Трегуна

Глава 5

Кромка подгоняемой прибоем волны мягко ласкала ступни лежащего морской звездой на песчаном берегу человека. Через час начнется занятие. Надо успеть принять душ, чтобы не представать перед учениками взъерошенным, как дикобраз, на которого человек сейчас очень походил.

— Рик? — услышал он женский голос и, с трудом открыв глаз, посмотрел на девушку, стоявшую у его головы. — Прошу прощения. Я тебя не разбудила?

— Нет, Ванида, что ты. Как раз собирался вставать, а то скоро урок.

— Мой сын себя неважно чувствует, так что сегодня он пропустит твое занятие.

— А что с ним?

— С самого утра тошнит сильно. У него иногда бывает. Сегодня отлежится и придет на следующее занятие.

— Хорошо, конечно. Передавай ему привет!

— Обязательно, — девушка еще раз улыбнулась и пошла дальше, оставляя позади себя следы, моментально съедаемые каждой новой волной.

Он не торопясь поднялся и немного постоял — голова кружилась не то от долгого лежания на песке, не то от сильной жары, к которой он так и не смог привыкнуть. Пора в душ. И на урок. «Никогда бы не подумал, что так подсяду на преподавание, — пронеслось у него в голове. — Благородная работа. Древняя».

От клиники, в которой Алекс заканчивал свою резидентуру, до медицинской школы, где он работал ассистентом на кафедре, было три квартала, и их Алекс предпочитал проходить пешком в любую погоду. За время пути ему удавалось уединяться со своими мыслями и принимать самые важные решения.

После того случая в ванной с годовалым Крисом много лет назад родители, особенно отец, стали относиться к Алексу иначе. Во всяком случае, так ему казалось. Так помнилось. Его никогда напрямую не обвиняли в том, что он, вопреки указанию Марии, отлучился в тот день из ванной комнаты, однако Алекс не мог не почувствовать, как в глазах мамы и папы он раз и навсегда перестал быть невинным пацаненком, которому многое может сойти с рук.

Алекс знал, что он привязан к родителям куда сильнее, чем его младший брат — тому вообще Мария с Джозефом не особо нужны были. Ему куда интереснее было сидеть в комнате Алекса и играть с братом в магазин. Особенно Крису нравилось, когда Алекс-покупатель подходил на кассу с крупными купюрами — ведь так можно было заняться вычитанием и выдать сдачу. Неудивительно, что банковские карты в магазинчике Криса не принимались — исключительно наличный расчет. Чтобы встроенный в голову младшего брата калькулятор зависал как можно сильнее, а времени на свои дела, соответственно, оставалось больше, Алекс «накупал» всякого барахла на приличную сумму, да еще и с копейками, оставлял Крису на кассе банкноту номиналом в десять тысяч — и выигрывалсебе таким образом несколько минут на книжку, пока одетый в красный фирменный фартучек Крис стоял за кассой и, пыхтя, высчитывал сдачу.

Сорванцом Крис не был, вел себя более-менее корректно и в школе, и за ее пределами. Несмотря на свою меньшую по сравнению с Алексом усидчивость, Крис учился на отлично, в то время как Алекс был хорошистом. Словно не замечая своей смазливой внешности, которая раскрылась годам к одиннадцати, Крис не таскался за юбками, предпочитая поиграть в приставку в компании друзей или посидеть над программным кодом, не превращаясь при этом в ботаника с вечно немытыми волосами.

Крис был человеком расчета — не обязательно циничного, холодного, но выверенного и, как правило, безошибочного. Алекс же был мыслителем, где-то — мечтателем. Джозеф часто в шутку называл его «поэт», когда, проходя мимо сидящего в кресле Алекса, заставал его с пространным взглядом, словно мальчик находился где-то за миллионы километров, глубоко нырнув в свои рассуждения о чем-то очень далеком, высоком и невероятно прекрасном. В красоте, надо заметить, Алекс знал толк. Это касалось и интерьера (можно сказать, Мария, чьим вкусом восхищались подруги, обставила дом именно по идеям Алекса), и автомобилей, и, конечно же, одежды.

Медленно проходя мимо витрины магазина на первом этаже высокого офисного здания в одном квартале от медицинской школы, Алекс сфокусировал взгляд на невероятно хорошем синем шерстяном пальто с английским воротником. «Boss», — отметил он про себя, полюбовался вещью и пошел дальше, вспомнив, что пальто этой марки он подобрал Крису в прошлом году. Его младшему брату до брендов не было никакого дела. «Два сапога пара», — усмехнулся Алекс, подумав о том, что и Амира вряд ли сможет отличить «Hermes» от «Prada», а «Prada» — от «Baldidini». Сумка — она и в Африке сумка.

Джозеф, который никогда не давал волю эмоциям и даже крайнюю степень своего недовольства старался выразить в худшем случае саркастической издевкой, закатывал глаза и, стиснув зубы, молча уходил от греха подальше в другую комнату, если видел, что Алекс заставляет Марию «снять эти безвкусные бусищи и никогда в жизни их больше не надевать». И Мария прислушивалась. И выглядела безупречно.

Алекс раздумывал над тем, до чего же интересно наблюдать, как его отец все не решится спросить Алекса напрямую. Эти аккуратные намеки про женитьбу, про внуков… Никакого прессинга, нет! Но и никаких вопросов в лоб. Зная отца, Алекс прекрасно понимал, что папа просто боится услышать в ответ «да».

На втором году обучения в медицинской школе Алекс сблизился с однокурсником. Парня звали Макс. В первый год они с Алексом практически не общались, лишь вежливо здоровались, но потом им выпало вместе работать над учебным проектом перед летней аттестацией. Из-за проекта ребята много времени проводили вместе после учебы, уделяя ему столько времени и сил, словно готовились к защите диплома. Макс постоянно совершенствовал презентацию, каждый раз находя новые недочеты. И вот наконец работа была завершена. За день до ее защиты Макс пришел к Алексу, чтобы они могли вдвоем снова сделать контрольный прогон и посмотреть, нужно ли что-то еще дополировать.

— Добрый день, мистер Трегуна! — поприветствовал Макс отца Алекса, когда тот открыл ему дверь.

— Добрый, Макс. Добрый.

— Я к Алексу. Он дома?

— Да, дома. Проходи.

Джозеф жестом пригласил парня войти, закрыл за ним дверь и направился в комнату Криса выполнить свое обещание — поиграть с сыном в шутер, который так нравился и Крису, и самому Джозефу, хоть он и не признавался в этом сыну. «Надеюсь, что хотя бы ты будешь водить к нам в дом девочек, когда подрастешь», — вздохнув, тихо сказал он Крису, беря в руки джойстик.

Когда репетиция защиты завершилась, в комнате Алекса воцарилось молчание. Макс сел на кровать Алекса и нервно потер ладони:

— Ну, вот, видимо, и все, — взглянул он на Алекса. — Завтра час «икс».

— Точно! Даже немного жалко, ведь с нуля его создали. А было интересно. Скажи?!

— Очень интересно. А главное, что информация сама усваивается в голове! Спасибо тебе большое — с тобой было здорово работать.

Последние слова Макс произнес дрогнувшим голосом. Дыхание его стало сбивчивым, он весь напрягся и посмотрел на сокурсника.

— Ты чего? — насторожился Алекс. — Нормально чувствуешь себя? Чего такой бледный?

— Нет, все в порядке, все… Нормально. Спал сегодня мало, все думал о проекте. Я в порядке, да…

— Нельзя так самоотверженно учиться! — улыбнулся ему Алекс. — Всего на свете в любом случае не учтешь. А на защите завтра все, что теоретически может пойти не так, пойдет непременно не так!

— Ты совсем ничего не понял? — поднял на него глаза Макс.

— Ты о чем сейчас? — удивился Алекс и сел рядом с парнем.

— Неужели ты думаешь, что я столько времени провел здесь из-за проекта?

— А как же еще? Не понимаю…

Вместо ответа Макс приблизился к Алексу и с прикрытыми глазами потянулся к его губам. Алекс резко отпрянул, встал с кровати, потом замер и испуганно посмотрел на Макса.

— Знаешь, — затараторил Алекс, — я думаю о том, чтобы на летних каникулах со своим младшим братом съездить с нашей группой в кемпинг. Вообще, многие мои друзья уезжают к бабушкам… Но вот моя бабушка только обрадуется, если я к ней не приеду…

— Ты такой смешной, — горько улыбнулся Макс, оставшись сидеть на кровати. — А знаешь, пока мы работали над проектом, я постоянно ждал, заметишь ли ты, что я специально вношу в него ошибки и удаляю часть того, что уже сделано, чтобы иметь хоть какой-то предлог прийти к тебе.

Алекс глубоко выдохнул и, уставившись в пол, покачал головой.

— А чего ты хотел? — у Макса из глаз потекли слезы, но на лице была улыбка. — Появился весь такой высокий, умный, в этих очках… Я когда тебя еще на первом курсе впервые увидел, ночь не спал — ты не выходил у меня из головы! Наблюдал за тобой постоянно — как ты двигаешься, что надеваешь, как ведешь себя. Лишь бы малейшую деталь заприметить! Малейший намек, который подсказал бы мне — «да» или «нет». Ни пить не мог, ни есть, ни гулять! Даже курить не хотелось. Закрываю глаза — а передо мной стоит твой образ, твое милое лицо в этих круглых очках, которые дороже мне, чем любая моя вещь.

У Алекса от волнения кровь прилила к лицу, он оперся на спинку стоящего напротив стола кресла, потому что не чувствовал своих ног.

— Но не мог же я к тебе подойти и спросить, понимаешь? — посмотрел на него Макс, и в его глазах, все еще полных слез, мелькнула претензия. — Это был кошмар. А главное, мы даже ни разу с тобой не общались! Подумаешь, «привет — привет»! Вот с чего это у меня к тебе? Кто мне объяснит? А однажды я шел с учебы через аллею и увидел, как ты сидишь на скамейке один. И вокруг почти никого, только голуби у кромки фонтана. Ты ничего не делал — просто сидел, мечтательно смотрел куда-то. Ты был в пальто… Шерстяной красный шарф, и на тебе мои любимые очки в круглой оправе, а волосы немного растрепаны от холодного ветра, и руки в карманах. А ты сидишь, думаешь о чем-то, будто на скамейке лишь твоя оболочка, а сам ты в каком-то другом мире. И едва заметно улыбаешься. Каких усилий мне стоило тогда не подбежать к тебе и не обнять! Когда я в тот день пришел домой, то закрылся у себя, сел за стол, взял чистый лист бумаги, карандаш и стал рисовать тебя, сидящего на скамейке. Рисунок за рисунком, лишь бы воспроизводить тебя снова и снова, лишь бы видеть, как ты на моих глазах рождаешься из-под графитового стержня, с каждым штрихом обретая форму и словно оживая. И в эти моменты ты был моим — я мог делать с тобой все, что захочу! Мог нежно провестипальцем по твоим плечам, физически чувствуя фактуру шерсти, из которой сделано твое пальто… Мог коснуться твоего носа и почувствовать, как он поморщился… Это было удовольствие и страдание. И только одно давало мне надежду — я никогда, ни разу не видел тебя с девушкой.

— Макс, я…

— И когда профессор сказал, что проект мне надо будет делать с тобой, я пришел домой и напился — может, от радости, а может, от горя, ведь я хорошо понимал, что чем плотнее стану с тобой общаться, тем сильнее буду разрушаться изнутри. Это, даже не знаю, словно испытывать сильнейшую жажду, но при этом таскать с собой всюду бутылку чистой вкусной воды… Алекс, я люблю тебя. Я не влюблен, и это не симпатия. Я люблю тебя очень сильно.

Алекс даже не заметил, как оказался на кафедре, где ему предстояло завершить работу над подготовкой методических рекомендаций для студентов по поручению профессора, а заодно доработать наброски для своей будущей диссертации. Открыв нужный файл, он стал искать то место, куда собирался вставить блок-схему, но из головы так и не выходили воспоминания о студенческих временах и о Максе. Несколько позже, после того признания Макса в чувствах к Алексу, они сидели и долго разговаривали по душам. Алекс был удивлен тем, что Макс оказался геем, ведь у Алекса не было даже мысли об этом. Макс казался обычным парнем, каких много у них в медицинской школе. Ну совершенно ничем не выделялся на фоне других.

— И как давно ты про себя понял? — спросил его Алекс, когда они сидели на скамейке в той самой аллее, где первокурсник Макс осознал свои чувства к Алексу.

— Лет в тринадцать, — ответил парень, глубоко затягиваясь ментоловой сигаретой.

— Ты понял, что тебя не возбуждают девочки?

— Да как сказать… Они меня никогда не возбуждали, как, впрочем, и мальчики. Но когда во мне стало просыпаться сексуальное влечение, оно было именно к парням и только к ним. Я даже когда первый раз… ну… понял, да?

— Да, — улыбнулся Алекс.

— …то я представлял парня. Не девушку. Я вообще девушку ни разу не представлял.

— И с девушкой у тебя не было никогда?

— Ни разу. Даже не целовался. И не собираюсь.

— А с парнем?

— Один раз было, чисто попробовать. Нормальный парень такой, постарше меня, опытный.

— А родители твои не знают?

— Чтобы прям на сто процентов — не знают. Но догадываются, думаю. Девушек не вожу, поэтому, наверное, подозревают.

— У меня та же фигня, — вздохнул Алекс, а потом улыбнулся: — Родители такие интересные, конечно! Как будто быть геем — это все равно что получить редкое генетическое заболевание или там стать алкоголиком!

— Тебя напрямую не спрашивали?

— Никогда. Хотя папа двусмысленно намекает. Очень двусмысленно. Иногда настолько двусмысленно, что сам не могу понять, может, я просто себе все это надумываю насчет него.

— А меня спрашивала мама.

— Ты признался?

— Шутишь? Нет, конечно. Ей незачем знать. По крайней мере — пока. Потом расскажу ей, когда стану от нее полностью независимым. Да она нормально отнесется, шоком-то это для нее точно не будет. И твои родители нормально бы отнеслись.

В кабинет кафедры зашел профессор и прервал воспоминания своего ассистента.

— Добрый вечер, Алекс.

— Добрый вечер, профессор Гранге!

— Как успехи?

— Мне осталось совсем чуть-чуть. А еще, если позволите, я бы хотел показать вам структуру своей диссертации. Потом.

— С интересом ознакомлюсь. Предметная область?

— Если в общем, то зубочелюстные аномалии.

— Хм. Что ж, на эту тему написано немало, поэтому очень надеюсь, что вы дадите какую-то новизну. И в таком случае с еще большим интересом ознакомлюсь с вашими набросками. Пришлите мне на почту то, что есть сейчас.

Взгляд профессора упал на лежащий на столе Алекса блокнот, из которого торчали два билета.

— О, театр? Прекрасно, прекрасно! — добродушно прокомментировал профессор.

— Ну да, решил немного культурно обогатиться.

— Судя по количеству билетов, обогащаться намереваетесь в компании?

— В компании, — улыбнулся Алекс.

— С девушкой своей идете?

— Я? С девушкой, да, — чуть было не растерялся Алекс.

— Прекрасно, прекрасно! Что ж, на часах уже шесть, так что на вашем месте я бы поторопился! А методичка и подождать может.

Профессор Гранге одобрительно хмыкнул и вышел из кабинета. Алекс услышал звук нового сообщения и потянулся за телефоном.

«Ты еще на кафедре?»

«Да, но уже выдвигаюсь!»

«Алекс, слушай… Может, ну его, этот театр?»

«С чего это вдруг?»

«Вдруг запалимся! Мы — и в театре. Вдруг кто-то нас там увидит. Мне стремно».

«А билеты как же? Пропадут».

«Да черт с ними, с билетами. Не хочу драгоценное время тратить на театр. Тем более я там постоянно засыпаю».

«Тогда ко мне?))»

«Да-а-а-а!»

«Во сколько примерно?»

«В восемь. Ок?!»

«Ок!»

Алекс убрал телефон и мечтательно улыбнулся. И правильно — к черту билеты, к черту театр, к черту все и всех! Скоро они увидятся — впервые за всю эту неделю. И накинутся друг на друга, как только за ними захлопнется дверь. Это стоило того, чтобы съехать от родителей и раскошелиться на съем жилья, потому что мыкаться по гостиницам уже осточертело им обоим.

Он посмотрел на часы. Пора собираться — надо навести какой-никакой порядок дома и принять душ. Как обычно, они вряд ли проведут друг с другом больше часа. Алекс поймал себя на мысли, что уже заранее скучает…

Из кармана снова послышался звук телефона — сообщение от Криса.

«Привет!»

«Привет», — ответил Алекс.

«Завтра сможешь к родителям вечерком подъехать?»

«Смогу, а зачем?»

«Узнаешь. Короче, жду тебя тогда».

«Терпеть не могу эти интрижки. Зачем приезжать?»

«У нас с Амирой будет сюрприз. Все, больше не скажу. Ждем тебя завтра».

Когда на следующий вечер Алекс после работы заскочил к родителям, все уже были в сборе. Мама и папа сидели на диванчике в гостиной, Амира с чашкой горячего чая стояла у окна и смотрела на парк по ту сторону дороги, а Крис, никого не замечая, уткнулся в свой телефон.

— А вот и старшенький пожаловал! — поднял голову Джозеф.

Алекс прошел в комнату, поздоровался со всеми и обратился к Крису:

— Когда парень и девушка, которые живут вместе уже несколько лет, собирают всю семью в доме родителей, чтобы сообщить о сюрпризе, это может означать только то, что они собираются пожениться.

— М-м-м, я, конечно, сам бы хотел это сказать, но да — мы решили пожениться. Кстати, когда Амира забеременеет, я сразу дам тебе знать, чтобы ты тоже первый сообщил об этом родителям.

— Мальчики, успокойтесь, — сказала Мария, а потом повернулась к Алексу: — Ну чего ты как маленький? Или ты думаешь, что мы с отцом такие глупые, что тоже сразу не поняли, для чего нас всех сегодня тут собирают? Вот вечно ты…

— Ой, мам, да все в порядке, — бодро сказал Крис.

— И когда сие знаменательное событие? — спросил Джозеф, поправив очки.

— Через полгода, — ответил сын.

— Ну что, — неуверенно улыбаясь и поглядывая на остальных, Мария пододвинула к себе чайник, — тогда надо начинать организацию? У вас уже есть какие-то мысли? Место, гости? Бюджет?

— Мам, ну уж о бюджете не стоит беспокоиться.

— Как это не стоит? Всю жизнь родители жениха и невесты несли расходы на свадьбу. Если у тебя много денег, это не значит, что нужно изменять традициям. Это наша с отцом обязанность. Да, Джозеф?

— Д-да, пожалуй… Наверное… — отец явно не знал, что ответить, и не нашел ничего лучше, как взять со столика газету.

— Мам, пап, традиции — это прекрасно. Но цифры и традиции — они не пересекаются. Давайте не будем скрещивать нескрещиваемое, хорошо? — сказал Крис.

— Свадьба — сама по себе традиция, это обряд! — не отступала мать. — Нужно уважать…

— Мам! — резко встрял в разговор Алекс. — Довольно. Крис тебе сказал, что расходы на свадьбу на нем. Какие проблемы? Давайте, только чтобы соответствовать каким-то кретинским стереотипам, вы с отцом поднапряжетесь, наскребете все деньги, которые у вас есть, и отвалите их вместе с родителями Амиры на торжество!

— Ну ты уж насчет «наскребете» поаккуратнее как-нибудь, — не отрываясь от газеты, буркнул Джозеф, — мы же с мамой не церковные мыши.

— Я не в этом смысле, пап. Человеку двадцать два года. Он решил — он делает. Чего тут обсуждать? Вот нужно обязательно любую мелочь обсосать со всех сторон и раздуть ее до слоновьего масштаба!

— Так, успокаиваемся, — Мария легонько положила ладонь на ногу старшего сына. — Такая замечательная новость, а мы тут спорим. Ладно, Крис, поступай, как считаешь нужным. В конечном счете, это ты женишься, а не мы.

— И не Алекс, — не удержавшись, вставил отец, все так же не отрываясь от чтения.

Старший сын искоса посмотрел на отца, прищурил глаза и сказал:

— Папа, Крис женится. Все в порядке, у тебя будут внуки. Галочка будет поставлена. Чего ты от меня-то хочешь?

— Я ни от кого ничего не хочу, — спокойно сказал Джозеф, но лицо его вплоть до лба сплошь покраснело, и это была не в силах скрыть даже газета.

— Давай, наберись смелости, — повысил голос Алекс, — спроси меня! Чего ты вечно со своими дурацкими намеками?!

Джозеф молчал.

— Боишься? — воскликнул Алекс. — А что такого? Сынок, дорогой, мы тебя не видели с девушкой никогда. Уж не педик ли ты? А, сынок? — Алекс сымитировал низкий голос отца и сам же ответил своим голосом: — Рад, что ты спросил, папа. Я должен вам с мамой кое в чем признаться. И не в том, что я курю! Дело в том, что…

— Замолчи немедленно! — гаркнул Джозеф, опустив газету и метнув в сторону сына строгий взгляд. — И не смей больше об этом! Ты взрослый парень, ты мужчина! И с кем ты спишь, меня не может волновать по определению! Не надо мне тут делать вид, будто у меня в жизни больше мыслей ни о чем нет, кроме как гадать, ты сношаешь или тебя сношают! Это ясно?

— Тогда и не надо этих идиотских комментариев. А то ведешь себя, как герой ситкома. Острослов, блин…

— Моя ошибка, — уже более спокойно сказал Джозеф. — Больше не буду.

В комнате стало тихо — даже стоящие на каминной полке большие часы округлой формы с массивными черными стрелками, казалось, замедлили свой ход и стали исподтишка наблюдать за тем, кто же первый проронит слово. Первой была Мария:

— Алекс, сынок, — Мария пыталась говорить таким тоном, как будто ситуация в гостиной еще минуту не накалилась до предела, — у тебя новый костюм, да?

— Да, мам, — нехотя отрезал сын.

— Красивый какой! Итальянский?

— Естественно. Как костюм может быть не итальянским…

— Дело, конечно, твое, — снова послышался почти безразличный голос из-за газеты, — но спускать зарплату на очередной костюм вместо того, чтобы копить на первый взнос… У тебя же шкаф наверняка пучит от обилия одежды.

— Пап, я нормально слежу за своим бюджетом и ничего никуда не спускаю.

— Тогда остается только порадоваться уровню дохода ассистентов на кафедре, — как будто безучастно прокомментировал Джозеф.

— А еще доходу врача. И репетитора. Если, как ты утверждаешь, тебе не интересно содержимое моей кровати, то содержимое кошелька и подавно не должно представлять никакого интереса.

— Я лишь поделился мнением. Наблюдением, вернее, — звучало из-за газеты. — В костюмах ты жить не сможешь, а в апартаментах — вполне.

— Будут у меня апартаменты, не беспокойтесь, — деловито заявил Алекс.

Пока Амира и Крис после завершения вечера у родителей неспешно шли от родительского дома к своей машине, Крис как бы невзначай выдал:

— Братец мой, конечно, тот еще транжира…

— Но ведь он транжирит свои деньги. Нет? — посмотрела на Криса невеста.

— Свои, никто не спорит. Но это не дело — покупать третий итальянский костюм. Отец правильно говорил, я с ним согласен. Меня это не касается, но Алекс, в конце концов, не адвокатом работает и не членом совета директоров «Би Пи».

— Ну, у человека хороший вкус. Он или есть, или его нет. И если твой брат готов тратить на это все свои деньги, то кто ж ему помешает.

— Тратить — дело немудреное. А вот зарабатывать… — и он взглянул на Амиру.

— Ты это к чему? — насторожилась девушка. — К тому, что я сейчас не работаю?

— Нет-нет, — постарался оправдаться Крис. — Я просто… если честно, то я хотел кое-что уточнить у тебя. На днях проверял выписку за прошлый месяц. Не подумай, что я тебя обвиняю или упрекаю, но ты потратила не самую маленькую сумму. Если верить выписке, конечно…

— Не вопрос, — реакция Амиры была незамедлительной, — мы ведь обсуждали, что если нужно экономить, то ты мне просто скажешь, какой у нас лимит на следующий месяц. Ты вещи свои стираешь?

— А при чем тут стирка?

— При том, что стирка на мне. И капсулы для стирки сами себя не купят. Не купят себя кондиционер для белья, освежитель воздуха, таблетки для посудомоечной машины.

— Амира…

— Сами за себя не заплатят вода и свет. Свежие овощи, которые ты так любишь, сами себя не приобретут и не доставят.

— Амира, ну не шесть же тысяч долларов за месяц!

— Извини, я не считаю… Потому тебе и говорю, что если надо экономить, говори мне о лимите. Я его не превышу. Хочешь возиться со счетами — пожалуйста.

— Да, но… Это в основном было снятие наличных, а не оплата счетов… как бы… — голос Криса стих, и он будто не решался дальше высказывать претензии.

— Я никак не могу понять, это обвинение? — резко повернулась к нему Амира и дернула рукой, которой держала жениха под плечо.

— Никаких обвинений! Я лишь…

— Старая песенка! Появилась голодранка и стала обдирать бедного мальчика как липку!

— Я никогда так не думал и не говорил. И когда ты появилась, у меня нечего было обдирать.

— Крис, если я что-то и снимала, то на наши нужды. Не везде я плачу картой. Наличка тоже с собой нужна. Даже банально тренеру своему заплатить…

— Четыре с половиной тысячи долларов? — спросил Крис.

— Да говорят тебе, не считаю я! Плохо ли это? Плохо! Я не спорю! В третий раз говорю — предупреждай меня о лимитах! Лимить мою карту! Я слова тебе не скажу! Куда мне эти деньги? Солить, что ли? — громко возмущалась Амира. В ее глазах блеснули слезы.

— Не нервничай ты так! Мы это обсудили, и вопрос закрыт. Ну? — улыбнулся он Амире, но девушка не посмотрела на него.

— Закрыт так закрыт, — пробурчала Амира.

— Не дуйся! Пойдем кино посмотрим лучше, а? — Крис не переставал улыбаться, думая, что так он разрядит обстановку и вновь расположит невесту к себе.

— Я бы не против, но в девять у меня теннис. Так что сегодня никак, — отрезала та.