Том I: Пропавшая рукопись

Часть третья. 22 июля — 10 августа 1476.«О подобающем вооружении»note 42

Четыре десятка смоляных факелов вспыхивали на ветру под чернильно-черным дневным небом.

Аш проехала вдоль бесконечных рядов лагеря, разбитого под Кельном. Остановилась под развевающимся отрядным знаменем — в полной броне, верхом на Счастливчике — кругом тишина, только хлопает шелковое полотнище над головой. На ее бледном осунувшемся лице играют желтые блики.

— Герен! Эвен! Томас!

Лейтенанты сводных копий подбежали и застыли рядом, готовые повторить каждое слово, едва оно будет произнесено, донося речь командира до каждого из сотен лучников, алебардщиков и латников, собравшихся перед ней. В темноте послышались выкрики, сливаясь постепенно в неразборчивый гул голосов.

— Слушать меня! Не случилось, — Аш говорила подчеркнуто спокойно, — ничего страшного.

Над головой вместо синего июльского неба — черная пустая тьма.

Солнца нет.

— Я — здесь. Годфри здесь, а он — наш священник. Вы не прокляты, и вам не грозит опасность — не то бы я первая дала деру куда подальше!

Сотни испуганных лиц — и никакого отклика. Свет факелов дрожит на серебристых шлемах, теряется в тенях среди плотной массы тел, одетых в железо.

— Возможно, в дальнейшем нам придется жить вроде как в Проклятых Землях, — продолжала Аш, — ну так, Анжелотти, к примеру, бывал в Карфагене, в Вечном Сумраке, и ничего, обошлось, так что и вам ни к чему позволять шайке тряпичных паяцев взять верх над Львом!

Восторженных воплей по-прежнему не слыхать, но хоть какой-то отклик: глухой ропот, в котором явственно различимы «дерьмо!» и «мать их так!», но не слышно слова «драпать отсюда».

— Так вот, — резко продолжала она. — Мы снимаемся. Отряд уходит из лагеря. И прежде случались ночные марши, так что каждый знает свою задачу. К вечерне все должно быть готово. note 43

Из рядов поднялась рука, едва видимая в коптящем свете факела. Аш склонилась с седла, всматриваясь, разглядела своего собственного каптенармуса, Генри Брандта, который, все еще перевязанный окровавленными тряпками, опирался на плечо пажа, Рикарда.

— Генри?

— Почему мы снимаемся? Куда идем? — его голос звучал так слабо, что Аш не расслышала бы, если бы черноволосый паренек, стоявший рядом, не выкрикнул его вопросы во весь голос.

— Отвечу, — мрачно отозвалась Аш. Она откинулась в седле, вглядываясь в толпу и отмечая, что вон тот пробирается бочком в сторону, эти уже собрали мешки, а кое-каких знакомых лиц вовсе не видать. — Вы все знаете моего мужа, Фернандо дель Гиза. Так вот, он перешел на сторону врага.

— Правда ли? — выкрикнул кто-то из рыцарей. Аш припомнила Констанцу, безнадежное отчаяние маленькой женщины и ее нежелание признать перед невесткой-простолюдинкой, что всей придворной знати отлично известно, куда подевался Фернандо, — и припомнив, возвысила голос, разнося далеко под темным небом:

— Да, это правда! — и продолжала, перекрикивая шум: — Не знаю, по какой причине, но кажется, Фернандо дель Гиз присягнул на верность калифу визиготов.

Она дала им время переварить это, а потом добавила:

— Его поместья расположены к югу отсюда, в Баварии, в местечке, именуемом Гизбург. Мне сказали, что Фернандо засел там в замке. Так вот — это уже не его земли. Император лишил его прав владения. Но это еще мои земли. Наши! Вот куда мы идем. На юг, чтобы взять то, что нам принадлежит, и отражать эту тьму из-под надежной защиты стен нашего собственного замка!

Следующие десять минут были заполнены шумными спорами, вопросами, кое-кто припомнил кстати старые ссоры, и Аш пришлось надрывать голос, приводя их в чувство и напоминая о своей командирской власти.

Роберт Ансельм наклонился в седле, чтобы дотянуться до ее уха:

— Господи Боже, девочка! Сейчас снимать лагерь! Ты представляешь, что это будет?

— Хаос, — хрипло согласилась Аш. — Но либо так, либо они разбегутся в панике, и с отрядом покончено. Фернандо нет ни здесь, ни там — но я даю им дело. Хоть какое — любое. Чем бы ни заниматься, лишь бы занять их.

Пустота над головой тянула, всасывала ее. Темнота не бледнела, не уступала место ни сумеркам, ни рассвету, тянулась час за часом.

— Любое дело, — повторила Аш, — лучше, чем ничего. Даже если это конец света — я сохраню отряд.

Сквозь грохот пушек до Аш долетел бой башенных часов Гизбурга. Четыре удара. Четыре часа со времени, которое раньше было полуднем.

— Это не затмение, — не поднимая головы, заметил Антонио Анжелотти, сидевший на дальнем конце разборного стола. — Никакого затмения не предполагалось. И в любом случае, мадонна, затмение длится самое большее — несколько часов. Но не двенадцать суток.

Перед ним лежали разбросанные листки: таблицы эфемерид и собственные вычисления. Аш оперлась локтем о стол и опустила подбородок на кулак. Доски пола скрипели под ногами Годфри, который беспокойно расхаживал по комнате. Пламя свечей дрожало. Она взглянула на разбитое ядрами окошко, тоскуя по светлому воздуху, по сырой прохладе рассвета, по щебету птиц — но больше всего по той свежести, которую приносит приближение восхода. Ничего. Одна темнота.

В дверном проеме между часовыми показалось лицо Джоселина ван Мандера.

— Капитан, они отказались принять нашего герольда и продолжают стрельбу! Гарнизон даже не дал подтверждения, что ваш супруг находится в крепости.

Антонио Анжелотти откинулся на спинку кресла.

— Они знают пословицу, мадонна: «Замок, который говорит, и женщина, которая слушает, в конце концов сдадутся».

— Над замком его цвета и штандарт визиготов — он там, — заметила Аш. — Посылать герольдов каждый час. На выстрелы отвечать! Джоселин, нам надо войти в крепость — и быстро!

Когда Джоселин исчез, она добавила:

— Все же к лучшему, что мы здесь. Мы связываем изменника дель Гиза, и император доволен — а у нас есть шанс постоять в сторонке и посмотреть, насколько хороша в деле визиготская армия.

Она встала и шагнула к окну. Ядра сбили штукатурку на подоконнике, обнажив дранку обрешетки, но внутрь вряд ли пробьют, решила Аш, гладя рукой грубый сухой камень.

— Анжелоти, ты не мог ошибиться в расчетах времени затмения?

— Нет, потому что происходящее совершенно не согласуется ни с какими описаниями солнечных затмений. — Анжелотти почесался и оттянул рукой ворот сорочки. С первого взгляда видно, что у него не оказалось при себе чернильного камня и отточенных перьев — вся рубаха забрызгана чернильными кляксами. Антонио досадливо покосился на перепачканные пальцы: — Не было ни полутени, ни постепенного поглощения солнечного диска, ни признаков беспокойства животных. Просто мгновенное и полное исчезновение света.

На носу у него сидели очки для чтения в оправе из рога с одной заклепкой посередине. Даже при свете свечи Аш разглядела морщинки в уголках глаз, глубокую линию между бровей. Так он будет выглядеть лет через десять, когда кожа потеряет упругость, а волосы — золотое сияние.

Канонир закончил:

— И Жан сказал мне, что лошади нисколько не беспокоились.

Роберт Ансельм, пыхтя вскарабкавшийся по лестнице и ввалившийся в комнату на хвосте последней фразы, подхватил:

— Раз я видел, как солнце гасло, вернее, тускнело, в Италии. Лошади за четыре часа нас предупреждали. Аш развела руками:

— Если не затмение, то что?

— Непорядок в Небесах… — Годфри продолжал расхаживать из угла в угол, держа в руках книгу с красными и голубыми миниатюрами. Аш могла бы понять и текст, будь у нее время разбирать букву за буквой. Священник остановился в пятне света и зашелестел страницами. Аш смотрела на него с восхищением, к которому примешивалось, однако, и некоторое презрение: неужто он не мог найти лучшего применения своему времени, как тратить его на изучение грамоты? Он даже не читал вслух. Быстро скользил глазами по строчкам, не шевеля губами.

— Эдуард, граф де Ла Марш, видел три солнца в утро битвы у Мортимерова Креста. На Троицу.

Роберт Ансельм помолчал, как всегда при упоминании ныне царствующего английского короля, ставленника йоркистов, потом сердито пробормотал:

— Всем известно, что на юге живут в вечном сумраке, есть о чем говорить! О войне нужно думать.

Анжелотти снял очки. На переносице от роговой оправы осталась красная вмятинка.

— Со внешней стеной у башни я могу разобраться за день. — На слове «день» его голос дрогнул.

Аш прислонилась к разбитой оконной раме. Во мраке едва виднелся городок. Она чувствовала в воздухе странную теплую духоту, кажется уже остывающую, — примету несуществующего полуденного зноя. На темных балках и белой штукатурке стен плясали красные блики — отблеск большого костра, разведенного на рыночной площади. В окнах мерцал свет ламп. На темное небо, лишившееся солнечного света, она не смотрела.

Смотрела на осажденную крепость. Свет костра освещал только нижнюю часть стен, по валунам каменной кладки перебегали тени. Бойницы казались черными провалами глазниц. Главная башня вырастала из скалистого утеса, уходя в темноту, а на дорогу, тянувшуюся под стеной к воротам, обороняющиеся уже скинули больше смертоносных снарядов, чем могло, по представлению Аш, быть у них в запасе.

Он там. В одной из комнат за этими стенами.

Она живо представляла себе округлые арки, деревянный пол, заваленный дорожными постелями воинов, рыцарей на четвертом этаже; Фернандо, скорее всего, в большом зале, со своими собаками, богатенькими дружками и ружьями…

«Может, он смотрит в мою сторону.

Почему? Зачем ты это сделал? Что на самом деле произошло?»

Аш заговорила:

— Я хочу сохранить замок достаточно целым, чтобы мы могли защищать его, когда окажемся внутри.

Все вооруженные мужчины, видные ей из окна, носили цвета отряда и оловянный значок Льва на плече, большая часть обозников — маркитантки, шлюхи, ребятишки — тоже раздобыли хоть по полоске синей материи, чтобы прикрепить на одежду. Ни один из горожан не попался на глаза Аш, но она слышала, как они поют мессу в церквях. Часы на той стороне рыночной площади отбили четверть.

Света хотелось физически, как хочется пить.

— Я думала, это кончится с рассветом, — сказала Аш. — С рассветом. Каким-нибудь рассветом. Может, в конце концов, так и выйдет.

Анжелотти переворошил листки с расчетами, исчирканные знаками Меркурия и Марса: баллистические прикидки.

— Вот это новость!

Что-то львиное померещилось Аш в том, как он сложил руки, что-то напомнило: помимо необыкновенной красоты, он обладает и немалой силой. Шнуровка на плече его белой стеганой куртки разошлась, материя на груди и плечах испещрена крошечными черными дырами — ожогами от пушечного пороха.

Роберт Ансельм склонился над плечом мастера канонира, просмотрел пару листков, и они погрузились в тихую беседу. Несколько раз Ансельм сотрясал стол ударами тяжелого кулака.

Глядя на Роберта, Аш ни с того ни с сего ощутила себя хрупкой; эти двое были крупными мужчинами, и их голоса, привычные звучать под открытым небом, заполняли тесное пространство комнаты. Какая-то часть ее сознания сохранила чувства четырнадцатилетней девчонки, в своей первой приличной кирасе, после Туксбери отыскавшей Ансельма у одного из костров и сказавшей из круга пляшущих теней: «Набери мне людей; я хочу иметь свой отряд». Она просила из темноты, потому что боялась встретить отказ при холодном свете дня. И потом бессонные часы ожидания, когда она не знала, не был ли тот короткий кивок шуткой или знаком, что Роберт пьян, пока он не вернулся через час после восхода с полусотней замерзших, грязных, голодных, отлично вооруженных людей с луками и алебардами, чьи имена немедленно были внесены в список рукой Годфри. И заглушающая их недоверие, насмешливые жалобы и молчаливые надежды горячая пища из котлов, от которых она с полуночи не отпускала Уата Родвэя. Первые нити паутины, связующей командира и подчиненных.

— Куда же, трах его растак, подевался свет?.. — Аш далеко высунулась из окна, разглядывая стены крепости над городком. Все усилия бомбардиров Анжелотти пока только сбили штукатурку со стен, обнажив серый булыжник кладки. Она закашлялась от дыма горящего дерева и отодвинулась от окна.

— Разведчики вернулись, — лаконично сообщил Ансельм. — Кельн горит. С пожарами не справляются. Говорят, начался мор. Свита императора исчезла. Я получил тридцать различных донесений о пребывании Фридриха Габсбурга. Копье Эвена прихватило пару беглецов из Берна. Все перевалы в Альпах закрыты — одни непогодой, другие армией визиготов.

Годфри Максимиллиан моментально прекратил свое хождение и оторвался от книги.

— Те люди, на которых наткнулся Эвен, — из процессии богомольцев, направлявшейся к святыням аббатства святого Вальбурга. Стоит посмотреть на их спины. Бичи с железными наконечниками. Они думают вернуть солнце самобичеванием.

Между Годфри и Робертом — один бородатый, другой лысый — только и сходства, что широкая грудь да гулкий голос. Может, после недавнего соития, последовавшего за долгим воздержанием, но Аш поймала себя на обостренном внимании к проявлениям мужественности, ощущаемой скорее телом, чем сознанием.

— Я хочу еще раз повидать Кесаду, — бросила она Ансельму и, когда он вышел на лестницу, обернулась к Годфри. — Если это не затмение, то, может, черное колдовство?

Годфри задержался перед столом, словно надеясь как-то связать астрологические расчеты Анжелотти с вычитанным в Библии:

— Звезды не падали, и луна не красна как кровь. Не дым из Бездны затмил солнце. Третья часть солнца должна затмиться — но произошло иное. Не появились Всадники, и Печати не сломаны. Это не последние дни, после которых должно погаснуть солнце. note 44

— Нет, это не знаки приближения Страшного суда, — согласилась Аш, — но, может быть, наказание, казнь или злое чудо?

— Казнь? За что? Князья христианского мира злы, но не более, чем были злы их отцы. Простой люд корыстен, слаб и податлив к искушениям — и часто кается; все идет, как шло испокон веку. Уныние народов note 45 — да, но мы и раньше жили не в Золотом веке. — Его толстые пальцы скользили по причудливым буквицам, по фигуркам святых на цветных миниатюрах. — Не знаю, не знаю.

«…Так помолись о просветлении разума, чтоб тебя так!»

— Да, — он закрыл книгу, заложив страницу пальцем. Глаза его светились прозрачным янтарем, отражая огни свечей и лампад, которыми полна была комната. — Что пользы было бы вам во мне без помощи Господа? Все, что я могу, это толковать Писание — и притом чаще всего ошибочно.

— Ты получил посвящение, и меня ты вполне устраиваешь. Сам знаешь. — Аш говорила жестко, потому что хорошо знала причину, по которой он оставил монастырь. — Молись о милости для нас.

— Хорошо.

Снизу донесся громкий приказ и шаги вверх по лестнице.

Аш обошла стол и уселась на стоявшую рядом табуретку. Над ее головой оказалось полотнище штандарта с лазурным львом, древко которого было прислонено к стене у нее за спиной. Шлем-салад и боевые перчатки вместе с перевязью и ножнами с мечом лежали на столе. Полковой священник молился в уголке перед Зеленым Алтарем, мастер канонир склонился над расчетами расхода пороха. «Более чем достаточно, чтобы произвести впечатление», — прикинула Аш и выждала тридцать ударов сердца, прежде чем поднять голову, когда в комнате послышались шаги вошедших. Флора дель Гиз и Даниэль де Кесада.

Де Кесада заговорил первым, вполне здраво:

— Я расцениваю эту осаду как нападение на войско короля — калифа.

Аш дала ему услышать эхо своего голоса в полном молчании. Оштукатуренные по деревянной обшивке стены заглушали крики и непрерывный гром пушек. Наконец она подняла взгляд и равнодушно предложила:

— Сообщите представителям калифа, что Фернандо дель Гиз — мой супруг и лишен прав владения указом императора. Следовательно, я действую в своих интересах, забирая собственность, которая принадлежит мне по закону.

На лице Даниэля де Кесады на месте вырванных волосков бороды запеклись крошками мелкие ранки. Глаза смотрели тускло, и говорил он с трудом:

— Итак, вы осаждаете замок своего супруга, который находится в его стенах, а таковой является ныне вассалом короля — калифа Теодориха, присягнувшим ему на верность, — и полагаете, что это не является враждебным действием по отношению к нам?

— С какой стати? Это мои земли. — Аш наклонилась, протянув вперед сцепленные ладони. — Я командир ландскнехтов. Мир сошел с ума, и я хочу оказаться со своим отрядом за каменными стенами, прежде чем начинать поиски нового нанимателя.

Де Кесада все еще казался болезненно нервозным, несмотря на опиаты Флоры и успокаивающее прикосновение ее руки. Он казался неуклюжим в непривычном европейском одеянии: камзоле с узкими рейтузами и пышной шляпе с тяжелыми валиками полей.

— Мы не можем потерпеть поражение, — сказал он.

— Я и сама привыкла оказываться на стороне победителя, — заявление было достаточно двусмысленным, и Аш не стала задерживать на нем внимание. — Я дам вам эскорт, посланник, который проводит вас к вашим соотечественникам.

— Я считал себя пленником!

— Я — не Фридрих и не вассал Фридриха. — Аш кивнула, давая понять, что беседа окончена. — Задержитесь, Флориан, я хочу поговорить с вами.

Даниэль де Кесада огляделся вокруг, прошел по неровным доскам пола, как по качающейся палубе корабля, в дверях задержался в нерешительности и наконец отошел в самый темный угол комнаты и затих там.

Аш, поднявшись, налила вина, протянула кубок Флоре. Заговорила по-английски — язык маленького безвестного острова, населенного варварами, вряд ли знаком был визиготскому дипломату.

— Насколько он безумен? Можно ли расспросить его об этой тьме?

— Вот-вот залает. И — я не знаю! — Хирург закинула одну ногу на угол стола и уселась, болтая длинными ногами. — Может, они и привыкли, что послы возвращаются на родину Богом ушибленные, раз посылают их являть знаки и знамения. По-моему, с ним еще можно иметь дело, но я не поручусь, что он останется в таком состоянии, если ты начнешь задавать свои вопросы.

— Паршиво. Знать-то надо. — Она жестом подозвала визигота. Он снова вышел вперед. — Один последний вопрос, мастер посол. Я хотела бы знать, когда вернется свет?

— Свет?

— Когда появится солнце? Когда перестанет быть темно?

— Солнце… — Даниэль де Кесада задрожал, не поворачивая головы к окну. — Что, на улице туман?

— Откуда мне знать? Темно, как у вас под шляпой! — Аш вздохнула. Кажется, не стоит надеяться на разумный ответ. — Нет, мастер посол, там темно. Темнота, а не туман.

Он обхватил себя руками. Что-то в изгибе его губ заставило Аш вздрогнуть: не выглядят так взрослые люди в здравом уме!

— Мы разошлись. Почти у вершины — в тумане. Я карабкался вверх. — Отрывистое стаккато карфагенских слов казалось почти невнятным. — Вверх, вверх, вверх — извилистая тропа в снегах. Все выше и выше — я уже едва полз на четвереньках. Потом буря: небо надо мной стало лиловым. Лиловое небо и белые пики… такая высь. Горы. Я цеплялся. Только воздух. В кровь изодрал руки…

Аш, тоже припомнившая небо, такое синее, что жгло глаза, и разреженный воздух, от которого болит в груди, шепнула Флоре:

— Это он о перевале Готарда. Там его и нашли монахи. Флора твердо опустила руку на плечо больного.

— Давайте-ка вернемся в лечебницу, посланник. Даниэль де Кесада, словно в полусне, взглянул в глаза Аш.

— Туман… разошелся. — Он повел руками, словно раздвигая складки занавеса. Аш пробормотала:

— Месяц назад, когда мы проходили там с Фернандо, все было чисто. На скалах по сторонам снег, но дорога открыта. Я знаю, где вас, должно быть, нашли, посланник. Я помню то место. Стоишь прямо над Италией. Семь тысяч футов отвесной стены.

Скрип повозок, лошади, налегающие на постромки; дыхание латников белыми струйками в прозрачном воздухе — и она стоит, чувствуя ледяной холод сквозь подошвы сапог, над зеленовато-белым обрывом, срывающимся вниз к подножию гор. Обрыв — слишком невыразительное слово для южного склона этой седловины Альпийского хребта: полукруглой стены цирка поперечником в несколько миль.

И почти полторы мили отвесно вниз.

Скала, мох, и лед, и огромность пустоты под ногами, сводящая с ума одним видом.

Она тихо договорила:

— Если упадешь оттуда, земли коснешься только в самом низу.

— Прямо вниз! — подхватил Даниэль де Кесада. Глаза его вспыхнули. — Оказалось, я смотрю… подо мной дорога: изгиб за изгибом, изгиб за изгибом. А на дне — озеро. Не больше ногтя у меня на мизинце.

Аш вспомнила судорожный страх высоты и как озеро, когда они спустились к нему, оказалось довольно большим и лежало среди холмов.

— Туман разошелся, и я посмотрел вниз.

В комнате было тихо. Только через минуту Аш поняла: ему больше нечего сказать. Де Кесада молча смотрел невидящими глазами на качающиеся тени.

Когда Флора передала визигота под опеку одного из своих помощников, Анжелотти проговорил:

— Я слыхал о людях, которые ослепляли себя, проходя через альпийские перевалы, чтобы не сойти с ума. note 46 Не думал, что доведется увидеть такого.

— Вот и увидел, — Аш мрачно посмотрела вслед визиготу. — Ну-ну, вытаскивать его из свалки в надежде, что он может пригодиться, — не лучшая из моих идей. Я-то надеялась использовать его в переговорах с дель Гизом.

— Он отправился к феям, — вставила Флора, — таков мой диагноз. Не слишком подходящее состояние для герольда. Аш фыркнула:

— Пусть чокнутый, мне все равно. Мне нужен ответ! Не нравится мне эта тьма!

— А кому нравится? — Флора не ждала ответа. — Хочешь знать, сколько твоих вояк страдают острыми припадками медвежьей болезни?

— Не хочу. Как ты думаешь, зачем я втянула их в эту осаду? Подводить мины да палить из пушек — дело привычное, глядишь, и успокоятся. Именно поэтому команды сборщиков провианта прочесывают городишко улицу за улицей — если уж жителям суждено быть ограбленными, пусть хоть это будет организованный грабеж.

Как и ожидала Аш, столь циничное заявление вызвало у Флоры довольный смешок. Что Флора, что «Флориан» — один бес — вплоть до галантности, с какой эта долговязая дама подала Аш полный кубок.

— Вроде ночной атаки — разницы никакой, — добавила Аш, отказываясь от вина, — а это, видит Бог, сучье дело, но вполне возможное. Я хочу получить этот замок целеньким, как плод измены, а не взламывать его открытым штурмом. Кстати… — нервозность, вызванная неудачным допросом де Кесады, побуждала ее к деятельности, — пошли со мной, посмотрите. Анжелотти!

Вместе с канониром они вышли из комнаты. Оглянувшись, Аш увидела склоненные широкие плечи Годфри Максимиллиана — он все еще молился. Снаружи их встретила стена тьмы, чернильно-черная в узких улицах, и они постояли немного, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, прежде чем направиться, спотыкаясь, туда, где виднелся свет костров.

Городские кузнецы смешались с отрядными оружейниками — вечно чумазыми мужиками с криво подрезанными волосами, без шляп и рубашек, в «пурпойнтах» note 47 и кожаных передниках, потными от жара горнов, полу оглохшими от вечного грохота. Они добродушно расступились, пропуская Аш с лекарем и эскортом из полудюжины солдат и собак. Какой бы ни был командир — для этих он всего лишь подсобный материал. Аш отлично понимала это. Последнее задание оказалось непростым, чему они были только рады, — и необычным, чему они радовались больше всего.

— Клещи-гвоздорезы в двенадцать футов? — поразилась Флора, разглядывая огромные стальные рукоятки.

— Такие лезвия подойдут? — спросил главный оружейник, Дикон Стур. — Выдержат нагрузку и разрежут железо.

— А вот и штурмовые лестницы, — заметила Аш, указывая на прочные деревянные шесты с крючьями на концах и путаницей веревочных стремян. Забрось крюк на стену, потяни за веревку, и лестница развернется. — Я хочу послать людей в латах, прикрытых черными накидками, перерезать засов боковых ворот изнутри. Сказала бы, под покровом ночи, но в этой тьме… — Она передернула плечами и ухмыльнулась: — Рыцари-невидимки…

— Ты с ума сошла. И они тоже. Нам надо поговорить. — Флора поморщилась, заслышав новый взрыв грохота молотков, и молча мотнула головой в направлении темного проулка. Аш пожала руки, похлопала по плечам и удалилась вместе с эскортом. Анжелотти, погрузившийся в обсуждение технических вопросов, задержался.

Через несколько шагов Аш поравнялась со своим хирургом в темноте мощеной улочки, взбиравшейся вверх по склону, к темным навесным бойницам и деревянным конструкциям крепости, венчающей холм.

Флора шагала быстро, опередив солдат и свору собак.

— Ты и в самом деле намерена пойти на такое?

— Мы делали подобные вещи и раньше. Два года назад, в… Где же это было? — задумалась Аш. — Где-то на юге Франции.

— Там, в крепости, мой брат. — Ее голос в темноте казался совсем мужским, с придыханием на нижних регистрах. Она говорила отчетливо, не заботясь о том, не слышит ли ее свита капитана. — Пусть я не видела его с десяти лет. Пусть он всегда был подонком, а теперь и полное дерьмо. Кровь есть кровь. Он член семьи.

— Приказать взять его живым, не убивать? Или позволить бежать, чтобы он собрал людей и вернулся затевать новое сражение? Или прикончить его? Что?

— Что ты намерена делать?

— Все это кажется невозможным.

Невозможно представить, после того как ощутила его плоть в себе, что он может умереть со стрелой в горле или с животом, вспоротым алебардой; что кто-то, вооруженный кинжалом и моим ясным приказом, может сделать так, что его не будет.

— Проклятье, девочка, ты должна что-то решить! Ты с ним трахалась. Ты вышла за него. Он — твоя плоть в глазах Бога.

— Зря ты это сказала. Ты же не веришь в Бога! — В отблеске укрепленного на стене факела Аш увидела, как застыло лицо женщины. — Флориан, я же не собираюсь ябедничать на тебя ближайшему епископу, ты что, сдурела? Солдаты либо верят всей душой, либо совсем не верят, и у меня в отряде есть и те, и те.

Высокая женщина шагала рядом ней по мостовой, чуть покачивая для равновесия плечами, мужскими, угловатыми. Раздраженно дернулась — то ли плечами передернула, то ли поежилась от взрыва. Одно из ядер, выпущенных командой Анжелотти, разлетелось в дыму и пламени в двух кварталах впереди.

— Ты замужем!

— Вот выковыряю Фернандо и его гарнизон из крепости, тогда и будет время подумать, что с ними делать, — Аш тряхнула головой, надеясь хоть как-то прояснить ее; вытряхнуть из черепа противоестественную давящую муть.

Вернувшись к башне главной квартиры, она подозвала командира охраны, приказала раздобыть жаровню и накормить людей горячим, а сама полезла по крутой лестнице. Флора не отставала от нее, но наверху они застали целую толпу, набившуюся в тесное пространство между беленых стен, — султаны шлемов обметают закопченный потолок, голоса звенят…

— Тихо!

Умолкли.

Она огляделась.

Красные щеки Джоселина ван Мандера в блестящей рамке стального салада; с ним еще двое. Роберт Ансельм, Годфри, поднимающийся с колен, — молитва прервана, Даниэль де Кесада, в дурно сидящей европейской одежде, — и кто-то незнакомый: белая туника и широкие штаны, в кольчужном доспехе, но без оружия.

Визигот. На плече кольчуги — кожаный значок командира. «Квахид» — порывшись в воспоминаниях об иберийской кампании, сообразила Аш. Тысячник. Стало быть, примерно равен ей по рангу.

— Ну? — начала она, усаживаясь на свое место за столом. Тут же откуда-то возник Рикард, налил разбавленного вина. Аш бессознательно перешла на диалект, которому научилась от солдат-тунисцев; так же бессознательно, как кликала мушкетеров и аркебузиров в землях французского короля, здесь алебарду называла «дер акст», а говоря с Анжелотти — «ла ацца». — Ваше поручение, квахид?

— Капитан, — воин-визигот коснулся пальцами лба. — Я встретил на пути своего соотечественника, де Кесаду, и ваш эскорт. Он принял решение вернуться со мной, чтобы говорить с вами. Я принес вам известие.

Он был мал ростом, не выше Рикарда, светлокож, с очень бледными голубыми глазами: почудилось в нем что-то знакомое.

— Вы не из рода Лебрия? Он опешил:

— Да.

— Продолжайте. Что за известие?

— К вам послан и другой гонец, вашего народа… Аш глянула на Ансельма. Тот кивнул:

— Верно. Я встретил их по дороге сюда, когда появился Джоселин.

— Но вы можете иметь честь известить меня первым, — предложила Аш визиготу, внутренне досадуя, что ее застали врасплох, не дав даже нескольких минут на размышление. Лучше бы Роберт успел ее предупредить. Джоселин ван Мандер беспокойно заерзал, и она перешла на немецкий:

— Что произошло?

— Фридрих Габсбургский принял условия мира. Короткое молчание, почти не нарушенное лаконичным «еб!» Флоры и мрачным вопросом ван Мандера:

— О чем это он, капитан?

— По-моему, он хочет сказать, что Священная Римская Империя Германской Нации покорена. — Аш сцепила ладони на столе. — Мастер Ансельм, что говорит наш гонец?

— Фридрих сдался. Страны от Рейна до моря открыты перед визиготской армией. — Тем же ровным голосом Роберт добавил: — Венеция сожжена до уровня моря. Храмы, дома, склады, корабли, мосты, базилика Святого Марка, Дворец дожей — все сгорело. Миллионы, миллионы дукатов пущены на дым.

Молчание стало тяжелым: наемники поражены мыслью о растраченных богатствах, двое визиготов погружены в молчаливое спокойствие, дарованное причастностью к силе, способной на такие деяния.

Наверняка Фридрих знал о судьбе Венеции, мелькнуло в голове у потрясенной Аш. Она словно наяву услышала сухой хрипловатый голос императора. Решил не рисковать германскими землями! И вдруг, словно впервые увидев лицо визигота — брата или родича погибшего Астурио Лебрии, — сообразила: Империя сдалась, а мы оказались на стороне проигравших! Кошмар любого наемника.

— Насколько я понимаю, — сказала она, — на помощь Фернандо уже движутся полки визиготской армии?

Ее представление о своей позиции перевернулось на сто восемьдесят градусов. Теперь речь идет не о том, что они под защитой городских стен, а вскоре окажутся и в надежной крепости. Теперь они пойманы в ловушку между приближающимися латниками визиготов и рыцарями с артиллерией крепости дель Гиза.

— Разумеется, — скрипуче проговорил де Кесада. — Союзникам должно помогать.

— Разумеется, — повторил брат или родич покойного Лебрии.

Может быть, Кесада еще не успел рассказать квахиду о смерти Лебрии, может быть, он еще не знает, подумала Аш и решила помалкивать. Не буди лихо…

— Я хотела бы поговорить с вашим капитаном, как только он прибудет сюда, — заявила она. Уголком глаза она наблюдала за собственными офицерами и видела, что они черпают силу в ее уверенности.

— Наш командующий должен появиться завтра, — прикинул визиготский тысячник. — Для нас весьма желательно поговорить с вами, Прославленная Аш. Именно поэтому наш командующий сейчас направляется сюда.

«Что бы там ни было с солнцем, — вздохнула Аш, — времени обдумать решение, как всегда, нет. Все всегда происходит сразу…»

И новая мысль:

«Что бы там ни было с солнцем, пусть даже настали Последние Дни, меня это не касается: пока есть отряд, у нас хватит сил продержаться. Метафизика — не мое дело».

— Хорошо, — сказала она. — Я встречусь с вашим командующим и вступлю в переговоры.

Рикард представил ей Бертрана, возможно сводного брата Фили, в свои тринадцать лет занимавшего тело, которое было ему явно великовато, и умудрявшегося выглядеть одновременно толстым и голенастым. Вдвоем они надели на Аш латы и подвели Счастливчика в парадной сбруе. У мальчишек от недосыпа слипались глаза — если бы их третий день в Гизбурге начинался, как положено, рассвет бы едва занялся.

— Насколько я понимаю, личное имя их командующего — это просто наименование ее ранга, — говорил Годфри Максимиллиан. — Фарис. note 48 Это означает «генерал-капитан», «командующий всего войска» или что-то в этом роде.

— Ее ранга? Их командующий — женщина? — Тут Аш припомнила слова Астурио Лебрии: «я видел женщин-воинов» — и его чувство юмора, которым вовсе не обладал его двоюродный брат Санчо (имя и степень родства разузнал отец Годфри). — И она уже здесь? Командующая всеми их проклятыми силами вторжения?

— Как раз подъезжает по дороге из Инсбрука.

— Дерьмо…

Годфри подошел к двери, окликая одного из сидевших в большой комнате штабного помещения:

— Каррачи, капитан хочет услышать лично.

Вошел светловолосый латник с ярким румянцем на щеках. Ради скорости он оставил при себе только необходимый минимум снаряжения. Он отдал честь и заговорил:

— Я пробрался к самой командирской палатке. Армией командует женщина, и знаете, как они ее настрополили? У них есть такая машина — вроде «Медной Головы», note 49 так она в сражении думает за командиршу — говорят, баба слышит ее голос. Слышит, что говорит машина!

— Если это «Медная Голова», почему бы не слышать, что она говорит?

— Да нет, командир. Машина-то не при ней. Она слышит голос в голове, как священники, когда с ними говорит Бог.

Аш уставилась на солдата.

— Слышит вроде как голос святого, и он ей говорит, как драться. Потому-то бабе и удалось нас побить… — Каррачи вдруг спохватился, дернул плечом, потом нерешительно ухмыльнулся: — Ох, простите, капитан!

«Слышит вроде как голос святого».

В животе пульсировал холодный комок. Она осознала, что молчит, выпучив глаза и моргая, еще не понимая толком, что ее потрясло. Облизнула губы:

— Может, и прощу…

Это выговорилось само собой. Этот парень, Караччи, явно не слыхал сплетен насчет того, что «Аш слышит голоса святых», но большинство — особенно те, кто не первый год с ней, — конечно, знают.

Может, она и вправду слышит святых, эта Фарис? Вправду слышит или распускает слухи, считая, что сие не повредит. Одну сожгли как ведьму, неужели не боится?..

— Спасибо, Каррачи, — рассеянно добавила она. — Поедешь с эскортом. Скажи там, что через пять минут выезжаем.

Едва солдат вышел, она повернулась к Годфри. Странно чувствовать себя беззащитной, когда на тебе столько железа. Она перебирала в уме слова лазутчика, расхаживая по комнатенке и с каждым шагом возвращая себе уверенность. Остановилась у окна, взглянула на огни Гизбурга.

— Кажется, ты был прав, Годфри. Они собираются предложить нам контракт.

— Я встречался со странниками из нескольких монастырей по эту сторону гор. Как я уже говорил, численность разузнать не удалось, но по крайней мере еще одна армия визиготов ведет бои в Иберии.

Аш держалась к нему спиной.

— Голоса. Говорят, она слышит Голоса. Довольно странно…

— Такие слухи командиру на пользу.

— Мне ли не знать!

— Одно дело — голоса святых, — рассудительно заметил Годфри, — а другое — чудесный голос какой-то машины. Ее могут счесть демоном. А может, демон и есть.

— Некогда беспокоиться об этом, — Аш обернулась и обожгла Годфри взглядом. — Понятно?

Он спокойно смотрел на нее. Не моргнул, не кивнул. Аш добавила:

— Решать придется не откладывая, если, конечно, нам и вправду предложат контракт. Фернандо только и ждет, пока мы окажемся между молотом и наковальней, а тогда опустят мост и готово — удар в спину. — Она вдруг усмехнулась, покосившись на священника через закованное в железо плечо: — Вот он порадуется, если мы получим контракт на той же стороне! Как бы не сдох со злости. Мы-то честные наемники, а он — презренный предатель — и замок все равно принадлежит мне!

— Не стоит считать башни не взятого замка.

— Звучит как пословица, — она протрезвела. — Мы уже и так между молотом и наковальней. Будем надеяться, что мы им больше нужны, чем мешаем. А не то лучше бы нам оказаться в открытом поле, чем здесь. Крови будет много.

Широкая ладонь священника опустилась ей на левый наплечник:

— Много крови сейчас там, на озере Люцерно, где визиготы столкнулись с Гильдиями. Думаю, командующий визиготов сейчас не откажется от покупки дополнительных сил, тем более знающих местность.

— А потом пошлют нас умирать в первых рядах, чтобы сохранить своих людей. Видали мы это, — она осторожно повернулась: против человека в одной рясе и сандалиях и доспех сам по себе может оказаться опасным оружием. Рука Годфри соскользнула с пластины наплечника. Аш встретила взгляд его карих глаз. — Просто удивительно, к чему только человек не привыкает. Неделя, десять дней… Есть, конечно, вопрос, который никто не решается задать: сначала солнце, а дальше что? Что еще может случиться? — Аш неуклюже опустилась на колени. — Благослови меня на дорогу. Мне хочется прийти в достойное расположение духа.

Знакомый густой голос пропел слова благословения.

— Поедешь со мной, — распорядилась Аш, едва дождавшись, пока он закончит, и выскочила на лестницу. Годфри вслед за ней спустился к дверям и вышел в город

Аш проехала по улицам в сопровождении офицеров и эскорта из солдат и псов. Придержала Счастливчика, пропуская процессию, запрудившую узкую улочку: вопящие мужские и женские голоса, суконные кафтаны и платья разорваны, лица выпачканы золой. Торговцы и ремесленники. Босые мальчики с разбитыми в кровь ступнями несли зеленые свечи и статую Девы. Городские священники стегали всех подряд бичами со стальными наконечниками. Аш, сняв шлем, дожидалась, пока рыдающая в молитвах толпа протянется мимо.

Как только вопли стихли в отдалении, она нахлобучила на голову салад и крикнула:

— Вперед!

Маленький отряд в полсотни человек миновал костры, горевшие теперь вокруг башни с часами, и выбрался к воротам Гизбурга. Навстречу попались несколько своих, возвращавшихся с грузом сосновых сучьев на факелы. Иголки на ветвях серебрились. Иней. Это в июле-то!..

Колесо мельницы над бродом молчало. Переезжая в темноте через реку, они разглядели на берегу несчастных коров, не понимающих, когда же наступит время дойки. Сверху доносились неуверенные обрывки песен: птицы тоже не понимали, то ли спать, то ли отстаивать свои участки. Подавленность отзывалась в хребте под розовой шелковой сорочкой и подлатником, выбивала пот под мышками; и все это — еще до того, как в узкой лощине впереди показались тысячи факелов, замерцали серебряные орлы визиготских знамен и послышалась дробь барабанов.

Джоселин ван Мандер спросил неуверенно, разглядывая копьеносцев и лучников, толпившихся внизу:

— Никогда не дрался с визиготами. Как они?

Аш наклонила древко копья, оперла его о наплечник. Вымпел «лисий хвост» неподвижно свисал из-под наконечника. Ни ветерка. Счастливчик горячился, задирал хвост с запутавшимися дубовыми листьями и репейником.

— Анжелотти?

Антонио Анжелотти ехал вровень с ней, в латах, с медальоном святой Барбары на манжете латной перчатки.

— Когда я служил у лорда-амира Хильдериха, пришлось нам давить бунт местного люда. Я командовал английскими аркебузирами. note 50 Визиготы — всадники. «Карр ва фарр» — короткие атаки и тут же отступление. Ударил — и беги. Плевать на линии снабжения, забудь о своих бродах… просидят в осаде год, иногда и все три, а потом берут город штурмом. Не помню, чтобы они искали вражескую армию для сражения в поле. Их тактика изменилась.

— Оно и заметно, — от ван Мандера несло неразбавленным пивом.

Аш оглянулась, изогнувшись в высоком прямом боевом седле. Кроме обычной свиты офицеров она прихватила копье Эвена Хью и Жана-Жакоба Кловета с тридцатью лучниками; десять человек из отряда ван Мандера и своего каптенармуса Генри Брандта — грудь все еще перехвачена бинтами — распоряжаться нестроевыми. Почти все ее спутники ехали с факелами.

Анжелотти заметил:

— Зря ты не позволила моим бомбардирам взломать стену Гизбурга. Нас бы так легко оттуда не выковыряли, мадонна.

— А ты попробуй представить крепость не просто кучей щебня, а нашей кучей щебня! Мне так она больше нравится в целом виде.

Удостоверившись, что, по крайней мере, в отношении численности и расположения сил визиготов разведчики не наврали, Аш начала спускаться в долину мимо аккуратно нарезанных полей и разгороженных пастбищ. Отрядный штандарт и ее личное знамя развевались над плотной массой людей, темневшей на фоне неестественно темного неба под колеблющимися огнями факелов.

Наткнулись на пологий взгорок. Аш заставила Счастливчика пройти чуть вперед, пока ей не стало видно, что делается впереди. Одно дело — достоверные донесения о войске в восемь или девять тысяч человек плюс обоз, разбившем лагерь на Инсбрукской дороге, совсем другое — своими глазами увидеть сотню тысяч факелов, яркие костры; услыхать ржание и топот коней, крики стражи; рассмотреть в темноте очертания огромных круглых шатров в паутине растяжек и толпы людей за тележным ограждением: армию во плоти.

Аш выехала на назначенное место: отмеченный дорожным столбом перекресток, остановилась и подняла забрало. По ее приказу, каждый из ее спутников облачился в полный доспех, лошадей убрали для парадного выезда, на шлемы повязали яркие шелковые шарфы, укрепили султаны из белых страусовых перьев. Арбалетчики везли оружие у седел без чехлов и держали болты под рукой.

— Ну вот, — сказала она, напряженно вглядываясь в темноту.

Из визиготского лагеря выехал всадник с белым вымпелом на копье. Вскоре всем стали видны плавные изгибы миланской кирасы и курчавые черные волосы, ниспадающие из-под шлема.

— Да ведь это Агнец! Роберт Ансельм проворчал:

— Пронырливый паршивец! Чтоб Ягненок, да не получил контракта!

— Да еще прямо в разгаре битвы, чтоб его в хвост и в гриву! Небось еще оружие не сложили, а он уж нанялся к победителю. — Аш, насколько позволял шлем, горестно потрясла головой. — Ну не чудо ли, итальянские кондотьеры?

Они съехались в чаду смоляных факелов. Ягненок аккуратно поднял забрало, открыв свое загорелое лицо.

— Готовимся быстренько слинять, а?

— Даже если все это войско бросится за нами, до городских ворот мы доберемся. — Аш укрепила копье в кольце у стремени, чтобы освободить руки. Она говорила так, чтобы слышали офицеры за ее спиной; собственно, им-то и предназначалась ее речь. — И если твои наниматели не мечтают просидеть следующие двенадцать недель под стенами паршивой баварской крепостишки, вряд ли им стоит отбирать наш Гизбург.

— Предположим… — в его голосе звучало сомнение.

— Передай своему военачальнику, что, как она сама понимает, я не рвусь проникнуть в ее лагерь, но если она сама выедет к нам, мы можем начать переговоры.

— Именно этого слова я ждал, — Ягненок развернул своего стройного рыжего мерина, подхватил копье и окунул в грязь белый вымпел. Еще одна группа всадников отделилась от стены повозок. Человек сорок. В темноте не рассмотреть, но, конечно, все при оружии.

— И сколько тебе приплатили за то, что ты решился выехать к нам один-одинешенек?

— Немало. Но я слышал, вы неплохо обращаетесь с заложниками, — любезная улыбочка; религиозная страсть Агнца Божьего (по слухам) не доходила до сохранения целибата. Аш улыбнулась в ответ, вспомнив Даниэля де Кесаду и Санчо Лебрию, которые остались на вынужденный отдых в Гизбурге, ожидая ее благополучного возвращения.

— Из городов-государств против нас остался один Милан, — заметил между прочим Ягненок, пропуская мимо ушей вырвавшееся у Анжелотти проклятие, — а из швейцарских кантонов — только Берн.

— Раздолбали швейцарцев? — Аш не сразу нашлась, что сказать. — С линиями снабжения, растянувшимися от самого побережья, держат на походе такую армию, да еще пробиваются на север? И удерживают территории, оставшиеся в тылу?

Очень неловкая попытка выудить сведения или, вернее, подтвердить то, что удалось выведать из своих источников.

Ягненок не попался на удочку.

— Думаю, здесь играют роль двадцать лет подготовки, мадонна Аш.

— Двадцать лет. Мне даже представить трудно. Дольше, чем я на свете живу. — В напоминании о возрасте содержалось некоторое злорадство. Ягненку было за тридцать. «Столь юна и столь знаменита — хорошо бы еще не оказаться слишком самоуверенной», — решила она, поджидая всадников, уже поднимавшихся на пригорок. В черной траве прошуршал ветерок, зашумел в соседнем соснячке. Аш сидела, словно на строптивой лошади, не зная, долго ли еще удастся продержаться в седле.

— Милый Христос, — шептала она себе под нос. — Это же Армагеддон. Все меняется. Христианский мир переворачивается вверх тормашками. Кто теперь будет землю-то пахать?

— А кто будет торговать? Кто править? — Агнец подобрал поводья. — Только наше ремесло еще чего-то стоит, дорогуша.

— Ты думаешь? Я только и умею, что драться… — Между ними наступил редкий момент понимания, и Аш добавила: — Битва за битвой, но в тридцать тебя убивают, и я принимаю командование. Командуешь до старости, лет до сорока, и все равно будешь убит. Да что там… — она махнула железной ладонью в направлении Гизбурга. — Княжеская забава.

Ягненок всем телом развернулся к ней.

— О да, carissima. Я слыхал, что все твои беды пошли оттого, что ты позарилась на земли и титул. Что до меня… — Он вздохнул, почти умиротворенно. — Мои доходы за последние две кампании вложены в английскую торговлю сукном.

— Вложены?.. — Аш выпучила глаза.

— А еще я купил красильню в Брюгге. Очень утешительная мысль.

Аш наконец заметила, что застыла с разинутым ртом, и аккуратно закрыла его.

— Так что без земель можно обойтись, — заключил Агнец Божий.

— Э-э… н-да. — Аш переключилась на визиготов. — Сколько ты уже у них, недели две? Ягненок, о чем тут речь пойдет?

Кондотьер коснулся вышивки — ягненка — у себя на груди:

— Спросите себя, мадонна, есть ли у вас выбор? А если нет, какая вам разница?

— Дело она знает. — Аш смотрела на приближающуюся процессию факелов.

Уже хорошо видна была передовая четверка: на мулах, в мантиях и под вуалями. Перед каждым в седле нечто вроде низкого восьмигранного бочонка. Что-то странное с их ростом… Карлики, решила было она, но почти сразу поняла, что красные с золотом бочонки — военные барабаны.

Мальчики-барабанщики подняли палочки. При звуках раскатистой дроби Счастливчик повел ушами.

Аш заторопилась:

— В Генуе они напинали нам задницы. Ты веришь во всю эту болтовню о Медной Голове, которая решает за нее, что делать? Видел ее?

— Нет. Ее люди говорят, эта голова, они еще зовут ее «каменный голем», не здесь, а в Карфагене.

— Но сколько же приходится ждать ответа? Гонцы, почтовые лошади или голуби — все равно, к тому времени и бой давно кончится.

— А ее люди говорят, получается. Говорят, она слышит ответ в тот же миг, как машина выдает его в Цитадели, в Карфагене. — Он помолчал. — Не знаю, мадонна. Говорят, она женщина, стало быть, без Голосов ни на что не годна.

Это коварное замечание достигло цели. Аш моментально забыла о собеседнике, увлекшись мыслью, каково было бы иметь постоянную мгновенную связь с родным городом и с командованием армии, находящимися за тысячу миль от тебя.

— Каменный голем, — задумчиво повторила она. — Ягненок, святые Господа Нашего — одно дело, но слышать машину…

— Может, это просто слухи, — огрызнулся Ягненок. — Чего только они не рассказывают о чудесах в своей Северной Африке, и половина — вранье чистой воды или старинные предания, бабушкины сказки. Эта женщина — новичок — и сразу попала в командующие. Конечно, языки замололи. Иначе и быть не могло.

Что-то в этом поспешном заверении заставило ее пристальней взглянуть на Агнца: Ягненку явно было не по себе. Она перехватила взгляды Роберта Ансельма, Герена аб Моргана, Анжелотти; все ее офицеры начеку, готовые и к торговле, и к засаде, и к долгому ожиданию, пока дело не прояснится. Аш поискала взглядом кобылку Годфри Максимиллиана: священник не отрывал взгляда от приближавшихся огней.

— Молись за нас, — приказала Аш.

Бородач стиснул в ладони крест, его губы зашевелились.

Внизу расцвели огни новых факелов. Пехота. Аш услыхала суеверное богохульство Ансельма. Факельщики — человекоподобные фигуры из глины и меди. Горячая смола стекала на гладкую скорлупу цвета охры.

— Ничего себе, — признала Аш. — На ее месте, будь в моем распоряжении что-нибудь столь же обескураживающее, я бы тоже этим воспользовалась.

Всадники визиготов проехали между рядами големов. Маленькие тонконогие кони — кровь пустыни. На холках и на крупе у каждой блестела позолоченная кожа тюков, каждое колечко сбруи, удила, стремена сверкают в свете факелов. Они принесли с собой острый запах конского навоза, так не похожий на запах толстошеих европейских боевых коней. Счастливчик шевельнулся под ней. Аш подобрала поводья. Наверняка там есть и кобылы, а Счастливчик, кажется, так и не усвоил, что его охолостили. Заметавшиеся тени встревожили лошадку Годфри. Аш жестом приказала одному из стрелков спешиться и взять ее под уздцы, чтобы священник продолжал спокойно молиться.

Знаменосец визиготов вез огромное черное полотнище с орлом на вершине древка. Его лошадь скрывали стальные латы, что вызвало у Аш понимающую усмешку: ей не раз приходилось в бою носить знамя, и она успела догадаться, что имеют в виду ее Голоса под словами: «притягивать молнии». Рядом со знаменем ехал воин-поэт, напевая песенку, настолько просторечную, что ее знания языка не хватало, чтобы понимать ее. Впрочем, Аш хорошо помнила обычаи тунисцев и сообразила, что это такое: кантадоре, для поддержания морального духа.

«Какой парад! Неужели они стараются произвести на нас впечатление?».

Аш сидела в высоком седле, колени согнуты под прямым углом, центр тяжести прямо под бедрами — совсем не то, что стоять в доспехах на земле. Она чуть заметно шевельнулась, придерживая коня. Зазвенела сбруя визиготских коней: всадники останавливались. Копья и щиты, мечи и легкие арбалеты… Она разглядывала воинов в кольчужных накидках поверх пластинчатых доспехов, в белых плащах и шлемах без забрал. Они наклонялись в седлах, открыто переговариваясь друг с другом; кое-кто указывал пальцами на европейских рыцарей-ландскнехтов.

— Нет, — доброжелательно отозвалась Аш, уловив одно из замечаний. — Право, мы этим как-то не занимаемся. К тому же в здешних горах и козлов-то не водится. Ни козлов, ни коз…

Ответом ей был взрыв хохота, проклятий и предостережений. Герен аб Морган хлопнул своего капитана по набедреннику. Визиготский всадник в самом дорогом вооружении под черным знаменем перекинулся несколькими словами с ехавшими рядом и послал вперед свою каштановую кобылу.

Аш, не желавшая уступать инициативу, дала знак. Эвен Хью протрубил три звонких ноты на трубе, которую ему не без труда удалось всучить. Аш, в звоне — железа, выехала вперед. С ней — шестеро офицеров: Ансельм, Герен и Джоселин ван Мандер в полных латах миланской работы; Анжелотти в миланской кирасе и чеканных роскошных поножах; Годфри (все еще шептавший молитвы, прикрыв глаза) в своей лучшей рясе, и Флора дель Гиз, одолжившая у кого-то бригандин и выпросившая у стрелка салад, вовсе не похожая на женщину и, как ни печально, не слишком походившая на солдата.

— Я — Аш, — звонко заговорила она в тишине, наступившей за звоном трубы. — Агнец Божий сообщил мне, что вы заинтересованы в заключении с нами контракта.

Лица предводительницы визиготов не различить было под шлемом.

На ней стальной шлем и наголенники, в стременах виднеются стальные ленты башмаков. Красный бархат, покрывающий корпусной доспех, особенно великолепен в свете факелов, крупные заклепки в форме цветочных головок поблескивают золотом. Из-под цельного корпусного доспеха на бедрах выглядывает кольчуга. На шее — латный воротник-ожерелье, да еще Аш приметила золоченую тройчатую рукоять меча, ножны меча и кинжала в золотой оковке, перевязь с тяжелыми золотыми накладками и синий в черно-белую клетку плащ, подбитый ваиром. note 51 Мгновенно прикинув стоимость всего наряда, Аш невольно позавидовала. А все же приятно было видеть женщину, так же командующую войском, тем более что она из такого далека, что о соперничестве речи не идет.

— Вам придется сражаться с бургундцами, — женский голос отчетливо, хоть и с сильным карфагенским акцентом, выговаривал немецкие слова.

— С бургундцами? Предпочла бы не связываться. Они крепкие ублюдки. — Аш передернула плечами. — Я не стану без крайней нужды рисковать отрядом.

— Ты «Аш». Джунд. note 52 — Прикрытая латами кобыла шагнула вперед, выдвинулась в свет факела, который горел перед Аш. Теперь стала видна стрелка, защищающая нос, и кольчужные платки, ниспадающие на шею. Черная шаль окутывала плечи и закрывала нижнюю часть лица. Оставались видны только глаза в рамке шлема, но этого было достаточно, чтобы Аш вздрогнула: «Она совсем молода! Господи, не старше меня!»

Отчасти это объясняло нервозность Ягненка: небось, не мог дождаться, пока эти две оригиналки, какими он их несомненно считал, сойдутся лицом к лицу. Аш, из одного только чувства противоречия, теплее взглянула на визиготку.

— Фарис, — сказала она. — Генерал. Сделайте предложение. Я, если есть возможность, предпочитаю сражаться на стороне Бургундии, но если придется, справимся и с бургундцами.

— У вас здесь наш союзник.

— Он мой муж. Думаю, я имею на него больше прав.

— Осаду вам придется снять. Это входит в контракт.

— Эй-эй. Не торопитесь так. Я всегда советуюсь со своими людьми. — Аш подняла руку. Что-то тревожащее чудилось ей в голосе визиготского командира. Ей хотелось подъехать поближе, но отсвет факела играл на наконечниках стрел, небрежно приложенных к тетиве или спокойно лежащих поперек колен визиготских всадников; да и у ее людей копья были в руках, а не в гнездах у седел. Оружие живет своей жизнью и владеет собственным голосом: Аш, не глядя, могла сказать, сколько стрелков посматривают на нее, рассчитывая дистанцию. Она чувствовала невидимые нити, протянувшиеся к ней.

Больше ради того, чтоб протянуть время, она спросила:

— Фарис, когда мы снова увидим солнце?

— Когда мы позволим, — спокойно ответил молодой женский голос.

Аш распознала ложь: ей и самой случалось в свое время лгать на публике. «Так стало быть, сама не знаешь? Калиф, там, в Карфагене, не обо всем, значит, уведомляет своего полководца?» Желтый свет факелов разросся, глиняные факельщики полукругом обступили командира. Замерцали тонкие колечки кольчужного плетения.

— Так что вы предлагаете?

— Шестьдесят тысяч дукатов. Контракт до окончания этой войны.

— Шестьдесят ты…

Так ясно, словно они прозвучали у нее в голове, Аш услышала мысли Роберта Ансельма: «Если у той сучки есть деньги, чтобы пускать их на ветер, не спорь с ней!»

Аш дала себе пару секунд на размышление, отстегивая и снимая свой салад; заодно это было знаком для ее людей стоять смирно — или, по крайней мере, не совершать резких движений, пока со стороны визиготов нет явных признаков враждебности.

Ягненок стянул перчатку и прикусил собственный палец.

Аш откинула со щек серебристые локоны (вспотевшие в теплом подшлемнике) и взглянула на генерала визиготов. Девушка после долгой паузы тоже сняла свой шлем с кольчужными подвесками и отодвинула вуаль.

Кто-то из визиготов яростно выругался. Его испуганный скакун оторвал от земли оба передних копыта и тяжело опустил их на соседа. Поднялся такой вопль, что Аш пришлось левой рукой натянуть поводья Счастливчика. Годфри Максимиллиан открыл глаза, и Аш увидела, что священник смотрит прямо перед собой.

— Иисус Христос! — вырвалось у него.

Молодая Фарис сидела на лошади в ярком свете факелов. Она движением закованного в сталь и одетого алым бархатом тела послала свою кобылу на шаг вперед и застыла. Блики пробегали в потоке ее серебряных волос.

Темные, изогнутые, тонко прочерченные брови; темное сияние глаз; но главное — губы. «Я видела эти губы в зеркале каждый раз, когда мне в руки попадали зеркала», — подумала Аш. А еще та же длина рук и ног, твердые маленькие бедра, сильные плечи и даже — хотя этого ей не видно — та же посадка в седле.

Она снова перевела взгляд на лицо визиготки.

Шрамов нет.

Окажись там шрамы, она бы упала с коня и поползла по земле, взывая к Христу с молитвой защитить ее от демонов и безумия, от всех порождений преисподней. Но щеки девушки были чисты и гладки.

Лицо полководца визиготов застыло холодной бесстрастной маской.

В ту самую секунду, когда европейцы и визиготы сгрудились вместе, толкая друг друга конями и коленями, Аш подумала: «Так вот, как я выглядела бы без шрамов.

Шрамов нет.

А в остальном — мы двойники».

Фарис подняла руку и отдала короткое приказание. Слов Аш не разобрала — слишком быстро.

— Я пришлю к вам своего квахида с контрактом, — добавила визиготка в сторону Аш и коротким движением корпуса развернула на месте лошадь, дала шенкеля и ускакала галопом к лагерю. Остальные немедленно последовали за ней. Барабанщики, орлы, поэты и солдаты с грохотом унеслись вниз по склону.

— Назад в город, — услышала Аш в тишине свой хриплый и отрывистый приказ. Подумала: «Видели не все — только несколько человек, что стояли рядом — за тридцать секунд в темноте не очень-то разглядишь лицо, — но скоро кто-нибудь проговорится, пойдут слухи…» — Назад, в город!

В течение следующих пяти суток ей ни разу не случилось говорить меньше, чем с двумя собеседниками зараз, а бывало и по трое.

Годфри принес ей копию контракта на подпись, заранее выверив латинский текст, в котором, кажется, была предусмотрена каждая мелочь. Она подписала, не прервав выговора Густаву и его латникам за самовольную вылазку к замку Гизбурга, в то же время просматривая с Генри Брандтом сводки расхода овса и обсуждая, где бы раздобыть ремонтных лошадей, выслушивая жалобу стрелков на недостачу пороха и доклад Флориана — Флоры! — о состоянии раненых. Согласие отряда на контракт она получила уже к середине первой ночи, обойдя все копья на их квартирах.

— Ночные переходы, — объявила Аш. Отчасти потому, что ночью было хоть немного светлей — убывающая луна давала больше света, чем дневные звезды, — отчасти, чтобы не заставлять людей лишний раз смотреть на черное дневное небо — уж лучше пусть едут ночью, а днем отсыпаются. Передвигать лагерь восьмидесяти копий вместе с обозом, разбивать его после перехода и сворачивать снова перед маршем — дело хлопотливое, что днем, что в темноте.

Она ни разу, ни на миг не оставалась одна.

Она отгородилась непроницаемой завесой властности. Никто не смел задавать вопросов. Никто и не задавал. Самой себе она казалась спящей, в лучшем случае, двигающейся, как лунатик.

Она пришла в себя на шестой день, как ни странно, от страшной усталости.

Аш очнулась от дремоты и обнаружила, что лежит щекой на шее своей кобылы. Обнаружила, что ее рука, вцепившаяся в гриву лошади, все еще движется, описывая небольшие круги. Кажется, она что-то говорила — вот только что?

Она подняла голову и покосилась на Рикарда. Вид у парня совсем замотанный.

Леди подтолкнула ее плюшевым носом, фыркнула. Аш выпрямилась, погладила теплый шелковистый бок, растянутый скрывавшимся внутри жеребенком. Кобыла тихонько заржала и толкнула Аш золотистым плечом. Осока под копытами приятно пахла конскими яблоками.

Аш опустила взгляд. На ногах высокие скаковые сапоги, с голенищами, привязанными к полам камзола, чтоб не сползали. До колена вымазаны грязью и навозом.

— Славная жизнь ландскнехта! Если кто хочет ходить по колено в дерьме, ему ни к чему покидать крестьянский двор. По крайней мере, крестьянину не приходится с каждыми петухами перетаскивать все хозяйство еще на пятнадцать миль. Где это я так вымазалась? Рикард, почему я по жопу в дерьме?

— Не знаю, командир. — Риторическое замечание, которое можно принять за приглашение к шутливой перебранке, однако, похоже, Рикарду не до шуток. Но вроде бы он обрадовался. Перемене темы? О чем же она говорила до того?

А Рикард, ободрившись, решил завязать разговор:

— Через пятнадцать дней она опорожнится.

Все тело ломит и ноет от усталости. Ажурный железный фонарь освещает полотняные стены передвижного стойла и клочки сена, торчащие из кормушки Леди. Приятно и спокойно, как всегда поутру.

Только, если выйдешь на улицу, рассвета не увидишь. Одна чернота.

Снаружи слышались голоса солдат и поскуливали собаки; стало быть, через лагерь она шла под охраной. Не настолько уж я рассеянна! Но в памяти полный провал — будто только что вернулась из долгого путешествия.

— Пятнадцать дней, — повторила Аш. Красавчик-мальчишка не сводил с нее глаз. Рубашка у него выбилась в разорванную пройму рукава, лицо осунулось, потеряло ребячью пухлость, стало взрослей.

Аш ободряюще улыбнулась ему:

— Вот и хорошо. Слушай, Рикард, вот обучишь Бертрана на пажа и кравчего, я тогда попрошу Роберта взять тебя оруженосцем. Хватит тебе учиться.

Он ничего не ответил, но лицо у него заиграло красками, как разрисованная страница рукописи.

Тело после физической работы расслабляется. Аш почувствовала, как отпускает боль в мышцах; тепло разошлось по телу, укрытому полукафтаньем поверх легкого бригандина; еще сильней захотелось спать. Вспыхнула вдруг память тела: голый бок Фернандо дель Гиза, горячая кожа под ее пальцами, пробегающими от плеча к бедру, и напор его вздыбившегося члена.

— Вот дерьмо!

Опешивший Рикард нерешительно напомнил:

— С вами хотел поговорить мастер Анжелотти.

Рука Аш машинально огладила шею ласкавшейся кобылы. От прикосновения к мягкой шерсти ей полегчало.

— Где он?

— Ждет снаружи.

— Хорошо, да, я поговорю с ним. Скажи всем, что в ближайший час буду занята.

Пять ночных переходов среди голых скалистых склонов, с пятнами снега, блестящего под луной. Она не замечала дороги. Холодные заросли высокогорных трав и кустарников, стук стекающих на дорогу камушков осыпи. Лунные дорожки на глади озер, изгибы вьющейся тропы далеко под ними. Сейчас, если бы взошло солнце, впереди внизу виднелись бы широкие зеленые луга и маленькие замки на холмах.

Тонкий месяц, висевший над головой, когда она брела к конюшням, мало что позволял разглядеть. Из лагеря и вообще ничего не видно.

— Капитан. — Антонио Анжелотти прервал разговор с охраной и обернулся к ней. На нем, поверх бригандина и поножей, был широкий плащ из красной шерстяной ткани — вовсе не подходящая одежда для августа месяца. Под его сапогами поскрипывала не галька — заиндевевшая трава.

И внешний, и внутренний круг повозок, расставленных вокруг лагеря, щетинились пушками. В центральном лагере, у костра, спали на дорожных постелях солдаты. Костры горели и по периметру: Аш хотелось видеть, что происходит за тележной стеной, и в то же время не позволить прохожему стрелку выцеливать из темноты ярко освещенные фигуры. Всего в миле от них светились костры огромного лагеря визиготов: оттуда слышалась песня — то ли пьяная, то ли полная боевого задора.

— Идем.

Они с Антонио прошли до пушечного редута, где у костра сидели пушкари, перекидываясь незначительными замечаниям о мелких организационных неурядицах. Когда этот невероятный красавец остановился, чтобы пропустить ее вперед, у входа в маленькую палатку, Аш поняла, что молчание должно окончиться.

— Рикард, попробуй найти отца Годфри и Флориана. Пришли их ко мне, сюда. — Она нырнула под низкий полог. Глаза уже привыкли к полумраку. Аш уселась на обвязанный ремнями и окованный железом сундук. Если порох рванет, лететь ей вместе с канониром до самой Бездны. — О чем же ты хотел потолковать с глазу на глаз?

Анжелотти удобно расположился, опершись на край разборного стола, стараясь ничего не защемить краем верхних чашек набедренника. Листок, покрытый столбцами вычислений, порхнул на устланный тростником пол. Изящество, с усмешкой подумала Аш, он сохраняет в любом положении, но вот смотри-ка, оказывается, умеет смущаться!

— Ну так вот, я ублюдок родом из северной Африки, а не из Фландрии, Англии или Бургундии, — мягко начала она. — Какая тебе разница?

Антонио слегка шевельнул плечом:

— Все дело в том, из очень ли благородной семьи происходит наша Фарис и насколько их может раздражать твое существование. Мне-то все равно. Во всяком случае, ты — ублюдок рода, которым можно гордиться. А что?

Аш присвистнула. В груди у нее горело. Она сползла с сундука на пол, шлепнулась, растопырив ноги, на тростник и хохотала, пока не задохнулась. Пластины бригандина скрипели на ее ходивших ходуном ребрах.

— Ну, Ангелок! Нет, ничего. «Гордиться!» Ну и комплимент! Ты… ничего, ничего…

Она утерла глаза, одним движением, разогнув колени, вернулась на сундук.

— Мастер канонир, много же ты знаешь о визиготах!

— Я обучался математике именно в Северной Африке, — Анжелотти явно изучал ее лицо, кажется даже не замечая этого.

— И сколько ты там провел?

Овальные веки опустились на глаза. Анжелотти досталось лицо с византийской иконы. Оно сияло в свете и тенях свечей, и юность покрывала его, как белая пленка покрывает бутон.

— Мне было двенадцать, когда нас захватили. — Длинные ресницы поднялись: Анжелотти посмотрел ей в лицо. — Турки сняли меня с галеры, захваченной под Неаполем. Их военный корабль, в свою очередь, захватили визиготы. Я провел в Карфагене три года.

У Аш не хватило духа расспрашивать — слишком явно было его нежелание говорить о том времени. Он и так заговорил об этом впервые за четыре года. Ей пришло в голову, не случилось ли ему дорого расплатиться за свою красоту.

— Я учился в постели, — невозмутимо продолжал Анжелотти, ироническим движением губ показывая, что ход ее мыслей вполне очевиден. — С одним из их амиров note 53 — ученых-магов. Лорд-амир Хильдерих. Он и научил меня вычислять траекторию ядра, а также навигации и астрологии.

Аш привыкла видеть Анжелотти всегда чистым и подтянутым — настоящее чудо в грязи и пыли лагеря — и, прежде всего, замкнутым. «Насколько же важным кажется ему пробиться ко мне в душу, что он пошел на такие откровения?» — подумала она и поспешно заговорила:

— Роберт, может, и прав, возможно, это их Сумрак… распространяется. Годфри назвал бы это «распространением заразы преисподней».

— Не назвал бы. Он питает к их амирам не меньшее уважение, чем я.

— Что ты хотел мне сказать?

Анжелотти распустил веревочные завязки плаща. Красная шерстяная ткань соскользнула на стол и осталась там лежать пышной грудой.

— Мои канониры на грани бунта. Им не нравится, что ты приказала снять осаду Гизбурга. Говорят, это из-за того, что дель Гиз тебе муж. Говорят, ты больше не «улыбка Фортуны».

— О, Фортуна! — ухмыльнулась Аш. — Стала обычной бабой, так, что ли, они считают? Ладно, я с ними поговорю. Увеличу жалованье. Я знаю, отчего они бесятся. Успели подвести подкоп под самые ворота замка. Понятно, им хотелось посмотреть, как рванет!

— Так что они чувствуют себя обманутыми, — с облегчением подхватил Анжелотти. — Значит, ты с ними поговоришь… хорошо.

— Что еще?

— Твои Голоса — такие же, как у нее?

Глиняный горшок может разбиться от легчайшего удара, если место выбрано верно. От этого вопроса Аш почувствовала, как разлетается вдребезги ее здравый смысл. Она вскочила на ноги, покачнув тесную палатку.

— Хочешь сказать, мои святые — пустое место? И Лев — пустое? Со мной, значит, демоны говорят? Я, значит, слышу голос машины, как она? Не знаю. — Тяжело дыша, Аш замолчала, заметила, что сжимает рукоять меча побелевшими пальцами. — На самом ли деле она способна делать то, что рассказывают? Слышать голос какой-то… какого-то механизма, чуть не через все Срединное море? Ты там побывал, вот ты мне и скажи.

— Это могли быть просто слухи. Простое вранье.

— Я не знаю! — Аш медленно разжала пальцы.

В каком бы настроении ни были канониры — их пение громко раздавалось в палатке. Празднуют день одного из своих таинственных святых. note 54 Кто-то громко и хрипло распевал про о быка, что пошел к коровке. Аш вспомнила: быка в песне звали Фернандо. Темная бровь сама собой вздернулась вверх. Может, и правда до бунта не так далеко.

— Люди Фарис строят кирпичные наблюдательные вышки вдоль всей дороги. — Анжелотти говорил громко, стараясь заглушить бесстыдные слова песенки.

— Пришпиливают здешние земли, как бабочку. — На мгновенье Аш захлестнул панический страх при мысли: «А что за земли-то?». Страх растаял, когда память услужливо развернула перед ней маршрут последних дней пути. — Уж не хотят ли они короновать своего визиготского «вице-короля» в Аахене? note 55

— Погода не из лучших. Ты была права, мадонна, когда говорила, что скоро им придется осесть где-нибудь надолго.

В короткой паузе Аш услышала лай собак и приветливые восклицания стражи; вошел, снимая овчинные рукавицы, Годфри Максимиллиан, за ним — Флора. Она указала пажу Бертрану, где поставить жаровню. Мальчик расчистил место, подсыпал свежих углей, повинуясь кивку Анжелотти, налил всем легкого пива, роздал куски черствого хлеба с маслом и вышел.

— Терпеть не могу дурных проповедей. — Годфри уселся на свободный сундук. — Я вот только что выдал им такую, на главу десятую «Исхода», стих двадцать два — там, где Моисей накликает непроглядный мрак на небо Египта. Кто поумней, обязательно задастся вопросом: почему та мгла длилась три дня, а наша — уже три недели?

Священник выпил и утер бороду. Аш осторожно прикидывала расстояние от сундуков и бутылей с порохом до раскаленной жаровни. Может и обойдется. Разумной предусмотрительности Анжелотти в обращении с порохом она не слишком доверяла.

Флора грела руки над жаровней.

— Роберт уже идет.

Совещания назначено не дожидаясь моих распоряжений, сообразила Аш. И, бьюсь об заклад, они пятеро суток только и ждали случая. Она задумчиво откусила кусок, прожевала.

За стеной палатки что-то рявкнул густой бас. Ансельм торопливо пролез под полог.

— Очень тороплюсь, надо еще сходить разобраться с охраной ворот — на сегодня. — При виде Аш он поспешно стащил с головы бархатную шапочку. Отблеск свечи упал на бритый череп и оловянный значок Льва на шапке. — Так ты вернулась!

Странное дело, никто не удивился его словам. Все лица обратились к ней: писаный лик Анжелотти, борода Годфри с запутавшимися в ней крошками, непроницаемое лицо Флоры.

— Где Агнец? — неожиданно требовательно спросила Аш. — Где Ягненок?

— В полумиле к северо-востоку от нас, в лагере из пятидесяти копий. — Роберт Ансельм сдвинул назад ножны и протиснулся рядом с Флорой к жаровне. Он бы двигался совсем иначе, подумалось Аш, если бы считал ее женщиной.

— Ягненок знал! — прорычала Аш. — Мудак траханый! Не мог не знать, он же ее видел — эту генеральшу! И смотрел, как я вляпаюсь, ни слова не сказал!

— Он и ту не предупредил, — заметил Годфри.

— И она его еще не вздернула?

— По слухам, он утверждает, что не сознавал, насколько велико сходство. По-видимому, Фарис ему поверила.

— Черти адовы, — Аш мрачно уселась на стол перед Анжелотти. — Я пошлю к нему Рикарда с вызовом на поединок.

— Мало кто знает, в чем его вина, если это и в самом деле вина, а не простая оплошность. — Годфри, не сводя с нее пристального взгляда, облизнул перепачканные маслом пальцы. — Тебе нужен шум?

— Может, все равно придется драться, — проворчала Аш. Она скрестила руки на груди своего бригандина, опустив взгляд и сосредоточенно разглядывая золоченые заклепки и голубой бархат. — Слушайте. Она — не мой двойник-призрак. Я — не ее демон. Просто так вышло, что меня заделал какой-то бродяга из амирского рода, вот и все. Видит Бог, отряд Грифона двадцать лет назад немало погулял по Средиземноморью. Может, я прихожусь этой дряни четвероюродной сестрой или вроде того. Подняв голову, она успела заметить, как Ансельм обменялся с Анжелотти загадочным взглядом. Флора ворошила рдеющие угли. Годфри прихлебывал из кожаной фляги.

— Кажется, нам бы следовало произнести ответную речь? — начал Годфри, утирая губы и безразлично оглядывая темные углы палатки и силуэты профилей на освещенных свечой стенах. — Что-то насчет нашего беспредельного доверия к своему капитану?

Роберт Ансельм пробормотал сквозь зубы:

— Чтоб тебя черти взяли, капеллан, надо ж было вылезти! Повисло выжидательное молчание.

И в него ворвались последние две строки баллады о том, как осрамившегося быка Фернандо обслужила его корова.

Аш перехватила взгляд Ансельма и, поскольку сама не знала, дать взбучку или расхохотаться, хмыкнула, увидев такое же выражение на лице Роберта.

— Этого я не расслышала, — весело объявила она. Анжелотти, поскрипывавший пером, поднял голову от стола:

— Ничего, мадонна, я успел записать! Годфри раскидывал хлебные крошки по всей палатке. Он явно забыл, что хотел сказать, или передумал.

— Я собираю новый отряд, — начала было шутку Аш — и сбилась, когда молчавшая до сих пор Флора спокойно отозвалась:

— Правильно — раз нам больше не доверяешь. На усталом ее лице Аш увидела след пяти дней, проведенных без нее. Она медленно склонила голову.

— Я доверяю. Я всем вам доверяю.

— Хотела бы я в это поверить. Аш поманила ее пальцем:

— Идем со мной. Годфри, ты тоже. И Анжелотти.

— Куда это? — вскинулась Флора.

Аш побарабанила пальцами по ножнам, в такт своим отрывистым мыслям:

— Не может полководец визиготов короновать своего вице-короля в Аахене — дотуда слишком далеко. Мы поворачиваем на запад. Значит, она направляется к ближайшему городу, а это Базель.

Годфри взволнованно выпалил:

— Правильный выбор для начала! Так она свяжет и Лигу, и Южную Германию. А с Аахеном можно и подождать… Извини. Продолжай, детка.

— Я отправляюсь в Базель. Сейчас поймете, зачем. Роберт, передаю тебе временное командование отрядом. Я хочу, чтобы ты устроил укрепленный лагерь в трех милях к западу от города. Можешь разбить мой шатер со столами, коврами, серебряной посудой и прочими причиндалами. На случай, если будут гости.

Высокий лоб Ансельма покрылся морщинами:

— Мы привыкли, что нас отсылают на время переговоров по поводу контракта. Но этот уже подписан?

— Помню, помню. Я не собираюсь ничего переигрывать.

— Прежде мы так не делали…

— А теперь делаем.

Аш расцепила руки и встала, обвела взглядом лица, чуть задержавшись на освещенном свечой лице Флоры. «Я еще многого о ней не знаю. Да и есть ли кто-нибудь, кто знает все?» — Она отогнала эту мысль, отложив на потом.

— Хочу поговорить с генералом, — Аш помедлила и заговорила снова, обращаясь к каждому по очереди: — Годфри, свяжись со знакомыми монахами. А ты, Флориан, поговори с визиготскими медиками. Анжелотти, у тебя в их лагере приятели из математиков и пушкарей — устрой для них попойку. Я хочу знать об этой женщине все! Что она кушает на завтрак, и что намерена делать в христианских странах, из какой она семьи, и что там с ее Голосами. И я хочу знать, известно ли ей, что сталось с солнцем?

На улице заходящий ломтик луны предвещал наступление еще одного беспросветного дня.

— Роберт. Когда я окажусь в стенах Базеля, — сказала Аш, — молчаливая угроза со стороны оставшихся за стенами наверняка пойдет мне на пользу.

Направляясь к Базелю, Аш никак не могла отогнать навязчивую мысль: «У нее мое лицо. У меня нет ни отца, ни матери, во всем мире нет человека, на которого я похожа, а у нее мое лицо. Я должна поговорить с ней».

Милый Христос, как я хочу света!

В полуденной тьме зажатый между горами Базель гудел ударами копыт боевых коней и криками солдат. Горожане отшатывались с дороги и поспешно скрывались за дверями домов; кое-кто, не имея смелости высунуть нос на улицу, окликал ее из окон верхних этажей. Самыми распространенными обращениями оказались: «шлюха», «сука» и «изменница».

— Никто нас не любит, — насмешливо вздохнула Аш. Рикард захихикал. Солдаты эскорта приосанились.

Почти на каждой двери знак креста. Церкви битком набиты. Аш проехала сквозь толпу флагеллантов. Здания городских служб все оказались заперты, кроме только дома гильдий. Над ним развевался черный вымпел.

Аш сумела вскарабкаться, не снимая лат, по узкой кривой лестнице. Эскорт решительно двигался следом. Из оштукатуренных стен торчали некрашеные дубовые балки перекрытий. Носить в такой тесноте какое бы то ни было оружие — дело рискованное. Голоса, доносившиеся из высокого окна, звучали все громче: немецкий говор швейцарцев, фламандский, итальянский и карфагенская латынь перебивали друг друга. Оккупационный совет. Фарис должна быть где-нибудь там.

— Вот, — Аш сняла и отдала Рикарду шлем. Блеск стали покрылся матовой испариной.

Она вошла. Комната как комната, обычная обстановка городского дома. Окна в каменных рамах с ромбиками стекол, за окнами залитая дождем мостовая, штукатурка и балки перекрытий, блестящие от влаги, а дождь — вдруг заметила она — превратился в снежную крупку. В свете фонарей, окон и факелов замелькали белые точки.

Черного неба не видать из-за крутых скатов крыш. В комнатушке коптят и воняют десятки сальных свечей и лучин. Мерная свеча прогорела чуть ниже отметки полдня.

— Аш, — сказала она, предъявляя отрядный значок. — Кондотьер. К Фарис.

Визиготские стражники посторонились, позволяя войти. Аш уселась за стол, а охрана осталась стоять у нее за спиной. Аш чувствовала себя довольно уверенно, памятуя, что Роберт Ансельм способен управиться и с Джоселином ван Мандером, и с Полем ди Конти; что он не пропустит мимо ушей советы младших командиров; что, если придется, отряд пойдет за ним в бой. Она мельком оглядела комнату. Европейцы вперемежку с визиготами — но Фарис здесь нет.

Один из амиров (Аш судила по одежде) говорил:

— Мы должны заняться предстоящей коронацией. Я прошу каждого вносить предложения по процедуре.

Другой визигот медленно прочел, водя глазами по строкам ярко расписанной рукописи:

— Когда же архиепископ возложит корону на главу короля, то король да преложит меч свой на алтарь Господа… знатнейшему из графов… нести его пред королем обнаженным… note 56

«Мне это ни к чему, — подумала Аш. — Как, прах побери, мне добраться до их полководца?»

Она почесала было загривок под кольчужным воротом, но поспешно отдернула руку, не желая привлекать внимания к обгрызенной крысами коже доспехов и красным точкам блошиных укусов на собственной коже.

— С какой стати короновать нашего вице-короля по языческой церемонии? — возмутился кто-то из визиготов. — Даже их собственные короли и императоры не могут добиться от них верности, так что толку от этих обрядов?

Сидевший на дальнем конце стола человек с коротко, по визиготски, остриженными волосами поднял голову. Аш оказалась лицом к лицу с Фернандо дель Гизом.

—Не в обиду вам, дель Гиз, — чистосердечно добавил тот же визиготский офицер. — В конце концов, может, вы и предатель, но нас-то вы не предавали!

Волна сухих смешков пробежала вокруг стола. Амир взглядом восстановил тишину, однако сам взглянул на Фернандо не без усмешки.

Фернандо дель Гиз улыбнулся. Улыбнулся открытой широкой улыбкой, улыбкой человека, умеющего понимать шутки, даже если они направлены против него.

Та же обезоруживающая улыбка, которая досталась ей у императорского шатра под Нейсом.

Аш видела, как блестит в тусклом освещении его лоб: блестит от пота.

Никакой силы духа. Ни намека.

— …мать! — с досады вырвалось у Аш.

— И да будет король… — Седовласый человек в багровом плаще с серебряной цепью на шее оторвал палец, унизанный перстнями, от строки рукописного документа. — Простите, фрау?

— Мать вашу так! — Аш вскочила на ноги и, наклонившись, оперлась о стол руками в боевых перчатках. Фернандо дель Гиз: глаза, как зеленые камни. Фернандо дель Гиз, в кольчуге поверх белой туники, со значком квахида на плече, с губами, стиснутыми так, что кожа вокруг побелела. Он встретил ее взгляд, и она ощутила его, ощутила, так же ясно, как удар под ребра.

— Ты, поганый предатель!

Пальцы твердо сомкнуты на рукояти меча; острый как бритва клинок на два дюйма выполз из ножен еще до того, как она об этом подумала, тренированные мышцы готовы к действию. Тело напряглось, готовое с усилием вонзить острый конец клинка в открытое незащищенное лицо, рассечь скулу, глазницу, мозг. Зверская сила решает так много жизненных вопросов, что стоит ли тратить время на размышления?

В ту долю секунды, когда меч еще не выскользнул из ножен, Агнец Божий — теперь она увидела его, сидевшего рядом с амиром, в миланском панцире под белой накидкой, — передернул плечами так выразительно, словно вслух сказал: «О, женщины!» и громко посоветовал:

— Отложите решение ваших семейных проблем до другого раза, мадонна.

Аш стрельнула глазами через плечо — на свою свиту из шестерых солдат. Бесстрастные лица. Готовы к чему угодно. Кроме Рикарда. Мальчишка зубами закусил свою голую руку, потрясенный нависшим молчанием.

Это остановило ее.

Фернандо дель Гиз невозмутимо наблюдал за ней. Чувствовал себя неуязвимым среди толпы союзников.

— Отложу, — согласилась Аш, садясь. По всей комнате внезапно насторожившиеся люди, носящие мечи, расслабились. Она добавила: — И свое дело к Ягненку тоже пока отложу.

— Возможно, кондотьерам нет надобности посещать наши собрания, — сухо предположил лорд — амир.

— Вероятно, нет, — кивнула Аш, опуская ладони на край дубового стола. — На самом деле, мне нужно было поговорить с вашей Фарис.

— Она в большом городском дворце. Задиристым наемникам ясно указывали на дверь. Аш не стала возражать. Она легко поднялась, скрыв улыбку, вызванную тем, что Агнец тоже вынужден собрать своих людей, распрощаться и покинуть собрание.

Ступив на мостовую, она оглянулась, поджидая компанию Ягненка, поплотней закуталась в плащ:

— Всех ландскнехтов выставили на улицу вместе… Рассмеется или полезет в драку?

На его темном лице под потрепанными перьями султана глубже пролегли морщины.

— Сколько она вам платит, мадонна?

— Побольше, чем вам. Сколько б вам ни платили, уж конечно, побольше, чем вам.

— У вас больше копий, — мирно сказал Агнец, натягивая тяжелые перчатки.

Аш сама удивилась, как быстро рассеялась ее злость. Она нахлобучила шлем и быстро и легко вскочила в седло подведенного Рикардом Счастливчика. Подковы боевого коня скользили по снежной слякоти на мостовой не меньше, чем ее стальные башмаки.

Ягненок окликнул вслед:

— Тебе твой Анжелотти не сказал? Они и Милан сожгли. Дотла.

Промозглая сырость пахла мокрой лошадиной шерстью.

— Ты ведь родом из Милана, да, Ягненок?

— У наемников нет родины. Тебе ли не знать, мадонна?

— Кое-кто из нас старается ею обзавестись. — Она вспомнила Гизбург, оставшийся в пятидесяти милях за спиной: разбитые стены города и уцелевшую крепость; и снова задохнулась от мысли: «Он там наверху, в этой тесной комнатушке, и лучше бы ему умереть!»

— Чья это работа? — угрожающе спросила она. — Кто позволил «близнецам» встретиться, не предупредив ни ту ни другую?

Ягненок хрипло хихикнул:

— Если бы Фарис считала, что это моя вина, мадонна, я бы сейчас с тобой не разговаривал!

— Но Фернандо тоже еще жив.

Итальянский наемник наградил ее взглядом, ясно говорившим «какое же ты еще дитя!» и не имевшим отношения к ее возрасту.

Аш дерзко поинтересовалась:

— Сколько бы ты взял за то, чтобы избавить меня от муженька?

— Я солдат, а не наемный убийца!

— О, Ягненок, я всегда знала, что у тебя найдутся принципы, если хорошенько поискать! — она перевела разговор в шутку, но ей стало не по себе от взгляда итальянца, отлично понимавшего, что предложение было сделано всерьез.

— Кроме того, он приобретает немалое влияние на Фарис-полководца. — Агнец коснулся вышивки на белой накидке; что-то изменилось в выражении его лица. — Господь ему судья, мадонна. Ты думаешь, у него мало врагов — после того, что он сделал? Господень суд его не минует.

— Я бы предпочла добраться до него первой. — Аш угрюмо смотрела, как садятся на коней Агнец и его отряд. Стук подков и голоса гулко звучали в тесном ущелье между высоких узких зданий. Сучье дело, драться в такой улочке, подумала она и спрятала подбородок за кольчужный воротник, чтобы негромко пробормотать — просто для проверки — впервые с того боя под Генуей:

— Шестеро конных латников против семерых: все вооружены боевыми молотами, мечами и алебардами; очень скользкая земля…

И осеклась. И потянулась захлопнуть забрало, чтобы скрыть лицо. Рывком развернула Счастливчика, так что железные подковы выбили искры из слякотной мостовой. Удивленное восклицание Ягненка затерялось в грохоте копыт.

Нет! Я ничего не говорила! Не хочу слышать…

Необъяснимая волна ужаса захлестнула разум. Аш не пыталась найти ему причину.

«Голоса святых, которые со мной с самого детства: почему же…»

Я не хочу слышать эти голоса.

Через некоторое время она все же придержала Счастливчика: опасно так нестись по мокрому булыжнику. Коптящие факелы охраны двигались за ней по черным узким улицам. Вдалеке часы пробили два пополудни.

— По пути подхватим нашего лекаря. Я знаю, где его искать, — сказала она Томасу Рочестеру, избегая путаницы с «Флорой-Флорианом», из-за которой постоянно запиналась.

Рочестер кивнул и перестроил маленький отряд, выехав с двумя латниками вперед, оставив двух других в арьергарде и приказав двум конным арбалетчикам в фетровых шляпах ехать по сторонам от Аш. Мостовая под ногами сменилась промерзшей грязью.

Аш проехала между домами с крошечными окошками, освещенными дешевыми свечами. Перед глазами мелькали черные пятна, Счастливчик шарахнулся от пронесшейся мимо тени. Летучие мыши, сообразила Аш; летучие мыши, вылетевшие в полдневной тьме на охоту, гоняются за последними выжившими мошками. Под копытами похрустывало. Промерзшую грязь устилал слой погибших насекомых. Летучие мурашки не выдержали холодов: пчелы, осы, мухи — сотни тысяч. Копыта Счастливчика топтали яркие обломки крылышек бабочек.

— Сюда, — указала Аш, подъехав к трехэтажному зданию со множеством окон-фонарей. Рочестер потянул носом. Она не могла различить лица английского рыцаря, но догадывалась о причине его сомнений. В окнах горели тростниковые свечи, звенели обрывки песен, кто-то играл на лютне, на удивление хорошо, а над сточной канавой у парадного входа блевали трое или четверо мужчин. Бордели всегда процветают во времена кризисов.

— Подождите меня здесь, ребята. — Аш соскочила с седла. Свет блеснул на стали лат. — И имейте в виду: здесь — значит здесь. Чтоб все были на месте, когда я вернусь!

—Понятно, командир, — усмехнулся Рочестер.

Толстошеие вышибалы в кожаных дублетах пропустили ее, заметив только броню и военную куртку. В базельские бордели захаживали вояки и помоложе. Она быстро разузнала, какую комнату занял желтоволосый бургундец-лекарь, пара серебряных монеток открыли свободный доступ наверх. Она стукнула в дверь и вошла.

На тюфячке в углу раскинулась женщина. Из-под распущенного корсажа вывалилась длинная, покрытая рисунком вен грудь. Пышные нижние юбки задраны, открывая голые бедра. Не поймешь, молодая или старая — все что угодно от шестнадцати до тридцати. Крашеные светлые волосы и маленький пухлый подбородок.

В комнате стоял острый запах выделений.

Рядом со шлюхой валялась лютня, стояла свеча и деревянная тарелка с ломтями хлеба. Флора дель Гиз сидела на тюфяке напротив, прислонившись спиной к беленой стене, и прихлебывала из кожаной фляжки. Вся шнуровка распущена, из-под рубахи выглядывает коричневый сосок.

На глазах у Аш шлюшка потянулась и погладила Флору по шее.

— По-вашему, это грех? — яростно воскликнула она. — Вы так считаете, сударь? Да ведь прелюбодеяние само по себе грех, а сколько мужчин меня поимело! И все они — быки, со своими здоровенными причиндалами. А она нежна со мной, и такая горячая!

— Т-с-с, Маргарет, — Флора наклонилась вперед и закрыла ей рот поцелуем. — Вижу, мне пора. Хочешь, я тебя еще навещу?

— Если у тебя найдутся денежки! — под бравадой в голосе проститутки крылось что-то иное. — А то матушка Астрид тебя не впустит. И приходи в мужском наряде. Мне что-то не хочется гореть на костре.

Флора перехватила угрюмый взгляд Аш. Глаза лекаря бесшабашно плясали.

— Это Маргарет Шмидт. Чудо, что за пальцы! На лютне, я хочу сказать…

Аш повернулась спиной к одевавшейся шлюхе и к Флоре, с хирургической сноровкой затягивавшей шнурки; прошлась по комнате. Доски скрипели. Наверху что-то выкрикнул мужской голос, из соседней комнаты доносился притворный визг.

— Я никогда не продавалась женщинам! — Аш развернулась, неловкая в своем металлическом панцире. — Я спала с мужчинами, но никогда — со скотом и с женщинами. Как ты можешь?

Опешившая Маргарет пролепетала:

—Он — женщина…

На что Флора, уже накинувшая плащ с капюшоном, ответила:

— Так и есть, храброе сердечко. Если тебе нравится жизнь бродяги, наш отряд не хуже других.

Аш хотелось рявкнуть, но она смолчала, потому что шлюшка задумчиво потерла подбородок:

— Что за жизнь среди солдатни… И потом, послушать его… ее, то есть мне с вами нельзя, так ведь?

— Не знаю, моя сладкая. До сих пор я женщин у себя не держала.

— Ты зайди сюда еще разок, перед отъездом. Тогда я и отвечу. — С поразительным самообладанием Маргарет Шмидт аккуратно переложила лютню и хлеб на дубовую табуреточку. — Чего ты ждешь? Матушка пришлет ко мне следующего либо сдерет с тебя двойную плату.

Аш не стала дожидаться прощального поцелуя — хотя шлюхи ведь не целуются, подумала она.

Она развернулась и потопала вниз по узкой лестнице, мимо приоткрытых дверей, за которыми мелькали мужчины — кто с бутылкой, кто со шлюхой, — в нижнем зале остановилась и развернулась, чуть не выпустив кишки своему лекарю острым краем стального налокотника.

— Ты, черт тебя подери, соображаешь, что делаешь? Тебе полагалось заводить знакомства с медиками, выпытывая профессиональные секреты!

— Почему ты думаешь, что я этим не занималась?

Одной рукой Флора привычно проверила наличие пояса с кошельком и кинжалом, другой все еще прижимала к груди кожаную флягу.

— Я здесь надыбал в жопу пьяного личного лекаря калифова кузена. Он мне сказал по секрету, что у калифа Теодориха рак, он и месяца не проживет.

Аш тупо смотрела на нее, почти не понимая смысла слов.

— Видела бы ты свое лицо, — засмеялась Флора, снова хлебнув из фляги.

— Чтоб тебя, Флориан, ты дерешь женщин!

— Флориану и полагается драть женщин. — Она заправила под обрамлявший ее длинное лицо капюшон короткую прядь. — Было бы не совсем удобно мне иметь дело с мужчинами, верно?

— Я-то думала, ты просто заплатил, чтобы получить на время комнату и поговорить с ней! Я думала, это просто фокус, чтобы поддержать твой маскарад!

Лицо Флоры смягчилось. Она погладила Аш по изуродованной шрамами щеке, отбросила пустую бутылку и натянула перчатки, чувствуя прокрадывающийся из-за двери морозец.

— Милый Христос! Если мне позволено выразиться на манер нашего великолепного Роберта — не будь такой тупой задницей!

Аш скорее выдохнула, чем выговорила:

— Но ведь ты женщина! И с другой женщиной!

— Анжелотти тебя не смущает?

— Но ведь он…

— …мужчина, с другими мужчинами? — закончила за нее Флора. Губы ее дрожали. — Аш, ради Христа!

Пожилая сухолицая женщина в чепце вышла из кухни.

— Эй, молодцы, вы девочек ждете или мое время тратите? Прошу прощения, сэр рыцарь! Все мои девочки очень чистенькие. Не правда ли, доктор?

— Отличные девочки! — Флора подтолкнула Аш к двери. — Как только мы покончим с делами, я провожу милорда к вам.

За дверью Аш сперва ослепила холодная тьма, потом блеск факелов, так что она едва разглядела мальчишку, подведшего Флоре гнедого мерина. Сама она быстро взобралась в седло Счастливчика, открыла рот, чтобы заорать, и закрыла его не зная, что сказать. На лице Флоры не наблюдалось и тени раскаяния.

— Годфри, наверно, уже во дворце, — Аш шевельнулась, пуская Счастливчика медленным шагом. — Фарис там. Поехали.

Мерин Флоры вздрогнул и вскинул голову. Большая амбарная сова беззвучно пронеслась над самой головой лекаря.

— Смотри, — Флора указала вверх. Аш задрала голову, глядя на крутые черепичные крыши.

Она редко обращала внимания на полное жизни летнее небо. Теперь под каждым карнизом, под каждой застрехой набились стаи ищущих тепла птах: голуби, галки, вороны и дрозды, нахохлившиеся от. холода. Сойки, ласточки, воробьи забыли о привычных птичьих ссорах и мирно делили убежище с соколами, коршунами и ястребами. Низкий тревожный гомон висел над стаями. Белые струйки помета стекали по балкам и штукатурке.

А над городом висели невидимые в темноте черные тучи.

Несмотря на изданный визиготами указ, ограничивающий численность любых эскортов шестью стражниками, городской дворец Базеля был набит битком. Внутренние помещения провоняли сальными свечами и объедками грандиозного пиршества, а также духом двух или трех сотен потных тел, втиснутых в пространство между столами в ожидании удобного момента поднести петицию сидевшему под высоким балдахином вице-королю.

Визиготского генерала нигде не было видно.

— Дырку в небе, — ругнулась Аш. — Где ее носит?

Высокие сводчатые потолки, под которыми свисали полотнища знамен кантонов, чернели от копоти. Аш скользила взглядом над огоньками светильников, по лицам людей в высоких фетровых шляпах-колпаках по европейской моде. Впрочем, большая часть собрания носила визиготские туники под кольчугами: харифы, квахиды и воины их охраны. Но Фарис отсутствовала.

Аш пониже надвинула забрало, оставив на виду только кончик носа да рот; серебряные волосы скрывались под шлемом. Под полным доспехом фигура женщины далеко не очевидна, а уж уловить сходство со знакомой фигурой генерала точно никому не удастся.

Вдоль стен, подобно служителям, выстроились големы: безглазые фигуры цвета обожженной глины с блестящими суставами. Их каменная кожа потрескивала от жара камина. Привстав на цыпочки, Аш рассмотрела за спиной визиготского вице-короля такую же каменную фигуру — но не это поразило ее: в визиготском правителе она, к своему изумлению, узнала Даниэля де Кесаду — а на ладони голема, как на подставке, покоилась «медная голова», с которой де Кесада то и дело совещался.

Флора прихватила кубок с подноса одного из слуг, пробегавших мимо, отхлебнула и не поморщилась — ей все равно, хоть местное, хоть заморское…

— Как вы только разбираетесь в этой толпе? Медведи и лебеди, быки с единорогами, горностаи… настоящий зверинец!

Аш-то довольно было беглого взгляда, чтобы опознать гербы Берна и Цюриха, Невшателя и Солотурна, Оренбурга и Ааргау… чуть не все лорды швейцарской конфедерации… или как там называют лордов в Лиге Констанцы… все с одинаково непроницаемым выражением лица. Разговоры велись на швейцарском немецком, по-итальянски, по-немецки; но основная беседа — и выкрики из-за верхнего стола — по-карфагенски. Или на северо-африканской латыни, когда визиготские амиры и квахиды вспоминали о хороших манерах — на что у них не было особых оснований.

Где же ее теперь искать?

Томас Рочестер, пробившись сквозь толпу горожан, снова присоединился к Аш. Базельские чиновники и стряпчие шарахались от человека, одетого в железо, но особого внимания на наемников не обращали. Он обратился к Аш, чуть понизив голос:

— Она побывала в лагере, искала вас.

— Что?

— Капитан Ансельм прислал верхового. Сейчас Фарис возвращается сюда.

Аш усилием воли удержала руку, потянувшуюся к рукояти меча: такие жесты в переполненном зале могли быть неверно поняты.

— Ансельм не сообщил, чего она хотела?

— Поговорить с одной из своих наемных «джундов». — Томас усмехнулся. — Мы достаточно солидная сила, чтобы у нее были основания нанести нам визит.

— А я — титька святой Агаты! — Аш вдруг затошнило от вида толпы, окружавшей Даниэля де Кесаду, разраставшейся на глазах. Шрамы на лице Кесады уже почти затянулись. Визигот настороженно шарил глазами по залу, а когда одна из белых собачонок с хвостиком-морковкой взвизгнула, прижегши нос о горячий светильник, он непроизвольно напрягся.

— Хотела бы я знать, чья он марионетка? — подумала вслух Аш.

И не для того ли она затеяла то свидание под Гизбургом, чтобы просто взглянуть на меня? Вполне возможно. Теперь заявилась в лагерь… Слишком уж много суеты ради того, чтобы просто посмотреть на ублюдка кого-то из родичей, заделанного в лагере наемников два десятка лет назад…

У нее за плечом возник Антонио Анжелотти, высокий, потный и нетвердо стоящий на ногах.

— Капитан. Надо обратно в лагерь. Это правда. Их армия десять дней назад разбила швейцарцев.

Аш не сомневалась в подобном исходе сражения, но услышать об этом как о свершившемся факте — совсем другое дело.

— Милый Христос! Ты нашел кого-нибудь, кто был там? Кто видел сам?

— Пока нет. Но знаю, что их переиграли в маневре! Это швейцарцев!

— Ах вот почему они все норовят вылизать жопу королю — калифу! Вот почему забыли о жратве. Сукин сын. Интересно, думал ли о таком Кесада, когда говорил, что они собираются завязать войну с Бургундией? — Она грубо тряхнула Анжелотти за плечо. — Ладно, катись в лагерь, раз обоссался.

Провожая глазами мастера канонира, она невольно обернулась к большим дверям. В зал как раз вошел Годфри Максимиллиан, осмотрелся и направился туда, где мелькали синие мундиры Льва. Священник поклонился Аш и оглянулся на Флору дель Гиз, прежде чем открыть рот.

— Ненавижу такие взгляды! — довольно громко заметила переодетая женщина. — Ты теперь каждый раз так смотришь, прежде чем заговорить со мной. Я не кусаюсь, Годфри. Сколько лет ты со мной знаком! Ради Христа!

Ее щеки разгорелись, глаза ярко блестели. Подстриженные под горшок волосы, еще не просохшие в тепле, слиплись иголками. Слуга, пробегая мимо, оглянулся на нее. «Что он увидел? — задумалась Аш. — Несомненно, мужчину. Без меча. Цеховой мастер, судя по хорошо скроенному кафтану, подбитому мехом, сапогам из хорошей кожи, тонким рейтузам и бархатной шляпе. На загнутых полях шляпы приколот значок с гербом — стало быть, из людей знатного сеньора. И — поскольку на значке ясно различим Лев — из людей Аш. Вот и все. Флориан де Ласи — не более того».

— Потише. У меня и так хватает сложностей.

—А у меня нет? Я ведь женщина, чтоб меня!

Слишком громко. Аш поманила Томаса Рочестера и Майкла, одного из стрелков, смирно стоявших у стенки.

— Выведите его отсюда, он пьян.

— Да, капитан.

— Почему все меняется? — обиженно вопросила Флора, выдергивая локоть из хватки соратника. Томас Рочестер ловко и незаметно отвесил лекарю пинка пониже спины и, подхватив опешившего буяна, с помощью Майкла быстро поволок к двери.

— Черт, — нахмурилась Аш, — я не просила их колотить е…го.

— Будь это мужчина, ты бы и бровью не повела, — Годфри накрыл ладонью крест на своей широкой груди. Из-под надвинутого капюшона виднелась только борода, не разберешь, что у него на лице написано.

— Придется дожидаться Фарис здесь, — решила Аш. — Ты слышал что-нибудь интересное?

— Вон там глава гильдии золотых дел мастеров, — Годфри чуть наклонил макушку, скрытую капюшоном. — Вон, толкует с Медичи.

Аш отыскала глазами среди сидящих за столом человека в черной суконной шапочке, из-под которой выбивались на уши серебряные пряди. Он склонился, чтобы слышать негромкий шепот собеседника, одетого по итальянской моде, в войлочном зеленом колпаке. Лицо Медичи было бледно и угрюмо.

— Они и Флоренцию взяли к ногтю, — покачала головой Аш, — заодно с Венецией. Кстати сказать, нам это ни к чему. Нам не нужны ни деньги, ни броня, ни оружие. Все это потоком течет из Африки… насколько я понимаю.

— Имеет ли это значение? — Человек в мантии ученого поклонился Аш и тут же выпрямился, удивленно ища, откуда прозвучал женский голос.

Годфри поспешил вмешаться:

— Сударь, вы?..

— Я — придворный астролог императора Фридриха… или был им до недавних пор.

Аш не сдержала ехидного хмыканья, взгляд скользнул к распахнутой двери, за которой стоял мрак.

— Вышли из моды, а?

— Господь лишил нас солнца, — патетически произнес астролог. — Госпожа Венера, дневная звезда, еще видна в определенные часы, и то знак, что рассвет настал бы, если бы не наши пороки. Небеса по-прежнему темны и пусты, — он поежился. — Воистину, второе пришествие Христа и Суд Его. Я жил не так, как следовало бы. Не примете ли вы мою исповедь, отец?

Годфри поклонился. Аш проводила глазами мужчин, удалившихся в относительно тихий уголок. Астролог опустился на колени. Спустя какое-то время Годфри простер руку над его головой в знак отпущения и вернулся к Аш.

— Кажется, здесь есть турецкие соглядатаи, — заметил он. — Знакомые моего астролога. Он говорит, турки вздохнули с облегчением.

— С облегчением? — переспросила Аш.

— Визиготы захватили Италию, Кантоны и Южную Германию: им остается двинуться либо на восток и поразить империю турок, либо на запад, в Европу.

— Если они повернут на запад, туркам предстоит иметь дело с визиготами вместо христиан, но в остальном для них ничего не изменится, — понимающе кивнула Аш. — Если султан Мехмет note 57 считал, что все это готовится для него, ясно, ему полегчало!

По залу нервно расхаживали несколько человек из Савой и Франции — жители не тронутых пока земель отчаянно пытались разузнать, куда будет направлен следующий удар визиготов.

— Терпеть не могу городов, — рассеянно заметила Аш. — Слишком пожароопасны. Масло и свечи здесь на вес золота, зато сам город за пару дней выгорит дотла.

Она, давно изучив Годфри, ожидала резкой отповеди на свое ворчание, но вместо этого священник задумчиво проговорил:

— Мы рассуждаем так, словно солнце погасло навсегда. Аш не нашлась, что ответить.

— С каждым днем становится холоднее. Я по дороге видел поля. Заморозки побили пшеницу. И виноградники. Нас ждет такой голод… — голос Годфри гудел в выпуклой груди. — Быть может, я ошибался. Наступает глад, и с ним мор, а война и смерть уже с нами. Это и в самом деле Последние Дни. Нам бы подумать о спасении душ, а не шарить среди руин.

— Я ищу генерала визиготов, — не слушая, рассуждала Аш, — а она ищет меня.

— Да, — Годфри замолчал, наблюдая, как она обшаривает глазами зал. — Детка, ты не собираешься отослать нас отсюда?

— Как раз собираюсь, — на мгновенье повеселела Аш. — Вместе с Флорианом. Увези ее. Скачите с Майклом и Джоссом в лагерь к Роберту и ждите там от меня вестей. Неужели у тебя еще волосы на загривке не стоят дыбом? Отправляйтесь!

Одно из преимуществ привычки отдавать приказы — окружающие приобретают привычку их выполнять. Она чувствовала, что лицо Годфри под капюшоном приняло выражение нерассуждающего повиновения, и он довольно быстро направился к дверям.

«Теперь у меня осталось четверо, — Аш покрутила головой. — Здорово! Вот теперь и посмотрим, кто из нас шарахается от собственной тени».

Можно простоять у стены, так и не дождавшись, пока тебе поднесут тазик и полотенце для омовения рук, не говоря уж о еде, например об одном из странных иноземных блюд, что стоят на желтых льняных скатертях. Можно прождать, размышляла Аш, пока уймется льстивая толпа лизоблюдов вокруг Даниэля де Кесады — может, день, а может, неделю.

Гости из Франции и Савой собрались кучкой, беспокойно переговариваясь.

— Хотелось бы мне обзавестись такой же разведывательной службой, как у короля французского. Или как у фламандских банкиров, — обернулась она к Томасу Рочестеру. — Гвидо и Симон, давайте к кормушке, да навострите уши насчет сплетен. Фрэнсис, и ты, Томас, имейте в виду, если здесь запахнет говном — по коням, и скачем как черти под крылышко к Ансельму.

Рочестер взглянул озабоченно:

— Стоит ли тянуть?..

— Знаю, надо бы убираться уже сейчас. Но… может, ублюдку из семьи Фарис все же полагаются кое-какие привилегии. Вдруг выгадаем побольше денег. — Аш тряхнула головой. Белый шарф на фоне ее бледного лица казался темным. — Просто я хочу знать.

Некоторое время она потратила на дело. Загнала в уголок одного из купцов и обсудила цены на мулов и снаряжение. Надо было восполнять потерянное под Генуей. Цены на побывавшие в употреблении повозки казались ей запредельными, пока торговец не начал перечислять цены на объезженных и обученных лошадей. «Проще украсть, чем покупать», — в который раз досадливо подумала Аш.

Мимо пронеслась стайка слуг, спешивших заменить догоревшие свечи и светильники, и она отступила к стене, зацепив кого-то ножнами за колено.

— Простите… — Она осеклась, уставившись в лицо Фернандо дель Гиза. — Сукин сын!

— Как поживает матушка? — невозмутимо поинтересовался Фернандо.

Аш фыркнула, подумала: «Он нарочно меня смешит».

Эта мысль заставила ее замолчать. Она стояла в сутолоке, задрав голову, чтобы видеть его лицо; Фернандо дель Гиз, в визиготской кольчуге и ливрее, с короткой стрижкой казавшийся еще моложе.

— Господа Всевышнего в душу мать! Чего тебе-то надо? — Аш заметила, как Томас, заканчивавший сделку с купцом, оглянулся через плечо; успокаивающе покачала головой. — Фернандо — скажи, чего ты добиваешься? Что, что еще ты хочешь мне сказать?

— Ты очень сердита, — заметил он. Его голос звучал сверху, голова возвышалась над толпой — и вдруг он опустил взгляд, презрительно снисходя к ней. — Мне нечего сказать тебе, простолюдинка.

— Ни фига благодати?! То-то ты, благородный наш, переметнулся к визиготам! Ты — настоящий предатель! А я-то думала, это ложь!

В этой вспышке сгорела вся ее злость. Она смолкла, заметив, как дрогнул его взгляд.

Он сделал движение, словно намереваясь отойти.

— Почему? — настойчиво спросила Аш.

— Что — почему?

— Почему… я все не могу понять. Ты же знатный синьор. Ну, попал в плен — так тебя бы выкупили. Или заперли бы в каком-нибудь замке. Проклятье, ты же был при оружии, и не один — могли бы прорваться, бежать…

— От армии? — в его голосе прозвучала насмешка. Аш оперлась стальной рукой о стену, теперь Фернандо пришлось бы оттолкнуть ее, чтобы скрыться в толпе.

— Ты не на целую армию нарвался. Все это сплетни. Годфри разузнал, как было дело. Ты встретился с патрулем из восьми всадников — восьми! И даже не пытался сражаться. Ты просто сдался.

— Мне своя шкура дороже вашего доброго мнения, — ядовито процедил Фернандо. — Не знал, что вас это так заботит, мадам супруга.

— Мне наплевать!.. Ну ладно, ты заполучил место при дворе. У победителей. — Она кивнула на толпу. — Хитро. И ты на самом деле рисковал. Да ведь имперская знать — сплошь политики. Мне следовало бы помнить.

— Я не… — Фернандо гневно уставился на нее. В свете свечей блеснул пот, выступивший на верхней губе.

— Что — не? — уже спокойнее переспросила Аш.

— Это была не политическая измена. — В обманчивом свете свечей по его лицу скользнуло странное выражение. Он не отпускал ее взгляда. — Они убили Маттиаса! Ткнули копьем в живот, и он свалился с коня, с визгом! Застрелили из арбалетов Отто и трех лошадей…

Аш заставила себя опустить голос до шепота — он прозвучал хриплым шипением:

— Иисус Христос, Фернандо, ты же не этот мудозвон Маттиас. Тебя бы они пощадили. И как ты был наряжен! — в полной броне, помилуй Господи, — против визиготских крестьян в туниках! Не говори мне, что не мог пробиться. Ты даже пальцем не шевельнул!

— Я не мог!

Она уставилась на него: на внезапно ставшее совершенно открытым, честное лицо.

— Не мог, — повторил Фернандо чуть тише, с безнадежной улыбкой, от которой лицо его вдруг постарело. — Я навалил в штаны и грохнулся с лошади — валялся перед сержантом этих смердов и умолял не убивать меня. Я отдал ему посла в обмен на свою жизнь.

— Ты…

— Я сдался, — сказал Фернандо, — потому что струсил. Аш продолжала пялиться на него:

— Иисус Христос!

— И не жалею, — он вытер лицо голой ладонью и отнял ее мокрой. — Тебе-то что?

— Я… — Аш запнулась. Она уронила руку — теперь он мог свободно пройти. — Не знаю. Ничего, должно быть. Я наемница, а не вассал твоего короля. Ты не меня предал.

— Ты, кажется, не понимаешь? — Фернандо дель Гиз не двинулся с места. — У них были арбалеты. Наконечники болтов — с мой большой палец толщиной! Я видел как прострелили голову Отто: болт вошел в глаз — бам — голова взорвалась! А Маттиас держал в руках собственные кишки. У них были копья — я охотился с таким копьем, вспарывал животы зверям, а они собирались вспороть меня. Меня окружали безумцы.

— Солдаты, — машинально поправила Аш. Она озадаченно покачала головой. — Каждому случается обосраться перед дракой. И со мной так же. И вон с Томасом Рочестером — да чуть не со всеми нашими парнями. В хрониках об этом как-то не пишут. Но, черт побери, я же не сдаюсь, когда еще есть шанс?!

— Ты — нет.

Сейчас он казался почти стариком. Я побывала с тобой в постели, подумала Аш, а кажется, совсем тебя не знаю. Он сказал:

— Ты храбра от природы. Разве я знал, до той минуты… турниры, учения… война — совсем другое. Аш с недоумением смотрела на него:

— Конечно, другое.

Они уставились друг на друга.

— Ты хочешь сказать: ты сделал это, потому что ты — трус?

Вместо ответа Фернандо дель Гиз повернулся и пошел прочь. В колеблющемся свете свечей не рассмотреть было его лица.

Аш открыла было рот, чтобы окликнуть его, но промолчала: никак не могла придумать, что же на самом деле хочет ему сказать.

Сквозь бубнящие голоса и шелест подписываемых бумаг она услышала, как башенные часы пробили четыре удара.

— Хватит ждать. — Она подала знак Рочестеру, решительно выкинув из головы дель Гиза. — Где бы ни была наша Фарис-полководец, сюда она не явилась. Собирай парней.

Томас Рочестер вытащил стрелков (поочередно) из конюшни, из кухни и из спальни служанок. Аш послала Гвидо за лошадьми, а сама вышла из дверей, держась между Рочестером и вторым арбалетчиком. Фрэнсис, здоровенный парень двух ярдов ростом, выглядел так, словно ему не нужен рычаг, чтобы натянуть арбалет, — он мог бы справиться одними зубами.

Небо над площадью было пустым. Черным. Все крики конюхов и стук подков терялись в лившемся сверху молчании.

Фрэнсис перекрестился:

— Хотел бы я увидеть явление Христа. Меня только все эти бедствия накануне пугают, а не сам Страшный суд.

Аш заметила покрывающие наручи рыжие пятнышки — уличная слякоть в теплом помещении успела проесть железо ржавчиной. Она ругнулась сквозь зубы и, в ожидании лошадей, принялась тереть сталь подушечкой пальца, покрытой льняной тканью.

— Капитан, — произнес мужской голос с визиготским акцентом. Аш подняла взгляд, успела заметить, что к ней обратился человек в ранге харифа, командира четырех десятков; что с ним двадцать человек; что у всех мечи в руках — и отпрыгнула, вытаскивая меч и громко окликнув Рочестера. Шесть или семь окольчуженных тел навалились на нее сзади и сшибли наземь.

Забрало салада ударилось о камни, так что Аш ткнулась лбом в подбивку шлема. Оглушенная, вывернула левую руку назад и ударила кулаком. Сталь перчатки на что-то наткнулась, над ней — или на ней — кто-то взвизгнул. Она согнула локоть. Доспех сам по себе — оружие. Крупная пластина в форме бабочки, защищавшая внутреннюю сторону локтевого сустава, на локте сходилась острым шипом. Аш дернула локтем назад и вверх, почувствовала, как шип проткнул кольчугу и воткнулся в плоть.

Вопль.

Она отбивалась, пыталась согнуть ноги, в отчаянном страхе, что кто-нибудь додумается перерезать сухожилия под коленями, не прикрытые броней. На правую руку навалились сразу двое, прижимая к земле кисть, сжимавшую меч. Кричали мужские голоса. Еще двое или трое прыгнули сверху на спину, зажав ее, невредимую и беспомощную, как краба в стальном панцире.

Их пыхтящие туши не давали ни малейшей возможности шевельнуться. Значит, хотят взять живой.

Кто-то сидел на плечах, не давая поднять голову. Перед глазами только булыжник мостовой, солома да дохлые пчелы. Почти рядом раздался мягкий удар и крик.

Надо было добиться позволения взять больший эскорт! Или уж отослать и Рочестера…

Она крепче сжала рукоять меча. Пальцы левой руки, на секунду забытой противниками, подогнула так, чтобы пластина манжеты торчала над запястьем, и ткнула наугад.

Промазала.

Кольчужный башмак опустился на ее правую руку, зажав пальцы между сталью перчатки и эфеса, всем весом мужского тела сплющивая кости.

Аш пронзительно вскрикнула. Руку отпустили. Кто-то пинком отбросил меч.

Снизу под открытое забрало просунулся кинжал; острие, подрагивая, замерло в дюйме от ее глаза.

Месяц, скрываясь за стенами базельской крепости, отбрасывал легкие тени. Вдали, высоко над башнями, тем же серебристым светом мерцали снега альпийских вершин.

На высокой изгороди блестел иней. «Иней летом!» — снова поразилась Аш, спотыкаясь в темноте. Откуда-то доносилось журчание фонтана и угадывалось движение множества одетых в железо тел.

Латы с меня не сняли, стало быть, намерены обращаться не без уважения; отобрали только меч; значит, не обязательно убьют…

— Какого беса все это? — попробовала возмутиться Аш. Ответа не последовало.

Закрытый садик — крошечная лужайка, окруженная восьмиугольной изгородью. Вьющиеся стебли карабкаются на деревянные рамы. Подстриженный газончик сбегает к фонтану — черные струи падают в бассейн белого мрамора. Воздух полон ароматов трав. Аш различила по запаху розмарин и «целитель ран»; к их запаху примешивался тонкий запашок гниющих роз. «Убиты морозом и гниют на стеблях», — решила Аш и зашагала по траве, окруженная стражниками — харифами.

За низким столиком, заваленным бумагами, сидел лицом к фонтанчику человек в кольчуге. Позади возвышались три фигуры, державшие в поднятых руках факелы. На глазах у Аш струйка пузырящейся смолы стекла на блестящие медью пальцы, но голем не дрогнул.

Свет факелов отбрасывал желтоватый отблеск на распущенные серебряные волосы девушки — визиготки.

Аш не справилась с собой, споткнулась, поскользнувшись на покрытой изморозью траве. Выпрямилась и остановилась, глядя на Фарис. Мое лицо, вот так я выгляжу…

Неужели такой меня и видят другие люди?

Я думала — я выше ростом.

— Вы же мой наниматель, прости Господи, — заговорила она вслух, возмущенно и неприязненно. — К чему все это? Я бы и так явилась. Вам достаточно было сказать. Зачем же так?

Женщина подняла голову.

— Затем, что я могу.

Аш задумчиво кивнула. Подошла ближе, утопая ногами в холодной сырости, пока рука харифа, опустившись на наплечник, не остановила ее в двух шагах от столика Фарис. Левая рука машинально опустилась придержать ножны — и наткнулась на пустоту. Аш покрепче расставила ноги, готовая в любую секунду рвануться — так быстро, как только возможно в латах.

— Послушайте, генерал, вы распоряжаетесь всей армией вторжения. Неужели вы полагаете, что необходимо доказывать мне вашу силу и влияние?

Фарис шевельнула уголком губ. Честное слово, улыбка!

— Я решила, что, если вы похожи на меня, вам следует намекнуть доходчиво…

Она резко прервала речь и откинулась назад на трехногой табуретке, оставив бумаги валяться на столе. Прижала их «медной головой», чтоб не разлетались от ночного ветра. Темные глаза изучали лицо Аш.

— Я очень похожа на вас, — спокойно признала Аш очевидный факт. — Ладно, намекнули. Доходчиво. С этим покончено. Где Томас Рочестер и остальные мои люди? Кто-нибудь из них ранен или убит?

— Вам не следовало бы ожидать от меня ответа. Выгоднее оставить вас в тревоге и неизвестности, чтобы добиться более откровенного разговора.

Движение брови — такое же, как у нее, но в зеркальном отражении, — вздрогнув, поняла Аш. Она сама, с точностью до наоборот. Аш вернулась к мысли, что генерал визиготов может в конечном счете оказаться дьяволом или демоном.

— Они целы, хотя захвачены в плен, — добавила Фарис. — О вашем отряде я получала исключительно похвальные отзывы.

От облегчения, смешанного с шоком при звуке почти собственного голоса, Аш едва удержалась на ногах. Огни факелов на мгновенье расплылись перед глазами.

— Мне кажется, вас это позабавит, — Фарис протягивала ей лист, испятнанный печатями красного воска. — Парижский парламент настаивает, чтобы я отправилась восвояси, поскольку мое присутствие в Европе — неприлично.

Аш не удержалась от смеха.

— Как-как?

— Вам понравится. Прочтите.

Аш подошла ближе и протянула руку. Харифы насторожились. Аш взяла лист пальцами в железной перчатке, и все же рука ее дрогнула: она стояла так близко к своему двойнику, что уловила исходивший от нее запах — точно такой же запах специй и пота, как от окружавших ее визиготских солдат. Аш моргнула и поспешно опустила взгляд на документ.

— Прочтите сами.

«Коль скоро ты не крещена и живешь во грехе и коль скоро ты не причастилась святынь и не наречено тебе имени во святости, посему мы строжайше повелеваем тебе возвратиться туда, отколе ты явилась, — читала вслух Фарис, — дабы наши королевы и герцогини не замарали себя сношением с простой наложницей, дабы чистые девы, верные жены и достойные вдовицы не осквернились присутствием той, каковая не более чем гулящая девка либо невенчанная жена, а посему да не вступишь в наши пределы со своим войском…»

— О, милосердный Господь! Гулящая девка!

Вторая женщина рассмеялась низким грудным смехом. «И я так смеюсь?» — снова подивилась Аш.

— От Паука, note 58 — пробормотала она в восхищении. — Подлинное?

— Несомненно.

Аш подняла взгляд.

— Так чей же я ублюдок? — спросила она.

Визготка щелкнула пальцами и отдала короткий приказ по-карфагенски. Один из стражников принес и поставил у столика вторую табуретку, после чего все трое, топая сапогами, один за другим удалились через калитку в изгороди.

И назовите меня хоть королевой Карфагенской, если мы и вправду остались наедине!

Броня — это оружие. Аш прикинула, не пора ли воспользоваться им, и откинула эту мысль, обведя глазами сад. Наконечники стрел поблескивают даже в самом слабом свете. Ночной холодный ветерок коснулся ее лица.

— Это место напоминает сады Цитадели, где я росла, — проговорила Фарис. — Конечно, у нас светлее. Мы улавливаем свет зеркалами.

Аш лизнула губы, стараясь смочить пересохший рот. Садик, устроенный на радость живущим в замке дамам, был отгорожен от внешнего мира. Высокая живая изгородь гасила даже звуки. Теперь, когда вооруженные стражники скрылись из виду, Аш (несмотря на присутствие големов) чувствовала себя спокойнее: командиру военного отряда нечего опасаться в обществе молодой женщины.

— А вас крестили?

— О да. В вере, которую вы называете арианской ересью, — визиготка сделала приглашающий жест. — Садитесь, Аш.

«Не часто приходится произносить собственное имя. Вот почему, — решила Аш, — волосы у меня на загривке встопорщились, когда его произнес голос, отличающийся от моего разве только акцентом…»

Она отстегнула пряжку ремня и сняла шлем. Холодный ветер остудил влажные от пота пряди. Аш аккуратно положила салад на край стола, привычно поддернула набедренники, усаживаясь на табурет. В кирасе не посутулишься — она держалась прямо как палка.

— Все-таки таким образом действий от наемника не добьешься верной службы, — между прочим, заметила она. — Уверяю вас, генерал.

Визиготка улыбнулась. На ее бледной коже маской выделялась полоска темной кожи: там, где шлем не закрывал лицо от солнца, кожа приобрела оттенок золотистого меда. Доспехи искажают человеческое тело, в них каждый кажется толстым и неуклюжим. Все же, сделав поправку на кольчугу и плотную одежду под ней, Аш решила, что и сложением они — двойники. На миг у нее сбилось дыхание при мысли, что рядом — только руку протянуть — живая теплая плоть, так похожая…

— Я хочу видеть Томаса Рочестера, — сказала она.

Ее собеседница, почти не повышая голоса, проронила пару слов. Плетеная калитка распахнулась. В свете фонаря Аш успела опознать в человеке со связанными за спиной руками Томаса — лицо залито кровью, но раз стоит без поддержки, все в порядке — и калитка закрылась.

— Довольны?

— Слов нет, описать, как довольна… Ох, черт меня побери! — вырвалось у Аш. — Вот уж не ожидала, что вы мне понравитесь!

— Да, — женщина плотно сжала рот, но уголки губ предательски дрогнули. Темные глаза мерцали. — Да, я тоже не ожидала! Не ожидал и тот джунд, ваш друг. И ваш супруг.

Аш решилась проворчать:

— Ягненок мне не друг! — а упоминание о Фернандо предпочла пропустить мимо ушей. По жилам разливалось знакомое возбуждение: баланс на лезвии ножа, когда ведешь переговоры с человеком, сильнее тебя (наверняка сильнее, раз он тебя нанимает), и надо обдумывать каждое слово, какое говоришь или оставляешь несказанным.

— Откуда у вас эти шрамы? — поинтересовалась Фарис. — Ранили в бою?

«Не деловой интерес, простое любопытство, — сообразила Аш, — А значит, слабость, которую можно обернуть в свою пользу».

— Когда я была ребенком, случилось святое видение. Явился Лев. — Аш коснулась пальцами шрамов. Она не часто вспоминала о них, и вмятинки на гладкой коже щек вызвали странное чувство в подушечках пальцев. — Он отметил меня когтями, предвещая, что мне суждено быть Львицей на поле битвы.

— В детстве? Да, меня тоже рано начали обучать.

Аш, нарочно теми же словами, повторила вопрос:

— Так чей же я ублюдок?

— Ничей.

Военачальник визиготов понимающе смотрела на нее. «Почувствовала, как я ошеломлена? Мы должны бы очень хорошо понимать друг друга, — подумала Аш. — Но так ли это? Откуда мне знать? Я могу и ошибиться».

Она позволила своему языку болтать дальше:

— Как-так, ничей? Не хотите ли вы сказать, что я законная дочь? Какой семьи? К какой семье принадлежите вы сами?

— Ни к какой.

В темных глазах Фарис плясало озорство, но злорадства Аш не заметила; а потом визиготка глубоко вздохнула и склонилась вперед, опершись кольчужными локтями о стол. Свет факела в руке голема падал на светлые серебристые волосы и на гладкие бледные щеки.

— Вы не более законны, чем я, — сказала Фарис. — Я происхожу из рабов.

Аш не сразу ощутила удар — слишком силен он оказался; так силен, что отозвался мысленным пожатием плеч — ну и что? — и ощущением, будто что-то поплыло в голове.

А Фарис продолжала:

— Кто бы ни были мои родители, они — карфагенские рабы. У турок есть янычары; они похищают детей христиан и воспитывают из них воинов-фанатиков. Мой… отец… делал нечто в этом роде. Я — рабского рода, — тихо повторила она. — Рабыня. И вы, как я догадываюсь, тоже. Мне жаль, если вы надеялись на что-то лучшее.

В ее голосе звучало неподдельное сожаление.

Аш и думать забыла о том, что намеревалась поторговаться насчет жалованья.

— Не понимаю…

— Конечно, как вам понять? Не думаю, что амир Леофрик одобрил бы мое признание. Его семья поколение за поколением выводила породу Фарис. Я — их успех. Вы, должно быть…

— Из неудачного помета, — вставила Аш. — Так?

Сердце у нее так и бухало о ребра. Она затаила дыхание, ожидая возражений. Визиготка, склонив голову, собственноручно разливала вино в две деревянные чашки. Ясеневые. «Аш». Она протянула Аш одну из них. Аш взяла. Черное зеркальце жидкости качнулось, когда дрогнула ее рука. Возражений не было.

— Выводили породу? — повторила Аш и, резко: — Вы сказали, у вас есть отец!

— Амир Леофрик… Нет. Я привыкла считать… конечно, он не родной отец. Он не унизился бы до того, чтобы обрюхатить рабыню.

— По мне, хоть ослицу, — грубо кинула Аш. — Так вот почему вы хотели видеть меня? Забыли об этой проклятой войне и отправились к черту на рога в какой-то Гизбург. Потому что я ваша… сестра?

— Сестра, сводная сестра, кузина… Что-то такое. Только посмотреть на нас! — визиготская командующая снова пожала плечами. — Не думаю, чтобы мой отец… чтобы амир Леофрик понял, почему мне было необходимо повидаться с вами.

— Леофрик… — Аш тупо смотрела на свое подобие. В каком-то уголке разума шевельнулись знания по геральдике. — Один из амиров двора короля-калифа? Могущественный человек?

Фарис усмехнулась:

— Дом Леофриков с незапамятных времен близок трону. От нас они получали големов-гонцов. А теперь и фарис.

— А что сталось с… вы сказали, были и другие. Порода. Что сталось с остальными, подобными нам? Сколько…

— Сотни, должно быть, за столько-то лет. Никогда не интересовалась.

— Не интересовались. — Аш не поверила своим ушам, допила вино, не заметив вкуса. — Так, значит, для вас это не новость?

— Нет. Я понимаю, что это должно звучать странно, но я с этим росла.

— Что с ними случилось? С теми, которые не такие, как вы? Куда они подевались?

— Если они не могли говорить с машиной, note 59 их обычно убивали. А те, кто могли, обычно сходили с ума. Вы не представляете, какая великая удача, что я не потеряла рассудок еще ребенком.

Первой мыслью Аш было ядовитое: «Так уверена, что не потеряла?» — но потом до ее сознания дошло все сказанное этой женщиной, и она потрясенно повторила:

— Убивали?

И, прежде чем визиготка успела ответить, поняла смысл ее слов:

— Что значит: «говорили с машиной»? С какой «машиной»? Что вы хотите сказать?

Фарис обняла ладонями деревянную чашу.

— Вы хотите сказать, что не слышали о «каменном големе»? — Аш узнала собственную ядовитую интонацию и заподозрила сознательную пародию. — Неужели я напрасно потратила столько сил на распространение слухов? Я хотела, чтобы мои враги в ужасе ожидали сражения со мной. Хотела, чтобы все знали: на моей родине есть большая военная машина note 60 и я могу говорить с ней, когда вздумаю, даже в разгар боя. Особенно в разгар боя!

«Вот оно, — поняла Аш. — Вот почему я здесь.

Не потому, что похожа на нее.

Не потому, что мы, скорее всего, родня друг другу.

Потому, что она слышит Голоса и хочет знать, не слышу ли их и я.

И что, черт возьми, она будет делать, если узнает правду?»

Пусть до конца еще далеко, пусть ее сердце, возможно, стучит от неоправданного страха и неуверенности, но Аш, у которой пульс ясно колотился в горле, порадовалась, что на ней латы.

Она автоматически сделала то, чему научилась еще в восьмилетнем возрасте: отсекла от себя страх. Голос прозвучал лениво и непринужденно:

— О, слухи доходили. Но ведь слухи есть слухи. У вас в самом деле есть в Карфагене нечто вроде «медной головы»? Это ведь голова? — перебила она сама себя.

— Наших глиняных гонцов вы видели? «Каменный голем» — их великий предок и создатель. Кстати, — добавила визиготка, — наши победы над итальянцами и швейцарцами — не просто слухи!

— О, итальянцы! Я понимаю, зачем вы сравняли с землей Милан. Хотели перебить снабжение оружием. В этом я разбираюсь: сама когда-то была подмастерьем у миланского оружейника, — поскольку это упоминание не помогло увести беседу в сторону, Аш поспешно продолжала: — Отдаю вам должное в отношении швейцарцев. Но почему бы вам и не знать свое дело? Я-то знаю!

Она осеклась, желая себе до крови прикусить язык.

— Да. Я свое дело знаю, — ровным голосом отозвалась Фарис. — Насколько я понимаю, вы тоже слышите «Голоса»?

— А вот это уже не слухи. Это — чистой воды вранье. — Аш выдавила хриплый смешок. — За кого вы меня принимаете, уж не за Деву note 61 ли? Скажите еще, что я девственница!

— Так никаких Голосов? Самая обыкновенная ложь? — невозмутимо подытожила визиготская военачальница.

— Ну стала бы я отрицать, будь это правдой? Мне же выгодно, считай меня люди боговдохновенной. — На этот раз Аш удалось придать голосу убедительные интонации насмешки и стыда, оттого что ее поймали на вранье.

Женщина коснулась пальцами виска.

— Тем не менее я связана с тактическим компьютером. Я слышу его. Вот здесь.

Аш вытаращила глаза. «Должно быть, со стороны кажется, — смутно сообразила она, — что я поражена и не поверила ни единому слову, считаю ее сумасшедшей…» Сама она, чтобы сохранить рассудок, цеплялась за показания своего времени зрения и слуха. В мозгу с полной неизбежностью оформилась мысль: «Раз меня вывели для той же цели, что и ее, а она слышит голос тактической машины, значит, и мои Голоса исходят оттуда».

Нет!

Аш вытерла пот с верхней губы. Сталь рукавицы запотела от дыхания. Она не чувствовала своего тела и в то же время боялась, что вот-вот вырвет. Чаша с вином выскользнула из пальцев и со стуком обрушилась на стол, залив вином бумаги. Аш тупо проводила ее глазами.

Фарис, выругавшись, вскочила на ноги, споткнувшись о столик, выкрикнула что-то. В сад вбежали несколько мальчишек — пажей или рабов — подобрали документы, вытерли стол, промокнули вино. Аш сидела и невидящими глазами смотрела на эту суету.

Порода рабов-солдат. Так, что ли, она сказала? А я — просто щенок, которого забыли утопить? Ох, милый Иисус, а ведь я всегда считала, что рабы и крепостные не стоят даже презрения…

И мои Голоса — не…

Не — что?

Не Лев? Не святые?

Не демон?

Христос, милый Спаситель, милый, милый мой Спаситель, это хуже, чем дьявол!

Аш под столом сжала в кулак левую руку так, что стальные пластинки врезались в ладонь. Боль привела ее в себя, она подняла глаза, пробормотала:

— Прошу прощения. Мне нельзя пить на пустой желудок. Вино ударяет в голову.

Ты не знаешь наверняка. Не знаешь, слышит ли она то же, что слышишь ты. Не знаешь.

Аш взглянула на свою левую ладонь. На внутренней, полотняной стороне латной перчатки проступили красные пятна.

«Что бы не отдала сейчас, лишь бы прервать этот разговор!» Хотела бы я знать, что она сделает, если признаться? Просто сказать, мол, я действительно слышу Голоса. И они говорят мне, какой тактики придерживаться в бою.

Если я скажу — что дальше?

Раз я сама не знаю ответа, ее точно не стоит спрашивать!»

Она снова поразилась, далеко не первый раз за свою жизнь, как замедляется течение времени, когда жизнь выбита из колеи. Чаша вина в саду, августовской ночью — такие события проходят незамеченными и мгновенно улетучиваются из памяти. Но сейчас каждая мелочь врезается в сознание: даже ножка трехногого табурета, постепенно уходящая все глубже в заросший маргаритками дерн под ее весом; даже скрип стальных пластин, когда протягиваешь руку за бутылью вина — и конечно, растянувшееся в целую вечность мгновенье, когда визиготка отстраняет жестом закончивших вытирать ее кольчугу пажей и медленно поворачивает голову к Аш.

— Это правда, — как ни в чем не бывало проговорила Фарис. — Я в самом деле говорю с военной машиной. Мои люди называют ее «каменным големом». Он не каменный и не может двигаться, как эти… — Она дернула плечом в сторону застывших с факелами фигур из камня и меди. — Но им нравится это название.

Аш уже твердой рукой поставила бутылку и подумала: «Пока я не знаю, каков будет результат, нельзя ей ничего рассказывать.

И уж точно прежде надо обсудить все с Годфри, и с Флорианом, и с Робертом…

Нет, вот дерьмо! Они-то думают, я, в худшем случае, чье-то незаконное отродье; как сказать им, что я рождена рабыней?»

С трудом шевеля губами, Аш заговорила:

— Какая польза может быть от такой машины? С тем же успехом я могла бы взять с собой свой список Вегеция note 62 и читать его во время боя — это не поможет одержать победу.

— А если бы он сам, живой, был с вами, и вы могли бы спросить совета у самого Вегеция — это бы помогло? — Визиготка старательно рассматривала что-то на груди своей кольчуги, ковыряла пальцем колечки. — Ржавеет. Чертовски сырая страна.

Шипели к плевались догорающие смоляные факелы. Големы стояли холодными статуями. Струйки черного дыма, пахнущего смолой, поднимались к небу. Месяц, круглый, как перетянутый лук, скрылся за краем изгороди. У Аш болели мышцы. Ныл каждый синяк, оставшийся после свалки при ее аресте. Вино гуляло в голове, заставляя ее чуть покачиваться на табуретке, и она думала: надо осторожнее. Как бы спьяну не проболтаться…

— Сестры, — протяжно выговорила Аш. Табуретка качнулась вперед. Она вскочила на ноги, чтобы не растянуться ничком, и с размаху оперлась рукой на плечо визиготки. — Слушай, девушка, а мы не близнецы? Тебе сколько лет?

— Девятнадцать.

Аш пьяно рассмеялась:

— Ну вот. Знала бы я год своего рождения, могла бы сказать. Мне сейчас должно быть лет восемнадцать — или девятнадцать-двадцать с хвостиком. Может, мы и есть двойняшки. Как вы думаете?

— Мой отец скрещивал между собой близких родственников. Я полагаю, мы все выглядим примерно одинаково. — Фарис насупила темные брови, потом протянула руку и голым пальцем коснулась щеки Аш. — Я ребенком видела нескольких, но все они сошли с ума.

— Сошли с ума! — лицо Аш вспыхнуло. Незапланированная, совершенно искренняя вспышка — она чувствовала, как горят покрасневшие щеки. — Что я должна сказать людям, Фарис? Что какой-то чокнутый лорд — амир там в Карфагене выводит породу рабов как скот, как животных? И что я — образчик выведенной им породы?

Визиготская женщина мягко заметила:

— Все еще может оказаться совпадением. Не следует, основываясь только на сходстве…

— Ад тебе в душу, женщина! Мы же двойники!

Аш смотрела в глаза, точно на той же высоте от земли, что и ее собственные, того же темного оттенка, искала признаки родства: изгиб губ, форма носа, подбородка; светловолосая чужеземка, отличающаяся только загаром и шрамами — а голос, казавшийся немного иным, как подозревала теперь Аш, звучал для других точь-в-точь так же, как ее.

— Лучше бы мне не знать, — тяжело уронила Аш. — Если это правда, я не личность, а животное. Породистое животное. Выродок породы. Меня можно купить или продать — а я и слова сказать не посмею. Все по закону. И вы тоже домашнее животное. Неужто вам все равно?

— Я привыкла.

Что тут скажешь? Аш сжала плечо визиготки, коротко тряхнула и отпустила. Постояла, покачиваясь, но держась прямо. За высокой изгородью скрывался в темноте Базель, отряд, армия, мир; Аш вздрогнула, несмотря на теплые подлатники и броню.

— Мне все равно, на чьей стороне драться, — сказала она. — Я подписала контракт с вами и не думаю, что все это — достаточные основания разорвать его — если, конечно, все мои люди целы, а не только Томас. Вы знаете, я из лучших в своем деле, даже если у меня и нет «каменного голема».

Ложь легко скатилась с языка: то ли она так вошла в роль, то ли просто не тем были заняты мысли. Как бы то ни было, Аш чувствовала, что вышло не убедительно. Но продолжать надо:

— Мне известно, что вы сравняли с землей дюжину главных городов Италии, известно, что военная сила швейцарских кантонов уничтожена, а Фридрих и германские земли покорились, не дожидаясь сражения. И при этом султан в Константинополе не видит оснований для беспокойства — значит, ваше войско собрано против христиан и вы намерены двинуться отсюда на север.

Она не сводила глаз с лица Фарис, ища отклика на свои слова, но светлое пятно лица оставалось совершенно неподвижно, только пробегали по нему тонкие тени языков пламени.

— На Бургундию, если верить Даниэлю де Кесаде, но это, насколько я понимаю, означает и войну с Францией. А потом и с «росбифами»? Сколько бы вас ни было, вы слишком растянете свои силы. Ладно, я давно в своем ремесле, знаю, что делаю, и готова делать это и дальше. Годится? А как-нибудь в будущем, когда я не буду связана контрактом, я уж постараюсь объяснить вашему амиру Леофрику, что я думаю о нем и о его идее плодить ублюдков!

«С кем-нибудь другим это бы наверняка прошло, — подумала Аш. — Так ли она похожа на меня? Поймает на вранье? Насколько я понимаю, всякий бы счел это блефом, даже сестра, о существовании которой я не подозревала».

Сестра… едрена мать!

Генерал визиготского войска склонилась вперед, подняла валявшуюся в траве «медную голову», встряхнула ее, пожала плечами и поставила обратно на стол рядом с саладом Аш.

— Я предпочла бы оставить ее при себе как свою помощницу.

Аш открыла рот для ответа, и тут до нее дошло: «ее», а не «вас». К тому же отчетливая дикция и глаза, уставившиеся в пространство. Аш словно ткнули ножом в живот: «Она говорит не со мной».

Ее захлестнул страх.

Аш сделала пару шагов, поскользнулась на заиндевелой траве, поехала, едва удерживаясь на ногах, упала, с размаху приложилась спиной о мраморный бортик фонтана. Спинная пластина со скрипом прогнулась. Во рту — привкус меди.

Она вспыхнула, побагровела от горячего стыда, словно попалась, занимаясь сексом у всех на глазах. Первая мысль: «До сих пор это все было не взаправду!» — и тут же другая: «Впервые вижу, как это выглядит со стороны!».

С крутого откоса на нее уставились големы. У того, что стоял ближе к Аш, от руки к изгороди протянулась паутинка, блестевшая инеем, — паук принял медный сустав за изгиб сухой ветки. В свете факелов резко выделялись яйцевидные очертания голов.

Голос Фарис возразил кому-то:

— Но она и ее отряд нужны мне сейчас, а не впоследствии.

Она говорит не со мной. Она говорит со своими Голосами.

Аш отрывисто проговорила:

— У нас контракт. Мы сражаемся за вас здесь. Так было условлено!

Фарис скрестила руки на груди. Теперь она смотрела в небо, на созвездия, проступившие в небе над Базелем.

— Если это приказ, я повинуюсь.

— Не верю я в твои Голоса! Ты, проклятая язычница. Все это просто балаган! — Выкрикивая это, Аш лезла вверх по скользкому газончику, оскальзываясь на холодной траве. Она упала на четвереньки, снизу вверх уставилась на визиготку. — Ты меня разыгрываешь. Все это не взаправду!

Она захлебывалась словами, заикалась и брызгала слюной, а в дальнем уголке мозга занозой сидела одна мысль: «Только не слушать! Ни за что не обращаться к своему голосу, не слушать его, потому что если это тот самый…»

…и она тоже услышит…

За собственными криками, занятая застрявшей в сознании мыслью, она ничего не слышала и не чувствовала, но тут визиготка сказала пустому воздуху:

— Хорошо. Я пошлю ее на юг со следующей галерой.

— Ни за что! — Аш мгновенно и ловко оказалась на ногах.

Фарис опустила взгляд от ночных небес:

— Мой отец Леофрик хочет видеть вас, — сказала она. — Путь до Карфагена займет неделю. Если он не задержит вас надолго, вернетесь прежде, чем солнце вступит в созвездие Девы. note 63 Мы продвинемся дальше на север, но ваш отряд по-прежнему будет в моем распоряжении. Ваших людей я пошлю в лагерь.

— Baise mon cul! note 64 — рявкнула Аш.

Чистый рефлекс. Так в девять лет она разыгрывала роль «маленького талисмана отряда», так в девятнадцать научилась разыгрывать «тупицу-офицера». Голова кружилась.

— В контракте такого нет! Если мне сейчас отводить своих людей на зимние квартиры, это вам обойдется… мне же их кормить надо! А если вы надеетесь, что я попрусь в вашу долбаную Африку в разгар военных действий… — Аш попыталась пожать железными плечами. — Этого тоже в контракте не было.

И при первой возможности — только ты меня и видела.

Фарис взяла со стола салад, погладила голой ладонью изгиб металла от забрала к султану. Аш невольно поморщилась, предвидя налет ржавчины на зеркальной поверхности. Женщина задумчиво постучала по макушке шлема костяшками пальцев, до щелчка опустила забрало.

— Я раздала такие же кое-кому из своих. — Короткий смешок. Она встретила взгляд Аш. — Прежде чем сровнять Милан с землей, я приказала хорошенько обчистить город.

— Лучше миланских лат не найти. Разве что аугсбургские, но я полагаю, вы и южную Германию обобрали дочиста. — Аш потянулась взять шлем из рук женщины. — Пришлите за мной в лагерь, когда корабль будет готов к отплытию.

Целую секунду она верила, что фокус удался. Что ей сейчас позволят выйти из садика, проехать через город, утвердиться среди восьми сотен вояк, носящих ее цвета, и оттуда послать визиготов в их, арианский, вариант преисподней.

Фарис громко спросила:

— Как поступить с человеком, которого хочет допросить мой отец, если я не могу быть уверена, что он не скроется, если позволить ему уйти?

Аш ничего вслух не говорила. Той частью разума, которая могла обратиться к голосу, она действовала. Несознательное решение, рефлекс, действующий, несмотря на риск разоблачения. Аш прислушалась.

Шепот — тень шепота — прозвучал в ее голове. Тишайший голос, самый знакомый из всех голосов.

— Лишить доспехов и оружия. Содержать постоянно под надежной охраной. Эскортировать при первой возможности на корабль.

Назир note 65 и его стражники буквально не выпускали ее из рук, ведя от замкового садика по улицам к длинному ряду четырехэтажных зданий, в котором Аш, по донесениям разведчиков, узнала штаб-квартиру визиготов в Базеле. Пальцы в кольчужной чешуе сжимали ее локти.

Над обшарпанной побелкой и дубовыми балками карнизов наплывала, поглощая звезды, темнота. Наступал рассвет.

Аш не пыталась вырваться. Большая часть людей назира были совсем юными: мальчишки, не старше нее, с обветренными лицами, крепкие и длинноногие. Тощие икры выдавали всадников, с детства привыкавших к седлу. Она обвела глазами их лица, когда парни, теснясь и толкаясь, пропихивали ее в дверь ближайшего здания. Если бы не визиготские туники да кольчуги, не отличишь от солдат ее собственного отряда.

— Ладно, ладно, — Аш решительно остановилась при входе и раздвинула губы в улыбке, адресованной назиру. — У меня в кошельке найдется марки четыре, чтобы вам, ребята, было на что выпить, а потом прогуляться к моим и рассказать мне, как у них дела.

Двое солдат выпустили ее локти. Аш нащупала кошелек и поняла, что руки все еще дрожат. Назир — примерно ее лет, на полголовы выше и, конечно, мужчина — сказал: «Наемница засранная» — вполне деловитым тоном.

Аш мысленно усмехнулась. Лучше так, чем: «двойник нашего командира». Тогда бы с ней точно обращались, как с местным демоном…

— Шлюха франкская, — добавил назир. note 66

Из внутренних помещений вышли со свечами слуги и домашняя стража. Аш подтолкнули вперед, она почувствовала у себя на поясе руку и поняла, что кошелек можно не искать; послышался грохот сапог, и кто-то выкрикнул приказ на карфагенском, ее проволокли в задние комнаты, через забитые вооруженными людьми помещения, по мощенному камнем проходу, и впихнули в крошечную камеру с обитой железом дверью из двухдюймовых дубовых досок и с окошком не больше фута в высоту.

Два очень суровых пажа в визиготских нарядах знаками показали, что должны помочь ей снять латы. Она позволила раздеть себя до камзола и рейтуз, в которые, впрочем, в наиболее уязвимых местах, были вшиты клочки кольчуги; просьба принести накидку осталась без ответа.

Дубовая дверь закрылась. Скрежет железа подсказал ей, что снаружи задвинули засовы.

На полу стояла в простом подсвечнике единственная свеча.

При ее свете Аш, шлепая по полу босыми ногами, обследовала комнату. Дубовые доски под ногами казались ледяными. Голые стены: ни стола, ни стула, ни кровати, зато на окне решетка из прутьев в палец толщиной, надежно заделанных в стену.

— Засранцы! — Чтобы не отбить пальцы ноги, она стукнула в дверь основанием ладони. — Я хочу видеть своих людей! Голос завяз в толще стен.

— Выпустите меня отсюда, мать вашу!

Толстая дверь не позволяла даже по звуку определить, осталась ли снаружи охрана, а если осталась, слышат ли ее. Аш выкрикнула так, словно отдавала приказ сквозь шум боя:

— Сволочи! Милый Христос, я могу заплатить выкуп! Только дайте мне возможность сообщить о себе! Тишина.

Аш потянулась, растерла саднящие места, натертые латами. Ей так остро недоставало меча и стальной защиты, что она почти чувствовала под пальцами железо доспехов. Она попятилась к стене, соскользнула на пол и уселась, уставившись на единственный предмет обстановки: свечу бледного воска и желтоватый цветок огня. Ладони кололо, будто вместо крови по жилам бежала ледяная вода альпийского ручья. Аш потерла их друг о друга. Она все еще не могла полностью признать происходящее реальностью; что-то в сознании нашептывало: «Неправда, это просто страшная сказка, в жизни так не бывает. Ты — солдатское отродье, только и всего, остальное — совпадение. Твой отец, должно быть, какой-нибудь визиготский назир, воевавший в отряде Грифона, а мать — солдатская шлюха. Ничего особенного. Просто вы с Фарис очень похожи».

Но другая часть разума пронзительно твердила: «Она слышит мои голоса».

— Ад кромешный, — вслух проговорила Аш. — Она не имеет права держать меня в плену. У меня с этой бабой гребаный контракт. Зеленый Христос! Не собираюсь я в ихний Карфаген. Чтоб им…

Разум отказывался размышлять на эту тему. Совсем новое ощущение: она пыталась обдумать возможность того, что ее увезут в Северную Африку, а мысли ускользали, сворачивали в сторону. Снова и снова. «Все равно, что пасти селедок», — невесело усмехнулась Аш, но зубы у нее клацали.

Может, и Льва не было? Нет! Нет — наш полковой капеллан сотворил чудо — и Лев явился.

Но может, это было не со мной? Может, я столько раз пересказывала придуманную в детстве сказку, что сама в нее поверила?

Аш дрожала всем телом, руки и ноги застыли. В конце концов она свернулась клубочком, засунув руки под мышки.

Фарис. Ее создали, чтобы говорить с тактической машиной.

И это тот самый голос.

А я… кто? Сестра. Кузина. Что-то в этом роде. Двойник.

Неудачная проба в попытках вырастить ее.

И я всего-навсего… подслушивала.

Только и всего? Дворняжка, выгнанная за ворота. Подслушивала чужую тактическую машину, таскала, как объедки, ответы для мелких дикарских войн, которых визиготы попросту не замечали…

Им нужна была Фарис. Но даже она — рабыня.

Потом она сидела, без еды и питья, глядя на черную струйку, поднимавшуюся над огоньком свечи и расплывавшуюся под низким беленым потолком в желтоватое облачко, смешивавшееся с тенями. Сердце отстукивало минуты и часы.

Аш обняла руками колени и спрятала лицо. Рана, полученная в бою, дает о себе знать не сразу, иногда спустя много часов. Только здесь, в этой тесной комнатушке она почувствовала: Фернандо дель Гиз не придет.

Она вытерла нос о плечо. Может, и получится выбраться отсюда, за выкуп, силой или сыграв на жалости, но сейчас речь не о том.

«Брак, совершенный по приказу императора… и он воспользовался первой возможностью… Нет, дело не в том…»

В груди жгло. Дышать было так больно, что слезы просились на глаза, но она не пускала их: подняла лицо и смаргивала.

«…Он не придет потому, что не случайно оказался в дворцовом зале как раз перед тем, как меня схватили. Он пришел удостовериться, там ли я. Для них. Для нее».

Ладно, ты его заполучила, ты с ним переспала, добилась своего — теперь ты знаешь, что он — хитрожопое трусливое дерьмо. В чем дело?

Я хотела не просто переспать с ним.

Забудь.

Огарок расплылся по полу лужицей.

Я в плену.

Это не роман про Артура или Перегрина. Не будешь карабкаться по стенам, не пробьешься с голыми руками сквозь стену вооруженных рыцарей, чтобы ускакать в рассветном сиянии. Известно, что ждет на войне малоценных пленников: сперва боль, потом изломанный труп и яма без креста. Я — в их городе. Теперь это их город.

Что-то горячо сдвинулось в кишках. Аш оперлась локтями на колени, уперлась лбом в сгиб локтя.

Они должны ожидать, что мой отряд придет на выручку. Скоро. Атака латников, на этих улицах конным не развернуться, значит, пешая.

Хорошо бы не ошибиться.

Здание содрогнулось от неслыханно резкого грохота.

На миг она окаменела. В животе все перевернулось. Аш одновременно поняла, что лежит ничком на дубовом полу и что ей знаком этот звук. Пушечный выстрел!

Наши!

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Слезы потекли по занемевшим щекам. Она готова была целовать им ноги. Снова грохот. Треск и глухой удар второго взрыва отозвались в голых балках потолочных перекрытий. На долгий миг она снова оказалась в расщелине альпийского глетчера, где за шумом падающей воды не слышишь собственного голоса, пока из темноты и облака пыли не вырвется свет факелов и люди — люди, входящие сквозь пролом в стене, перемазанные в известковой пыли и крови, в лохмотьях, — солдаты.

Черный вихрь сдул пыль. От камеры остались обломки балок да почерневшие глыбы известняка.

Задней стены дома как не бывало.

Еще одна балка затрещала и рухнула, засыпав ее кусками штукатурки.

В пролом виднелись две повозки и снятые с них легкие пушки. Из стволов все еще вытекал дымок; прищурившись, Аш различила светящиеся даже в темноте кудри Анжелотти, шагнувшего в пролом, склонившегося над ней, ухмыляющегося во весь рот и говорящего — выкрикивавшего, пробиваясь сквозь пробки в ушах:

— Стену взломали к дьяволу! Пошли!

Вместе со стеной дома рухнула и городская стена; этот ряд зданий, оказывается, образовывал внешние укрепления города.

За ними лежали черные поля, перелески на залитых лунным светом холмах, двигались люди в доспехах, кричавшие: «Аш! Аш!» — боевой клич и в то же время знак своим, чтоб не ошибиться в свалке. Она споткнулась на груде щебня, в ушах звенело, чувство равновесия пропало…

Рикард потянул ее за рукав камзола. В другой руке парень держал повод Счастливчика. Аш перехватила поводья, на секунду прижалась лицом к теплому боку. Арбалетный болт воткнулся в старый, еще римских времен кирпич, осыпал брызгами камня развалины. Люди орали, подбегали новые, в кольчугах и белых туниках, карабкались по перекосившимся балкам.

Аш вставила ногу в стремя, вскинулась в седло, теряя крючки и обрывки кольчуги, чувствуя себя слишком легкой без брони, — и маленький стройный всадник налетел на нее, обхватил за пояс и буквально снес со спины боевого коня.

Она падала, не чувствуя удара…

Что-то случилось.

Я прикусила язык, я падаю, где же Лев?

Перед глазами встало не знамя Лазоревого Льва, а золотистое, живое пятно, дышащее запахом мяса, и холод коснулся пальцев, рук, ног, вгрызаясь в ее распростертое тело.

По обе стороны от нее стояли ноги. Икры в выгнутых стальных пластинах. Европейские поножи, не визиготская броня. В воздухе перед лицом блеснул луч. По щеке текло что-то жидкое. Аш оглушил пронзительный вопль: крик человека, погубленного мгновенным взмахом меча — жизнь, выплеснувшаяся в пыль под ногами; совсем рядом кто-то кричал: «Боже, боже, нет, нет…», а потом: «Господи, о господи, за что? За что? О господи, больно!» — и снова крик, и снова, и снова…

Голос Флоры произнес: «Господи!» — очень отчетливо, но издалека. Аш почувствовала как руки лекаря поворачивают ей голову, теплые пальцы раздвинули волосы. Половина черепа онемела.

— Без шлема, без лат…

Мужской голос отозвался прямо над головой:

— …Сбили с седла в схватке…

Аш уже сознавала происходящее, но предыдущее мгновенье почему-то немедленно улетучивалось из памяти. Кони в броне, скачут галопом; выстрелы аркебуз, встретившие атаку, стрелки, бегущие в лунном свете. Она привязана веревками к койке… сколько времени прошло? Она кричала и слышала крики; и койка качается вместе с фургоном; фургон, в длинном караване других, ползущих по грязной дороге, по глубоким, промерзшим колеям.

Хлопающая занавесь перед глазами загораживала луну. Вокруг двигались фургоны, мычали волы; ржание вьючных мулов смешивалось с выкриками приказов, струйка теплого масла стекала со лба в глаза: Годфри Максимиллиан в зеленой епитрахили читал отходную.

Это уж слишком. Аш позволила воспоминаниям ускользнуть: скачущий передовой приближающегося отряда, весь лагерь в движении — снимаемся… сзади, лязг стали; слишком близко…

Флора опустилась на колени, поддерживая голову Аш перепачканными пальцами. Аш успела увидеть полоску немытой кожи, испачкавшую рукав льняной сорочки.

— Лежи тихо! — глухо проворчал голос. — Не двигайся!

Аш чуть повернула голову набок, потому что ее тошнило, и тут же вскрикнула и замерла, боясь шевельнуть взорвавшейся болью головой. Новая, незнакомая сонливость овладела ею. Она равнодушно смотрела, как Годфри читает над ней молитву. Молясь, он не закрыл глаза, а смотрел ей в лицо.

Времени нет, только боль, и рвота, и трясущаяся в агонии повозка на ухабистой дороге.

Время — лунный свет; черный день; луна сквозь облака; тьма; снова ночь.

Разбудил ее, спустя долгие часы — или дни? — добравшийся до еще полусонного сознания ропот, неясные восклицания, переходящие из уст в уста, от женщин к мужчинам, к детям, по всей колонне. Годфри Максимиллиан ухватился за борта повозки и наклонился вперед, выглядывая под локтем правившего упряжкой Рикарда. Аш наконец разобрала слово, которое выкрикивало множество голосов:

— Бургундия!

«Могущественнейшее из княжеств Европы», — прозвучало у нее в памяти; и всплыло: она же сама решила так, и приказала, посвятила в свои планы Роберта Ансельма, прежде чем отправиться в лагерь в поисках полководца визиготов.

Протрубили трубы.

В глаза ударил свет. Так это врата чистилища? Губы Аш шевельнулись в молитве.Свет ворвался сквозь полотняную крышу фургона, сквозь грубую белую парусину. Свет выявил волокна древесины в досках пола и бортов. Свет выхватил из тьмы запавшие щеки Флоры дель Гиз, склонившейся над пучками трав, трубками, скальпелями и пилками. Не заплесневелое серебро луны. Резкий солнечный свет.

Аш попыталась шевельнуться, застонала сквозь наполнившийся слюной рот. Широкая мужская ладонь легла ей на грудь, удерживая на низкой койке. Яркий свет открыл глазам грязь в узоре кожи на кончиках пальцев. Годфри не смотрел на нее, его лицо было обращено к отверстию фургона.

Его согретые солнцем щеки блеснули румянцем сквозь дорожную пыль. Косматая борода заблестела как свежий орех, в темных глазах отражением солнца разрасталось безумное сияние.

На пол фургона, на ее койку легла темная полоса. Темная полоса поверх одеяла — тень. Яркий свет на закутанных ногах, линия света, покачивающаяся при движении фургона: солнце.

Аш безуспешно пыталась поднять голову. Только глаза повиновались ей. Сквозь открытую заднюю стенку фургона врывались цвета: голубой и зеленый, белый и розовый.

Глаза слезились. Сквозь слезы Аш смутно различила: зелень холмов, голубая река, белые стены крепости. Вздымающаяся волна запахов ударила, словно дубинкой под ребра: запах шиповника и меда, живое тепло конского и бычьего навоза, нагретого солнцем.

СОЛНЦЕМ!

Нахлынула тошнота. Аш слабо вырвало, тонкая струйка жидкости стекла по подбородку. Боль, опоясывающая череп, вызвала на глаза новые слезы. Мучимая болью, не смеющая представить, что может означать эта боль, она могла только повторять про себя:

— День! День! Солнце!

Мужчины, десять лет зарабатывавшие свой хлеб, вспарывая животы на поле битвы, выбирались из повозок, чтобы поцеловать дорожную грязь, зарыться лицом в росистую траву. Женщины, одинаково равнодушно зашивавшие мужчинам рубахи и раны, падали на колени рядом с ними. Всадники спрыгивали с седел. И все, все, падали на холодную землю, при свете, при свете — и пели:

«Deo gratis, Deo adiuvante, Deo gratis!» note 67

Отдельные листки, обнаруженные в сложенном виде между частями 3 и 4 «Аш: Пропавшая история Бургундии» (Рэтклиф , 2001) Британская библиотека

Адресат: #47 (Анна Лонгман)

Тема: Аш, археологические свидетельства

Дата: 09.11.00 12:03

От: Нгрант@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Анна.

Анна, извините, что не выходил на связь два дня — здесь время так летит, что кажется, прошло всего несколько минут. Столько событий! К нам пытались пробиться телевизионщики. Доктор Изабель выбросила то, что от них осталось, за войсковой кордон — с разрешения местного правительства, конечно. Но все-таки, возможно, на экраны что-нибудь да попадет. На месте Изабель, я бы не полагался так на солдат: при мысли о том, что они по неосторожности могут натворить в раскопе, у меня волосы, буквально, встают дыбом.

Прежде всего, я должен извиниться за то, что написал о докторе Напиер-Грант во вторник. Мы с Изабель старые друзья, хотя и бранимся все эти годы. Боюсь, я от восторга превратился в болтливого придурка. Надеюсь, Вы будете считать все написанное мною доверительной информацией.

Я не обладаю техническими познаниями в археологии, в отличие от Изабель, но она попросила меня задержаться и помочь ей в отношении культурного контекста: находки относятся к концу пятнадцатого века. «Голем-гонец» обследован с применением новейших технических средств, но по-прежнему все, что можно сказать, Анна, — каким-то образом, в то или иное время эта штука ходила.

Чего никто не может понять, так это — каким образом?

Нет никаких видимых источников энергии и никаких признаков, что она так или иначе подавалась в прошлом. Изабель со своей командой в растерянности. Она не допускает мысли, что описание голема в манускриптах, касающихся Аш, — совпадение или средневековая легенда. Анна, она не верит, что это совпадение.

Я тоже в растерянности. Видите ли, по многим причинам то, что мы здесь нашли, для меня неожиданность. Я, конечно, надеялся на свидетельства того, что на североафриканском побережье существовало позднеготское поселение, но с самого начала был уверен, что упоминавшийся в рукописях «Карфаген» не что иное, как поэтическая вольность. КАРФАГЕНА НЕ СУЩЕСТВУЕТ! После пунических войн Карфаген полностью уничтожен римлянами. Карфаген карфагенцев, могучий многолюдный город, стерт с лица земпи в 146 году до нашей эры. Римское поселение, возникшее на том же месте гораздо позже, хоть и называлось его жителями Карфагеном, но населено-то было вандалами, византийцами и арабами, завоевавшими его в седьмом веке — уже нашей эры. Развалины города на окраине современного Туниса до сих пор привлекают множество туристов.

«Delenda est Carthago», как говаривал Катон в римском сенате при каждой возможности, «Карфаген должен быть разрушен!». И это в конце концов было исполнено. Два поколения спустя после того, как карфагенская армия была разбита, римляне выселили обитателей города, Карфаген уничтожили, а место, где он стоял, перепахали и засеяли солью, чтобы ничто больше не росло на этой земле. Меры могут показаться несколько чрезвычайными, но ведь тогда решался исторический вопрос: какой империи быть в мире, римской или карфагенской, и римляне, добившись победы, методично постарались раз навсегда обезопасить себя от новых неприятностей с этой стороны.

Время надежно прячет концы. Еще десять лет назад мы не были уверены, что руины, протянувшиеся на десять миль вдоль тунисского побережья, относятся к какому-либо из Карфагенов! Теперь мне приходится предположить, что визиготские переселенцы из Иберии, как и римляне до них, назвали свое поселение Карфагеном, так как оно располагалось более или менее в той же самой местности. Если это произошло не слишком в далеком прошлом — например, уже в позднем средневековье, — то скупость документальных свидетельств вполне объяснима. Я намерен поискать подтверждений своей гипотезе в исламских источниках.

Моя теория, МНЕ КАЖЕТСЯ, остается нетронутой. Более того, ей нашлись материальные подтверждения!

— Пирс.

Адресат: #48 (Анна Лонгман)

Тема: Аш док., рекламный проект

Дата: 09.11.00 12:27

От: Нгрант@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Анна.

Изабель только что прочитала Ваше письмо и очень заинтересовалась Вашим предложением по поводу телепрограммы — хотя ей не слишком польстило ваше о ней представление. Она сказала: «Эта женщина, кажется, считает меня чем-то вроде Маргарет Рузерфорд». Позволю себе заметить в скобках, что судя по этому замечанию, она, хоть ей всего сорок один и не так уж она увлекается старыми черно-белыми комедиями, действительно отчасти напоминает Маргарет Рузерфорд, хотя, к счастью для британского телевидения, Изабель не в пример шикарнее.

Мы прикинули, что можно сделать, учитывая тот несколько отупляющий эффект, который привносит телевидение в программы о научных исследованиях, и в то же время очевидное наше стремление увлечь общественность проблемами археологии и литературы.

Честно говоря, последнее обстоятельство для меня — не последнее. Я вовсе не склонен отказываться от пятнадцати минут славы — о, вовсе не склонен!

Особенно если за это удовольствие мне еще и заплатят. Нам ведь причитается кое-какой гонорар, как Вы полагаете?

Изабель хотела бы обдумать и обсудить со своей командой, а также и с университетом, что она может сделать. Вероятно, я свяжусь с Вами еще раз в течение дня. Я теперь вполне овладел Интернетом и самостоятельно пересылаю Вам следующий кусок «Аш». Вам будет интересно пролистать его, пока мы здесь утрясаем мелкие детали.

— Пирс.

Адресат: #49 (Анна Лонгман)

Тема: Аш, рекламный проект.

Дата: 09.11.00 12:44

От: Нгрант@

<Заметки на полях> Предыдущее сообщение? Копия предыдущего сообщения отсутствует?

Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Миссис Лонгман.

Мне не хотелось бы проводить телеконференцию с Вашим издательским комитетом. Телефонная связь здесь не надежна, более того, сомневаюсь, что она защищена от прослушивания. Я прилечу для личной встречи, как только сумею вырваться. Буду признательна, если Вы свяжете меня с ассоциацией литературных агентов или агентов средств массовой информации — если такие существуют; в этом случае мой университет может принять участие в переговорах.

Не вижу препятствий к нашему соглашению. Видеосъемки здесь ведутся постоянно, и часть уже передана в мой отдел — университета. Могу предложить Вам связаться с главой моего отдела, Стивеном Эбови, и согласовать возможность использования кадров этих видеоматериалов в публикации «Аш» доктора Рэтклифа .

По предложению доктора Рэтклифа, я попросила своих помощников снимать не только находки, но и побольше «рабочих моментов». Правда, обзор будет ограничен, потому что местные солдаты не любят сниматься и небольшие взятки не всегда способны преодолеть этот предрассудок. Однако, как указал доктор Рэтклиф, эти кадры понадобятся, если мы действительно попробуем сделать документальный фильм о раскопках.

Возможно, мы с Рэтклифом сумеем написать совместный сценарий. Я подумываю о возможности использования цитат из предыдущих публикаций «Аш». Знакомо ли Вам издание Чарльза Мэллори Максимиллиана 1890 года?

«…великий поэт средневековья говорил, что Колесо Фортуны вечно вращается, вознося нищего до королевского трона, сбрасывая его в безумие, и еще ниже, в вечную тьму смерти и забвения. В 1477 году, на поле под Нанси, Бургундия была выброшена из памяти людей и из истории, превратилась в застывший труп, подобный заледеневшему трупу Карпа Смелого — Безрассудного! — который, бывший при жизни блестящим князем христианского мира, два дня спустя был принят врагами за простого мертвого солдата, настолько жалким, грязным и ободранным оказалось его тело. Теперь мы вспоминаем эту золотую страну. Однако колесо истории повернулось, и прошлого больше нет…

…Здесь, на побережье Туниса, колесо начинает новый оборот.

— И. Напиер-Грант

Адресат: #63 (Пирс Рэтклиф)

Тема: Аш, документы

Дата 10.11.00 13:35

От: Лонгман@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Пирс.

Передайте доктору Напиер-Грант мою благодарность за письмо.

Известие о находке голема-гонца ошеломляет. Не представляю, что с ним делать. Объясню, почему не представляю.

Вы нашли голема-гонца.

А я потеряла манускрипт Анжелотти.

Анна.

Адресат: #50 (Лонгман)

Тема: Аш, док.

Дата: 10.11.00 14:38

От: Нгрант@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Анна.

Не понял. Как вы могли ПОТЕРЯТЬ текст Анжелотти? Он хранится в четырех главных библиотеках мира! Объясните!

Пирс.

Адресат: #66 (Пирс Рэтклиф)

Тема: Аш, док.

Дата: 10.11.00 14:51

От: Лонгман@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Пирс.

Нет, Вы неправильно поняли.

Я решила сама посмотреть насчет этого вашего «забытого вторжения».

Если бы Вы не были в Тунисе с др-ом Грант, если это окажется НЕ голем — я отзываю книгу. Я не шучу. Манускрипта Анжелотти НЕ СУЩЕСТВУЕТ!

Дело уже не в том, могло ли «вторжение визиготов» оказаться заметенным историей под ковер.

ДЕЛО В ТОМ — когда я решила сама просмотреть манускрипт Анжелотти, я позвонила в музей искусств Метрополитен и в музей Глазго.

В Глазго больше нет латинской копии текста, приписываемого некоему «Антонио Анжелотти».

И Британская Библиотека, и Музей Глазго теперь классифицируют этот текст как «средневековую романтическую литературу».

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА, Пирс! ЧТО ПРОИЗОШЛО?!

Адресат: #54 (Лонгман)

Тема: Аш, док.

Дата: 10.11.00 16:11

От: Нгрант@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Анна.

Я связался с Бернардом из Музея Глазго. Он сказал мне, что не знает, где текст Анжелотти, то ли они сдали его в запасники, то ли одолжили какому-то институту. Спросил, зачем мне такой бесполезный для историка текст. Ведь ясно, что это ПОДДЕЛКА, изготовленная веке в семнадцатом.

Я не понимаю, что происходит!

Ни Чарльз Мэллори Максимиллиан, ни Воган Дэвис не сомневались в подлинности этого манускрипта! И в 1890-х, и в 1930-х он числился как обычный документ пятнадцатого века. Когда я сверялся с ним, он был в КАТАЛОГЕ под этой рубрикой! За всю мою академическую карьеру я не сталкивался ни с чем подобным! Не могли же они переклассифицировать его за последние полгода?

Я ни с кем не могу связаться и НЕ МОГУ сейчас уехать отсюда. Если я сорвусь с раскопок, обратно меня уже не пустят. Вам придется заняться этим самой, за меня.

Ради нашей книги!

Пирс.

Адресат: #69 (Пирс Рэтклиф)

Тема: Аш, текст

Дата 10.11.00 16:22От: Лонгман@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Пирс.

Господи Иисусе, Пирс, что еще? Что же, один из ваших документов — фальшивка, зато голем настоящий?

Я свяжусь с кем могу, и по факсу, и по телефону. Я, правда, совсем запуталась.

Пришлите мне список документов для проверки.

Ладно, я понимаю, викторианские историки не были такими ригористами, как современные. И поддельные документы — не новость. Но ведь уже были две публикации! Если Чарльз Мэллори Максимиллиан попался на удочку, то ведь Воган Дэвис должен был это заметить?

Анна.

Адресат: №55 (Лонгман)

Тема: Аш, тексты.

Дата: 13.11.00 00:45

От: Нгрант@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Анна.

Да, Воган Дэвис не мог не заметить, что один из документов не подлинный. Вы слишком добры, чтобы упомянуть об этом, но и я должен был заметить.

Вот список основных подлинников, с которыми я работал:

Винчестерский кодекс, изд. 1495, перевод на английский Тюдора, с латинского оригинала (1480?). Детство Аш.

«Жизнеописание» дель Гиза, изд. 1516, извлечения, подчищенные и перекомпонованные, 1518. Немецкий оригинал. Плюс версия Ортензе Мончини, пьеса семнадцатого века, в которой она упоминает, что это перевод латинской рукописи шестнадцатого века — самой рукописи мы обнаружить не сумели. Покрывает жизнь Аш с 1472 по 1477 год.

«Cartulari» (список имен) монастыря св. Херлены, изд. 1480, перевод с французского. Кратко упоминает Аш как послушницу в 1467-68 гг.

«Псевдо-Годфри», 1478(7), немецкий текст сомнительной подлинности, обнаруженный в Кельне в 1963г.; подлинные бумага и чернила, но, возможно, современная подделка, игравшая на популярности цикла легенд об Аш. Жизнь Аш 1467-77 гг.

Манускрипт Анжелотти, Милан, 1487, приписка в конце списка оружия и доспехов, принадлежащих семье Миссаглиа. Об Аш в период 1473-1477.

«FRAXINUS ME FECIT», возможно, автобиография Аш, записанная, в этом случае, не позднее 1477г., или биография, в этом случае, от 1477 до 1481 (?). Охватывает пето 1475(?) — осень 1476. Два предыдущих издания материалов об Аш:

Чарльз Мэлпори Максимиллиан (изд.) «Аш: жизнь женщины — капитана средневекового отряда наемников», Дж. Дент и сын, Лондон, 1890, переизд. 1892, 1893, 1896, 1905.

Содержит переводы всего перечисленного выше, кроме «Псевдо-Годфри» и, конечно, «Фраксинус». ЧММ включил также поэму семнадцатого века, принадлежащую перу лорда Рочестера, предполагая, что она основана на эпизоде из «Жизнеописания» дель Гиза; позднейшие исследования доказали, что это невероятно. ЧММ — широко образованный и заслуживающий уважения историк своего времени, занимал кафедру средневековой истории в Оксфорде.

Воган Дэвис (изд.), Аш, биография пятнадцатого века. Виктор Голланз лтд., 1939. Не переиздавалась. Гранки утеряны. Содержание соответствует ЧММ. Ходили слухи о пиратском издании в бумажной обложке — факсимильном репринте, сделанном издательством «Старшайн Пресс» в Сан-Франциско, но мне оно не попадалось. Само издание 1939 года в Британской Библиотеке имеется лишь в неполной копии. Склады издательства в войну пострадали при бомбежке, уничтожен был набор, а с ним и надежды на переиздание книги — а ведь не всякое историческое исследование издается человеком с подобной научной репутацией.

Это все, что я вспомнил. Кажется, были два-три подтверждающих упоминания в переписке того времени, но при мне нет данных.

Я как раз закончил следующую часть, скомпанованную из материалов дель Гиза и Анжелотти, и перешлю ее вам вслед за этим письмом.

Изабель, естественно, настаивает, чтобы я немедленно закончил для нее перевод «Fraxinus me fecit», причем настаивает на самом дотошном переводе — впрочем, как ей известно, я считаю свой перевод именно таковым.

Пожалуйста, свяжитесь со мной. Я НЕ ПОНИМАЮ, что там происходит. Я двадцать лет занимаюсь архивной работой и НЕ ВЕРЮ, что мог так ошибиться.

Пирс.

Адресат: #73 (Пирс Рэтклиф)

Тема: Аш, документация

Дата: 13.11.00 22:03

От: Лонгман@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Пирс.

Я отпросилась с работы на целый день и провела его в Британской Библиотеке. Не слишком-то хотелось объяснять в конторе, что с книгой возникли проблемы — ведь она уже внесена в Весенний каталог.

У нас серьезные проблемы. Вот что я обнаружила:

Некоторых из упомянутых Вами документов найти просто не удалось — «Псевдо-Годфри» и списка (по моим представлениям, вроде амбарной книги) монастыря св.Херлены. И вообще я не нашла ни одного упоминания об этом монастыре.

«Жизнеописание» дель Гиза удалось откопать, но, боюсь, Вас не обрадую, Пирс.

В 1890 рукопись числилась в каталоге «История позднего средневековья». Соответственно, Чарльз Мэллори Максимиллиан, делая свой перевод, был абсолютно в своем праве. К 1939 году рукопись переклассифицировали в раздел «Романтическая литература», вместе с «Песнью о Нибелунгах»! Я нашла ссылку на Ваше американское издание Вогана Дэвиса 1968 года, содержащее перевод манускрипта Анжелотти — все содержание классифицирование как «Художественная литература»! И на сегодняшний день в Британской Библиотеке даже нет копии.

И не числится копии какого-либо средневекового манускрипта под именем «Анжелотти».

Насколько я понимаю, в 1890 г. эти материалы считались подлинными, но к концу тридцатых фальшивка обнаружилась — а Воган Дэвис попросту игнорировал это обстоятельство. Чего я не могу понять, Пирс, это КАК ВЫ МОГЛИ поступить так же?

Если Вы не сможете представить убедительных объяснений, я буду вынуждена представить этот вопрос своему директору-менеджеру.

Анна Лонгман.

Адресат: #60 (Анна Лонгман)

Тема: Аш, археологические изыскания

Дата: 14.11.00 11:11

От: Нгрант@

<Заметки на полях>Формат-адрес отсутствуют, прочие детали зашифрованы нечитаемым личным кодом.

Анна

Я ничего не игнорировал.

Когда я в последний раз сверялся с этими документами, меньше двух месяцев назад, в Британской Библиотеке они числились в разделе «История средневековья». И НИ НАМЕКА на что-либо иное.

Пожалуйста, не делайте резких движений.

Если эти документы недостоверны, то ПОЧЕМУ ЖЕ их подтверждают археологические находки?!

Пирс.