Нас с Великой китайской стеной разделяет глинистая пустыня, переходящая в степь до самого подножия стены на западной части границы; и просто степь от нашей границы до самой стены в ее восточной части. Там, в степи и пустыне, живут наши братья кочевники, онгуты, когда-то предупредившие нас о подготовке Западной коалиции к интервенции. Жизнь и нравы у нас похожи, отношения доброжелательные, бесконфликтные. Но они не монголы, язык свой, законы свои. Охраняют стену от нас за китайскую плату. Воевать с ними совсем не хочу и завоевывать их тоже не хочу. Хорошие соседи, почти друзья. Варианты?
...Союзники! Вот решение вопроса. Надо просто уметь дружить. Предложим в жены сыну вождя нашу с Бортэ дочь Алахай и проведем осень в свадебных пирах и обсуждении союзного договора. Кочевник кочевнику -- друг, товарищ и брат. На том стоит и стоять будет монгольская земля. Поскольку с мечом к нам, похоже, уже никто не придет. Долго не придет.
А тангут сисястый все-таки на меня настучал китайцам. На своего нового сюзерена пожаловался. Тоже -- воин непокорный, за свободу бьющийся, только вид борьбы освоил специфический -- офисный, подковерный. Оружием избрал перо и бумагу, и -- кляузами нас, кляузами!
Оказывается, помер тут намедни, года два назад, старый китайский император, и в китайской столице всем было не до мелочей, не до нас. Путем... хрен знает, каким путем, на кочку залез новый властитель, и сразу распелся. В нашу сторону проквакано указание, чтобы подтвердили свое вассальное положение по отношению к Цинь и к нему, квакушке императорской, лично. Высылаются послы с бумажками, чтобы все -- как у людей, с подписями и при свидетелях. Ну, а уже потом, или сразу, или до -- обсуждение моих действий с "Сисей", срок за изнасилование и публичная порка загорелой монгольской попки. Будем Си Ся, как Россия Чечне, дань платить -- на восстановление. Хорошая у меня разведка, не зря в нее столько усилий вбил, даже -- через какие ворота в стене пройдут и приблизительный срок появления посольства, сообщили. И весь расклад.
А с "Сисей" -- мы же договорились, что песенка спета, поезд ушел, и больше пострадавший никуда не жалуется, спокойно и вдумчиво трудится на благо своей страны и Монголии, утешаясь, что это был просто неприятный эпизод в его трудовой биографии. Правитель тангутов слово давал, клялся чем-то, в ноги пытался падать. Вот я ему -- еще перед осадой обещал, что если договоримся, ни один монгол в его город не ворвется, никаких поджогов и разрушений, пленных отдадим живыми и непокалеченными? Слово демонстративно сдержал, тютелька в тютельку. Слово хана! А этот? "Все сожгли, все разрушили, всех перебили!!!" Гнида казематная. Так и будет кланяться и гадить за спиной во всем. Зря мы так Си Ся завоевали.
...Славно мы здесь погуляли, пора молодым и домой отъезжать, вот их и провожу. У нового свата погощу, еще чуток погуляем. Как раз посольство китайское недалеко от стены встречу, чего ему зря по степи ноги бить, у нас зимовать, неудобства терпеть от наших дикости и бескультурья? Перенервничаем только за зиму, обозлимся друг на друга. А зачем кричать и злиться, что это изменит, жизнь -- она ведь по судьбе идет? Все по судьбе...
Смотрю я на этих послов и думаю. Думаю, что китайцы это, никакого сомнения. Еще в юрту мою ханскую, приехав в Ставку, не зашли, а китайские церемонии развели. Тысячелетняя империя, продумано все, кто за кем идет, как стоит, как рожи корчит. И мешать им не следует, пусть все по-своему делают, время у меня есть, подождем. Сейчас титулы пославшего зачитывать будут, это долго, наверное, вот мы все пока друг на друга и посмотрим. Не разбегаться же сразу, да и мне на здешних китайцев поглядеть хочется. Китайский шелк лучший в мире, или его где-то еще делают? Гавайские рубашки напоминает, но -- там синтетика, а это все ручная работа. Мое почтение вашим мастерам.
Подарки вручать готовятся, а там и до другого дела дойдет, пора прекращать. Прервал и спросил имя нового императора. Не дай бог, снова Ниндзя какая, или Cамурая избрали. Ответили - Вышао. Средненько как-то, сразу ни с чем не ассоциируется. Все равно, выбора нет. Слышал я, что наше русское слово из трех букв, заборы украшающее, в нашем Китае имеет вполне нейтральный перевод и очень распространено. Интересно, как они перевели для себя мой спич? Знакомых звукосочетаний там полно. Ну, пусть думают, что передать императору. Сворачиваемся. Все свободны. Прощайте, господа.
Вот и опять Новый год приближается. Неплохо я по миру покатался, себя показал. Заодно выяснил, кто это нас татарами в будущем собрался называть. Китайцы придумали, и никакого акцента в звучании. Так они называют народ моего нового свата -- онгутов. Союз заключен, появились монголо-татары, это не только я придумал монголов, это еще и китайцы татар выдумали. Вместе отвечать будем, если что. А пока -- ничто. Впереди зима, и никаких обязательств. Слышать ничего не хочу, только семья, жены, сын. Как же я по ним соскучился!
...Наш Хулиган уже начал ходить и разговаривает. Орет, когда я его на руки беру, отвык от отца, но за зиму мы подружимся. Вот, думаю, а не начать ли с парнем говорить на русском языке, все-таки он для него такой же родной, как и язык матери? Окружение наше, когда слышит мое бормотание на русском -- дичится, может, подозревают, что заклинания какие-то бормочу, темные же все, колдунов боятся, а от разговоров о моей божественности -- до колдовства недалеко. У нас в степи за колдовство по закону смертная казнь, это мой ответ партии бывшего верховного шамана, ведь от шаманства до колдовства, направленного против человека, один шажок, да и то, как посмотреть.
Новый, назначенный мною Верховный шаман Монголии Усун -- человек почтенного возраста, безобидный и знающий, внутренне очень порядочный. Стараюсь проявлять к нему максимум почтения, советуюсь с ним о сроках наших начинаний и имею его полную поддержку. Белый конь и белый наряд издали придают ему схожесть с волшебником из "Властелина колец" Толкиена. Имя забыл. Очень хороший организатор, и мне нравится, как он поставил на поток дело оказания помощи населению. Иногда я даже ищу у него моральной поддержки своим начинаниям, и мы просто разговариваем долгими зимними вечерами. Обо всем.
...Нет, пожалуй, не стоит осложнять сыну жизнь, обучая языку, на котором говорить в этом мире сможем только мы. Даже местные русские нас не поймут, это другой язык. Я их пойму, а они меня -- нет. И на камне нет смысла выбивать послание потомкам, мало ли, как здесь сложится история и как это повлияет на будущую письменность. Хотел пошутить в своем стиле и на какой-нибудь заметной скале выбить геометрическое доказательство теоремы Пифагора. Пифагоровы штаны во все стороны равны! Знай наших! Мы, монголы -- это о-го-го! Вот где зародилась древняя культура Эллады! И что-нибудь простенькое из дифференциального исчисления. Тогда будущие историки точно с ума сойдут. Мы с сыном не ханы, а Хулиганы!
Пожил с семьей на зимовке, порадовался жизни, насмотрелся в прекрасные глаза Хулан, оттаял душой с Борте, насмеялся проказам Есун и Есуген, и думаю: а пошел этот мир на фиг! Почему я должен жертвовать своим счастьем, которого у меня не было на Земле, ради неизвестных стран и народов? Моя Монголия обустроена и обихожена, еще десяти лет не прошло, а как расцвела. Люди живут и радуются, молодежь растет -- гордая своей страной, никаких им других стран не надо. Свою любят, для нее трудятся. Сытые, радостные, благожелательные. Согласен, всех, кто "честно жить не хочет", мы убиваем, и поэтому количество тех, кто "кое-где у нас порой..." упало до исчезающе малых величин. Рецидива у наших преступников не бывает. Но меня-то палачом народа никто не называет, сами казнят отщепенцев, еще не разучились, за помощью к соседу не бегают: "Помогите зарезать барашка!" Меня в двенадцать лет обучили, а здесь лет с пяти почти все умеют, но еще слабы, чтобы его удержать. Простота нравов. Главное -- поймать преступника, а правильно его приготовить может каждый.
Ну, и к чему мне эта мировая революция? Пусть гниют в своих странах, я-то им зачем? Всеобщий мир устанавливать, прогресс? Да меня за этот прогресс потом во всех учебниках истории ославят, как кровожадного дикаря.
Люди-то везде одинаковые, сколько ни сравниваю два мира -- одна и та же мотивация. Те, кого власть правильно направляет, живут счастливо и в довольстве. Те, на кого законы ориентированы, под кого они заточены. Остальные считаются недочеловеками, не способными справиться с национальными пороками.
Вот я, человек из другого мира, взял под свое крыло дикарей, читать-писать не умеют, кровожадные, а как теперь живем? Просто у нас выгодно быть правильным и счастливым, соблюдай законы и трудись, будешь в шоколаде. Северные монголы постепенно сами переходят на питание степным скотом. Ну выгоднее шкурки добывать и менять на уже готовое мясо, чем носиться за лосями без гарантий на обед. Никто не заставляет, а в результате -- все сыты, смертность снизилась, демографические показатели растут. Не сможет лес прокормить, зверя мало станет -- степь всех примет, здесь природа прокормит. Может, и возникнут проблемы, но не знаю -- когда. Нескоро. Почему науку не развиваем, поголовную грамотность? Да отдыхают все после стольких лет резни. В сытости и безопасности. Отпуск у народа. Почему из-за кого-то мы должны все это оставить? Кто нам спасибо скажет? Историки?
Есть у нас в Монголии священная гора. Живут на ней духи предков и, я не совсем понял, но, как мне Усун объяснял, сам дух Вечного Неба. Говорили мы с ним зимой о пути в широком смысле этого слова, и посоветовал он побывать на горе, может, мысли успокоятся, и Вечное Небо наш путь мне укажет. Второй день здесь нахожусь и, вместо дела, вечной красотой земли любуюсь. Зачем мы ей, наши города и сама цивилизация -- ничто по сравнению с этим совершенством. Пройдут века, и так же величаво будут плыть облака, колыхаться степные травы, шуметь деревья у меня над головой. Разве могу я, ничтожный смертный, что-то привнести в эту красоту и не сломать ее очарование и скрытую силу? Какое счастье просто жить и любить на этой земле, не ломать ее, не калечить. И только для понимания и любви существуют на земле люди. В этом наше предназначение -- любить друг друга. Это наш путь...
У Хулигана режутся зубки, он хнычет и не расположен играть с отцом. Есуген снова беременна, и весь мир крутится вокруг нее. Все ей угождают, поддерживают, справляются о ее здоровье и стараются потакать ее капризам. А она не капризничает, характер не тот. Притворяется иногда, но глаза выдают. Подшучивает над всеми нами. Хулан и Есун окружили ее своей заботой, целыми днями шепчутся с ней, хихикают. Бортэ царит над страной, как орел над степью. Внимательный взгляд и очень редкие взмахи крыла. Я просто живу. Вот и все наши новости. Если это не счастье, то другого я не знаю.
Глава 15
Степь похожа на море. Ветер несет волны на юг по бескрайнему зеленовато-серому простору. Катится, катится волна и скрывается за горизонтом, затухая на берегу реки и вновь беря начало за ней, и так до следующей реки, до следующей, до самого подножия стены. И осенние стаи перелетных птиц, пролетающие надо мной, смотрят на бескрайний океан степи и видят всю ее, целиком, со стальными жилами рек и голубыми и серыми глазами озер, с редкими скоплениями юрт и стадами скота, с одинокими цепочками припозднившихся караванов. Можно догнать волну и нестись вместе с ней, бросив поводья, широко раскинув руки, крича и завывая от восторга. Тогда действительно кажется, что отрываешься от земли вместе с конем и летишь, летишь на юг перелетной птицей, степным буревестником.
Сразу после зимовки, в начале весны, по традиции -- на Востоке страны, я собрал большое семейное вече. Съехались все наши новые и старые родственники, неделю продолжался пир, а деловая часть была расписана так. В первый же день сделал краткий обзор экономического состояния Монголии, затем все обменялись мнениями, ведь наши новые татарские родственники и союзники впервые видели северных монголов и венгров, заведующих в нашем государстве торговлей и караванными делами. Общий вывод из результатов обсуждений первого дня: все были приятно поражены. Отсутствовал только внезапно заболевший наш новый родственник -- кляузник тангут, но не потому, что не пригласили, а по уважительной причине. Скоро правитель сисцев отмучается, умрет -- не жри что не попадя. Его заменит сын, столь славно отметившийся на земляных работах. Сына и будем иметь удовольствие видеть на следующих семейных собраниях, и даже флажком помечать не станем.
А пока -- доклад по тангутам сделал я: караваны с нашей долей прибыли поступали и продолжат поступать исправно, в оазисах никаких замечаний от следующих по Великому шелковому пути нет, страна приходит в себя после принятия вассалитета перед Монголией. У венгров тоже все хорошо, сельское хозяйство цветет, торговля идет, народ сияет, вся наша канцелярия у них в руках, и письменность в нашей общей стране с годами будет венгерской. Северяне доложились о росте добычи пушной продукции и даже снизошли до обсуждения возможности строительства первых городков на их территории. Моя цель -- привить ремесленнические навыки и создать города ремесленников: резчиков по кости, кузнецов, народных модельеров -- шубников и кожевников. Будем давать в караваны не только сырье, но и готовую продукцию. По степи мне легко было отчитаться, это и так все знают. Так что, полезность принятых реформ признана всеми, и теперь уже дружно обсуждаются дальнейшие планы экономического взаимодействия. Таким был первый день. Ну, я его так вижу...
Второй день посвятил обзору текущего международного положения. У меня уже налажена приличная разведка, а наши родственники имеют данные в основном только по своему участку границы. Северяне вообще данных не имеют, поскольку ни с кем не граничат, только на западе, но им у себя в лесу -- как-то не до того, на меня полагаются. Голову я им ерундой не забивал и дал расклад только по тем странам, с которыми наша Монголия имеет общую границу, или по странам, которые ведут свою внешнюю политику так, что такая граница может внезапно возникнуть. Про Европы и Африки промолчал, пока сам одними слухами питаюсь:
-- Итак, на Западе и Юго-Западе мы граничим с государством кара-китаев. Вполне приличное государство, сравнимое по мощи с нашим вассалом Си Ся, но для нас, пока, нейтрально безопасное. Было бы, если бы не приняло в эмиграцию беглого найманского подханка Кучлука, великолепного пловца. Эта мокрая мышь нас не интересовала, пока не заполучила руку дочери главы государства, старого осла. Пригревший змею на груди, да будет ею ужален. В этом году Кучлук сверг своего тестя и вскарабкался на престол. Наш ненавистник получил под свою руку армию целого государства. Какое-то время у него уйдет на укрепление власти и подавление всяческих внутренних волнений, но мы должны быть готовы к тому, что он придет на нашу землю с войной, как пытался прийти, имея под рукой лишь жалкие банды отщепенцев до двадцати тысяч численностью. Новая война может оказаться более серьезной, и она не за горами.
Но есть одно "но". За спиной у Кучлука находится государство Хорезм во главе с хорезмшахом Мухаммадом, исповедующим крайне агрессивную политику по отношению к своим соседям. Войны идут с переменным успехом, но государство хорезмшаха постоянно расширяется. Несколько лет назад он очутился в плену у кара-китаев, бежал и сейчас яростно мстит за перенесенные унижения. Летом прошлого года Мухаммад в степной битве нанес серьезное поражение кара-китаям на Юге и захватил часть их земель. Думаю, смена правителя его не успокоит, и Кучлук будет вынужден защищать свои границы. Если хорезмшах захватит бывшее государство кара-китаев, следующими в очереди на расправу автоматически окажемся мы. А не захватит -- на нас нападет Кучлук. Не более, чем в ближайшее десятилетие, эта ситуация для нас разрешится войной.
Все вы знаете, как проходил и чем завершился наш позапрошлогодний поход на государство Си Ся. Но не все там просто. Верхушка правительства и весь народ в южной части страны, которому мы не дали наших прав и законов, ненавидит монгольские племена как иноземных захватчиков и мечтает сбросить с себя позорное монгольское иго. Недалеко время, когда вспыхнут восстания молодежи, подогреваемой рассказами старших о подлости и мерзостях, творимых монголами на их благодатной земле.
Мы столкнемся с национально-освободительным движением. Это моя вина. Провел войну не на подавление и включение страны и народа в наш великий Союз, где каждый чувствует себя свободным и защищенным, принимая наши законы, а на ее унижение и сохранение сырьевой базы экономики в государстве, в дальнейшем существующем самостоятельно и лишь являющимся ресурсным донором для нашего Союза. Я отвожу десять лет этому очагу напряженности. При малейшем ослаблении Монголии, в связи с возможной агрессией на ее территорию и войной, этот нарыв лопнет.
Теперь перейдем к нашему южному соседу, империи Цинь. Происшедшие события привели к тому, что империя утратила сразу двух своих давних вассалов: нас и Си Ся. Я не жду от империи громких сиюминутных заявлений и решений. Тысячелетняя страна неповоротлива, она привыкла измерять свое время десятилетиями и столетиями. Но то, что на нашей земле в любой год могут опять появиться войска чурдженов -- неизбежно. Они еще не получали отпора, слова есть слова, только разгром в сражениях способен отрезвить горячие головы и охладить наполненные жадностью сердца. Империя Цинь погрязла в военных конфликтах с империей Сун, находящейся еще южнее, но дайте срок, из-за стены в наши степи выплеснутся ее железные войска, и, возможно, если мы будем обескровлены другими войнами, нам не удастся их остановить. Дети монголов снова будут продаваться на всех невольничьих рынках Китая.
Двое из противников превосходят нашу армию в численности: Мухаммад и Цинь. Мы милитаризированный народ, у нас каждый мужчина -- воин с рождения. Сегодня нас около четырех миллионов, наша армия насчитывает сто тридцать тысяч всадников. Государство Си Ся я не беру в расчет. Мухаммад уже сейчас может сосредоточить против нас до четырехсот тысяч воинов. Цинь имеет примерно шестисоттысячную армию, разбросанную по всей стране. Сун навряд ли меньше, но у нас нет общей границы, мы можем пока не думать о них.
Этими словами я завершил свой доклад, сообщив, что следующий день отводится для размышлений и консультаций по рассматриваемому вопросу, а на четвертые сутки я расскажу о своих предложениях и планах для всех нас.
Ну, вот он и настал, "последний день войны". С самим собой, с самим собой, с самим собой... Папарапам! Старая песня из кинофильма об Отечественной войне, пока даже некоторые слова помню. "С самим собой" -- мое дополнение с учетом текущего момента. Сейчас изложу свое видение проблемы и ее решение, а дальше -- как судьба повернется. Сейчас прольется чья-то кровь... Сей-чаас. Сей-чааас! Всегда посмеиваюсь в напряженные моменты. Не то что бы помогает, просто привык с детства держать хвост пистолетом. Начнем, все собрались, чего тянуть?
-- Я предлагаю начать войну с Китаем. Не дожидаться, когда они на нас нападут, а самим приступить к военным действиям. Это будет Отечественная война, но наш народ станет мстить и воевать не с пришедшими на его землю захватчиками и поработителями, а с теми, кто мог бы прийти на нашу землю и уже не раз на нее приходил. Не дадим врагам собраться с силами и подготовиться, нападем первыми.
Сразу объясняю, почему начинать надо не с Кучлука или Мухаммада. Разгромив Кучлука, мы уже ослабленными попадем на свежее войско Мухаммада, нас просто добьют раньше, чем это положено по судьбе. А почему Китай, то есть Цинь? Потому что из Китая мы никуда не уйдем, мы останемся там, и Китай станет уважаемым членом нашего Союза, а дети теперешних китайцев будут играть в монголов. Не изображать, как они нас убивают, а играть, как мы все вместе отражаем нападение войск Мухаммада. Мы принесем в Китай наши законы, и через десятилетия никто не будет смотреть: китаец перед тобой или монгол, только личные качества человека будут определять его судьбу. Да, сейчас нас ждет война, и не только с Цинь, но и с Сун, когда дойдем. Нам нужен единый Китай, крупнейшая опора Союза, страна, на которую будут равняться не только у нас, но и во всем мире.
У всех возникает вопрос, как сто тридцать тысяч монголов смогут победить армию, превосходящую их численностью в пять раз? Я отвечу. Не более половины наших дивизий отправятся в Китай вести войну, нам все равно -- в пять или в десять раз нас превосходит противник. Но смысл наших действий состоит в том, что враг должен стать нашим искренним другом, перейти на нашу сторону. Не предавать своих, а перейти на сторону добра, тех идей всеобщего равенства перед законом, которые мы несем. Никаких притеснений на религиозной или национальной почве, если это удастся -- мы победим. Иначе нас размажут, но -- что мы теряем? Все равно это произошло бы позже, подобное неизбежно при оккупации нас Китаем. Значит, от правильности наших действий зависит, растворится наша армия на просторах этой страны, или многократно возрастет, что даст нам шанс вместе противостоять Мухаммаду.
Но это еще не все. Война очень затратная вещь, а наша экономика пока слабее экономики громадного соседа. Чтобы выдержать нагрузку, мы должны разрушать экономический потенциал противника, не позволяя восстанавливать ресурсы для продолжения борьбы с нами. Только когда победа будет близка, мы сможем приступить к восстановлению китайской экономики. Она уже будет частью совместного экономического потенциала Союза. Подробности разъясню позднее, а пока нам всем надо обдумать мои предложения и успокоиться. Предлагаю собраться послезавтра и обсудить окончательно принимаемые решения.
Уф... Вспотел.
Есть человек, мнение которого может заставить меня отложить, а, возможно, и свернуть все что я здесь напланировал. Не говорил с ним заранее... Ни с кем не говорил.
Когда я впервые обратил внимание на Мухали, определение сложилось почти сразу. Рыба! Пара дней потребовалась. Губастый увалень. На сонном лице только глаза живые, да поди их, рассмотри. Длинный, тощий, с непонятным брюшком, выпирающим посередине мослатой ребристой фигуры. С годами кумыс придал загадочной возвышенности форму огромной проглоченной чарджуйской дыни. Пивное брюхо, один в один. А взгляд так и остался -- не от мира сего. Ничерта не поймешь, слышит он тебя -- не слышит? Не реагирует и все тут! Мастер меча. В схватке все эти кости и жилы мгновенно превращаются в смертельный вихрь, глаз за ним не успевает. И так же мгновенно, как только вопрос разрешился, вихрь утихает -- и вот опять стоит "каланча" с выражением старой клячи на лице: сейчас нагнется и безразлично продолжит хрумкать жесткую траву под ногами, прощупывая ее вытянутой верхней губой и хрипло пофыркивая.
Не могу сказать, когда все это изменилось и я стал видеть настоящего Мухали. Когда он мне позволил. Уже не помню, может -- год прошел, может -- пол-года. Он разный. Тот, с кем дружу -- только мой. Многие знают его как веселого мужчину, душа на распашку, бабника, лихого гусара. Для кого-то это хитрый и жестокий, но очень умный человек. Кто-то видит почти опустившегося алкаша, тряпку. Посол Си Ся, прорвавшийся в наши пенаты ради великой цели снижения дани, после нескольких суток общения с Мухали решил, что все монголы -- невозможные пьяницы. Мухали заменил ему весь наш народ, больше у посла ни на кого времени не оставалось. Так и уехал, не протрезвев. Мухали интересует только результат, он великолепный актер и не слишком озабочен мнением окружающих о себе. Для каждого -- по настроению, по ситуации, по тому, как сам оценил человека. Знаю, что политик, знаю, что не пьянеет, знаю, что честен с друзьями и предан им. Насмешник, юморист, собака! И когда повзрослеет?.. Много чего про него знаю. Таким и люблю. Нас всего пятеро -- тех, кого Мухали пустил в свой мир. Я горжусь этой честью.
Мне кажется, он не анализирует предлагаемую информацию. Решение приходит сразу, никогда и ни в чем он не допустил ошибки, это не анализ.
Не знаю, что еще сказать о друге. Но мне важно, чтобы он меня понял. Очень.
Наверное, историкам и археологам мы с моим сватом онгутом-татарином оказали неоценимую услугу. Будут они когда-нибудь копаться в бастионах Великой китайской стены в поисках клада, выдернут снизу кирпич, и -- бац!!! Вся стена разрушилась, осела, только облако пыли висит над кирпичными и глиняными обломками! Сломали, гады, национальную святыню от личной жадности, конец вам всем! Да, конец, если начальство сразу приедет, пока пыль не осела. А задержится -- нет проблем у археологов. При чем здесь они? Это все Чингизхан переломал, когда конницей Великую стену штурмовал. Лично своим медным лбом все разнес, года два бился, упрямая скотина.
Я это к тому говорю, что после нашего прохода через Великую китайскую стену она все стоит: ломай -- не хочу. Стена осталась целая. Ну да кто поверит? А все дыры -- это раскопки любителей старины и сувениров. Мы, как нормальные люди, в ворота въезжали. И выезжали так же. Я, конечно, для себя экскурсию на въезде провел, но ни единого кусочка на память не брал и экспонат не портил. Что я -- дурак, такую вещь ломать, ее даже из космоса видно.
Идея состояла в проникновении за стену под видом онгутов, они имели пропуск, как состоящие на службе у империи Цинь по охране ее границ. За много лет пограничная стража в гарнизонах у ворот к этому привыкла и спокойно пропустила несколько маленьких групп за стену. Не через одни ворота, конечно, а через трое ворот на расстоянии километров сорока друг от друга. Но у циньцев нет телефона и привычки созвониться хотя бы вечерком, поболтать и пожелать друг другу спокойной ночи. Так из-за их технической отсталости мы получили возможность собрать вполне достаточный отряд для штурма выбранного бастиона, прикрывающего вход в страну, со стороны самой империи, и при очередном проходе группы захвата первые ворота в стене оказались в наших руках. Ворота не дали закрыть перед носом моей кавалерии, что тут непонятного?
В результате дальнейших повторов за четыре дня все три интересующих нас крепости на стене сменили гарнизоны, я с гвардейцами и дивизия легкой конницы Чжирхо оказались на той стороне, а в степи, за стеной, разбили лагерь ребята Собутая. Потому что мы пока тоже не умеем защищать крепостей, а только -- атаковать, так мы себя уверенней чувствуем. Если кто-то собрался бы взять штурмом теперь уже наши бастионы, Собутай разметал бы врага кавалерийской атакой. Меньше дивизии для атаки ворот с гарнизоном в сотню бойцов можно не приводить. Пустые хлопоты.
Сват онгут решил, что родня дороже денег, и провел всю операцию проникновения, но я тоже люблю родню, поэтому материально сват не пострадал. Денег у нас поменьше, чем у Цинь, а табунов побольше, я думаю. В общем, вот она, империя, перед нами, пора работать.
А чего бы не поработать, у нас даже проводники есть. Все прочие гарнизоны на стене не трогаем, не до мелочей. Проедемся, подразведаем обстановку, в мелких стычках себя проверим, инфомацию соберем, знающих пленных, и -- народ попугаем, пусть страшные вести о нас разносят: монголы идут, бойся! Без солидной битвы нам эту войну не выиграть, а когда еще китайцы армию соберут? Может и не один год пройти. Вдумчивые они ребята, неторопливые. Соберешь армию, а нас уж нет, опять армию разбирай. У них так.
Вообще-то, Великая китайская стена возведена не в ровной степи или на пляжном песочке. Она возведена в горах. Вот если бы в степи -- была бы она прямая и кидали бы через стену всякий мусор, как через заводской забор. Не случилось. Похоже, нас и Цинь разделяет в лучшем случае -- местность с сильно пересеченным рельефом, а то и просто -- горные хребты с многочисленными скальными изломами. Это хозяйство тянется с северо-запада на юго-восток и увенчано сверху стеной. Конечно, не так все страшно, это если в целом на стену посмотреть, а так -- и проходы, и проезды, и подходы -- сколько угодно. Но и от стены вглубь Китая такая же маята, без проводника все время возвращаться придется -- не проехать на конях.
Проводников, к сожалению, у нас немного, надо их беречь, поэтому, по-братски разделив с Чжирхо двух самых знающих, разъехались с ним в разные стороны, хотелось побольше и получше успеть осмотреть страну. Он, вооруженный моими инструкциями, отправился на восток, а я тихо потрусил на юг, в центр, размышляя, как далеко так уеду. Вот не пожелают меня китайцы замечать, и проедет моя группка незамеченной до самого Индийского океана. Это у нас было: больше трех не собирайся, а здесь миллионов сто-сто пятьдесят населения, что мы им -- туристы неорганизованные! Погостят и уедут. Посуду побъют -- хрен с ней, с посудой, не отвлекаемся на мелочи, у нас тысячелетняя история. Вот как их завоевывать при таком отношении?
Но, наверное, мы все-таки привлекли внимание -- своей экзотической фестивальной дикостью или завесой отрядов легкой конницы впереди, потому что через неделю, углубившись в страну километров на двести, чуть не наступили на пешее войско, уже построенное и готовое к встрече. Пешее войско, какая прелесть! Судя по всему, нас не хотели пускать осматривать гору у них за спиной. Чтобы не напоролись. Сразу заинтересовался именем горы. Еху! Приятное название, наше, земное. Свифт намекал на нас, судя по нашему виду. Дурацкая шутка, нервничаю. Комплексую? Нет, просто шутка -- дурацкая. Кажется, китайцы только проснулись, было бы их тысяч пятьдесят -- я решил бы, что губернатор провинции в курсе нашего появления. А так, похоже, только старосты соседних деревень. И ведь китайские лекари, шпионящие по нашей стране, их предупреждали, готовили. Не поверили, что ли, своим Рихардам Зорге?
Не знаю я тактику китайцев. Что они от нас хотели и зачем мудрено построились буквой П? Мои перебили основную массу стрелами, не приближаясь ближе двухсот метров, где-то в течение часа. Разбегающихся не преследовали, трофеев не собирали. Мне принесли на осмотр луки -- слабенькие, доспехи бамбуковые. Есть мечи интересные. Ну, народ, что захотел -- себе подобрал. Наверное, копья использовать собирались? Или колесницами нас по флангам давить? Я как-то и не понял, слишком быстро все закончилось. Им бы с такими замашками -- да в древний Рим! Поймали несколько пленных, они сообщили, что рядом, буквально в нескольких километрах, есть город Банжоу -- туда, мол, все и побежали. Проехали мы за ними -- ворота открыты, дивизия спокойно зашла. Никакого сопротивления. Такая война.
Дивизия размещалась на постой в городе, а я решил попробовать принять ванну -- впервые за прожитые в этом мире десять лет. На объяснения по этому поводу у меня ушла почти половина дня. Разместившись во дворце (кстати, действительно, дворце!) здешнего градоправителя, вынужден был отметать буквально каждую минуту просто сумасшедшие предложения согнутых в поясном поклоне китайцев. Ванну из крови младенцев и девственниц. Просто девственниц, просто младенцев, и все в таком стиле. Считали меня людоедом, тонко издевались, спасали город? Очень настойчиво спасали. Впечатление сложилось такое, что у них здесь это в порядке вещей, я даже вспомнил одно китайское национальное блюдо: подают мозг еще живой обезьяны, и надо его есть ложкой прямо из спиленного черепа. Не на пустом месте возросла такая кулинария. Наорав на болванов, получил ванну, а они поголовный инфаркт. Наверное, резаться разбежались. Вымылся и нормально уснул -- впервые за два месяца.
Утро началось с проверки котлов, запрет всем еще на нашей стороне озвучивали. Никакого угощения от китайцев, потравят мне народ. Нам вообще пока от них ничего не надо, так -- оглядеться прибыли. Грабить можно, но осторожно, нам ведь воевать, чтобы на скорости передвижения не сказывалось. Третий конь -- для припасов. Этак превратятся из дивизии в стадо хомячков с раздутыми щеками, при встрече с врагом от страха за наворованное атмосферу загазуют. Враги перед нами будут кирпичи ладонями рубить, и -- "кья!" -- кричать, а мы портить воздух. Целых две армии клоунов.
Делом занимаемся. Все осматриваются, делают для себя выводы на будущее. Особое внимание укреплениям, стенам, у китайцев все стандартное. Что здесь увидим, то и в остальных городах и крепостях, отличия только в размерах. Напомнил градоначальнику, что за убийство монгола -- смерть, пусть доведет до жителей, или будет виновен, что не довел, и попадет в соучастники.
По идее, надо бы сжечь несколько городов и городков, чтобы император скорее собирал армию, готовился к битве с нами. Небольшие армейские группы и гарнизоны мы можем уничтожать хоть до посинения, очередной весенний набор покроет эту убыль циньцев, единственный надежный способ -- громить крупные войсковые соединения Цинь, заметные на общем кадровом фоне. Не менее ста тысяч воинов за год? И как это сочетается с необходимостью перехода под нашу руку крупных воинских соединений? С чего им к нам в объятия бежать? Под страхом смерти? Зачем нам тогда эти толпы неумелых трусов? Думай, Чингизхан, анализируй обстановку. Иначе -- повторим судьбу Наполеона в России, даже выиграв здесь генеральное сражение и разрушив столицу. Местный Кутузов сохранит армию, и нас потихоньку, не торопясь, добьют по частям. Гибче надо, не упираться в принятые заранее довоенные догмы. Это как? Пальцем покажи.
На третий день стоянки мне представили пленного циньского офицера -- специалиста по обороне и взятию крепостей. Очень хорошее впечатление произвел, вот таких бы нам побольше, но предлагать ему службу не стал, а сам он не попросился. Главное, к чему я пришел, беседуя с ним -- всю политику в работе с армией надо вести, держа его пример перед глазами. Как он оценит то или иное наше действие, оттолкнет оно его от нас, или наоборот, склонит чашу весов в нашу сторону. Гордый, профессиональный и порядочный человек своей страны. Именно для него и его потомков предназначены наши теперешние деяния.
Не знаю, доведется ли встретиться вновь, но я его запомню. Очень мне помог, и не рассказами о своих чудо-машинах, способных метать камни аж на пятьсот шагов. Я задумался, забылся, и на его вопрос о моем впечатлении от китайской техники ответил почти автоматически, что -- дрянь, ничего интересного. По-моему, он удивился. Вот так, дикарь не оценил, а он потратил на меня свое драгоценное время. Кстати, в чем-то прав, его осадные башни, камнеметы и стенобитные машины я, действительно, видел впервые в жизни, и за такое высказывание любой экскурсовод вправе был бы обидеться.
В тот день понял, что для достижения своих целей должен собирать не богатства и драгоценности покоряемых народов, я должен собирать людей. Именно они будут сверкать алмазами в моей воображаемой короне и приведут нас к победе. Деньги и щедрые подарки привлекут к нам многих толковых специалистов, но настоящее дело люди делают не за деньги и почести. Самый дорогой труд -- это труд всей жизни, и это работа бесплатная.
Я думаю, Боорчу всегда был маленьким. В два года -- самым мелким из ползунков, в десять -- из травы не видно, в двадцать -- проще под конем пройти, чем перепрыгивать. Не местный гном или лилипут, но на грани. Из таких Ленины хорошо получаются, есть такая порода мелких властителей. Но здесь не вышло, Боорчу власть не любил и ни в чем таком не нуждался. Из него вырос мелкий бульдог. Я никогда не сталкивался с подобным бесстаршием, он шел на толпу не с мрачной веселостью фаталиста, я как раз из таких. Убъют -- так убъют. Нет, Боорчу шел сам убивать всех, кто угрожает его другу, встал на его пути и, надо сказать, делал это очень результативно. Настолько, что толпа, потеряв половину, явно желала пересмотреть требования к достаточности своей массы и, теряя уверенность, разбегалась от сумасшедшего психа. Остановить его невозможно, я сам один раз висел у него на плечах, вглядываясь в белые от бешенства глаза и пытаясь утихомирить. Показалось Боорчу, никто не хотел меня убивать. По крайней мере -- все не хотели, а пара решившихся умерли в первые же секунды. Остальные были ни при чем. Висение ничего не дало, он таскал меня минут десять, пока я не отключил его ударом под ухо. Ничего другое не помогло, в малыша вселился железный гигант, у меня руки соскальзывали.
Для друга, а я его друг -- он не считается ни с чем. Это не преданность своему вождю, не обожествляющая любовь восхищенного. Боорчу не разделяет себя и меня, для него мы одно целое. Так он меня чувствует.
Больше всего я боюсь когда-нибудь его подвести. Даже случайно. Может быть, он моя совесть? Да нет... Друг. А вообще -- хороший юморной парень, вокруг таких всегда смеющийся народ. Шутник. Все его любят.
Зучи привел дивизию легкой конницы Мухали, с ним прибыли все трое братьев. Я разделил дивизию на три части и, поставив каждого из старших во главе своих воинов, отправил всех на Запад империи. Младшего оставил при себе в качестве второго заместителя. Опасаюсь доверять ему самостоятельное командование -- слишком молод и может наворотить дел. Шанс попасть в плен велик, а война еще только началась, мы ничего не знаем о тактике действий армии Цинь. Пока это разведка боем, к концу лета все встретимся и обсудим достигнутый результат. Мы не будем оставлять гарнизоны в захваченных городах и городках, их слишком много, у нас просто не хватит людей -- лишь распылим нашу армию по деревням. Пока даже невозможно определить, какой экономический вред мы наносим империи, сжигая тот или иной город. Слишком много империи для нас, или слишком мало нас для империи.
Фактически, метаясь по стране и пугая народ, создавая у китайцев впечатление о сотнях тысяч конных монголов, рыщущих во всех концах Цинь, мы так ищем ниточку, которая приведет нас к победе. Армия Цинь спряталась за стенами городов, которые мы не можем взять, и оставила в нашем распоряжении все пространство страны. По крайней мере -- весь север и центр. Даже захватывая города, мы не получаем ничего, кроме добычи, которую не можем вывезти, ее слишком много, а города не удержим, не владея принципами обороны. Везде -- не, не, не! -- хоть из дома не выходи. Комар кусает медведя, бьется с ним смертным боем, а медведь лениво почесывается, отмахивается и не желает просыпаться. Просто разные весовые категории.
Захватили более десятка городов. Слишком быстро передвигаемся, китайцы не успевают реагировать. Чем брать город штурмом -- проще доскакать до соседнего, где о нас не слыхали и не закрыли городских ворот. Мирное население сопротивления не оказывает, забиты, боятся солдат. Напоминают покорный скот, которому все равно, кто его зарежет. Пока так. Все хуже, чем я думал, здесь можно воевать лет двадцать без результата. Действительно, тысячелетняя, расшатать невозможно.
Будем набирать опыт взятия укрепленных городов и крепостей. Для этого придется таскать с собой все эти китайские машины, нужен обслуживающий их персонал. Наших и учить не стоит. Как только местные согласятся, начнем. Ну, надо же хоть что-то делать.
Чжирхо, действительно, -- "стрела", ему такое прозвище очень подходит. В первое же лето войны доскакал до ворот столицы. С момента нашего расставания он двигался вдоль стены, не углубляясь далеко на территорию. Ударом с тыла разгромил достаточно крупное войско, с трепетом вглядывающееся в горизонт в ожидании встречи. Явно в этих китайских построениях что-то есть, но мы, торопыги, постоянно не даем нам этого объяснить. Ломаем игру и остаемся незнайками. Дошел до большой крепости Датун, пристроенной к стене и обросшей городом, не стал впустую ее штурмовать, вязнуть, и оттуда двинулся на юг. Как и я, без боя захватил город Чак... Чжоу?.. Неважно, как назывался город, он уже сгорел, отдохнули в нем и быстрыми переходами добежали до срединной столицы. Та же картина.
Гарнизоны заперлись за стенами. Армия, возможно, хочет дать сражение, но за нами не успевает, а мы не в курсе ее намерений. Братья, аналогично, проскакали по западу, пожгли деревеньки, объявляя их после сожжения городами. Захватили провинцию Шанси и, собственно, все. Желают слышать указания. На зимовку выйдем за стену, в степь, и будем думать. Сделано даже больше запланированного, но пока эффект -- ноль. Почему?
Чего я требую от своих войск на этой войне? Нет, не так, не от войск, а от людей, которых привел на китайскую землю. Сохранения боеспособности, мобильности и дисциплины. Обычные требования, как в любой армии на Земле. Во время боевых действий -- никакого грабежа, даже если идет штурм города. Уснувший часовой предается казни на месте. Разведка, допустившая отклонение от маршрута и отвлекшаяся от выполнения приказа -- в зависимости от тяжести последствий. Минимум плети. И так далее.
Город поджигается, если в нем нет ни одного нашего воина. Ни грамма лишнего захваченного имущества, если это повлияет на скорость передвижения части или ее боеспособность, то есть -- чтобы воины не выкинули запасные саадаки со стрелами и не набили вместо них вьюки золотом. Отставшие караются, как дезертиры. В принципе, железные отряды, скованные железной дисциплиной. Всю ответственность за действия моей армии несу лично я. Никакие они не звери, не кровожадные маньяки. Они выполняют мои приказы и действуют в соответствии с общими установками. С другими людьми я бы сюда не пришел. Значит, я -- чудовище.
В чем отличие моих действий от действий любого генерала в войнах моей современности? Бывшей.
Я не произвожу расследования и не требую ответственности за действия моих солдат против гражданского населения. У меня нет за спиной демократической общественности.
Мои люди поступают с населением на захваченной территории так, как поступали бы с ними враги в подобных обстоятельствах. Жалость и милосердие к жертве отсутствуют в этом мире. Если можешь убить врага -- убей, или он убьет тебя.
Я не прививал им понимания ценности человеческой жизни вообще. Ценна только жизнь монгола или его союзника.
Я вождь, а не проповедник, за другим они не пошли бы.
Даже та часть народа, которая подвержена влиянию здешних христианской, буддийской и мусульманской религий, никак не выделяется на общем фоне в отношении к населению на оккупированной территории.
Только целесообразность того или иного поступка, непротиворечивость его ранее выданным приказам и установкам, влияет на решение воина о жизни и смерти жертвы.
У меня такой народ и победу здесь мы должны добыть все вместе. Другого народа для этой войны у меня нет. Я привел их на эту землю и я отвечаю за все.
Да будет так.
Надо держать ответ за сделанное. И прокурор, и адвокат... И судья. Четкость формулировок приветствуется. Себе-то зачем врать...
А воины мои в таких филологических построениях не нуждаются.
Представляю себе выражение лица нашей исторички, если бы ей сказали, кому про Чингисхана на уроке рассказывает. Не помню, конечно, сам момент, но вообразить можно. Стою я себе, стою у доски, переминаюсь с ноги на ногу, про монгольское иго вымучиваю -- че там в учебнике про них накалякано? Чистенький, стриженый, в отглаженном галстуке, с белым подворотничком. Может быть и трояк за свою тему получил. Вполне реально. Были у нас трения по некоторым вопросам: самостоятельный, слишком начитанный, зараза. Как-то заставила урок провести, раз так выпендриваюсь. А я чего? Провел. Эта балда в награду мне родителей к директору вызвала, кончились у нее аргументы. Или я -- или она! Эт-ты кому же говорила, а? Чингизхану? Да может у нас в классе египетские фараоны учились, хеттские владыки, римляне! Или кто-то из французских королей, у кого в биографии темные пятна? Я что -- один такой особенный? Какой только народ по нашим питерским улицам не ходил. Знал бы -- приглядывался. Ишь, волю взяли -- вождей учить, двойки ставить!
Хотя -- да. Кто знает, может и я истории у какой-нибудь Екатерины Медичи учился. Молодая же еще была, вполне подходила. За грибами -- и в портал, такая найдет. После школы потерял из виду, не приглядывал. Ни разу не встретил. Сходство-то определенно имелось -- характер! Ить как нас жизнь закрутила потом... Все может быть.
Хе!..
Пионер -- всем ребятам пример. В последний день нашего пребывания в Банжоу я лично, на глазах у многих сотен воинов и, наверное, тысяч местных жителей, зарубил градоначальника. Зарубил неумело, меч я так и не освоил, выручила заточка дамасской стали. Зарубил безоружного, долго кланявшегося человека после прощальной получасовой беседы, беготни его и прочих местных чиновников, выслушивания донесений моих командиров о готовности к выезду. Ни моего крика, никакого выражения недовольства, никаких претензий моих солдат или жалоб обиженных китайцев. Пора было трогаться, я тяжело встал из кресла, в котором сидел на площади, неторопливо достал меч и, взглянув в искательное лицо китайца, зарубил его. Подвели коня, я взгромоздился в седло, тронул поводья. В хрониках об этом эпизоде вряд ли упомянут.
Ночью я почувствовал дыхание рядом с собой. Чего-то подобного ждал, странно, что моя стража не успела даже вскрикнуть, уходя из жизни. Вокруг тишина, чернота ночи, и -- только легкое дыхание моей смерти. Шаолинь? Убийцы китайских императоров, с детства тренирующиеся в искусстве проникновения за любые заслоны и уничтожении любого врага? Почему так? Почему не отравленная стрела или яд в бокале, почему именно сейчас, когда я только начал путь? Пришли легкое сожаление о несделанном, понимание бесполезности суеты. Касание отравленным кинжалом, и -- мгновенная смерть, или долгое угасание? Протянуть руку к своим ножам на поясе я не успею. Вырвать нож из ножен на предплечье тем более. Рывок отчаяния, -- и в руках оказалось обнаженное женское тело, рот закрыл поцелуем мой вскрик... И горячая волна, захватившая мое сознание.
Ей одиннадцать лет, у нее грудь, как у самых роскошных красавиц моей Земли, и лицо, которое постоянно стоит перед глазами и не дает мне ни о чем больше думать. И желание -- заниматься только этим, только со мной, всегда. Я пытался заставить себя оставить ее в городе, я много чего пытался сделать.
Я зарубил градоначальника и ничего не сказал своим воинам.
Глава 16
Осенью собрались у стены, еще раз обсудили результаты наших первых походов и реакцию противника. Ничего нового, дающего пищу для размышлений. Те же засевшие гарнизоны, открытые настежь ворота городков. Грабь -- не хочу. Пока не хочу, своего хватает. Но прихватили все-таки с собой захваченные под Банжоу многочисленные императорские табуны. Нам пригодятся, а император обойдется. За час или два разгромил генерала Елюя, и, таким образом, сломил сопротивление циньской полевой армии. В этих районах и на этот год. А потом?
Направил братьев с Октаем во главе еще повоевать -- благо, за стеной климат, не в пример нашему, мягкий. Где-то с месяц себя еще покажут, и к нам, на зимние квартиры, вернутся. Пусть поучатся подчиняться младшему по возрасту в семье, каждому полезно побывать на военном руководстве. Зучи лучший тактик, на мой взгляд, а зачатки стратегического мышления, кажется, есть у Октая, третьего. Зимой буду с ним отдельно говорить, может, заметил что-то, что я упустил, или -- идея образовалась, но скромничает, не верит в себя, слишком доверяет опыту старших. В этом году не пойдем зимовать на Восток. Останемся в степи под стеной, мало ли что.
А вдоль западной части границы, параллельно первой, тянется вторая стена, и она тоже набита гарнизонами...
...Пока я размышлял о природе стокгольмского синдрома заложника и возможности его применения для достижения наших целей, беседовал о событиях весеннее-осенней компании на пирах со своими генералами, потирающими лапки, как мухи на сахаре, и разгонял тоску, судьба сама все определила. Про Стамбул не скажу, не был, а Китай -- точно, страна контрастов. Потому что, как и везде, здесь до черта племен и народов, и все они терпеть друг друга не могут, но как-то сдерживаются.
У власти чурджены, раньше были кидани. Но их самих чурджены кинули, и народ бывших властителей затаил. Китайцы оба народа терпеть не могут, но у них давно сложился свой подход к таким вопросам: "Подождем, может, все само рассосется." Я сам с этим столкнулся и очень недоволен, боюсь таких китайцев. А кидани решили не ждать и подняли флаг национально-освободительной борьбы против чурдженов, прислали к нам за поддержкой своих представителей. И дивизия Чжирхо в полном составе отправилась на юг, наводить справедливость. Как-то так, все само получилось, и у нас будет уже своя, дружественная китайская армия, скромная по размерам -- для Китая, и достаточная, чтобы, например, захватить и удерживать всю Европу. Хорошо, что они не знают, где это.
Разработал, обсудил, утвердил и огласил план весенне-осенней компании на начинаюшийся год. В первую очередь поддерживаем наших союзников -- киданей, и, совместными усилиями или -- самим не трудно -- уничтожаем карательные войска, высланные правительством на подавление восстания. Срочно образовываем на занятых восставшими территориях марионеточное правительство и заключаем с ним союзный договор о совместных боевых действиях против войск империи Цинь. На выходе получаем осадную технику с местным обслуживающим персоналом и начинаем тренировочные осады городов с запершимися в них гарнизонами.
Личный состав армии восставших используем в боевых столкновениях, но, все же, стараемся, чтобы к концу года от него хоть что-то осталось, поскольку нет сомнений в их неспособности противостоять войскам императора. Одна школа. Хотя бы немного ветеранов должно дожить до пополнения следующего года. Чжирхо использует тактику захвата городов, выработанную нами в предыдущий период. Скрытый подход и неожиданный захват при проникновении через ворота в укрепления. Мнимое отступление и неожиданное возвращение через несколько дней к уже открытым воротам города. Оставление у стен части обоза при отступлении и захват ворот, открытых простодушными грабителями для транспортировки наворованного в город. Да и вообще -- все, что в голову взбредет, главное -- минимум потерь с нашей стороны и максимум результата. Новое китайское государство должно иметь территорию, свободную от циньских захватчиков. Кстати, чем хорош или... плох Китай: южная страна, воевать можно круглый год. Пока не надоест. Шутка.
Сыновья продолжат набирать боевой опыт в западных областях Цинь, используя новые способы ведения войны, разобранные нами на зимних посиделках. В этом году повсеместно будем применять мою свежую установку: предложение сдаться под гарантии сохранения жизней всем горожанам и целости самого города. У меня маленький народ, и жизнь каждого из нас великая ценность. При оказании сопротивления защитниками жертвы неизбежны с обеих сторон. Если такое предложение не принимается и мои воины гибнут при взятии города, будет уничтожена вся захваченная верхушка его правителей вместе с семьями.
У отказавших нам не должно быть надежд на сохранение жизни в обмен на жизни подданных, которых они бросают в мясорубку войны. Пусть, испугавшись жестокости, сдаются сразу, а не бросают на смерть бедноту, надеясь, что хотя бы их дети выживут. Не выживет никто -- и тогда следующие задумаются, губить ли свой род напрасным сопротивлением. Убил монгольского воина -- зарезал свою семью. Пусть живет мой народ, а не чахнет и не страдает от потери кормильца, любимого мужа, отца, брата, когда побежденные вновь процветают из-за неразумности вождей, плохо воспользовавшихся победами, добытыми кровью рядовых воинов. До сих пор помню налитые здоровьем щечки немецких пенсионеров-туристов, наводнивших страну после распада СССР, и -- глаза матерей и вдов павших солдат Отечественной, еще доживавших свой век на нищенскую пенсию девяностых. Да что говорить. Не трогай монгола.
Задачи для себя и своей гвардии вижу в нанесении максимальных потерь живой силе противника. Иду, захватывая города, на срединную столицу страны Жунду -- там могут оказаться семья императора или он сам, если не сбежит. Это заставит его стягивать отовсюду войска, и я, по мере появления, смогу их уничтожать. Город, конечно, мне не захватить, не по зубам нам такие укрепрайоны, но, может, удастся часть войск выманить из-за стен, используя какую-нибудь веселую штуку, которыми мы уже славимся в здешних местах. Попытаемся захватить как можно больше городов, загнав войска Цинь только в те крепости, о взятии которых нам пока рано мечтать. А затем, зимой, начнем мечтать и планировать удары по конкретным очагам обороны противника, и через год каждый из них порадуем специальным меню, приготовленным индивидуально. Будет им эксклюзив!
Интересно, почему за десяток лет жизни в этом мире мне не удалось услышать ни об одном пришельце? Ну, пусть не с нашей Земли, а из какого-то иного измерения? Суть-то одна.
Никаких намеков, никаких зацепок, все вещи, которые посчитал нужным изучить, не имели отношения к будущему. Супер технологии не ощущались. Все в рамках допустимого -- в моем представлении о средних веках. Хоть бы одна монета с гуртом нашлась. Так нет! Везде ручная работа, уж рукой махнул.
Не верится что я здесь один, кто-нибудь должен был еще влететь? Пусть хоть не наш, а пиндос какой-то. Или китаец? Хотя те сразу бы ротой ввалились, я бы уже почувствовал. Есть надежда, что крестьянствуют помаленьку, им не привыкать. Средние века -- да какая им разница? Мотыга -- она и есть... Но все-таки, что делать, если собрат по разуму попадется? Ясно, что -- в плен, придержу пока. А потом?
Дойти до столицы большого труда и в этот раз не составило. Или составило? Дошли же. По дороге было шесть битв с заслонами войск, направленных императором. В среднем, состав обороняющихся не превышал тридцати тысяч воинов. Было и десять тысяч. В трех сражениях монголы могли быть рассеяны. Я не говорю -- разбиты, мобильность китайцев оставляет желать лучшего, но шансы на победу у них были, и я вынужден поклониться полководцам императора, пытавшимся в бою, построенном от обороны, ликвидировать прорыв моей конницы в центр страны.
Указ императора, поставившего генералам задачу не допустить нас к столице, лишал их возможности маневра и не давал преследовать конницу, загоняя ее в предгорья и заставляя всадников спешиваться. Монгол на земле похож на краба на песке. По себе сужу -- шустрый, но какой-то неуклюжий. И далеко от погони не уйдет. Только однажды путь перекрыли конные дивизии, но нам удалось заманить основную массу преследующих войск в ущелье и перемолоть их там. Попытки смять заслоны и прорвать блокаду в течение дня не увенчались успехом, и около тридцати тысяч всадников противника остались лежать на камнях, перебитые стрелами, летящими со склонов и вершин. Это были храбрые воины. Как жаль, что они служили не тому человеку. Примерно две дивизии тяжелой конницы могли положить конец всем начинаниям этого года. У меня только тысяча из десяти в тяжелой броне. При прямой атаке -- никаких шансов, я и не рассчитывал, что враги попадутся на хитрость и начнут преследование. Просто делал все, что мог, в сложившейся ситуации. Иных идей не было.
В другом случае мы сами поспешили с атакой и попали под подготовленный фланговый удар подошедшего неожиданно противника. Вырвались из намечающегося котла буквально по трупам врагов. Привлекшая нас слабость, ускорившая проводимую атаку в лоб, нас и выручила. Часть, действительно, не обладала достойной моральной подготовкой и разбежалась, бросая оружие и выпуская дивизию из мешка. Опять для меня все плохо: слишком много генералов, слишком разные по качеству вооружения и подготовки войска. Каждая битва начинается с чистого листа, домашние заготовки не в счет. Потери на подходе к столице превышают тысячу бойцов, но разбито и разогнано втрое больше войск противника, чем в прошлом году.
Становлюсь машиной. Посмеяться бы, но как-то нет повода для юмора. Разве что -- собственная мрачная морда, отражающаяся в бронзовом зеркале. Хи-хи. Пошел к черту!
Буду когда-нибудь сидеть у очага, смотреть на огонь и рассказывать внучатам, восторженно открывшим беззубые рты, как воевал в Китае. И пара засушенных седых китайских генералов, сохраненных специально для этих дел, станут трясти головами, как китайские болванчики, подтверждая: герой ваш дед, славно саблей намахал! Достойная цель великого похода. А больше пока ничего не получается.
Город Жунду сохранится в веках. Невозможно уничтожить и стереть в порошок такие циклопические сооружения. Интересно, какое название он получит в дальнейшем? В своей реальности я не слыхал ни о великих развалинах Жунду, ни о мегаполисе с таким именем. Как бы там ни было, деревенькой ему уже не быть, а нам пора стучаться на постой. Ну, например, в тот маленький на общем фоне бастион недалеко от центральных ворот: "Сами мы не местные, отстали от поезда, проявите жалость к усталым путникам, пустите переночевать!" ??? "Гоните деньги, козлы!" Вообще не знаю, что им говорить. Сидят у себя за стенами, как сычи, нас боятся. А чего так? Вон -- совсем слабенькая часть, всадников триста, почти у ворот располагается, шатры свои нищенские разбивает. Разведут бомжи заразу, вонищу -- и не продохнешь! Гнать их от подъезда, гнать, и никаких разговоров! Нечего у приличных хозяев под окнами клянчить, позорить город высокой культуры. Гнать -- и не куда-нибудь, а на сто первый километр.
Ну вот, уже гонят, мои еле спасаются, палатки недоставленные бросили, рванули в лес. А сколько местного народа их от подъезда отгоняет? Сколько там примерно этих пузатых дядек в майках и золотой молодежи, оторвавшейся ради идеи искоренения бомжей от своих важных молодежных дел? Тысячи четыре, похоже. Нормально. Скоро догонят. А я пока еще поразмышляю, может, чего свеженького в голову придет.
Славно мы повыпендривались у стен героического города Жунду. Славно, но пока безрезультатно. Путем всяческих издевательств над беззащитной психикой юных и неопытных (в деле борьбы с монголами) горожан и прочих китайских воинов, нам удалось поубавить количество восторженных храбрецов тысяч на пятнадцать. Как говорил сытый медведь из анекдота про стройку и таджиков-гастарбайтеров -- кто их там считает? По моим прикидкам, там еще много чего вкусного осталось.
Так и не смогли мы покорить сердца местной публики: костюмы подкачали, декорации не те и ни одного Киркорова в дивизии. Грустно это, девицы! Дали спектакль под самыми стенами и разогнали (прошу учесть, не перебили, а именно -- разогнали) целый отряд подмоги, спешно явившийся на помощь своему императору. Спешно явились и так же спешно разогнались. Готовиться надо было, на вас народ смотрел, все стены городские усыпал. Я так рассчитывал, что нам, деревенским, городские морду бить побегут. Нет, покричали что-то обидное со стены и попрятались. Совсем нет гордости у людей, перед нами, сельскими, пасуют. Правда, к нам еще одна дивизия подошла, может быть, в этом причина?
Как всегда -- выручил Чжирхо, развеял он нам хандру и придал серым будням новые краски. Пробудил почти затухавший интерес к жизни: каждый день -- одно и тоже. Прислал осадные машины. Сразу все оживились, стали планы строить, возбужденно машины собирать, расставлять, разбирать, переставлять. Мужчины -- те же дети. Все снова закрутилось и обрело смысл. А то - поднадоели мы уже друг другу с горожанами всеобщим однообразием и монотонностью. Я на них даже злиться стал.
После успешного разгона карателей, не успевших подавить национально-освободительное движение киданей в зародыше и бесславно сгинувших, так ничего и не сделав, Чжирхо грамотно поддержал создание нового свободного государства. Князь Елюй провозгласил себя царем киданей и сразу включился в нашу совместную борьбу. Циньцы закрепились в Ляоляне, наиболее крупном городе освобожденной провинции. Постояв несколько дней под его стенами, покричав, поругавшись и, может, немножко поплакав от бессилия, Чжирхо и его дивизия удалились, разводя безнадежно руками. "И, покуда я видеть их мог, с непокрытыми шли головами." Так сказал бы Некрасов, если бы это наблюдал. А что, китайцам тоже понравилось. Когда Чжирхо через два дня вернулся, они увлеченно грабили оставленный им обоз и ни о чем плохом не думали. Такое у них было настроение. Так что, получил царь Елюй свой Ляолян на блюдечке: целый и в упаковке.
Главная наша радость состоит в том, что Чжирхо заимел в свое распоряжение довольно много комплектов осадной техники с экипажами и уже удачно использовал их на вскрытии обороны нескольких маленьких городков размером со столицу Си Ся, во время чистки страны киданей от остатков засевших в них циньских войск. Часть полученного он срочно переправил нам под столицу, для апробации.
Не надеясь на быстрый результат, потихоньку стали долбить китайцев их любимым оружием. Дорог не подарок, а внимание -- отношение к нам заметно переменилось. Из позиции конных дикарей, которые быстро появились, награбили -- сколько унесут, и также быстро исчезнут, не причинив вреда главной ценности империи, смело скрывающейся в городах, мы мгновенно перешли в разряд серьезных врагов, владеющих техникой, способной разрушить величественные стены и дать нам добраться до сладкой сердцевины империи -- ее божественного императора. Не сразу, конечно. Еще девять тысяч ведер, и золотой ключик будет у нас в руках. Но перспектива наметилась, это точно. Я говорю о той мысли, которая, по-моему, засела в императорской башке. Появился шанс еще в этой жизни отведать монгольского гостеприимства, а это уже -- прединфарктное состояние. Диагноз.
Смех -- смехом, а обороняющиеся повели себя очень грамотно: собрали в единый отряд лучших лучников, обеспечили их достойным оружием и раскидали по танкоопасным направлениям с целью выведения из строя командиров намечающейся атаки. Соотношение наших потерь было таково, что я перестал считать горожан за людей, расслабился и первым наступил на грабли. Прочие наши воины спокойно расхаживали по площадке, готовя очередной залп, боевое охранение находилось метрах в двухстах от стены, вело вялую перестрелку с противником. А я, до которого было метров двести пятьдесят, получил стрелу в ногу, и, что странно -- не отравленную, а то каюк наступил бы сразу.
Вылазку горожане наметили, а пострадал только я. Конечно, после прибытия осадных орудий у нас были потери, как-то раз стрела из самострела пронзила сразу трех человек. Но, в целом, это были редкие, почти случайные попадания -- в стычках мы теряли больше. Осада как таковая забрала около четырехсот человек, многие из которых прибыли с осадными орудиями. Рутина войны. Если бы убили меня, война была бы закончена, монгольское войско скатилось бы к прежнему состоянию конных дикарей и с добычей вернулось бы к себе. Необратимый перелом в сознании людей еще не произошел.
Как и положено нежному существу с другой планеты, свое сознание я потерял сразу, после удара стрелы, и пребывал в таком виде двое суток. Откачали. Затем снова чуть не убили при перевозке в лагерь за стеной -- так растрясли. Снова откачали. На этот год война для меня закончена. Дальше, пока, как-нибудь сами.
Когда-то давно, не в этой жизни, я шел по набережной канала Грибоедова мимо Казанского собора. Только что закончилось то, что закончилось, был тысяча девятьсот девяносто первый год. От парапета отлепился молодой парень лет двадцати пяти и предложил посмотреть его альбом. Нищета еще только намечалась, но масса народа уже торговала всем, что могли найти по своим домам, и художники уже располагались в людных местах у метро, быстро соображая портреты прохожих. Что там у него? Марки? Открытки? Фотографии удачных работ? На фотографиях были девочки лет девяти-одиннадцати, голые, во всех позах. Мое лицо сыграло с ним злую шутку, и, не дожидаясь ответа, он стал объяснять, что детский дом находится рядом, минут двадцать ходьбы, но можно и... Я еще не привык, что это уже не мирный город, не мой мирный город, и на его улицах уже надо убивать. И я его не убил. Не хочу вспоминать, что с ним сделал. Не милицию вызвал.
А и чего бы себя не похвалить, пока в юрте лежу один. Никто не видит, а мне для выздоровления надо. Положительные эмоции. Не мясом единым жив человек. Хвалю. Я хороший полководец. В этом году к осени под наш контроль была взята вся северная и центральная часть империи. Лишь столица и десяток крупнейших городов на этой территории не попали в монгольские руки. Весь императорский двор трясся в летней осаде.
Были и у нас поражения, потому что теперь мы -- это мы и кидани. Их, конечно, китайцы потрепали, зажимая в углах и мешая позвать нас на помощь. Зато, когда жалобное поскуливание и визг достигали наших ушей, мы гоняли обидчиков, как паршивых собак по полю, до ближайшего гарнизона. Иногда, к нашему удовольствию, гарнизон им добавлял от себя, если город был в наших руках. И им (гарнизону) весело, и нам не скучно. Но конец -- все одно один. Осенью мы покинули все освоенные земли и дружными рядами вернулись к себе в степь, зимовать. Кони не люди, им нужен отдых. Города и уже освоенные осадные пепелацы переданы местным китайцам и киданям. Если смогут, пусть противостоят зимой своим поработителям -- чурдженам. В следующем году новые будем доставать.
Полководец я хороший, а политик -- так себе. Два года жизни провел на войне, а воз и ныне там. Кроме добычи -- и нет ничего. Разве что, новое государство киданей образовалось.
На западной границе в наш Союз вошли племена карлуков, это было еще в прошлом году, а я до сих пор не знаю о них ничего. Даже не поинтересовался. Принесли свою покорность и принесли. Живем дальше.
Ладно, встаем, отряхиваемся и за работу. Боишься -- не делай, делаешь -- не бойся, не сделаешь -- погибнешь. Как еще себя подстегнуть? "Наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!" Наверняка, Хрущеву это какой-нибудь референт написал, но кто поверит? Ну, быстро, встал и пошел. Разминать ногу надо, само уже не пройдет, не молоденький. Хан должен быть весел и здоров в глазах подчиненных. А не кряхтеть и морщиться, залезая на коня. Давай, потихоньку: встал -- сел, встал -- сел... Не в первый раз и, может, не в последний. И морду лица держи, следи за выражением...
Сволочь. Хорошая идея, пришедшая в голову мне, была тут же украдена императором. ...Через два года войны, но для тысячелетней -- это почти мгновенно. Он тоже призвал народы и племена Цинь сплотиться перед лицом чужеземного агрессора и ткнул пальцем в меня. Все препятствия для карьерного роста многоплеменного населения сняты, различия по национальностям упраздняются. Каждый может достигнуть любых постов, если достоин. Гад. Повторил действия правительств западных стран в начале двадцатого столетия, чтобы погасить идеологическое влияние на умы от появления на карте СССР.
Сразу все намечавшиеся революции сдулись, и только совсем отвязанные борцы за справедливость остались кричать на площадях. Гад. Нет, ну кто он после этого? И новоявленные циньские чиновники за полученные погоны мне спасибо не скажут. Я для них дикий варвар, кровожадное чудовище, сталинский палач. Купились на китайскую подделку. Это обойдется им и их близким в дополнительный год войны. Разворуют за зиму у меня города, придется снова циньские гарнизоны вышибать. Жечь заставляют. Думай Сергей, опять думай.
Зато Си Ся без всяких просьб и напоминаний этим летом накинулась на империю. Верят в меня люди, не то что чинушки мелкие, понимают, с кем Цинь связалась. Запомнил молодой правитель работу землекопа. Старается. И где-то он прав. Нет, точно старею, ишь, как завелся, угрожать начал. А как же мой принцип: угрожаешь -- не делай, а делаешь -- не угрожай? А никак, я же про себя, а не вслух.
Итак, фактически, мы потеряли все плоды своих завоеваний в империи за два предыдущих года и оказались в татарской степи, в местах, откуда начинали поход. Остались три неутраченных достижения прошедшей войны. Первое. Знание географии нашего противника и опыт ведения боевых действий на его территории. Теперь мы в равных условиях с защитниками Цинь, но качество войск и талант генералов дают нам неоспоримое преимущество. Во-вторых: удалось сохранить большую часть нашей китайской агентуры, завербованной в истекшие два года. Мы полностью информированы обо всех проводимых восстановительных и оборонительных работах империи, формировании и подготовке войск, слабостях командования и задачах, поставленных перед ними императором. Цинь считает, что произошло то, на что тысячелетняя рассчитывала с самого начала войны. Монголы ушли.
Спешно ремонтируются все крепости и крепостная защита городов, уже восстановлены гарнизоны, сформирована новая шестисоттысячная армия прикрытия северных границ. Империя почти восстановила статус-кво. Кроме одного. Вновь образованное государство киданей уже переименовано в империю, получившую название Железной, и создает стотысячную армию. На завоевание взбунтовавшихся провинций отправлен шестидесятитысячный корпус генерала Ваньяна, известного своими сокрушительными поражениями. Видимо, императорский двор считает это достаточным. А, между прочим, вся армия Цинь наводнена киданями, они занимают ответственные посты по всей стране. И у них теперь есть своя империя, а у нас с этой империей есть союзный договор. Это в третьих.
Как бы отнесся фон Нейман к тому, что его именем я назвал своего коня? Честно говоря, просто повторил в своей работе его подход с применением теории операторов к квантовой механике. Нырнул где смог и вынырнул где надо.
Как -- как?! Не поверил бы. А зря.
Взял двухлеткой из табуна. Подарили, неудобно было отказываться. Выбрал за белую гриву, саврасого. Я ж городской, мне цвет понравился. Ткнул пальцем и только через неделю нашел время подойти к подарку. Сейчас кажется, что все командные жесты, которые я придумал для нас, он усвоил за один день. Вряд ли. Их больше десятка, наверное, месяц понадобился. У нас с ним своя алгебра. Подзываю, сжав руку в кулак, незаметно для окружающих, главное -- чтобы он заметил. А если не видит -- коротким цоканьем, похожим на сурчиное, только тихим. Метров за двести-триста меня слышит. Но и на голос -- пожалуйста, все до тончайших смысловых интонаций. Абсолютная преданность. Собака. Иногда такое ощущение, что понимает язык, слов триста-пятьсот знает. Говорят, у монгольской породы это обычное дело.
Вывести такую мне кажется невозможным. Выносливы, неприхотливы, как лошади Пржевальского или куланы. Близко. Только те -- дикие твари, хрен приручишь. Мне с одной пришлось поконтачить, так и через неделю зверем бросалась. Без толку.
А эти напоминают огромных псов, ласкающихся к хозяину. И отношение монгола к своему коню -- как к члену семьи, другу. Я со своим даже боролся в шутку -- закидывал передние копыта себе на плечи. Вес -- килограмм триста. Ничем не балую, бывает -- даю остатки того, что ем сам. Немножко, он любит... Мясо даю. Охрана следит, подкармливает, но в основном на подножном корму. Зимой разве что...
Толком никого кроме меня не подпускает. Теперь в мое отсутствие на нем сидит мой дух, сульдэ. По смыслу -- бог войны, вселившийся в меня, как-то так. Но уже не бог, а я сам, мой дух. То есть, я -- бог. Сложно это все. Дошептались.
Как собаку оставишь? Нейману почти десять. Стараюсь не думать про лошадиный век. Он у меня еще молодец. А для скачки под седлом держу еще пару могучих зверей. Старичка своего берегу.
Мне недавно китайцы сказали, что монголы коней как консервы используют. Ехал, проголодался, отрезал кусок, съел, сел и дальше поехал. Бред! Взрослые люди, а верят. Любит народ конину, но не друзей же ест. А у нас на Земле англичане писали, что монголы -- людоеды и даже картинки распространили, как мы зубами кишки из живых пленников тянем. Монголов еще лет двести не видели, но лжеинформацию дали, формируя "мировое общественное мнение." Так то -- англичане. Надо им было... Еще когда порода проявилась.
...Перехвалил. Было дело, цапнул разок за зад. И хоть бы сказал, за что!
Всякая война является потрясением для психики человека. Рядовой воин видит ужасы сражений вблизи и сам в них участвует. Полководец принимает решения и предвидит те ужасы, которые воспоследствуют от их выполнения. Два года я сам командовал сорокатысячным корпусом наших войск. Две дивизии в Центре, одна на Востоке и одна на Западе проводили мою политику огнем и мечом. Жертвы были, и их было много, но -- недостаточно, чтобы переломить ход войны. Вот и получился грабительский набег. И воины мои довольны, и Китай. Такого в его истории было немало, даже стену пришлось построить. Через год-два зарастут последние следы нашего нашествия, и все пойдет своим путем. Тем же. Принесенные жертвы напрасны.
Боишься -- не делай, делаешь -- не бойся, не сделаешь -- погибнешь.
В этом году военные действия начнем не весной, а летом. Не весной -- потому что осенью они уже не закончатся. Мы дойдем не до столицы, а много южнее -- до великой Желтой реки и будем воевать, пока не захватим всю часть Китая севернее нее. Это естественный водораздел, и пока переправить через нее конницу я не в состоянии. Мы отправим на войну восемь свежих дивизий, еще не принимавших в битвах участия, а четыре дивизии ветеранов отдохнут в родной степи.
Сват-онгут -- в восторге и зависти от того вала добычи, который поступает из Цинь, упросил меня взять под свою руку две его дивизии. Командиров назначаю я. А командовать войной будет Собутай. Пора ему подтвердить, что не зря его прототип в моей реальности был назван монгольским маршалом Жуковым. Сыновья, получив две дивизии, по-прежнему займутся Западом. Чжирхо с двумя дивизиями -- на привычный Восток. А центр отдадим Мухали, шесть дивизий, две из них -- онгутские. И, под общим военным руководством -- все на юг, к Хуанхэ, подрывать экономический потенциал. Собутай не я, университетского образования не имеет, но страну завоюет и до Хуанхэ дойдет.
Вот теперь Цинь увидит, что такое на самом деле стотысячное нашествие монгольских войск. Потому как -- приказ. Или не будет у нас больше Собутая. А я, как повелитель, пойду немного позади, оценивая результаты побед моих учеников. А то у меня нервы не выдерживают. В Афгане я ротой командовал. Только ротой. Чуть-чуть батальоном.
Глава 17
Наверное, по характеру я все-таки обозный дедок. Ехать по степи на телеге с сеном, и чтобы ведро, подвешенное сзади на вбитый в доску гвоздь, мерно звякало. Тишь да гладь вокруг, покой и благоденствие. Птички поют -- жаворонки, например. Везде зелень и синь, солнышко я-я-яркое. Дремлешь, дремлешь -- и совсем уснешь... Аюшки, уже приехали? Распрягай, ко сну готовься. Ну, чем не жизнь? Днем отоспался -- вечером посиделки у костра, рассказы о жизни, размышления обо всем. Людей послушаешь. Ну, интересно же! Да-а-а, хорошо-о-о... Живут же люди.
Первыми были взяты чуть вынесенные китайцами в степь, восстановленные и наполненные усиленными гарнизонами крепости Няошабао и Няоюеин, находившиеся немного севернее Датуна. Больше восстановить их никому не удастся, Чжирхо сравнял их с землей, полностью разрушил после взятия. Похоже, некоторые мои чувства передались ему. Мы в гневе.
Главный корпус под командованием Мухали, наступающий от озера Далай-нор, преодолев укрепления стены, приступил к операциям в близлежащих районах. В течение недели были захвачены округа Дашуй, Ло, Фэнь и Ли. Сразу прибыло китайское посольство с увещеваниями и просьбами о мире. Глава посольства Мингань передал, что велели, и тут же попросил у нас политического убежища, то есть, перешел на нашу сторону. Остатки посольства ретировались.
В качестве ответа на призыв мы разорили Байдын и, демонстрируя серьезность намерений, приступили к осаде Западной столицы Цинь -- Датуна. Что-то вроде Питера для России, и тоже рядом с границей. По уровню укреплений входит в пятерку-десятку сильнейших городов, в нем обычно запирались самые ценные воины окрестностей во главе с главнокомандующим северной группой войск Хэшери Хушаху. В этот раз произошло то же, но что-то его насторожило, и он попытался пробиться из города вон. Город пал, войска Хушаху были разгромлены, а сам главком все-таки смог оторваться от преследования у крепости Цубэйкоу. Черт с ним, пусть бежит в столицу -- докладывать. Там его пожалеют и придумают еще одну китайскую казнь.
Здесь мы обнаружили семью казненного онгутского хана, когда-то предупредившего меня о нашествии Западной коалиции. Отправил их к нам домой, под крылышко Бортэ. Хочу выдать за сына погибшего героя одну из наших внучек. Им будет спокойно в моей семье. Их муж и отец когда-то спас меня и зарождающуюся страну, за это был казнен, и теперь его семья под моей защитой. Одновременно нами были взяты крупные административные центры Фучжоу и Сюаньхуа, стоящие на продуваемом ветром плато в окружении гор. Это привело к падению менее защищенных и просто перепуганных Хуанчжоу, Сюаньпина и Чжанчжоу. В краткие сроки взяли все прочие городки и крепостицы области, и весь район полностью перешел под нашу руку. Продвижение возобновилось. Благодаря согласованности действий нашу власть признали все циньские округа от Пиньчжоу и Луаджоу на востоке до Цинсяня и Цанчжоу на юге и Синчжоу и Дайчжоу на юго-западе. Это была пощечина императору.
С детства замечал в себе черты занудности. Особенно -- в предэкзаменационный период. Девок побоку, пьянки-гулянки завязываем и всей мордой в учебники. Интересно ведь, аж жуть берет. Главное -- вызвать у себя этот интерес, пока к экзамену готовишься. Зацепиться и...! Эффект, что называется, превосходил все ожидания. Удавалось, прочитав учебник пару раз, запомнить его наизусть и можно было с горящими восторгом глазами бегом бежать на встречу с единственным единомышленником, который меня понимал -- преподавателем. Первым сдавать экзамен! Правда к третьему курсу ко мне попривыкли и обычно уже сразу пытались забрить в добровольные помощники -- принимать экзамен таки вдвоем быстрее. У меня шло автоматом, если соглашался разделить с препом тяжкую долю... Через раз соглашался. Само собой, подкидывал своим балл -- так и преп понимал, на что идет.
Так что, император, интерес я у себя вызвал, предмет знаю. буду тебя экзаменовать. И, пока ты мне его не сдашь, думать о другом и сюси-муси разводить я не способен.
Вот так, а то -- "тигр, тигр", нашли, понимаешь, для меня сравнение! Как с географией разобрались, так и результаты пошли. Вот и все мое тигриное коварство. Работать надо уметь -- не отвлекаясь и ни о чем другом не думая. На результат!
Тигр? Последние годы седина совсем запорошила голову, вот и подкрашиваю волосы иранской хной. В "радикально черный цвет" (как Киса Воробъянинов) краситься не рискнул -- слишком очевидно, цель просматривается.
У подданных тоже мода на окраску пошла. Представляю, сидит у костерка новоявленного парикмахера этакий и махнув рукой на природную масть -- "А-а-а, давай под Чингизхана! Крас-с-сь!" Как раньше -- "Брей под Котовского!"
В основном бородой увлекаются. У кого она есть.
Два генерала Ваньяна, Цзю и Чен, получили под командование четыреста тысяч солдат и двинулись нам навстречу, но благополучно застряли в гористой местности, в районе уже знакомой нам вершины Еху, замучив войска длинными переходами. Чем и воспользовался Собутай, обративший в бегство славные ряды местных бойцов могучим ударом тяжелой конницы. Армия Цзю была просто изрублена, а армия Чена спасалась бегством в Сюаньде. Наши разъезды и летучие отряды преследовали китайцев до самых ворот и перебили еще массу вояк, пока разоряли окрестности города. По предварительной оценке потери Цинь в этой операции составили около трехсот тысяч воинов. Собутай -- это вам не интеллигентный Чингизхан, он разгонами заниматься не будет, воинской слабости и трусости не простит. Кушайте, на что напросились.
И потекли перебежчики. Целые отряды с северной границы во главе со своими командирами переходили в наш стан и усиливали атакующие возможности. Мы приступили к созданию первых пеших бригад на основе структуры пехотных полков моей России. Первые три из них возглавили полковники Лю Болинь, Гуалг Я и Чан Гэ. Каждому полку придавался эскадрон монгольской конницы, но командиром сводной бригады назначался полковник. Некоторые из перебежчиков, видя такое возвышение коллег, поспешно стали пополнять отряды надерганными отовсюду людьми: крестьянами, пленными и бог знает кем, надеясь добрать по численности до полноценного полка. Мы не препятствовали такому подходу, но ставили эти части на острие штурма, сберегая действительно подготовленных профессиональных военных. Так что, попытка формально преодолеть установленные требования к численности бригады упиралась в слабость выучки подчиненных новоявленных выскочек. Тем не менее, дело свое они делали, и количество взятых городов неуклонно росло.
Под крепостью Цюаньэльцзюй была разгромлена очередная трехсоттысячная армия под предводительством тех же генералов Ваньянов: Цзю и Чена. Такое ощущение, что кроме этой сладкой парочки, других генералов у императора не осталость, а войск -- хоть лопатой ешь. Наконец-то взяли Сюаньде, куда сбежали остатки армий от предыдущего разгрома. На нашу сторону начали переходить кадровые части циньцев. Пал Дэсин. Все города в его округе немедленно принесли заверения покорности и замерли в страхе и ожидании. Чжирхо оказал помощь нашим союзникам и, в третий раз за сезон, побил по-моему непросыхающего генерала Ваньяна Чена, наскребшего себе несколько десятков тысяч народу и отправившегося к киданям поправлять репутацию. Репутацию сохранил. Вечный неудачник.
У меня генералы молодые, а Яса запрещает распитие крепких спиртных напитков до достижения сорока лет. Хотя, кто их считал? Но видно же, что генерал еще щегол, даже борода плохо растет. Только пиво, то есть кумыс. Шесть градусов, не больше.
Лето закончилось. Пока мы здесь воевали и осваивались, император собрал новую армию на юге и отправил к нам под командованием генералов Ваньян Цзина и Чжуге Гаоцзи. Это третий Ваньян на моей памяти. Количественный состав армии так и не был определен, но кое-что сказать можно. Благодаря моему лекарскому прошлому в наших частях четко блюдут некоторые санитарные правила. После битвы никто не приближается к тем местам, где лежат павшие, ближе двух перестрелов.
Мы ехали вдоль бывшего фронта битвы в районе города Хуайлай, догоняя ушедшие вперед войска. Скакали почти два часа, пока смогли повернуть, огибая гигантское кладбище. Около двадцати километров по фронту и примерно шесть в глубину. Думаю, даже больше трехсот тысяч южан осталось лежать здесь. Ответ может дать только император, пославший их в пасть к Собутаю. Уцелевших в битве китайцев преследовали до крепости Губэйкоу, где они благополучно спрятались. Но комендант крепости генерал Уланбар -- кидань по национальности, крепость нам сдал без сражения и на этом для сбежавших все закончилось.
Доставили двух блондинов из числа захваченных в плен. Такой приказ действует уже три года -- всех со светлыми волосами срочно ко мне. Не попадались, а тут сразу парочка. И -- ничего! Китайцы, самые что ни на есть китайцы. Черт знает, что у них там в генах завернулось, даже не альбиносы -- волосы слегка желтоватые, но глаза черные, никакой красной радужки. Не линзы -- проверил. Родились, учились, работали -- стандартная биография. Дядя и племянник. Больше ничего. Пообещал живьем сварить, если не признаются. Признались во всем. Переправил Бортэ, пусть пока...
Дальше на пути к столице стоит крепость Цзюйюнгуань. Коменданта киданя здесь не оказалось, пока идут ожесточенные сражения. Нас приостановили. А сам Собутай успокоился и прекратил тревожить меня цифрами, справляется и не желает, чтобы эти цифры приняли за его страх перед бесчисленными полчищами врага. Цели пока не достигнуты, а до зимы месяца три, не более.
Упрямую крепость пришлось оставить в покое, окружив кольцом блокады с отвлечением небольших сил. Сами сдадутся, когда все закончится. Не империей же им себя объявлять? Посидят, подумают и поймут, что они -- только крепость. Сдадутся, и я их там же оставлю, возьму на службу к себе. Хороший гарнизон. Уважаю.
Пришлось двигаться к столице обходными путями на юго-запад, где в районе города Ухойлин нам преградила путь очередная китайская армия. Перед нами лежала дикая и мрачная теснина длиной около двадцати километров, зажатая горами и укрепленная фортификационной системой. Китайцы чувствовали себя уверенно, поэтому, когда дивизия Чжирхо в какой уже раз бросилась от них наутек, попытались догнать и напоролись на лобовой удар нашей тяжелой конницы. "Трупы лежали друг на друге, как поваленные деревья." Чжирхо рассказывал. Скучно слушать. Неужели трудно запомнить: не надо преследовать убегающих в панике монголов. Стойте, где стояли. Кхм. Правда, все равно стрелами выкосим.
В общем, армия была. После нее, наконец, мы вышли через проход в горах на бескрайнюю равнину, на которой находится столица Цинь - Жунду, со всеми своими башнями и дворцами. Город, из-под стен которого год назад меня еле вытащили. Для того, чтобы у императора не оставалось детских иллюзий, Мухали сходу взял два соседних города: Чжочжоу и Инчжоу. Вполне приличные укрепления. Смотри, император, так будет с каждым!
А императору было наплевать на наши разъяснения и намеки. Ему вообще было на все наплевать. Умер он. Явившийся в столицу после северного разгрома генерал Хушаху в связи с критическими днями Цинь был поставлен на столичную оборону, но ежедневно получал угрозы, пинки и тычки с намеками и разъяснениями: мол, разговор с ним еще не окончен. Подожди, уйдут монголы, и ты за все ответишь! Терпежка у опального генерала закончилась, он ввел свои войска во дворец, велел прикончить глупого императора Вышао и назначил нового. Естественно, Ваньяна, теперь уже -- Сюня! Так и хочется сказать -- четвертого. Но, поскольку при назначении императора у них, по тысячелетней традиции, меняются имена, этот получил имя -- Удабу. Так себе имячко. Лучше бы, как Шариков, наследственное оставил.
С севера к нам на воссоединение под столицей выходила часть войск Чжирхо, и битый, но упрямый делатель королей Хушаху, собрав стотысячную армию, решил поприжать Мухали. Да не один, а взял себе в помощь тоже битого генерала Чжуге Гаоцзи. Разумное решение -- не дать соединиться. Что ж ты раньше молчал о своих талантах? Сосредоточив армию на берегу реки Хойхе, он спокойно, через водную гладь, наблюдал, как мы накапливаемся. Утопить, наверное, хотел, но мы двинулись через мост, и генерал Чжуге, оставленный его охранять, ничего не смог сделать. На второй день мост был наш, переправа состоялась, китайские войска были приведены в большое замешательство. Для этого мы использовали стрелы и мечи. Соединение с Чжирхо у стен Жунду прошло успешно. Еще более успешное применение получил опыт генерала Хушаху. Испугавшийся ответственности за провал операции генерал Чжуге зарезал Хушаху так же, как тот -- императора. Всегда бы так, нам работы меньше.
Решили: пока императорский двор занят таким полезным делом -- не отвлекать их по пустякам от обычной дворцовой жизни. Пусть и дальше друг друга режут, травят, душат, форсировать штурм не будем, выделим дивизию для блокады и продолжим уже наши дела. Хотя кое-кто позволял себе сомневаться в изначально утвержденном плане и требовал немедленного штурма. Как же, все-таки грабить привыкли. И ведь видели, что я недоволен, молчу. Пару генералов пришлось отправить домой, в степь, остыть. Поэтому Мухали сам развивал наше наступление на юг от Жунду, захватив Бочжоу и занимаясь формированием вспомогательных китайских частей.
На юге от столицы проживают преимущественно китайцы, и никакого желания умирать за правящую династию чурдженов они не испытывали. Даже расхотели становиться чиновниками и офицерами империи Цинь, право на это им было даровано указом предыдущего императора. Оценили наши скромные успехи в борьбе со своими поработителями. Желающих вступить в непобедимые ряды монголов было столько, что Мухали организовал из них единую войсковую единицу численностью около ста тысяч бывших воинов империи. Командует ею потомственный генерал Ши Тяньсян. Она самостоятельно решала поставленные задачи и вскоре получила почетное прозвище -- "Черная Армия". Это Китай, ребята, сотню здесь в микроскоп не видно.
Главным делом Мухали было координировать их действия в борьбе с чурдженскими армейскими группировками. Воевали хорошо, претензий к качеству нет. Вообще люди всегда воюют хорошо, если цель им ясна и близка, а командиры не идиоты и не скоты. Берегут людей и болеют душой за дело. А не дачи лепят и не ордена друг другу на грудь изобретают. В общем, ясно, без орденов и денег Черная Армия била чурдженские части в хвост и в гриву. Кроме них у нас уже было сорок шесть сводных бригад, разбросанных по всем фронтам. Треть имела в своем составе необученную массу крестьян, а тридцать были вполне профессиональной пехотой, в полтора раза превышающей по общей численности Черную Армию.
Если учесть стотысячную армию киданей и около тридцати тысяч пехоты Си Ся, на нашей стороне были сосредоточены китайские силы, ненамного меньшие действующей армии Цинь. Почти четыреста тысяч китайцев встали под наши знамена. Империя ответила на это массовым призывом крестьян, горожан и вообще -- всех, кто ей попадался под руку. Эта плоховооруженная и необученная аморфная человеческая масса кидалась во все места наших прорывов, истреблялась и снова набиралась за какой-то месяц. Иногда возникало ощущение, что император готов положить на алтарь весь народ ради сохранения династии и кажущейся, опереточной, личной власти.
Никогда не понимал таких людей: власть ради власти, пусть даже в домоуправлении, собесе или иной жалкой конторе. Давить людей, упиваться их унижением. Как это роднило в моих глазах начальника задрипанного участка и некоторых товарищей и господ из высших эшелонов. И людей из высших эшелонов это роднит. Подумаешь, лапа волосатее. У каждого свой участок.
Вспомним, вспомним монгольские степи
Голубой Керулен, золотой Онон
Мы, внушившие страх и трепет
Тем, кто еще не покорен...
Приблизительно, если перевести на русский. Вот так за пять лет наши самодеятельные поэты переиначили песню Берковского, услышанную когда-то Боорчу в моем исполнении. Мелодию еще можно узнать, а слова для него тогда здорово подправил. С тех пор жизнь и война вносят в текст свои коррективы... Теперешний обратный перевод как раз на Гимн СССР ложится. "Славься Отечество наше свободное"... Но, все равно, как щемит сердце, когда на чужой планете бог знает через сколько лет поймаешь в ночи на излете знакомую мелодию в звучании хриплых мужских голосов и плохо различимые издалека слова сами складываются в такие родные строки, губы щепчут...
И, когда над ними грянул смертный гром,
Нам судьба иное начертала,
Нам, не призывному, нам, не приписному
Воинству окрестного квартала.
Вспомните, ребята, вспомните, ребята,
Разве это выразить словами,
Как они стояли у военкомата
С бритыми навечно головами.
Вспомним их сегодня всех до одного,
Вымостивших страшную дорогу.
Скоро кроме нас уже не будет никого,
Кто вместе с ними слушал первую тревогу.
Песнь воинов Чингизхана...
Настроение в песне сохранили, глубинный смысл, то о чем думаешь и о чем вспоминаешь. Что всех нас объединяет. Несмотря на разделяющие века и пространства. Мужчины.
Спасибо.
Общая цель на этот год была -- взять под наш контроль ту часть Китая, которая находится к северу от Желтой реки -- Хуанхэ. Дивизии Чагатая и Октая под общим руководством Зучи отправились к югу от хребта Тайханьшань, разорять всю срединную часть их любимой, изъезженной вдоль и поперек провинции Шанси, с конечной целью - выходом к Хуанхэ. В бассейне реки Фынь, делящей тот район пополам, с севера на юг, они должны взять главные на реке города: Биньян, Фучжоу и Сучжоу, а также захватить столицу края, хорошо укрепленный Тайюань. Как обычно: атакой с тыла или ворвавшись в открытые ворота. Их проблемы. Думаю, справятся.
Центральная группа под руководством Собутая, захватив Хэбэй и Шандунь, вышла на берега Хуанхэ, взяла штурмом все города и городки этих провинций, не успевшие вовремя открыть ворота. От стен столицы до самого берега Желтой реки тянутся бесконечные равнинные поля: рис, просо, неизвестные мне злаки. Зеленеют сады, каждое селение окружено кольцом огородов. Мы прошли не менее пятисот километров. Гигантский, благодатный край.
Достигнув Хуанхэ, двинулись на юго-восток, пересекли плодородную долину Шаньдун и заняли ее главный город Цзинань, где я с удовольствием посмотрел на китайскую средневековую жизнь и ознакомился с местными достопримечательностями. Нет слов. В моем мире ничего подобного не сохранилось, и все исторические реконструкции -- жалкая подделка. Народ вызывает восхищение своим трудолюбием и талантом. На каждом сантиметре что-то выращивают. Каждая вещь проникнута любовью творца, мастерство не имеет границ. Люди не жалеют жизни для достижения совершенства во всем, чем занимаются.
А национальный характер подкачал. Доколе можно терпеть, что тобой помыкают? Веками? С другой стороны, если бы у китайцев был характер монголов, весь мир стерли бы с лица земли, аккуратно разравняли и чем-то засеяли. Не нравится? А какой бы был урожай!
Держа на востоке горный массив Тайхан, мы достигли самой южной точки провинции Хайдун и вышли к заливным землям, по которым Хуанхэ выходит к своей дельте. Поскольку Чжирхо отправился опекать братьев и учить их жизни на личном примере, его группа двигалась на восток под командованием Бота. Дойдя до морского берега, Бот повернул вдоль побережья на север, разграбил провинцию Ляоси и взял города Луаньчжоу, Цзиджоу и Пинпуань. Они там самые крупные и защищенные, остальные сами сдались.
Итак все три группы вышли на запланированные рубежи. А где Собутай? Да вон он, рожа веселая! С нами Собутай, куда он от нас денется.
В захваченном Мухали Мичжоу стали погибать монголы. Их находили утром с перерезанным горлом. Находили днем, утонувшими в колодце. Несколько человек отравились, установить, что они ели -- не удалось. Помню китайские яды, которые действуют только через полгода. Один такой могу приготовить сам, буквально из подручных средств. Возможно, здесь его еще не изобрели. Причины таких действий населения непонятны. Никто не может сказать, что явилось отправной точкой. Перспективы как раз-таки ясны. Я отдал прямой приказ Мухали. В Мичжоу больше нет населения.
После захвата крепости Дайкоу оставил Мухали продолжать дело завоевания провинции Хабэй и отправился назад, к столице Цинь.
Таким был этот прошедший год. Тысяча двести... Мусульмане называют точно, какой этот год по хиджре, но не могут перевести на понятное для меня исчисление. Христиане ссылаются на дату сотворения мира и не могут сказать, сколько лет прошло от Рождества Христова. Нет привязки. Просто -- таким был этот год...
Глава 18
Лет тридцать, пока жил в своем прежнем мире, когда заходил в православный храм, указывал в поминальной записке и ставил свечу за упокой души Евтихия. Конечно, не только ему, но и всем моим родным и близким, за эти годы список все увеличивался. Евтихий шел в нем сразу за моей бабушкой по матери. Настоящего имени его я не знал, никто не знал, спросить было не у кого. Они звали его Евтиш. В декабре сорок первого года в дом на Литейном, где они жили, попала бомба. Точнее, она попала в кухню, пройдя через крышу все этажи насквозь, и разорвалась в подвале. Когда дом осыпался, остались стоять две угловые стены, и бабушке объяснили, что взрыв был с той стороны. Мать в свои двенадцать как-то уже устроилась на почту, а младшие были с бабушкой, она работала в летном училище, и курсанты в обед подкармливали детей. Время было такое, бабушке выдали какие-то вещи и ордер на комнату в трехкомнатной коммуналке на Лиговке. Одна комната оказалась пустой, а в другой жил Евтиш. Он работал на хлебозаводе и, как все, опухал от голода. Нормы урезали до минимума, нечего было обменять на хлеб, комната стояла пустой. Евтиш последний раз сходил на работу и принес бабушке несколько буханок хлеба для детей. Сам он есть уже не мог и на другой день умер. Это было в январе тысяча девятьсот сорок второго года. Мама и одна из младших сестер выжили. Пока была жива бабушка, я как-то не задумывался об этом. Этот долг перешел на меня уже после ее смерти.
...За первых два зимних месяца начавшегося нового года наши войска по всему северному побережью Желтой реки заняли более девяноста городов. Теперь стало проще посчитать города, не занятые нами на оккупированной территории Китая, таковых, вместе со столицей, осталось четырнадцать. А без нее -- чертова дюжина, что дает недвусмысленный намек. Взять столицу, и дело с концом! Страна получит долгожданный покой. Оставшаяся чертова дюжина мне кажется очень несчастливым числом. Все незанятые города или находятся в кольце осады, или у нас уже не хватает сил ее организовать. Добраться до них мы пока не в состоянии.
Если процесс затянуть, необрабатываемые поля зарастут сорняками, а где и соберут селяне урожай -- пропадет. Обе стороны ведут активные боевые действия, не обращая внимания на суетящихся под ногами крестьян. Так продолжать нельзя, в стране может начаться голод. Императору уже все равно, а мне здесь еще жить. И народ хороший. Для начала -- объявим передышку: пусть кони и люди отдохнут. Циньские войска вряд ли сейчас способны по собственному почину развернуть боевые действия и продолжить конфликт. Скорее, они воспользуются затишьем для зализывания ран и пополнения армии с ближайших полей и огородов. Но крестьяне хоть что-то соберут для своих семей, успеют припрятать, пока вновь конские армады не понесутся, разбрасывая копытами грязь, через их жалкие засеянные клочки за убегающим врагом, и толпы обезумевших людей в одинаковых доспехах не продолжат заливать кровью улицы и площади городов.
Мы же проведем эти месяцы у стен столицы, ожидая, когда у императора проснется совесть. Благоразумие. Страх. А ничего не проснется -- начнем убивать по императору в месяц, замучаются новых выбирать. В столице миллион народа, только голода и эпидемий мне там не хватало. Брать эти укрепления в лоб -- это сколько же народа я положу? А на пяток императоров у меня в столице людей хватит, это мы до императора доведем. Этот не поверит -- следующего подождем. Пока умного не назначат.
Идем к столице и там подождем.
Когда-нибудь мимо нашего порога пронесут труп врага. Императора.
Занятная, вообще-то, вещь -- геополитика. С людьми все понятно, стайные животные. А вот с таким проявлением на уровне государств интересно было столкнуться. Необычно. Не ожидал. Ну, то, что Си Ся официально объявила Цинь войну и заявила о начале полномасштабных военных действий с привлечением всех своих вооруженных сил -- это понятно. Уже два года грызут дырку в боку империи, теперь желают войти в коалицию стран-победителей на законном основании. Шакалы, что с них взять. А вот поведение империи Сун, разорвавшей дипломатические отношения с Цинь в столь драматический для них момент... Это -- да. Рассчитывают отмежеваться и доказать мне, что они не китайцы? Китайцы, но не те, которые?.. Пинают дохлого льва? Прямо как княжества древней Руси. Но те были мелкая шваль, многолетней сварой ослабившая свои карликовые государства, не с меньшим энтузиазмом вырезавшие собственный народ, не чуравшиеся прямого предательства национальных (чтобы они еще об этом думали!!!) интересов. А эти-то куда? Да, занятно.
Цели у нас, конечно, разные, а методы -- одинаковые. Нет у меня других методов против Кости Сапрыкина. С первого года войны действовал запрет на убийство ремесленников: кузнецов, гончаров, строителей и прочего мастерового люда. И какая-то часть захваченных отрядами людей все время отправлялась в Монголию -- для ассимиляции. Этот вопрос мы обсудили с Бортэ еще до начала военных действий, понимая, что пленные будут. Прибывших ремесленников разбрасывали по стойбищам. Едой и кровом на первых порах их обеспечивали, а дальше -- старайся сам, на еду надо заработать. Нет привычного исходного материала -- крутись, пытайся принести пользу людям. Тысяч до сорока в год таких мастеров переправляли. Своих ПТУ нет, а промышленность -- хоть кустарную, заиметь хочется.
Большинство прижилось, хотя, конечно, внимания им уделяется меньше, чем коренным монголам. Но коз пасти не заставляют, люди видят свой интерес. Через поколение-два совсем перемешаются и, может быть, у народа появится какая-то техническая китайская жилка. Все же люди. Сколько не пинай своего раба, а правнуки у тебя с ним все равно будут общие. Мы, старики, внукам не указ. У них -- Любовь!
Ну, а в этом году из-за захвата огромного числа городов надо просто спасать мастеров от голода. В эти времена их продукция здесь никому не нужна, могут не выжить. Количество людей на переходе границы с Монголией уже несколько сотен тысяч, особо и не считают. Трудный будет год для Бортэ, население ударно, на четверть, если не на треть, возрастет, и всех надо накормить. В письмах пишет, что справится. Не знаю.
Всех обнаруженных строителей, каменщиков -- также вывозим, некому в Цинь будет восстанавливать разрушенные укрепления и стены городов. Этих отправим к северному свату, пусть хоть попытается что-то строить. Избы какие-нибудь. Бортэ кормежкой обеспечит, может -- дело сдвинется? Писцов и прочих грамотеев отправляем к венграм на проверку, а потом уже назад, в нашу часть Китая, опять заберем. Придется людям эти годы по миру походить. Сначала туда, а успокоится здесь жизнь -- сюда, назад границу откроем. Жертвы еще будут, организация хромает, не рассчитывал я на такой поток. Но голод и болезни на местах больше народу выморили бы, а так -- все-таки шанс. Это я себя успокаиваю. Больше некому.
Дошло до императора мое послание. Вот и этот прыщ уже не сомневается: раз пообещал -- выполню. Жить хочет, животное. Слово хана -- золотое слово. Договоримся -- и чего не жить? Всю мразь на земле мне все равно не уничтожить. А разная мелкая мразь и похуже императора бывает, на мой век хватит. Только, чтобы переговоры не затянул. Также скажется на его здоровье, как и молчание. Слово серебро, это верно, а молчание -- смерть, а не золото. О золоте разговор отдельный.
Итак, что делаем мы: подписываем договор о перемирии, отводим войска от столицы и успокаиваем свои враждебные чувства. Реально? Да. Крестьяне урожай соберут, города накормят. Голода в стране не будет. Хорошо. Войска на плато отведем и малость к реке отпятимся. Проведем демаркационную линию километрах в ста-двухстах от Жунду и подождем, как дальше жизнь покатится. А там видно будет. Насчет чувств -- тоже будем стараться.
Я Си Ся пять лет назад примучил и враждебные чувства к ней за это время у меня раза в два ослабли. Другими, правда, чувствами заменились, но выбора-то у меня -- нет? Сами возникают. Так что, дайте срок, ведите себя хорошо -- и враждебные чувства тоже успокоятся. Мы и без чувств нормальные парни и дело привыкли делать до конца. Все. Нет у меня претензий к нашим обязательствам.
Так, теперь, в чем обязуется империя Цинь в лице императора, в интересующем нас порядке?
Первое. Признается полная и безоговорочная независимость Железной империи киданей в существующих на данный момент границах.
Второе. Все присутствующие под столицей войска получают единовременный выкуп за снятие блокады в виде золота, серебра, тканей и товаров, столько -- сколько смогут увезти.
Ну, золота и серебра много не дадут, товары постараются подсунуть, сбыт залежалого организовать. Что кочевники в качестве понимают? Придется на приемку наших китайских друзей поставить, пусть отбраковывают. Хитрый император, а дурак. Что мне стоит цепочку всадников организовать до ближайшего укромного места? Да хоть пятьдесят километров в цепочке, народа у меня хватит. Там товар сдадут перевозчикам и опять в круг встанут. Такой насос бесконечно долго может сосать.
Значит, вывод такой. Выкуп на мое усмотрение, пока не посчитаю достаточным. А тогда -- и веревочку неси. В пути и веревочка пригодится. Все по Гоголю.
Третье. Пятьсот девочек, пятьсот мальчиков и три тысячи лошадей.
Генофонд раздает, количество едоков уменьшает, кавалерию ослабляет. Детей любых берем, даже если больных и ослабленных подсунет. Вылечим. Ну, а лошадей? Держись, император, лучших заберем!
Четвертое. Принцессу мне в жены.
Что ж, не долго быть перемирию... Только отдохнуть успеем и караваны в степь переправить. Все-таки надо подождать до конца лета, дать крестьянам собрать урожай.
А если - сразу чудить начнет? Потерпим, не развалимся. Ну, держись, император! Согласен. Подписываю.
Это уже даже не смешно. Не успела моя новая нареченная невеста, принцесса Цзи Гуо, добраться с обозом до Великой стены, как императора обуяла охота к перемене мест. Защита столичных стен его явно не устраивала, поверил, что, пожелай я его смерти, это не преграда, и рванул от меня подальше, за Хуанхэ, в южную столицу Кайфын. Укреплена южная столица не в пример слабее северной, но -- когда еще Чингизхан туда попадет? А по немощности и старости, может, вообще не поедет. Климат менять в таком возрасте не стоит, город почти в тропической зоне. Надежда на мой кондратий при игре в догонялки показались ему вполне обоснованной.
Это произошло в середине лета, урожай еще зрел на полях, и я махнул рукой. Пропустили. А гаденыш решил, что не заметили. Или это перепады его настроений? Почувствовав себя в безопасности за горными хребтами, он сразу наплевал на наш договор о перемирии и разослал во все стороны депеши с указаниями войскам, еще сохранившимся под его контролем, начать наступление. И первый удар был нанесен по первому пункту нашего договора -- независимой Железной империи киданей. Очередная четырехсоттысячная армия под командованием Пусянь Ваньну, губернатора Сяньпина, разгромила в тяжелых боях неокрепшую армию молодой империи, пользуясь четырехкратным превосходством в численности и отсутствием поблизости хотя бы одной монгольской дивизии. Столица Железной империи Ляолян (бывшая восточная столица империи Цинь) пала, император Елюй перешел к партизанской войне на крохотном кусочке сохраненной имперской территории. Хороший щелчок мне по носу.
Кроме того, император явил мне подтверждение того, что он умеет думать. Когда сильно допечет. С чего это я его так уверенно предупреждал о последствиях? Слово хана -- золотое слово! Явно же, не на понт брал? Кто же его убивать должен был? А потом и всех последующих, неразумных. И, проезжая через Лянсян, расположенный к юго-востоку от столицы, император отдал приказ разоружить сопровождающие его гвардейские отряды, а оружие возвратить в дворцовые хранилища. Допер. Но на этом мысль у него иссякла. Гвардейцы взбунтовались, возмутились предательским бегством императора из дорогой каждому циньскому сердцу столицы и отказались разоружаться. Еще и командира гвардии убили. Выбрали из своих славных рядов новых командиров: Чжоду, Бэйшера и Джапара, тут же пославших мне гонцов с известием о сложившихся обстоятельствах, принесением мне покорности от лица всей императорской гвардии и за новыми инструкциями.
Приказал им возвращаться в столицу, ждать от меня подкрепления и потихоньку готовить осаду. Взять Жунду силами гвардии, даже императорской, не вижу возможности. Слишком большой город, перебьют моих бойцов до прихода основных сил. Информация в столицу просочилась, и генерал Ваньян Чен, старый неудачник, пытался остановить гвардейцев на мосту при подходе к Жунду. На том самом мосту, где подрались два генерала и один зарезал другого -- не мог смотреть ему в глаза, стыдился поражения. Очередной Ваньян поступил мудро, с собой никого не брал, стыдиться нечего, никто из своих ничего не видел. А чужие все врут. Как бы то ни было, подошел, наконец, наш корпус Минганя, того самого, что был послом, а потом, не сходя с места, к нам эмигрировал, и совместно с гвардейцами приступил к очередной блокаде и осаде всем надоевшей столицы Цинь -- города Жунду.
А я послал отряд преследования в погоню за сбежавшим императором. Может, поймают, пока через реку переправиться не успел. Вот же, гад!
Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. А разной сволочи почему-то чаще всего удается выйти сухим из воды. Так... мысли вслух. Настроение...
СССР и Германия второй половины двадцатого века. Нас каждая тля тыкала мордой в дерьмо за оккупацию половины Европы сталинским режимом, а слегка раскаявшихся немцев быстро и ласково приняло в свои объятия мировое сообщество. Где бы они были, если бы СССР не сломал хребет гитлеровской машины? Или в каких-то своих расчетах обнаружили вариант спасения США? Даже новая, территориально и материально ободранная как липка, Россия, пару раз в год по-прежнему получала плевки за неизжитые грехи сталинизма. Привычно стучали по кумполу -- лагеря, Катынь, имперскость. Всех не помню. Походя, между делом -- щелбан по покорно склоненной стриженной голове. А как иначе? -- мир спасли от коричневой чумы. Ну вот.
Впереди всех ждали осень и зима. Цинь, несмотря на разгром Железной империи, находилась в жалком состоянии, и я решил провести пересменку дивизий, вывести в нашу степь наиболее потрепанные части и дать им просто отдохнуть. Год войны лег на их плечи неравномерно, некоторые, не ощущая серьезного сопротивления, даже расслабились от вольготной жизни в гарнизонах. Другие же все это время, теряя товарищей, прорубались через стоящие насмерть китайские войска. То есть, я планировал забрать десять дивизий и вместо них ввести свежие шесть. Небольшие гарнизоны, оставленные по всей стране, решил поменять в течении года в рабочем порядке. Две своих уставших дивизии полностью менял на две свежие сват онгут. За год аж лосниться стал, глаз совсем уже не видно. Но дело свое знает, ни грошика, ни соломинки не пропало в обозах. И люди, дошедшие до него, все откормлены и переправлены дальше в степь.
Вроде бы, все хорошо? Только опять брюхо ноет.
Все-таки не зря брюхо сигналило, только предпринять я ничего не успел. Да и что предпринять можно за два дня? Раньше надо было думать, интеллигент паршивый! Брать из последних сил столицу, давить всю эту сволочь и оставшиеся тринадцать городов. Кровью бы умылись, но -- и все! Закончилось бы. А сейчас -- новый тур войны, и людей в нем погибнет никак не меньше. Сто тысяч в Железной империи уже мертвы.
Унося свою драгоценную задницу из столицы, император оставил там настоящую мину. Своего старшего сына, наследника престола и такого же дурака, как и отец. В ближайшее окружение прынца затесалось несколько квасных патриотов, восторженных юнцов, мечтающих о восстановлении былой славы империи, сокрушительных победах над врагами. В общем, несли всякий бред, но прынц загорелся идеей, решил возглавить национально-освободительное движение.
Бредом это называю потому, что для восстановления престижа империи не надо красть, пьянствовать и развратничать, надо работать. Экономика не разграбленная нужна, к людям надо по-людски относиться, а не пировать во время чумы, не торговать своими детьми и женщинами. Поменьше оргий, гламура и вечеринок с певцами -- на папины деньги. Это для молодежи и прынцев. А взрослые и так все знают, но продолжают красть. У взрослых солидных циньцев такие речи только циничную усмешку вызывают. Уговорили идиота, объявил он себя Верховым Правителем Китая, то есть империи Цинь, пока папа отсутствует. Ну, объявил и объявил, чего я-то ругаюсь? А потому ругаюсь, что народ в Цинь простой, не испорченный и привык доверять вышестоящим. Получив такой призыв, он повсеместно возбудился и приступил к уничтожению моих гарнизонов, очередному захвату крепостей и городов. Так что, тонкий слой монголов, намазанный на китайский бутерброд, можно считать уже слизанным. Для нас о серьезных боях речи нет, оставшуюся в стране шушеру можно веником гонять, но погибли монголы, и теперь погибнет очень много китайцев. А за что? За глупую, пьяную болтовню этого мажора? И, ведь наверняка еще и улизнет, а то бы мы из него героя китайского народа сделали. Поймаем -- сделаем!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги