Три жизни на двоих

Пролог

Электричка, подав гудок, отчалила от платформы. Вот пролетел мимо последний вагон, открывая вид на пристанционную площадь с ларьками, импровизированными прилавками деревенских бабулек, автобусной остановкой и стоянкой такси. Сошедшие пассажиры, завидев стоящий под парами автобус, резвой рысью побежали к переходу. Надежда отступила к перилам, чтобы пропустить торопыг вперед. Даже если этот "ЛиАЗик" идёт до Иваньково, она всё равно возьмёт такси. Попутчики ей сейчас ни к чему, она должна собраться с мыслями.

В прошлый раз Алик отказался повторить сеанс гипноза. Сказал, что использует этот вид терапии только в критических случаях, потому что "груз проблем из прошлой жизни многим переломил хребет, но никого ещё не сделал счастливее". Толчок к исцелению вместе с ответом на самый животрепещущий свой вопрос Надежда получила, теперь должна справиться сама. А если поймёт, что не справляется, пусть приезжает снова, но работать отныне они будут традиционными методами.

Положим, "толчок к исцелению" – крайне неадекватное определение тому, что тогда получила Надежда. Точнее было бы назвать это крышесносом. Или потрясением основ, если выражаться литературно. Крушением мировоззрения. Не то чтобы она возражала: это самое мировоззрение погружало её в отчаяние, довело почти до роковой черты и, по правде говоря, не стоило доброго слова. Его крах действительно принёс ей исцеление – если можно считать исцелением безумное ощущение зависания над бездной. Но, по крайней мере, мысли о самоубийстве Надежду больше не преследуют.

И все-таки она приехала снова. Не для того, чтобы Алик поработал с ней "традиционными методами". Он должен понять, что в её случае традиционные методы – плохое подспорье. Все культурные подпорки её нынешней жизни подломились, когда Надя с его помощью перенеслась на несколько минут в свою прошлую инкарнацию. Тогда – в том существовании – истина была рядом. Во всяком случае, был рядом человек, который её постиг. Надежда должна найти слова и убедить Алика, что ей нужно побывать там ещё раз…

Увидев, что она идёт к машине, таксист опустил стекло и крикнул:

– Куда вам, мадам?

– В Иваньково.

– Двести рублей.

Надя кивнула и взялась за ручку задней двери, проигнорировав распахнутую переднюю. Водитель с ухмылочкой перегнулся через сиденье и разблокировал замок.

– Подождите, пожалуйста! – От остановки к машине, торопливо перебирая длинными тощими ногами, спешила девчонка лет семнадцати. – Мне тоже нужно в Иваньково. Возьмите меня с собой.

Надежда, уже наполовину забравшаяся в салон, поморщилась, как от болезненного укола, и выпрямилась. Нужно собраться с духом и отказать – вежливо и твёрдо. Ей давно пора научиться говорить "нет"; сейчас как раз подходящий случай. "Сожалею, это невозможно". Нет, так слишком грубо. "Извините, мне необходимо побыть одной". Да, это гораздо лучше.

Она посмотрела девушке в глаза… и поняла, что учиться отказывать будет как-нибудь в другой раз. Перед ней стояла сестра по несчастью – на двадцать пять лет моложе, на двадцать пять килограммов легче, но с тем же тоскливым взглядом брошеной собаки, который Надя ежедневно видела в зеркале.

– Пожалуйста, – тихо повторила девушка. – Я не буду приставать к вам с разговорами.

Надежда молча кивнула и снова полезла в салон. Девчонка устроилась рядом с водителем. Машина плавно тронулась и покатила к железнодорожному переезду.

"Алик, поймите, западная система идей, включая все религиозные и научные воззрения – вплоть до структуры причинно-следственных связей – слишком далека от истин, которые питали меня в прошлом воплощении, – репетировала свою речь Надежда. – Я просмотрела всё, что смогла найти о буддизме Тибета. Если не считать шарлатанов и дураков, которые сводят его философию к набору примитивных поучений, все авторы подчёркивают, что их работы дают лишь самое приблизительное, самое грубое представление о сути буддизма. Наш способ мышления, наша логика просто не приспособлены к его восприятию, понимаете? А мне необходима именно суть учения. Оно было моей главной опорой – там, тогда… когда я была сильной… был сильным… Ох, как же трудно назвать ту часть "я", что перерожается из жизни в жизнь; назвать, не используя слово "душа", само понятие которой буддисты отрицают".

Надежда перестала подбирать доводы, предоставив мыслям течь свободно. Тогда… ту жизнь она закончила молодым монахом. С точки зрения его веры – добралась почти до самого верха бесконечной лестницы перерождений, уже следующая инкарнация могла принести ему освобождение. Железной волей он подавлял волнение дхарм, презревая потребности плоти, страдания и желания эго. Было только одно стремление, которому он потакал: стремление к просветлению. Но ведь к нему и следует стремиться, разве нет? Разве не к этому призывает учение Будды? И молодой монашек, умирающий на земляном полу холодной кельи – от ран, полученных в схватке с монахами другого монастыря, верил, что в последнем своём воплощении одолел ещё одну ступеньку к вершине. Верил, но ждал Учителя не без трепета.

За восемь лет, прожитых монашком в этих стенах, Учитель говорил с ним считанное число раз. Не потому, что пренебрегал учеником, просто не дорос ещё монашек до истин, открытых Учителю. Слишком туманными казались его слова. Но все знают: когда кто-то из учеников умирает, Учитель приходит с последним напутствием и открывает умирающему, в чём была его главная ошибка и что сулит ему будущее перерождение.

Он вошёл, древний ликом, как сами горы. Лысый череп, жёлтая кожа в пигментных пятнах, тонкие белые полоски усов, стекающих к узкой белой бороде. Под редкими белыми бровями – раскосые тёмные глаза, полускрытые наплывшими веками. И непривычный взгляд – не отрешённый, не проницающий вечность и бесконечность, а тёплый, сочувствующий…

"Тропа восхождения узка, дитя. С обеих сторон – пропасти, любой неверный шаг приводит к падению. Ты споткнулся на собственной силе, на презрении к слабости – в себе и других. Следущее воплощение научит тебя понимать и принимать слабость, но это будет горький и тяжёлый урок. Там силы у тебя не будет, а её придётся найти, иначе скатишься ещё ниже – в пропасть по другую сторону тропы. Если найдёшь, в следующем перерождении я буду говорить с тобой на равных".

Выпавшая из реальности Надежда не отдавала себе отчёта в том, где находится и что происходит вокруг. Она не заметила, как такси миновало пристанционную деревеньку, свернуло с просёлка на бетонку, прогромыхало по ней через лес и въехало на мостик, перекинутый через узкую речушку. Не заметила и КамАЗ, который неожиданно возник сзади и ринулся на легковушку, как гигантская акула на зазевавшуюся добычу. Оторопелое (похоже, водитель не успел испугаться) "что за чёрт?", удар, полёт, ещё удар – всё спрессовалось для неё в один короткий миг, проскочивший настолько стремительно, что неповортливое сознание едва успело его зарегистрировать.

А потом она каким-то образом очутилась на мосту у проломленных перил рядом с длинноногой девчонкой, в которой признала сестру по несчастью. Они обе смотрели вниз на покорёженную жёлтую машину с чёрными шашечками.

– Раз водитель не с нами, значит, выживет. – Девчонка не говорила, по крайней мере, губы её не шевлились, тем не менее Надежда отчётливо её слышала. – Я чувствую, что тоже могла бы, но не хочу. А ты хочешь, но твои повреждения с жизнью не совместимы. Знаешь что? Давай попробуем так…

Она шагнула к Надежде, а потом – хотя шагать дальше было некуда, они стояли лицом к лицу – сделала ещё шаг. Возникшее ощущение описанию не поддавалось, потому что в Надиной жизни (как, впрочем, в земной жизни любого другого существа) такого опыта просто не было. Наде представилось, что она вся состоит из крошечных пузырьков воздуха – почему-то синего цвета. И пузырьки эти перемешались с другими пузырьками – аквамариновыми. Нет, не перемешались, образовали пары. И эти пары начали исполнять какой-то сложный красивый танец, от которого пузырьковая Надежда почувствовала нечто сродни приятной до болезненности эйфорической вибрации.

– Должно получиться, – беззвучно сказала девушка (теперь Надя знала, что её зовут Лизой), отступив. – Давай, сестрёнка, принимай моё тело и возвращайся. Я верю, что ты найдёшь свою силу и проживёшь счастливую жизнь – за нас обеих. А ещё – отыщешь того мерзавца, который вздумал нас убить, и покажешь ему кузькину мать.