Трапеция

ГЛАВА 1

Лишь с утренним светом, забрезжившим в окне, Томми удалось уснуть. Проснулся он, когда поезд остановился на пустынной станции — под протестующие крики зверей и грохот локомотива. Измученный Марио спал мертвым сном. Он не шелохнулся, даже когда Томми, одеваясь в тесном купе, стукнулся о его полку. В кухне Марио появился поздно, отмахнулся от своего обычного завтрака и проглотил несколько чашек черного кофе. Официанты принялись убирать столы, один подошел к Марио и протянул желтый конверт.

Телеграмма. Что еще?

Пока Марио разрывал конверт, все столпились вокруг в ожидании. Вздохнув с облегчением, парень протянул листок Джонни.

— Ради разнообразия хорошая новость.

Стелла и Томми, вытянув шеи, прочли через плечо Джонни:

У ЭЛИССЫ ДОЧЬ САН-ФРАНЦИСКО 5.45. НАЗВАЛИ КЛЕО МАРИЯ РЕНЗО. ОБЕ В ПОРЯДКЕ. С ЛЮБОВЬЮ ДЖО.

— Вот и прекрасно, — пробормотала Стелла. — Лисс говорила, что хочет дочку. Надо будет отправить ей цветы, Джонни.

— Конечно, детка, как скажешь, — ответил Джонни. — Клео Мария, значит? Вполне логично, если учесть, как Лисс относится к Клео. Эй, когда будем посылать Лисс цветы, надо и Клео отправить, да?

— И записку, — добавил Томми. — Клео обрадуется, узнав, что Лисс назвала дочку в ее честь.

Марио снова взял телеграмму и задумчиво на нее уставился.

— Ну, хоть с этим покончено.

— Во всяком случае, на год, — с сарказмом уточнил Джонни. — Учитывая ее придурка-мужа, не удивлюсь, если детишек будет штук шесть, а то и восемь. Ну, если именно этого Лисс хочет в жизни, я надеюсь, она счастлива.

Марио рывком встал, оттолкнул стул и ушел. Больше он не вернулся.

Позже Томми в компании Джонни и Стеллы отправился в город. Они заказали пересылку цветов и записок с пожеланиями всего наилучшего от всей семьи для Лисс и Клео, причем Томми настоял, чтобы имя Марио тоже значилось. Затем Томми возился с оборудованием, пока на кухне не подняли полуденный флаг.

Быстро покончив с обедом — Марио так и не появился — Томми отправился в раздевалку. В такое время она обычно пустовала, но сегодня там все же был один человек — Марио. Он вытащил накидки из шкафа и развешивал их на брезентовой стене. Когда Томми подошел к нему, парень обернулся, обнял его и притянул к себе.

— Эй, — тихо сказал Марио Томми на ухо. — Мы все еще не поговорили про Лоутон, штат Оклахома.

На секунду Томми стало приятно, потом он вдруг забеспокоился и мягко отстранился.

— У нас будет для этого куча времени, а сейчас надо готовиться к представлению.

— У нас есть время, — Марио потянул его обратно.

— Ты что, свихнулся? — голос Томми задрожал. — Тут в любую минуту может появиться целая толпа.

— Расслабься. Они все либо обедают, либо проверяют аппараты снаружи. А мы с тобой успеем быстренько…

И он, приблизив губы к уху Томми, прошептал, что именно они быстренько успеют.

Томми, шокированный и разозленный, отскочил.

— Да ты совсем сдурел! Сам же мне говорил, что для всего есть свое место и время! А сейчас никак не время и уж точно не место, дурак!

Марио, плотно сжав губы, смотрел на него.

— С какой это поры ты сделался таким осторожным?

— Должен же им быть хоть кто-то. Ну же, Марио, прекращай дурачиться. Сколько раз мы выходили сухими из воды. Удача нам еще понадобится, давай не будем искушать судьбу.

— Ты кого, черт побери, пытаешься впечатлить? Или тебе религия ни с того ни с сего в голову ударила?

— Марио, а что тебе в голову ударило? Отвали от меня! — теперь Томми по-настоящему разозлился. — На тебя вечно что-то находит, уж не знаю что на этот раз, и ты вечно вымещаешь свое настроение на мне! Начинаешь психовать и лезешь затевать ссору. Я уже устал быть твоей боксерской грушей!

— У меня есть для тебя слово получше, — ощерился Марио и сказал эпитет, который Томми прежде ни разу не слышал.

Томми остолбенел, а парень неприятно засмеялся.

— Что, не любишь грязные разговоры? Слово не понравилось? Но ты никогда не возражал против того, чтобы быть… — и он повторил снова.

Томми дернулся так, будто Марио его ударил. Впрочем, этот удар был даже хуже физического.

— Слушай, — сказал он, пытаясь держать себя в руках, — есть большая разница между тем, что происходит в нашем купе за запертой дверью, и тем, что ты пытаешься затеять в раздевалке, куда в любой момент может ввалиться половина цирка. Что с тобой такое? Ты же сам все время повторял, какими осторожными…

Голос его подвел.

— Так и знал, что ты однажды мне это припомнишь, маленький паршивец.

Марио схватил Томми за руку и больно заломил ее за спину. Томми, вскрикнув, попытался освободиться, но Марио повалил его и, невзирая на молчаливое яростное сопротивление, прижал к полу, встав коленом на спину и продолжая заламывать руку.

— Скажи вслух! Не упрямься! Ты ничем не лучше меня! Скажи, кто ты, чтоб тебя!

— Какого черта… — в дверях стояли Джейк Дэвис и один из клоунов.

— Валите отсюда! — оскалился Марио. — Это наше личное дело!

И он вывернул руку Томми так, что тот не смог бы и на дюйм двинуться без риска вывихнуть плечо.

— Скажи, — потребовал Марио на грани слуха. — Скажи, маленький самонадеянный педик, скажи!

— Я убью тебя, — выдавил Томми.

Марио безжалостно усилил хватку. Боль вгрызлась в руку, на лбу выступил пот, перед глазами встала красная пелена, и сквозь нее пробивались голоса. Сказать это вслух, подумал Томми в замешательстве, означало бы превратить все, что между ними было, в нечто грязное и больное.

— Ну же, Марио, — услышал он голос Джонни, — снова бьешь паренька? Отпусти, ты ведь ему плечо вывернешь.

— Отпущу, конечно, — пообещал Марио с той утрированной безумной веселостью, которая приходила в разгар его приступов гнева. — Как только скажет то, что я попросил, так сразу и отпущу.

Томми, белый от боли и унижения, сумел посмотреть на лица вокруг — большая часть людей явно забавлялась. Видно, услышав смех Марио, они приняли происходящее за шутку.

Коу Вэйленд сказал с высоким резким смешком:

— Давай, Томми, проси пощады, скажи, что будешь хорошим мальчиком.

Джонни неловко приблизился к ним.

— Бога ради, парни, хватит идиотничать. Отпусти паренька, Мэтт, ему же больно.

Марио не двигался. А Томми, будучи не в силах больше терпеть, сдался и шепнул:

— Марио… отпусти. Пожалуйста.

— Скажи, — пробормотал Марио, — а не то я тебе руку сломаю.

— Членосос, — прошептал Томми и, почти всхлипывая, упал лицом в грязный пол. Как он мог? Что на него нашло? Ему что, нравится причинять мне боль? И точно ли именно мне?

Марио громко рассмеялся. Полотнища тента шевелились на ветру, пятна солнечного света, пробиваясь сверху, причудливо танцевали на красивом точеном лице. Томми закрыл глаза.

Почему? Почему? Почему?

Марио и прежде бывал жесток, но никогда с таким явным концентрированным садизмом. Как тем вечером, когда мы подцепили двух девушек. Будто в него что-то вселяется.

И, вспомнив, как все началось, Томми с неожиданным отчаянием подумал:

«Лучше бы они поймали нас на горячем. Это было бы по крайней мере честно».

— Что ты себе думаешь, старший братец? — потребовал Джонни. — Только что дали сигнал к параду. Томми, вставай, одевайся… обязательно было затевать драку прямо перед шоу?

Томми, дрожа, поднялся. Вытащил доску, которая, будучи установленной на два сундука, служила туалетным столиком, и поставил на нее зеркало. Плечо словно молотком отдубасили. Томми осторожно им подвигал, потом еще раз — свободнее. Затем опустился на сундук и принялся разуваться. Когда позади прошел Марио, Томми прошипел ему в спину:

— Сукин сын!

Марио, посмотрев искоса, сел и бросил Томми сверток, помеченный

«Т.САНТЕЛЛИ» — костюм для парада. Из своего свертка парень достал широкий халат и принялся застегивать его поверх уличной одежды.

— Эй, ты бы лучше трико под низ надел, — повернулся к нему Джонни. — А то не успеешь переодеться к акробатическому номеру.

Марио даже головы не поднял.

— За свой костюм поволнуйся, а со своим я как-нибудь справлюсь.

— Мэтт, я ведь только сказал…

— Лезь сам на этого проклятого верблюда, если он тебя так заботит! — рявкнул Марио.

Джонни снял штаны, обернул набедренную повязку поверх трусов и принялся наматывать тюрбан.

— Ну ладно, синьор Марио, но если нам впаяют штраф за опоздание, вычтем из твоей зарплаты. Готов, Том?

Они забрались на верх импровизированной мачты, внизу расстилалось бурлящее море животных, платформ и полуодетых девиц.

— Какого черта у вас случилось? — спросил Джонни краешком рта.

Томми, цепляясь за неровное дерево, пробормотал:

— Кажется, он был в плохом настроении и искал, на ком бы выместить.

Джонни присвистнул.

— Вот черт. На моей памяти только Анжело мог его приструнить, когда ему моча в голову ударяла. Слушай, Том, нельзя такое терпеть, давай я с ним поговорю.

Томми, несмотря на больное плечо и подавленное настроение, не был готов к такому шагу.

— Джонни, мне защитники не нужны.

— Но ты ведь вполовину меньше него, Везунчик, — напомнил Джонни с непривычной заботой, — и тебе приходится с ним жить. Не могу я стоять рядом и смотреть, как он тебя избивает.

— Почему бы тебе не перестать совать нос в чужие дела?

— Ну смотри, упрямец, — уязвленно фыркнул Джонни. — Если он сломает тебе шею, плакаться ко мне не приходи.

Томми невольно рассмеялся.

— Что тут такого смешного?

— Ты и Марио, — объяснил Томми. — Прямо из одного теста вылеплены. Два сапога пара.

— Ну разумеется, — ухмыльнулся Джонни. — Потому и терпеть друг друга не можем.

Но к тому времени, как платформа пришла в движение, веселье кончилось.

Томми был испуган и в то же время разозлен: чувство защищенности стремительно сходило на нет — словно он на середине кача обнаружил, что сетка куда-то пропала. Это ощущение заставило его задуматься о кошмаре, который он видел когда-то, но никак не мог припомнить.

Томми старался себя успокоить. Оставляй все чувства внизу. Что бы ни случилось. Иначе мы разругаемся.

Марио никогда не проделывал подобного перед представлением, и Томми гадал, сможет ли он выйти на номер как ни в чем не бывало.

Обогнув три манежа, платформа вернулась к форгангу. Томми слез вниз и помчался переодеваться, на ходу разматывая тюрбан. К акробатическому номеру ему удалось мало-помалу привести чувства в порядок. Стойка, кувырок, удержать Стеллу на руках, бросить ее на плечи Джонни — он только поморщился, когда вес пришелся на пострадавшее плечо. К тому времени, как они собрались в шатре готовиться к полету, тревога сменилась ровной сдержанностью. Марио возился с лентой, обматывая запястье. Томми подошел прямо к нему и отчетливым ясным голосом попросил:

— Поможешь?

Марио, склонившись, принялся закреплять на запястье Томми кожаную ленту поверх защиты, а потом вдруг поднял глаза, и их взгляды встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга — тяжело, непримиримо, с чувством столь сильным, что Томми не сразу смог разобрать, страсть это или ненависть. Затем оба одновременно кивнули, и без слов сделалось ясно, что обоим вспомнилось старое обещание. Оставлять все чувства внизу.

Выпрямившись, Марио взял Томми за плечо, осторожно подвигал его в суставе и обронил:

— В порядке.

Томми кивнул. Это даже не было перемирием. Томми просто отбросил все несущественное. Плечо еще потягивало, но он на секунду забыл, как это произошло — его волновало лишь, как недомогание скажется на номере.

Джонни накинул на плечи Томми накидку.

— Вэйленд, — резко позвал Марио, — ты идешь?

— Сейчас.

Здоровяк, поднявшись на ноги, едва не своротил свое ведро с водой. Томми прищурился.

Я все еще не могу ничего доказать. На земле он неуклюжий ублюдок, почему же так хорош в воздухе?

Возле форганга к ним присоединилась Стелла, в своей зеленой накидке похожая на бойкую птичку. На манеже, когда вольтижеры и ловиторы разделились, Джонни быстро сказал Марио:

— Договорился с капельмейстером насчет Стеллы.

И они полезли на аппарат.

Двойная трапеция прошла на ура: Марио и Томми одновременно сошли с мостика, былой идеальный тайминг, видимо, снова работал. Когда убрали вторую ловиторку, Томми вздохнул с облегчением, однако Марио нахмурился и, поставив ладонь козырьком, вгляделся в дальний конец аппарата. В ловиторке полагалось оставаться Коу Вэйленду, однако сейчас там раскачивался Джонни, а инспектор объявил имя Стеллы. Марио удивленно застыл, но по обыкновению плавно обошел Стеллу, пропуская ее вперед. На этом этапе он, ориентируясь на оставшееся время, говорил ей, какой трюк делать, сейчас же девушка мотнула головой.

— Мы с Джонни кое-что придумали. Следи за трапецией, не бросай слишком рано.

И Стелла принялась раскачиваться. После нескольких качей она разжала руки, сделала полтора оборота, и Джонни поймал ее за лодыжки. Некоторое время Стелла, красуясь, оставалась в этой позе. Марио уже готовился подать трапецию, но застыл: Джонни и Стелла, продолжая раскачиваться вместе, разразились серией красивых движений, взятых — как сообразил Томми — из их старого номера на двойной трапеции. Публика, напряженно ожидавшая возвращения гимнастки на мостик, стихла, сбитая с толку, а потом взорвалась аплодисментами. Наконец, по сигналу Джонни Марио подал перекладину, и Стелла прыгнула обратно на мостик. Марио схватил ее за руку. Со стороны это выглядело поддержкой, но Томми слышал, как парень прошипел:

— Ты что вытворяешь, маленькая сучка? Кто тебе сказал такое делать?

— Джонни, — откликнулась Стелла, с улыбкой махая трибунам. — С ним и разбирайся.

Марио побелел от ярости.

— В этой семье, — сказал он, пока капельмейстер подавал знак к барабанному бою, предвещающему тройное сальто, — мы договариваемся о трюках до того, как выходим на мостик, а не после. Выкинешь еще что-нибудь в этом духе, Стелла, cara, и я тебе шею сломаю.

— Джонни…

— Здесь не Джонни распоряжается.

Стелла пожала плечами.

— Я слушаюсь Джонни. Иди, Марио.

И подвинулась, пропуская его вперед. Томми понял, что в ловиторке снова Коу Вэйленд — раскачивается, готовясь к трюку.

— Не надо сегодня, Марио, — прошептал Томми. — Сделай двойное с пируэтом…

— Ну вот, теперь ты начинаешь, — бросил парень.

А инспектор уже выкрикивал:

— …тройное сальто в руки ловитора — самый опасный из воздушных трюков. Пожалуйста, сохраняйте тишину, пока Марио Сантелли в воздухе…

Марио, грациозно изогнувшись, раскачивался, Томми вцепился в значок со Святым Михаилом. Кувырок, второй…

Опять не удалось!

Марио тяжело упал в сетку. Трибуны приглушенно загудели. Улыбнувшись, парень поклонился и весело помахал зрителям, но как только он собрался лезть наверх для второй попытки, инспектор резко дунул в свисток, и на манеж выскочили «свободные» лошади. Томми схватил трапецию и нырнул с нее вниз, приземлившись позади Марио. Тот, бледный, с искаженным лицом, смотрел на инспектора.

— Какого черта…

— Это я дал ему сигнал, — пояснил Коу Вэйленд, увлекая обоих к форгангу. — Ты сегодня не в форме, Мэтт.

Марио крутнулся к нему.

— С какой стати ты решил, что можешь раздавать команды? Чертов пьяница! Вечно все портишь! Да любой новичок может раскачиваться выше и быстрее, чем…

— Тише, Мэтт, тише, — Джонни положил руку ему на плечо. — У тебя и с Анжело не всегда получалось, причем здесь Вэйленд? Больно?

Он взял Марио за локоть.

— Ого, какой ожог. Пойдем, братец, чем-нибудь смажем.

Марио оттолкнул его ладонь.

— И раз уж мы заговорили о тех, кто портит номер, кто велел Стелле делать трюк, который я не одобрил?

Джонни дернул плечами.

— Ну я. В этом номере есть место для чего-то красочного.

— Значит, теперь ты номера ставишь?

— О Боже, — совсем потерял терпение Джонни, — почему каждое шоу должно быть одинаковым? Нормально же получилось?

— Нет, не нормально! — завопил Марио. — Это были долбанные упражнения для одиночной трапеции! В классическом полете они так же уместны, как парочка клоунов!

— Господи. А по мне, неплохо получилось, и зрителям понравилось.

— Ты знаешь правила Летающих Сантелли, — холодно сказал Марио. — На представлении не должно быть никаких трюков, не отработанных на репетиции и не согласованных с остальными. Я знаю, Стелла, что это была идея Джока, но ты не будешь летать три дня. И если нас за это оштрафуют, выплатишь штраф.

— Эй, минутку, — заспорила девушка.

— Кто дал тебе право… — начал Джонни.

Томми глубоко вдохнул.

— Марио — старший в номере, Джонни, и ты это знаешь. Ввести новый трюк в номер можно правильно и неправильно. Ты поступил неверно.

«К тому же, — мысленно продолжил он, — какого черта ты выбрал именно этот день, когда Марио и так на коне».

— И нам обязательно ругаться прямо тут?

— Ага, нас все услышат, — согласился Коу Вэйленд. — Хватит выпендриваться, Мэтт. Лично я совсем не против.

— Отвали, Вэйленд, — рассвирепел Марио. — Это семейное дело, не суй сюда свой длинный нос!

Поведение Коу Вэйленда Томми никогда не нравилось, но даже Папаша Тони не одобрил бы такой выпад в сторону человека, участвующего в номере — неважно, члена семьи или нет. Папаша всегда много орал на Томми и Стеллу, но то было на репетициях, на представлениях же он вел себя безукоризненно вежливо.

Вэйленд скривился.

— Да, босс, — пробормотал он и ушел в сторону раздевалки.

Джонни приобнял Стеллу за плечи.

— Иди одевайся, детка. Потом вернешься, и мы все обсудим.

— Уже обсудили, — возразил Марио.

Джонни повернулся к нему.

— Слушай, ты сегодня всех давишь авторитетом направо и налево, но заруби себе на носу одну вещь. Можешь издеваться над пареньком, если он тебе позволяет. Попробуешь замахнуться на меня — увидишь, что и я способен за себя постоять.

Но Стелла… Послушай меня, очень внимательно послушай. Путешествуя с балаганом, я немного научился читать по губам. И если ты еще хоть раз обзовешь Стеллу, Мэтт, будешь разговаривать сквозь выбитые зубы.

— Джок, что ты пытаешься доказать? Хочешь, чтобы она стала звездой? Чтобы я ушел? Хочешь стать главным?

— Ох, ради Бога, давай не будем, — Джонни отвернулся. — Я здесь стою, весь мокрый, зарабатываю пневмонию, и от высоты у меня разболелась голова. Продолжим в более подходящее время, ладно?

Томми вернулся в раздевалку. Коу Вэйленд, натягивающий штаны, смерил его мрачным взглядом. Томми снял трико и подтянул к себе ведро. Окунув мочалку в ледяную воду, он понял, что ослаб и весь дрожит. Как бы сейчас хотелось в уют семейного трейлера, где можно переодеться, вымыться и — если надо — повздорить одним, без двух-трех дюжин артистов, постоянно снующих рядом.

Когда в раздевалке появился Марио, Томми не стал оглядываться, но, закончив переодеваться, он понял, что парень — как был, в сценическом костюме — уселся на сундук и не двигается.

— Марио, — тихо позвал Томми, склонившись над ним, — если ты будешь просто вот так сидеть и подхватишь простуду, легче тебе не станет. Ты сам мне все время повторял.

Марио поднял осунувшееся лицо.

— Уйди, Том… ради Бога… да оставь же меня в покое!

Томми, вздрогнув, выдернул из сундука свитер, натянул его поверх рубашки и в ярости бросился к кухне.

Пошел он к черту! Пошел к черту!

Незадолго до вечернего представления Джонни хлопнул перед Марио развернутую газету.

— Смотри сюда! Думаешь, нам такая слава нужна?

«СКАНДАЛ В ЦИРКЕ ВУДС-ВЭЙЛЕНДА», — прочел Томми.

— Вот, послушай, — с отвращением сказал Джонни. — Буйные Сантелли ссорятся во время полетов. Зрители, сидевшие сегодня днем возле форганга в цирке Вудс-Вэйленда, получили массу дополнительных впечатлений, когда известная цирковая семья затеяла перебранку. Даже на трибунах были слышны гневные слова, которыми обменивались гламурная гимнастка Стелла Гарднер и звезда номера Марио Сантелли на аппарате. В результате стычки звездный артист Марио не сумел сделать свое хваленое тройное сальто и закатил такую истерику, что инспектору пришлось дать сигнал к концу номера. Не успев покинуть манеж, члены труппы схлестнулись в новой распре. Неизвестно, дошло ли дело до рукопашной, но, так или иначе, зрители получили два шоу по цене одного.

Марио стукнул по газете кулаком. Его маленькое зеркало опрокинулось и соскользнуло на пол.

— Где ты взял эту дрянь?

Он повернулся к Вэйленду, сидящему перед сундуком.

— Ты запустил эти слухи? Я, разумеется, не ожидал, что ты будешь вести себя как Сантелли, но должно же у тебя хватать мозгов не разносить сплетни.

Вэйленд дернул головой.

— Ааа, хватит уже нудеть. Считаешь, мне делать нечего, кроме как про вас болтать? Если хочешь знать, красавчик, твои вопли мог услышать весь город. Ты так себя ведешь, мистер Модник, будто я грязь под твоими ногами, только я проездил с цирком достаточно, чтобы понимать, что на манеже склоки не заводят. Зато ты, несмотря на все твои хваленые семейные традиции, этого, видно, не понимаешь.

Марио глотнул воздух так, будто Вэйленд его ударил. Впрочем, это и был своего рода удар.

— Тут еще есть, — неприязненно отметил Джонни. — Вот, слушайте. По слухам труппа Сантелли оказалась на грани краха после трагического падения их менеджера, артиста-ветерана Тонио Сантелли, в Цинциннати и ухода ловитора в результате разгоревшейся борьбы за главенство…

— Где они это выкопали? — спросил Томми.

— Да на стоянке, — сердито откликнулся Коу Вэйленд. — Кто-то проболтался репортерам, вот и все. Большинство не стало бы говорить с городскими, только всегда найдется жадный до деньжат рабочий, который все растрезвонит за баксы.

Вечернее представление было худшим на его памяти. В акробатическом номере Марио выступил из рук вон плохо — к тому времени, как они покидали манеж, Джонни был белый от ярости. В раздевалке, меняя черные трико на зеленый костюм, он через плечо прошипел:

— Лучше бы тебе взять себя в руки, Мэтт, пока никто не пострадал.

— Я буду в норме, Джок, отвали.

— Нас из-за тебя уволят!

— Я сам уволюсь, и черт с ним.

— Послушай, — с лица Джонни исчезла злость. — Мэтт… парень… не знаю, что тебя гложет, братец, но прошу, подожди с этим до конца представления. А то ведь кто-нибудь и правда убьется.

Он помолчал, затем продолжил с неприкрытой тревогой:

— Мэтт, хочешь отгул на вечер? Мы тебя прикроем, скажем боссу, что ты заболел.

Марио сделал долгий дрожащий вдох.

— Я буду в порядке. Просто… дай мне пару минут.

— Как хочешь! — Джонни рывком набросил накидку. — Чертов упрямец…

Когда Джонни отошел, к Марио приблизился Томми. Что бы тот ни натворил, видеть такие мучения было невыносимо.

Зачем он так с собой поступает?

— Марио…

Парень отбросил его руку и, не оглядываясь, покинул шатер.

Томми нерешительно остановился в проходе между сундуками. Коу Вэйленд поспешно захлопнул крышку своего и резко сказал:

— Проходи, парень, не задерживайся. Я позже приду. Ступай у других над душой виси.

Томми вышел наружу, но тут же прижался к стене, выжидая. Как только Вэйленд ушел, он проскользнул обратно. Марио, закусив губу, разминался снаружи, одетая в зеленое Стелла приблизилась к мужчинам.

— Стел, я же сказал, что ты отстранена на три дня. Сегодня ты с нами не выступаешь.

— Нет, выступает, — возразил Джонни. — Или не выйду я.

— Дело говоришь, — Вэйленд положил Джонни на плечо мясистую ладонь. — Так ему и скажи… Пускай не распоряжается чужими женами. Какое ему дело? Красивые девчонки — вот что нужно толпе. Да я бы сам куда охотнее ловил симпатичную девочку, чем нашего Модника.

Оскорбительный выпад Марио проигнорировал.

— Джок, если Стел выйдет на манеж, я останусь здесь.

— И вылетишь с работы, Мэтт. Пусть ты и звезда, но не ты распоряжаешься проклятым номером, так что не дури!

— Я старший в номере, — сказал Марио ледяным тоном. — Старший артист всегда имеет право…

— Чушь! — оборвал его Джонни. — Кто сказал? Со всей этой фигней покончено с того дня, когда ушел Анжело, так что можешь не командовать.

— Ладно вам, — добродушно протянул Вэйленд. — Полегче, парни, у нас выступление. После шоу пойдем к боссу и выясним, кто тут главный. Конечно, если наш красавчик взревновал, решив, что публика считает Стеллу симпатичнее него…

— Закнись, — бросил Марио таким тоном, что даже Вэйленду стало понятно, что он зашел слишком далеко. — Чертов алкоголик!

Томми, слушавший все это поодаль, решил вмешаться.

— На этот раз у меня есть доказательства, — сказал он, ступив вперед. — Это было на его туалетном столике. Понюхай.

Он протянул Марио стаканчик с несколькими янтарными каплями на дне. Марио потянул носом и потрясенно уставился на Вэйленда.

— Ах ты гад…

Джонни с отвращением взял стакан.

— Вот как ты разогреваешься перед шоу! А я не поверил, когда они мне рассказали!

— Парни, не порите горячку…

Коу Вэйленд улыбался, покачиваясь на каблуках. Даже в гневе и смятении Томми был поражен тем, насколько он привлекателен, стоя вот так — сильный, в облегающих трико, с любезной улыбкой на лице. В движениях его сквозила та же своеобразная грация, что и у Марио с Джонни. И в этот самый неподходящий на свете миг в голове Томми мелькнуло воспоминание. В воздушных номерах полно эротики… а в воздушных полетах особенно… это во многом сублимированная гомосексуальность.

Он с ужасом оборвал эту мысль.

— Послушай, Мэтт, — сказал Вэйленд, — я в этом деле долго и знаю свою норму. Мне так лучше работается. Я расслабляюсь. Правда. Черт побери, я весь сезон так делаю, пора вам уже понять, что работе это не вредит.

Джонни и Марио переглянулись. Семейные раздоры были забыты.

— Так, — сказал Джонни, — трепаться здесь не о чем. Иди в шатер, Вэйленд. Мы прикроем тебя сегодня перед боссом, но на этом все. Пьющие с нами не выступают, верно, Мэтт?

— Верно, — ответил Марио.

— Двойную трапецию уберем, — продолжал Джонни. — Стелла, скажи кому-нибудь из девочек, пусть передадут капельмейстеру.

Нельзя было не восхищаться его способностью быстро принимать решения в экстренных ситуациях.

— Мэтт, вы с Томми пойдете первыми… Скажем, он сделает бланш и полувинт, а ты — перелет, обратный пируэт и двойное заднее. Потом пусть Стелла побалансирует, как вчера, и ты с Томми закончите пассажем… Для тройного мы явно не в форме. Поняли?

— Конечно, — быстро ответил Марио. — Понял, Том?

Он быстро перечислил список заново. Оркестр заиграл вступительную мелодию, и братья поспешно пожали друг другу руки.

— Все, братец, забудь, — сказал Джонни.

Коу Вэйленд стоял подбоченясь и глядя на них. Потом криво усмехнулся.

— Ребятки, а вы ничего не забыли? Думаете, сможете меня не выпустить? Вам после сегодняшней газетенки только еще одного скандала не хватает. Вас смешают с грязью.

— Подумай головой, Коу, — бросил Джонни. — Иди проспись. Завтра поговорим. У нас представление.

Вэйленд повернулся к ним.

— Вы, всезнайки, решили от меня отделаться?

Он втиснулся между Марио и Джонни.

— Я иду с вами. Хотите — затевайте драку на центральном манеже! Что, остановишь меня, Модник?

Марио побледнел. А потом вдруг коротко размахнулся и рубанул ладонью Вэйленда по шее. Тот, успев лишь удивленно охнуть, упал. Восхищенно присвистнув, Джонни подхватил оседающее на землю тело и сунул его застывшему от изумления рабочему. А снаружи тем временем гремело:

— Да-а-амы и гос-по-да… на центра-а-альном ма-не-же… Летающие Сантелли!

— Andiamo, — сказал Джонни со зловещей ухмылкой и взял Марио под руку.

Тот протянул свободную руку Томми, и они трое, обнявшись, вышли под свет прожекторов. Там к ним присоединилась Стелла, спустившаяся с помоста для оркестра. И здесь Томми понял: какова бы ни была причина — пусть даже необходимость сплотиться перед лицом чужака — Марио снова стал самим собой.

Через несколько часов Марио сидел на нижней полке, обхватив голову руками. Он был бледный и осунувшийся, но, увидев входящего в купе Томми, тихо рассмеялся.

— Коу Вэйленд нормально сел на поезд?

— Что с ним сделается, — ответил Томми. — Только злой, как взбесившийся слон. Черт, Марио, да его так и подмывает кого-нибудь убить.

Марио горько хохотнул.

— Сперва ему придется признаться, что он пьет перед шоу, а я не могу представить, как он это сделает. Ну и денек выдался, а?

Он встал, взял Томми за плечи и нежно приобнял.

— Везунчик… — умоляюще произнес он.

Томми оттолкнул его.

— Катись к черту. За кого ты меня принимаешь?

— Хочешь, чтобы я на колени встал?

Хватка на плечах усилилась, и Томми дернулся, испуганный яростью в интонациях и железных пальцах. Марио, заметив это, разжал руки. Врезался в полку и что-то пробормотал на итальянском.

— У нас был трудный сезон, — сказал Томми, вздрагивая. — Я думал, мы справляемся. А ты начинаешь эту фигню в раздевалке… чуть мне плечо не вывихнул…

Он отвернулся, боясь расплакаться при воспоминании о пережитых боли и унижении.

— Иногда я думаю, что ты свихнулся!

— Я так себя веду, да? Везунчик, тебе станет легче, если я скажу, что мне до смерти стыдно?

Не стало. Наоборот, сделалось хуже.

— Ты всегда такой, — сказал Томми, продолжая стоять спиной. А затем жалобно спросил: — Марио, что мы будем делать? Так и будем играть друг у друга на нервах? Может, ты хочешь на время разойтись, отвлечься на кого-то другого?

— Нет! — выпалил Марио каким-то не своим голосом — хриплым и ужасным — и судорожно притянул Томми к себе.

С минуту они стояли в покачивающемся купе, напружиненные и неподвижные, и Томми мельком подумал, что вспышка ярости, пожалуй, лучше невыносимой мешанины чувств. Потом с лица Марио безо всякого предупреждения ушло все напряжение, он наклонился и прижался ртом к губам Томми.

— В следующий раз не жди, пока я дойду до этой стадии. Сразу бей в зубы.

Выглядел парень неважно, но выражение нечеловеческой скорби пропало. Когда он говорит: «Оставь меня в покое», он молит о помощи. А у меня не хватило мозгов понять.

Марио бережно развернул его.

— Как плечо?

— Болит.

— Давай разомну. Или хочешь, Джонни позову?

Томми покачал головой. Джонни слишком многое замечает.

Сняв рубашку, он лег на нижнюю полку, а Марио, усевшись позади, принялся растирать ему спину — сильными бесстрастными движениями.

— Так лучше?

— Да, теперь хорошо.

Массаж продолжался, прикосновения постепенно превратились в ласку. Взяв Томми за плечи, Марио осторожно перевернул его и навис сверху.

— У нас есть незаконченные дела, — мурлыкнул он. — Мы начали в Лоутоне, Оклахома, помнишь? И мы больше не в раздевалке.

Марио полностью забрался на полку и лежал практически на Томми, упираясь руками в подушку по обе стороны его головы. В этот момент Томми ощутил, что вся боль и отчаяние дня, вся горечь и унижение — все это стоило таких секунд.

Марио поцеловал его, и Томми закрыл глаза, сдаваясь.

А затем Марио вдруг окаменел и вскинул голову, поворачивая побелевшее лицо к открывшейся двери купе.

— Простите, если прерываю, — сказал Коу Вэйленд.

Томми подумал, что никогда не видел на человеческом лице выражение такой неприкрытой ненависти.

— Я пришел к вам, ублюдкам, думал вымаливать прощение, выпрашивать еще один шанс. Вы же меня ни в грош не ставите, долбанные педики. Ага, Модник здесь и его сладкий мальчик… Я хотел на коленях приползти, извиниться, что облажался. Но, вижу, вы слишком заняты!

Дверь захлопнулась. Томми, слабо привалившийся к стене, слишком потрясенный, чтобы полностью осознать произошедшее, услышал, как Марио разразился горьким звенящим смехом.

— Как говорил один знаменитый клоун, — сказал он, наконец, абсолютно бесцветным тоном, — la commedia é finite!

Поезд гремел и качался. Марио, все еще всхлипывая от истерического смеха, встал задвинуть щеколду.

— М-да, запирать дверь, когда лошадь уже украли… Иди ко мне, piccino. Давай…

— Марио… — Томми, перепуганный, сидел, опустившись на колени.

— Ой, ладно тебе, какая теперь разница? — отмахнулся Марио с тем же жутким смехом. — Все равно сезону конец. Подожди и увидишь.

Его руки сомкнулись вокруг шеи Томми в удушающей хватке, и Томми позволил опрокинуть себя на полку, чувствуя за обреченным смехом отчаяние утраты. И вдруг он задумался, было ли это несчастье, это разоблачение тем, чего Марио добивался весь этот ужасный день.

ГЛАВА 2

Март 1947 года. Зимняя квартира цирка Старра не изменилась. Знакомое нагромождение шатров, аппараты, клубки проводов, выведенные на прогулку животные… Причудливая картина опустевшего цирка, где еще не дают представлений: место, с виду заброшенное, но кипящее загадочной скрытой жизнью где-то за кулисами.

Марио, медленно ступая по мокрой траве, прошел к шатру воздушников, где они год назад выступали на смотре для Фортунати. Стоящий там коренастый мужчина оглянулся:

— Вот и ты!

— Привет, Лионель.

Они пожали руки.

— Пойдем в офис.

Лионель повел гостя к маленькому красному фургончику. Внутри были пара заваленных бумагами столов, два огромных шкафа, сейф в углу и два стула с прямыми спинками. Отодвинув один из них, Лионель жестом предложил Марио занять второй.

— Как дела? Как семья?

— Все по-старому. Как Клео?

Лионель слегка нахмурился.

— Ходит без костылей, и это чудо. Но с полетами, само собой, покончено. Между нами говоря, Клео уже немолода. Хотя, Бог свидетель, она не постарела ни на день с того времени, как я начал ловить ее и Джима.

— Как она держится?

Лионель отвел глаза.

— Она не слишком об этом распространяется. Тренирует кое-кого из девочек и выглядит довольной, но трудно сказать наверняка. Что ж, Мэтт, чем вы занимались зимой?

— Знаешь, мы оставили Вудс-Вэйленд, не дожидаясь конца сезона…

— Да, слышал.

— В октябре съездили в Мексику… Анжело там был пару месяцев.

— Он действительно бросил летать?

— Так он говорит, и весной он не вернулся. Некоторое время работал в мексиканской кинофирме… эээ… не помню название этой должности… в общем, человеком, который следит, чтобы лошади для каскадеров шли в определенном порядке. Лошадиным боссом, короче. После Нового года Джонни с женой отправились на Восточное побережье с балаганом, выступающим на ярмарках, в залах и так далее. А мы с Томми подались на несколько дней в Сан-Франциско — глянуть, нельзя ли поработать с какой-нибудь труппой Клинта Редмана.

Получили предложение от Фререс и Страттона, но так низко мы еще не пали. Пока, во всяком случае.

— Конечно, нет! — воскликнул Лионель. — Но ты все еще ищешь контракт на лето? Слушай, я позвал тебя сюда не только затем, чтобы спросить о семье. Теперь, когда и Клео, и Джим на земле, мне нужен постоянный партнер. А я видел тебя в прошлом году.

Марио задумчиво кивнул.

— Ты понимаешь, в какой яме оказались Сантелли. Мы с Томми не справляемся. Думали, что сможем объединиться с Джонни и Стеллой, но они решили этим летом поработать отдельно.

Лионель уткнулся подбородком в широкие ладони.

— Да, понимаю. В прошлом году мы хотели взять тебя. Но здесь есть закавыка. Тот паренек, Томми, как он?

Марио пожал плечами.

— Ты его видел, и он становится все лучше. Мы потратили три года на трюк с двойной трапецией. Мы команда. Мы вполне согласны уступить тебе ведущую роль, если хочешь… Лионель Фортунати и Летающие Сантелли… но мы хотим работать вместе. Том и я.

— Прости, Мэтт, — покачал головой Лионель. — Так не пойдет.

— Но почему? Вполне обычная расстановка — двое вольтижеров и ловитор…

Лионель положил руки на стол и выпрямился.

— Мэтт, без обид, но я должен сказать. Ходят слухи, что ты провел эти три года… как бы так выразиться… обучая парня кое-каким трюкам, которые на публике не показывают. Смекаешь, о чем я? То есть, я слышал, почему вас уволили из Вудс-Вэйленда.

Марио не двинулся, но в глазах его мелькнула тревога.

— Меня уволили, потому что я застал брата босса пьяным на манеже и отлупил.

— Продолжай. У тебя другая версия.

— Я хотел бы сперва услышать твою. Сам я за зиму слышал четыре варианта, и все разные.

Лионель, замявшись, покосился на жалюзи.

— Мне рассказывали, что ты избил Коу Вэйленда, потому что он как-то зашел в твое купе без стука, а вы с пареньком там… в общем, совсем не в карты играли.

Марио сцепил пальцы, пытаясь оставаться хладнокровным.

— Папаша Вэйленда даже на воздушную лестницу не пустил бы. Он был паршивым ловитором и пьяницей. Все это знали, но никто не мог доказать. Но однажды

Томми застал его хлещущим виски за пять минут до выхода. Вэйленд взбесился, заявил, что все равно будет выступать, и я уложил его отдохнуть на песочек. Он затаил злость и ошивался под дверями, пока не решил, что обзавелся компроматом. На следующий день он явился меня шантажировать, чтобы я пустил его обратно в номер. Ну, я врезал ему в челюсть, вышиб парочку зубов и сказал, куда ему теперь следует катиться. Он побежал к боссу, и я лишился работы.

— Но компромат он действительно получил?

— Лионель, исповедуюсь я только в страстную пятницу.

Лионель хихикнул, потом стремительно посерьезнел.

— Если ты… лично ты, Мэтт, дашь мне слово чести, что Коу Вэйленд просто вас оклеветал, я сам сделаю все возможное, чтобы замять эту историю.

— Я не знаю, какой грязью он нас поливает, — бесцветно откликнулся Марио. — Как я уже говорил, до меня за зиму дошли четыре разных версии, и бог знает сколько их ходит еще. Я не могу все отслеживать и отрицать. Ты же сам помнишь, как все болтали, будто Клео сломала спину, а не пару костей в бедре.

Лионель вздохнул.

— Мэтт, я почти вдвое старше тебя. Я многое повидал, меня сложно шокировать.

Но позволь, как старому другу, дать тебе совет. Вы с пареньком должны разойтись прежде, чем эта история прилипнет к вам намертво. Каждый из вас отыщет себе нового партнера. Я возьму тебя, найдем еще одного вольтижера или даже двоих… возможно, девушку.

Брови Марио сошлись в презрительной гримасе.

— Может, мне еще и жениться?

— Было бы неплохо, — согласился Лионель.

— А паренька просто выбросить? Бог с тобой, Лионель. Мы с Томом команда.

— Тогда я пас. Двоих не возьму. Послушай, я ничего не имею против… как там его фамилия? Зейн? Насколько я помню, он был славным подростком. Джим сказал, что впервые за много лет видит такого многообещающего ребенка.

— Вот именно. Ты сам знаешь, он будет великолепен. Ты ведь разбираешься в таких вещах.

— Но не с историей, которая станет преследовать его всю жизнь.

Марио сжал кулаки. Потом сказал:

— Давай на минуту представим, будто Вэйленд все сочинил, откопал эту басню в той помойке, которую называет головой. Того, что он якобы видел, никогда не было. Посмотри на ситуацию моими глазами. Я начал учить Тома, когда он был совсем мальчишкой. Мы взяли его в семью. Люсия, Анжело… они души в нем не чаяли. Как можно теперь, после всех этих лет, просто прогнать его из-за грязного языка Вэйленда? К тому же, если мы сейчас разбежимся, это будет практически признание того, что вся эта история действительно правдива.

— Разумно, — признал Лионель, вставая. — А все-таки, Мэтт… Только без обид, ладно? Это не первый слух такого рода.

Марио открыл рот, но Лионель жестом оборвал его.

— Дай закончить. Твоя личная жизнь — абсолютно не мое дело. Я не ханжа. Но и не борец. Есть две вещи, которыми я зарабатываю на жизнь: набор хороших рефлексов и имя Фортунати — а еще престиж, который все это сопровождает. И я не собираюсь рисковать престижем, связываясь с парочкой…

Он запнулся, пытаясь подобрать не слишком оскорбительное слово.

— Гомиков, — подсказал Марио, иронически скривив губы.

Лионель потряс головой.

— С парочкой детей, которые загремели в черный список из-за жуткой глупости. Я не знаю, что именно видел Коу Вэйленд. Может, вы захваты дзюдо практиковали или друг дружке спины терли — мне все равно. Меня волнует лишь то, что вам наплевать на свою репутацию и имя Сантелли. Что вы позволили Вэйленду разнести эту историю. Что вы вылетели с волчьим билетом.

Марио спрятал лицо в ладонях. Лионель угодил в больное место.

— Это серьезно? Насчет черного списка?

Лионель кивнул.

— Слушай, я хочу помочь тебе. Пусть даже ради Папаши Тони. Я любил старика.

Но ты тоже должен что-то предпринять. Если избавишься от паренька, слухи, возможно, не успеют распространиться. Но если вы настоите на том, чтобы держаться вместе… ты знаешь, чем это грозит. У Вэйленда длинный язык. Если вы не разбежитесь, то и года не пройдет, как имя Сантелли провоняет отсюда до Сарасоты. И подумай о пареньке. Он славный малый. Ты хочешь разрушить его карьеру, не дав ей толком начаться? У меня самого сын примерно этого возраста.

Губы Марио дрогнули.

— Не боишься за сына? При моей-то предполагаемой безнравственности?

Лионель засмеялся было, однако толкового смеха не получилось.

— Брось, Мэтт. Ты приличный человек, Тони другого бы не вырастил. Но если ты любишь паренька, если тебя заботит его будущее, отпусти его, дай ему шанс выйти из списка.

— Говоришь, все поверят в историю Вэйленда?

— Многие, Мэтт. Старр тоже, но я могу поговорить с ним. И, если ты останешься один, люди просто решат, что Вэйленд — лжец, и мысли у него такие же грязные, как и рот.

Марио смотрел на Лионеля, и несколько секунд лицо его было совершенно открытым.

— Я… я пообещал ему, что мы останемся вместе. Он доверяет мне.

— Подумай головой, Мэтт, — озабоченно сказал Лионель. — Я все равно не смогу его взять, в этом вопросе политика Старра очень жесткая. Тем, кому нет двадцати одного, в воздушных номерах не место. Если ты небезразличен пареньку, он не будет тебя держать. Иди домой, поговори с ним, постарайся убедить его, что так будет лучше для вас обоих. Я хочу взять тебя, мне нужен партнер, мне больно видеть, как ты рушишь собственную жизнь. В память о Папаше Тони я хочу видеть, как имя Сантелли выйдет из этой истории, не слишком замаравшись.

Несколько минут Марио сидел неподвижно. Вид у него был невозмутимый, но внутри звучал другой голос, теперь навеки умолкший.

Мэтти, ты должен кое-что пообещать. Обещай, что больше никогда не напьешься и не преступишь закон. Когда ты попадаешь в неприятности, то бросаешь тень на всех нас, на всю семью.

На этот раз он не был пьян, но с таким же успехом мог бы и напиться. Он был сам во всем виноват, движимый какой-то ослепляющей агонией, затмившей осторожность.

— Подумай, Мэтт, — настаивал Лионель.

В глазах его мерцало нечто, до боли похожее на жалость.

— Поговори с пареньком, обдумай все как следует и позвони мне. Только не тяни слишком долго. Рэнди хочет, чтобы все контракты были подписаны до первого апреля, а нам надо притереться друг к другу, если ты собираешься делать тройное.

Но у Марио перед глазами стояла другая картина. Томми в раздевалке, униженный, уткнувшийся лицом в грязь, шепчущий отвратительное слово, предававшее все, что между ними было. Хуже, чем насилие. Хуже, чем все, что мог бы сказать любой, узнавший о совращении ребенка.

И мне предлагают это сделать!

— Погоди, — сказал он, вскидывая голову. — Мне не надо ничего обдумывать.

Лестница была темная и скрипучая. Томми порылся в карманах в поисках ключа, ногой отодвинул мусорный пакет и забарабанил в дверь.

— Открыто! — отозвался Марио изнутри. — Заходи.

Комната была обставлена аккуратно и скудно, на столе до сих пор стояли чашки из-под кофе, оставшиеся с позднего завтрака. День угасал, но Марио не включал свет.

— Ты сегодня рано, — заметил Томми, дернув шнурок светильника. — Я думал, ты вернешься поздно вечером, но заметил машину на улице.

— Ты звонил домой?

— Разговаривал с Люсией. Сказал, что ты поехал на зимнюю квартиру попробовать договориться с Лионелем насчет работы на весну… все правильно, да? Она хотела, чтобы мы пришли на ужин, но я сказал, что мне надо встретить тебя на случай, если ты что-нибудь уладил.

Томми повесил куртку в узкий шкаф.

— Встретил Кено в кофейном магазине. Он меня подвез.

— Что говорил?

— Ничего особенного. Спросил, почему тебя со мной нет. Как обычно. В смысле, болтал он много, но сказал мало, понимаешь?

— Почему он не заскочил поздороваться?

— Я не был уверен, что ты дома, — ответил Томми, — а мне с ним разговаривать не о чем.

— Тебе не нравится Эдди?

— Он ничего. По крайней мере лучше большинства этих придурков, которые здесь ошиваются. Он хотя бы не пытается меня снять.

— Ты купил кроссовки?

— Угу. Отдал три пятьдесят… нормально?

— Конечно, если они подходят. Черные или синие?

— Черные, — Томми выставил ногу. — Того же размера, что и две предыдущие пары. Кажется, я уже не расту.

— Ну и прекрасно. Для вольтижера твоего роста вполне достаточно. Слушай, Томми, парни действительно тебя беспокоят?

— Да нет, я в состоянии с ними справиться.

— Я предупреждал, что тебя ожидает, если со мной свяжешься.

Томми повернулся.

— Я могу о себе позаботиться. Во всяком случае, они понимают, что если я говорю:

«Нет, спасибо», то именно это я и имею в виду. Просто я им не очень нравлюсь, а они не особо нравятся мне. По-моему, ты очень правильно сделал, что прекратил шататься по городу в компании этих… этих…

— Почему ты так боишься этого слова, Томми?

— Ладно, ладно, геев, — выпалил Томми, — раз уж ты так горишь желанием это услышать. Если тебе так нравится слушать, как я это произношу.

— Я просто не хочу, чтобы ты сам себя дурачил. Раз уж ты не против быть… — он намеренно подчеркнул слово: — геем, то я не хочу, чтобы ты боялся произносить это слово. Или признавать свою суть.

Томми упер руки в бока.

— Хорошо, хорошо, черт с тобой, я гей. Но больше ничего общего я с этими дураками не имею. Как и ты.

— Я похож на них больше, чем ты думаешь, Томми.

— Ладно, значит, буду говорить за себя, — сказал он и честно прибавил: — Так уж случилось, что мы все геи. Но лично я не пытаюсь делать на этом карьеру.

— Какой-то ты нетерпимый, а, малыш?

— Ну да, да, живя в доме со стеклянными стенами, не следует бросать камни в дом соседа, знаю. Да, я гей, но это моя личная жизнь, и я не выпячиваю свою ориентацию, где только можно.

Марио спустил ноги на пол и сел.

— Может, они не могут по-другому.

— Могли бы попробовать, — заявил Томми со всей категоричностью очень юного человека. — И меня уже тошнит смотреть, как они увиваются вокруг каждого нового мальчишки.

Марио со смехом обнял его за плечи.

— А уж в этом ты сам виноват, малыш. Нечего быть таким привлекательным. Эти сексуальные веснушки…

— Отвали, — хихикнул Томми. — Лучше расскажи, как прошло с Лионелем.

Улыбка исчезла с лица Марио, и Томми быстро спросил:

— Все плохо, да?

Марио сел на край кровати.

— Я откладывал этот разговор. Иди-ка посиди со мной, Везунчик.

С минуту он молчал, потом заговорил:

— Тут такая штука. Лионель сделал мне предложение… очень хорошее. Но нас обоих он не возьмет.

— Боже, опять?

Он, разумеется, ожидал, что Марио повторит то же, что в прошлом году — что они команда, семья, Летающие Сантелли, и никак иначе.

Однако парень снова надолго умолк.

— Слушай, Том, я, конечно, мог бы подсластить пилюлю, сказать, что Старр просто не пускает в воздух несовершеннолетних. Но дело не только в этом.

— Ну и черт с ним! Старр не единственное шоу в стране!

Марио сделал глубокий вдох, потом протяжно выдохнул и продолжил:

— С таким же успехом мог бы быть единственным. Том, я выяснил, почему

Соренсон выкинул нас через неделю, почему нас не пустили даже поговорить с Клинтом Редманом и почему Браден сказал, будто у них нет мест, а сам тут же подписал контракт с Руссо. Малыш…

Он снова запнулся, не зная как это сказать, понимая, что сам за все в ответе, погребенный под неимоверным грузом вины.

— Ты знаешь, что мы в черном списке?

— В черном списке? За что?

— Подумай головой. Коу Вэйленд всем растрепал.

— Вот черт… — прошептал Томми. — Черт возьми.

— Вот именно. И… слушай, Том, — Марио взял его за руку и крепко сжал. — Самое худшее, что так будет до тех пор, пока мы держимся вместе. Лионель сказал начистоту. Заверял, что постарается выгородить меня. А до тебя — из-за возраста — никому нет дела. Я хотел его послать. Но, если дела действительно так обстоят, нам конец. Именно как команде. Можно было бы выехать на семейном номере, но семейного номера больше нет. Лионель предлагает подставиться под удар — ради меня. Мне придется пойти на вторых ролях… Фортунати и Сантелли… может, даже Летающие Фортунати… на год-два, если Старру еще будет дело до черного списка. Мы не можем ничего поделать, малыш. Никак. Вместе не получится.

Томми зажмурился. Он выглядел сейчас гораздо младше, уязвимее, и Марио показалось, что перед ним снова тот ребенок, которого он когда-то встретил.

Выдернув руку из ладони Марио, Томми встал и отошел к окну, где уставился вниз, на ветхие дома. Марио приблизился к нему, но Томми оттолкнул его руку.

— А как же твои красивые обещания? Насчет того, что мы будем вместе, что бы ни случилось?

— Тогда я не знал о черном списке, Везунчик.

— Если хочешь избавиться от меня, так и скажи! Зачем изобретать уловки? Слабо просто признаться, что нашел себе другого?

— Побойся Бога, — опешил Марио. — Ты же не думаешь, что Лионель…

Томми сглотнул.

— Конечно, так легче. Ни забот тебе, ни хлопот. Партнер, за которого не надо вечно трястись!

Марио закрыл глаза.

— Малыш, это подло.

— А то, что ты сейчас говоришь, не подло?

— Господи, — Марио снова упал на кровать. — Ты что, думаешь, я не знаю, каково тебе? Считаешь, я не понимаю… Малыш, ты мог отделаться легким испугом.

Просто взять Коу Вэйленда, пойти к боссу и заявить, что понятия не имел, что я с тобой пытался сделать. Ты выглядел бы чистеньким, а я — злостным извращенцем. Ты меня засадить бы мог.

— Ты за кого меня принимаешь?

— За своего малыша, — попытался пошутить Марио.

— Много же пользы это мне принесло! — напустился на него Томми. — Но пока я думал, что мы останемся вместе, мне не было дела. А сейчас… сейчас у тебя в голове только этот треклятый список…

В голосе Марио зазвучала сталь.

— Черт подери, Том, мы здесь не в игрушки играем. Это единственный выход. Но если ты хочешь потыкать меня носом в то, что из-за меня ты потерял работу, и сейчас я должен расплачиваться…

— Марио… я не говорил…

— Заткнись. Я объясняю тебе, как мы можем вывернуться. Я могу пойти к Лионелю, а тебе подыщем кого-нибудь другого. Или… ну нет, слушай, ты уже высказался, теперь моя очередь. Второй вариант: мы меняем имена, бросаем семью и прячемся в каком-нибудь захудалом балагане на Юге, из тех, что подбирают любого бродягу. Возможно, ты думаешь, что это сносно — после центрального-то манежа с Сантелли! Но я так не считаю. И все равно соглашусь, раз уж ты решил, что я должен расплачиваться. Потому что только так, черт побери, мы сможем остаться вместе!

Томми, уронив голову на сложенные руки, уперся лбом в стекло. Марио подошел к нему сзади и сказал хриплым от боли голосом:

— Если мы хотим быть вместе, о полетах лучше забыть. Если кто и может проигнорировать черный список и нанять нас командой, так это совсем маленькие шоу, которые не могут позволить себе настоящий воздушный номер. У Лионеля хватит влияния, чтобы выдернуть меня из списка, и он это сделает… не столько ради меня, сколько ради семьи. А я… не знаю, как ты, малыш, а я хочу летать.

Марио потянулся к Томми, но, увидев его лицо, отдернул руку. Когда Томми наконец заговорил, тон его был вял и бесцветен.

— Хорошо, Марио. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты больше ничем не можешь помочь.

— Я чувствую себя так, будто вонзил тебе нож в спину, малыш. Бог свидетель, я не вижу другого пути. Это ненадолго — на пару сезонов, пока сплетни не улягутся. Разве не разумно?

— Конечно, — сказал Томми тем же мертвенным голосом. — Очень разумно.

— Я позабочусь, чтобы ты ничего не потерял. Мне будут платить столько, сколько у Вэйленда получала целая труппа…

— Если предложишь мне деньги, я тебя убью, — ровно выговорил Томми.

— У Сантелли принято делиться.

— Но я не Сантелли. Когда-то Джонни предупреждал, чтобы я не забывал этого. В любом случае, ты сам сказал, что Сантелли больше нет. Прекрасно, передай Лионелю, что у него будет партнер.

Томми подошел к шкафу и вытащил оттуда свой потрепанный чемодан. Марио оторопело следил, как он укладывает одежду.

— Ты что творишь?

— Вещи пакую. На тот случай, если это твое дело. Кстати, это больше не твое дело.

— С ума сошел? — Марио сгреб его за плечи и встряхнул. — Ты что, бросаешь меня?

— В точку, — Томми горько усмехнулся. — Слушай, убери руки. Серьезно. Давай не будем заканчивать все дракой.

— Дракой?

— Ну да, такой, где зубы выбивают, — Томми оттолкнул его. — Убери от меня свои чертовы лапы, я сказал. Если, конечно… — его рот дернулся, — тебе не вздумалось сломать мне руку или вывихнуть плечо в качестве прощального подарка.

Марио отпустил его и вернулся на кровать.

— Думаю, я заслужил это. Но скажи на милость, как еще я мог поступить?

— Никак, — Томми рывком распахнул комод и принялся рыться в мешанине трико. — Я не знаю, которые мои. Возьму пару любых, ладно?

— Бери все, что хочешь, Везунчик. Но не надо вот так уходить. Давай поговорим.

— О чем? Ты уже все сказал.

— Слушай, я попрошу Лионеля найти тебе…

— Мне не нужны твои подачки.

— Может, поживешь дома? Люсии никогда не нравилось, что ты здесь, со мной. И Анжело знает всех в этом деле…

— Закрой рот, а? Домой? Кого ты обманываешь?

— Это твой дом, Везунчик. Ты знаешь это так же хорошо, как я. Анжело на тебя не надышится. Он из кожи вон вылезет, чтобы подыскать тебе теплое местечко. Нужно только попросить.

— И смотреть, как он радуется, что мы разбежались? Еще чего!

Томми захлопнул дверцу комода, бросил наверх кроссовки и принялся застегивать чемодан.

— Везунчик, — молил Марио, — посмотри на меня. Давай ты присядешь, выпьем, поговорим.

— О Господи!

Этот вопль отдался в ушах Марио как в тот раз, когда он прищемил Томми руку дверцей машины.

— Сколько еще, по-твоему, я вынесу?

Марио упал обратно на кровать и спрятал лицо в ладонях.

— Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за это, Том.

— Тебе просто нравится так думать!

Томми застегнул чемодан, набросил куртку и окинул комнату холодным взглядом.

— Что ж… как-нибудь увидимся. Наверное.

— Том… ты ведь не уйдешь вот так?

— Ты сам отучил меня от нежных прощаний.

Марио встал.

— Том, обещай, что…

— К черту. Больше никаких долбаных обещаний. Я сдержу их не лучше, чем ты.

— Упрямец… — голос Марио дрогнул. — Ты специально это делаешь. Я старался объяснить, почему все так вышло. Скажи хотя бы, что ты собираешься… Не заставляй меня… Черт возьми, Томми, ты же все еще… все еще мой малыш.

— Слушай ты, — процедил Томми. — Ты говорил мне однажды… сказал, это ради моего же блага… что не можешь падать за меня. Так кто тебя просит? Давай сделаем все быстро. Без сентиментальщины. Без болтовни. И, ради Бога, без телячьих нежностей!

— Ты меня как ножом режешь.

— Мне пришлось. Сломать тебе что-нибудь у меня не хватит сил.

— Ты действительно хочешь, чтобы все так закончилось?

— Какая разница, чего я хочу. Я не смогу по-другому.

— Хорошо, — выдавил Марио. — Будь по-твоему.

И потянулся за бумажником.

— Я же сказал, Марио, не предлагай мне деньги, а то убью.

— Я не собираюсь отпускать тебя без единого цента в кармане. У тебя даже билет купить не на что.

Томми пожал плечами.

— Боишься, что совесть замучает? Валяй.

Марио, не считая, протянул ему несколько банкнот, и Томми не глядя запихнул их в карман джинсов. Затем Марио нерешительно потянулся к нему. Томми поставил чемодан, и секунду они держались за руки, не осмеливаясь ни заговорить, ни поднять взгляд.

— Столько лет, Везунчик, — пробормотал Марио, освобождая Томми от невидимой привязи.

— Кажется, плохого везения вышло больше.

Их руки расцепились. Томми подхватил чемодан, вышел за двери и быстро побежал вниз по лестнице.

Марио сел на кровать, удерживая себя на месте лишь за счет вбитой за годы дисциплины. Только так удавалось не броситься следом, не стиснуть в объятиях, не пообещать… Больше никаких долбаных обещаний. Я сдержу их не лучше, чем ты.

«Нет, так будет лучше. Пусть идет. Некоторое время он будет страдать, но все, что ты сказал, правда. И он это знает».

Марио подошел к окну. Он видел, как Томми выходит из дверей, замирает на секунду, а затем, не оглядываясь, шагает вниз по улице. К автобусной остановке.

«Он поедет домой. Посидит, погрустит, но они за ним присмотрят. Анжело позаботится о нем, особенно, если узнает, что я в пролете. Дам ему пару дней. Семья будет на его стороне, он запросто найдет хороший контракт на сезон…»

Нынешний сезон. Марио попытался представить сезон без Томми, но у него не получилось. Лионель попросил приехать на зимнюю квартиру на следующей неделе, надо будет снова сдать комнату Эдди.

«Когда он остынет, то захочет все узнать».

Да, пожалуй, лучше будет уехать, не встречаясь с Томми — без лишних ссор и скандалов…

И хотя он закрыл глаза, но все равно видел, как живое веснушчатое лицо становится холодным и враждебным, блестящим от злых слез. Уязвимое, резко повзрослевшее, осунувшееся лицо.

Марио решительно опустил занавеску и отвернулся от окна, сражаясь с ужасным предчувствием, что больше никогда не увидит Томми.