XXVI

Нора растолкала меня в четверть одиннадцатого.

– Подойди к телефону, – сказала она. – Звонит Маколэй и говорит, что это важно.

Я вошел в спальню – в эту ночь я спал в гостиной – и подошел к телефону. Дороти крепко спала.

– Алло, – тихо проговорил я в трубку.

– Еще слишком рано для того, чтобы пообедать вместе, – сказал Маколэй, – но мне необходимо немедленно тебя увидеть. Я могу сейчас подъехать?

– Конечно. Приезжай, и мы позавтракаем вместе.

– Я уже завтракал. Ты завтракай один, а я буду минут через пятнадцать.

– Хорошо.

Дороти чуть приоткрыла глаза и сонным голосом пробормотала:

– Должно быть, уже поздно. – Она повернулась на другой бок и опять погрузилась в забытье.

Я ополоснул холодной водой лицо и руки, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.

– Маколэй сейчас приедет, – сказал я Норе. – Он уже завтракал, но можешь заказать ему кофе. А я хочу куриную печенку.

– А я приглашена на ваш утренник, или же мне лучше...

– Конечно. Ты ведь никогда не видела Маколэя, да? Довольно неплохой парень. Однажды меня прикомандировали на несколько дней к его подразделению, стоявшему под Во, а после войны мы стали время от времени навещать друг друга. Пару раз он подбрасывал мне работу, включая и ту, с Уайнантом. Как насчет капельки спиртного, чтобы расправиться с меланхолией?

– Почему бы тебе сегодня не остаться трезвым?

– Мы приехали в Нью-Йорк вовсе не для того, чтобы ходить здесь трезвыми. Хочешь, пойдем сегодня вечером на хоккей?

– С удовольствием. – Она налила мне виски и отправилась заказывать завтрак.

Я посмотрел утренние газеты. В них были сообщения об убийстве Нанхейма и о том, что Йоргенсен задержан Бостонской полицией, однако гораздо больше места было отведено под новости, касающиеся дела, которое бульварная пресса окрестила «Войной между бандами Дьявольской кухни», а также ареста «Принца» Майка Фергюсона и показаний «Джефси», замешанного в похищении Линдберга.

Маколэй и посыльный, приведший Асту, прибыли одновременно. Асте Маколэй нравился, поскольку, играя с собакой, он позволял ей наваливаться на себя всем телом, а она никогда не была сторонником слишком нежных игр.

Сегодня утром вокруг рта Маколэя были заметны морщины, а розоватый румянец на его щеках проступал не так явственно, как обычно.

– С чего это у полиции появились новые идеи? – спросил он. – Неужели они думают... – Он оборвал себя на полуслове, когда в комнату вошла Нора. Она уже оделась.

– Нора, позволь тебе представить Герберта Маколэя, – сказал я. – Моя жена.

Они пожали друг другу руки и Нора произнесла:

– Ник позволил мне заказать для вас только кофе. Может, я...

– Нет, спасибо, я только что позавтракал.

– Ну, что там насчет полиции? – спросил я.

Маколэй колебался.

– Нора знает практически все, что знаю я, – заверил я, – поэтому если речь не идет о чем-нибудь для тебя...

– Нет-нет, ничего подобного, – сказал он. – Просто... ну, в общем... это в интересах самой же миссис Чарльз. Я бы не хотел ее расстраивать.

– Тогда выкладывай. Ее расстраивают только те вещи, о которых она ничего не знает. Какие новые идеи появились у полиции?

– Сегодня утром ко мне заходил лейтенант Гилд, – сказал Маколэй. – Сначала он показал мне обрывок цепочки от часов с закрепленным на ней ножиком и спросил, видел ли я их раньше. Я видел: они принадлежали Уайнанту. Я сказал ему, что, по-моему, видел: по-моему, они очень похожи на цепочку и ножик, которые были у Уайнанта. Тогда он спросил, знаю ли я, каким образом они могли попасть к кому-нибудь другому, и после того как Гилд в течение некоторого времени ходил вокруг да около, до меня вдруг дошло, что под «кем-нибудь другим» он подразумевает тебя или Мими. Я ответил ему, что Уайнант мог дать их любому из вас, что вы могли украсть их или найти на улице, либо вам мог их дать кто-нибудь, кто украл их или нашел на улице, либо же вы могли получить их от кого-нибудь, кому их передал сам Уайнант. Существуют и другие способы, посредством которых вы могли бы их заполучить, сказал я Гилду, однако, он уже понял, что я издеваюсь над ним, и не позволил мне рассказать об этих способах.

У Норы на щеках выступили красные пятна, а глаза ее потемнели.

– Идиот! – сказала она.

– Ну, ну, – сказал я. – Вероятно, мне следовало предупредить тебя: подобные настроения появились у него уже вчера вечером. Похоже, моя старая приятельница Мими подбросила ему пару намеков. На что еще направил он свое недремлющее око?

– Он хотел знать о... В общем, он так спросил: «Как вы думаете, Чарльз и эта секретарша Вулф все еще продолжали всякие там шуры-муры? Или же это осталось в далеком прошлом?»

– Это уж точно Мимина подача, – сказал я. – И что ты ему ответил?

– Ответил, что не знаю, продолжали ли вы «все еще» свои шуры-муры, ибо впервые слышу, будто между вами вообще когда-либо были шуры-муры, и напомнил ему, что в любом случае ты давно не живешь в Нью-Йорке.

Нора спросила меня:

– А у вас были шуры-муры?

– Не пытайся выставить Мака лжецом, – сказал я. – И что он на это ответил?

– Ничего. Он спросил, знал ли, по моему мнению, Йоргенсен про тебя и Мими, а когда я в свою очередь спросил, что именно мог он знать про тебя и Мими, Гилд обвинил меня в том, что я разыгрываю невинность – цитирую его дословно – так что мы не очень далеко продвинулись. Он также интересовался, где и когда, с точностью до секунды и сантиметра, мы с тобой встречались.

– Прелестно, – сказал я. – У меня паршивое алиби.

Вошел официант и принес наш завтрак. Мы поговорили о том о сем, пока он не накрыл на стол и не удалился.

Затем Маколэй сказал:

– Тебе нечего бояться. Я собираюсь передать Уайнанта в руки полиции. – Он произнес эти слова нетвердым, сдавленным голосом.

Я спросил:

– Ты уверен, что Джулию убил он? Я, например, не уверен.

Маколэй просто сказал:

– Я знаю. – Он откашлялся. – Даже если существует один шанс из тысячи в том, что я ошибаюсь – а такого шанса существовать не может, – Уайнант все равно безумен, Чарльз. Он не должен оставаться на свободе.

– Возможно, ты и прав, – начал я, – и если ты знаешь...

– Я знаю, – повторил он. – Я видел его в тот день, когда он убил Джулию, должно быть, не более чем минут через тридцать после того, как он сделал это, хотя тогда еще я не знал о преступлении, вообще не знал, что она убита. Я... ну, в общем... теперь-то я знаю.

– Ты встретил его в конторе Херманна?

– Что?

– Предполагается, что в тот день примерно с трех до четырех ты находился в конторе человека по имени Херманн, расположенной на Пятьдесят седьмой улице. По крайней мере, так мне сообщили в полиции.

– Правильно, – сказал он. – То есть; так им и было сказано. На самом же деле случилось следующее: после того, как мне не удалось встретиться с Уайнантом или же узнать о нем что-либо в «Плазе», а также после двух безрезультатных звонков в свою контору и домой Джулии, я решил махнуть на него рукой и направился к Херманну. Он – горный инженер и один из моих клиентов; совсем незадолго перед тем я закончил работу над некоторыми статьями по корпорации, которые составлял для него, и нам необходимо было внести в эти статьи кое-какие мелкие поправки. Дойдя до Пятьдесят седьмой улицы, я вдруг почувствовал, что за мной следят – тебе известно это ощущение. Мне трудно было представить себе причину, по которой кто-либо мог следить за мной, однако, я как-никак адвокат, и потому подобные причины могут существовать. Как бы то ни было, мне захотелось удостовериться в правильности своего ощущения, поэтому я повернул на восток от Пятьдесят седьмой и дошел до Мэдисон авеню, и все же не был до конца уверен. Я заметил маленького человечка с желтоватым цветом лица, которого, как мне показалось, видел еще у «Плазы», однако... Мне подумалось, что скорее всего я обнаружу слежку, если возьму такси, поэтому я так и сделал, велев таксисту ехать на восток. Машин на улице было слишком много, и потому я не заметил, взял ли тот маленький человечек или кто-нибудь еще такси следом за мной, и велел таксисту повернуть на юг у Третьей улицы, затем снова на восток у Пятьдесят шестой и вновь на юг у Второй авеню; к тому времени я уже был вполне уверен, что за нами следует желтое такси. Конечно же, я не мог рассмотреть, сидит ли в нем мой маленький человечек – для этого такси находилось слишком далеко от нас. И вот тогда-то, когда мы остановились у следующего перекрестка на красный свет, я увидел Уайнанта. Он сидел в такси, направлявшемся на запад по Пятьдесят шестой улице. Естественно, меня это не очень удивило: мы находились всего лишь в двух кварталах от дома Джулии, и я сделал вывод, что она просто не хотела, чтобы я знал о присутствии Уайнанта в ее квартире в тот момент, когда я звонил ей по телефону, и что теперь Уайнант направляется на встречу со мной к «Плазе». Он никогда не отличался чрезмерной пунктуальностью. Поэтому я сказал водителю, чтобы он повернул на запад, однако на Лексингтон авеню – мы отставали от них всего на полквартала – такси Уайнанта повернуло на юг. Это было совсем не по пути к «Плазе» и даже не по пути к моей конторе, и потому я решил плюнуть на Уайнанта и вновь заняться преследовавшим меня такси... но его там больше не было. Всю дорогу по пути к Херманну я смотрел в заднее окошко, но не смог обнаружить никаких признаков слежки.

– Который был час, когда ты увидел Уайнанта? – спросил я.

– Должно быть, минут пятнадцать-двадцать четвертого. Было уже без двадцати четыре, когда я добрался до Херманна, а Уайнанта я видел, пожалуй, минутами двадцатью-двадцатью пятью ранее. В общем, секретарша Херманна – Луиза Джекобз, та самая девушка, с которой ты видел меня вчера вечером – сказала мне, что у ее шефа весь день шло совещание, однако, он, по-видимому освободится через несколько минут; так оно и случилось, и минут через десять-пятнадцать мы с ним управились, и я вернулся в свою контору.

– Насколько я понимаю, ты находился недостаточно близко к Уайнанту, чтобы определить, был ли тот возбужден, не пахло ли от него порохом, или не было ли при нем цепочки от часов и все такое прочее.

– Верно. Мне, когда он проехал мимо, удалось рассмотреть лишь его профиль, однако, не думай, будто я не уверен, что это был Уайнант.

– Не буду. Продолжай, – сказал я.

– Он больше так и не позвонил. Примерно через час после того, как я вернулся, позвонили из полиции – Джулия умерла. Ты должен понять следующее: тогда я ни единой минуты не верил в то, что ее убил Уайнант. Ты способен понять это – ведь ты до сих пор не веришь, что убил он. Поэтому, когда я приехал в участок, и полицейские стали задавать мне вопросы об Уайнанте, и было ясно, что они подозревают его, я сделал то, что сделали бы ради своих клиентов девяносто девять адвокатов из ста – я ни словом не обмолвился о том, что видел Уайнанта по соседству с квартирой Джулии примерно в то время, когда предположительно было совершено убийство. Я рассказал им то же, что и тебе – будто у меня с ним была назначена встреча, а он так и не пришел, – а затем дал им понять, будто от «Плазы» я поехал прямиком к Херманну.

– Это вполне понятно, – согласился я. – Не имело смысла что-либо сообщать полиции до тех пор, пока ты не услышал его объяснения по поводу случившегося.

– Вот именно, а потом все дело заключалось в том, что мне так и не довелось услышать его объяснения. Я ожидал, что он объявится, позвонит мне, в конце концов, но от него ничего не было слышно – до четверга, когда я получил то его письмо из Филадельфии, а в письме ни слова не говорилось о нашей несостоявшейся встрече в пятницу, ни слова о... впрочем, ты читал это письмо. Что ты о нем думаешь?

– Ты имеешь в виду, похоже ли оно на письмо, написанное человеком, которого терзают угрызения совести?

– Да.

– Не особенно, – сказал я. – Примерно такого письма можно и ожидать от него в случае, если он не убивал Джулию – никакой озабоченности по поводу подозрений на его счет со стороны полиции за исключением того, что это может отразиться на его работе, желание прояснить дело, избежав при этом каких-либо неудобств лично для него – словом, не слишком блестящее письмо, если бы оно было написано кем-нибудь другим, однако вполне соответствующее тем причудам, которые отличают его от других людей. Я могу себе представить, как Уайнант отправляет письмо, и ему даже в голову не приходит, что самым разумным было бы отчитаться в своих действиях в день убийства перед полицией. Насколько ты уверен, что, когда ты его увидел он ехал от Джулии?

– Теперь я вполне уверен. Тогда же мне это показалось вероятным. Затем я подумал, что он, возможно, был в своей мастерской. Она находится на Первой авеню, всего лишь в нескольких кварталах от места, где я его видел, и хотя мастерская была закрыта со времени его отъезда, мы в прошлом месяце возобновили ее аренду, так что все было готово к его возвращению, и он вполне мог поехать туда в тот день. Полиция не обнаружила там ничего, по чему можно было с уверенностью судить о том, был он в мастерской или нет.

– Я хотел спросить тебя: говорили, будто бы он отрастил бороду. Была ли у него...

– Нет – я видел все то же длинное, худое лицо с теми же общипанными, белесыми усами.

– И еще: был такой парень по имени Нанхейм, которого вчера убили – маленький, с...

– Я как раз собирался об этом сказать.

– Я подумал о том маленьком человечке, который, как тебе показалось, следил за тобой.

Маколэй уставился на меня.

– Ты полагаешь, это мог быть Нанхейм?

– Не знаю. Я просто подумал.

– И я не знаю, – сказал он, – Я никогда не видел Нанхейма, насколько мне...

– Он представлял собою невысокого мужчину, не более пяти футов и трех дюймов ростом, а весил, пожалуй, фунтов сто двадцать. Я бы сказал, что ему было лет тридцать пять-тридцать шесть. Желтоватый цвет лица, темные волосы и такие же темные, довольно близко посаженные глаза, большой рот, длинный обвислый нос, торчащие, словно крылья летучей мыши, уши... бегающий взгляд.

– Это вполне мог быть он, – сказал Маколэй, – хотя я не видел его с близкого расстояния. Думаю, полиция позволит мне взглянуть на него, – он пожал плечами, – впрочем, теперь это не имеет значения. О чем я говорил? Ах да, о том, что никак не мог связаться с Уайнантом. Это поставило меня в неловкое положение, поскольку полиция полагала, будто я поддерживаю с ним контакт и не говорю по этому поводу правды. Ты ведь тоже так считал, верно?

– Да, – признался я.

– И ты тоже, как и полиция, наверное, подозревал что в день убийства я все же встречался с ним в гостинице «Плаза» или в другом месте.

– Это представлялось вероятным.

– Да. И, конечно же, вы были отчасти правы. По крайней мере, я видел его, да еще в таком месте и в такое время, что, узнай об этом полиция, его бы, вне всяких сомнений, немедленно сочли виновным, и потому, солгав поначалу несознательно, косвенным образом, я стал затем лгать прямо и преднамеренно. Херманн весь тот день безвылазно провел на совещании и не мог знать, как долго я ждал, пока он освободится. Луиза Джекобз – моя хорошая приятельница. Не вдаваясь в детали, я объяснил ей, что если она скажет, будто я появился у них в конторе через одну-две минуты после того, как пробило три, то может помочь мне выручить клиента, и она с готовностью согласилась. Я также объяснил ей, что в случае, если возникнут какие-либо непредвиденные неприятности, она всегда сможет обезопасить себя, сказав, будто не обратила внимания, в котором точно часу я прибыл, однако на следующий день я случайно упомянул о своем прибытии именно в это время, и у нее не было причин сомневаться в моей честности; таким образом вся вина возлагалась на меня. – Маколэй глубоко вздохнул. – Теперь все это неважно. Важно то, что сегодня я получил от Уайнанта весточку.

– Очередное нелепое письмо? – спросил я.

– Нет, он позвонил и я назначил ему на сегодняшний вечер встречу – с тобой и со мной. Я сказал ему, что ты, если не увидишься с ним, ничего для него не сделаешь, поэтому он обещал встретиться с нами сегодня вечером. Естественно, я собираюсь пригласить и полицию; мне уже трудно оправдать тот факт, что я покрываю его подобным образом. Я могу добиться того, что его оправдают, признав невменяемым, и затем изолируют. Это все, что я могу – да и хочу – сделать.

– Ты уже сообщил полиции?

– Нет. Он позвонил лишь после того, как они ушли. К тому же, сначала я хотел поговорить с тобой. Я хотел сказать тебе, что не забыл, чем я тебе обязан и...

– Ерунда, – сказал я.

– Совсем не ерунда. – Он повернулся к Норе. – Я полагаю, он никогда не говорил вам, что спас мне однажды жизнь, в окопе под...

– Он сошел с ума, – сказал я Норе. – Он выстрелил в одного парня и промахнулся, а я выстрелил и не промахнулся, только и всего. – Я вновь обратился к Маколэю: – А может, пусть полиция еще немного подождет? Предположим, ты и я встретимся сегодня с Уайнантом и выслушаем его. Мы можем придержать его и, если убедимся, что он – убийца, забить тревогу в конце встречи.

– Ты до сих пор сомневаешься, верно? – Маколэй слабо улыбнулся. – Что ж, если ты пожелаешь, я готов пойти на это, хотя такой шаг мне представляется... Впрочем, быть может, ты передумаешь, когда я расскажу тебе о нашем телефонном разговоре.

В гостиную, зевая, вошла Дороти, одетая в слишком длинные для нее Норины ночную рубашку и халат.

– Ах! – воскликнула она, увидев Маколэя, а затем, узнав его, произнесла: – Ой, здравствуйте, мистер Маколэй. Я не знала, что вы здесь. Есть новости о моем отце?

Маколэй посмотрел на меня. Я покачал головой. Он ответил Дороти:

– Пока нет, но, возможно, сегодня мы что-нибудь узнаем.

– Зато Дороти уже кое-что случайно узнала. Расскажи Маколэю о Гилберте, – сказал я.

– Вы имеете в виду, о... о моем отце? – уставившись в пол, неуверенно спросила она.

– О Бог ты мой, о ком же еще! – сказал я.

Лицо ее залилось краской, она с упреком посмотрела на меня, а затем торопливо сказала Маколэю:

– Гил виделся вчера с отцом, и отец сказал ему, кто убил мисс Вулф.

– Что?

Она энергично четыре или пять раз кивнула головой. Глазами, в которых читалось изумление, Маколэй посмотрел на меня.

– Совсем не обязательно, что это действительно произошло, – напомнил я ему. – Это Гил так говорит.

– Понятно. Тогда, по-твоему, он мог...

– Тебе ведь не так часто с тех пор, как заварилась эта каша приходилось беседовать с членами этой семейки, верно? – спросил я.

– Верно.

– Захватывающее занятие, доложу я тебе. У них у всех сдвиг на почве секса, и это глубоко укоренилось в их подсознании. Они начинают...

– Вы просто отвратительны! – сердито сказала Дороти. – Я изо всех сил стараюсь...

– Чем ты недовольна? – спросил я. – На сей раз я делаю тебе поблажку: я склонен верить, что Гил действительно так тебе и сказал. Не требуй от меня слишком многого.

– И кто же убил Джулию? – спросил Маколэй.

– Не знаю. Об этом Гил мне не сказал.

– А твой брат часто виделся с отцом?

– Не знаю, насколько часто. Он просто сказал, что виделся с ним.

– А он говорил что-нибудь о... о человеке по имени Нанхейм?

– Нет. Ник спрашивал меня об этом. Гилберт ни о чем больше мне не говорил.

Я поймал Норин взгляд и сделал ей знак. Она поднялась и произнесла:

– Пойдем в другую комнату, Дороти, надо дать ребятам шанс заняться их сверхважными делами.

Дороти явно хотела остаться, однако, она все же вышла вслед за Норой. Маколэй сказал:

– После того, как она подросла, у нее есть на что посмотреть. – Он откашлялся. – Надеюсь, твоя жена не...

– Не беспокойся. С Норой все в порядке. Ты собирался рассказать мне о своем разговоре с Уайнантом.

– Он позвонил сразу после того, как ушли полицейские, и сказал, что видел мое объявление в газете «Таймс» и хотел бы знать, чего мне надо. Я объяснил ему, что ты не горишь желанием впутываться в его неприятности, не переговорив предварительно с ним, и мы условились встретиться сегодня вечером. Потом он спросил, видел ли я Мими и я сообщил ему, что видел ее пару раз после того, как она вернулась из Европы, и что видел также его дочь. И тогда он сказал следующее: «Если моя жена попросит денег, выдай ей любую сумму в разумных пределах».

– Черт меня побери, – сказал я. Маколэй кивнул.

– То же самое подумал и я. Когда я спросил его, с какой стати, он ответил, будто, прочитав утренние газеты, убедился, что Мими оказалась жертвой Розуотера, а не его союзницей, и у него есть основания рассчитывать на ее «доброе расположение» к нему, Уайнанту. Я начал догадываться, в чем дело, и сообщил ему, что Мими уже отдала ножик и цепочку полицейским. Угадай, что он на это ответил.

– Сдаюсь.

– Промямлив что-то нечленораздельное – причем буквально несколько слов, заметь, – он вдруг как ни в чем не бывало заявил: «Те самые цепочку и ножик, которые я оставил у Джулии, чтобы она отдала их в ремонт?»

– А что ты ответил? – рассмеялся я.

– Это меня озадачило. Пока я соображал, что ответить, он сказал: «Как бы то ни было, мы можем подробно обсудить это во время нашей сегодняшней встречи». Я спросил, где и когда мы увидимся, и он ответил, что ему придется в десять вечера еще раз позвонить мне домой. Он сразу заторопился, хотя перед этим, похоже, никуда не спешил, и у него не нашлось времени, чтобы ответить на все появившиеся у меня вопросы, поэтому он повесил трубку, а я позвонил тебе. Что ты теперь скажешь по поводу его невиновности?

– Теперь я не так уверен, как раньше, – медленно ответил я. – Насколько ты уверен, что в десять часов он с нами свяжется?

Маколэй пожал плечами.

– Я знаю об этом не больше твоего.

– В таком случае я бы на твоем месте не беспокоил полицию до тех пор, пока мы не схватим нашего безумного приятеля и не будем готовы передать его в их руки. Они вряд ли воспылают к тебе горячей любовью, услышав твою историю, и если даже не упекут тебя сразу в каталажку, то устроят веселенькую жизнь, особенно когда Уайнант – не дай Бог – оставит нас сегодня вечером с носом.

– Я знаю, и все же мне хотелось бы сбросить со своих плеч это бремя.

– Несколько часов погоды не делают, – сказал я. – Никто из вас не упоминал в разговоре ту несостоявшуюся встречу в «Плазе»?

– Нет. У меня не было возможности спросить его. Что ж, если ты считаешь, что надо подождать, я подожду, но...

– Давай подождем до вечера, по крайней мере, до тех пор, как он позвонит тебе – если позвонит – а затем решим, следует ли посвящать во все полицию или нет.

– Ты полагаешь, он не позвонит?

– Не уверен, – сказал я. – Он не явился на последнюю встречу с тобой и, похоже, стал темнить, когда узнал, что Мими отдала полиции цепочку и ножик. Я не слишком оптимистично настроен. Однако, там видно будет. Мне, наверное, следует прийти к тебе домой часам к девяти, да?

– Приходи к ужину.

– Не могу, но постараюсь прийти как можно раньше на случай, если он поспешит со звонком. Нам нельзя будет терять времени. Где ты живешь?

Маколэй дал мне свой адрес в Скарсдейле и поднялся.

– Попрощайся за меня с миссис Чарльз и поблагодари... Да, кстати, надеюсь, ты вчера вечером не истолковал превратно мое замечание насчет Харрисона Куинна. Я имел в виду только то, что сказал – то есть, то, что мне не повезло, когда я воспользовался его советом в биржевых делах. Я не собирался намекать, будто здесь что-то не так – ты понимаешь, – или будто он не принес денег другим своим клиентам.

– Я понимаю, – сказал я и позвал Нору.

Они с Маколэем пожали друг другу руки, обменялись вежливыми фразами, он слегка потрепал Асту, сказал: «Постарайся прийти как можно раньше», и ушел.

– Плакал твой сегодняшний хоккейный матч, – сказал я, – если только кто-нибудь еще не составит тебе компанию.

– Я пропустила что-нибудь интересное? – спросила Нора.

– Ничего особенного. – Я рассказал ей о том, что сообщил мне Маколэй. – И не спрашивай, что я думаю по этому поводу. Я не знаю. Знаю, что Уайнант – сумасшедший, однако он действует не так, как действовал бы сумасшедший или убийца. Он действует как человек, ведущий какую-то свою игру. Одному лишь Всевышнему известно, что это за игра.

– Мне кажется, – сказала она, – что он покрывает кого-то еще.

– А почему ты думаешь, что это не он убил Джулию?

– Потому что так думаешь ты, – удивилась Нора.

– Неотразимый аргумент, – сказал я. – А что это за «кто-то еще»?

– Пока я не знаю. И хватит надо мной смеяться: я много размышляла над делом. Это вряд ли может быть Маколэй, поскольку Уайнант, покрывая кого-то, пытается использовать его помощь, и...

– И это вряд ли могу быть я, – предположил я, – поскольку он хочет использоваться мою помощь.

– Правильно, – сказала она, – и ты окажешься в очень глупом положении, если будешь издеваться надо мной, а я тем временем разгадаю загадку раньше тебя. И это вряд ли может быть Мими или Йоргенсен, поскольку Уайнант пытался их скомпрометировать. Далее, это вряд ли может быть Нанхейм, поскольку он, по всей видимости, был убит тем же человеком, и, помимо всего прочего, сейчас нет никакой необходимости покрывать его. И это вряд ли может быть Морелли, поскольку Уайнант ревновал к нему, и между ними произошла ссора. – Глядя на меня, Нора нахмурилась. – Хорошо бы тебе побольше узнать об этом здоровенном толстяке по имени Спэрроу и о той крупной рыжеволосой женщине.

– А как насчет Дороти и Гилберта?

– Я как раз собиралась тебя о них спросить. Как ты думаешь, Уайнант по отношению к ним питает сильные отцовские чувства?

– Нет.

– Наверное, ты просто пытаешься отбить у меня всякую охоту к расследованию. Что ж, зная их, трудно поверить в вину любого из них, однако, я попыталась все личные впечатления отбросить в сторону и руководствоваться логикой. Вчера вечером перед тем, как лечь в постель, я составила список всех...

– Ничто так не спасает от бессонницы, как упражнения в логике. Это может сравниться лишь...

– Не надо разговаривать со мной таким покровительственным тоном. Результаты твоей работы пока трудно назвать ошеломляющими.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал я и поцеловал ее. – Это новое платье?

– Ага! Увиливаешь от темы, трус несчастный!

Загрузка...