Кап. Кап. Кап-кап-кап.
Слух вернулся первым. Звук падающих капель, слышимый где-то на грани сознания, раздражал.
Потом ведьмак почувствовал лёгкое дуновение ветра на своём лице.
Дальше он почувствовал своё тело, и с этим ощущением пришла боль. Болело везде, но по-разному. Синяки на спине и руках ныли, затекшие ноги будто кололо иголками, а грудь горела огнём. Ведьмак попытался вдохнуть поглубже, но закашлялся от острой вспышки боли.
Он открыл глаза и увидел над собой призрачного филина. У птиц бедная мимика, и обычно сложно понять, что они чувствуют. Но сейчас на лице призрачного филина явно было выражено беспокойство и сочувствие.
Заметив, что Ефрем очнулся, филин радостно угукнул.
— И я рад, — сипло сказал ведьмак. — Тварь сдохла? Ты её развоплотил?
— Ух-ху! — с гордостью отозвался филин.
— Спасибо тебе!
Ведьмак с кряхтением поднялся на ноги. Всё тело ныло, а два сломанных ребра не позволяли вдохнуть полной грудью. Но это не беда! Ведьмак умел быстро сращивать переломы. Главное, чтобы та тварь не вернулась.
Он подошёл к валяющейся на камнях пустой шкуре. В самом деле похожа на лягушачью, только толстая и вся в серо-чёрных разводах.
Сосредоточившись, Ефрем сделал несколько пассов руками над шкурой. Да, она пуста. Сущность, пребывавшая в ней, исчезла из мира живых.
— Всё. Но такую тварь не убьёшь простым развоплощением. Давай доверим это дело огню.
— Угу!
Ведьмак тщательно полил шкуру своим зельем, а человеческие кости окропил, истратив на это всю бутылочку.
— Всеблагой неугасимый Огонь-Сварожич, очисти место сие, выжги скверну и не позволь ей появиться вновь, — начал заклинание Ефрем.
Наблюдавшая за ним птица издала тревожный звук.
— Мы успеем улететь. Оно не сразу разгорится. Это ведь не простой огонь. Обычный бы тут не справился.
Когда последние слова заклинания: “Да будет слово моё крепкО!” — прозвучали в воздухе, на шкуре появились язычки ярко-алого огня.
— Уменьшаемся и скорей отсюда!
…Призрачный филин с ведьмаком на спине уже подлетали к выходу, когда снизу донёсся глухой гул, и земля задрожала и заходила ходуном. Остатки брёвен выворачивало из стенок прохода, и старую шахту засыпало окончательно.
Но Ефрем и филин уже были снаружи.
— Ну всё, брат. Сослужил ты мне хорошую службу. Спас меня! Спасибо! — и мужчина поклонился, несмотря на сломанные рёбра и боль. — Теперь я сам… Тебе и я, и весь мир людей неприятны, знаю.
Но, на удивление ведьмака, филин не обрадовался, а наоборот, возмущённо закричал.
— Аааа! Вот что. Ты прав. Я не подумал, что до деревни далековато, а я изранен. Ещё раз спасибо! Вези до Гусевки.
В который раз за сутки Ефрем сел на спину призрачной птицы, и они взлетели.
А между тем светало. Солнце ещё не поднялось, но небо просветлело, раскрасилось в лимонные, золотые и алые тона. Весь мир казался умытым, нарядным и обновлённым.
Ведьмак, уставший, кривящийся от боли, но гордый собой, любовался рождением нового дня. И размышлял о случившемся.
“Надо же, как получилось! Расскажи кому, не поверят. Сколько всего совпало. Когда-то давно люди прятались в шахтах от кого-то. Скорее всего, это были рабочие с семьями — в пещере полно было и детских, и женских черепов. Но что-то случилось, выход завалило, а может, залило водой.
И люди остались заперты под землёй и обречены на медленную и ужасную смерть. Они набрели на эту пещеру и сидели там, рядом с чистой водой. Но там все и погибли. Кто от болезни, кто от голода, кого убили — на некоторых костях были следы топора.
И ярость умирающих, их страдания, ужас, желание выбраться — всё это копилось среди камней, а камни не впитывают эманации, как земля. Оно варилось само в себе и со временем обрело материальную форму. Так появилась эта тварь. Она — материальная форма всего этого. Почему чудище похоже на лягушку? А кто знает. Может, шкурка лягушки лежала в пещере, а новая сущность просто её заняла и перестроила под себя?
Тварь никто не направлял, поэтому я не увидел чужой воли. Но она появилась из предсмертных мук людей и их неупокоенности, поэтому она ощущается нежитью.
И, как всякая нежить, ненавидит живых. В ней были стремления тех, кто умирал в пещере и страстно хотел наверх, под солнце. Поэтому существо через грунтовые воды искало выход на поверхность. А тут, на свою беду, в Гусевке прорыли новый колодец, и тварь почуяла этот выход. Ну и началось. А если бы прорыли не там? Смогла б она выбраться в другом месте? Мало куда устремляются подземные воды…
Впрочем, что гадать. Огонь её уничтожил. Сейчас и солнце остатки дряни выжжет, и всё будет совсем хорошо.”
Филин и ведьмак уже подлетали к Гусевке, и Ефрем радостно смотрел, как в утренних лучах тают остатки чуждого серого тумана.
Не таясь, ведьмак пролетел над самой деревней. Улицы были пусты: жители послушно сидели в своих домах, как и было велено.
Это было прошлым вечером… А кажется, это было уже вечность назад.
Филин приземлился около злополучного колодца. Ефрем заглянул туда: в глубине ещё таились остатки серой хмари. Тогда ведьмак вылил туда целую бутылочку зелья и прошептал заклинание. Из колодца в небо взметнулся столп алого огня.
— Сейчас прогорит, и всё. Воду можно будет пить.
Телегин подошёл к филину, обнял его, да так и застыл. Призрачная птица узумлённо посмотрела на него, но потом сама приобняла человека крылом.
— Благодарю за службу. Думал я долететь до Гусевки за одну ночь, просто удобный транспорт хотел. А вон как вышло! Ты мне жизнь спас… И не только мне — один я б так быстро с этой тварью не справился. И тогда в деревне больше людей бы умерло.
— Угу! — самодовольно подтвердил филин.
— Повезло Гусевке, что мы с тобой вдвоём были. Ну что, прощай! Отпускаю тебя, призрачный друг!
Ефрем произнёс нужные слова. Призрачная птица задрожала, контуры её расплылись, и вот уже на месте филина — белое облачко. Но вскоре и оно исчезло.
На душе у Ефрема сразу стало пусто. Попривык он уже к крылатому транспорту и другу. Как бы такого насовсем, а не на три дня и три ночи заиметь?..
Так, обдумывая это и составляя в уме заклинание, Ефрем вошёл в дом сестры. Он громко постучал по крышке подпола:
— Эй, вылезайте! Всё хорошо. Уже утро.