Три метра над небом. Трижды ты

17

«На этой пожелтевшей газетной странице я снова увидела весь наш роман. Ты помнишь, как сильно я к тебе прижималась? Ты хорошо это помнишь, потому что всегда жаловался». Я словно ошарашен этими словами. Снова вижу себя мчащимся на мотоцикле, за нами гонится городская полиция. В этой погоне Баби осталась в нижнем белье и моей наброшенной сверху куртке. В ту ночь она свалилась в грязь, оказавшуюся навозом. Я забавлялся тем, что подшучивал над ней; сказал, что испачканная и вонючая она ни за что не сядет на мой мотоцикл. В конце концов я ее достал, и ей пришлось раздеться. Я не мог не заметить, какая она красивая. Она злилась, и от этого выглядела еще привлекательнее. Когда мы подъехали к ее дому, я не хотел ее отпускать. Растрепанные длинные волосы, белая кожа, покрывшаяся мурашками от холода… Синева ее глаз, в которой мне нравилось тонуть – как в тот раз, когда я увидел ее танцующей в модном магазине «Витрины», и мы, упоенные любовью, унеслись в ночи на моей темной «хонде». Я чувствую возбуждение каждого из этих мгновений, они возвращаются, как цунами эмоций, и я спрашиваю себя, почему Баби от всего этого отказалась, почему захотела разорвать наши отношения, отказаться от всего, отречься, уничтожить. Я испытываю злость: исчезнуть на долгие шесть лет, а потом вот так появиться снова, как ни в чем не бывало, да еще и с сюрпризом в виде сына. Она всегда все делала по-своему, как хотела, и продолжает поступать так же. Я перевожу взгляд на экран мобильника и читаю: «Даже если ты этому и не веришь, я очень страдала, пытаясь тебя забыть. Я пишу „пытаясь”, потому что если все сложилось так, и в конце концов я тут, с тобой, то, пожалуй, должна признать, что у меня так и не получилось».

Ну конечно… Но ты замужем, произвела на свет моего сына, неизвестно в какой клинике, с другим мужчиной, изображающим из себя отца, и с твоей матерью – этой женщиной, которая всегда меня ненавидела и, наверное, взяла младенца на руки даже раньше тебя, такая уж она эгоистка. Как бы мне хотелось, чтобы именно тогда Массимо на нее написал, обмочив ее шелковую кофточку или какую-нибудь другую чересчур нарядную вещь, которую она надела в тот день. При мысли о моем сыне-мстителе меня разбирает смех.

«Теперь я снова здесь. Я увидела тебя и обнаружила, что ты выглядишь хорошо, просто прекрасно, и я счастлива, что познакомила тебе с Массимо. Я ничего не знаю о твоей жизни, и мне было бы очень приятно увидеться снова. Может быть, как друзья, хоть ты и не веришь в дружбу между мужчиной и женщиной. Ты всегда говорил: „Какая чушь… Это возможно лишь в одном-единственном случае – когда два человека уже пресытились друг другом, и прошло много времени”».

Это правда. Я это все еще помню: мы ужинали с Полло и Паллиной, и Полло разразился одной из своих скабрезных шуточек. «Мне проще стать гомиком и спутаться с тобой!» – воскликнул он, указывая на меня. Мы смеялись и продолжали пить пиво в ту веселую и безмятежную ночь, когда все казалось возможным: было ощущение бесконечности, и не было предела ни нашим шуткам, ни нашему счастью. Я вижу, как Полло поднимает свою бутылку «Хейнекена» и чокается со мной, а потом исчезает в порывах ветрах. Точь-в-точь, как мое воспоминание, как жизнь, которая у меня его отняла. Зато здесь ты. Ты, Баби. Та, что не выполнила нашего уговора и заставила меня бесконечно страдать. У меня возникает желание обратиться к Богу:

«Господи, ну что плохого я тебе сделал? Почему ты послал мне ее снова?»

Я не нахожу ни единой причины, и смотрю на экран телефона в поисках хоть какого-нибудь объяснения.

«В любом случае, несомненно одно: я очень счастлива, что снова тебя увидела, и ты даже не знаешь, насколько. Давай встретимся еще раз, если ты не против. Я тебе напишу, если только ты не скажешь, что больше не хочешь меня слышать. Пока. Баби».

Ну почему? Почему судьба меня всегда испытывает? Чтобы посмотреть, правильный ли выбор я сделал? А нужно ли это? Снова пристально смотрю на телефон. Это было бы так просто, ответить ей: «Не звони мне больше никогда. Исчезни навсегда из моей жизни». Поступить с ней так, как она поступила со мной. Но у меня не получается. И я замираю в нерешимости: пусть жизнь рассудит сама. Зато в одном я уверен и потому звоню ему:

– Это ты, Джорджо?

– Говори.

– Ты прогнал Джулиану?

– Да, а что? Ты передумал?

– Нет.