Третья правда

7

Большинство пассажиров первого класса рейса 462 «Люфтганзы» из Штутгарта в Париж были очень крепкие розовощекие бизнесмены немцы. Из аккуратных причесок не выбивался ни один волосок. От них веяло страшной скукой. Джефф Саундерс невесело оглядел салон и с глубоким вздохом перевел кресло в горизонтальное положение. Он сильно устал, был бледен, под налитыми кровью глазами темнели круги. Больше всего на свете сейчас ему был нужен сон. После возвращения на рассвете в гостиницу и сумасшедшей поездки в аэропорт Штутгарта Джефф не сомкнул глаз. Как и обещал Джереми Лансинг, в справочном бюро главного зала аэропорта его ждал билет. Никаких проблем с таможней не возникло. Ночные события в «Централштелле» еще не попали в газеты, но Саундерса удивило то, что он ничего не услышал и по радио. До половины десятого, когда он приехал в аэропорт и отдал ключи от «спайдера», ни одна радиостанция не сообщила о нападении на сторожа.

Джефф Саундерс погрузился в мягкую дрему. Его разбудил осторожный кашель стюардессы. Она наклонилась над креслом с подносом, на котором стоял завтрак. В меню пассажиров первого класса входила даже «немецкая икра», дешевая подделка на настоящую черную икру из Каспийского моря.

— Не хотите немного водки, сэр?

Саундерс покачал головой и сказал:

— Пожалуйста, шампанского.

Временами в нем начинала играть французская кровь матери. Джефф с удовольствием смотрел, как шипучий напиток течет в бокал. Но все удовольствие сразу исчезло, когда он увидел заголовки «Нью-Йорк Таймс», которую взял с проезжающей мимо тележки с газетами и журналами.

«КРАСНАЯ АРМИЯ ПРИВЕДЕНА В СОСТОЯНИЕ ПОВЫШЕННОЙ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ». Под заголовком, набранным огромными буквами, был заголовок помельче: «Крупные передвижения танков и артиллерии стран-участниц Варшавского договора к границе с Германией. Президент Соединенных Штатов Америки во второй раз за последние двадцать четыре часа созывает экстренное заседание Совета Национальной Безопасности. С каждым днем, прошедшим после убийства министра Пономарева, советские ястребы набирают силу».

Сама статья оказалась еще тревожнее, а каждый новый абзац — напряженнее предыдущего:

«Надежные источники в Москве сообщили сегодня о растущем нетерпении среди генералов Красной армии, недовольными вялым расследованием убийства министра иностранных дел СССР Льва Пономарева. Военные ястребы считают, что медлительность расследования подтверждает их уверенность в том, что убийство было организовано на высшем уровне американского руководства и имело цель убрать с дороги Пономарева, который активно препятствовал американской политике. Руководство Красной армии, возглавляемое генералами Столыпиным и Новиковым, придерживается мнения, что у американского правительства возникли серьезные трудности в изобретении правдоподобного объяснения преступления и что американцы не торопятся, желая выиграть время.

Под сильным давлением генералов советские лидеры приняли ряд военных мер предупредительного характера. Армия приведена в состояние повышенной боевой готовности, самолеты готовы в любую минуту подняться в воздух с военных аэродромов, ракеты в шахтах готовы к запуску. Станции электронного слежения ЦРУ, расположенные вдоль советской границы, засекли большое количество странных переговоров, свидетельствующих о том, что в непрерывно идущих военных маневрах принимает участие все больше и больше истребителей и бомбардировщиков. ЦРУ также удалось перехватить и расшифровать команды, посланные советским спутникам. Спутники в любое мгновение могут изменить орбиту вращения вокруг Земли и пролететь над военными объектами на американской территории, чтобы делать фотографии.

Пехотные дивизии, танковые части и артиллерия недавно пересекли границу с Польшей и передвигаются к границе с Германией. Танковые части стран-участниц Варшавского договора окружили Берлин, и с полуночи сегодняшнего дня всякая связь с Западным Берлином прервана. Несмотря на горячие протесты западных держав советское руководство и власти Восточной Германии отказались объяснить окружение Берлина и не ответили на вопрос, когда будет снята блокада.

Серьезные приготовления замечены также на советских военных базах на территории Кубы, Египта, Алжира и в Индийском океане. Двенадцать русских военных кораблей, шесть подводных лодок и два транспортных судна прошли через Босфор и на рассвете вышли в Средиземное море».

Вашингтонский корреспондент «Таймс» описал напряженные попытки Белого Дома сохранить мир.

«Официальные источники в правительстве и Белом Доме подчеркивают тот факт, что президент решил на какое-то время воздержаться от контрмер военного характера, чтобы еще раз показать свое желание решить кризис в отношениях между Москвой и Вашингтоном мирным путем. В Белом Доме царит серьезная озабоченность, но правительство полно решимости не довести дело до войны. Что же касается убийства Льва Пономарева, то федеральные власти и нью-йоркская полиция продолжают хранить молчание о ходе расследования. Однако существуют определенные признаки, указывающие на то, что расследование приняло в последние два дня совершенно неожиданный поворот и что в самом ближайшем будущем ожидаются значительные результаты».

Саундерс быстро просматривал внутренние страницы, пока не достиг редакторских колонок. В статье под заголовком «Сюрприз в Москве» хорошо известный журналист Рой Джеймисон писал:

«Было бы наивно думать, что убийство министра иностранных дел Пономарева является истинной причиной нынешнего кризиса. Как и большинство других политических преступлений, оно послужило лишь искрой, которая разожгла костер, давно тлеющий в Советском Союзе. Для Запада не секрет, что в последнее время в СССР идет напряженная борьба между придерживающимися жесткой линии по отношению к Западу генералами Красной армии и более умеренными элементами из гражданского правительства. Все знают, что армия не желает сближения с Америкой и изо всех сил сопротивляется любой конференции по разоружению. Очевидно, лидеры и наблюдатели на Западе и в СССР недооценили силу ястребов. Гражданское руководство в Кремле ошеломлено силой и глубиной влияния военных в стране и вынуждено пойти на несколько очень важных уступок. Несомненно, что состояние повышенной боевой готовности и последующая мобилизация были предприняты с согласия гражданских, но также несомненно и то, что это согласие было вырвано под сильным нажимом, а не получено добровольно. Эти меры угрожают перечеркнуть шаги Кремля к сближению с Западом. Похоже партийные и правительственные лидеры в Москве согласились уступить давлению военных, чтобы не доводить дело до внутреннего кризиса, который может иметь непредсказуемые последствия для СССР и всего мира. Гражданские лидеры могут остаться у власти, если убийство Пономарева будет раскрыто в течение нескольких ближайших дней и если это не политическое преступление, как нам твердят. Тогда Кремль может выйти из этого кризиса еще более сильным и диктовать свою волю военным. Если же расследование будет топтаться на месте, как сейчас, ястребы, которые, судя по всему сами удивились силе своего влияния в стране, могут почувствовать соблазн прибегнуть к сильнодействующим мерам и попытаться захватить власть в стране».

Внимание Саундерса привлек последний абзац в статье. «Результатом серии последних трагических событий явился очень острый кризис в отношениях между Востоком и Западом. Сейчас мир во всем мире зависит от того, как быстро будет раскрыто убийство мистера Пономарева. Каждый проходящий час может оказаться фатальным для судеб человечества».

В аэропорту «Орли» Саундерса ждала служащая.

— Месье Саундерс? Меня попросили проводить вас к стойке «ТУЭ», чтобы вы могли ознакомиться с подробностями вашего дальнейшего полета. Следуйте, пожалуйста, за мной. Спасибо.

Джефф уже не один год был в разведке, чтобы показать свое удивление насчет подробностей своего «дальнейшего» полета. Не моргнув и глазом, он покорно последовал за стюардессой, которая через множество комнат провела его к стойке «ТУЭ».

— Месье Саундерс из Вашингтона, — сообщила она с улыбкой служащей «ТУЭ» и ушла.

— Ваш паспорт, пожалуйста, мистер Саундерс.

Джефф достал из внутреннего кармана пиджака паспорт. Девушка посмотрела на фотографию в паспорте, потом с притворным безразличием — на оригинал и вернула документ. Она открыла ящик и достала маленький конверт, на котором была написана его фамилия.

— Здесь ваш билет и все детали относительно вашего дальнейшего полета. К несчастью, самолет в Гонконг вылетает через два часа.

Саундерс взял конверт и нашел в зале ожидания укромный уголок. В конверте на самом деле лежал авиабилет, но в нем не был указан пункт назначения, номер рейса и даже его фамилия. К билету была прикреплена скрепкой маленькая записка, напечатанная на пишущей машинке. «Немедленно позвоните по номеру 425-71-20, система Ф». Что за фокусы? С каких это пор такие меры осторожности стали необходимы в столице дружественной страны? Как только девушка из «ТУЭ» упомянула Гонконг, Джефф догадался, что вся эта детская игра придумана руководством, чтобы не встречать его в аэропорту. Но почему? Зачем в Париже конспирация?

Джефф купил в сигаретном киоске несколько телефонных жетонов и закрылся в телефонной будке. «Система Ф» была довольно проста. Она требовала только изменить порядок цифр в номере. Нужно было переставить местами вторые цифры справа, после чего полностью перевернуть номер. После несложных манипуляций у Саундерса получилось — 207-12-54.

Он услышал длинный гудок на другом конце провода. Трубку сняли, и монотонный голос спросил:

— Вы говорите по чистой линии?

— Да.

— Система Ф. Ваш номер?

У него ушла почти минута, чтобы поменять цифры в номере телефона будки и продиктовать анонимному собеседнику.

— Система Ф. Ваш личный номер?

Свой личный номер Джефф знал наизусть.

— Повесьте трубку. Мы позвоним вам.

Саундерс сердито повесил трубку. Эти глупости с конспирацией начали действовать ему на нервы. Огромный потный мужчина подошел к будке и стал бросать на него красноречивые нетерпеливые взгляды, вытирая платком лоб.

Наконец зазвонил телефон.

— Да.

— Система Ф. Ваш номер?

Он повторил свой зашифрованный номер.

— Линия чиста. Мы можем безопасно разговаривать две минуты двадцать секунд. Меня попросили передать вам следующие инструкции. Помните, где останавливались в последний раз, когда были в Париже?

— Да.

— Вас ждут там. Воспользуйтесь обычными средствами передвижения. Дальнейшие инструкции и машина будут ждать на месте.

— Хорошо.

— Меня также попросили сказать вам… — на какую-то долю секунды в голосе послышались человеческие нотки, — …что в Париже не удалось найти «мерседес спайдер». Надеюсь, вы знаете, что это означает. Лично для меня это галиматья.

Джефф Саундерс повесил трубку и вышел. В такси, направляющемся в «Орли Хилтон», он успокоился и вспомнил недоумение агента, когда тот рассказывал про «мерседес спайдер».

В «Орли Хилтоне» Саундерса ждала теплая встреча.

— Да, месье Саундерс, мы получили вашу телеграмму. Мы оставили для вас комнату 712.

Комната 712 оказалась не комнатой, а апартаментами. Носильщик поставил его чемоданы в прихожей и исчез, прежде чем Саундерс успел сунуть ему чаевые. Джефф открыл дверь во вторую комнату и изумленно остановился.

Около маленького бара у окна стоял Хал Ричардс и разливал виски. Не отрываясь от своего занятия, Ричардс поинтересовался:

— Сколько тебе льда, Джефф?

Джефф Саундерс глубоко вздохнул, достал из кармана металлическую табакерку, вытащил из нее одну из своих бесконечных панателл и закурил. Ему очень хотелось вести себя так же спокойно, как босс.

— Два кубика, пожалуйста, — невозмутимо ответил он.

Джефф взял у Ричардса стакан и погрузился в безобразное современное кресло.

— Что я натворил, чтобы заслужить личное внимание самого большого босса?

Ричардс пропустил иронию мимо ушей и улыбнулся.

— Да вот проезжал мимо. Дай, думаю, заеду к Джеффу Саундерсу. Выпьем по стаканчику виски…

— Все эти детские фокусы в аэропорту понадобились только для того, чтобы выпить по стаканчику виски?

— Честно говоря, не совсем.

Ричардс подошел к окну, раздвинул шторы и рассеянно посмотрел на поток машин, мчащихся по Южной автостраде в аэропорт «Орли» и исчезающих в тоннеле.

— Я так и думал, что тебе все это покажется глупым и детским. В конце концов мы ведь в Париже, наверное, думаешь ты. Все правильно, Джефф, мы в Париже. Но ни в одном другом городе мира нет столько китайских агентов, как в столице дружественной Франции. Стоит только взглянуть на колоссальное здание китайского посольства на авеню Монтень и сразу становится ясно, что оно предназначено не только для укрепления культурных связей с загнивающим Западом. Китайцы больше всех на свете заинтересованы в том, чтобы убийство Пономарева осталось нераскрытым. Кроме маоистов, в Париже в последнее время значительно активизировала свою деятельность и русская военная разведка. У меня есть сведения, правда, еще не подтвержденные, что ГРУ тоже пытается совать нос в это дело. КГБ и другие русские секретные службы могут поверить нам, но ГРУ всегда следует своей дорогой. Поэтому я и не хотел, чтобы кто-то увидел нас вместе и начал за тобой следить. Хочу, чтобы у них исчезли малейшие подозрения относительно твоего участия в расследовании убийства Пономарева.

— И вы рассказываете мне все это в номере отеля?

Ричардс спокойно огляделся по сторонам.

— Здесь можно говорить безопасно. Отель чист.

— Что вы хотите знать, сэр?

— Что ты думаешь о деле. — Хал Ричардс посмотрел на часы. — Мой самолет улетает через полтора часа. Так что у нас много времени.

Саундерс рассказал директору ЦРУ о своих действиях, начиная с вылета из Майами Бич и кончая ночным походом в «Централштелле». Его немного тревожило происшествие в архиве. Он внимательно наблюдал за начальником, когда рассказывал о стороже, надеясь заметить хоть какую-то реакцию, но никакой реакции не нашел. Напряженное бледное лицо директора оставалось таким же спокойным, как всегда. Одного не мог понять Саундер, что для Ричардса эта маска являлась достаточным ответом.

Когда Джефф закончил свой рассказ, Ричардс спросил напрямик:

— И к каким выводам ты пришел?

— Около тридцати лет назад что-то произошло в 13-м бараке концентрационного лагеря Дахау. Думаю, восемь заключенных, напротив которых в списке стоят красные крестики, и немец Иоаким Мюллер приняли в нем участие. Из этих восьми двое относительно недавно умерли, еще двое: Аркадий Слободин и Степан Драгунский, были убиты в этом месяце. Значит, у нас остаются четыре человека, адреса которых нам известны. Эти люди должны знать ответ. Может, кто-то из них заговорит. Параллельно мы должны попытаться найти Жана-Марка Люко и узнать, почему его так интересуют эти люди. Действует ли он по приказу директора издательства «Фонтеной» или по собственной инициативе? И какую роль во всем этом играет рукопись под названием «Письма, написанные кровью»?

Я приехал в Париж найти Люко, рукопись и встретиться с директором издательства «Фонтеной». Мне бы хотелось, чтобы наши агенты нашли четырех оставшихся в живых людей из списка и допросили их. Думаю, все это можно сделать в следующие двадцать четыре часа.

Хал Ричардс помолчал несколько секунд, потом кивнул.

— По-моему, логично. Я могу дать тебе еще два-три дня от силы, но не больше. Похоже, русские настроены решительно. Если мы не узнаем правду в ближайшие дни, события в Москве, боюсь, могут выйти из-под контроля.

Директор ЦРУ поставил стакан на столик.

— А сейчас перейдем к текущим делам. Штаб этой операции будет находиться здесь, в нашем посольстве. Во главе я поставил Джима Салливана. — Он весело рассмеялся. — Думаю, ты не откажешься пару дней покомандовать Джимом. Он выбрал несколько самых лучших людей. Они будут заниматься связью, телеграммами, выполнять твои задания. Запомни, ты не должен и на пушечный выстрел приближаться к посольству. Если появятся какие-нибудь новости, они найдут тебя здесь.

Ричардс вновь посмотрел на часы.

— Джефф, ты прекрасно поработал. Не снижай темпов, продолжай в том же духе!

С этими словами директор ЦРУ взял портфель, направился к двери, но неожиданно остановился и оглянулся.

— Джефф, надеюсь, ты не возражаешь, что мы записали этот разговор и передадим его русским. Только так мы можем попытаться убедить их в нашей доброй воле. Я даже не исключаю возможности того, что тебе может придется докладывать о результатах расследования объединенной комиссии, в состав которой будут входить и русские… О, Господи! Кто бы мог подумать, что наступит день, когда ЦРУ придется сотрудничать с КГБ? Не иначе, как приближается день Страшного Суда!

Джефф широко улыбнулся.

— Кстати, Хал, меня удивило, что ни в газетах, ни по радио ни словом не упоминается ночное происшествие в «Централштелле».

Хал Ричардс загадочно улыбнулся в ответ.

— Будь спокоен, и не упомянут.

— Я это и имею в виду! — неожиданно взорвался Саундерс. — За кого вы меня принимаете? За слепого? За идиота? Мы договорились, что я буду действовать один, а за мной по всей Европе таскается целая толпа нянек, которые смотрят, чтобы со мной ничего не случилось. Думаете, я не заметил машину, которая следовала за мной по автобану, когда я ехал в Людвигсбург, или ангела-хранителя, который вырубил сторожа в «Централштелле»? Чего вы боялись? Что я споткнусь на ровном месте и разобью себе нос или что не замечу сигнализацию на двери в архив?

Улыбка на лице Ричардса не дрогнула.

— Ты смышленый парень, Джефф. Я всегда говорил, что у тебя полно мозгов. Но ты должен понять, что это чрезвычайно важное задание и что я должен быть абсолютно уверен, что с тобой ничего не случится. Поэтому мы и попросили несколько ребят следовать за тобой и помогать, если тебе вдруг понадобится помощь.

В дверь негромко постучали.

— Это за мной, — сказал Хал Ричардс и протянул руку. — До свидания, Джефф. Удачи тебе!

— Хал! — Саундерс вскочил на ноги и успел остановить директора ЦРУ, прежде чем тот открыл дверь. — Хал, сорок восемь часов назад мы достигли взаимопонимания, правильно? Вы поручили мне задание и согласились, что я буду работать один. Поэтому я требую, чтобы вы немедленно отозвали своих нянек, черт побери! Если вы мне не доверяете, я сажусь на первый же самолет и возвращаюсь домой. Но если вы хотите, чтобы я продолжал, то я вам обещаю: если я увижу хотя бы еще одного непрошеного помощника, то можете катиться ко всем чертям со своим Пономаревым!

Хал Ричардс тепло улыбнулся.

— Как хочешь, Джефф. Значит, с этой минуты ты будешь действовать один.

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.

— Месье… Саундерс… вас зовут Саундерсом, правда?.. Ничего, ничего. — Седой Серж Фонтеной, директор парижского издательства «Фонтеной», посмотрел на гостя умными проницательными глазами. Потом ткнул в него пальцем и добавил: — Можете говорить, что хотите, но я все равно знаю, кто вы. Вы американский агент!

Джефф Саундерс не выдержал такого напора и рассмеялся. На него произвело сильное впечатление то, с какой легкостью Фонтеной докопался до правды. Команда Салливана больше двух часов вдалбливала ему легенду, не упуская самых мельчайших подробностей. Он принес с собой кучу рекомендательных писем и считал, что легко обведет вокруг пальца Фонтеноя. А этому умному старику хватило пары секунд, чтобы вывести его на чистую воду!

Джефф Саундерс решил, что осмотрительнее всего сейчас молчать.

Старик вновь прочитал его мысли.

— Хорошо, хорошо. Ничего не говорите. Что вам еще остается делать в конце концов? Перед войной я знал таких, как вы, парней. Вы, конечно, думаете, что можете провести кого угодно, так ведь? Что за ерунда! Я могу учуять американского агента за десять километров, и я много раз говорил об этом моим старым друзьям из УСС.[8] Вас это удивляет? Мой дорогой юный друг, я сотрудничал с американскими секретными службами тогда, когда вы еще сосали молоко из бутылочки… Откуда вы? Из Миннесоты? Или из Айдахо?

— Из Северной Каролины, — улыбнулся Джефф.

— Конечно, из Северной Каролины, как же я сразу не догадался! Как я уже вам говорил, мне приходилось работать с вашими людьми. Во время войны я воевал в маки.[9] Поспрашивайте своих старичков, и они вам все расскажут. Вот это была работа, настоящая работа, я вам доложу! Знаете, нас было совсем мало, жалкая горстка людей. Конечно, сегодня все французы утверждают, что они были с нами. Спросите любого француза и получите ответ, что он был в маки или хотя бы в каком-нибудь отряде Сопротивления. Мошенники! А где они были, позвольте вас спросить, когда пришли боши?[10] Я вам отвечу: попрятались, как крысы. Зато сегодня эти трусы гордо носят ордена «Почетного легиона» и пишут эпические воспоминания о своих подвигах в борьбе с немцами. И знаете, кому приходится их издавать? Вашему покорному слуге! Я издаю военные мемуары, и их расхватывают, как горячие пирожки! Но уверяю вас, когда я был молодым, все было по-другому.

— Сэр, я… — попытался вставить словечко Саундерс.

— Только не рассказывайте мне, что вы приехали представлять какое-нибудь американское издательство и что вы специалист по истории нацистских зверств. Вы слишком молоды и принадлежите к другому поколению. В ту самую минуту, как вы начали рассказывать мне о своей так называемой «литературной деятельности», я сказал себе: или этот парень принимает меня за круглого дурака или он американский агент!

— Почему вас так беспокоит мой возраст? — спросил Саундерс. — Ведь тот парень, который работает у вас… Люко… еще моложе, и тем не менее…

Услышав о Люко, Серж Фонтеной сразу посерьезнел.

— Мой дорогой друг, война отняла у Жана-Марка Люко мать и отца. Гестапо. И он вырос с этими невеселыми воспоминаниями. Жан-Марк все прекрасно понимает. Можете мне поверить, он все понимает… и даже слишком хорошо. Иногда меня беспокоит то, что он является пленником своих горьких воспоминаний, что ему никогда от них не избавиться. Какая жалость, что эта страшная трагедия случилась с парнем, подающим такие большие надежды…

Старик замолчал и погрузился в размышления. Потом потряс головой, и его пронзительные глазки снова засверкали.

— Где вы научились так хорошо говорить по-французски? Подружка француженка?

Какой замечательный старик, подумал Саундерс, он не может не нравиться.

— Нет, у меня мать была француженка.

— Ясно… Но вернемся к вашему делу. Только сначала заберите все эти бумажки. — И Фонтеной небрежно подвинул к Саундерсу пачку рекомендательных писем.

— Я готов помочь вам. И передайте своим глупым начальникам, что к старому Сержу Фонтеною можно приходить безо всяких глупых штучек. Они могут одурачить ваших людей, но никогда не одурачат меня!.. Я помогу вам, но при одном условии. Вы должны дать мне слово, что информация, которая вам нужна, не нанесет моей стране вреда. Вы можете дать такое слово?

— Конечно, могу, — облегченно вздохнул Джефф Саундерс. — Я могу гарантировать вам даже гораздо больше этого. Моя работа принесет пользу нашим обеим странам. Я также готов…

— Довольно, довольно. — Старик поднял руку и заставил его замолчать. — Я уже сказал, что вашего слова вполне достаточно… Итак, что же вы хотите знать? Что у вас есть против Жана-Марка Люко?

— Сэр, вы проницательнее, чем я думал.

Польщенный Серж Фонтеной довольно рассмеялся.

— Спасибо. Но я повторяю свой вопрос: что у вас есть против него?

— Я не уверен, что у меня есть что-то против него. Месье Люко недавно работал в архивах, и результаты его поисков могут здорово нам помочь. Мне бы хотелось с ним встретиться и поговорить, но сначала я хочу узнать, какого вы о нем мнения?

Брови Фонтеноя поползли вверх.

— Вы не можете встретиться с ним здесь. Жан-Марк больше не работает в нашем издательстве.

Саундерс напрягся.

— Не работает? Но почему? Вы его уволили?

— По правде говоря, он никогда и не работал у нас в полном смысле этого слова. Перед войной я знал его отца. Поразительный был человек, один из самых больших гениев во французской науке! Если бы он остался в живых, то наверняка стал бы знаменитым физиком. Роберт пытался вывезти из Франции тяжелую воду, чтобы она не попала в руки фашистов. Операция прошла успешно, но гестапо арестовало Люко. Его перевозили из тюрьмы в тюрьму, потом появились слухи, что он умер. Жену Роберта тоже арестовали. Умная женщина, но слишком мягкая и нежная. Знакомые и друзья боялись, что она недолго протянет в тюрьме. Так оно и получилось! Мальчика, Жана-Марка, в ужасной бедности воспитали родственники. Потом он учился в Сорбонне, воевал в Алжире и получил несколько наград за храбрость. Но в личной жизни Жан-Марк глубоко несчастный человек. Его все время преследуют мрачные мысли и болезненные воспоминания о родителях. Ему было трудно зарабатывать себе на хлеб. Жан-Марк немного занимался журналистикой, писал в основном для маленьких левых газеток. Раз безуспешно попытался издать книгу. Я совершенно случайно встретился с ним и решил помочь. Даже если бы я не знал его родителей, все равно предложил бы ему поработать в издательстве. У парня просто поразительные знания о Второй мировой войне и особенно о нацистских зверствах. Я предложил ему работать полный день, но он отказался. Жан-Марк согласился работать только рецензентом, да и то неполный день. Он должен был читать документальные рукописи о депортациях, концентрационных лагерях, «окончательном решении» еврейского вопроса и тому подобном, и писать рецензии. Через какое-то время Жан-Марк стал все реже и реже появляться в издательстве. По-моему, у него появилась девушка. Кто-то сказал мне, что видел его с очень красивой девушкой в каком-то boite[11] на Левом Берегу и что они без ума друг от друга, но я не мог в это поверить.

Жан-Марк ушел из издательства… дайте-ка вспомнить… да, в начале июня, кажется. Правда, он ушел не окончательно. Просто пришел и сказал, что ему придется на несколько месяцев уехать. Я не стал его отговаривать. Конечно, он вернется в «Фонтеной», и здесь его будет ждать теплая встреча. Мне очень понравилась его работа.

— Люко как-нибудь объяснил свой уход?

— Нет… Послушайте, у меня есть его адрес. Жан-Марк может быть дома, но даже если его там нет, он мог сказать, куда пересылать почту.

— Недавно Люко работал над рукописью, которую вы собираетесь скоро издать. По-моему, она называется «Письма, написанные кровью».

Серж Фонтеной изумленно посмотрел на американца.

— Кто вам сказал, что мы собираемся издать эту рукопись?

— А что, не собираетесь? — удивился в свою очередь Саундерс.

— Я пока еще не решил. Рукопись пришла… когда же она пришла?.. Я могу точно узнать. — Он нажал кнопку внутренней связи и попросил: — Жаклин, пожалуйста, принесите мне папку по «Письмам, написанным кровью». Это та рукопись о Дахау… Спасибо.

Он повернулся к гостю.

— Рукопись прислали, и я, помнится, дал почитать ее Люко. Но насколько мне известно, он до сих пор не вернул «Письма, написанные кровью». Понимаете, рецензирование документальных рукописей отнимает много времени.

Джефф Саундерс растерянно смотрел на пожилого издателя. Выходит, Люко соврал Шнейдеру и в «Централштелле» о том, что «Письма, написанные кровью» скоро выйдут в свет. Неужели соврал?

В дверь негромко постучали, и в комнату вошла худощавая пожилая женщина.

— Месье Фонтеной, самой рукописи у нас нет. В папке лежит только эта записка. — Она протянула Сержу Фонтеною кусочек бумажки, которую он прочитал вслух:

— «Отдана на рецензию Жану-Марку Люко 3 мая. Единственный экземпляр»… Ну и дела! — взорвался старик. — Я прекрасно помню ту рукопись. Действительно это был оригинал, копий не было. «Письма, написанные кровью» — дневник узника Дахау. Перед смертью он сумел спрятать рукопись. Эта рукопись отличается от многих себе подобных тем, что на самом деле написана кровью, собственной кровью автора. Когда я увидел на бумаге коричневые строки, то задрожал.

— А как она к вам попала?

— Кто-то нашел ее во время строительных работ в Дахау и связался с одним мюнхенским издательством. Кажется, с «Монументом Верлаг». Немцы не захотели издавать ее в Германии, побоявшись скандала, и прислали мне. На всякий случай мы купили у них права на издание… Странно, что Жан-Марк не вернул рукопись. Люко очень исполнительный юноша… Я вам сейчас дам его адрес. Может, она у него дома, и он вам ее покажет. — Старик записал на листке бумаги.

Неожиданно у Саундерса появилась идея.

— Скажите, месье Фонтеной, вы не помните, сколько дней прошло между тем, как вы передали Люко рукопись, и тем, как он объявил о своем уходе?

Серж Фонтеной задумался на несколько секунд и пожал плечами.

— Никогда не задумывался над этим. Подождите минуточку. По-моему, Жан-Марк пришел в тот же самый день, когда мы подписали соглашение о слиянии с издательством «Частет». Помню, он говорил со мной в перерыве между переговорами. Одну секунду…

Издатель взял кожаный ежедневник и начал медленно переворачивать страницы. Наконец нашел нужную и поднял голову.

— Контракт с «Частет» мы подписали 5 мая. Значит, 5 мая Жан-Марк Люко ушел из издательства.

Джефф Саундерс взволнованно вскочил на ноги.

— Всего через два дня после того, как получил рукопись!

Он пожал руку Фонтеною и без дальнейших церемоний выбежал из кабинета.

В четыре часа того же дня четверо мужчин неторопливо подошли ко входу в огромный старый дом 117 по улице Старой Комедии, что недалеко от бульвара Сен-Жермен. Том Батлер, американец, которого Джим Салливан предоставил в распоряжение Саундерса, встретил их на перекрестке. Они поднялись на пятый этаж и полукругом встали около двери, а Батлер достал связку ключей-отмычек и стал по очереди совать в древний замок.

— Не волнуйся, — прошептал он Джеффу Саундерсу. — Его все равно нет дома. Как только ты продиктовал адрес, я сразу приехал сюда и немного поболтал с консьержкой. Представился американским журналистом и сказал, что познакомился с Люко в «Новых левых». Консьержка сказала, что в последнее время Люко много путешествует и редко бывает дома. По ее словам, он вернулся в понедельник, а на следующий день, во вторник, опять уехал.

Батлер рассказывал все это, не прекращая попыток открыть дверь.

— Наконец-то! — воскликнул он.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и четверо мужчин вошли в полутемную квартиру. Том Батлер, Чак Адамс и молодой француз по имени Жан Лапорт на цыпочках разошлись по комнатам.

Джефф Саундерс прошел через грязную прихожую в огромную гостиную и щелкнул выключателем. Комнату залил яркий свет.

Прямо перед ним, между двумя изогнутыми бра, на стене висел «винчестер» 32-го калибра.