Третий родитель

Часть 2

Возможно, кое-кто из вас читал историю «Третий родитель», рассказанную моим сыном, обо всём произошедшем с нами и о монстре, Томми Таффи. Я тоже прочел её и, проплакавшись, теперь считаю нужным написать всё нижеследующее. Я не буду оправдываться… Я не буду извиняться. Я сделал всё, что должен был, ради выживания моей семьи. Я знал, на что способен Томми. Я знал, что нам придется претерпеть.

Но я так же знал, что если мы сможем не разозлить Томми Таффи на протяжении всех пяти лет, то мы выберемся живыми из этого кошмара. Откуда я это знал? Потому что я уже пережил это. Я уже сталкивался с тем, на что эта… тварь… способна. Я видел гнев Томми, знал, что может вывести его из себя. Я уже прожил такие пять лет раньше.

Как я и сказал, я здесь не для того, чтобы оправдываться. Что случилось с моей семьей, не описать словами… но мы живы. Нет, я пишу это для того, чтобы вы поняли причины моих поступков. Поняли, почему я позволил Томми делать то, что он делал, с моей женой и детьми. После того, как вы выслушаете меня, прочтете о том, через что я прошел, вы сможете судить меня.

Видит Бог, я этого заслуживаю.

Впервые Томми появился на моей улице, когда мне было семь лет. Я был единственным ребенком и жил с родителями в довольно зажиточном районе. Жизнь была сладким кусочком Американской Мечты, похожей на яблочный пирог под толстым слоем ванильного мороженого. Наша улица была в обособленном частном квартале в дальней части нового района. Всего на ней было шесть домов, и мы — и родители, и дети — были весьма сплоченной группой. Летом мы собирались на пикники, а зимой устраивали рождественские вечеринки. Весь наш квартал был как будто одной большой семьей. Все приглядывали друг за другом, все были добры и заботливы; тогда были другие времена и люди доверяли друг другу.

Но наша прекрасная жизнь разбилась на куски, когда прибыл он…

Боже, никогда это не забуду.

Я только что отправился в постель, и мой семилетний разум плыл по просторам воображения, превращая мысли в сон. Луна теплым желтым кругом виднелась в моем окне, множество звезд подмигивали мне с небес. Я слышал телевизор в гостиной — успокаивающее напоминание о том, что мои родители не спят и монстры под кроватью не побеспокоят меня сегодня.

Из дремоты меня резко выбросил стук во входную дверь внизу. Он создал такой резкий контраст с успокаивающим бормотанием телевизора, что я моментально встревожился от этого звука, эхом раздавшегося по всему дому. В напряжении я сел в кровати, крепко сжимая Рычуна — моего плюшевого медведя. Я слышал тяжелые шаги моего отца, возможно, ожидавшего увидеть за дверью соседа.

Знакомый скрип входной двери сменился приглушенным разговором. Я слышал голос отца, периодически прерываемый другим незнакомым мужским голосом. К разговору присоединилась моя мать, и по голосу отца я слышал, что он начинал злиться.

Долгие минуты таинственный ночной посетитель разговаривал с моими родителями. Я выскользнул из кровати и подошел к двери моей спальни, высунул наружу голову, чтобы лучше слышать. Я все равно не смог расслышать слов, но понял, что мой отец был разъярён. Он начал кричать и требовать, чтобы посетитель немедленно убрался прочь, иначе он вызовет полицию.

Стало очень тихо, настолько тихо, что я слышал бешеный стук моего сердца. Затем я услышал, что мама начала плакать. Плач был очень тихим, и этим он напугал меня. Ночной гость что-то говорил моим родителям приглушенным голосом, и моя мама продолжала всхлипывать.

Вскоре мой отец сказал что-то. Я услышал, как что-то настолько сильно ударилось о стену внизу, что со стены коридора попадали фотографии. С рвущимся наружу сердцем, я заткнул рот рукой, чтобы подавить крик. Что там происходило? Моя мать издала жалобный всхлип, я услышал, как она молит кого-то. Затем был звук волочащихся по полу ног и еще один громкий удар об стену. Вломившийся в дом человек что-то говорил родителям очень властным голосом. Я попытался произнести хоть слово, но у меня получились только беспорядочные тихие звуки.

Спустя пару минут парализующего страха, я услышал, как меня зовет отец. Мое сердце выдавало бешеную дробь в груди. Мои руки тряслись. Я прикусил губу. Зачем он позвал меня? Что происходило? Немного дрожащим голосом отец позвал меня вновь.

Я медленно открыл дверь в спальню и подошел к краю лестницы. Я вдруг осознал, что все еще сжимаю в руке Рычуна. Мои ладони настолько вспотели, что его мех немного промок под моей хваткой. Я посмотрел вниз, на входную дверь и застыл с широко распахнутыми глазами. Мой отец держался за свое горло, морщась от боли со слезами на глазах; подобного зрелища я раньше не видел. Мама, с влажными дорожками на щеках, обхватила себя руками.

Но мое внимание привлекло иное. Мое внимание привлек незнакомец, стоящий рядом с моими родителями и смотрящий на меня. По виду ему было немного за тридцать, он носил белую футболку с красной надписью «Hi!». Его светлые волосы были коротко подстрижены, а синие глаза блестели на светлом лице. Внезапно я заметил странности во внешности незнакомца: его кожа была невероятно гладкой и чистой, как розовый идеальный глянец. Нос был похож не столько на нос, сколько на какой-то бугорок на его лице. Губы, изогнутые в улыбке, открывали две сплошные белые полоски вместо зубов.

«Привет, Спенс! — обратился он ко мне бодрым голосом. — Меня зовут Томми Таффи! Я какое-то время поживу тут у вас!»

Я прижал Рычуна к груди, мелко подрагивая всем телом и смотря на родителей в ожидании каких-то объяснений. Вместо этого они смотрели в пол в явном потрясении. Я не понимал, что происходит, о чем они тут говорили, но я чувствовал явную опасность ситуации.

«Спускайся сюда, чтоб я мог тебя хорошенько рассмотреть!» — сказал Томми, жестом подзывая меня.

Мой отец встретился со мной взглядом, и я с усилием сглотнул воздух. Даже в том возрасте, я смог понять смысл его невысказанного словами значения.

Будь осторожен, сын.

Не выпуская из рук медведя, я настороженно спустился с лестницы.

Когда я дошел до низа, моя мать рванулась ко мне, но Томми с улыбкой преградил ей путь. Он присел и взъерошил мне волосы. Его безупречная кожа была будто отполирована и покрыта воском.

«Милый ты паренек, не так ли? О, а это кто у тебя?» — спросил он, показав на моего плюшевого медведя.

«Е-его зовут Рычун», — с запинкой ответил я.

Томми улыбнулся.

«Ну конечно же. Я буду помогать твоим родителям какое-то время, поэтому мне бы хотелось, чтобы мы подружились. Я, ты и Рычун. Как тебе идея?»

Сбитый с толку, я снова посмотрел на родителей. Я не понимал, что происходит, кто этот человек, почему мои родители так напуганы. Томми выглядел дружелюбным, но то, как мой отец держался за свое горло, говорило об обратном.

«Тук-тук! — со смешком сказал Томми, легонько постучав меня по голове. — Эй, я задал тебе вопрос, Спенс».

«Что ты сделал с папой?» — прошептал я и тут же пожалел об этом.

Томми не перестал улыбаться, но его глаза чуть потемнели.

«Хехехехе».

Мой отец подошел и взял меня за плечо.

«Спенс, сынок, все в порядке. Я поговорю с тобой об этом позже. А пока что, Томми… — он быстро взглянул на маму, — Томми останется с нами».

Это продлилось пять лет, которые я никогда не смогу забыть.

Прошло несколько дней, и я вскоре узнал по некоторым перешептываниям, что Томми Таффи посетил всех на нашей улице. Он был в нашем доме, но он был и в домах соседей. Я узнал это от моей будущей жены, Меган, которая жила на другой стороне улицы. Она сказала, что в их доме живет какой-то странный человек. После его описания я понял, что это был Томми Таффи.

Я не понимал, как это возможно, но понимал, что об этом стоит помалкивать. Томми заставил меня пообещать хранить эту тайну, как и всех остальных. Родители требовали от меня того же, тихим шепотом говоря мне никому не рассказывать о Томми.

Я видел, что все его боялись.

Я тоже боялся его. Было что-то нервирующее в его постоянной улыбке, неестественном лице и холодном, чеканном тоне и улыбке. Я не знал, что такого он сказал моим родителям, что они не обращались в полицию, разрешали ему жить в нашем доме, но наверняка что-то ужасное.

Мы были заложниками в собственном доме. Конечно, Томми не удерживал нас в нем постоянно… но мы знали, что, когда мы вернемся домой с наших дел, он будет ждать нас там.

Вечерами Томми усаживал нас и учил жизни. Он рассказывал нам, как быть хорошим людьми, как нужно любить окружающих. Я помню, однажды, еще в первую неделю его пребывания, я посмотрел через окно на гостиную дома Меган на другой стороне улицы.

Я увидел там Томми, разговаривающего с ее семьей на диване.

Томми моей семьи немедленно прекратил говорить и уставился на меня долгим, тяжелым взглядом. Затем он подошел к окну и закрыл шторы, и только после этого продолжил говорить.

Когда вечерами отцы семейств возвращались домой с работы, я видел, как они ненадолго собирались на тротуаре, о чем-то перешептываясь и оглядываясь. Их объединял ужас, необъяснимое понимание того, что Томми нужно держать в секрете, что обращение в полицию приведет только к… ну, ни к чему хорошему. Я думаю, по прибытии Томми угрожал всем семьям и затем показывал свое физическое превосходство над мужчинами. Я помнил удары об стену и моего отца, держащегося за горло.

Но что, черт возьми, он говорил им? Почему они позволили этой заразе осесть в наших домах?

Что ж… через месяц я узнал кое-что.

Они начали заговор против Томми.

Они собирались убить его.

Я вновь проснулся среди ночи. Мои часы с Человеком-Пауком сообщили мне, что время уже за полночь. Я протер глаза, пытаясь нащупать в темноте Рычуна. Как только я его нашел, я услышал стуки откуда-то с первого этажа и чьи-то голоса. Я выскользнул из кровати и подошел к двери. Свет внизу был выключен, но я увидел лучи света в темноте.

Фонарики?

Я позвал моих родителей, но обнаружил, что дверь в их спальню настежь распахнута. В кровати их не было. Снизу раздавалось все больше голосов, сопровождаемых шагами по ламинированному полу. Я подпрыгнул, когда дверь подвала с шумом хлопнула об стену, и голоса стихли.

В нашем подвали люди, подумал в ужасе я. Наш подвал еще не был обустроен и был просто пустым бетонированным помещением.

«Почему они пошли в подвал?» — подумал я.

Предположив, что мои родители там, я тихонько подкрался к двери, прижимая Рычуна к груди. Подвальная дверь была открытой, и я видел внутри тусклый свет. Я услышал голос отца, а затем еще несколько знакомых голосов соседей. Они с кем-то говорили. Они были злы.

Мое сердце замерло в груди, когда кто-то засмеялся в глубине подвала.

«Хехехехехехе».

Стараясь не издавать ни звука, я проскользнул к открытой двери и спустился на несколько ступенек, чтобы посмотреть, что там происходит.

Томми был привязан к металлическому стулу посреди комнаты, в окружении шести пар родителей с нашей улицы. Они стояли спиной ко мне, но я могу видеть идеальное лицо Томми, смотрящее на них снизу вверх. Там был отец Меган, с опухшим, покрытом синяками лицом. Его рука была перевязана, и по его ссутулившимся плечам было похоже, будто у него болит спина.

Я нервно втянул воздух, увидев, что один из мужчин передал моему отцу пистолет. Женщины стояли рядом с мужьями, у всех были мрачные лица. Среди людей не было никакого протеста или несогласия.

«Пора тебе убраться из наших жизней», — сказал один из мужчин, нависая над Томми. Это был отец моего друга Люка, они жили через два дома от нас.

«Это твой последний шанс», — прорычал он.

Томми даже не пытался освободиться. С вечной улыбкой на лице, он посмотрел на людей сверкающими в свете лампы синими глазами:

«Я не понимаю. Я просто пытаюсь помочь вам правильно воспитывать своих детей. Я никуда не уйду».

Родители переглянулись, и мой отец поднес пистолет к голове Томми.

«Ты никому не помогаешь. Ты монстр. Ты не будешь приходить в наши дома и угрожать нам и нашим детям. Так больше не будет. Все те угрозы, которые ты шептал нам, когда мы были застигнуты врасплох… ну, посмотри на себя теперь. — Мой отец плюнул на него. — Ты жалок. И сейчас получишь по заслугам».

Мой отец выстрелил ему в голову.

Звук был оглушающим, и я почти не сдержал крик, в последнюю секунду прикрыв рот рукой.

Голова Томми откинулась назад, в воздухе запахло порохом.

Секунду была тишина… а затем…

«Хехехехехехе».

В ужасе я смотрел, как Томми медленно поднял голову и уставился на моего отца.

«Что за чертовщина», — трясущимся голосом прошептала одна из женщин.

Не было ни крови, ни обломков костей… ничего. Только темный кружок на лбу Томми в месте, где в голову вошла пуля.

«Что ты, блять, такое?» — прошептал кто-то.

Взгляд Томми переместился на спросившего: «Я Томми Таффи. И я никуда не собираюсь уходить».

Внезапно моя мама указала дрожащей рукой в угол комнаты: «Бензин… давайте бензин».

Мама Меган пошла в дальний угол подвала и подняла небольшую красную канистру. Я услышал бульканье и почувствовал запах бензина в воздухе.

Мой отец, не отрывая взгляда широко распахнутых глаз от Томми, взял канистру из её рук. Молча он перевернул её над связанным мужчиной.

Томми не прекращал улыбаться: «Хехехехехе».

Другой отец передал моему отцу коробку спичек.

Мой отец зажёг одну, и его рука замерла в воздухе.

«Возвращайся в ад и оставь нас в покое».

Улыбка Томми стала шире: «Ад покажется мечтой, когда я вернусь за вами».

Мой отец отпустил спичку, и Томми вспыхнул. Он не кричал, не ругался… он просто горел.

Его лицо начало оплавляться, когда он внезапно посмотрел на меня.

«Хехехехехехехе».

Сердце билось так сильно, что, казалось, оно уже у меня в горле. Я побежал обратно в свою комнату, весь в слезах. Уже будучи в кровати, я услышал, как соседи уходят, переговариваясь с явным облегчением в голосах.

Через две недели Томми вернулся.

Мы ужинали. В наш дом возвращалась нормальная повседневная жизнь. Родители не сказали мне, что убили Томми, предпочтя сообщить, что его визит окончен и он «вернулся к себе домой». Иногда я улавливал в доме остаточный запах бензина, но помалкивал. Я просто радовался, что с моей семьей все хорошо.

Солнце садилось, оранжевый свет заката попадал в комнату сквозь окно и дотягиваясь до обеденного стола. Мама и папа сидели на противоположных концах стола, обсуждая прошедший день. Было видно, что они все еще потрясены случившимся, но я восхищался тем, как они стараются вернуться к той нормальной жизни, что была у нас до появления Томми.

Я жевал картошку, когда входная дверь настежь распахнулась. От удара древесина двери треснула, а петли практически слетели. Я резко развернулся.

Мои глаза расширились, и я уронил вилку.

Томми вернулся… и он был в ярости.

Челюсти моих родителей отвисли, но прежде чем они сказали хоть слово, Томми с невообразимой скоростью переместился к нам и опрокинул в сторону кухонный стол. Тарелки с едой разбились об пол, мой отец, практически парализованный от страха, привстал с места.

Абсолютно молча, Томми схватил моего отца за шею, потащил его к стене и пробил его лицом гипсокартонную стену.

Моя мама закричала и ринулась на помощь отцу, но Томми развернулся и одним ударом в челюсть опрокинул ее на пол.

Описавшись от ужаса, я смотрел, как Томми оттащил моего отца от стены. Оглушенный и что-то невнятно бормочущий, отец тщетно пытался освободиться от железной хватки Томми.

С потемневшими глазами, оскалившись, Томми потащил моего отца за горло в гостиную.

Не останавливаясь, он выбросил его сквозь оконное стекло во двор.

Сквозь слезы ужаса я увидел, как Томми обернулся к нам с мамой.

Теперь он улыбался.

Он подошел к моей замершей на полу матери и поднял ее.

«Тебе нужно увидеть это, — мрачно сказал он с искривленной улыбкой. Он посмотрел на меня и мотнул головой в сторону двери. — И тебе тоже, Спенс, вперёд».

Он дотащил мою мать до двери и вытолкнул её наружу. Я не пошевелился, моё лицо застыло в беззвучном крике. Томми посмотрел на меня через плечо и подмигнул: «Не заставляй меня повторять, паренёк. А, и захвати вон ту швабру позади тебя».

В штанах, пахнущих мочой, я слез со стула, взял швабру и подошел к Томми. Томми положил мне руку на плечо и довёл меня так до нашего почтового ящика. Я увидел моего отца, катающегося на траве в своей крови и осколках стекла, и мою плачущую маму на коленях рядом с ним.

Соседи выходили из дома с широко раскрытыми от ужаса глазами. Они смотрели на Томми.

«Подходите поближе! — крикнул он, подзывая их жестом. — Посмотрите на результат ваших действий!»

Я увидел Меган на пороге своего дома, белую как снег. Посмотрев на меня, она заплакала и закрыла лицо руками.

Абсолютно шокированные, наши соседи покорно подошли и встали на маленькой лужайке у нашего дома, смотря на мою маму и папу.

«Это все ваша вина», — сказал Томми, смотря каждому прямо в лицо.

Вдруг он вырвал швабру из моих рук. Быстрым движением он оторвал щетку и отбросил ее в сторону, а затем подошел к моему отцу с грубо обломанной рукояткой швабры. Мать закричала и попыталась прикрыть своего окровавленного мужа своим телом, но Томми пнул ее прямо в лицо.

«Ну-ка поднимайся», — прорычал Томми, за волосы поднимая моего отца и ставя его на колени.

Осколки стекла торчали из его лица. Мой отец посмотрел на Томми глазами, полными боли.

«Не переживай, я позабочусь о твоем сыне», — прошептал Томми.

Он поднял обломанную палку над головой, как копьё, и вогнал её моему отцу прямо в рот. Она прошла через его горло, вышла наружу из живота и вонзилась в землю. Кровь брызнула из моего отца подобно гейзеру, запачкав безупречное лицо Томми. Моя мама выла, ее покрасневшие глаза безумно смотрели по сторонам, а мой отец захрипел и умер. Рукоятка швабры торчала из его губ.

Соседи были парализованы этим зрелищем, несколько женщин рыдали при виде такого звериного насилия. Побледневшие мужчины начали, отца Меган стошнило на дорогу около дома.

Кровь капала с лица Томми. Он повернулся ко всем с посветлевшим лицом.

«Хочу, чтобы вы вспомнили этот момент в следующий раз, когда надумаете разжигать костерки. Я ясно выразился?»

Все смотрели на моего отца, прибитого палкой к земле.

«Я сказал: ясно ли я выразился?» — повторил Томми уже без улыбки.

Все медленно кивнули, утирая слёзы.

Томми ткнул пальцем на тело моего отца: «Избавьтесь от него. Мне нужно уложить его сына».

Я отступил назад. Я был в ужасе, я не мог перестать смотреть на тело отца. Мой мирок потерпел крушение и тонул. Слезы застилали мои глаза. Мне казалось, что меня сейчас стошнит, что я потеряю сознание или буду кричать, пока не отключусь от недостатка кислорода.

Внезапно я увидел, что Томми стоит рядом со мной. Он обнял меня и прижал моё лицо к своему плечу, поглаживая мои волосы.

Пока мы шли до моей спальни, я слышал клокотание в груди Томми.

«Хехехехехехе».

Как же мне описать следующие три с половиной года? Словами невозможно передать нашу с мамой жизнь. Убийство отца было тщательно скрыто соседями и мамой, несмотря на всю боль, которую ей это причиняло. Когда полиция прибыла по обращению с места работы отца, все уже тщательно продумали вымышленную историю.

Мы сказали полиции, что отец изменял маме, она это обнаружила и выгнала его. Соседи рассказали о якобы имевших место громких скандалах, а несколько заявили, что видели, как мой отец тайком уходил куда-то ночью.

Это было достаточно для полиции. Видимо, они и правда заметили боль в глазах мамы и неверно её интерпретировали… Все смертельно боялись Томми Таффи и лгали во имя безопасности себя и своих семей.

Мы выучили урок. Слушайся Томми Таффи. Делай, что он хочет. И молись, что однажды он покинет нашу сломленную общину.

Он наказал не только моего отца. Порой я замечал соседей со сломанными конечностями или синяками на лице. Не знаю уж, какими историями они объясняли эти травмы для остальных людей.

Томми был кошмаром наших жизней, и мы не знали, как от него избавиться. Ночные уроки продолжались, теперь мы с мамой вдвоем сидели на диване и слушали речи нашего пленителя о том, как быть хорошим человеком. Мне исполнилось десять, и с возрастом я начал медленно понимать, насколько безвыходна наша ситуация. Это было отвратительно.

Но я молчал. Я молчал ради мамы. Каждый день перед глазами вставала сцена казни моего папы.

Годы после смерти отца изменили поведение Томми. Теперь он спал с мамой, и, уложив меня в постель, он каждую ночь уводил её в спальню, напоследок рассказав мне еще какой-нибудь урок о жизни. Я долго не мог уснуть, вслушиваясь в её плач.

Иногда это длилось совсем недолго, а иногда часами…

Однако он не всегда оставался с ней на всю ночь.

Я помню, как иногда, просыпаясь, я видел его в темном углу комнаты. Он смотрел на меня своими сияющими глазами. Иногда он подглядывал в приоткрытую дверь. Он стоял часами и просто, блядь, смотрел.

А иногда я просыпался от того, что он ложился ко мне в кровать. Он всегда клал свою холодную руку на моё бедро.

С бешено бьющимся сердцем, я всегда отворачивался от него, моментально потея от ужаса, пронзающего меня. Но у меня был Рычун, мой постоянный источник детского утешения. Я прижимал его к груди, беззвучно плача, пока не вставало солнце либо пока я не отключался от переживаний.

Мы молча это терпели, молясь о конце.

Со дня, как Томми появился в нашей жизни, прошло пять лет. Я сидел в гостиной, читал книгу, а мама готовила ужин. Она сильно побледнела и исхудала за эти годы. Ее глаза были абсолютно безжизненны, глубоко запали в глазницу, а выступающие скулы еле покрывались тонкой кожей.

Я полулежал с Рычуном на груди, стараясь сфокусироваться на книге, не отвлекаясь на Томми, сидящего на стуле напротив меня.

Я перевернул страницу и вздрогнул от неожиданности, когда Томми заговорил.

«Ты и правда любишь эту штуку, да?»

Я повернулся к Томми: «К-книгу?»

Томми с улыбкой покачал головой: «Нет, сынок. Твоего медведя».

Я посмотрел на Рычуна на моей груди и напряженно пожал плечами: «Н-ну да».

Томми наклонился вперед и скрестил пальцы рук.

«Убери-ка книжку, Спенс».

Облизав мгновенно пересохшие губы, я подчинился. Я заметил, что мама встревожено смотрела на нас из кухни.

«Ты знаешь, что такое… любовь?» — спросил Томми.

Опустив глаза, я повертел в руке Рычуна: «Э-это когда ты о ком-то очень сильно заботишься».

Томми снова потряс головой: «Нет… нет! Неплохая догадка, конечно».

Он внезапно пересел ко мне и положил руку на мою ногу, легонько поглаживая её.

«Любовь — это когда ты хочешь выебать кого-то так сильно, что просто умрёшь, если не сделаешь это».

Я услышал, как мама что-то уронила на кухне, но я не смел отвести взгляд от Томми.

Он указал на Рычуна: «Хочешь выебать своего плюшевого мишку?»

Я раньше слышал, как дети в школе говорили о сексе, но ещё не имел особо четкого представления об этом деле, поэтому потряс головой: «Нет».

«Но ты же сказал, что любишь Рычуна… получается… ты не любишь его?» — озадаченно спросил Томми.

Мама сделала шаг ближе к нам. Её кулаки сжались, но она молчала, хотя губы были как тонкая белая линия.

«Н-наверное, тогда я его не люблю», — пробормотал я, чувствую, как Томми сжимает руку на моём бедре.

Он положил вторую руку на мой затылок.

«Почему бы тебе не поцеловать его? Посмотришь на свою ощущения, м?»

Мне было стыдно и унизительно от такой мысли. Я выдавил из себя смешок, будто бы приняв это всё в шутку, но Томми медленно надавил на мою голову сзади.

«Давай, сынок, не бойся», — проинструктировал он.

Слезы скапливались у меня на глазах, а он подвинул мою голову к мишке. Я легонько поцеловал его нос и сразу же отвернулся.

«Еще раз, — прошептал Томми. — Покажи, насколько любишь его».

Всхлипывая и плача, я несколько раз поцеловал Рычуна в тёплый нос. Я покраснел, я чувствовал себя глупым и абсолютно напуганным… Томми продолжал держать меня за затылок.

«Немного полижи его», — прошептал он мне на ухо.

Внезапно я отдернул голову и бросил Рычуна через всю комнату, уже не скрывая слез: «Я не люблю его! Я его ненавижу! Я НЕНАВИЖУ ЕГО!».

Дрожащими от стыда руками я закрыл лицо. Я свернулся клубком на кровати и почувствовал, как Томми встал и повернулся к маме.

«Похоже, он усвоил последний урок. На твоём месте я бы им гордился. Он уже мужчина».

Я посмотрел на него затуманенными от слёз глазами.

Его глаза сияли: «На это ушло пять лет…»

Внезапно он наклонился и прислонился ртом к моему уху.

Его голос был холоден, как лёд, а дыхание горячо, как огонь: «Твоих мелких тоже будут ждать эти пять лет, Спенс».

Он посмотрел на маму в последний раз и вышел из дома.

Мама бросилась к кровати и обняла, утешая плачущего меня.

Томми больше не вернулся.

Время шло, я рос… Я всегда ждал, что Томми снова появится, просто ворвется в дверь. Но он не приходил. Года проходили, ужасы и боль затихали в памяти.

Впрочем, прежними мы так и не стали.

Да и как мы могли? Мама была просто оболочкой себя прежней. Все эти пытки сломили что-то внутри её, и она никогда полностью не восстановилась. Но Господи, как она любила меня и пыталась исцелить от кошмаров этих пяти лет. Только через год она осмелилась спросить у мамы Меган, ушёл ли Томми от них.

Он ушёл.

Наш район был свободен, невозможно, невероятно свободен от монстра, терроризировавшего нас последние ужасные пять лет.

Я так и не понял последние слова Томми… не понял, пока не стало слишком поздно.

В двадцать пять я женился на Меган.

Годом позже она забеременела. Остальное вы узнали от моего бедного сына.

Прости меня, Боже, за то, что у меня есть дети.