Вот дальше-то забыла, что там было.

Не вспомню ли? Заметалось! Помню только,

Что попросил у брата лошадь бедный,

А волк и съел, оставил хвост да гриву.

И повели дружка к судье Шемяке.

Сидит судья Шемяка, судом судит,

Бороду закусит, да ус разлощит,

Ус разлощит, глаза вытаращит…

Тьфу! пропасть! Не налажу, да и только.

То про Фому начну, то про Ерему.

Аминь, аминь, рассыпься! Чур меня!

Что вечерняя красная зорюшка

Догорает, чуть краюшком теплится,

Загораются частые звездочки,

Рассаждаются по небу чистому.

Докачались головки, домаялись

До пуховых цветных изголовьицев,

Ходит сон по сеням, по новым дрема.

Ты поди, сон-дрема, в головах постой.

По хоромам старым

Я давно брожу;

В тереме чужая,

Дай-ка погляжу.

Новая новинка

К худу иль к добру?

Нет, такая гостья

Нам не ко двору.

Ты на счастье, на радость роженая,

Не про старого мужа рощеная,

Старику-то чернеть да горбы растить

А тебе-то алеть спелой ягодкой.

Я поглажу тебя лапой бархатной

На богатство, на радость с милым дружком.

Тихой сон — угомон ясным глазынькам,

В изголовье тебе грезы девичьи.

За сердечным другом

То ли не житье.

А у нас по дому

Горе да вытье.

Скрасишь скучный терем

На короткий час,

Да и пуст покинешь

И бежишь от нас.

Запустеет терем, принаклонится,

Заметет по углам пылью-плесенью,

Понесет по сеням бранью, руганью,

Сип да воп по клетям с перекорами.

Не слыхать-то мне смеху веселого,

Молодого, девичьего, звонкого.

Не слыхать по ночам бреду жаркого,

Только старым старухам шлыки сшибать,

Аминь, аминь, рассыпься!

Ах, как сладко

Уснула я!

Аминь, аминь, рассыпься!

Не разберу: во сне ли, наяву ли,

А сбили шлык. Не ты ли пошутила?

Пойдем-ка ужинать да спать ложиться.

Вот день прошел, до нас дошел.

Ахти мне!

Грехи мои.

И-ах… великие!

Тебе чего тут надо?

Проходи

Своей дорогой, добрый человек!

Да не твое здесь место; вам обитель

Построена; живете за стенами,

Тепло и сытно вам; а глушь лесную,

Трущобную, оставьте нам, бездомным,

Обиженным, гонимым. Я хозяин

Лесных болот, оврагов, дебрей диких;

Мое тут место, я его нашел,

Облюбовал и занял.

Ты ошибся.

Ищи другую дебрь, а эту занял

Допрежь тебя молитвенник-пустынник.

Да ты вглядись в меня! Чего уставил

Глаза-то в землю?

Нам не подобает

Глядеть на вас и речи говорить

С мирянами; соблазну мы блюдемся.

Да ведь и мы-то разговоров длинных

Не жалуем; а голову сорвать

Со встречного — вот это наше дело.

И вы того ж с пустынником дождетесь.

Не малый ты ребенок; что же лезешь

К медведю в пасть! Не с бабою убогой,

Что с кузовком за клюквой да грибами

По лесу бродит, повстречался ты,

А с молодцом удалым.

Бог с тобою!

До удали твоей какое дело

Смиренникам? Твои угрозы глупы:

Не смерти мы боимся, а греха.

У нас черед молитвеннику воду

И хлеб носить, то наше послушанье.

Благословил сегодня настоятель

На этот труд меня, и я пошел.

Ослушаться пославшего не смею;

Пожалуй, хоть убей. А наш пустынник

Уж заживо лежит в гробу, готов

На божий суд. Для отдыха и на ночь

Ложится в гроб молитвенник. Коль хочешь,

Поди взгляни в оконце. На молитве

Поклоны правит иль в гробу лежит.

Давай ведро, я сам снесу!

Изволь!

Отказывать нельзя, коль есть усердье

Для Бога послужить. Поставь у дверки!

Авось Господь во что-нибудь поставит

Труды твои и за грехи зачтет.

Челом тебе, Роман Петрович!

Здравствуй!

Товарищи все целы, все здоровы?

Здоровы-то здоровы, только скучно:

Работы нет, давно без дела бродим;

Тоска взяла. Зачем ты нас покинул,

Скрываешься?

Да в городе забота

Была дня на два, на три, да такая,

Что не ордой, а надо одному

Пролезть и вылезть, где ползком, где боком,

Кругом болотца, в задние воротца.

Дуван дуванили, тебе на долю

Бухарский лук.

Давай сюда, годится.

Казны пришлось немного.

И не надо.

Камки и бархаты, цветное платье…

И рухляди не надо тоже. С низу

Привольного привезено добра,

Что не прожить. Лежит в укромном месте

Припрятано; а там себе иль людям

Достанется, вперед не угадаешь.

Далеко наши?

Здесь разбродом бродят,

Поразошлись: кто с кузовком на плечах

Грибов да ягод ищет по опушке,

Другой к слепым уселся у ворот

У монастырских с чашкой; кто в чаще,

В малиннике присел, туда не ходят

И бабы-то, медведей берегутся;

А кто в челнах на Волге, при запасе,

В береговом таится тальнике.

Идет большой дорогой воевода,

Как на войну собрался, сбил народу:

Затинщиков, стрельцов и пушкарей.

Уж не за нами ли? Мы мужичонка

Заворотили в лес с дрянным возишком,

С мешком муки; так наказал в опушку

Идти ему да плакать, воеводе

Челом ударить: вот, мол, животишки

Пограбили сегодня ночью воры

И поскакали по дороге в город.

Коль скажешь так, и воз назад воротим,

А нет, — и самому не быть живому.

Да я вперед по деревням верст на семь

Послал молву пустить, что ночью были;

А спросят, мол, куда ушли, кажите

По Волге к верху, в город. Так и сталось:

Поворотил стрельцов назад.

А много ль

Идет при нем?

Десятка два, не больше,

С холопями и челядью.

Немного ж.

Теперь в версте они, не дальше. Смотрят

С деревьев наши; чуть вдали завидят,

Придут сказать.

Ударить бы на них

Из-под мосту, стрельцов перевязать,

А воеводу в Волгу.

Ты в уме ли?

Да видано ли, слыхано ли дело,

Чтоб зайцы шли войною на собак?

С одним дубьем не сунешься на ратных,

Их голыми руками не возьмешь.

У нас дубье, у них небось пищали;

Пищальные орехи-то не сладки.

За что же нас удалыми прозвали?

Ужли за то, что грабим беззащитных

Да по ночам воруем из клетей?

Умей уйти, как заяц, без оглядки,

От сыщиков и от погони скорой,

Умей украсть и схоронить концы!

Вот наша удаль: бегать, укрываться

И на рожон не лезть!

А если кликну

Охотников, да посулю на брата

Вина по жбану да пригоршни денег

Серебряных?

Не затевай, оставь!

С удалыми с опаской слово молви!

Подумают, что ты подвесть их хочешь.

И не уйти тогда тебе живому.

У нас теперь другая речь пошла:

Пожива есть внизу; от беглых слышно,

Что Астрахань разграблена, и дальше,

К Саратову идет большая туча

Низовой вольницы. И мы туда же.

Струги у нас готовы, хоть сегодня

Отваливай; тебя лишь дожидались.

Да мне еще не время.

Подождем

Денек-другой, не к спеху дело; разве

Товарищи не захотят; тогда уж

Как хочешь, сам скажи им. Кликать, что ли?

Скликай народ удалый к атаману.

Заслышали, и отклик есть, — сойдутся.

Товарищи, вернулся атаман

Челом тебе. Долгонько загостился;

А мы совсем собрались. Едем, что ли?

Да что за спрос! Мы кругом порешили

Сегодня же отплыть.

А вы спросите,

Поеду ль я!

Да как же не поедешь,

Коль круг решил, ты больше всех не будешь.

По одному мы слушаем тебя,

А скажет круг, так ты его послушай.

Да дело есть большое, вот что.

Братцы,

Товарищи, не первый год гуляем

По Волге-матушке; добра чужого

Награблено, накрадено довольно.

Погуляно, поедено, попито

По горлышко. И век гулял бы с вами,

Не расставался, да такое дело,

Уж рад не рад, а вас покинуть надо

Ненадолго. Щербак за атамана

Послужит вам; так и другим скажите.

В Казани подождите, догоню.

Вернусь — так ваш уж вплоть до самой петли,

А не вернусь, не поминайте лихом!

Ты не бросай совсем-то!

Ты заводишь

Какие-то дурацкие порядки:

Сиротами без атамана плыть…

Нигде того не водится.

Виниться

Не хочешь ли, дьякам в ногах валяться?

Так не помилуют.

Ты не в монахи ль?

Да что за дело у тебя? Не баба ль?

Так лучше брось, продаст ни за копейку.

Галдеть? Душа не терпит. Рассердиться

Недолго мне, да как-то вы уймете!

Со мной не спорь! Что сказано, то свято,

Тому и быть. Мне надо рассчитаться

За старый долг со здешним воеводой.

Не верите, так дайте мне любого

В товарищи; посмотрит и поможет

С Шалыгиным расправиться… Коль живы

Останемся, тогда вернемся вместе.

Да так-то так; а без тебя-то горе;

Ты голова, мы руки.

Ну, как часом

Попутает нелегкая, случится,

В тюрьму влетишь?

Доводу, что ль, боитесь?

На вора вор доказчиком не будет.

Да я живой не дамся в руки, знайте!

А плыть так плыть. Покуда воевода

К монастырю дойдет, далеко будем,

За островом. Прощай, Роман Петрович!

Увидимся ль?

Всей силой постараюсь;

А будет то, что будет.

В лодки живо!

Свежеет ветер, будет непогода.

Откуда дует?

Сверху.

Вот и ладно.

Поставим парус, песню заиграем

Веселую, и поминай как звали.

Никак, гроза?

С грозою веселей.

Кормилец наш, зеленый лес, прощай!

Гроза-подружка, Волга-мать родная

В степной простор удалых понесут.

Одним-один, ни в тех, ни в сех остался;

Лихих людей оставил, к добрым людям

Пристать нельзя. Головушке бездомной

Одно пристанище в миру — тюрьма.

А чтоб сидеть недаром, попытаюсь

Из-за куста злодея пристрелить.

Я ловок был, бывало, в мету бил

Без промаха издалека; до мосту

Близехонько. Нацелюсь в правый глаз.

Рука не дрогнет, сердце не колыхнет;

Простись, Нечай Григорьич, с вольным светом,

Как тетерев, ты грянешься на землю.

Не ты ль меня пустил по-волчьи рыскать.

Гнездо мое расхитил? Уж не ты ли

И выучил меня по Волге грабить,

В лесных трущобах да в оврагах жить,

Точить ножи булатные и стрелы?

Кажись, что ты? Так сам теперь отведай.

Востра ль стрела, чиста ль моя работа.

Всему пора и время: пожил сладко,

Повластвовал, — теперь пришел конец.

Какой-то странник.

Батюшко!

Роман!

Ну, как живешь?

Нехорошо, родимый.

А для чего?

Не проклинай! Покаюсь

Во всех грехах перед тобою.

Кайся

Не мне, а Богу!

Я тебе покаюсь.

До Бога нам высоко; мы не смеем

И глаз поднять на небо. Окаянство

Греховное горой лежит на плечах

И вниз гнетет. Господня милосердья

Не стою я; от грешных уст молитва

Не примется.

А кто же на кресте-то

Разбойника простил?

Да я-то, грешный,

Не хуже ли разбойника того.

Да хоть и хуже, все ж надежней к Богу

С раскаяньем вернуться, чем бежать

И прятаться от Господа, как древле

Бежал, трясясь, братоубийца Каин.

А что Олена?

Отнял воевода.

А ты?

А я в удалых здесь в овраге.

В сыром бору, на Волге…

Проходи!

Постой, отец!

Поди покайся Богу

И брось гульбу, — тогда поговорим.

Покаялся б, душа-то не готова:

Еще в миру есть счеты да приманки,

Да зло на человека мыслю; душит

Меня вражда, клещами горло давит.

У сердца моего кусок оторван.

Отдай жену по чести воевода,

Тогда смирюсь и зло свое забуду;

Не погонюсь и за обидой, брошу,

Отдам ему обиду. Пусть, собака,

Живет да беды на голову копит

До царского и Божьего суда.

Тогда покину вольную потеху

И самохотную расправу. Слушай!

Не говори с ним много, он не любит.

Пред Господом творю тебе обет:

В ваш монастырь великий вклад кладу,

Украшу храм стенным писаньем новым.

Ни денежкой, неправо нажитою,

Не покорыстуюсь. Пришло неправдой,

Пойдет на дело.

Долго дожидаться.

Откладывай грешить, а добрых дел

Не отлагают. Смерть не за горами,

А за плечьми.

Произволеньем Божьим,

Из малой тучки гром большой бывает.

Взялось в овраге облачко, по ветру

Пошло гулять, и мечет Божьи стрелы,

И роет Волгу до песку. Давно ли

Она струилась тихо ровной гладью,

А в этот час струга большие топит,

И гибнут души. Легче не родиться,

Чем умереть, не помирившись с Богом.

А вдруг помрешь?

Туда мне и дорога!

Своя вина, так поделом и мука.

В чем Бог застанет, в том меня и судит.

Уж мне давно шататься надоело.

Душа просила и в уме бродило

Не смертное убойство, не разбои;

Мой норов крут, душа моя не терпит,

Когда большой молодшего обидит,

Подвластного гнетет и давит властный.

У властных власть идет от Бога. Кто же

Тебе позволил стать над властью?

Сердце

Ретивое, что бьется — не уймется.

Неправый суд царит на белом свете;

В овечьем стаде волки пастухами;

Кто ж застоит за бедных, беззащитных?

Не мы, так кто ж? Нет власти, есть охота.

Затем-то я тюремное сиденье

Сменял на бор сырой. Про это горе

Я в темну ночь над Волгой думу думал

И с соловьями речи говорил.

Об чем тут думать? В мире тесно стало,

Так вон тебе обитель! Успокойся,

Забудь мирскую злобу и молись

За обижающих!

За них молиться?

Да разве мы святые?

Проходи!

Благослови, отец!

Благословляю

Покаяться; а на другое дело

Благословенья нет.

Ты здесь пожди!

Что прикажет честной отец, быть может,

Так я тебе поведаю.

Дождусь.

И клонится и гнется лес дремучий,

Прощается со мной. Прощай, дубрава

Зеленая! Я сам тебе челом

Ударюся до матери-земли.

Для всех в тебе есть место: для святого

Пещерника приволье — рой где хочешь,

Живи, молись, спасайся бея помехи!

Для грешников овраги да мосты;

Сиди под ним да жди проезжих. Любо!

И мир, что лес; путей-дорог довольно,

Запутаться недолго: иль в чащу

Без выхода, иль в топкое болото

Трясинное по горло забредешь.

И я бродил окольными путями,

Пока отец не вывел на прямой.

Молитвенник мне дал приказ такой:

«Скажи ему, чтоб он жену Олену

Взял за руку и вел к себе домой».

Да как возьмешь? Назаперти она.

Замки ломать да с сторожами биться?

Таков приказ; как хочешь, исполняй!

Я повторю тебе опять сначала

Все поряду, что велено сказать.

«Скажи ему, чтоб он жену Олену

Взял за руку и вел к себе домой;

Чтоб старостам в посаде объявился

И сел опять на царское тягло;

Когда устроит дом, чтоб шел в обитель

И полгода молитвой непрестанной,

И строгим послушаньем и работой,

В молчании, на монастырской стройке,

Заглаживал грехи свои пред богом».

Исполню все. Теперь в посады много

К своим дворам, на царское тягло,

Приходит нашей братьи. Кто торгует

На воровские деньги, что припрятал.

Другой, гляди, не два, не три убойства

На плечах носит, да живут покойно,

Никто не трогает. Меня подавно

Посадские не выдадут; подьячих

Купить недорого. А там годочек,

Другой пройдет, доводчиков не бойся.

Живешь потиху, так в разбое старом

Судить заказано, опричь убойства.

А я не лгу, я рук не кровенил.

Ну, Бог тебя благослови! Прощай!

Ты в город, что ль? Так нынче монастырский

Стружок бежит туда; поди, подсадят.

Садись, свезут; а за провоз отдай,

Что на душу тебе Господь положит!

Так я пойду на вашу пристань.

С Богом!

Поди сюда!

Вот здесь его я видел,

Лежал в гробу, а вышел, так светилось

Лицо его. Кажись, не из трусливых,

А как стоял, так я и пал на месте.

Вот чудо-то!

И всякий ужаснется.

Чему дивиться? Если из иконы

Святой угодник выдет на тебя,

Ведь жутко, брат; а он как есть икона.

И после что ж! Смотрю, пошел он в гору

И поднялся на облаке над Волгой.

Давай мешок, поставим под оконцем;

Найдет казну, за нас молиться будет.

Нам только то и нужно. Ставь рядком!

Уж ты возьми, не погнушайся! Просим!

По обещанию.

Такой обет мы дали.

Вот, видишь ты, мы плыть собрались вниз.

Да бурю Бог послал.

Щербак и Каурый

Ну, вот, так точно.

И начало метать по Волге вас,

И видите, одна косная тонет,

За ней другая.

Правда, так и было.

И вспомнили вы Бога.

Да, так точно.

Ты знаешь все; и говорить не надо.

А на молитве как вас поминать?

Да поминай, как знаешь!

За гулящих,

За вольницу удалую молиться?

Ну вот, ну вот, за них-то и молись!

Идите с Богом! Я бесперестанно

Молюсь за вас, чтоб вас Господь наставил.

Спускаются с горы, подходят к мосту.

Пустынник идет на мост.

Навиделись чудес. Пойдем расскажем!

Теперь уж плыть не страшно; не потонем.

Вернись назад!

Да я по обещанью.

Не бражничать, иду молиться Богу.

Вернись назад!

Я вклад монастырю

Несу большой.

Твои дары напрасны;

Не примутся они. Приятно Богу,

Когда приносят жертвы с чистым сердцем

И сокрушенным духом.

Да почем же

Мое ты сердце знаешь, со смиреньем

Иль обуян гордыней я иду?

Вернись назад!

Нельзя. Народу много

Идет за мной. Послушаюсь монаха,

Не воеводой, бабой назовут.

Пошлю сказать, чтоб заперли ворота.

И запертые мне отворят живо,

Коль прикажу. Запоры не удержат.

А слышал ты, что было в лихолетье,

Когда хотели воровские люди

Ворота монастырские разбить?

Спалило всех огнем небесным. Видишь

Могилы-то в овраге? Это их.

А силой взять нельзя, так торговаться

Давай с тобой.

Грехи-то прежде сбудь.

За деньги Бог грехи не отпускает.

Чего же ты желаешь от Нечая

Шалыгина?

Раскаянья, смиренья.

Раскаянья? Ну, что ж, изволь; покаюсь.

Давно хочу сложить грехов обузу

На шею исповедника. Пойдем!

Веди меня, отец, в свою пещеру!

Благословишь звонить во все?

Звоните.

Спасибо, брат! Употчевал на славу,

Таких и надо нам. Вся дворня лоском

Теперь лежит.

А мы с тобой не пьяны, —

И молодцы-робята.

Ты, выходит,

На службу к нам задаться хочешь, парень,

За нашего боярина?

Нешто́!

Сиротским делом, что дадут деньжонок,

Возьму, пропью, а там навек кабальный.

Давай попьем.

И то гораздо пьяны.

Ну вот беда! Проспишься, а назавтра

Опохмелю.

Да спать-то не придется.

Терёнька спит как мертвый, не разбудишь

Ничем его. Один я на стороже.

Да что стеречь в пустом саду? Диви бы

Поспело что! Вот яблоки поспеют,

Тогда беда.

Да нешто мы как люди!

Велят тебе беречь пустое место —

И береги. А что украсть-то, парень!

Каб было что, свои б давно украли.

Ну право, так!

Давай свою дубину!

Ты ляг, усни, а я стучать примусь,

Послушают и скажут, что исправны.

Да что не пьешь! Допей, остатки сладки.

Осилить ли? Тут много.

Поневолься.

Не каждый день вино у вас.

Вестимо.

Вон люди в праздник пьют, а мы не так:

У нас когда вино, тогда и праздник.

Ворота заперты, а прикалиток?

Гвоздем забит. Ну, парень, забирает

Меня дюжо. Пьяней вина я, парень.

Размок язык, так спи.

Небось не встанешь!

Другой медведь того не выпьет, сколько

Сегодня ты. Ай, сторожа́!

Ну! смерти

Аль живота?

Робятушки, он вор!

Робятушки!

Немного набормочешь.

У тех ворот два сторожа сидят,

И здесь один, другой лежит, на смену

Готовится. Постукивай почаще,

Чтоб слышать мне, что вы не спите.

Ладно.

По голосу-то словно как не наш;

Ты за себя иль за кого другого

На стороже стоишь?

Да за Терёньку;

Недужится ему.

А ты-то кто же?

Да что с тобой, Ульяна Пантелевна?

Иль не признала? Конюх воеводский

С того двора.

А по чьему приказу

Ты в сторожах стоишь?

Мне Неустройко

Приказал и дал ярлык.

Кажи!

Не веришь мне, давай народ разбудим,

И за меня поставь кого другого,

А я в конюшню спать. Скажу спасибо.

Другие спят, а ты гляди, как сыч.

Ты всем взяла: и ростом, и дородством,

И поступью, и уж складна, Бог дал;

Опять с лица: глаза ли взять, иль брови…

Так, кажется, и днем с огнем не сыщешь;

Вот только норов…

Не мели пустого!

Мне Бог с тобой; я только, что уж очень

Красавица. Я глаз таких веселых

Не видывал, речей таких умильных

Не слыхивал. Я правду говорю.

Да вижу я, что правду.

Не обидься!

Да чем тут обижаться! Эх, мой милый,

На красоту мою никто не льстится.

Ни мужа нет, ни милого дружка.

Ну, мужа-то, известно, без достатков

Найдешь не скоро; милого дружка

Скорее не в пример.

С оглядкой надо.

Найти найдешь, да как бы не заплакать:

Другой такой навяжется, что жизни

Не рада будешь.

Как не пожалеешь,

Сердечную, тебя? Ты выходи-ка

Попозже в сад; усядемся рядком,

Поговорим с тобой сиротским делом.

И то придем.

Ульяна Пантелевна,

Боярышня тебя зовет.

Иду.

Ты здесь, Кубас?

Мы тут с Шишигой бродим;

У лошадей Зоря.

А где боярин?

Недалеко гуляет; я с Романом.

А ты зачем?

Да за женой пришел.

Пора домой; довольно погостила

В чужих людях.

Коней держите ближе

Да бережней; не полошить соседей!

Да тут всё глушь, всё задворки выходят,

Собаки нет живой; с лица так людно.

Пойти взглянуть на вас.

Заныло сердце.

Олёнушка! два года не видались,

Вот Бог привел. Я чай, совсем забыла

И бросила Романа своего.

А как мы с ней любовно поживали,

Весь день с утра и до ночи всё смехи

Да радости у нас, налюбоваться

Не можем друг на друга. Люди

Дивуются и говорят, бывало:

«Такой-то смех веселый у Олены,

Что слушаешь и сам смеешься с ней».

Уйдешь с двора поутру, в лавку сядешь,

А все с ума нейдет Оленин голос,

А все в ушах веселый смех звенит.

А тут сама бежит ко мне, подсядет,

Прижмется вся, полой ее закрою

По самую по шею, только щеки

Алеются, да черные сокольи

Глаза глядят из-под бровей собольих,

Огнем горят, как звезды, искры сыплют.

Идут купцы, идут бояре, смотрят,

Дивуются на нас, глядеть им любо,

Как ладно с ней сидим мы и торгуем.

В сад входит шут и прячется в кустах.

Роман, Роман!

С чего же ты, Олена,

Заплакала? От радости иль с горя?

Да Господи! Да как же! Не во сне ли?

Взгляни сюда! Роман и есть! Голубчик!

Ну где ж ты был?

В лесах бродил.

Да как же

Без крова-то? Весна да осень — дождь,

Зима-то — снег; в лесу-то зверь рыскучий.

На чем прилечь в ночи, а в непогоду

Обсохнуть где?

Да видишь, цел вернулся,

Так что ж тебе? Что было, то прошло.

Забыл меня, забыл. Да ты бы кликнул

Иль весть прислал: мол, приходи, Олена,

Так разве б я к тебе не убежала,

Не бросилась, стрелой б не полетела?

Куда ж тебя? В лесу бродить по-волчьи?

Не приведи Господь! Да я б тебя

Из рук своих зарезал, чтоб не знала,

Не ведала ты нашей вольной воли,

Ни нашей злой и неминучей доли.

Да как же мне тебя, мою голубку,

К нечистым псам вести? За что же, веку

Не доживя, тебе в аду кромешном

С злодеями кипеть и видеть, слышать,

Грабеж, дележ, питье-литье хмельное,

Да хриплый крик, да пьяный вопль, да драку,

Зуб за зуб брань, ножовые тычки,

Божбу, клятье, святыни обруганье, —

С чего у нас-то, окаянных, волос

Вздымает дыбом, леденеет кровь, —

Гульба гульбой, а впереди-то пытка.

Обрушит черт, наткнешься на разъезды:

Убьют тебя, так счастье, а как свяжут,

Перекуют попарно да к расспросу

Потянут всех, и ты пойдешь с ворами

Терпеть безвинно воровскую кару…

Кто ж мыл, кто шил тебе? Чужие руки

Такие ли, как женины? Кажи-ка

Сорочку-то!

Суровая какая.

Такие ли я шила! Ишь ты, ворот

Не вышитый. А я, бывало, шелком

И рукава и ворот изошью.

Какой кафтан-то смурый! На бурлаках

Такие-то.

А ты молись-ка Богу,

Что сам-то цел!

Романушка, по-Божьи,

Скажи ты мне всю правду. Не видались

Два года мы. Ужли ты женской ласки

Не видывал, так сиротой и жил?

Ни девушки, ни бабы не любили

Молодчика тебя? Скажи, мой милый,

Не осержусь.

Всю правду говорить?

Ну, говори!

В сиротской нашей доле

До ласки ли, Олена? А взгрустнется,

Бывало, мне, — присядешь, горько всплакнешь,

Придет ко мне, бывало, пожалеет,

Приластится, лицо и руки лижет

Мой верный пес, лохматая собака,

Кобель борзой. В глаза ко мне глядит

И плачет сам со мной.

Роман, сердечный!

Так прогони ж свою собаку, злую

Разлучницу. Возьми меня. Собакой

Служить тебе я буду, злое горе

С тобой делить; в глаза глядеть, и плакать,

И ластиться.

Уж без тебя не выйду

Отсюда я. Не для того нас доля

Свела опять, чтоб снова расставаться.

Увидят нас с тобой…

А пусть увидят;

Мне велено прийти и взять тебя.

А кто ж велел?

Отец.

Его ты видел?

Привел Господь. И ты его увидишь.

Возьми меня скорей, Роман, возьми.

Не надоем тебе, не надокучу.

Прикажешь мне — я подойду, погонишь —

Я прочь пойду, и слова не услышишь.

А у тебя и не спрошу, Олена,

Как ты жила, чтоб сердца ретивого

Не натрудить. И так уж все изныло.

Я знаю, ты меня не променяешь

Ни на кого охотой, про насильство

Не сказывай! Себя не пожалею,

Да и тебя. Таков уж мой обычай;

Как словно что внутри-то захохочет,

В глазах туман кровавый да ножи

Мерещатся. Молчи, Олена, лучше!

Романушка, не думай! Воевода

И плакал-то, и пыткой-то стращал,

Я напрямик ему сказала: руки,

Мол, наложу, отстань. Три дня не ела,

Голодной смертью помереть хотела, —

И унялся. На черную работу

Послал меня; а я тому и рада.

Боярышню привел, так взяли в терем,

По нраву ей пришлась.

Веди скорее

Боярышню. Калитку вам отворим.

Ступай, Роман, и за забором жди,

А здесь не стой! С боярышней Ульяна,

Сердитая такая: как увидит

Тебя в саду, весь дом поднимет криком.