ГЛАВА ВТОРАЯ. ТРОЕ – КОМПАНИЯ, ЧЕТВЕРО – ОБУЗА

– Будь я на твоем месте, – сказал Гудгалф. – Я бы отправился в путь, как можно быстрее.

Фрито рассеянно оторвал взгляд от своей чашки с брюквенным чаем.

– Я и даром бы согласился, чтобы ты был на моем месте, Гудгалф. Я что-то не припомню, чтобы я сам вызвался принять участие в этом деле с Кольцом. – Сейчас не время для пустой болтовни, – сказал волшебник, доставая кролика. из своей потертой шляпы. – Дилдо ушел несколько дней назад, он ожидает тебя в Рив – н-делле. Туда же иду и я. Там судьба Кольца будет решена всем народом Нижней Средней Земли.

Фрито притворился, будто он очень заинтересовался содержимым своей чашки, когда из столовой вошел Спэм и начал приводить нору в порядок, складывая для хранения оставленные Дилдо вещи.

– Послушайте, мистер Фрито, – проскрипел он, дергая себя за замасленный чуб. – Просто собираю остатки барахла вашего дяди, который загадочно исчез, не оставив никаких следов. Странное это дело, да?

Видя, что никаких объяснений не последует, верный слуга прошаркал в спальню Дилдо. Гудгалф поспешно спрятал на прежнее место своего кролика, который шумно блевал на ковер, и снова заговорил.

– Ты уверен, что ему можно доверять? Фрито улыбнулся.

– Конечно. Спэм был мне верным другом с тех пор, как мы вместе ходили в исправительную школу.

– И ему ничего не известно о Кольце?

– Ничего, – сказал Фрито. – Я уверен в этом. Гудгалф подозрительно оглянулся на закрытую дверь в спальню.

– Оно все еще у тебя?

Фрито кивнул и выудил цепочку из скрепок, которая привязывала Кольцо к его полуистлевшей, пузырящейся рубахе.

– Будь с ним поосторожнее, – сказал Гудгалф. – Ибо оно обладает удивительной властью.

– Оно может испачкать мой карман? спросил молодой болотник, вертя в своих толстых пальцах маленькое колечко.

Не раз за последние несколько дней он разглядывал его со страхом. Оно было сделано из блестящего металла и покрыто странными узорами и надписями. На внутренней поверхности было написано что-то на языке, не знакомом Фрито.

– Не разберу, что там написано? – сказал Фрито.

– Конечно, не разберешь, – сказал Гудгалф. – Это на языке эльфов. Из Фордора. Грубый перевод звучит примерно так:

Это именно кольцо сотворили эльфы,

Мать родную б заложили, что его себе забрать.

Правитель всех ползающих, смертных и ракушек.

Это спящий, который готовит всем порку.

Всемогущая власть в этом Кольце,

Всеправая власть у его обладателя.

Сломанное или распиленное, восстановлению не подлежит.

Если кто найдет – отослать Сорхеду. (Почтовый сбор оплачен).

– Да, это не Шекспир, – сказал Фрито, поспешно пряча Кольцо в карман рубашки.

– Но страшное предостережение, тем не менее, – сказал Гудгалф. – Даже сейчас покорные орудия Сорхеда рыщут всюду в поисках этого Кольца, и очень скоро они его учуют. Пора отправляться в Рив-н-делл. – Старый волшебник встал, подошел к двери в спальню и рывком открыл ее. С тяжелым стуком Спэм рухнул на пол ухом вперед. Его карманы были набиты лучшими митриловыми столовыми ложками Дилдо. – А он будет твоим верным спутником.

Когда Гудгалф прошел в спальню, Спэм робко улыбнулся Фрито, безуспешно пытаясь спрятать ложки в карманы.

Не обращая внимания на Спэма, Фрито испуганно прокричал вслед волшебнику:

– Но, но – мне надо приготовиться! Чемоданы…

– Не беспокойся, – сказал Гудгалф, протягивая ему два саквояжа. – Я принял меры к тому, чтобы упаковать их для тебя заранее.

Ночь была ясной, как эльфов камень, и сверкала блестками звезд, когда Фрито собрал свою команду на пастбище неподалеку от города. Кроме Спэма там были еще двойняшки Мокси и Пепси Динглберры, каждый из которых надоедал своей шумливостью, и без каждого из которых можно было легко обойтись. Они беззаботно резвились на лугу. Фрито призвал их к порядку, так и не догадавшись, зачем Гудгалф взвалил на него еще и этих двух идиотов, виляющих хвостиками, ведь ни одному из них даже самый глупый житель города не доверил бы и обгорелой спички.

– Идемте, идемте! – вопил Мокси.

– Да, идемте, – поддержал его Пепси, сделал один шаг и растянулся, ударившись лицом и расквасив себе нос.

– Сдохнуть можно, – смеялся Мокси.

– Дважды сдохнуть, – хныкал Пепси. Фрито закатил глаза к небу. Судя по всему, история собиралась быть долгой.

Добившись внимания от своих спутников, Фрито проинспектировал их самих и их вещмешки. Как он и опасался, все его приказы были забыты, и каждый набрал с собой картофельного салата. Все, кроме Спэма, который набил рюкзак сальными романами и столовыми ложками Дилдо.

Наконец, они тронулись, следуя инструкциям Гудгалфа, вдоль мощеной желтым кирпичом Интерширской Большой Тропы по направлению на Крохотуль. Это был самый длинный отрезок их маршрута к Рив-н-деллу.

Волшебник велел им двигаться скрытно, по ночам, вдоль Тропы, держать ушки на макушке, хвосты пистолетом, а носы чистыми. Последнюю директиву, учитывая обстоятельства, труднее всего было выполнить Пепси.

Некоторое время они брели молча, каждый был погружен в то, что у болотников называется «мысли». Но больше всех был озабочен Фрито, размышляющий о предстоящем долгом пути. Хотя его спутники весело резвились, лягая и обгоняя друг друга, сердце его сжималось от предчувствия. Вспомнив доброе старое время, он промычал, а затем спел старинную песню гномов, слышанную им еще на коленях у дяди Дилдо. Создатель этой песни жил задолго до расцвета Нижней Средней Земли. Она начиналась так:

Хэй-хо, хэй-хо,

На работу мы идем.

Хэй-хо, хэй-хо, хэй-хо, хэй-хо,

Хэй-хо, хэй-хо…

– Здорово! Здорово! – взвизгнул Мокси.

– Да, здорово! Особенно это «хэй-хо», – добавил Пепси.

– И как она у тебя называется? – спросил Спэм, который знал очень мало песен (по крайней мере, пристойных).

– У меня она называется «Хэй-хо», – сказал Фрито.

Но веселее не стало.

Вскоре пошел дождь, и они все простыли. Небо на востоке из черного стало жемчужно-серым, когда четыре болотника, усталые, чихающие так, что у них чуть не отрывались головы, прервали свой марш и устроили привал, чтобы пересидеть день в зарослях ивняка в нескольких шагах от незащищенной Большой Тропы. Утомленные путешественники растянулись на земле и легко, по-болотниковски, перекусили карликовым хлебом, болотным элем и телячьими котлетами из запасов Фрито. Затем, тихо постанывая под тяжестью своих животов, они быстро уснули. Каждому снился его личный сон, но в большинстве снов фигурировали телячьи котлеты.

Вздрогнув, Фрито проснулся. Наступили сумерки. Неприятное ощущение в желудке заставило Фрито с ужасом осмотреть Тропу из-под низко нависших ветвей. Сквозь листья он увидел невдалеке темную, сумрачную массу. Она медленно и осторожно продвигалась по откосу Тропы и выглядела как высокий, черный всадник на каком-то огромном и могучем животном. Четко вырисовываясь на фоне заходящего солнца, – Фрито затаил дыхание – красные глаза зловещей фигуры обшаривали окрестности. Один раз ему даже почудилось, что горящие угли просветили его насквозь, но они близоруко моргнули и скользнули дальше.

Массивное верховое животное, которое показалось перетрусившему Фрито огромной перекормленной свиньей, размером с дом, фыркало и всхрапывало, пытаясь докопаться до их запаха. Другие тоже проснулись и замерли в ужасе. Пока они наблюдали за ним, страшный преследователь громко и зловонно пукнул, пришпорил своего скакуна и ускакал. Он их не заметил.

Болотники дождались, пока хрюканье животного стихло вдали, и только после этого заговорили. Фрито обернулся к своим спутникам, ловко попрятавшимся в рюкзаки, и прошептал:

– Все в порядке! Он скрылся. Все еще сомневаясь, Спэм осторожно вылез наружу.

– Черт меня побери, если я чуть-чуть не струхнул, – хихикнул он.

– Очень странное и неприятное событие.

– Странное и неприятное! – хором произнесли остальные рюкзаки.

– А будет еще неприятнее, если мне будут подпевать, как только я открою рот, – Спэм лягнул оба мешка, оба взвизгнули, но ни один из них не изъявил желания открыть свое содержимое.

– Он злой, – сказал один.

– Злой и подлый, – сказал другой.

– Интересно, – сказал Фрито, – что это за существо, ужасное существо? Спэм виновато опустил глаза и почесал свои подбородки.

– Кажется, это один из тех, про кого мне Фэтлип велел не забыть предупредить тебя, хозяин. Фрито с любопытством взглянул на него.

– Ну-у-у… – сказал Спэм, дергая себя за чуб. Вымаливая прощение, он лизнул ноги Фрито: – Старый Губа говорил мне как раз перед нашим уходом: «Не забудь сказать мистеру Фрито, что какой-то вонючий чужеземец с красными глазами спрашивал о нем». Я молчал, и он стал размахивать своими черными усами и шипеть, потом сказал: «Проклятье! Снова провели!», вскочил на свою свинью и, задрав хвост, ускакал из «Мешка под глазом». Он кричал что-то вроде: «Н-но, Слизня!». Очень странно, сказал я. Кажется, я поздновато предупредил тебя, мистер Фрито.

– Ладно, – сказал Фрито. – Уже некогда беспокоиться. Я не уверен, но ничего удивительного, если тот чужеземец и эта ужасная бестия как-то связаны между собой. – Фрито нахмурился, но ненадолго. – В любом случае, – сказал он, – идти в Крохотуль по Большой Тропе уже небезопасно. Придется идти напрямик, через Злобин Лес.

– Злобин Лес?! – хором откликнулись рюкзаки.

– Но, мистер Фрито, – сказал Спэм, – говорят, это место… заколдовано!

– Может быть и так, – тихо сказал Фрито, – но если мы останемся здесь, нас наверняка сожрут с потрохами.

Фрито и Спэм быстренько выгрузили двойняшек ласковыми пинками. Они привели в порядок местность, очистив ее от остатков телячьих котлет, которые они сдобрили парой жуков-дровосеков. Когда все было готово, они тронулись. Двойняшки тоненько попискивали в не совсем напрасной надежде, что их примут за мигрирующих тараканов. Они направились прямо на запад, не упуская ни единой возможности шлепнуться ка землю, торопясь, чтобы успеть скрыться в лесу до наступления утра. Фрито вычислил, что они за столько-то дней прошли две лиги. Это неплохо для болотников, но все-таки недостаточно быстро. Они должны были преодолеть лес за один переход, чтобы на следующий день попасть в Крохотуль.

Они шли в полной тишине, если не считать хныканья Пепси.

«Глупый дурашка, снова расквасил себе нос, – подумал Фрито. – И Мокси начал шататься и капризничать».

Но когда ночь прошла и восток заалел, плоская равнина сменилась впадинами, буграми и шишками пористой мягкой земли цвета телячьих мозгов. По мере того как компания ковыляла, спотыкаясь, вперед, низкая поросль сменилась отдельными экземплярами, а затем огромными, тревожно выглядевшими деревьями, разорванными и скрюченными ветром, непогодой и артритом. Скоро заросли скрыли их от лучей рассвета, а новая ночь накрыла их, как полотенце в общественной уборной.

Много лет назад это была веселая, прелестная роща аккуратно подстриженных ив, щеголеватых голубых елей и изящных сосен. Здесь беззаботно резвились бархатные кроты и слегка бешеные барсуки. Но теперь деревья состарились, обезобразились клочьями мха и мозолями. Так Изящный Лес превратился в причудливый старый Злобин.

– К утру мы должны быть в Крохотуле, – сказал Фрито, когда они присели, чтобы подкормиться картофельным салатом.

Но недоброжелательный шелест ветвей над ними как бы предупреждал их не задерживаться долго на этом месте. Они быстро пробирались вперед, старясь уклониться от загрязнительного огня нечистотами, который вели невидимые, но недовольные обитатели верхних этажей леса.

После нескольких часов лазания по дерьму обессиленные болотники рухнули наземь. Местность была незнакома Фрито, и он давно потерял способность ориентироваться.

– Мы должны бы уже выйти из лесу, – сказал он обеспокоенно. – По-моему, мы заблудились.

Спэм с отвращением посмотрел на свои саблевидные ногти на ногах, но тут же просветлел.

– Может быть и так, мистер Фрито, да только не надо волноваться. Несколько часов назад здесь был кто-то еще, судя по виду их стоянки. И они тоже лопали салаг из картошки, ну совсем как мы.

Фрито внимательно изучил эти красноречивые улики. Действительно, несколько часов назад здесь был кто-то, подкрепившийся любимым блюдом болотников.

– Может, если мы пойдем по их следам, мы сумеем выбраться отсюда.

И они снова двинулись вперед, тщетно взывая к тем, кто оставил столь явные следы своего присутствия: кусочки телячьей котлеты, сальный роман, одна из столовых ложек Дилдо. («Какое совпадение», – подумал Фрито.) И никаких болотников. Они, правда, натыкались на другую живность. Они встретили большого кролика с дешевыми карманными часами, за которым гналась какая-то придурковатая девчонка; три свирепых медведя жестоко лупили другого ребенка. («Лучше не вмешиваться», – благоразумно сказал Фрито.) Они наткнулись на черствый засиженный мухами пряничный домик. На его марципановой двери висела табличка: «Сдается внаем». И никаких намеков на то, как выбраться.

Хромая от усталости, все четверо, в конце концов, рухнули, где стояли. В мрачном лесу день был в полном разгаре, и они не могли идти дальше, не вздремнув. Как будто убаюканные снотворным, мохнатые бродяжки свернулись в пушистые шары, и один за, другим заснули под надежным прикрытием ветвей огромного, трепещущего дерева.

Сначала Спэм не понял, что он уже проснулся. Он чувствовал, как что-то мягко и упруго тянуло его одежду, но он подумал, что это сон – продолжение его забав там, в родном Стайе. Но теперь он был уверен, что слышал какой-то сосущий звук и звук раздираемой одежды.

Его глаза широко раскрылись, и он увидел себя голого, по рукам и ногам опутанного мясистыми корнями дерева. Душераздирающим воплем он разбудил своих приятелей, точно так же связанных и раздетых этим корчившимся деревом, издающим отчетливый воркующий звук. Странное дерево что-то тихонько напевало, все крепче сжимая объятия. Пока болотники наблюдали за ним с отвращением, этот мурлыкающий, вздымающийся салат распускал на кончиках отростков оранжевые, похожие на рты, цветы. Раздутые щупальца приближались, издавая противные хлюпающие и чмокающие звуки, кое-где они уже начали присасываться к их беспомощным телам. Сжатые в предательских объятиях болотники должны были скоро умереть. Собрав последние силы, они стали звать на помощь.

– Помогите, помогите! – кричали они. Но никто не ответил. Жирный оранжевый цветок ползал по беспомощным телам болотников, извиваясь и постанывая от вожделения. Распухший цветок прилепился к брюху Спэма и начал безжалостно присасываться к нему, тот чувствовал, как его плоть втягивалась в сердцевину цветка. Спэм с ужасом глядел на это, как вдруг лепестки расслабились и отпустили его с громким звуком «чмок!», оставив зловещий темный след на месте ужасного поцелуя. Спэм, не в силах спасти себя или своих компаньонов, с ужасом наблюдал за тем, как пульсирующие лепестки готовились нанести ему последнюю, смертельную задушевную ласку.

Но как раз в тот момент, когда длинный красный пестик принялся за свое не поддающееся описанию дело, Спэму показалось, что он услышал обрывки какой-то песенки неподалеку. И она становились все громче! Это был одурманивающий, сонный голос, который пел слова, которые на слух Спэма вообще не были словами.

Прими – пакетик! Выкури – пакетик! Хлопни мескалина![4]

Гаш[5] в усы! С ума сойти! Приготовь мне местедрино!

Травку на горку! Проглоти пилюльку! За Тима Бензедрино![6]

Несмотря на жуткий страх, все напряженно прислушивались к усиливающейся мелодии поющего, который, видимо, страдал.

Хриплю, гонюсь! Мчусь сквозь лес,

Толкаюсь, пока народ, который вы сжигаете,

Не скинет вас в залив.

Кричу, как издыхающий лунь, звеня, как дрозд,

Следуйте за мной – и очень скоро

Мозг ваш кашей потечет.

Выше, чем птицы ниоткуда,

Мы откроем торговлю сандалом и

Каждый получит свою долю.

Цветочный народ стремится вверх,

Одетый в бусы и бутсы.

Но если ты меня подведешь,

Засунь цветок себе в нос!

За Мир, за Братство, и Любовь

Мы тост свой прохрипим,

А если станет слишком жарко —

На Побережье убежим!

Вдруг ярко расцвеченная фигура прорвалась сквозь листву. Ее окутывала длинная мантия волос, напоминающая своей консистенцией турецкую халву. Она была похожей на человеческую, но не очень. Шести футов ростом, он весил не больше четырнадцати килограммов вместе с грязью. Певец стоял так, что его длинные руки болтались почти у самой земли. Его тело было покрыто невероятными узорами, цвета которых охватывали весь спектр от шизоидного до психопатической лазури. Вокруг шеи, похожей на карандаш, висела дюжина нанизанных на нитку амулетов, на среднем из которых красовалась эльфийская руна «Кельвинатор». Сквозь переплетение жирных волос проглядывали два глазных яблока, вылезшие из своих орбит. Они были так налиты кровью, что напоминали два бейсбольных мяча, вырезанных из очень тощей ветчины.

– Ууууууух, вау! – сказало существо, быстро оценив ситуацию.

Потом, наполовину скатившись, наполовину свалившись к подножию смертоносного дерева, он уселся на свой зад и уставился на дерево бесцветными, размером с блюдца, глазами. Он начал распевать заклинание, которое показалось Фрито приступом чахоточного кашля:

Дрянной куст! Отпусти эту связку

Пушистых котят, захваченных тобой,

Хотя скорость мой мозг разрушила,

Я не настолько параноик бездушный!

Прекрати эту ерунду, оставь бедняжек.

Пусть из крылышек и суставов вытекут мозги!

Этим котятам кайф среди нас,

Оставь их в покое, гриб-переросток.

С этими словами из потрепанных лохмотьев вылезла тощая рука, похожая на паучью лапу, изобразившая двумя пальцами знак победы, и прозвучало страшное заклятие:

Тим, Тим, Бензедрин!

Гаш! Буу! Балволин!

Чистый! Чистый! Чистый джин!

Первый, вторая, нейтралка, стоянка.

Кыш отсюда, зеленая поганка!

Дерево, которое возвышалось над ними, как башня, вдруг все затрепетало, с его жертв, как вчерашние макароны, сползли кольца хватки. Болотники с радостным визгом попрыгали на землю. Они как зачарованные смотрели, как огромное зеленое чудовище, захныкав, будто ребенок, принялось сосать свои собственные тычинки. Болотники подобрали свою одежду, а Фрито, вздохнув от облегчения, обнаружил, что Кольцо по-прежнему висит на скрепке, прицепленной к карману.

– Бо, большое спасибо! – визжали все, виляя хвостиками. – Спасибо! Спасибо!

Но их спаситель молчал. Как бы не замечая их присутствия, он замер, как дерево и только сипел: «Га, га, га», а его зрачки сжимались и разжимались, как нервничающие зонтики. Его колени подломились, и он рухнул в траву, закутавшись в спутанные волосы. Изо рта показалась пена, он визжал:

– Боже мой, снимите их с меня! Они везде зеленые! Арг! Орг! Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой!

Он истерически хлопал себя по туловищу и волосам.

Фрито удивленно заморгал, схватил Кольцо, но не надел его. Спэм, наклонившись над распростертой развалиной, улыбнулся и протянул руку.

– Позвольте откланяться, не скажете ли вы, как нам…

– О, нет, нет, нет! Посмотрите на них! Они – всюду! Уберите их от меня!

– Кого убрать? – вежливо спросил Мокси.

– Их! – завизжал незнакомец, указывая на свою голову.

Затем он вскочил на свои мозолистые ноги и побежал прямо к дереву-душителю и, наклонив голову, нанес ему ужасный удар и растянулся бездыханным на глазах у изумленных болотников.

Фрито наполнил свою шляпу чистой водой из протекавшего рядом ручья и подошел к нему. Распростертое оцепеневшее тело открыло мраморные глаза и испустило еще один пронзительный вопль:

– Нет-нет, только не воду! Фрито испуганно отскочил, а тощее создание, шатаясь, поднялось на четвереньки.

– И вше-таки шпашибо, парни, – сказал незнакомец. – Это на меня вшегда так дейштвует шпешка. – Протянув грязную руку, этот странно говорящий незнакомец оскалился в беззубой улыбке. – Тим Бензедрин к вашим ушлугам.

Фрито и остальные церемонно представились, все еще обеспокоенно поглядывая на целующее растение, протягивающее к ним свои тычинки.

– Оу-вау, не бешпокойтешь. Он прошто дуется на нас. Котята, вы что, первый раз здешь?

Фрито, стараясь не проболтаться, рассказал ему, что они идут в Крохотуль, но заблудились.

– Вы не могли бы подсказать нам, как отсюда выбраться?

– Оу-вау, конечно, – рассмеялся Тим. – Это нешложно. Но давайте шперва зашкочим ко мне на хату. Я ваш познакомлю с моей кадрой. Ее звать Гашберри. Болотники согласились, потому что их запасы картофельного салата иссякли. Собрав свои пожитки, они с любопытством последовали за Бензедрином, выписывающим сумасшедшие зигзаги. Иногда он останавливался поболтать с каким – нибудь валуном или похожим на Тима деревом, пока болотники, запыхавшись, нагоняли его. Бесцельно бродя меж грозных деревьев, они слушали веселое кваканье, несшееся из глотки Тима Бензедрина:

О, стройная, как мчащаяся чудачка!

Раскинутый в пространстве кайфующий ходок

О, кашемозглая дева, чей разум распадается

с каждой пилюлей, что я ей даю!

О, светлая, безмозглая голова!

Ты друг жуков и птиц!

О, тощий дух, чьи ногти острей вязальных спиц!

О, спутанные локоны, раскрашенное тело!

Зрачки, как солнце, греют!

О, дева цветов, что не купается и даже ноги не бреет!

О, размягченный разум, бродящий по велению луны!

О, как я роюсь в тебе, Гашберри от носа до тонких бус!

Спустя несколько минут, они вышли на поляну. Там стояла убогая лачуга, по форме напоминающая калошу. Из маленькой трубы валил дым.

– Оу-вау, – пискнул Тим. – Она дома! Вслед за Тимом компания приблизилась к несимпатичной избушке. Яркий белый свет мерцал в единственном окошке под крышей. Когда они переступили через порог, забросанный пустыми сигаретными пачками, сломанными трубками и перегоревшими мозговыми клетками, Тим крикнул:

Я привел четверых, чтобы их совратить,

Так что самое время теперь закурить.

Из дымных глубин ответил голос:

Радуйся, ликуй и дозу прими,

Хихикай, давись или лучше реви!

Сперва Фрито ничего не мог разглядеть среди переливающихся всеми цветами радуги обоев и стробических свечей, кроме кучи тряпья на грязных половиках. Но вот куча снова заговорила:

Сюда иди, трубку покури,

Пусть в творог и дрянь превратятся мозги.

Потом, когда болотники стали мигать заслезившимися глазами, куча зашевелилась, села и оказалась крайне истощенной женщиной с ввалившимися глазами. Она глядела на них секунду, потом пробормотала:

– Как вау.

И упала без сознания, гремя бусами.

– Не обращайте на Гаш внимания, – сказал Тим. – По вторникам она всегда падает.

Несколько расстроенные едким дымом и мерцанием свеч, болотники сели, скрестив ноги, на чумазый матрас и попросили чего-нибудь пожевать, ибо они проделали дальний путь и готовы были проглотить даже тиканье часов.

– Пожевать? – хмыкнул Тим, роясь в самодельной кожаной сумке. – Вы расслабьтесь, а я что-нибудь для вас найду. Поглядим-поглядим. Оу-вау! Я и не знал, что они у нас остались!

Он неуклюже выгреб содержимое сумки в колпак автомобильного колеса. Это были самые подозрительные грибы, которые Спэм когда-либо видел, и он так напрямик об этом и сказал.

– Это самые подозрительные грибы, которые я когда-либо видел.

Но поскольку в Нижней Средней Земле мало оставалось вещей, которые Спэм не попробовал бы на зуб и которые он благополучно не переварил бы, он смело нырнул в них и стал громко набиваться ими. Грибы имели странный цвет и странный запах, но на вкус были ничего, разве что чуть-чуть отдавали плесенью. После этого болотники получили по маленькой кругленькой конфетке с маленькими буковками, хитроумно напечатанными на них. Тим хохотнул:

– Они тают у тебя в мозгу, а не в кишках.

Раздувшись до критической массы, довольные болотники совершенно расслабились, а Гашберри наигрывала какую-то мелодию на инструменте, напоминавшем беременный ткацкий станок. Разомлевший от обеда Спэм был очень польщен, когда Тим предложил свою «собственную специальную смесь для его трубки – носогрейки».

«Странный запах, – подумал Спэм. – Но приятный».

– У нас есть еще с полчаса, – сказал Тим. – Хотите потрепаться?

– Потрепаться? – спросил Спэм.

– Ну, это… как бы… говорить ртом, – ответил Тим, разжигая свою трубку, – большой, получивший новую жизнь, молочный сепаратор, инкрустированный клапанами и циферблатами. – Вы здесь тоже потому, что припекло?

– В каком-то смысле, – дипломатично ответил Фрито. – У нас тут Кольцо Власти и у-ум… – Фрито спохватился, но было поздно – сказанного не воротишь.

– О, кайф! – сказал Тим. – Дай посмотреть.

С явной неохотой Фрито передал ему Кольцо.

– Довольно дешевая штука, – сказал Тим, швырнув его обратно. – Даже жестянки, которые я загоняю гномам, и то лучше.

– Вы продаете кольца? – спросил Мокси.

– Точно, – ответил Тим. – Я открываю магазин сандаловых изделий и магических талисманов на время туристского сезона. Это обеспечивает меня куревом на зиму, вы понимаете, что я хочу сказать?

– Немного останется тех, кто сможет ходить в этот лес, – тихо произнес Фрито. – Если мы не нарушим планы Сорхеда. Ты пойдешь с нами? Тим помотал волосами. – Нет, не грызи меня. Я сознательный отрицатель… Не хочу никаких войн. Я смылся сюда от призыва, понятно? Если кто-то хочет выбить из меня дурь, я говорю «кайф» и даю ему цветы и ожерелье любви. «Любовь», – говорю я ему. «Больше никаких войн», – говорю я.

– Трус несчастный, – тихонько проворчал Спэм Мокси.

– Нет, я не трус, – сказал Тим, показывая на свою макушку. – Просто у меня уже не осталось мозгов!

Фрито сдержанно улыбнулся и вдруг почувствовал острую боль в животе. Глаза начали вращаться, а голова стала совсем легкой.

«Может быть, это тусген банши», – подумал он, когда в ушах его зазвенело, как в кассе у гномов. Язык, казалось, распух, хвост начал дрожать. Обернувшись к Спэму, он хотел спросить, так же он себя чувствует или нет.

– Аргл-баргл морбл вуут? – произнес Фрито. Но это уже не имело значения, потому что Спэм вдруг совершенно необъяснимо решил превратиться в большого розового дракона, одетого в костюм-тройку и соломенное канотье.

– Чиво-чиво, мистер Фрито? – спросила шикарная ящерица голосом Спэма.

– Ффлюгер фриббл голорфул фрубл, – мечтательно проговорил Фрито, дивясь про себя, что Спэм надел канотье поздней осенью. Взглянув на двойняшек, Фрито увидел, что они превратились в пару одинаковых полосатых кофейников, которые начали расти с бешеной скоростью.

– Мне нехорошо, – сказал один.

– Мне плохо, – сказал другой. Тим, который стал уже очень симпатичной шестифутовой морковкой, громко рассмеялся и превратился в закрученную спиралью бензоколонку. Фрито, у которого голова закружилась, когда огромная волна овсяной каши захлестнула его мозг, перестал обращать внимание на лужу, собиравшуюся у него на коленях. Потом между его ушами произошел бесшумный взрыв, и он с ужасом увидел, что комната начала растягиваться и пульсировать. Уши у Фрито стали расти, а руки превратились в бадминтоновые ракетки. В полу образовались дыры, из которых потоком хлынули клыкастые арахисовые скорлупки. Дюжина клетчатых тараканов весело отплясывала польку у него на животе. Швейцарский сыр провальсировал с ним вокруг комнаты два раза, и у Фрито отвалился нос. Фрито открыл рот, чтобы заговорить, и из него вылетела стайка крылатых дождевых червей. Его желчь пела арию и отплясывала чечетку на аппендиксе. Он начал терять сознание, но перед тем, как отключиться окончательно, услышал, как шестифутовая кочерыжка сказала:

– Повремени чуть-чуть, ты почувствуешь, что такое настоящий кайф!

Загрузка...