Глава 11 Willst du mich heiraten?

— Михал Сергеич хотел бы тебя увидеть, — сказал Валентин, когда мы добыли Аллу и вышли на площадь.

Я тоже хотел увидеть старика, даже, наверное, больше, чем он меня, но именно сегодня такая встреча была очень некстати.

Аллу содержали получше, чем меня. В её распоряжении оказалась небольшая комнатка с нормальным, хоть и зарешеченным окном; это окно, правда, выходило во двор, но в него можно было смотреть, чтобы не сойти с ума от скуки заточения. В комнате имели две деревянные кровати-полуторки, у каждой стояла тумбочка, а между ними даже имелся стол с простым стулом. Один угол комнаты занимала выгородка с дверью — там я увидел душ и нормальный белый унитаз. Судя по всему, это было что-то типа комнаты отдыха личного состава — или же общежитие для понаехавших в командировки. А, может, и то, и другое — и ещё какое-нибудь третье, о котором я предпочел голову не ломать.

Но тюрьма всё равно была тюрьмой, и проведенные в ней два дня — двумя днями тюремного заключения. Для девочки-отличницы из благополучной семьи заключение за решетку означало сильный стресс, который мне нужно было снимать какими-то радикальными средствами. Иначе Алла будет долго шарахаться от каждого милиционера в форме, а заодно беречься и от мужчин в штатском, поскольку невозможно угадать, что за удостоверение тот держит во внутреннем кармане серого пиджака.

Зато нам вернули все вещи и деньги, которые забрали при обыске. Деньги так и оставались в конверте, а вещи добрые гэбешники свалили в большой холщовый мешок.

Я покатал в уме возможные варианты развития события и с сожалением сказал:

— Извините, Валентин, но не сегодня, — я коротко мотнул головой в сторону девушки. — У нас с Аллой завтра экзамены, а после вашего гостеприимства мы можем быть не в состоянии хоть что-то вспомнить.

Валентин открыл было рот, но тут же захлопнул его — скорее всего, он понял, что будет неправильно уточнять сейчас, что приглашен был только я. Соображал он быстро.

— А что за экзамены? — в его голосе можно было различить неподдельный интерес.

— У меня история КПСС, а у Аллы… — я беспомощно посмотрел на неё.

Я так и не сподобился выучить названия предметов, которые она изучала в своем институте.

— Практика устной и письменной речи, по немецкому, — ответила она, немного подумала и добавила: — Если надо встретиться, то я не против, экзамен не сложный, я всё выучила.

— Wann hatten Sie Zeit, Ihre Lektionen zu lernen? — неожиданно сказал Валентин.

— Ich habe dieses Fach das ganze Semester über studiert, — как-то легко ответила Алла.

Я вспомнил анекдот про немецкий язык и желание захватить Польшу, но благоразумно решил его не озвучивать. Вряд ли чекисты успели посадить в мою камеру другого человека.

— Die wenigsten wollen Deutsch lernen. Jeder interessiert sich für Englisch.

— Das ist richtig. Aber meine Tante lernte Deutsch und ich trat in ihre Fußstapfen.

После этой фразы Валентин сбился, и я, глядя на его растерянное лицо, хотел засмеяться, но вспомнил, где мы находимся[8].

— Fußstapfen? Что это — переспросил он.

— По стопам, по следу, по примеру… — Алла пожала плечами. — Я сдала экзамен?

— Пока нет, — улыбнулся Валентин. — Экзамен у тебя завтра, и принимать его буду не я. Но любопытно встретить студента, который решил бы выбрать такую специализацию. Сегодня действительно все рвутся учить английский.

— Да, — кивнула Алла, — группа у нас одна и небольшая. Англичан много больше.

— Понятненько… — пробормотал он. — А насчет того, надо или не надо… думаю, Егор прав, сегодня вам стоит отдохнуть, прийти в себя и не загружать мозги лишними хлопотами. Про этот эксцесс… — он указал подбородком на здание своего ведомства, — про этот эксцесс не беспокойтесь. Никаких последствий не будет, это была инициатива отдельных наших товарищей, которые с сегодняшнего дня нам совсем не товарищи, скорее, наоборот. Вас подвезти?

Я посмотрел на возвращенные мне часы — половина восьмого.

— Нет, не надо, — я не стал советоваться с Аллой, вряд ли она будет возмущаться. — Только… можно вас на пару слов?

Презервативы у Валентина были, и своими запасами он поделился.

* * *

— Я думала, что это будет по-другому…

Алла сидела на одном из кухонных стульев, завернувшись в одеяло с головой, и наблюдала, как я готовлю не слишком хитрый — зато домашний — ужин. Тюремную перловку я ел через силу, лишь потому, что понимал необходимость хоть какой-нибудь пищи. Я попробовал салат, сыпнул ещё немного соли и продолжил смешивать ингредиенты.

Только что у нас с Аллой случился первый секс. Презервативы от Валентина были импортные, но из какого-то социалистического государства — вроде бы венгерские, но этот язык был одним из трех на упаковке, а двумя другими — болгарский и, кажется, румынский. Характерной фразы про «мейд ин» на них не имелось.

Я понимал чувства девушки. Наверное, я слишком сильно осторожничал, опасаясь причинить ей боль, и слишком сильно растянул прелюдию. В итоге почти всю свою кипучую энергию Алла израсходовала до того, как я сумел проникнуть в нужное отверстие, и лишь пыталась понять, что же изменилось в её организме — кроме, разумеется, того, что теперь у неё не было девственной плевы. И, кажется, особых изменений она не обнаружила.

Впрочем, чуть позже я собирался повторить этот опыт — Валентин был щедр, как и полагается подполковнику КГБ, и выделил нам на эксперименты целых три средства предохранения. Зачем он таскал их с собой, я не знал и не собирался спрашивать. Но, например, в хороших презервативах удобно хранить пистолеты, чтобы сберечь их от влаги. А ещё их можно использовать для встреч с агентами.

— Это потому что у нас был первый раз, — ответил я. — Сейчас поедим и попробуем снова. Но вообще я тебе уже говорил, что секс слишком широкое понятие, а разные виды оргазма потому и разные, что достигаются разными способами.

Объяснение получилось слишком казенным, и Алла пару минут обдумывала то, что я сказал.

— Наверное, ты прав… просто девчонки постоянно говорили, что если парню не давать… ну… ты понял, — я кивнул, — …то они уйдут к другим. И я этого боюсь… честно — очень боюсь.

— Я знаю, — ну ещё бы, она уже демонстрировала свои способности к нелогичной ревности. — И не буду снова говорить, что твоя тревожность не имеет никаких оснований. Да и вообще, наша с тобой жизнь только началась, хотя и проходит как-то бурно. Я всё-таки надеюсь, что дальше будет поспокойнее.

— Я тоже… Егор, а тебе не говорили, почему нас… того… арестовали?

— Нет, — я покачал головой. — Со мной там вообще никто не общался… разве что на общечеловеческие темы. Встать, к стене… это у тебя курорт был…

— Ну да! Скажешь тоже — курорт!

— Я вот этими самыми глазами видел, что у тебя там даже унитаз имелся, — я посмотрел на неё и улыбнулся. — Я же делал свои дела в самую настоящую парашу, прямо такую, как Солженицын описывал.

— О, я тоже его вспоминала. Мне Дима давал машинописную копию его «Архипелага», но я целиком не прочитала, скучно. Но там такие ужасы описаны! Я ничего такого не видела…

— Я тоже читал что-то, но далеко не всё. И дело там не в скуке, хотя и это есть, а в том, что Солженицын слишком многое выдумал ради большего эффекта, — объяснил я и, приоткрыв крышку сковородки, поворошил картошку — больше ради паузы, чем по необходимости. — В общем, по его терминологии, у нас был гулаг-лайт. А причины… в принципе, они и так понятны. Та женщина, что тогда пришла — это мать Родиона…

— Да, ты говорил, — вспомнила Алла.

— Ну да… она хотела купить меня, чтобы я написал заявление в милицию — мол так и так, сын этой суки ни в чем не виноват…

— Егор!

— Что?

— Ну зачем ты так про неё?

— Ты про суку?

— Ну да, она же женщина, нельзя так про женщин говорить…

— Про женщин нельзя, — согласился я. — Но она щенка родила, ещё и нас с тобой согласилась подставить, а, значит, и есть самая настоящая сука. Вернее, думаю, целились только в меня, а тебя случайно задело, но результат… один хрен, оба в заднице оказались. Надеюсь, что Валентин не соврал про то, что последствий не будет. Те ребята всё оформляли слишком официально…

Про себя я подумал, что эти оформления, скорее всего, не стоят даже бумаги, на которой они были написаны — несмотря на присутствие милиции и понятых. Если бы они действительно были уверены, что суд примет их версию событий с драгоценностями и деньгами, то нас не на Лубянку потащили, а сунули бы в какую-нибудь Бутырку. Я вспомнил видео из будущего про то, как правильно входить в хату, и одобрительно хмыкнул. Впрочем, ни один из этих роликов я так и не посмотрел, несмотря на заманчивую рекламу.

* * *

— А ты неплохо шпрехаешь на своём дойче, — неуклюже сменил я тему. — Неужели у вас за три года до такого уровня учат?

— Я отличница, — напомнила Алла, но было заметно, что ей моя похвала приятна. — У нас есть девчонки, которые до сих пор только «Их шпрехен нихт» уверенно произносят. Но они все уже замужем, а кто-то и с детьми, им не до учебы, сессию сдают на трояки, им бы только домой быстрее убежать…

Сказано это было с понятным мне сожалением. Алла была лишена нормальных отношений на протяжении пары лет, и, скорее всего, через какое-то не очень продолжительное время пошла бы по стопам своей Ирки. Занялась бы массовым сексом без обязательств, который очень выгоден мужскому сообществу, спилась, если не хуже, начала бы делать аборты… в общем, никакой обычной семейной жизни ей не грозило. В моём мире она до такого развития события просто не дожила; здесь я не дал ей продолжить падение. Хотя кто эту Аллу знает? У меня не было ответа на вопрос, заложено блядство в её генах или же это нечто приобретенное? Пока что всё моё нутро голосовало за второй вариант, причем так активно, что я мысленно уже готовился к близкой свадьбе — по моему мнению, круг общения в её случае определял почти всё. Правда, с детьми я хотел погодить хотя бы до того времени, пока Алла не пойдет на диплом, но ждать оставалось не так долго — полтора года максимум.

Но опять же — мы с ней пока не обсуждали ни свадьбу, ни будущего ребенка. Алла лишь согласилась съездить со мной к моим родителям — вернее, я говорил про это, как о чем-то неизбежным, а она не возражала. Да и идея посмотреть на древние руины на дне горного озера, кажется, ей понравилась.

— С ребенком действительно сложно учиться… — сказал я. — Особенно девушкам. Я читал, что у вас после родов какие-то гормоны начинают работать, вы начинаете зацикливаться на детях, а всё остальное считаете неважным.

— Где ты мог это прочитать? — с подозрением спросила Алла.

Где-где, в интернете, конечно, там какой только чуши не было.

— Не помню, в «Науке и жизни», кажется.

Этот журнал мои родители выписывали уже лет десять, так что версия была относительно безопасной. Правда, я там интересовался только лишь немногими рубриками — например, очень любил разгадывать кроссворд с фрагментами.

— Ал, а ты что думаешь про свадьбу? — я снова сменил тему, которая могла стать потенциально опасной — на ту, которая была опасной безо всяких «потенциалов».

Она задумалась, а я занялся сервировкой стола. Эти действия напоминали мне о доме, хотя всё в этой квартире было мне пока что не слишком привычным — например, тарелки, которые я считал крайне неудобными. У нас в общаге мы каким-то образом набрали набор разномастной, но очень вместительной посуды; здесь же они обходились чем-то плоским, с чего еда постоянно сваливалась при малейшей невнимательности.

Я поставил тарелки на стол, посмотрел на девушку и всё-таки решил настоять на ответе.

— Ну так что? Что думаешь? — спросил я, отправил в рот огромный кусок жареной колбасы и принялся тщательно, как советовали лучшие врачи, пережевывать его.

* * *

Я смотрел на Аллу, а её взгляд метался между мной и её тарелкой. Чтобы происходящее окончательно не превратилось в издевательство над несчастной девушкой, я проглотил свою еду и сказал:

— Ты ешь, чего остановилась, остынет всё. Поешь и договорим.

И сам показал пример. Некоторое время мы сидели в тишине — Алла всегда ела очень тихо, как кошка, а её сходство с этими домашними питомцами усиливалось тем, что она очень низко склонилась над тарелкой.

Я закончил первым, успел поставить чайник, и лишь за чаем она решилась.

— Знаешь, Егор, ты меня прямо в тупик поставил, — проговорила она, внимательно глядя мне прямо в глаза. — Не знаю я, что думаю о свадьбе. Ну то есть я что-то о ней думала, конечно, но дальше белого пышного платья с фатой мои мысли не заходили. С Иркой мы если и обсуждали, то там тоже ничего такого не было — мы сразу же к семье переходили, мол, замуж выскочим, и всё будет тип-топ. А свадьбу… что её обсуждать? Она — раз и случается.

Я мысленно отвесил себе подзатыльник.

— Прости, Ал, это я дурак, — повинился я. — Сама свадьба меня тоже не слишком заботит, в конце концов можно просто сходить в ЗАГС в любой день и расписаться, даже без гостей и свидетелей. Все эти церемонии, свадебные застолья, честно говоря, слегка утомительны, да и не гарантируют они ничего. Один мой знакомый денег назанимал, чтобы типа лицом в грязь не ударить, мотоцикл продал, ресторан снял на два дня, своих и невесты знакомых и родственников позвал, человек двести у него гуляли… А на второй день он поцапался с похмельным тестем, за того его супруга вступилась, ну и дочка за родителей сильно обиделась. В общем, в субботу расписались, а уже во вторник пошли заявление на развод писать, и подарки свадебные ещё с месяц делили. Первая брачная ночь у него, конечно, была, но получилось, честно говоря, дороговато.

Алла прыснула.

— Нет, такого мне точно не надо, — сказала она. — А если не про свадьбу, то про что ты спрашивал?

— Про замужество. Типа, готова ли ты к такому ответственному шагу, быть в горе и радости и пока смерть не разлучит и всё такое… — мне показалось, что я сформулировал свою мысль слишком расплывчато, и поспешил снова уточнить: — Короче, если я предложу тебе стать моей женой, ты согласишься или нет?

— О… — Алла чуть приоткрыла рот. — Ну… да. Да, соглашусь.

— А почему?

— Глупый, ну кто ж такие вопросы задает? На них и ответов-то нет нормальных. Потому что! Вот! — уверенно сказала она. — Но вообще сейчас моя очередь спрашивать. А ты мне предложишь это замужество? Или только спрашиваешь?

Я очень надеялся, что она не заметила моего колебания — тем более что оно длилось какое-то неуловимое мгновение.

* * *

В своей первой жизни я никогда не делал предложений девушкам, и все эти руки с сердцами прошли мимо меня. С первой женой всё вообще получилось как-то само собой — мы, конечно, говорили друг другу что-то про любовь, но после того, как нас застали врасплох её родители, взяли под козырек и начали готовиться к свадьбе. С остальными женами всё вообще происходило как-то буднично — мы съезжались, некоторое время жили вместе, а в какой-то момент решали зайти в ЗАГС. В третий раз мы забежали в это богоугодное заведение просто по дороге с работы — разумеется, подав предварительно заявление, у них там бюрократия развита не в меру.

Наверное, что-то подобное могло произойти и у нас с Аллой — например, нас бы сосватали мои родители во время летних каникул. Или в какой-то момент вернулся бы её отец, и мы опять же начали думать в сторону того, чтобы узаконить наши отношения, дабы не шокировать взрослых. Правда, мне эти штампы в паспортах были до одного места — я точно знал, что не они определяют, насколько крепкими бывают отношения мужчины и женщины. И дети тоже на это никак не влияют. Собственно, только сама пара и может решить — готовы они и дальше жить вместе или же пора разбегаться. Измены тоже из этой области, особенно если они становятся достоянием второй половинки — просто в этом случае решение о будущем приняли не оба партнера, а лишь один из них. Второй мог бы и проглотить обиду, но этого как раз делать в подавляющем большинстве случаев не стоило — обычно измена была следствием чего-то, она лишь помогала диагностировать проблему.

Но раз у нас с Аллой дело дошло до таких вот объяснялок, то кто я такой, чтобы не сделать того, чего девушка явно ждет?

— Конечно, — я пожал плечами. — Ты привлекательна, я — чертовски привлекателен, так чего время тянуть? Алла, ты выйдешь за меня замуж?

Я на всякий случай напрягся и поставил чай на стол, но вопреки моим ожиданиям, Алла не стала прыгать на меня с места. Она лишь посмотрела на меня над своей кружкой и тихо сказала «да». А потом снова опустила глаза.

Это меня удивило, пожалуй, больше всего. И я решил немного разбавить пафос момента.

— Здорово, у нас теперь всё, как у взрослых, — довольно произнес я. — Спасибо, что согласилась. Ал, а как мой вопрос будет на немецком?

— О… — она недоуменно посмотрела на меня. — А зачем тебе?

Конечно, для того, чтобы завоевать Польшу.

— Просто так, любопытно. Я на немецком только «гибен зи мир битте» знаю и «хенде хох», — я знал ещё пару выражений из фильмов про войну — и не только про войну, — но решил пока их не озвучивать. — Ну ещё — «ди эрстэ копоннэ марширт, ди цвайтэ копоннэ марширт»…

Алла засмеялась.

— Да ты почти полиглот! Я и забыла про эту фразу, надо будет её на экзамене ввернуть[9]. А твоя фраза… — она задумалась, — …твоя фраза будет звучать так — Willst du mich heiraten?

Она произнесла это с вопросительной интонацией, на что я очень надеялся. И вот теперь фраза из фильмов не про войну была очень к месту.

— Я-я, натюрлих, май фрау. Дас ист фантастиш! — сказал я.

И с удовлетворением наблюдал круглые глаза своей теперь уже официальной невесты.

Загрузка...