Меня зовут Мэтт, и мое детство не было нормальным. Буквально, ни в каком понимании этого слова. С моей семьей случилось нечто, что практически невозможно представить. Но я все же попробую рассказать о том, что происходило в те пять лет.
Пять лет своей жизни, которые я провёл в кошмаре. Пять лет, которые мы все прожили в страхе. Пять лет, которые мы никогда уже не вернём.
Мой отец, Спенс, был не очень сильным мужчиной как физически, так и психологически. Он был одним из тех отцов, которые часто позволяют матери принимать решения за них обоих. Нет, на самом деле он не был слабовольным, но он часто предпочитал просто плыть по течению, а не идти против системы. Отец тяжело работал, а свое свободное время посвящал нам — своей семье. Он заботился о том, чтобы все наши нужды были удовлетворены, и эта его забота о стабильности была будто бы невидимым фундаментом нашей семьи.
Моя мать, Меган, была настоящей главой нашего дома. Она всегда была прямолинейной, независимой и в то же время чрезвычайно преданной всем нам. Она сильно любила моего тихоню-отца, и даже будучи ребёнком я видел бурную «химию» между ними.
Моя сестрёнка, Стефани, была на год младше меня. Она равнялась на меня, и отец всегда говорил, что заботиться о ней — мой долг. Мы очень хорошо ладили, и хотя порой я устраивал сестре неприятности, я на самом деле любил её.
Мы жили в пригороде, в районе среднего класса, который выглядел как образцовая иллюстрация американской мечты. Мой отец работал в офисе на респектабельной должности, пока моя мама преподавала йогу на дому. Это была отличная жизнь, упорядоченная и понятная. Всё обдумывалось, обсуждалось и воплощалось в жизнь совместно. В общем, это было отличное детство.
Но так было до его появления.
Так было до Третьего Родителя.
Я сидел за обеденным столом, ожидая, пока папа закончит готовку. Сегодня была его очередь стоять у плиты, и у меня аж в животе урчало от предвкушения его фирменной курицы с розмарином. Моя сестра, Стефани, лежала на животе в гостиной и рисовала. Её светло-золотистые волосы волнами ниспадали на плечи.
Она посмотрела на меня, улыбаясь, и протянула мне свою работу. Я кивнул, оставшись абсолютно не впечатленным. Стеф фыркнула и продолжила рисовать. В это время моя мать вошла в кухню, на ходу отбрасывая назад мокрые после душа волосы.
— Все ушли? — спросил отец, стоя у плиты.
Мать кивнула:
— Да, Спенс, наш дом снова наш. Эх, это так круто — заниматься йогой в подвале. Там так прохладно! Я рада, что мы закончили ремонт за зиму. И клиенты мои тоже довольны, потому что на улице сегодня просто пекло.
— Мам, ты можешь наконец сесть, чтобы мы начали кушать? — попросил я.
Мама повернулась ко мне и рассмеялась:
— Мэтт, самый голодный шестилетний ребёнок по эту сторону от Миссисипи. Почему бы тебе не подгонять своего папу, например? Это же он готовит!
Я уткнулся лбом в край стола:
— Паааааап, я сейчас умру.
Стефани оторвалась от своей раскраски:
— Мэтт, хватит беситься!
— Это ты бесишься, — пробормотал я.
— Бееее! — показала мне язык сестра.
— Ладно-ладно, — сказал отец, отходя от плиты. В руках он держал блюдо с курицей, от которой шёл пар.
— Иди сюда, Стеф, еда готова! — приказал я сестре. От вида запеченного мяса у меня прямо слюнки потекли.
В тот самый момент, когда Стеф поднялась с пола, а мама начала садиться рядом со мной, прозвучал громкий стук в дверь. Родители обменялись удивленными взглядами. Папа поставил еду на стол и попросил нас подождать минутку.
Я издал стон, когда мой отец пошел ко входной двери. Папа посмотрел в глазок, и я увидел, как он резко напрягся. Буквально всё его тело окаменело как статуя.
— Спенс, кто это? — спросила мать.
Мой отец медленно повернулся к нам. Кровь отлила от его лица, а глаза были широко раскрыты, и мне показалось, что я увидел, как его зрачки расширились от ужаса. Он прикусил губу и бросил взгляд на нас со Стефани.
— Спенс! — моя мать надавила, ожидая ответа. Её лицо нахмурилось от беспокойства.
— Нет… Этого не может быть… Только не снова, — прошептал мой отец, глядя куда-то в пустоту. В этот момент дверь сотряслась от серии ударов, которые эхом раскатились в тишине дома.
Мама встала. Её голос дрогнул, когда она спросила:
— Спенс, кто там?! Что происходит?
— Мне жаль, — пробормотал отец, сжимая живот. Его лицо было белым как простыня. — Я должен его впустить.
Прежде, чем кто-нибудь из нас успел что-либо сказать, мой отец развернулся и открыл дверь. Солнечный свет на секунду ослепил меня, и я прищурился, чтобы увидеть нежданного гостя.
— Привет! Я Томми Таффи! Рад видеть тебя снова, Спенс!
Я увидел, как мой отец медленно отходит от входной двери. Мужчина зашёл в наш дом и захлопнул за собой дверь.
Моё детское сознание попыталось рационализировать то, что я увидел, но даже в таком юном возрасте я понимал, что с незваным гостем было что-то не так.
Он был около шести футов ростом, и у него были густые золотистые волосы. На нём были надеты шорты цвета хаки и белая футболка с надписью «Привет!», написанной красным комиксовым шрифтом.
Но не это привлекло моё внимание в первый момент. Моё внимание привлекла его кожа… На ней не было абсолютно никаких пор. Идеально гладкая, восковая поверхность, которая выглядела практически как пластик. Его лицо было мягко-розового оттенка. Его рот напоминал улыбающуюся щель от щеки до щеки, в которой было видно белую линию зубов… Но это были не зубы. Это была просто ровная, гладкая полоска, которая выглядела так, будто у него во рту вместо зубов была капа. Его нос практически не выделялся на фоне лица, как у куклы — пластиковый бугорок без ноздрей.
А его глаза…
Его глаза были двумя озерцами искрящейся синевы, сияющими на фоне его безупречного и в то же время жуткого лица. Они были широко раскрыты, будто бы он был постоянно чем-то крайне удивлен. Томми обвёл комнату быстрым, дёрганым взглядом и в конце концов уставился на нас.
Его улыбка стала ещё шире, и он помахал нам своей безупречной рукой.
— Привет! Меня зовут Томми Таффи! Приятно познакомиться!
Я заметил, что его ногти и кожа так же идеальны, как и его лицо. Никаких морщин или пятен, ничего. Он выглядел как живая, говорящая кукла ростом с человека.
— Спенс, — прохрипела моя мать. В её глазах промелькнули узнавание и страх.
— Всё будет хорошо, Меган, — дрожащим голосом сказал мой отец. — Давайте просто будем вежливы с нашим новым гостем, окей?
Мужчина, Томми, повернул голову в сторону моего отца:
— Кхехехехехе.
— Я хотел сказать: «с нашим новым другом»! — мой отец отступил на шаг, поднимая вверх руки.
Застывшая улыбка не покидала будто бы литое лицо Томми.
— Кхехехехехе.
В его странном смехе не было ни капли радости. Это скорее было похоже на то, он прочищал своё горло или плохо имитировал кудахтающий смешок. Этот смех звучал так, как если бы он проговаривал каждый слог.
Мой отец выдавил из себя улыбку:
— Я… Я хотел сказать… — он бросил отчаянный взгляд на мою мать, которая никак не отреагировала, застыв в ужасе. — Я хотел сказать: дети, поприветствуйте вашего нового родителя!
Стефани, которая стояла возле мамы, нахмурилась:
— Но ведь он не наш папа. Ты наш папа. И почему он так странно выглядит?!
— Стефани! — прошипела моя мать, хватая сестру за плечо.
Томми рассмеялся и подошёл к Стеф, присев напротив неё на корточки.
— Невежливо смеяться над людьми, которые выглядят непохоже на других, не так ли?
Моя сестра потупила взгляд, покраснев. Томми взъерошил её волосы:
— Ладно, всё окей! Проехали, малявка! Думаю, мы с тобой отлично поладим! Я буду помогать твоим родителям воспитывать тебя! Быть мамочкой и папочкой — это очень ответственная работа, так что иногда мамочкам и папочкам требуется помощь! — Томми повернулся к моим родителям. Улыбка ни на секунду не пропадала с его лица. — Я помогал и их родителям с воспитанием. Не так ли, Спенс? Меган?
Меган притянула Стефани к себе, в то время как мой отец нервно кивнул:
— Д-да, ребята, он помогал!
Томми ухмыльнулся и повернулся ко мне. Я всё ещё сидел за столом, наблюдая за происходящими странностями. Я не понимал ни что происходит, ни кто этот странный человек, ни чего он хочет. То, что он говорил, было бессмысленным, но мои родители, кажется, его знали, так что я держал свои домыслы при себе.
— А ты, стало быть, Мэтт, — произнес Томми, направившись ко мне.
Я отвел от него взгляд и уставился в свою пустую тарелку. Почему-то я больше не был голоден. Я ощущал, что странный мужчина стоит за моей спиной, и это было единственным, о чем я мог думать. Я облизал губы и почувствовал, как стучит мое сердце. Мне не нравился этот незнакомец, и почему-то он казался мне страшным.
Томми, посмеиваясь, положил свои руки мне на плечи:
— Кажется, кое-кто стесняется. Ничего страшного. Я ему с этим помогу, — сказал он моим родителям. Его пальцы впились мне в кожу, и я вздрогнул, но не издал ни звука.
— Не трогай его, — прошипела моя мать. Её глаза расширились от страха. Томми взглянул в её сторону, и его рот растянулся в улыбке:
— Кхехехехехе.
Мой отец встревоженно выставил вперёд руку:
— Эй, Меган, не будь такой грубой!
Томми продолжил пристально смотреть на маму, которая нервно отвела взгляд.
— Вы останетесь на ужин? — внезапно спросила Стефани, прервав напряжённую тишину. Жутковатый человек, больше смахивающий на манекен, отпустил мои плечи. Он провёл рукой по моей щеке и положил её мне на голову.
— О да. Я останусь с вами надолго.
Так Томми Таффи и появился в нашей жизни. Даже в шестилетнем возрасте произошедшее вызывало у меня серьёзные вопросы. Но несмотря на то, как нервно вели себя мои родители в день его появления, их постоянные заверения, что он друг, постепенно свели на нет мои подозрения. Спустя несколько недель я привык к присутствию Томми в нашем доме. Мой изначальный страх постепенно превратился в легкую настороженность.
Вскоре я выяснил, что Томми не любит компанию. Каждый раз, когда моя мать проводила свои занятия по йоге, Томми отводил её в сторонку и шептал ей что-то. Я поглядывал на это и видел, как мать бледнела и кивала, шепотом уверяя Томми в чём-то. После этого Томми разворачивался и уходил на второй этаж, не возвращаясь, пока занятие не закончится. Всё это время улыбка не сходила с его лица.
Мои родители сказали нам со Стефани, что нельзя рассказывать друзьям про Томми. Вне дома мы делали вид, что Томми в нашей жизни не существует. Я не знаю, почему, но ни я, ни моя сестра ни разу не нарушили этого правила.
Ещё одна вещь, которую я заметил — Томми никогда не ел. Он сидел с нами за столом во время приемов пищи, но сам не брал ни кусочка. Стефани однажды спросила его, бывает ли он голоден хоть когда-нибудь, но Томми лишь молча улыбнулся и погладил её по голове.
По вечерам он собирал нашу семью в гостиной и давал нам короткие уроки того, как быть хорошими людьми. Мои родители никогда не разговаривали во время этих лекций и просто сидели рядом с нами, согласно кивая.
Томми учил нас не смеяться над другими людьми, любить наших друзей и врагов, а также всегда помогать тем, кто в этой помощи нуждается. Он говорил нам, что именно по этой причине он и живёт с нами: помочь моим родителям нас воспитывать. Он говорил, что мы можем приходить к нему и говорить, если у нас какие-то проблемы в школе или мы не знаем, как вести себя в той или иной ситуации.
Так продолжалось примерно месяц.
Пока в один день моя мать не потеряла контроль.
Мой отец только пришёл домой с работы. Я сидел за кухонным столом и делал домашнее задание. Мать готовила ужин, а Стефани отрабатывала свой танец для постановки в школе. Ей досталась роль балерины, и у неё было три недели, чтобы разучить несколько простых движений и пируэтов. Стефани прилежно практиковалась последние несколько дней, однако у неё не получалось повторить всё правильно. Она была юной, и её легкий характер брал над ней верх.
Вот тогда Томми и решил помочь ей.
Он сидел на диване, наблюдая за моей сестрой, после чего в один момент внезапно поднялся и встал за её спиной, аккуратно положив руки ей на плечи.
— Позволь мне помочь, милая, — проворковал он с весёлыми нотками в голосе. Моя мать повернулась в его сторону, и я увидел, как она напряглась. Она очень не любила, когда Томми к нам прикасался. Я заметил, как она сжала деревянную ложку до такой степени, что её костяшки пальцев побелели от напряжения, когда Томми присел и придвинулся к Стефани сзади. Он взял её ладошки в свои и направлял её руки и талию в танце, нежно прижавшись щекой к её щеке.
— Томми, позволь ей самой тренироваться, — моя мать попросила дрожащим голосом.
Томми даже не взглянул в её сторону, продолжая направлять мою сестру.
Я услышал, как мой отец, переодевшись наверху в свежую одежду после тяжёлого рабочего дня, спускается по лестнице.
Томми раскрутил мою сестру, и у неё впервые за всё время получилось сделать сложный оборот. Её маленькие ножки развернулись в красивом пируэте, и Томми хлопнул в ладоши, а затем внезапно наклонился и поцеловал Стефани в щёку.
— Хорошая девочка!
— НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! — закричала моя мать, роняя ложку. Кровь прилила к её лицу. Я испуганно вскочил из-за стола. Мне было непонятно, почему мама так разозлилась, ведь Томми просто помогал моей сестре.
А ещё в глубине души я понимал, что орать на нашего нового члена семьи — очень плохая идея. Я не мог этого объяснить, но чувствовал нутром, что этого не стоило делать.
— Кхехехехехехе, — угрожающе засмеялся Томми.
Мой отец стоял у подножья лестницы, замерший, не понимая, как действовать в сложившейся ситуации.
— Меган, что такое? — спросил он.
Моя мать не сводила глаз с Томми:
— Спенс, я так больше не могу. Я не в состоянии и дальше притворяться, что всё нормально. Мы знаем, что он за тварь. Мы знаем, что он сделал с нашим городком в тот раз. Я хочу, чтобы он шёл вон из нашего дома.
Глаза отца расширились, и я понял, что он впадает в панику.
— Меган!.. — он нервно облизал губы, метнув взгляд в нашу сторону. — Не будь такой грубой! Томми оказывает нам огромную поддержку!
Мама стиснула зубы:
— Прекрати. Прекрати это. Хватит делать вид, будто нам нравится, что он здесь. Я не могу больше этого терпеть, я хочу, чтобы его ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО!
Томми неспешно зашёл в кухню и стал напротив моей матери. Он посмотрел на неё сверху вниз. Его идеально голубые глаза сияли как кристаллы. Его шелковый голос был максимально ледяным:
— Меган, ты не против отойти со мной в подвал? Мне нужно перекинуться с тобой парой слов.
Мама сделала шаг назад.
— Отвали от меня. Отвали от моей семьи! Тебе здесь не рады! — она в отчаянии повернулась к отцу. — Спенс, чего ты застыл?!
Папа развёл руками, показывая свою полную беспомощность. Я видел, что он был просто в ужасе. Стефани смотрела на эту картину из гостиной, её губы подрагивали, а глаза налились слезами. Я хотел подойти к ней, чтобы успокоить, но от страха будто прирос к месту.
— Ну же, Меган, мы просто пообщаемся.
— Иди на хуй, — мама будто выплюнула ругательство. Я ахнул, моё сердце будто провалилось в живот. Я ещё ни разу не слышал, чтобы моя мать материлась, и это меня до чёртиков напугало.
Внезапно Томми схватил маму за шею и потащил её в сторону двери в подвал. Улыбка ни на мгновение не покидала его лицо.
— Спенс, останови его! ПОМОГИ МНЕ! — кричала моя мать, пытаясь разжать стальную хватку Томми.
Томми бросил лишь один взгляд на моего отца, и тот застыл на месте.
— П-прости, Меган… Мы… м-мы должны делать, что он скажет! — простонал он. Стефани уже открыто рыдала, обхватив себя руками. Слёзы ручьём текли по её лицу. Мне стало плохо, когда я увидел, как Томми открывает дверь подвала и затаскивает мою мать туда, во тьму.
Дверь с грохотом захлопнулась за их спиной.
В течение нескольких минут было тихо… А затем начались крики.
Я никогда раньше не слышал, как моя мать кричит, и эти звуки буквально разорвали мою душу на куски. Мой отец забежал в кухню, схватил нас со Стефани и потащил наверх. Он посадил нас в своей спальне на кровать, и мы так и просидели в обнимку следующие несколько часов, не говоря ни слова.
Мама продолжала кричать.
В конце концов, спустя кучу времени после того, как зашло солнце, мы услышали, как открывается дверь в подвал.
— Мама сегодня остаётся ночевать в подвале, — крикнул снизу Томми.
Прошло два года. После той ночи моя мать не сказала ни слова наперекор Томми.
Когда она вышла из подвала на следующее утро, я думал, что она будет вся в крови и синяках, но на самом деле на ней не было ни одного заметного следа насилия.
Я был слишком мал, чтобы понять, что произошло, и почему мама с тех пор хромала и будет хромать до конца своих дней. Она не говорила с моим отцом месяц, и даже после того их общение ограничивалось только бытовой необходимостью. В эти два года я заметил, что отец стал порой плакать. Я не знал, что происходит с моей семьей, но держал рот на замке и выполнял правила.
Слушайся Томми. Не рассказывай про Томми другим.
В те два года все было относительно спокойно. Томми продолжал давать нам жизненные уроки и оставался частью нашей семьи. Никто вне дома не знал, что он с нами живёт. Он был нашим секретом, тайным дамокловым мечом, нависшим у нас над головами. Я научился всегда улыбаться в присутствии Томми. То же самое делала и моя сестра. Когда ему казалось, что мы счастливы, он расслаблялся.
Но в ту ночь, когда моя мать бросила ему вызов… Кое-что изменилось. Раз в пару месяцев Томми делал что-то, чтобы утвердить свою власть над моими родителями. Он проверял их, пробовал раздвигать границы их терпения.
Чаще всего, мать с отцом молча подчинялись любой странной прихоти, которая приходила ему в голову. Зачастую, он говорил что-то или делал что-нибудь со Стефани или со мной. Что-нибудь, от чего мне было некомфортно. Например, иногда он садил нас себе на колени и гладил наши волосы. Иногда он пел моей сестре странные песни про любовь. А иногда он заставлял нас принимать ванну вместе и наблюдал за этим.
В такие моменты я старался вести себя мужественно. Стефани была ещё маленькой, поэтому её подобные вещи беспокоили не так сильно, как меня. Для меня же это было неприятным, и я обычно смотрел на родителей, взглядом прося у них помощи. Бледные от страха, они молча кивали, и я продолжал заниматься той странной вещью, которая приходила в голову Томми в очередной раз.
Следующее ужасное событие случилось в нашей семье в начале 1991-го.
Томми в очередной раз решил раздвинуть границы дозволенного.
Я протёр заспанные глаза и посмотрел на висевшие на стене часы в виде спидометра. Светящиеся в темноте стрелки показывали два часа ночи. Я слышал, что в коридоре раздаётся какой-то шум. Казалось, будто кто-то плачет.
Где был Томми?
Я внимательно оглядел темные углы моей комнаты, чтобы удостовериться, что он не стоит где-то там, наблюдая за тем, как я сплю. Когда я убедился, что его здесь нет, я откинул одеяло и слез с кровати. Я подошёл на цыпочках к двери и выглянул в темный коридор.
Было видно, что кто-то сидит на полу у закрытой двери в комнату моей сестры. Человек. Я вгляделся во тьму и понял, что это мой отец. Он сидел, прижавшись спиной к стене, закрыв лицо руками и рыдая.
— Пап? — прошептал я.
Отец поднял голову и жестом показал мне вернуться в комнату.
Я застыл. Мои глаза понемногу привыкали ко мраку, и я увидел, что лицо моего отца залито кровью.
— Иди в кровать, Мэтт, пожалуйста, — с надрывом в голосе сказал он мне.
Я сделал неуверенный шаг в его сторону.
— Пап, что у тебя с лицом? Что случилось? Это Томми сделал?
Глаза моего отца расширились от страха, и он прижал палец к губам.
— Нет-нет, ты что! Не говори таких глупостей. Томми… Он с нами, чтобы помочь нам быть хорошей семьей.
Я подошёл к отцу и замер, оказавшись у двери в комнату сестры. Изнутри доносились приглушенные стоны. Мне стало страшно.
— Пап… — прошептал я, указывая на дверь. — Что случилось со Стеф?
Мой отец вытер кровь с губ. Его глаза снова наполнились слезами:
— Подойди ко мне, Мэтт.
Я сел к нему, и он обнял меня одной рукой. В этот миг что-то громко ударилось в стену в комнате моей сестры. Я подскочил, но отец прижал меня к себе. Я чувствовал, как его слёзы капают мне на голову, и понимал, как унизительно он себя чувствует.
— Томми там, внутри, да? — тихо спросил я.
Мой отец шмыгнул носом.
— Да, сынок.
Я поднял голову, и мой взгляд уткнулся в его разбитое лицо.
— Что ты натворил, папа?
Отец попробовал улыбнуться, но лицо его не послушалось:
— Он… хотел сделать с твоей сестрой кое-что, что мне не понравилось. Я сказал ему, что не позволю.
Пока он говорил, я вдруг понял, что из родительской спальни раздаются всхлипывания моей матери. Папа взял меня за подбородок и сказал:
— Мы не можем отказывать Томми, понимаешь? Запомни это.
Моя сестра закричала в спальне, и её пронзительный визг потряс меня до глубины души. В страхе я сжал руку отца.
— Почему он здесь? — тихо спросил я. — Почему он не может просто уйти?
Отец помолчал секунду, а потом прошептал мне прямо в ухо:
— Послушай меня, Мэтт. Это очень важно. Когда станешь взрослым, не заводи детей. Он следует за теми, у кого есть дети.
Я сжался в объятиях отца, услышав, как в спальне сестры раздался такой звук, будто что-то протащили по полу к противоположной стене комнаты.
Отец стиснул зубы, и слезы вновь полились из его глаз.
— Мы не знаем, кто он такой или что он такое. Он пришёл в наш город, когда мы были детьми, маленькими, как вы со Стефани. Мы с твоей мамой жили в двух домах друг от друга. Томми заразил нашу улицу. Я не знаю, как. Он был… повсюду… всё время. Он был у меня в доме, но в то же время и в доме на противоположной стороне улицы. И в доме твоей мамы… Везде одновременно. Я не знаю, чего ему нужно. Не знаю, какую цель он преследует. Он просто появился в один момент. Просто пришёл и не собирался уходить. Бог свидетель — мой отец сделал всё, что мог…
— Так вот как дедушка умер? — перебил его я. Я никогда не спрашивал про деда. Просто знал, что он погиб задолго до моего рождения.
Отец кивнул:
— Да, Мэтт. Томми… Томми решил проучить его. Томми решил проучить всю нашу улицу. И даже… даже после этого…
— Почему ты не можешь просто… убить его? — я прошептал так тихо, как мог.
Отец поднес свои губы еще ближе к моему уху. Его голос был едва различим.
— Мы пробовали. Что мы только не делали. Мы застрелили его, мы его резали, мы даже сожгли его. Но это не помогло. Он всё равно возвращался и снова стучал к нам в дверь. И кому-то приходилось платить. Если мы не соблюдаем его правила… кто-то… всегда платит. Томми был нашей тайной. Он был нашим невидимым монстром, которого мы скрывали от всего мира. Смерти людей прикрывались. Все держали язык за зубами, потому что мы знали, что если кто-то проболтается, Томми сделает что-то реально плохое со всеми, кого он выберет для своего наказания.
Я пытался переварить это всё, насколько восьмилетний ребёнок вообще мог подобное осознать. Единственное, что я смог спросить:
— Когда он уйдет?
Мой отец поцеловал меня в лоб и ответил:
— Ещё три года.
Дверь спальни вдруг распахнулась, и мой отец подскочил, отпустив меня. Томми стоял в темноте перед нами. Как всегда, на его лице не было ни единого изъяна, кроме того, что в этот раз он тяжело дышал. Его пластиковое лицо с сияющими в темноте синими глазами напугало меня ещё больше.
Томми указал большим пальцем за спину, в глубину спальни:
— Сегодня она будет дрыхнуть как убитая.
Нам оставался один год. Всего лишь год. Я уже буквально видел отчаяние в глазах родителей, которым казалось, что листы календаря переворачиваются слишком медленно. Мы уже почти прошли этот кошмар до конца.
Я часто думал о том, что отец рассказал мне той жуткой ночью в коридоре. Я размышлял о том, что он сам, должно быть, пережил, когда был ребёнком. Что ему пришлось выдержать?
Я думал, что же такого должно было произойти, что Томми убил моего деда. Только после того разговора я осознал, что несмотря на все жуткие вещи, которые Томми делал, именно раболепное подчинение моего отца позволяло нам остаться в живых. Его молчание держало гнев Томми в узде.
Вспоминая это сейчас, я просто не могу представить, какие мучения мой отец выдержал в те пять лет.
Стефани стала тихой после той ночи в марте. Я заметил, как её харизматичная личность угасает, и внезапно она превращается в неулыбчивого, молчаливого ребенка. Думаю, она не до конца осознала, что с ней произошло, а когда она выросла, её психика возвела стену, блокирующую воспоминания о той ночи.
Мои родители были чрезвычайно послушными в последний год. Они принимали участие в вечерних лекциях с повышенным энтузиазмом, и моя мать тщательно следила за тем, чтобы мы со Стефани вели себя так, как нравилось Томми.
Но я не смог выйти сухим из воды.
Томми оставил свой отпечаток на каждом в нашей семье.
Я сидел у себя в комнате за закрытой дверью. Приближался ужин, и все находились внизу, занимаясь готовкой. Было слышно, как Томми смеется где-то в гостиной.
Я листал журнал, который мне одолжил мой друг в школе. Это был Playboy. Мы разглядывали его ещё на уроках, хихикая над фотографиями обнаженных женщин. Я никогда раньше такого не видел, и это было моё первое знакомство с подобным. Моё сердце билось сильнее, чем когда-либо, и я получал удовольствие, чувствуя как что-то необычное, но приятное, разгорается внутри меня. Я попросил друга одолжить журнал, и он был не против.
Я расположился на кровати и жадно разглядывал голые фото. Мне казалось невероятным, что женщины в принципе позволяют кому-то делать такие фотографии. В какой-то момент я почувствовал, как что-то зашевелилось у меня в трусах. Моё сердце стучало, и мне было жарко. Мои щёки покраснели.
Я был на последней странице журнала, когда я услышал какой-то звук в дверях.
— Что там у тебя такое, Мэтт?
Я подскочил, уронив журнал на пол. Томми смотрел на меня, стоя у двери. Я даже не услышал, как он её открыл.
— Н-ничего, — пробормотал я, поднимая Playboy и запихивая его под подушку.
Томми подошёл ко мне:
— Кхехехехехехе.
— Я не слышал, как ты вошёл, — промямлил я, краснея.
Томми залез под подушку и вытащил журнал.
— Врать нехорошо. Я уже говорил тебе это. Чего же ты врёшь, Мэтт?
Я тяжело сглотнул. Моё сердце стучало так, что казалось, оно было готово вырваться из груди.
— Я… Прости. Я… — несчастно бормотал я, пока Томми листал страницы. Наконец, он взглянул на меня:
— Тебе это нравится?
Я знал, что не могу снова ему соврать, и поэтому кивнул, потупив взгляд в пол и краснея ещё сильнее.
Томми улыбнулся и сел рядом со мной на кровать, положив одну руку мне на колено.
— От этих картинок ты чувствуешь себя приятно?
Я кивнул ещё раз, не глядя на него.
Внезапно, Томми провёл рукой вверх по моему бедру, положил её на мою промежность и легонько сжал.
— От этого твоему пенису приятно, Мэтт?
Я отскочил. Его прикосновение напугало меня. Он убрал свою руку и засмеялся, сияя своей сплошной полосой зубов.
Томми отложил журнал и взял меня рукой за подбородок:
— Ты знаешь, как мастурбировать, Мэтт? Твой отец научил тебя этому?
Я резко выдохнул. Его холодная и гладкая рука прикасалась к моему лицу. Я не понимал, о чем он говорит, и не знал, какого ответа он от меня ждёт. Я просто беспомощно смотрел ему в глаза. Томми вздохнул:
— Может, оно и к лучшему, что он не научил. Это тонкая тема, которую, думаю, тебе следует обсуждать именно со мной. Сколько тебе сейчас? Десять?
Я кивнул, не в силах как-либо ещё пошевелиться.
Томми медленно опустил руку и сжал мой член.
— Хочешь, я покажу тебе, как это делается?
Я сжался под его хваткой:
— Нет, спасибо, Томми.
Томми мягко улыбнулся:
— Нет ничего плохого в том, что ты напуган. Вырастать — это вообще страшно, но из тебя получится симпатичный молодой человек, — он погладил меня по щеке второй рукой. Одна его рука теперь была у моей щеки, а вторая всё ещё сжимала мои гениталии. — Ты уже когда-нибудь целовался?
— Т-томми, пожалуйста… — я почувствовал, как слёзы появляются в уголках моих глаз.
Томми толкнул меня на кровать, так, что я оказался снизу и мог только беспомощно смотреть, как он приближается ко мне, придерживая мою голову своей рукой:
— Тебе не стоит бояться вырастать, Мэттью. У тебя впереди много хорошего. И просто подумай! Когда у тебя будут дети, я помогу и тебе их воспитать. Это будет… забавно!
— Отпусти, — прошептал я сквозь слезы, чувствуя его горячее дыхание на своем лице.
Томми внезапно прильнул ко мне и поцеловал, обхватив своими губами мои. Я взвизгнул от страха, почувствовав, как его язык скользнул мне в рот, а пальцы ещё сильнее сжались на моём члене. Его губы пахли гнилыми фруктами и полуразложившимся мясом, вызывая омерзительное ощущение у меня во рту.
Он накрыл мои губы своими, а затем отпрянул и прошептал:
— Что, у тебя на меня даже не встанет?
Я разрыдался, глядя на него шокированными, испуганными глазами.
Томми улыбнулся и прошептал мне в ухо:
— Ничего страшного.
Он внезапно поднялся, отпустив меня.
— Давай скорее. Там уже ужин готов.
Дрожащей рукой я вытер слёзы с лица и позволил ему помочь мне встать.
Я не был голоден.
С каждым днем июль был всё ближе и ближе, и на лицах моих родителей читалась молчаливая, отчаянная надежда, что это наконец закончится. Что всё это останется в прошлом.
Мать с отцом тщательно следили, чтобы не было ни единого повода для наказания. Они прогибались перед Томми, молясь сквозь стиснутые зубы, что мы все доживем до июля без нового происшествия.
Наконец, третьего июля мы проснулись и обнаружили, что Томми Таффи исчез. Пять лет ровно.
Мы не могли поверить в это. Он просто исчез ночью. Пока мы обыскивали весь дом, мама украдкой вытирала слёзы счастья, понимая что этот кошмар наконец завершился. После того, как мы трижды перепроверили каждый дюйм, мы собрались в гостиной и обнялись вместе, как одна семья.
Томми отправился дальше.
Наказание закончилось.
Отец отпросился с работы, и мы уехали на две недели на побережье. Во время этого отпуска я продолжал бояться, что проснусь, а рядом со мной будет стоять Томми со своей жуткой усмешкой на лице.
Но этого не произошло.
Всё и правда закончилось.
Мои родители сделали всё, что могли, дабы восстановить нашу семью и заполнить те трещины, которые образовались в нас за эти долгие пять лет. И я искренне благодарен им за это. Но такие кошмары просто не могут быть забыты.
Я не знаю, кто такой Томми Таффи и откуда он возник. Я не думаю, что когда-либо узнаю. В чем его цель? Почему он делал с нами такие мерзкие вещи? Я прокручиваю возможные ответы у себя в голове, пока не обнаруживаю слезы у себя на щеках от того, что полез в воспоминания, слишком тяжелые даже спустя столько лет. Некоторые вещи лучше просто оставить в прошлом.
Но я не забыл, что мой отец сказал мне той ужасной ночью в коридоре возле комнаты моей сестры.
Мне тридцать три, и я до сих пор не женился и не завёл детей. Я не могу так рисковать. Я не могу рисковать, что однажды этот монстр вернётся в мою жизнь. Я никогда не понимал, почему вообще мои родители решили завести детей. Ведь они оба столкнулись с Томми в детстве… Так почему мы со Стефани вообще родились?
Может, они не верили, что он вернется?
Но я верю. И я испуган.
Потому что, видите ли, вчера моя сестра родила близнецов.