В ту ночь Нора не могла уснуть. Она читала мемуары Шаляпина, пока я не задремал, а потом разбудила меня вопросом:
– Ты спишь?
Я ответил, что сплю.
Она зажгла две сигареты – одну для меня и одну для себя.
– А у тебя не возникает желания опять время от времени заниматься детективной работой – просто так, из интереса? Ну, понимаешь, когда подвернется что-нибудь особенное, вроде, скажем, дела Линдб...
– Дорогая, я полагаю, что ее убил Уайнант, – сказал я, – и полиция поймает его без моей помощи. Как бы то ни было, для меня это не имеет никакого значения. Ты суешь свой нос в дела, которые...
– Я хотела тебя спросить: а его жена знала, что эта мисс Вулф была его любовницей?
– Не знаю. Она ее не любила.
– А что из себя представляет жена?
– Не знаю... Женщина как женщина.
– Симпатичная?
– Когда-то была очень.
– Старая?
– Сорок – сорок два. Ну хватит, Нора. Тебе это ни к чему. Оставь Чарльзам чарльзовы проблемы, а Уайнантам – уайнантовы.
– Наверное, мне действительно поможет, если я выпью. – Она надула губы.
Я выбрался из постели и смешал коктейль. Когда я вернулся в спальню, зазвонил телефон. Я посмотрел на, лежавшие на столе, часы. Было около пяти часов утра.
Нора говорила в трубку:
– Алло... Да, это я. – Она скосила глаза в мою сторону. Я отрицательно помотал головой: нет, не надо. – Да... Да, конечно... Разумеется. – Она положила трубку и улыбнулась мне.
– Ты очаровательна, – сказал я. – Ну, что теперь?
– Дороти поднимается к нам. По-моему, она пьяна.
– Это здорово. – Я взял свою пижаму. – А то я, испугался, было, что придется лечь спать.
Наклонившись, она искала тапочки.
– Не будь таким занудой. Можешь спать целый день. – Она нашла тапочки и, сунув в них ноги, поднялась. – Она действительно так боится свою мать, как говорит?
– Если в ней есть хоть капля здравого смысла, то да. Мими – это яд.
Нора искоса посмотрела на меня потемневшими глазами и медленно спросила:
– Что ты от меня скрываешь?
– Ах, черт! – сказал я. – А я надеялся, что ты никогда не узнаешь. На самом деле Дороти – моя дочь. Понимаешь, я просто не знал, что делаю, Нора. Была весна в Венеции, я был так молод, и луна сияла над...
– Остряк. Ты есть хочешь?
– Как и ты. Что тебе заказать?
– Сэндвич с рубленой говядиной, побольше луку и кофе.
Пока я звонил в, работавшую круглосуточно закусочную, пришла Дороти. Когда я вернулся в гостиную, она с трудом встала и сказала:
– Мне страшно неудобно, Ник, что я продолжаю беспокоить вас с Норой, но я не могу сегодня пойти домой в таком виде. Не могу. Я боюсь. Не знаю, что будет, если я пойду. Пожалуйста, не прогоняйте меня. – Она была очень пьяна. Аста обнюхивала ее лодыжки.
Я сказал:
– Тс-с-с. Никто тебя не прогоняет. Сядь. Через несколько минут принесут кофе. Где ты так нагрузилась?
Она села и тупо покачала головой.
– Не знаю. Где только я не была после того, как ушла от вас. Вот только дома не была, потому что не могу идти домой в таком виде. Посмотрите, что у меня есть. – Она опять встала и достала из кармана пальто обшарпанный пистолет. – Посмотрите-ка. – Она размахивала нацеленным прямо на меня пистолетом, а Аста радостно виляла хвостом и прыгала, пытаясь до него дотянуться.
Нора с шумом втянула в себя воздух. По спине у меня бегали мурашки. Я оттолкнул собаку и отнял у Дороти пистолет.
– Что это за кривляние? Сядь. – Я положил пистолет в карман халата и пихнул Дороти в кресло.
– Не сердитесь на меня, Ник, – заныла она. – Оставьте его у себя. Я не хочу причинять вам беспокойства.
– Где ты его взяла? – спросил я.
– В баре на Десятой авеню. Я отдала за него незнакомому мужчине свой браслет – тот, что с бриллиантами и изумрудами.
– А потом отыграла его в рулетку, – сказал я. – Он до сих пор на тебе.
Она уставилась на браслет.
– А я думала, что и правда его обменяла.
Я посмотрел на Нору и покачал головой. Нора сказала:
– О, Ник, перестань к ней придираться. Она...
– Он ко мне не придирается, Нора, совсем нет, – быстро проговорила Дороти. – Он... Он – единственный человек в мире, к кому я могу обратиться за помощью.
Я вспомнил, что Нора так и не прикоснулась к своему стакану виски с содовой, поэтому пошел на кухню и выпил его. Когда я вернулся, моя жена сидела на подлокотнике кресла Дороти и обнимала ее одной рукой. Дороти хлюпала носом; Нора говорила:
– Но Ник вовсе не сердится, милая. Ты ему нравишься. – Она посмотрела на меня. – Ты ведь не сердишься, правда, Ники?
– Нет, я просто обиделся. – Я сел на диван. – Где ты взяла пистолет, Дороти?
– У незнакомого мужчины, я же вам говорила.
– У какого мужчины?
– Я же сказала: у мужчины в баре.
– И взамен ты отдала ему свой браслет.
– Я думала, что отдала, но... посмотрите – он все еще у меня.
– Я это заметил.
Нора успокаивающе похлопала девушку по плечу.
– Конечно же, браслет до сих пор у тебя.
– Когда мальчик из закусочной принесет кофе, сказал я, – я подкуплю его, чтобы он никуда не уходил. Не собираюсь оставаться один с парочкой сумасш...
Нора грозно посмотрела на меня и сказала девушке:
– Не обращай на него внимания. Он сегодня всю ночь такой противный.
Девушка сказала:
– Он думает, что я глупая, пьяная дурочка. – Нора опять похлопала ее по плечу.
– Но зачем тебе пистолет? – спросил я.
Дороти выпрямилась в кресле и посмотрела на меня расширенными пьяными глазами.
– Для него, – возбужденно прошептала она, – если он ко мне полезет. Я испугалась, потому что была пьяна. С этого все началось. А потом я испугалась и его тоже, и поэтому приехала сюда.
– Ты имеешь в виду своего отца? – спросила Нора, стараясь скрыть, прозвучавшее в ее голосе, возбуждение.
Девушка покачала головой.
– Мой отец – Клайд Уайнант. А я имею в виду отчима. – Она уронила голову Норе на грудь.
Нора произнесла «О-о!» таким тоном, будто абсолютно все поняла, затем сказала: – Бедная девочка, – и многозначительно посмотрела на меня.
– Давайте все выпьем, – сказал я.
– Я не буду. – Нора вновь нахмурилась. – И Дороти, думаю, тоже не хочет.
– Хочет. Это поможет ей уснуть. – Я налил ей умопомрачительную дозу виски и проследил, чтобы она все выпила. Это сработало замечательно: когда принесли наши сэндвичи и кофе, она крепко спала.
– Теперь ты доволен? – спросила Нора.
– Теперь я доволен. Уложим ее, прежде чем поесть.
Я отнес девушку в спальню и помог Норе раздеть ее.
У Дороти было прекрасное тело.
Мы вернулись к нашей еде. Я вытащил из кармана пистолет и осмотрел его. Видно было, что с ним обращались не очень бережно. В пистолете было два патрона – один в стволе и один в обойме.
– Что ты хочешь с ним делать? – спросила Нора.
– Ничего – до тех пор, пока не выясню, не из него ли была убита Джулия Вулф. Он тоже тридцать второго калибра.
– Но она сказала...
– Что купила его в баре... у незнакомого мужчины... за браслет. Я слышал.
Нора забыла про сэндвич и подалась вперед. Глаза ее, теперь почти черные, сияли.
– Ты полагаешь, что она взяла его у отчима?
– Да, я так полагаю, – сказал я, но получилось это у меня слишком честно.
Нора сказала:
– Ты просто несносный грек. Но, может, она и правда взяла его у отчима: тебе-то откуда знать? К тому же, ты ведь не веришь в историю, которую она тут рассказала.
– Послушай, дорогая, завтра я куплю тебе целую кипу детективных историй, только не надо ломать свою милую головку над всякими тайнами сегодня. Она просто-напросто хотела сказать, что Йоргенсен ждал ее возвращения домой, чтобы попытаться соблазнить ее, а еще она боялась, что, будучи такой пьяной, сама не устоит и сдастся!
– Но ее мать!
– Эта семейка – не чета другим. Ты можешь...
Дороти Уайнант, моргая от яркого света, нетвердо стоя в дверях и одетая в слишком длинный для нее халат, сказала:
– Пожалуйста, можно я немного побуду с вами? Мне там одной страшно.
– Конечно.
Она подошла и калачиком свернулась рядом со мной на диване, а Нора пошла искать, чем ее укрыть.