ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.Как герцог Роберт ухаживал за Маргаритой с лилейными пальцами и как он решил похитить ее у ее господ.

Прекрасная Маргарита, которая прослужила к тому времени уже четыре года у своих господ, была предметом восхищения и тайной любви нескольких уважаемых и доблестных вельмож страны, в особенности же двух из них: герцога Роберта и сэра Вильяма Ферриса.

Однажды прекрасная Маргарита вместе с несколькими другими из людей ее господ отправилась ворошить сено, одетая в юбку из красной фланели и в большой соломенной шляпе на голове. В руках у ней были вилы, а завтрак был завернут в полу ее юбки.

Герцог Роберт с двумя своими стражниками встретил ее на дороге. Присутствие стройной Маргариты разожгло тайный огонь, который уже давно тлел у него в сердце. Случайно встретив ее теперь, он дружественно обратился к ней с такими словами:

-- Добрый день, красавица. Вы спешите на работу? Погода обещает быть прекрасной, солнце блестит так ярко, и получится превосходное сено, раз оно сохнет на таком жгучем солнце.

-- Славный и глубокоуважаемый герцог, -- сказала она, -- бедные работники просят у бога хорошей погоды: для труженика служит утешением, когда его работа идет успешно. Сегодняшний день будет для нас еще более счастливым, так как он почтен вашим светлейшим присутствием.

-- Еще более счастливы, -- сказал герцог, -- те, кто проводит время в твоем обществе. Но позволь мне отправиться вместе с тобой к твоим господам и передать там твои вилы кому-нибудь более опытному в этом роде работы. Мне кажется, твоя госпожа поступает неблагоразумно, отправляя тебя на такую черную работу. Я удивляюсь, как ты можешь выносить это низкое рабство, ты, нежные члены которой никогда не были созданы для тяжелого труда.

-- Хотя я не имею права, -- сказала она, -- иметь суждение о ваших мыслях, однако, если бы вы не были герцогом, я осмелилась бы сказать, что ваш разум вам изменяет. Ваши глаза кажутся ясными, но я вправе счесть их помутневшими, раз они представляют вашему уму мой образ таким прекрасным. Я скорее думаю, -- так как существует обычное мнение, что женщины любят слушать себе похвалы, -- что вы говорите все это лишь для того, чтобы провести время, или для того, чтобы возбудить во мне отвращение к моим слишком очевидным недостаткам. Но я прошу у вас покорнейше прощения в том, что я так сильно опоздала на свою работу и проявила себя слишком дерзкой в вашем присутствии.

Сделав грациозный поклон и преклонив колена перед любезным герцогом, она отправилась на луг, а герцог -- в город Глостер.

Когда он туда прибыл, он хорошенько накормил своих стражников и умолял их отпустить его, хоть на немного, на свободу, чтобы он имел возможность повидать старика Грэя.

-- Так как нам нужно, -- сказал он, -- сыграть одну или две партии, а что касается моего возвращения, то я даю вам честное слово принца, -- что так же верно, как то, что я рыцарь и дворянин, -- я снова вернусь под вашу охрану.

Когда стражники согласились, герцог удалился и вместе со стариком Грэем отправился на луг, чтобы посмотреть, как сушат сено. В то время как Грэй занимался своими делами, герцог нашел случай поговорить с Маргаритой. Так как она знала заранее об его намерениях по его письмам, она угадала причину его прихода, а он так начал с ней говорить:

-- Красавица, уже давно в письмах я открыл тебе свою любовь. Скажи мне, не лучше ли быть герцогиней, чем служанкой? Дамой высокого звания, чем чернорабочей прислугой? Со мной ты могла бы жить среди удовольствий, в то время как здесь ты влачишь свои дни в труде; через мою любовь ты стала бы обладательницей великих сокровищ, тогда как теперь ты бедна и почти нищая; всякого рода наслаждения были бы твоим уделом, и что бы ни пожелало твое сердце, ты получила бы; все зависит от твоего решения; стань же счастливой, согласясь на мою любовь.

-- Господин, -- сказала она, -- я признаю, что ваша любовь заслуживает благосклонности дамы и ваша привязанность -- верной подруги, так, чтобы стало одно сердце и одна душа из двух сердец и двух тел. Но совершенно не подобает черепахе соединяться с орлом; ее любовь напрасно будет чистой, его крылья будут бессильны поднять ее так высоко. Когда Фалес смотрел на звезду, он упал в колодец. Кто всходит на гору, не смотря себе под ноги, вдруг обрывается, падая в пропасть. К чему величие во времена бедствий? Оно не облегчает сердечных горестей, оно не уничтожает телесных страданий. Что же касается богатства и драгоценностей, то это только приманки, которые навлекают на человека опасности. Мирские блага служат только для того, чтобы доставлять людям самозабвение. Бедность нисколько не мешает сердечному спокойствию, я думаю, наоборот, она благоприятствует ему. В большей безопасности находишься под простой одеждой, чем в королевской мантии. В сущности, беден только тот, кто сам считает себя бедным. Кто довольствуется тем немногим, что у него есть, тот богат, но кто владеет богатствами, не довольствуясь ими, -- тот беден и несчастен. Вот почему, благородный герцог, хотя я заранее считаю себя недостойной малейшей из ваших милостей, я дерзаю, однако, просить вас перенести вашу любовь на ту, которая вам подходит по своему положению; позвольте мне отдыхать, опершись на мои грабли, и вилами зарабатывать себе на пропитание.

-- Подумай о том, прелестная Маргарита, -- сказал он, -- что не во власти человека направлять свою любовь туда, куда он хочет, потому что любовь -- это дело некоего могущественного бога. Нет птиц над Понтийскими болотами; нет истинной любви в душе непостоянной. Я никогда не вырву воспоминания о тебе из моего сердца, потому что оно, как камень Абистон, огонь которого никогда не уменьшается {См. Плиний, Естественная история, X, 41.}... Так не отказывайся, милая девушка, так упорно от скромного дара, который ты должна была бы любезно принять.

-- Благородный господин, -- сказала она, -- подумайте о том, что ваш опрометчивый брак может возбудить гнев высокопоставленных лиц, что королевское недовольство им может породить непредвиденные опасности. Брак вашего королевского высочества со мной, недостойной его, быть может, вернул бы вам свободу и подверг бы мою жизнь опасности; подумайте, как мало времени тогда вы уделили бы моей любви, а я -- моему вельможному супругу.

Герцог отвечал, что ей нечего бояться какой-либо опасности в случае, если бы она согласилась на брак.

-- Молния, -- сказал он, -- отвращается колокольным звоном; гнев льва успокаивается перед жертвой, которая не оказывает сопротивления; насколько же легче гнев брата поддается братским мольбам! Король Генрих получил от меня много милостей, и ни одну из них он до сих пор еще не признал. Кто же не знает того, что корона, венчающая его голову, по праву принадлежит мне? Я согласен, чтобы он пользовался всем, чем угодно, только бы он признал мое самопожертвование. Если бы он отказался признать это, я стал бы подобен тем людям, которые, отведав плодов лотуса, забывают страну, где они родились. Никогда больше небо Англии не простиралось бы над моей головою, я стал бы жить с тобой в какой-нибудь отдаленной стране, с большим удовольствием деля пополам с тобой одно яйцо, чем пользуясь для себя одного лучшими плодами этой земли.

Молодая девушка, которая, впрочем, давно уже подвергалась этим ухаживаниям, наконец, согласилась. Герцог ушел, когда она протянула ему свое сердце вместе с своей рукой. Он обещал Маргарите сообщить из Кардифа, что он решит предпринять; потом, простившись с Грэем, он вернулся к своим стражникам и отправился вместе ними в Кардиф.

Сэр Вильям Феррис явился к Грэю спустя день или два после того, делая визит, по своей обычной привычке, но вы, конечно, понимаете, не столько из-за желания побыть в обществе Грэя, сколько из-за любви к его служанке Маргарите. Хотя он был женат, и жена его была красива, он повел упорную осаду против невинности молодой девушки. Он пытался ее обольстить, расточая множество пышных фраз, и соблазнить богатыми подарками. Когда она увидала, что, несмотря на ее постоянные отказы, она никак не может от него отделаться, она как-то раз наудачу сделала ему возражение, которое повергло его в такую иллюзию, что он потом никогда больше ее не беспокоил.

Итак, сэр Вильям Феррис горячо настаивал на том, чтобы она согласилась исполнить его желание. Когда однажды после многих приступов с его стороны она еще раз нанесла ему поражение, он пожелал узнать причину, по которой она не соглашалась его любить.

-- Если бы ты только подумала, -- говорил он, -- о достоинствах того, кто ищет твоего расположения! Какие удовольствия он может тебе обеспечить своим богатством, какое уважение со стороны -- своей поддержкой! Стоит ли смущаться всякими глупыми пустяками? Если я буду твоим другом, кто осмелится быть твоим врагом? Где найдется такой человек, который решился бы злословить о тебе по какому бы поводу то ни было! Подумай же хорошенько, моя милая, и не отказывайся от моего великодушного предложения.

-- Правда, сэр Вильям, -- сказала она, -- имеется много причин на то, чтобы мне отказать вам в вашей просьбе, но одна из них такая основательная, что она никогда не, позволит мне полюбить вас.

-- Я прошу тебя, девушка, -- сказал он, -- назови мне ее, и я уничтожу ее, какова бы она ни была.

-- Простите, господин, -- сказала она, -- но если бы я сказала, что я думаю, это, может быть, обидело бы вас, а мне не принесло бы никакой пользы, потому что; дело идет о физическом недостатке, который не могут исцелить никакие средства.

Сэр Вильям был ошеломлен.

-- Прекрасная Маргарита, -- сказал он, -- если у меня больше уже нет никаких надежд, то умоляю тебя, скажи мне по крайней мере, что это за недостаток. Шея у меня не свернута, ноги не кривые, ступни не искалечены, руки не в болячках, глаза не гноятся. Что же вызывает в тебе отвращение ко мне? Я никого еще не встречал, кто считал бы мою внешность неприемлемой.

-- Я сожалею, -- сказала она, -- что я была так невежлива и упомянула вам об этом. Простите меня, мой добрый сэр Вильям, за мою самонадеянность; я хотела бы, как аист, не иметь языка. В таком случае я никогда не причинила бы вам беспокойства.

-- Нет, милая Маргарита, -- сказал он, -- объясни, в чем дело; я ценю простоту твоего сердца. Говори, моя добрая Маргарита.

-- Мой добрый сэр Вильям, довольно об этом, -- сказала она, -- Я знаю, что вы мне не поверите, когда я вам скажу, в чем дело; вы этого никак не можете исправить, и, однако, я так легкомысленна, что не будь этого недостатка, я, наверное, уже дала бы вам согласие на то, что вы желаете от меня получить. Но ввиду того, что вы так настаиваете на том, чтобы узнать, в чем тут дело, я вам это скажу. Причиной всего, господин, является ваш громадный, противный нос, который свисает такими отвратительными складками на ваши губы, что у меня никогда бы нехватило мужества вас поцеловать.

-- Что такое? Мой нос? -- сказал он. -- Мой нос такой огромный, и я никогда об этом не знал? Я был убежден, что мой нос так же хорошо сложен, как большинство других носов. Но, правда, мы все обыкновенно относимся к самим себе слишком благосклонно и гораздо лучше, чем мы должны были бы относиться. Ну, посмотрим, какой у меня нос! Клянусь всем святым, это совершенно верно. Я вижу это сам. Боже мой, как же я мог быть таким слепцом!

С этого времени дворянин впал в такое состояние иллюзии, что никто не мог его разубедить в том, что у него такой огромный нос. Всякому, кто пытался разуверить его в этом, будь то его супруга или кто угодно другой, он отвечал, что они ему льстят и говорят неправду. Дело доходило до того, что он готов был бить всех тех, кто хвалил его нос или просто упоминал о нем без порицания. Он клятвенно утверждал при всех, будь то дворяне или простые люди, что они издеваются над ним. Он был готов вызвать их на дуэль. Он до такой степени стал стыдиться самого себя, что после этого случая он не хотел больше выходить из дому. Таким образом Маргарита освободилась от его общества.

Один умный и важный дворянин, видя, как сэр Вильям все более и более поддавался своей иллюзии, посоветовал однажды его жене не возражать ему, но пригласить какого-нибудь ученого опытного врача, который сумел бы его вылечить. Сэр Вильям сам создал себе эту химеру, и он никогда не послушается посторонних советов; необходимо, чтобы его же собственное воображение разрушило ее, и вот в чем нужно искусно помочь ему.

Супруга посоветовалась с одним очень знаменитым врачом, который обещал удалить эту безумную мысль из головы сэра Вильяма. Был назначен день и час для приема врача, и, предупрежденный заблаговременно, Вильям по своему собственному желанию вышел навстречу к врачу. Какая-то горожанка увидала сэра Вильяма и пристально посмотрела на его нос, так как до нее уже дошел слух об его носе. Кавалер заметил этот, так внимательно направленный на него взгляд и раздраженно сказал:

-- Ну, хозяйка, идите своей дорогой.

Женщина, которая была достаточно несдержанна на язык, резко отвечала:

-- Ей-богу, я не могу.

-- Что такое, стерва? Почему ты не можешь?

-- Потому что, -- сказала она, -- ваш нос мне мешает.

Тогда кавалер, взбешенный и обескураженный, вернулся к себе домой.

Когда врач прибыл, он приказал наполнить некоторый пузырь бараньей кровью и поместил его в свой широкий рукав. В нижний конец пузыря он вставил обрезок лебяжьего пера, через который кровь могла течь так близко от его руки, что если держать кавалера за кончик его носа, то никто бы не мог заметить, откуда идет кровь. Когда все было приготовлено, он сказал кавалеру, что его болезнь происходит от грязной и испорченной крови, которой наполнены жилы его носа.

-- Чтобы исцелить этот недуг, нужно открыть одну из жил вашего носа, -- сказал он, -- и извлечь оттуда все негодное, тогда ваш нос приобретет свой естественны размер и не будет вам больше мешать, клянусь в том своей жизнью!

-- Но, господин доктор, -- сказал кавалер, -- действительно мой нос так уж велик, как вы говорите?

-- Если вы позволите мне сказать при полном моем к вам уважении, -- сказал доктор, -- всю истину без лести я никогда не видывал более безобразного и отвратительного носа.

-- Вот видите, моя женушка, -- сказал кавалер. -- Вы все время мне говорили, что у меня нос такой же красивый, такой же изящный, такой же привлекательный как нивесть у кого.

-- Увы, мой господин, -- сказала она, -- я это говорила вам для того, чтобы вы не огорчались: мне-то во всяком случае не следовало быть недовольной вашим носом, как бы ни был он отвратителен.

-- Мы сейчас же это излечим, -- сказал врач. -- Не сомневайтесь в том.

С этими словами он очень ловко уколол кавалера в нос, но отнюдь не в жилу, которая могла бы дать кровотечение. В то же время он открыл отверстие обрезка пера, и кровь в изобилии полилась в таз. Когда пузырь весь вытек, а таз наполнился почти до краев, врач сделал вид, что он закрывает жилу, и, показывая сэру Вильяму громадное количество черной крови в тазу, он спросил его, как чувствует себя его нос.

Кавалер посмотрел на эту кровь с величайшим изумлением и сказал, что никто в мире, он в том убежден, не имел во всем своем теле столько гнилой крови, сколько оказалось в его носу. В то же время он начал трогать и ощупывать свой нос, говоря, что, по его мнению, он значительно уменьшился.

Ему тут же принесли зеркало, чтобы он в него посмотрелся.

-- О, да, -- сказал он, -- хвала всевышнему! Мой нос стал вполне приличным. Я чувствую, что он на половину потерял в своем весе. Только бы и дальше так было.

-- Я вам обещаю, -- сказал врач, -- что он не будет вас больше беспокоить.

Кавалер был в полном восторге, а доктор получил щедрое вознаграждение.

Загрузка...