* * *

На месте вулканизационной мастерской и всяких полуразрушенных сараев построили высотный дом, изменив тем самым водный баланс всего района. Мой дом дал трещину.

Точнее говоря, он начал отходить от соседнего строения, с которым имел общую стену. Такой стены в принципе-то быть не должно. Каждый дом имеет собственную стену, поставленную на собственный фундамент. Отсутствие такой стены, подозреваю, украденной еще до войны или в сорок шестом году, при движении грунта привело к тому, что здания отошли друг от друга.

Строение всегда дает трещину сверху, поэтому курьезнее всего выглядел чердак. А ведь сразу под ним – моя квартира. Перекрытие вылезало из поперечной стены, а с улицы и со двора расширялась трещина. Через трещину не только лил дождь, любой ветер вметал в комнату мусор со двора. Справилась я с этим бедствием так: позатыкала трещину паклей, и по квартире циркулировал свежий воздух без всяких нежелательных примесей.

Опасность не угрожала: перекрытия опирались на продольные стены, из поперечных они могли вылезать сколько угодно, мне на голову все равно ничего не рухнет, самое большее – установится непосредственный контакт с соседями. Раздражал только щебень, обильным потоком низвергающийся в квартиру. Я даже требовала от администрации что-нибудь предпринять, прекрасно понимая, сколь это безнадежно, – что они могли сделать? Вообще-то полагалось бы снизить квартплату, да подобные радикальные меры не укладывались в возможности ни администрации, ни нашего государственного строя. Пакет со щебнем я водрузила на стол пани администраторше исключительно для собственного удовольствия, а вовсе не в надежде на результат.

Однако наступил некий революционный перелом, и после десяти лет колебаний, страусовой политики и противоречивых решений было принято великое постановление о генеральном ремонте всего здания – фасада и флигеля – с подключением центрального отопления и горячей воды.

Мне как раз попало в руки официальное письмо, где я объясняю причины несоблюдения мной договорного срока сдачи книги «Колодцы предков». Охотно цитирую:


"...с самого начала текущего года в моем доме идет генеральный ремонт. На разных этажах постоянно работают по меньшей мере два пневматических бура (не говоря уже о других удовольствиях), а посему условия труда у меня практически отсутствуют. На многочисленные просьбы о временной квартире как в управлении жилыми зданиями, так и в районном жилищном отделе мне предложили переехать в так называемую времянку, лишенную элементарных санитарных удобств. Общая уборная и душ в коридоре, то есть условия, близкие к условиям проживания индивидов, нежелательных в столице. Я не совершила никакого преступления, чтобы терпеть такое наказание, а посему отказалась от переселения.

...ремонт идет уже в моей квартире, я нахожусь в эпицентре циклона. Пребываю в нем и поныне, ибо всецело завишу от продвижения строительных работ...

...между прочим сообщаю: в предлагаемой времянке водятся клопы".


Между нами говоря, в мою квартиру ремонт вторгся в самый последний момент и исключительно потому, что у меня всегда легко устанавливалось взаимопонимание с созидающим рабочим классом.

Хуже ладилось взаимопонимание с собой, сдается, я в тот момент уже в конец ошалела и сотворила несусветную глупость.

Соседей рядом не было – аккурат перед разгулом ремонтной оргии они успели переехать в кооперативную квартиру, и помещение пустовало. Бригадир предложил мне его в качестве склада для мебели (апартаменты невелики, всего одна комната). Это предложение я получила неожиданно, дома мы находились вдвоем с Робертом и в бешеном темпе начали переносить мебель.

Возможно, нам помогал кто-то посторонний, а возможно, мы все проделали сами. Во всяком случае, первым переехал шкаф со всей одеждой, мы поставили его дверцами к стене. Наверняка в тот момент я вообще ни о чем не думала, потому как сообрази я хоть что-нибудь, не лишила бы себя всего гардероба напрочь. Почти на три месяца я осталась в одной юбке и в одном свитерке, все остальное оказалось недоступным. Мало того, что шкаф стоял задом, его еще заставили другой мебелью, кое-как, нагроможденной друг на друга без малейшего рационального осмысления. Ухищрения, каких нам стоило потом пробираться через этот бардак к нужным вещам, превосходят всякое воображение.

Вот таким манером я начала жить, можно сказать, на строительной площадке, отчего сразу помолодела лет на двадцать. В ремонтных работах я приняла живое участие, отчасти по собственной инициативе, отчасти по принуждению. Естественно, в строительную вакханалию включился и Марек, безжалостно искоренявший любое ничегонеделанье. Да я и сама считала: все равно деваться некуда, так лучше уж что-нибудь делать, дабы ускорить работы.

В уборке строительного мусора я участвовала лично на пару с рабочим, разбиравшим печи, и мы оба отличались большим рационализмом. Он сперва вываливал щебень из ванночки за окно, после чего высовывался и орал:

– Эй там, поберегись!!!

А я обходилась без ора. Лишь высовывала голову, проверяя, не угодила ли в кого ненароком. И в самом деле разок удалось. Двое типов заговорились аккурат под моим окном. Но ущерба их здоровью я не нанесла, ибо высыпала сажу.

Мусора вообще оказалось гигантское количество. Ведь у нас не только проводили центральное отопление, но и меняли всю опалубку. Какое-то время мы жили без стен, с прекрасным видом на город. Локализация спальных мест менялась изо дня в день, однажды вечером – я уже засыпала – вернувшийся Роберт долго ходил по квартире и бормотал:

– Куда, к чертовой матери, подевалась моя кровать?..

Диван-кровать найти было действительно трудно: его втиснули между моим топчаном и стеной под окном, да еще заслонили большой древесно-стружечной плитой, которая согнулась и образовала как бы туннель, куда надлежало вползать от изножья. На следующий день все это уже перетащили в другое место и чем-то заложили. Ежи целую неделю проспал ногами в комнате, головой в прихожей, а я постоянно возлежала на топчане, водруженном точно посередине комнаты. На каком-то таинственном подиуме, не помню уже из чего составленном. На лежбище свое я пробиралась по столику. В общем, для полноты картины не хватало лишь больших погребальных свечей вокруг.

Работы велись стабильно с самого начала. Рабочий класс начинал в семь утра, отрабатывал свое и в пятнадцать тридцать удалялся. В шестнадцать тридцать приступал к работе Марек и – увы! – я. Моя бывшая профессия оказалась неоценимой.

Сперва я спасла кафель в ванной. Ремонт в принципе делался за счет государства, но за некоторые излишества жильцы платили сами. К этим излишествам относились, например, умывальники. Я испокон веков не пользовалась раковиной в ванной – труба в стене лопнула давно, текло к соседям под нами, а посему водопроводную трубу замуровали навечно. Я привыкла умываться над ванной. Теперь мне даже трудно пользоваться умывальником, не залив водой всего помещения, а мои дети в умывальнике тоже не нуждались. Поэтому я отказалась его покупать. Водопроводчики решили: денег пожалела.

Когда дошла очередь до трубы с горячей водой и появилась необходимость сбить кафель, к моему предложению провести трубу в стене повыше кафеля они отнеслись не слишком благосклонно. Я настаивала, зная досконально: чертов кафель положен на цемент номер 450 – такой используют при строительстве мостов – и не уцелеет ни одна плитка.

– Пойдете вот здесь, – я показала рукой. – Здесь, над кафелем, и спуститесь прямо к крану. Отбить придется всего две плитки.

Водопроводчик задумался.

– Это нам невыгодно, – решительно заявил он.

– Понятно. А за сколько выгодно? Он снова подумал.

– Тыща, – объявил он, настороженно ожидая, как отреагирует моя скупость.

Скупость отступила без колебаний, я согласилась на названную сумму, что в бригаде возбудило явное удивление. А я сообщила им к тому же: отдельно плачу за качество. В результате пролетариев охватил энтузиазм, и они сделали все как надо, добротно. Стоил мой каприз тысячу триста злотых.

Когда в свою очередь пришли вентиляторщики и потребовали пробить в ванной две дыры, одну выше, а другую в кафеле, я сразу спросила, за сколько им выгодно подвести вентиляцию к старым трубам, оставшимся от печей. Они попытались убедить меня: старые трубы-де идут рядом, а надо в ванной...

– Вы мне тут арапа не заправляйте, – бесцеремонно пресекла я спор, ведь ремонт был почти закончен. – Пойдете себе с первого этажа на второй наискосок, а со второго на чердак. Тут и говорить не о чем.

– О, пани понимает в нашем деле? – удивился мастер. – Может, пани строитель?

– Строитель.

– Ну, тогда ладно...

В результате за триста моих кровных они пошли долбить каналы в бетонных балках у соседей внизу. Соседям без разницы, потому как они выехали. К тому же их квартира все еще представляла собой сплошные кучи щебня.

А самый пикантный анекдот заключался в том, что великий проект ремонта не предусматривал ликвидации щели. Пани проектировщица, можно сказать моя коллега по бывшей профессии, явно дала маху – вообще не осмотрела объект. Ибо при осмотре просто невозможно проворонить расширяющуюся к крыше щель. Каменщик пытался придерживаться проекта и решил забросать щель раствором; набрал раствор на мастерок и плюхнул. Я как раз стояла рядом.

– Дорогой пан, весь раствор летит на улицу!

Он забеспокоился.

– Не может быть!

– Посмотрите сами.

Он шлепнул снова и выглянул с балкона, наблюдая, как падает вниз ком раствора. К нам подключился Марек. Оба довольно долго пялились на летящий из квартиры в щель раствор; половину носилок выбросили на улицу, пока каменщик пришел в себя.

– Но это же невозможно заделать! – опустив руки, возмущенно констатировал он.

– Вот именно! – разозлилась я. – С самого начала говорила – надо проложить сеткой. Где прораб?

Прораб согласился со мной и забеспокоился: откуда взять сетку? Изменения можно было бы внести в график строительства, а вот материал?..

В результате общими усилиями мы сперли рулон сетки с соседней стройки, и я сама привезла ее на машине. Потом привезла еще здоровенный моток кабеля для электриков, и между нами воцарилось полное взаимопонимание. Каменщик вместе с Мареком принялись за прокладывание сетки через всю квартиру, что дало сверхпрограммный эффект. Оба взгромоздились на козлы, каменщик покосился на Марека, и в нем взыграла амбиция. Вот еще, всякий колпак указания дает, а на что тогда он, старый профессионал? И честно признаюсь: так тщательно и по всем правилам уложенной сетки я не видела никогда в жизни.

Под конец мы пребывали в дружбе со всей строительной бригадой, и парень-водопроводчик из чистой симпатии стащил для меня унитазную трубу со строительства партийной гостиницы поблизости. Я вовсе не собиралась экономить на пластиковой трубе, охотно купила бы ее, только купить нельзя было ни за какие деньги. Унитаз заготовила, бачок тоже, а вот связи между этими фрагментами не имелось.

В конце ремонта разыгралась баталия из-за газовых труб. В мои намерения не входило лишаться газовой колонки в ванной – страну свою я знала хорошо, и сидеть месяцами без горячей воды не желала. И водопроводчики по блату провели мне воду через колонку, оставив ее на месте. Следовательно, должны были остаться и трубы к газовому счетчику. Не сомневаюсь – я приобрела славу психопатки, запретив убирать трубы из-под потолка и доказывая, что они для меня создают восхитительный декоративный эффект. Люблю трубы, вкус у меня такой, квартира без труб – вовсе не квартира. Правду сказать я не могла, пришлось бы снова получать разрешение газовщиков и собирать всякие прочие справки-бумажки. Для видимости отрезали трубы от счетчика, но как только работа была закончена и принята, посвященный в дело водопроводчик приварил их обратно. Благодаря такому фортелю отключение горячей воды на целые недели не отравляет мне жизнь, а проблема мытья посуды не висит дамокловым мечом и не нагоняет бессонницу.

Некоторое время, похоже недели две, я жила на одном квадратном метре. Из достижений цивилизации в моем распоряжении находилось лишь электричество. Газ и воду временно отключили. По несчастному стечению обстоятельств у меня как раз работали маляры, воду носили из соседних домов, а клей варили в чайнике на электроплитке, поставленной на подоконник. Воду же для чая я кипятила в кастрюльке. Конечно, я купила бы другой чайник, да чайников в те времена в продаже не имелось, и от привкуса обойного клея я избавилась лишь долгое время спустя.

В полный разгар ремонтного шабаша ко мне явилась читательница, очутившаяся в отчаянном положении. Приехала откуда-то – не варшавянка – поведать о своих бедах и попросить совета. Я приняла ее в кухне, где мы провели почти всю ночь к полной ярости Ежи, спавшего наполовину в прихожей. Изоляции никакой, все внутренние двери сняты с петель, еды и посуды тоже никакой. Уработалась я за день так, что не понимала, о чем мне говорят, а она и в самом деле оказалась в ситуации ужасной и, пожалуй, безнадежной. Возможно, я дала бы вразумительный совет, но в состоянии полного отупения ничего не сумела придумать. Предложить ей ночлег я тоже не могла. Разве что на полу среди кучи щебня. В финансовом плане к тому времени я тоже осталась на нуле – все деньги истратила на ремонт. Я искренне сочувствовала ей, тем, к сожалению, мои возможности и ограничивались. Это дело мучает меня и по сей день. Не уверена даже, жива ли моя посетительница – ко всему прочему у нее не ладилось со здоровьем. И вправду ей ужасно не везло в жизни, если даже ко мне она попала в самый худший из возможных моментов...

Деньги у меня кончились, ибо за качество я честно платила, что соответствующим образом оценили. Паркетчики уложили паркет почти как в довоенном дворце – через всю квартиру без порожка. В кухню полагалась плитка ядовито зеленого цвета. И снова поехали мы с прорабом на другую стройку и обменяли соответствующее количество этого кошмара на более приемлемый цвет. Плиточник растрогался и сам предложил положить плитку в кухне наискосок, дабы соответствовало елочке в прихожей. Он пребывал в солидном подпитии. Будь он трезвый, наверняка никогда не сделал бы такого предложения, а я и не рыпнулась бы. Вместо того чтобы уложить обычные ровненькие квадраты, ему пришлось отбивать десятки треугольничков, сущее наказание! Ну раз уж он сам предложил, я поймала его на слове, а он с честью сделал свое дело.

Больше всего кутерьмы доставили двери. Я собственноручно красила их масляной краской, и сразу же выяснилось – предыдущая покраска была последней возможной. Слой краски оказался слишком толстым, новая краска лопалась и отваливалась вместе с грунтовкой, следовало все ободрать почти до дерева. Обдирать так обдирать, удобнее всего оказался кухонный нож. На эту каторжную работу я без всякой пощады загнала своих детей. Пот лил с них градом, целые лужи накапало, про меня иначе, чем «эта гестаповка», не говорили. Ободрали, и я начала красить. Интересно – но какой такой причине красила я сама, а не маляры? Боюсь, под благотворным влиянием Марека.

На единственной доступной мне юбке запечатлелись все стадии ремонтных работ. Известь, цемент, клей, масляная краска, пыль, малость сажи и различные продукты питания – на подоконнике вести хозяйство не очень-то удобно. Строительная грязь впиталась в меня намертво, на голове хоть репу сей, хоть картошку сажай. Мыться я, конечно, мылась, и даже часто, ванная в основном была в пределах досягаемости. За исключением нескольких дней мы пользовались ею беспрепятственно. Да какой толк мыться, когда через десять минут снова становишься грязным!

До истерики дело дошло всего четыре раза. В первый раз я швырнула в Ежи той самой пепельницей из Лувра. Ребенок успел увернуться, пепельница брякнулась о стену и разлетелась вдребезги.

Во второй раз я обливалась слезами, когда Марек велел мне продраить наждаком плинтус. Будь у меня перчатки, это занятие еще удалось бы выдержать. Перчаток, однако, не оказалось, и занозы то и дело впивались в руки, а это чудовище еще и подгоняло меня.

Третий припадок истерики приключился в первый вечер после окончания всех работ. Рабочий класс покинул вылизанную квартиру, я плюхнулась за кухонный стол и попыталась перевести дыхание. И в этот момент Марек спросил, а не снять ли две плитки с пола на кухне возле притолоки – некрасиво, мол, обрезаны, щель между ними миллиметра на два лишних...

Я впала в полное исступление и устроила бешеный скандал. Марек форменный преступник и вгоняет меня в новый ремонт, палач, садист и не помню кто еще. Я отказалась вывернуть лампочку в светильнике и поклялась его убить... Марек отреагировал спокойно, и на следующий день я без всякого сопротивления согласилась. Действительно эти плитки портили безукоризненно прекрасное целое, пожалуйста, если желает, пусть снимет их. Он сам, по-видимому, понял, что вылез со своим предложением некстати, и теперь, воспользовавшись моим согласием, переставил еще плитку под мойкой, недостаточно точно подогнанную.

А в конце концов придумал кое-что пострашней. Около кухонной двери явно не хватало розетки, и Марек предложил поставить ее – провод сверху идет по дверной коробке, небольшой кусок он отведет вбок и сделает розетку.

Тут уж я превзошла самое себя. С истошным воплем: «Надоело грязь выгребать!!!» просто сбежала из дому. Марек беспрепятственно подсоединил розетку, а из проведенного желобка пяти сантиметров длиной и в полсантиметра шириной высыпалась чайная ложечка штукатурки.

У меня рецидив ремонтного светопреставления проявился по-иному. Квартира с покрашенными окнами и дверями, с отлакированным полом сияла, рассеивая блеск на всю округу, и заставить ее старой грязной мебелью, пылившейся у соседей, и думать не приходилось. Соседнюю квартиру требовалось срочно освободить – там пора было начинать работы. Безумие довело меня до того, что разобранную по частям мебель, а вещи поменьше целиком, я запихивала в ванну и терла щеткой в горячей воде со стиральным порошком. Мыльный поток каскадом стекал по лестнице, потому как, к примеру, гардероб или трехметровые карнизы в ванной комнате не помещались. Увидев чистую мебель, мне позавидовала Люцина – а может, психоз заразителен – и полетела домой отмывать книжные полки, они и в самом деле стали светлее. Умаялась она как вол, обругала меня – ведь я спровоцировала всю эту свистопляску, и вообще разобиделась.

И после всего этого меня чуть не добила администрация. На время ремонта жильцов освободили от квартплаты. Оно и понятно, поскольку жить в доме не представлялось возможным. Огромные дыры в наружных стенах являли собой особенно впечатляющее зрелище. Да и так провидение смилостивилось над нами – несмотря на конец октября, погода стояла ясная, солнечная и теплая, даже ночью было терпимо.

Освободили от квартплаты? Прекрасно. Я приняла это к сведению и платить перестала.

Следует заметить – с администрацией у меня давно сложились не лучшие отношения, и причина не всегда была в управлении жилыми домами. Я очень часто не оплачивала вовремя счета всего лишь потому, что жалко было времени. До пятнадцатого числа каждого месяца и без того работы хватало, а просиживание в очередях я вовсе не считала пределом мечтаний. Посему я платила позже, после двадцатого. Иногда вообще забывала и оплачивала скопом все счета за несколько месяцев. Порой платила вперед, чтобы не морочить себе голову. Случалось, я бунтовала из-за отсутствия воды и сыпавшегося мне на голову мусора, а иногда просто уезжала и счетами пренебрегала. Официальным уведомлениям с требованием оплаты, с угрозами штрафа за опоздание не было числа; иногда случались довольно забавные накладки.

Несколько раз мне присылали грозные письма и последние предупреждения, когда все задолженности давно были погашены. Дважды собирались передать на меня дело в суд из-за неплательщиков из соседнего дома. Однажды прислали судебного исполнителя, опечатавшего холодильник, что ни в какой степени не мешало им пользоваться, а ошибка выяснилась на следующий день. Рекорд побил документ, над которым я долго сидела в недоумении.

Мне сообщалось: немедленно заплатить указанную сумму, иначе дело передадут в суд и меня выселят. Судом и выселением я не слишком озаботилась, а вот сумма меня заинтересовала. Откуда ее взяли?.. Попробовала считать, ничего не получилось. Даже если бы я действительно не платила за квартиру в течение четырех месяцев, чего как раз не случилось, тоже получалась совсем иная цифра. Добавила я пеню за просроченность, посчитала проценты, и все равно результат не сходился. История эта настолько меня заинтриговала, что на следующий день я понеслась в управление, добралась до нужной девицы и спросила ее, на чем она основала свои расчеты? Раздраженная и недовольная, девица извлекла мою карточку. Выяснилось – я даже переплатила лишних шестьсот злотых. Я не стала пререкаться с администраторшей, и она милостиво соизволила простить мне свою ошибку. Откуда взялась вся эта галиматья, она мне не растолковала, и я позвонила главному бухгалтеру учреждения.

– Будьте добры, – начала я вежливо, – хотелось бы задать вам один вопрос. Я не предъявляю сверхъестественных требований, ноне могли бы вы брать на работу людей, овладевших хотя бы тремя арифметическими действиями? О четырех я уже не говорю, это непомерно много, но хотя бы три?..

– О, я совершенно с вами согласна, уважаемая пани, – подавленно ответила мне собеседница. – Это моя мечта уже многие годы, и, к сожалению, не реальная!

Ну что с нее взять? Прицепиться и довести несчастную женщину до стресса?

Обычно я такие извещения, полные угроз и оскорблений, сразу выбрасывала, особенно если мне приписывались долги других жильцов, но в конце концов терпение мое лопнуло. Ведь не отдуваться же мне из-за того, что учащаяся молодежь прогуливает уроки математики!

И когда через месяц по окончании ремонта я получила очередной документ, угрожавший судебным исполнителем за неоплаченные в течение четырех месяцев счета, меня охватило дикое бешенство. Я достала извещение из почтового ящика, выходя из дому, распечатала его в машине у светофора под красным светом, и меня едва не хватил удар. Я с места развернулась, невзирая на правила движения, и помчалась прямиком в районное управление. В полной ярости я решила устроить им наконец такое пекло, чтобы в будущем они и думать забыли про кляузные бумажки.

Препятствий для меня не существовало, секретаршу директора я миновала, будто ее и не было. И тут произошло нечто неправдоподобное.

Директор лишь взглянул на меня, и не успела я произнести и половину фразы, как он перехватил инициативу. Начал кланяться, просить прощения за ошибку, призвал виновницу, облаял ее всячески, извещение порвал в клочки и бросил в корзину. Лишил меня всех шансов на скандал, ну не ужасно ли! Богом клянусь, меня едва кондрашка не хватил с досады! Я ведь всю ярость намеревалась разрядить на нем, а он возможно, угадал и опередил меня. Единственное облегчение, впрочем, весьма мизерное, я испытала, огласив ядовитую просьбу, дабы последующие свои писульки директор попытался выдержать в менее оскорбительном тоне. С полной уверенностью утверждаю – это была одна из самых скверных минут в моей жизни, и сомневаюсь, смогу ли я когда-нибудь простить ее пану администратору.

Дополнительный эффект ремонта оказался совсем иного свойства и весьма оригинальным – мне довелось изведать умиротворение и спокойствие. Желаю их испытать каждому.

Труба центрального отопления тянулась себе по стене, и вентиль для отключения воды торчал у меня перед самым носом. Вид, конечно, угнетал, не говоря уже о том, что приспособления для перекрытия в наших водопроводных, нагревательных и прочих устройствах закреплены намертво, ни о каком использовании перекрытия речи идти не может. Вторая труба, значительно больших размеров, мощная канализационная болванка с коленом, устрашала меня в кухне, и я отчетливо ощущала зарождавшийся под ее воздействием невроз. Я разозлилась и решила по-своему справиться с этим злом. Страсть ко всяким растениям проявилась у меня еще с детства. И тут я дала ей расцвести. Обе трубы закамуфлировала пучками всего, что ни попадало под руку, из любой поездки на природу я возвращалась в машине, переполненной флорой. Засушенные украшения выглядели несравненно лучше, чем санитарные трубы. Развитие мании началось и толкнуло меня к дальнейшим действиям.

В Чехословакии мы с Мареком попали в какой-то фольклорный музей, где висели пауки из соломы. И эти пауки вдохновили меня. Солому для декораций я раздобыла, срезая ее по одному стебельку перед самым началом жатвы, а дома пользовалась ножницами для резки стали, позаимствованными у Роберта. После пауков я начала делать плоские декоративные украшения на стены. Дошло до того, что клуб учителей на Хожей устроил выставку всех моих умопомрачительных изделий.

Как известно, стрессы сокращают жизнь. Противовесом якобы являются антистрессы. Если человек взглянет неожиданно на что-нибудь очень красивое, в нем происходит позитивное минипотрясение. Оно-то и продлевает жизнь. Кто желает, может проверить, я лично утверждаю: сколько бы раз ни взглянула от кухонного стола на стену прихожей, где висела одна из моих пестрых декораций, мне становилось приятно на душе. Мне и сейчас приятно по-прежнему, хотя декорации несколько запылились. Впрочем, это вопрос вкуса. Мне нравятся стенные украшения, а кому-нибудь, может, нравится дохлая мышь. Ну так пусть его и любуется на дохлую мышь.

А теперь отступление поучительное.

Все эти наши батареи, которые нельзя ни открыть, ни закрыть, ни вообще регулировать, это не просто вопрос технический. Технический – да, от глупых манипуляций они защищены радикально, вентиль никакая людская сила не одолеет, а если кто и добьется результатов, будет иметь дело с наводнением. Из батареи будет хлестать струя кипятка, и останется единственный выход – беспрестанно заниматься стиркой.

Но вообще-то речь не об этом. Вопрос с отоплением решен в параметрах нашего строя и является одним из многих примеров грандиозной лжи. Все для человека – радостная жизнь и полнота свободы! Свобода у нас уже из ушей прет, а забота о народе бушует не хуже пожара в прерии. Народ же фактически лишен свободы во всех отношениях. В том числе и в центральном отоплении. Индивидуальные потребности личности выброшены на помойку, человек перестал считаться таковым, к нему относятся как к неразумной скотине. Вот еще, будет тут всякая сволочь вентиль крутить, да пусть подавится своими потребностями и чувствами. Если ему чересчур жарко, пускай окно откроет, а ежели холодно – свитер наденет. Словом, центральное отопление – яркий пример отношения властей предержащих к народу, чей умственный уровень оценивается явно ниже скотского.

И что? Разве мы этого не заметили? Заметили, конечно, но ведь примирились с фактом? Спрашивается, чего же мы заслуживаем?..

И второй вопрос в рамках все того же отступления. Собирала я растения так же, как и солому, срезая ножницами по одному стебельку, выбирая самые лучшие, и по дороге домой едва удавалось разместить в машине мои трофеи. В конце концов мне пришло в голову: а если срезать траву серпом? С помощью ножниц я прокормила бы одну корову, а с помощью серпа, глядишь, насытила бы и целое стадо... Кому интересно, пусть сделает вывод, а прелести сельской жизни я опишу дальше.


Загрузка...