Том I.

17-го декабря. - Ныне последний день, в который до нового года будет мне это тяжелое обстоятельство - сходить утром в университет, после к Ворониным, отчего я всегда почти уставал весьма, и поэтому пятница, день усталости, и вторник, Никитенкиной лекции - два основные дня недели, из которых один я не дождусь пока пройдет и рад, когда пройдет, а другого, когда придет, жду, поэтому суббота - понедельник лучше для меня были дни, чем среда - пятница.

О Вас. Петр. - Мне лучше хотелось бы, чтоб он получил хорошее место в театре, чем в Штутгарт, однако, сказать хорошенько не могу, чтобы последнее для него могло быть лучше, а если для него все равно, то лучше для. меня, если б он остался здесь. Расскажу свои мечты относительно того и другого случая. В пгр-вом случае он тотчас принимается за образование Над. Ег., занимает хорошую квартиру, я бываю у него и у нее; с нею мне становится говорить так же приятно, как в первые дни после свадьбы было приятно смотреть на нее; так как ему не нужны деньги от меня, то я или заставлю Терсинских занять такую квартиру, где мне особая совершенно комната и особый ход, так что они обо мне и знать почти ничего не будут, не только мешать мне, или схожу от них. Во втором случае - Над. Ег. после, до лета, переходит жить, конечно, к отцу; я бываю там часто, но не так часто, чтобы можно было подать повод к каким-нибудь недоразумениям; говорю много с ней, делаю ей всяческие услуги мелкие и удовольствия, сколько могу; она всегда принимает меня с удовольствием, потому что я приятель Вас. Петровича и говорю с нею о нем; приходит июнь и я провожаю ее в Штутгарт. Здесь рождаются различные у меня сомнения в возможности мне ехать; во-первых, от папеньки и маменьки,- но они, я думаю, согласятся, чтобы я побывал за границею, потому что это для меня в самом деле полезно в отношении учения и всего; во-вторых, главное, со стороны правительства, которое не позволяет выезжать раньше 25 лет или окончания курса - ну, это как обделать, это я уже не знаю, это меня вводит в сомнение. Какой я чудак, напр., думая об этом, я знаю, что, во-первых, едва ли и поедет Вас. Петр, в Штутгарт, а если поедет, то, конечно, не меня, такую россомаху, попросит проводить Над. Ег., для чего нужно, конечно, опытность, и предусмотрительность, и расторопность, и проч.; но все думаю, т.-е. не думаю об этом, а само приходит в голову и развертывается там и о приятности свидания с ним и оказания ему услуги, и проч.; потом думаю о переписке с ним и о том уже думаю, будет ли правительство распечатывать письма или нет, - славный Манилов.

Что я буду делать на Рождество, это я и сам не знаю хорошенько: жар читать "Debats" и другие журналы французские в Публичной библиотеке за 1814-1847 года прошел большею частью, так что хорошенько не знаю, буду ли там бывать; вероятнее, буду довольно часто бывать у Вас. Петр, и иногда у Корелкина; у Ханыкова буду брать книги, и эти книги его составят главное мое чтение и занятие в продолжение этого времени; а может быть, буду у Срезневского, чтобы узнать для Корелкина и для себя (потому что и мне несколько любопытно, почему - хорошенько не знаю) о том, каково рассуждение Корелкина, и может быть вследствие этого получу от него какое-нибудь поручение, что мне отчасти хочется, отчасти нет, потому что ведь нечего делать; буду бывать в кондитерских, читать газеты; наконец, может быть, буду что-нибудь писать, только едва ли, потому что для чего

писать? В "Отеч. записки" или "Современник" не попадет, а иначе не стоит, да как-то, потерпевши два раза неудачу в "Отеч. записках", не думаю об успехе в третий раз, а о том же.

Да и о чем писать? Без материалов, книг и предварительного чтения многих книг ничего не могу написать, а книг, из которых почерпнуть и материалы и пополнить и привести в уровень с современностью свой взгляд, нет и, конечно, не будет, потому что где взять без хлопот, т.-е. без просьбы? А купить - денег, конечно, нет. А хотелось бы, наконец, найти этот источник доставать деньги, потому что не бог знает же, сколько времени лежать на тяжести папеньки и все оттуда получать деньги; ведь от Ворониных слишком мало, другое дело, если бы в 2_1/2 раза больше, т.-е. 40 р. сер. от них в месяц, вместо этих 15-17 р., которые, да и не каждый месяц, [получаю]. - Третьего дня у меня начался кашель сухой и продолжается и теперь; однако, он не сильный и в воскресенье, которое я просижу дома, конечно, пройдет; должно только согреть грудь, что я чувствовал и теперь, когда шел сюда и хорошо был закутан.

Теперешнее собственно мое положение и положение мое, сколько оно зависит от положения Вас. Петр., и положение Вас. Петр, я почитаю как бы provisoire[123], из которого не ныне - завтра должны выйти и в самом деле выйдем, - но, конечно, это только мысль.

О Над. Ег. мое мнение: теперь я, кажется, решительно к ней равнодушен, т.-е. говорю с ней без приятности и неприятности; это весьма много, потому что собственно говорить без неприятности я не говорю ни с кем здесь, кроме Вас. Петр., с которым часто говорю с удовольствием; под "неприятно" я понимаю то состояние, когда если говорю с кем-нибудь, то почти всегда скучно, но не это главное, а постоянно присутствует в голове мысль: "э, пошлый ты человек", и если иногда говорю с удовольствием, так это оттого, что говорю о слишком интересном предмете, о своих убеждениях, которые приписываю собственно себе или которые ставят тебя выше круга русских (почерпнутые из Гизо и проч.), или о политике; но и тут, когда говорю, приятность предмета и увлечение уничтожаются мыслью о понимании того, с кем говорю; так мне неприятно, или противно, говорить всегда с Тер-синским; всегда относительно собеседника, хотя не всегда относительно предмета разговора, - с Ал. Фед. В самой высшей степени из тех, которые близки ко мне, неприятны и противны мне и в равной степени - Терсинские, после - Ал. Фед., менее их - Корелкин, менее - Славинский; относительно последнего это чувство развилось уже после каникул. Так вот как: у меня train или pente[124] (не знаю, как настоящим образом должно сказать по-французски) к мизантропизму, т.-е. я на дороге к тому, что мне

будет вообще противно встречаться, и разве только после долгого знакомства личного или через книги и известия будет мне приятно встречаться с людьми; это во мне, сколько я могу заметить, развивается; а между тем с Над. Ег., когда я сижу и играю и говорю, то такое же безличное чувство некоторой, хотя не живой, приятности, какое бывало в детстве, что вот с людьми, а не один; и говорю, а не молчу.

Вас. Петр, (это писано 18-го, в 4_1/4 после полудня) приходил к Устрялову и Куторге, чтобы в 4 часа идти к Грйнцевичу. У Куторги мы говорили с Корелкиным, и Вас. Петр., кажется, показалось, что мы поехали в сторону и понесли дичь; я после лекции предлагал в субботу аплодировать Куторге, как аплодировали брату его в пятницу (17-го), Славинскому и Воронину, и согласились, и тогда, и 18-го. Пошли из университета вместе с Вас. Петр. Он сказал, что теряет уважение к Устрялову за то, что тот дурно отзывается о Соловьеве. Он сказал: "Не знаю, где побыть до 4 ч.?" - "Зайдемте к Вольфу", - сказал я. Зашли. Там не дал мальчик "Отеч. записки", XII, которые я спросил для Вас. Петр., сказал, что потеряны; это меня раздражало несколько; я велел [подать] две чашки кофе, Вас. Петр, еще папироску, которую стал курить в первой комнате, где мы сели; мальчик (самый маленький, бойкий) сказал, что здесь не курят; я сказал, что вздор, но это мне снова было неприятно; несколько покуривши, Вас. Петр, ушел докуривать в другую комнату, где курят; я посидел почти со скукою до 5_1/2.

Гувернер сказал у Ворониных, что в понедельник будет последний урок. - "А когда начнется снова?"-спросил я. - "Nous verrons"[125]. Это меня взбесило отчасти, что я так глупо спросил; может быть, они хотят отказать; как хотят, но только эта перспектива отказа меня взбесила, и вечером я был недоволен, весьма недоволен.

18-го [декабря]. - Утром проспал до 8V2, поэтому у Фрейтага не был; Куторги не было; мое предложение аплодировать принял с радостью Корелкин и отвергнул Славинский; мы (я деятельно участвовал) согласились не быть у Срезневского, после этого Корелкин не согласился и ушел домой; я, когда увидел, что все ушли (остался, чтоб уговаривать уйти, доказывая, что никого не будет), ушел к нему, где, скучая и наскучивая, просидел до 2, чтоб Корелкин не мог уйти к Срезневскому, что он хотел сделать.

(Писано в. понедельник 20-го, 7_^3/4 утра.) Пошел к Излеру, где просидел с 5_1/4 до 6_ ³/4, после к Ал. Фед., где до 7_3/4, оттуда с ним к Ханыкову, ему отнес книги, и он позабыл предложить мне новые, а я не спросил. Быть может, буду у него через две недели, в ту субботу, чтоб взять книги, а может быть, и не буду, пока [не] увижу его в университете, но это нехорошо было бы после того, как он так приветливо познакомился. Когда сидел у

него, защищал немецкую философию и неудачно, потому что не знаю сам. Пришел в 11.

19-го [декабря]. Весь день не выходил. Утром был Вас. Петр., который приходит проверить свой перевод, данный ему на пробу, объявления о той книге, которую хотят ему дать переводить. Там было особенно слово durchgehn-о линии - я совершенно не знал, он лучше меня знает немецкий. Говорит, что и то, и другое верно не удастся, т.-е. и Штутгарт, и этот перевод. Приходил, но на минуту; Корелкин; при нем еще ушел Вас. Петр, в час; после я читал "Debats", прочитал. После обеда читал Мишле о Шеллинге (философия и религия) и большую часть не понял. Также и спал часа 1V2. День прошел довольно не несносно, во всяком случае не бесился.

20-го [декабря].-Теперь к Ворониным в последний раз в этом году, может быть, и вовсе. Деньги, конечно, получу. 4 р. сер. себе (три - Фрицу), остальные Вас. Петр, отдам. Фрицу ныне же. Буду, может быть, у Корелкина. Буду у Излера или Вольфа. После обеда должен быть у Вас. Петр.

11_1/2 вечера. - У Ворониных не получил денег, потому что не было дома отца, а получу завтра. Спросил было гувернер, где я живу, но после сказал, не буду ли я завтра в этих местах, я сказал, что буду в 10 [час]- хорошо; разумеется, лучше получить там, чем чтоб прислали сюда, чтоб узнали Терсинские. После пошел к Излеру, где ничего нового, кроме министерства Луи Наполеона и что пожали друг другу с Кавеньяком руку. В час домой, лег на диване, где сплю, и читал Гизо II том "Англ. революции", 160-210 стр., до 5 [час], когда уснул, проспал до того времени, когда пришел Ал. Як. Снежницкий, к которому вышел и я. (Дографил шахматную доску и продолжаю.) Сомневался, идти к Вас. Петр, или нет, - не хотелось, потому что и завтра бы понадобилось, если бы он не согласился придти сам ко мне, потому что должно отдать деньги, а ныне весьма холодно; не хотелось и не идти, потому что сказал, что приду. Пошел и не озяб ничуть. У Над. Ег. показалось в такой степени деревенское лицо, как никогда еще, так что почувствовал, что отчасти согласился с Ив. Вас, который говорит: "русская красавица", "простое русское лицо", но в некоторых положениях показались очень тонкие черты ее лица. Играли в карты. Вас. Петр, мастер плутовать. Ушел в 9_5/6, пришел в 8 ч. 5 м., просидел 1_^3/4. После, как пришел, стал делать шашечную доску, потому что он - Вас. Петр. - сказал, люблю ли я играть в шашки, и что он хотел сделать, да не умеет. Я сказал, что завтра сделаю. Завтра он будет утром, поэтому я в кондитерской не буду, разве только на минуту, да кажется, что нет.-_г 11_3/4.

21-го [декабря],- 11_1/2 ч. утра.-В 9_^l/4, написавши кое-что домой, пошел к Ворониным, но раньше зашел на несколько секунд к Ол. Як. показать ему, что пишу о зяте Ал. Фед. У Ворониных получил 17 р. 10 к., из которых 3 р. Фрицу, 13 р. Вас. Петр.,

который ныне придет. Идя оттуда, исполнил мысль, которая пришла в голову вчера, когда думал, как набрать шашки, 7- купил на толкучке шахматы, которые могут заменить и шашки, за 50 к. сер., но теперь пересчитал, и недостает красной пешки, белого коня и вместо белой пушки красная. Сначал купил было шашки за 15 к., после спросил шахматы и дали. Собственно, для Вас. Петр., чтоб играть с ним и, может быть (чего не думаю), выучимся так, что можно будет через это доставать у Излера деньги. Я думаю, что дадут недостающие шашки, или во всяком случае можно купить за 10 к. сер. Написал домой о том, почему не схожу от Терсинских, только не написал, что и. отношения Вас. Петр, мешают этому. Теперь дожидаюсь Вас. Петр.

(Писано 22-го в 2 ч. 40 м.) После этого через полчаса пришел Вас. Петр., посидел почти до 2 ч., я отдал и пошел вместе с ним, чтобы пойти переменить шахматы или прикупить недостающие. Вошел в лавку, множество народа, я несколько времени дожидался, наконец купец сказал: "Что вам?" - я сказал; тот говорит мальчику: "Зачем же ты подаешь неполные?" и велел подать другие, полные, на перемену. Я вышел из лавки и своротил немного в сторону, сел и начал считать - все, но одной нет пешки голубой. Я не воротился, потому что посовестился, а пошел с места, но вздумал воротиться посмотреть на место, где сидел, не уронил ли еще, воротился - там и лежит голубая пешка; я взял, думая, что, может быть, этой и недоставало, а может быть, что это еще. Пришел домой - все. Что тотчас дали новые, как я сказал, и поверили на слово, это меня порадовало. Вечером читал Гизо, но большею частью спал. Вечером вздумал купить руководство к шахматной игре.

22 [декабря]. - Утром читал Мишле, Шлегеля (II том, начало), это понятно все. Пошел купить руководство, сначала в мелкие лавки, там дорого - 60 к. сер. за плохое, изданное Поляковым, поэтому к Исакову, думая там найти лучше и дешевле,- самое дешевое 1 р. 05 к. сер., и вижу, что не слишком хорошо. Жаль растратить деньги, которые следует Фрицу или собственно если не ему, то Вас. Петр.; все-таки совестно не купить, и купил. Когда купил, стало совестно, что так трачу деньги, которые следует Вас. Петр., который нуждается, - пожалуй, не буду за это в кондитерских до нового года. Пришел домой, - руководство скверное, и должен был бы купить в немецкой лавке, где, конечно, лучше и дешевле; разобрала досада на свою расточительность и глупую (прикидывающуюся совестливостью) неосмотрительность, ужасная досада, которая продолжается и до сих пор, так что читать почти не мог, - жаль Вас. Петр, и себя стыдно. Большую часть времени разбирал игры по руководству.

(Продолжение. Писано 23-го, 12 ч. 10 м.) - Досада все продолжала разбирать, так что наконец не стало терпения: взял и пошел к Славинскому, чтобы оттуда к Александру Фед. занести газеты, которые думал только показать Славинскому и сказать,

что ничего любопытного нет. Но он оставил у себя их и хотел принести ныне утром. Я отнесу, идя вечером к Вас. Петр., и напишу Ал. Фед., чтобы он пришел завтра вечером. У него ни о чем не толковали как следует, только- он об Ал. Герасимовиче со своим братом медиком, который поссорился с Ал. Герасимовичем за картами. Я спрашивал посмотреть стихотворение "Wцrter des Wahnes" Шиллера, и он сказал, чтоб я взял хрестоматию. Мне хотелось, тем более, что предвижу нехорошее расположение духа, но хотелось, чтоб он сам дал, а не просто предложил, и знаю, что всегда измараю книжку, что и сказал ему.

В 6 - к Ал. Фед., у которого сидел до 12 почти; толковали обо всем, я разговорился и провел время весьма занимательно; принимая несколько на себя тон знатока, говорил о великих людях, Шатобриане, которого историю с мисс Ives я рассказывал ему, как раньше рассказывал Корелкину и Терсинским. После стали говорить о Терсинских, оба находя их чудаками, и я довольно резко уже выражался на их счет, так что, может быть, и не следовало бы быть так откровенным в своих мыслях - с этого времени не буду смеяться перед Терсинскими над Ал. Фед., потому что этот разговор был откровенный, мы почти во всем сходились, я играл роль объяснителя, высказывал свои мнения о людях, их сердце, совместимости в них противоположных, повидимому, свойств; как основания учения брал факты из себя и Вас. Петр., Ал. Фед. тоже. Я нисколько не скучал, напротив, было несколько приятно, и решительно рассеялась моя хандра из-за Шахматов, так что когда пришел наконец домой и теперь (на другой день поутру) - решительно ничего. Кажется, не выспался, уснув в час.

23-го. - Завтра буду у Корелкина, оттуда в университет утром, вечером буду ждать Ал. Фед., и, может быть, согласится быть Вас. Петр. - Ал. Фед. проницательнее или вообще людские отношения ему яснее, чем я думал, потому что он заметил ужасную холодность мою с Терсинским, и с этого-то именно и начался разговор, что и он в них обманулся, ждал их с нетерпением, а теперь тяжело ему бывать у них, - Любинька насмехается над ним и колет его, это он чувствует, и поэтому тяжело и неприятно. Я никогда не хочу перед Терсинским смеяться над ним. Утром проснулся почти в 9, несколько читал Гизо, а более времени играл в шахматы.

(Писано 25-го, 11_1/4.) Вечером был у Вас. Петр. Лоб у Над. Ег. показался каким-то слишком выпуклым посредине и в лице показалось что-то простонародное. Пошел в 7, пришел в 10,

24-го [декабря]. - День именин маменьки. Ничем особенным не отличались мои чувствдвания, не то, что прошлый год. - Вчера утром (23) был Фриц за деньгами; я сказал, что теперь нет, а будут через несколько дней, потому что твердо жду, что пришлют к рождеству. Пошел в 10 час. за письмом и занес газеты Ал. Фед-чу, который против ожидания был дома и дал [за] 16-19 декабря. Оттуда к Корелкину, идя к которому и от

которого заходил в университет, но письма не было. Когда меня не было дома, приходил Вас. Петр. (жаль поэтому, что не было) и принес X № "Современника". У Корелкина просидел до половины второго; как пришел, он шел с Коврайским к обедне, посидели несколько минут и после пошли. Когда сидели, я шутил с Корелкиным в известном тоне, он сказал, что идет в актеры, я сказал, что прогонят и что он будет Толченое второй, и как-то несколько перед Коврайским это, не обращая на него большого внимания, развертывался вроде того, как Олимп, - черта, которая во мне есть. - Пошел в Академическую церковь, там не было службы, - снова к Корелкину, где нашел чиновника (белобрысый) Воронина. Я не говорил ничего, а только большей частью смотрел Иоанна Экзарха. Конечно, как-то устал, идя туда, да и оттуда. Вечером играл с Любинькою в шахматы и читал "Debats", между тем как Ив. Гр. читал 10 №. Когда лег спать, читал до ^_1/2 2-го, почти все прочитал, т.-е. "Тома Джонса" - весьма хорошо, т.-е. как раньше, так и теперь впечатление. В "Прогулках по Риму", конечно, уж не то и заметно (это Майкова) подражание Гоголю в манере, что к Майкову не идет. Остается прочитать критическую статью о Терещенке и "Три страны света" и "О торговле древней Русqqи" ^{106} .

25-го [декабря]. - Встал в 8_3/4 и как напился чаю в _^1/2 10 и к обедне, сказала Любинька, звонили раньше 8, и, конечно, уж она отошла, сказала она, то я воспользовался этим и не пошел. Ныне хотел быть Ал. Фед., завтра утром буду у Славинского, вечером у Вас. Петр.

(Писано во втррник, 28-го, 5 час. вечера.) - Вот трое суток как я пропустил вести свой дневник. Так долго я пропускаю его еще в первый раз. Отчасти это произошло оттого, что каждый раз вечером приходил домой поздно весьма, а утром было что читать, или оттого, что было что читать, а отчасти и оттого, что часто я, как и раньше, видел, сам ослабеваю в его ведении. Итак, продолжаю.

В субботу, 25-го, у обедни не был, целый день никуда не выходил. У нас был только один Ал. Фед. Читал "Современник" № 10 и дочитал почти весь. Большею частью, сколько помню, не было весело.

26-го [декабря]. - Утром в 9_1/2 отправился к Славинскому, у него до 12_1/2, оттуда в университет, где как воскресенье, сходился народ к концерту, и я довольно долго (20 минут) походил в коридоре и простоял перед дежурной, чтобы смотреть дам, но их было весьма мало и то ни одной, которая была бы хороша. Там простое письмо получил, а отдал 20 к. сер.: итак, денег не прислали, а я ждал. Вечером был у Вас. Петр. и. должен сказать, что непонятливость Над. Ег. в игре за картами, что ей уступают, а она не понимает, и особенно в короли - как решительно дитя, решительно 12 лет, - эта непонятливость заставила призадуматься и согласиться с Вас. Петр., что есть в самом деле отчего ему сказать: "Да

теперь я и если б и стал иметь много денег, то не мог бы быть счастлив", - что он сказал мне и что врезалось мне в душу, когда он пошел проводить меня, когда я раз был у него, и пошли мы по 4-й линии, и ветер дул, и баба было помешала нам говорить, идя перед нами; грустный довольно воротился я домой. Ал. Фед. у нас был с 2 до 3_1/2 и закусил несколько, когда мы обедали, а не обедал сам, потому что к Розенберг шел. Сказал, что у него есть два №№ "Debats" и 12 № "Отеч. зап.", чтоб я завтра (27-го) приходил к нему за ними. Играл с Любинькой в шахматы 25-го и 26-го.

27-го [декабря]. - Утром было в животе нехорошо, пучило, и поэтому я послал на свои деньги за спичками и табаком, потому что ничего не было (всего 18 к. сер.). Все читал "Москвитяниqqн" ^{107} 1848 г., №№ 8-11, большую часть статей прочитал в Смеси и проч. и "Сын отечества" только Иностранную Словесность № 12-47 и 1, 2, 4-48 и последнюю половину № 1 за 1848 "Пантеонqqа" ^{108} , который принес Ив. Гр. от Горизонтова. Курил трубку, чтоб не пучило, сидел в зале затворивши дверь. Дожидался Вас. Петр., который хотел быть у графа, после у Залемана, после у меня; не был, потому что, как сказал ныне, болела голова.

'В 7_1/2 отправился наконец к Залеману за 11 № "Современника" для Ал. Фед. (его хотел взять я, если не возьмет для меня Вас. Петр.). Его не застал дома и пошел к Ал. Фед., у которого снова просидел до 11_1/2, снова толковали о психологических вопросах" большею частью он спрашивал, я отвечал, напр., о том, как быть любезну с женщинами, о чем с ними говорить, потому что о пустяках совестно, должно, чтоб было для них интересно, что же для них интересно? Кажется, что их вопросы науки и современной политики не трогают. Я сказал: трогают, но точно так же, напр., Пушкин занимался психологиею и Фишер тоже, но между тем Фишер скажет, что Пушкин не занимался, что это особый род занятия, что это так: А. - чисто специальным образом занимающиеся предметом, напр., Ньютон математикою, учением о красках. Е›. - люди, занимающиеся этою наукою не как люди специальные, а как люди вообще, литераторы или вообще люди образования общего, но только люди в высшем значении, напр., Гете. В. - женщины. Итак: А: В = Б: В, т.-е. так [см. вклейку - стр. 208].

Так, напр., Гизо и Шлоссер, говорю я, не философы и не политические писатели, а между тем обрабатывали эти науки не хуже или лучше, скорее, других; вообще, собственно так: А¹ (специальный ученый), А² (Гете, Пушкин, Гизо), А³ - женщина. Показатели степеней выражают различные степени общности, литературности, дилетантизма (хотя это слово и не хорошо), житейственности, практичности, людей. Напр., случился развод - дама и может быть заинтересована разговорами о браке, о христианстве, отношении его к буддизму и индийской и вообще восточным религиям, и проч. Или: об отношении мужчины к женщине.- Мы дошли до этого постепенно, и я сказал, что женщина у нас лакей, вольноотпущенник, взявший в руки своего барина, или дитя, - три положения, все три неестественные. И кажется, этот разговор имел следствием развитие и усиление во мне этого взгляда на неестественность положения, на порабощение женщины. Взял у него 12 № "Отеч. записок" и сказал, можно ли дать его Вас. Петр. Он сказал - можно… Дома читал до 2 часов.

28-го [декабря]. - Утром писал письмо, читал "Отеч. записки" ("Гордостqqь" ^{109} ); вчера прочитал "Ревнивый муж" Ф. Достоевскогqqо ^{110} , много хохотал над этим, и это меня несколько ободрило насчет Достоевского' и других ему подобных: все большой прогресс перед тем, что было раньше, и когда эти люди не берут вещей выше своих сил, они хороши и милы. В 11_1/2 пришел Вас. Петр., выкурил 4 трубки, играл все в шашки, сказал, что голова так сильно разболелась, что не пойдет ни к графу, ни к Залеману, а уж разве завтра. Когда он сидел, и я посмотрел ему в глаза, - он от боли в голове не мог, конечно, ничего думать, не мог слушать или говорить со вниманием, можно сказать, потерял aciem[126] своих способностей, - эти глаза в самом деле походили на глаза других многих людей, т.-е. глаза многих других в самом деле всегда такие, как у него в эту минуту, и в самом деле нет в них жизни, и ясно в глазах написано, что глуп человек или, то-есть, что он, как баран, ни о чем не думает. Вместе с ним вышел, чтобы идти к Залеману за № 11, снова не застал. Пошел на 10 минут в Пассаж смотреть на женщин, никого не было хороших, ходил и в подвал, никого не проходило над стеклами, кроме одной женщины, когда я шел под стеклами и смотрел вверх, - да, кажется, нельзя и видеть ног. Воротился в 2 часа, обедал, после обеда Терсинские играли в шахматы, я учил и смотрел и читал "Debats".

29-го [декабря]. - Вынимая эту бумагу, взял в руки лежавший под нею листок с выписками из "Debats" и прочитал первые строки французской конституции: "Франция s иst constituйe en rйpublique- En adoptant[127] эту окончательную формулу правления, она"… пришло в голову по сцеплению идей: s'est constituйe, adoptй- невмешательство во внутренние дела других земель - право, каждого государства устраиваться как угодно - ведь это право, которое теперь признаем и мы, есть следствие признания souverainetй du peuple[128] и вообще теперь в зерне оно признано всеми, а если господство собственно должно принадлежать не народу, а праву, истине, добру, идее, то Гизо не прав, принимая поn-interвенцию, да и мы тоже не признаем этого права.

(Это писано 29-го, 1 [ч.] 20 [м.]). Сердце как-то беспокойно, оттого, что был на вечере у Ив. Вас. Когда я писал предыдущее отделение, пришел вчера (28-го) Ал. Фед., как хотел. Тотчас отправились к Ив. Вас. На дороге он сказал, что это будет вечер

^к cтp. 210.

как 18-летняя девушка, нельзя думать, чтобы у нее могло быть уже дитя, а она уже родила, между тем -г- удивительно роскошна и свежа). Стоя у двери, я сказал Ив. Вас, что хочу поблагодарить Марью Константиновну за узор, данный сестре; по‹уе танцев он подвел меня к ней, и я сказал ей несколько слов, нисколько не скон-фузясь; после тотчас мы отошли снова к двери, вот: [следует чертеж. -См. вклейку - стр. 208].

Сначала (1-я кадриль) она стояла на месте л, мы с Ив. Вас. в дверях б - я все смотрел на нее, почти не спуская глаз; после мы перешли к дверям в, она танцовала.на и и галопировала мимо нас совершенно; после этого хозяйкины дочери сели на е, и меня подвел Ив. Вас. к ним с благодарностью; я ошибся сначала и смотрел только на одну, между тем как должен был смотреть на обеих. После этого мы говорили с ветеринарным студентом с надутыми ужасно щеками на и, и Ив. Вас. сидел с нею у ж - он к углу, она к дверям; я подошел и сказал несколько слов; говорили о Туффе, я сказал, что Ив. Вас. испугал меня, сказавши, что он будет здесь; она спросила: "Почему же?" - "Потому что я виноват перед ним". - "А так вы знаете за собою вину, поэтому и боитесь". - Мне не пришло в голову, что отвечать, и разговор кончился. Я отошел к Ал. Фед. После этого некоторые дамы и кавалеры ушли и танцовали только в три пары. Мы сидели на л, она с Ал. Фед. стояла в кадрили на з. Так было и после, когда пришли снова и составились снова четыре пары. В 10_3/4 ушли чужие, и своих недоставало, поэтому с час играли на фортепьянах. Она ушла укладывать ребенка, после воротилась и села на м; когда играли, я все сидел у к, между к и з, и смотрел на играющих и притворялся, что слушаю весьма внимательно, чтобы польстить и доставить удовольствие, потому что мне стало как-то жаль этих бедных девушек, которые дожидались этого целый год, потому что вспоминал тот вечер на святках за два года, когда Ал. Фед. был у них в первый раз, - тогда в первый раа была и она в этом доме, куда после вошла снохою. Когда Марья Константиновна кончила, я хотел пойти ее благодарить за игру, чтоб доставить ей удовольствие и вместе сколько-нибудь сам получить значение в ее глазах. Но тотчас стала играть Прасковья Константиновна, и Марья Константиновна осталась у фортепьян, так что я хотел дождаться, когда кончит она, чтобы благодарить обеих вместе. Но игра Прасковьи Константиновны кончилась галопом и танцами, и тотчас же после нее села старшая самая сестра, а они начали кадриль - так и пошло, а между тем у меня начинала несколько пробегать легкая дрожь по коленкам, когда я готовился благодарить. Во время игры говорила мать, которая сидела между е и к, с Ал. Фед. и Ив. Вас, который сидел подле меня (я сидел все между к и з) между Д и ж, о том, что вот нынешний вечер скучный, а тот, за два года, был весьма веселый, - так долго помнят, так быстро идет время! подумал я; подумал о том, что этот вечер один - важнейшее время года для дочерей ее и, может быть, для нее, - как-то стало жаль,

что он скучен или не так оживлен, как бы они ожидали, и жаль, что я не оживляю его. Наряженные, которых ждали, не пришли. Молодые люди танцовали с танцкласскими вывертками, из [которых] большая часть (привиливанье ногой) весьма пошлы, а одна, во время, когда пары несутся в промежутки одна другой, в середине полету[129] и дается на минуту особая скорость именно в то время, когда пары проходят одна мимо другой - это что-то одушевленное и хорошее, а девицы танцуют решительно как следует, не знаю только, грациозно ли, - кажется, как должно и некоторые хорошо.

У меня в мыслях все вертелась фигура Тарнеева (Майков, "Прогулки по Риму" в "Современнике", XI №), и мне хотелось принять на себя его роль, но слишком мало любезничали другие, и потому я, зная, что середины держать я не умею и должен, если не хочу" молчать, быть именно Тарнеевым, молчал все.

(Пришел Ив. Гр. - 2 час. 20 мин.; итак, я писал целый час,- садимся обедать, после буду продолжать.)

Продолжаю писать. Теперь 9_1/2. - Я заметил в себе различные результаты этого вечера. Во-первых, сердце как-то волнуется и неприятно, потому что я недоволен ролью, которую играл вчера - столб и больше ничего. Потом вследствие этого я увидел необходимость знать много вещей, от знания которых раньше отказывался, и раньше всего танцовать необходимо, решительно необходимо, но с этим вместе, что необходимо танцовать, чтоб сблизиться с девицами и молодыми женщинами, чтобы проложить себе путь в общество их и, следовательно, путь к тому, чтобы избрать одну из них в подруги жизни, потому что чем более знать будешь людей, тем лучше будет выбор (больше число и лучше знаешь), вместе с этим соединяется мысль, что это ведет к физическому волнению, к тому, что влюбишься, а мне хотелось бы принести, сколько возможно, в супружество душу и тело девственным, так чтобы я мог сказать своей жене: "Ты первая, которую обнимаю я, ты первая, которую люблю я". Потом необходимость играть на фортепьяно или на чем-нибудь, - это менее, но все-таки очень хорошо было бы, чтоб иметь возможность услуживать этим добрым людям. Потом мне кажется, что должно было бы уметь рисовать, - по крайней мере, настолько, чтобы мочь делать очерки профилей и лиц, а то вот хотелось бы сохранить лицо этой жены сына, а между тем я не могу этого сделать. Потом необходимо говорить по-французски и немецки, потому что я все более и более чувствую, что начинается новый период в моей жизни, что физически-духовная потребность любви будет все усиливаться и усиливаться во мне, что мысль о подруге жизни, с которою делить сердце пополам, которую обнимать, которую целовать, которая, наконец, будет в едино тело со мною и в едину душу, - что эта* мысль все сильнее входит в мою голову, и я теперь весьма много думаю о том, как будет, когда я женюсь, точно так же, как раньше думал много о том,

как, например, видеть нагих женщин. И пришло в голову, как развивается духовность и как проникается духовностью чувственность: сначала мне хотелось только просто видеть нагих женщин, чтоб физическая природа волновалась, чтоб сердце судорожно билось, а то все равно, хороша эта женщина цли нет, на красавиц не хотелось смотреть; а теперь хочется смотреть на красавиц; а между тем чувственность развилась сильно, и между тем она стала гораздо духовнее - да, так; жениться теперь моя дума, и этот вечер (не потому, чтобы меня слишком взволновала эта брюнетка, а просто потому, что здесь я был в обществе девиц в первый раз после того, как развился в этом отношении, т.-е., собственно говоря, в первый раз сознательно и со вниманием в течение нескольких лет, весьма многих, потому что на свадьбе у Вас. Петр, я был занят им и Над. Ег., а раньше на девиц смотрел решительно не так), - этот вечер будет иметь большое влияние на меня, и. кажется, что он двинет меня намного вперед: мне сильно хочется и танцовать, и. бывать на вечерах, и проч., хотелось бы также и рисовать, и говорить по-французски и немецки для этого необходимо - итак, вот новый источник недовольства собою. Наконец, мне стало жаль, и глубоко жаль, этой прекрасной, умной, пламенно-чувственной и роскошной женщины, что досталась она мужу невзрачному, глупому, пошлому, настоящему канцелярскому чиновнику, истинно типичному, с пошлыми ухватками, который не может удовлетворить ни чувственности, ни души ее, что должна она жить в нужде и беспокойстве, - жаль стало ее и всех подобных ей, родившихся в одном с нею состоянии, т.-е. собственно жаль не ее, как ее, а ее как одно из этих лиц этого рода, не как ее именно, а как символ, как сосуд, в котором проявилось это, - жаль, наконец, стало и этих девиц, т.-е. снова не собственноэтих девиц (хозяйкиных дочерей, - конечно, они милы), а всех девиц этого состояния, родившихся хорошими и не пошлыми в этом положении в обществе: как грустна, скудна удовольствиями, однообразна их жизнь - целый год ждут они этого праздника, и этот праздник, этот праздник так ничтожен, так все помеха на нем, так все не клеится, - жаль от души. И вот из этого сожаления о них, между тем как это никогда не приходило в голову мне о Любиньке, не приходило в голову о других. сестрах, - из этого я снова вижу, что я глупый и смешной человек, и даже, собственно, пошлый и гадкий человек: всегда свои кажутся мне пошлы и неинтересны, поэтому я и не думаю о них, а другие, т.-е. все, которых я не знаю, о них всегда я предполагаю хорошо, - и, напр., Ступины кажутся мне лучше Любиньки, эти девицы гораздо лучше и Любиньки, и Ступиных, так что я всегда сравниваю себя с тем, что читал где-то: "О вы, чувствительные люди, плачущие в театре над мелодраматическими несчастьями актера и не находящие места и предмета для вашего сострадания, жалости, помощи и любви в мире!" В самом деле, что за тупость: почему не примечать из того, что делается кругом тебя!

Шутя я начну учиться танцовать, но для того, чтобы начать,

должно иметь много денег, почему нынче я не могу, а как этого не будет, во всяком случае, весьма долго, т.-е. не будет денег, то шутя я стану тосковать об этом, как тосковал, напр., - да о чем я не тосковал?

Пришел я оттуда, начал читать и скоро уснул. Дорогою Ал. Фед. говорил, что если б был на месте Ив. Вас, употребил бы все старание употребить ее. Это на меня подействовало неприятно, как вообще на меня это действует, когда, говорят о соединении полов так, как об еде.

29-го. - Проснулся, когда сердце тосковало оттого, что вчера вечером был у Ив. Вас, - т.-е. отчего именно, это трудно решить; тосковало довольно сильно. Я сначала играл в шахматы один по книге, после стал собираться от скуки, т.-е. тоски, к Славинскому, после раздумал, потому что думал, может быть, придет Вас. Петр, и что не хотелось у них обедать. И в самом деле, Вас. Петр, пришел, играл в шашки, курил и ушел в 1 час, я стал писать в этот листик. Когда читал Гизо, писал этот листик, у меня не было на сердце ничего, решительно ничего; во время, когда был Вас Петр., постепенно забывалась тоска. Вечером хотел итти к Славинскому, но в 4 или менее пришел вдруг Пелопидов. Я ругнул его в голове, но ничего, конечно, остался дома: во-первых, расстроил план, во-вторых, принес чрезвычайную скуку; но против ожидания, когда он сидел, просто только, да и то не слишком, скучал, а беситься не бесился. Торопил чай, чтоб он скорее ушел, - ушел в 7.

Я посмотрю, не расположить ли так: ныне к Вас. Петр., к которому обещался завтра и к которому хожу теперь как бы по обязанности, без всякого удовольствия, даже с некоторою неохотою; утром завтра - к Пластову и Благосветлову, который в доме Соловьева, как узнал от Пелопидова, вечером - к Славинскому. Между тем стал подстригать на всякий случай бороду, если вздумается идти.

(Пошел ужинать, после продолжаю.)

Стал вместе с этим играть в шахматы один; Любинька сказала, чтобы играл с ней, - и начал, и время прошло, и не пошлось к Вас Петр. Ничего решительно нынешний день, а за этим листком провел почти 2 часа.

30-го [декабря]. - Встал в 7. Пришла охота пересмотреть эти записки, т.-е. сосчитать, сколько, страниц, - перенумеровал, и выходит, что ровно 100 страниц, а перед этим попались в руки письма, и я сложил октябрь и ноябрь, 63 и 73 №№, в месячные конверты, более потому, что теперь топится печь и хорошо сжечь; за этими делами прошло полчаса и теперь 7^_1/2.

(Писано в 9 час, 31-го.)

Утром вздумалось, что можно после обеда быть у Славинского и Вас. Петр, вместе. Так и сделал. Утро просидел дома.

Оттуда пошел к Ал. Фед., занес "Debats" и остался у него. Там был Чернявский, и мне было скучно довольно, но собственно не хотелось идти к Вас. Петр., и я. просидел там до 10_1/2.

Говорил между прочим о Робеспьере и Луи Блане. Это в первый раз я обещался быть у Вас. Петр, и не был.

Утром был Фриц, я взял у Любиньки 2 руб. сер. и отдал ему. Без меня был Корелкин и принес два письма, одно от В. И. Промптова.

31-го [декабря]. - Встал в 9 и как встал, сел за это. Хочу, так как весьма холодно, утро провести дома, в 3 [час] к Вас. Петр., у него пробыть до 6 час, после домой, - лучше, чем поздно вечером. Итак, мое последнее посещение в этом году, н первое в следующем, будет посещение Вас. Петровича.

Хочется написать общий обзор этого года, да лень. Не знаю, напишу ли. Скорее нет.

11 час. веч. - В последний раз сажусь за это отделение моих записок. Утром в 10 [час] хотел к Корелкину и взять письмо из университета, потому что вздумалось ошибочно, что есть уже и что теперь суббота; но дорогою вздумал, что будет только завтра, и было весьма холодно, поэтому воротился. Пришел скорняк кроить мех и просидел весь день до 7 [час.]; было весьма холодно,- в 7 и 8 [час] я сидел в зале в шинели, которую надел в первый раз. У нас в комнатах, даже в маленькой, было весьма холодно, 12-13° в зале и только теперь в маленькой комнате стало как следует, потому что затворена весь день дверь. Я играл утром один в шахматы и проч., читал дрянь, читал и Гизо несколько страниц. В 3*/2 пошел к Вас. Петр., от которого воротился в 5_3/4, обещавшись быть завтра, чтоб дать возможность отговориться моим присутствием от того, чтоб идти на вечер, который дает завтра тетка. Над. Ег. в профиль, когда взглянул, понравилась как раньше, а в лицо - только что встала, и прическа спустилась, так что лоб был слишком треугольником. Что-то будет с Вас. Петр.! О, дай бог, чтоб было хорошо!

Когда воротился, спал, читал Гизо, в третий раз начиная читать, и теперь прочитал 20. стр., играл в шахматы с Лю-бинькою.

Прости, тетрадь! Дай бог в наступающем году записывать более радостные, более счастливые, особенно для Василия Петровича, события!

Дай, боже!

11 час. - 10 мин,

Дай, боже!