Третья правда

6

Джереми Лансинг ждал Саундерса в аэропорту Штутгарта. Саундерс не любил Лансинга и знал, что тот тоже не питает к нему нежных чувств. Этот низенький круглолицый толстяк с маленькими глазками уже несколько лет являлся резидентом ЦРУ на юге Германии, куда входили Штутгарт, Мюнхен и Нюрнберг. Он выдавал себя за респектабельного поставщика всевозможных товаров американским базам, но люди Гелена прекрасно знали, кто он такой и чем занимается. Ему трудно было скрыть свои действия от немцев, да в этом и не было особой необходимости. Соединенные Штаты и Западная Германия тесно сотрудничали в борьбе против шпионов из-за железного занавеса. Агентуру Гелена в СССР по-прежнему возглавляли люди, которых старый хитрый генерал заслал в Россию еще во время Второй мировой войны. Он сумел сохранить своих агентов, а когда началась холодная война, передал их в распоряжение американцев.

ЦРУ не беспокоило то, что немецкая служба безопасности знает, что Лансинг является резидентом американской разведки на юге Германии. Дело в том, что Лансинг вот уже много лет не занимался настоящей оперативной работой. Он только собирал и передавал информацию, деньги и распоряжения агентам, которые часто работали в тесном контакте с немцами. Когда же на территории Германии требовалось провести серьезную операцию, ЦРУ прибегало к услугам совсем других агентов. Лансинг знал о существовании тайной резидентуры, но не знал, кто они.

Саундерс не удивился, увидев Джереми Лансинга. Он знал, что встречи в аэропорту как раз то, чем занимался Лансинг в Штутгарте.

— Добро пожаловать в солнечную Германию! — с натянутой улыбкой приветствовал толстяк. Несмотря на жару он напялил шляпу и пальто, и в одежде казался еще толще.

— Привет, Лансинг! — без особого энтузиазма поздоровался Саундерс. Он прекрасно знал о необыкновенных подвигах Лансинга в годы Второй мировой войны, о его смелости и sang froig,[7] но все равно коротышка ему не нравился. И еще он знал, что Джереми относится к нему с таким же презрением. Ему не раз передавали, что Лансинг называет его «Плэйбоем 007», «Легкомысленным человеком» и «Суперменом». Их отношения всегда были натянутыми, и такое положение вещей устраивало обоих.

Лансинг достал из внутреннего кармана пальто запечатанный конверт и протянул Саундерсу.

— Это тебе. В нем пятьсот марок, телеграммы из Вашингтона и заказ на комнату в людвигсбургском «Европейском дворе». Если хочешь, проверь.

— В этом нет необходимости, — покачал головой Джефф Саундерс. — Я тебе доверяю.

Лансинг равнодушно пожал плечами.

— Меня попросили взять для тебя машину напрокат. Вот ключи. Номер написан на кольце с ключами. Она стоит на парковочной площадке аэропорта, в третьем ряду, первая слева. Регистрационные документы в бардачке. На сиденье я оставил карту с отмеченным маршрутом в Людвигсбурге.

— Как-нибудь доберусь, — кивнул Саундерс.

Покончив с делами, Лансинг не смог удержаться, чтобы не уколоть Саундерса.

— Вижу, ты совсем избаловался в Вашингтоне. Салливан попросил, чтобы я нашел для тебя «мерседес спайдер 350». Сказал, что на других машинах ты не ездишь.

— По-твоему, я не заслуживаю «мерседес»? — с сарказмом поинтересовался Джефф. — Неужели любимчик босса не может позволить себе ездить на «мерседесе»? Кстати, у тебя у самого-то какая машина?

Лансинг пропустил сарказм мимо ушей и серьезно сказал:

— Если захочешь послать телеграммы, звони. В конверте лежит моя визитка. Пригласишь меня выпить по стаканчику. Я приеду сам или пришлю кого-нибудь из своих парней. Когда думаешь уезжать?

— Скорее всего завтра.

— И куда?

— В Париж.

— Все правильно. Вашингтон сказал то же самое. Наверное, захочешь улететь утром? — Саундерс кивнул. — В Париж есть четыре утренних рейса. Я заказал билеты на два из них: один на самолет «Люфтганзы», отлетающий в половину одиннадцатого, а второй — на самолет «Эйр Франс» в одиннадцать десять. Билет на твое имя будет лежать в справочном бюро главного зала аэропорта. Впишешь только номер рейса и можешь лететь. Ключи от машины оставишь в справочном бюро, я о ней позабочусь.

— Похоже, ты ничего не упустил.

Лансинг подозрительно покосился на Саундерса. Он сильно сомневался в искренности похвалы Джеффа и посчитал ее очередным выпадом в их бесконечной дуэли.

— Ну, кажется, все.

— Большое спасибо, Лансинг. Надеюсь, мне не придется беспокоить тебя и звонить из Людвигсбурга.

Джереми протянул вялую руку.

— До свидания. И не забудь замолвить за меня словечко в Вашингтоне. Знаешь, всегда спокойнее спишь по ночам, когда знаешь, что у тебя на самом верху есть друг.

Саундерс проводил его взглядом. Когда плотная фигура Лансинга исчезла в толпе, он посмотрел на часы. Четверть третьего. До Людвигсбурга совсем близко, на «мерседесе» часа полтора. Успеет пропустить стаканчик и прочитать телеграммы. «Спайдер» легко выдаст на автобане девяносто миль в час. Он улыбнулся, вспомнив, с какой завистью Лансинг говорил о машине. В одном Джерем был прав. В Вашингтоне Джеффа сейчас считали очень важной персоной. Об этом говорило хотя бы то, что о нем беспокоился не кто-нибудь, а сам Джим Салливан, начальник оперативного отдела ЦРУ. Джим не забыл любимую машину Саундерса. Джефф улыбнулся. Ему понадобилось каких-то сорок восемь часов для того, чтобы стать persona non grata в огромном здании на другом берегу Потомака.

Джефф Саундерс легко расшифровал кажущиеся на первый взгляд деловыми телеграммы с помощью личного шифра, который Салливан дал ему перед отъездом в Европу. Так называемые «особые» слова и фразы нужно было заменить словами и фразами из списка, составленного специально для этой операции. Список имелся только у трех человек: Саундерса, Салливана и Ричардса. Например, слово «убийца» заменялось словом «клиент», «Слободин» и «Драгунский» соответственно становились «вычислительной машиной» и «фотоаппаратом». Дахау в телеграммах назывался «европейским складом». Предложение «Убийца знал, что Слободин и Драгунский находились в Дахау» превращалось в «Клиент знает, что вычислительные машины и фотоаппараты находятся на европейском складе».

Такие «коммерческие» телеграммы шифровались Государственным департаментом и рассылались тайным агентам через посольства и торговых представителей в крупнейших европейских городах. Телеграммы Саундерсу были посланы в Штутгарт, и Джефф расшифровал их с помощью своего списка.

По опыту Саундерс знал, что безопаснее всего заниматься серьезными делами в каком-нибудь общественном месте, и чем больше народа при этом будет присутствовать, тем лучше. Поэтому он уселся за столик посреди маленького кафе в аэропорту Штутгарта, заказал большую кружку пива и быстро расшифровал телеграммы из конверта, который ему дал Лансинг. Ричардс прислал краткую восторженную телеграмму. «Поздравляю с успехом в Вене. Похоже, ты на верном пути. Президент очень доволен ходом расследования. Русские в курсе. Продолжай в таком же духе. Хал».

Телеграмма от Джима Салливана оказалась более деловой. «В ответ на твой запрос от 28/8 сообщаем, что предварительная проверка Жана-Марка Люко по нашим каналам не дала результатов. Повторяю: никаких результатов. Предварительная проверка Люко нашим парижским человеком тоже не дала результатов. Повторяю: не дала результатов. Передал в Париж срочную просьбу провести проверку Люко по полной программе и подготовить материал к твоему приезду 30/8. Проверка архивов 743-го и 824-го полков Восьмой армии не дала ничего нового по 13 бараку. Драгунский и Слободин не участвовали ни в шпионской, ни в какой-либо противозаконной деятельности. Нью-йоркское расследование Паттисона зашло в тупик. КГБ тоже не смогло ничем помочь. У них нет ничего ни на Слободина, ни на Драгунского до его отъезда на Запад. Ничего нового по убийству Пономарева. Советы, как и обещали, ждут, но наблюдатели отмечают растущее нетерпение в высших военных кругах. Предлагаю сконцентрировать усилия и внимание на „Централштелле“ в Людвигсбурге и Люко в Париже. Буду немедленно сообщать новости. Все европейские отделения ЦРУ в твоем распоряжении. Желаю успеха! Джим».

Саундерс без труда нашел серебристый «спайдер» на парковочной стоянке. Сел на мягкое сиденье из черной кожи и сразу испытал ощущение физического благополучия. Мотор работал, как часы, коробка передач реагировала на самое легкое прикосновение пальцев. Джефф послал несколько упреков в адрес изобретателя автоматической коробки передач и нажал на педаль газа. С тихим высокомерным урчанием «мерседес» двинулся к автобану.

Саундерс посмотрел в зеркальце заднего видения и увидел, как со стоянки следом за ним выезжает большой черный «мерседес». Подъездная дорога к автобану была запружена машинами, и ему пришлось переключить внимание на дорогу. Резко нажав на газ, он прошмыгнул между двумя машинами и на полной скорости помчался к автобану.

По дороге Джефф Саундерс попытался собраться с мыслями и составить предварительный отчет по расследованию. Он не видел причин не верить Эгону Шнейдеру. Австриец был честным человеком. То, что Шнейдер не рассказал ему о Люко еще вчера, Саундерса не смущало. Он понимал, что Эгон боялся подвести молодого француза. Джефф задумался над ролью Жана-Марка Люко в этом деле. Скорее всего его кто-то использовал в своих целях. Ему казалось маловероятным, чтобы Люко сознательно участвовал в заговоре с целью убийства. Во-первых, парень давно был знаком со Шнейдером, его работа рецензентом в издательстве «Фонтеной» и специализация на истории концентрационных лагерей объясняла недавние поездки в Вену и Людвигсбург. Причина последнего приезда к Шнейдеру тоже казалась вполне правдоподобной. Дальше: очень сомнительно, что участник заговора такого масштаба станет оставлять после себя следы, которые не заметит только слепой. Даже любой стажер детектив через пару часов неторопливой работы вышел бы на Люко. Намного вероятнее выглядит другая возможность. Люко манипулируют люди, которые спланировали и осуществили убийства. Не исключено, что это при их помощи француз получил нужную рукопись, в которую они вставили несколько сомнительных деталей, требующих проверки. И у Люко созревает идея ехать в Австрию и Германию. А может, все было по-другому. Организаторы убийств решили воспользоваться Люко уже после того, как он получил рукопись. Нельзя исключать вероятность того, что никакой рукописи не существует в природе и что Люко просто солгал Шнейдеру, чтобы объяснить причину поисков. Почему бы друзьям или даже незнакомым людям, знающим о связах Люко с организациями бывших узников, не предложить ему немного денег за небольшую работу в немецких и австрийских архивах? Люко мог и не знать, кому и для чего понадобилась эта информация. Но каким был мотив тех, кто использовал его? Какая тайна скрывалась в 13 бараке Дахау? Деньги? Месть? Шпионаж? Чем больше он задумывался над этим, тем сильнее ему казалось, что ключ к разгадке лежит в Париже. Джефф был уверен, что или Люко, или рукопись, а может, они вместе помогут раскрыть эту страшную тайну.

Приехав в Людвигсбург, Саундерс сразу отправился в «Централштелле». Он остановился на некрасивой площади перед старой тюрьмой, в которой сейчас располагался научно-исследовательский центр по истории нацистских преступлений, и торопливо направился к главному входу. Вахтер в вестибюле, наверное, узнал его, поскольку пропустил, не попросив показать удостоверение личности. Саундерс поднялся на третий этаж, нашел в указателе номера комнат, где располагается архив, и пошел по бесконечному коридору. Коридор был пуст, из-за десятков закрытых дверей не доносилось ни звука. Лишь звуки его шагов эхом отражались от голых стен. В тяжелой тишине было что-то зловещее. Здание будто вымерло. Оно казалось мертвым, как тысячи имен и фамилий в бесчисленных папках, шкафах и ящиках, запертых за этими дверями.

Джефф остановился перед дверью с номером 371, постучал и вошел со словами:

— Герр Штофф?

Молодая девушка с темно-каштановыми волосами и красивыми черными глазами сидела за столом, заваленным какими-то вырезками. Она удивленно посмотрела на гостя и ответила теплым мелодичным голосом, так не вяжущимся с атмосферой морга:

— Герра Штоффа нет. Он в отпуске и вернется не раньше 15 сентября. Но может, я смогу вам помочь? Меня зовут Инга Кнутте, я помощница герра Штоффа. — Инга Кнутте ни на секунду не прекращала работу и очень ловко вкладывала вырезки в большие конверты. — Боюсь, вам придется прийти завтра. Я как раз заканчивала, когда вы вошли. Летом мы работаем только до двух часов дня. Если хотите, можете сказать мне, что вас привело в «Централштелле».

За эти несколько секунд уверенность Саундерса поколебалась. Что он может ответить этой девчонке? Ему никогда даже в голову не приходило, что Руди Штофф может уйти в отпуск. Каждый раз, когда он приезжал в «Централштелле», Руди Штофф важно восседал за своим столом в белоснежной сорочке с жестким воротничком и в тонком галстуке. Из аккуратной прически никогда не выбивался ни единый седой волосок. Саундерс так привык находить Штоффа на месте, что как-то не мог представить 371-ю комнату без ее хозяина. Немец хорошо знал Саундерса и прекрасно знал, чем тот занимается. После войны и возвращения Штоффа из долгой ссылки в Швеции, американская разведка решила воспользоваться его услугами в поисках военных преступников. Позже он стал работать на боннское правительство, а когда было открыто «Централштелле», Штоффа естественно назначили директором архива. Он продолжал поддерживать тесные контакты с американцами и часто помогал, когда ЦРУ требовалась информация по нацистским преступникам. То, что Саундерс не нашел Штоффа в «Централштелле», оказалось для американца большой неожиданностью. Сейчас он стоял перед красивой и явно любопытной девушкой и должен быстро придумать какой-нибудь правдоподобный ответ.

— Цель моего визита объяснить непросто, — вежливо ответил он и улыбнулся, пытаясь выгадать время. — Вы давно здесь работаете?

— Довольно давно, — не сразу ответила Инга. — С января.

— Поэтому я вас раньше и не видел. Я часто приезжал сюда, но это было год назад. Меня зовут Джефф Саундерс.

Она немного насмешливо наклонила голову, словно здоровалась.

— Я работаю в нью-йоркском издательстве «Рубен и Тейлор». Мы выпустили много книг о Второй мировой войне, причем большая их часть связана с нацистскими преступниками и концентрационными лагерями или так называемым «окончательным решением» еврейского вопроса. К нам часто попадают рукописи, в которых приходится проверять имена, детали и многое другое. Если не проявлять осторожности, то можно легко нарваться на обвинение в клевете или другие юридические сложности. Поэтому время от времени я и приезжаю в Людвигсбург порыться в архивах.

— Понятно, — торжественно произнесла Инга Кнутте.

Закончив работу, девушка навела порядок на столе, взяла из шкафа сумочку и направилась к двери. Саундерс поплелся за ней, любуясь, как яркое платье облегает красивые ноги.

— Почему здесь такая тишина? В здании никого нет?

— Никого, — кивнула Инга. — Все уже ушли домой. Но продолжайте, прошу вас. Вы рассказывали…

Джефф попытался скрыть растущее раздражение. Неужели эта поездка в Людвигсбург ничего не даст, и он напрасно потратит целых двадцать четыре драгоценных часа из-за графика отпусков, чтоб ему провалиться, придуманного чиновником какого-то идиотского профсоюза? Не говоря уже об отсутствии Штоффа. Но самое обидное во всем этом было то, что он не мог никак справиться с этой красивой девчонкой, которая судя по всему была не прочь подразнить его.

— О чем я говорил? Ах, да. Недавно мы получили очень интересную рукопись о Дахау. Ее прислали из парижского издательства «Фонтеной». Рукопись уже почти проверена, но раз я все равно приехал в Европу на Франкфуртскую книжную ярмарку и материал рукописи отличается очень высокой… как бы это сказать?., психологической атмосферой, то я решил еще раз на всякий случай проверить все сам.

Они подошли к лифту.

— Все ясно, — улыбнулась девушка. — Сейчас я понимаю, о какой рукописи вы говорите. Менее месяца назад к нам уже приезжали из издательства «Фонтеной». Очень приятный молодой человек, хотя и немного странный. Знаете, есть такие люди… очень спокойные и очень таинственные, замкнутые. Мы хорошо ему помогли.

Джефф Саундерс едва сумел скрыть волнение.

— Вот как? Вы уверены, что это та же самая рукопись?

— Думаю, та же самая. Она называется… «Письма, написанные кровью», так ведь? Француз из «Фонтеноя»… кажется, его зовут Дюко… нет, извините, Люко… Когда он рассказал, что рукопись на самом деле написана кровью, собственной кровью автора, несколько ночей я не могла заснуть. Какой ужас!

Они вышли из здания института на жаркое послеобеденное солнце.

— Вы приехали из-за этой рукописи? — повторила вопрос Инга.

— Да, — быстро кивнул Джефф, — хотя мы назовем книгу скорее всего как-то иначе. — Не дождавшись реакции, продолжил: — Не понимаю, почему «Фонтеной» решил еще раз проверить рукопись, если его человек недавно уже занимался ей?

— Если мне не изменяет память, Люко искал кого-то из тех, о ком рассказывалось в рукописи, кого-то из заключенных 13-го барака. В издательстве не знали адреса этих людей, даже не знали, живы ли они.

— И Люко что-нибудь нашел?

— Мы неплохо потрудились, — не без гордости ответила фройлейн Кнутте. — Поисками занималась я сама. Мы связались с Международным Красным Крестом в Женеве и с несколькими организациями бывших узников концлагерей и смогли найти адреса большинства интересующих Люко людей. Знаете, — ее глаза взволнованно заблестели, — я целый день рылась в архиве и даже нашла фотографию заключенных с нацистским офицером, который отвечал за этот барак… его звали Мюллер. Оказывается, многие палачи любят фотографироваться со своими жертвами.

Саундерс повернулся к девушке.

— Послушайте, можно попросить об одном одолжении? Я не знал, что вы так рано закрываетесь, и пообещал позвонить боссу в Нью-Йорк, чтобы рассказать о результатах поисков. Раз вы сами искали адреса, не могли бы вы показать мне папку? Или можно поступить иначе. Чтобы не отнимать у вас время, я мог бы взять папку, перефотографировать нужные документы и вернуть ее завтра утром.

— Нет, я не могу отдать вам папку, — решительно покачала головой девушка. — Нам строго-настрого запрещено выдавать папки с документами без разрешения директора. Несколько месяцев назад в «Централштелле» приезжали люди из Организации Бывших Узников Лагерей… кажется, из Швейцарии… и я сдуру отдала им все документы по Дахау вместе с фотографиями, чтобы они сделали копии. Был ужасный скандал. Конечно, они все вернули через три дня в целости и сохранности, как обещали, но меня чуть не уволили.

— Почему? — удивился Саундерс. — Что вы сделали плохого?

— Администрация «Централштелле» считает, что вокруг тысячи бывших нацистов, которых очень интересуют наши документы. Тысячи людей хотят, чтобы их прошлое забыли. Эти люди страшно боятся, что мы опубликуем компрометирующие их материалы, и готовы заплатить большие деньги за то, чтобы уничтожить свидетельства против себя. Они легко могут выдать себя за каких-нибудь бывших узников или сотрудников издательств для того, чтобы выкрасть документы и уничтожить.

— Вы намекаете на меня? — с улыбкой осведомился Саундерс.

— Нет, нет, — весело рассмеялась девушка. — Но вы должны признать, что в нашей осторожности есть смысл. Дело в том, что мы никогда не проверяем личности приезжающих к нам людей. Если кто-то очень захочет получить документы, он легко сможет это сделать. Поэтому совсем недавно нам пришлось удвоить меры предосторожности в архиве.

— Ну и что вы посоветуете мне теперь делать? — печально вздохнул американец.

— Подождите до завтра. На поиски интересующих вас документов уйдет совсем мало времени, какие-то полчаса. Все документы, которые мы искали для Люко, находятся в одном месте. У меня есть ключи от архива, и я даю вам слово, что буду завтра на работе в половине девятого… Долго пробудете в Людвигсбурге?

Саундерс покачал головой.

— Не больше двадцати четырех часов. — Джефф лихорадочно искал выход. Он не мог себе позволить прождать до завтрашнего утра и потерять целые сутки. Он и так потерял много времени в Майами и Вене. Необходимо достать эти документы до вечера. Но как? В «Централштелле» сейчас не осталось ни одной живой души. Все заперто. Штофф уехал отдыхать, и кроме этой красивой, но упрямой девчонки, с которой он не прочь бы встретиться в другом месте и при других обстоятельствах, ему никто не сумеет помочь. Значит, придется попытаться обольстить фройлейн Кнутте. В прошлом ему не раз приходилось ухаживать за женщинами в интересах дела, и почти всегда он добивался успеха. Но сейчас у Саундерса было чувство, что с этой девушкой все будет иначе.

Он смущенно посмотрел на нее, еще раз печально вздохнул и улыбнулся своей самой неотразимой улыбкой.

— Какая жалость! Неужели мне придется до утра одному сидеть в гостинице в чужом городе, всеми забытому и заброшенному?

— О, только не это! — рассмеялась Инга Кнутте. — Большой страшный Волк наконец-то заметил маленькую Красную Шапочку, но должна вас предупредить, что я вас прекрасно понимаю. Неужели эта глупая игра доставляет вам удовольствие? — Не дождавшись ответа от Саундерса, девушка пожала плечами. — Ну хорошо, если вы настаиваете, я вам скажу, что, по-моему, никакой вы не забытый и никем не заброшенный. Что же касается вашего «одиночества», как вы его называете, то вы производите на меня впечатление мужчины, который в любом городе недолго останется одиноким.

Саундерс улыбнулся еще обворожительнее и сказал:

— Да, но не каждый день мне приходится встречаться…

— Бросьте. — Теплая улыбка Инги не вязалась с резким тоном. — Я прекрасно знаю, что вы сейчас собираетесь сказать. Вы хотите произнести классический монолог Дон Жуана и сказать, что не каждый день вам приходится встречаться с такой красивой, понимающей и умной девушкой, как я, что вы считаете, будто вам повезло, что герр Штофф в отпуске, что мы просто обязаны узнать друг друга получше, ну и почему тогда нам не поужинать? Я права?

Джефф Саундерс широко улыбнулся и поднял руки, показывая, что сдается.

— Ваша взяла. Но раз вы уж сами заговорили об этом, почему бы нам на самом деле не поужинать вечером вместе?

Инга посерьезнела и пристально посмотрела ему в глаза.

— Послушайте, я не собираюсь говорить: «Но я вас совсем не знаю» и так далее… Это было бы глупо. Мне хочется поужинать с вами сегодня вечером, но и вы, и я прекрасно догадываемся, чем закончится этот ужин. Знаете, я не люблю однодневные романы. Как в таких случаях говорят в Америке? Это расстроит мою психологическую уравновешенность.

Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться.

— Так что давайте лучше встретимся завтра в половине девятого утра. Можете не стараться и не уговаривать меня, это окончательное решение. Но если вы надумаете вернуться в Людвигсбург, когда я буду свободна, и у вас окажется больше времени, то я обещаю поужинать с вами, а после ужина непременно будет и десерт.

Инга покраснела и сбежала с каменных ступенек крыльца, оставив позади себя очень удивленного и разочарованного американца.

В одиннадцать сорок три закончились передачи по телевизору. Джефф Саундерс развалился в кресле. Он несколько раз мигнул и зевнул. Потом поставил наполовину пустой стакан с виски на пол и встал. Выключил телевизор и открыл чемодан. Достал из коробки связку ключей, свой маленький набор воровских инструментов, фонарик и кастет и рассовал все по карманам. Джефф оделся во все черное: куртка, рубашка с отложным воротником, брюки и легкие мокасины с резиновыми подошвами. Прежде чем спрятать в карман часы, он бросил на них последний взгляд. Светящиеся стрелки показывали одиннадцать пятьдесят шесть. Он был почти уверен, что сторож в «Централштелле» выключил телевизор и уже спокойно спит. Саундерс был также уверен в том, что в здании только один сторож и он скорее всего не относится к тем людям, которые будут регулярно обходить ночью здание. Несмотря на то, что в архиве хранились очень важные документы, «Централштелле» не военное учреждение и, если следовать логике, то одного сторожа вполне достаточно. Слова Инги Кнутте об усилении мер безопасности не произвели на него должного впечатления. Он не сомневался, что администрация только установила какую-нибудь сигнализацию с пультом управления около будки сторожа. Если он прав, то пробраться в архив будет нетрудно. Раньше ему приходилось совершать и не такие подвиги. Саундерс улыбнулся. Конечно, смешно лезть в здание через окно ночью после того, как много раз открыто входил через парадный вход. Особенно смешной казалась причина, заставившая отправиться в ночное приключение. Ведь девушка обещала отдать ему документы завтра утром. Он решил залезть в «Централштелле» ночью только для того, чтобы выиграть несколько драгоценных часов и успеть на самолет в Париж, вылетающий в половину одиннадцатого утра.

Джефф снял трубку телефона и сообщил сонной телефонистке:

— Я ложусь спать. Больше меня ни с кем не соединяйте. И, пожалуйста, разбудите меня завтра в шесть часов.

— Комната 301, — механически произнесла телефонистка. — Больше не беспокоить и разбудить в шесть часов. Хорошо, сэр. Спокойной ночи, сэр.

Джефф выключил свет, вышел из номера и запер дверь. Повесив на ручку табличку с надписью «Просьба не беспокоить», пошел по коридору, но вместо того, чтобы спуститься на лифте, спустился по лестнице. На первом этаже повернул к служебному входу и вышел на парковочную стоянку. Осторожно пройдя между машинами, Саундерс свернул на первую улочку, где стоял егой «спайдер».

Через несколько минут он остановился на пустынной улице в нескольких сотнях ярдов от «Централштелле» и подошел к окружающей бывшую тюрьму Людвигсбурга стене. Достал из кармана часы и посмотрел на светящиеся стрелки. Двадцать пять минут первого.

Легко перемахнув через стену, Джефф Саундерс перебежал двор и медленно двинулся вдоль стены здания. Восточное крыло института пустовало, если не считать первого этажа, который был перестроен и превращен в кафе для служащих. Он выбрал кафе, поскольку помнил, что оно связано с действующим крылом длинным коридором и что коридор от кафе отделяет простая деревянная дверь. Едва ли сигнализацию провели и в восточное крыло.

По улице медленно проехала машина, и Саундерс прижался к стене, решив на всякий случай подождать. Когда машина проехала, он схватился за каменный подоконник, подтянулся и забрался наверх. Посветил фонариком на деревянную раму окна и улыбнулся, вспомнив первый урок по проникновению в дом в школе ЦРУ для тайных агентов. Джефф оказался прав, сигнализации в кафе не было. Он достал маленькие плоскогубцы с отверткой и две тонкие черные стальные пластинки с заточенными концами. Две минуты возился с окном, уперевшись ногой в подоконник. Потом осторожно надавил на раму. Окно с легким скрипом раскрылось, и он спрыгнул в кафе.

Саундерс осторожно прошел между металлическими столиками, легко открыл отмычкой деревянную дверь и через минуту был уже в темном и тихом, как могила, «Централштелле». Поднялся на третий этаж и остановился перед дверью, ведущей в архив. Он вновь решил довериться инстинкту, который на этот раз подсказывал быть осторожным. Джефф положил инструменты на пол и начал искать сигнализацию.

Он не сразу нашел электронный элемент, спрятанный в дверной петле. Невидимый инфракрасный луч пересекал дверь на уровне коленей.

Пятнадцать с лишним минут у Саундерса ушло на то, чтобы найти электрический щит третьего этажа с предохранителем сигнализации и отключить ее. В архив он вошел в час тридцать две.

Джефф проверил жалюзи и толстые шторы на окнах и только после этого включил фонарик. Он начал методично просматривать все ящики. Архив был огромным. Десятки металлических шкафов, многие метры деревянных полок, заполненных какими-то книгами и десятками тысяч папок с документами, длинные стальные каталоги. Джефф мог бы утонуть в этом море бумаг, если бы год назад не провел много часов в этой комнате и не был знаком с системой Штоффа и немецкой аккуратностью. Но даже вооруженный этими знаниями, он нашел папку с документами по Дахау только в третьем часу ночи.

Коричневая папка оказалась на удивление тонкой. На обложке черными заглавными буквами было написано «Жан-Марк Люко, издательство „Фонтеной“, Париж, „Письма, написанные кровью“.»

Саундерс открыл папку и увидел формуляр запроса.

Саундерс очень внимательно прочитал список, потом достал документы, «позаимствованные» из шнейдеровского архива в подвале Ратхауса и сравнил списки. Все правильно, Люко просил найти адреса восьми человек, против которых поставил в списке Ратхауса красные крестики.

Отложив в сторону формуляр, Саундерс принялся листать бумаги в папке: копии писем в Международный Красный Крест и различные организации бывших узников в Вену, Брюссель, Варшаву, Берн и Париж. Он увидел и письмо в «Иац Вахем», в Иерусалим, и просьбу сотрудникам «Централштелле» при текущей работе обращать внимание на документы, в которых упоминаются вышеперечисленные имена. Джефф нетерпеливо листал письма и запросы и остановился, только когда дошел до ответов.

На листе красной бумаги с шапкой «Централштелле» вверху кто-то написал от руки: «Только для внутреннего пользования. Никакой информации по Иоакиму Мюллеру. Разыскивается за военные преступления: многочисленные казни заключенных, пытки, несет прямую ответственность за смерть около восьмисот узников Дахау. Предполагается, что Мюллер до сих пор жив, но местонахождение неизвестно».

В письме Международной Федерации Бывших Узников Концентрационных Лагерей, штаб-квартира которой располагается в Брюсселе, было написано: «Хендрик ван Вельден, живший в доме 127 по улице Херренграхт в Амстердаме, умер 12 марта 1968 года.

Роберт Мишо, живший в доме 17 по улице де ля Лой в Льеже, умер в муниципальной больнице 12 июля 1961 года».

Джефф торопливо просмотрел письма от других организаций, занимающихся поисками узников лагерей, и наконец добрался до ответа «Централштелле» Жану-Марку Люко.

Джефф Саундерс внимательно посмотрел на фотографию, прикрепленную к письму. Оригинал должен находиться в архивах Дахау, подумал он. Наверное, сделали две копии: одну для Люко, вторую — для папки с результатами поисков. На фотографии стоял надменный Иоаким Мюллер в тщательно отглаженном черном мундире и пятнадцать заключенных. Испуганные глаза несчастных узников смотрели прямо в объектив.

Саундерс сразу обратил внимание на высокого худого мужчину с плоским носом и торчащими ушами. Это должен был быть Степан Драгунский. Хотя с того дня, когда был сделан этот снимок, прошло более четверти века, Джефф быстро узнал его по фотографии, которую видел в полицейском архиве в Майами.

Потом Саундерс удивленно посмотрел на Слободина. Лицо Аркадия Слободина практически не изменилось за четверть века. Джефф отлично помнил фотографию из паспорта русского. На ней остались те же спокойствие и уверенность, которые не смогли сломить палачи из Дахау. «Настоящий русский мужик, — мысленно произнес Джефф Саундерс. — Из таких людей можно гнуть гвозди. Наверное, из-за таких, как он, Наполеон потерпел поражение полтора века назад…»

Саундерс аккуратно сложил документы, стараясь не помять фотографию, и сунул в карман куртки. Хотел положить папку на место, но неожиданно в голову ему пришла идея. Джефф взял с соседнего столика чистый лист бумаги и написал: «Дорогая Инга! К сожалению, вынужден уехать раньше, чем рассчитывал. Но я обязательно вернусь, и мы поужинаем. Ваш Джефф Саундерс».

Он положил записку в папку, сунул досье на место и, довольный проделанной работой, быстро двинулся к двери.

Джефф взялся за ручку и неожиданно услышал негромкие шаги. Он замер, как вкопанный. Кто-то поднялся по лестнице и сейчас медленно пошел по коридору. Саундерс выключил фонарик и спрятался за огромный металлический шкаф. Шаги приближались к архиву. Затаив дыхание, Джефф ждал в темноте с бешено стучащим сердцем. Он был уверен, что это сторож, решивший обойти здание.

Шаги остановились около двери в архив, которая находилась менее чем в шести футах от Саундерса. Неужели сторож что-то заподозрил? Неожиданно послышался приглушенный вскрик, и что-то тяжелое упало на пол рядом с дверью. После этого вновь наступила тишина.

Подождав несколько минут, Джефф Саундерс медленно двинулся к двери. Он остановился и еще раз прислушался. Сейчас в огромном здании царила полная тишина. Еще два шага, и он у двери. Джефф опять остановился. Ничего не услышав, осторожно повернул ручку, открыл дверь и выглянул в коридор. Его глазам открылась удивительная картина.

В нескольких футах от двери, прислонясь к стене, на полу сидел пожилой толстый сторож в измятой синей форме, наверное, ветеран войны. Рядом на полу лежал огромный фонарик и переносная рация.

Полная тишина и сторож, застывший на полу. Джефф Саундерс решил рискнуть. Он вышел на цыпочках в коридор и нагнулся над немцем. Сторож хрипло дышал, как во сне. Джефф очень осторожно дотронулся до его затылка и нащупал большую шишку.

Человек, вырубивший немца одним ударом, несомненно, был мастером в таких делах.