Три сказки, записанныя въ Колымскомъ краѣ.

Диво

Жилъ былъ московскій купецъ и захотѣлъ онъ поѣхать въ иностранскіе города, за далекія моря свой товаръ показать, и чужой товаръ накупить.

Було у него три дочери и жена. Одна дочь говоритъ. — Привези мнѣ, батюшка, гостинецъ: золото кольцо на мизинецъ! Другая говоритъ — привези мнѣ, батюшка, сдѣлай ласку, золоту парчеву повязку! — Третья дочь говоритъ: — привези мнѣ, батюшка, обновку, шелковой платокъ на головку, — а жена говоритъ — привези мнѣ диво. Поѣхалъ онъ, пріѣхалъ въ иностранскіе города, за далекія моря, свой товаръ попродалъ, чужой накупилъ. Дочерямъ купилъ, первой дочери гостинецъ, золото кольцо на мизинецъ, другой ласку, золоту парчеву повязку, третьей дочери обновку, шелковый платокъ на головку. Хочетъ домой ѣхать, вдругъ вспомнилъ: — Жена просила привести диво. — Гдѣ я возьму? надо сыскать! — Идетъ по улицѣ; навстрѣчу ему человѣк: на всемъ кафтанѣ на округъ мѣста нѣту, куды перстикомъ ткнуть, всѣ кругомъ заплатки. — Здравствуй, — говоритъ Московскій купецъ. — Здравствуй, господинъ заплаточникъ! — Когда домой путь держишь? Да вотъ совсѣмъ собрался, да жена просила привезти къ ней диво! — По городу хожу, его ищу: —Да, — говоритъ, — вамъ нужно? — Какже, говоритъ, — нужно! — Ну пойдемъ ко мнѣ! Пошли они, пришли въ его домъ, поклоны иконамъ отдали, поздоровались. — Ну, говоритъ, — что, жена? ужна готова? — Какже, готова. — А гуся на жаркое жарила? — Какже, жарила! — Ну сядемъ за столъ! — Сяли за столъ, поужнали. Приносятъ гуся на желѣзной ско́вроде, а гусь не рушеной, а гусь не кроеной — только шерсть то на немъ нѣту.

Взялъ хозяинъ ножичо́къ, въ разныхъ мѣстахъ искрошилъ его, положилъ на ско́вроду. — Ну, говоритъ, — гостю: «ты гуся то ѣшь, косточки объѣдай, а косточки не ломай, самъ на столъ всѣ клади!» — Ну хорошо. Съѣли они гуся всего, косточки на столъ поло́жили. — Ну, говоритъ, ты хотѣлъ диво, — вотъ тебѣ диво! — А! — говоритъ московской купецъ, — какое это диво? У насъ самихъ кормлёнки много. Буваютъ гуси на Святой Руси! — Нѣтъ, — говоритъ, — буваютъ гуси и гуси!

Сдернулъ онъ скатерть за углышекъ, косточки на полъ сбросилъ, гусь закричалъ, да пошелъ. — Охъ, — говоритъ, — вправду ото диво, нельзя-ли мнѣ купить? — можно! — говоритъ! — А чего стоитъ? — Триста рублей. — Вынулъ этта московской купецъ деньги, расплатился. — Ну! говоритъ заплаточникъ, господинъ гусь! Вотъ тебѣ новый хозяинъ! ты за нимъ иди! Чего станетъ приказывать, ты слушайся!

Ну хорошо. Пошелъ московской купецъ домой, гусь за нимъ. Пришелъ домой, на утро встали, пали на карабъ, побѣжали. Пришелъ купецъ домой, дочерямъ отдаетъ подарки, женѣ ничего. — Ахъ, — говоритъ жена — другъ любезной, ты какъ мнѣ ничего не привезъ? — Нѣтъ, — говоритъ — ты просила привезти тебѣ диво — вотъ тебѣ диво. — Это какое диво. — Гусь? У меня самой кармленки много. Буваютъ гуси на святой Руси! — Нѣтъ! — Говоритъ, — буваютъ гуси и гуси!.. Что, — говоритъ, — печка горячая? — Только говоритъ, истоплена! — Эй, — кричитъ, — гусь! ступай въ куть! Пошелъ гусь въ куть. — Эй, гусь, ложись на сковородку! Гусь сейчасъ ножки да крылышки свернулъ, лягъ. — Поставьте его въ печку! — Поставили его въ печку, жена и говоритъ: — Ой, другъ любезной! вѣдь онъ съ шерстью, будетъ отъ него смрадъ! — Не твоя забота! — говоритъ — никакой смрадъ не будетъ!

Сяли обѣдать; пообѣдали. На послѣдахъ говоритъ: — «принесите гуся!» Принесли гуся на желѣзной ско́вродѣ. Вотъ гусь некроеной, вотъ гусь нерушеной, только шерсть на ёмъ нѣту. Взялъ онъ ножичо́къ, изрѣзалъ гуся, по всѣмъ мѣстам. — Ну, — говоритъ, гуся ѣшьте, косточки объѣдайте, а косточки не ломайте, а всѣ на столъ кладите! — Поѣли они гуся, онъ скатерть за углышекъ со стола сдернулъ, гусь закричалъ да пошелъ. Жена въ ладушки захлопала. Правда, — говоритъ, — диво! да и великое диво! — Ну, — говоритъ, — гуся береги, да не всякому про него сказывай!

Ну ладно. А покамъ купецъ ѣздилъ, былъ у этой бабѣ заведеной дружокъ. Купецъ въ лавку пошелъ, дружокъ на порогъ. Сяли они, стали разговаривать. — Ну, — говоритъ, — какой мужъ тебѣ гостинецъ привезъ? — Гостинца говоритъ не привезъ, а привезъ мнѣ диво. — А какое диво? — А вотъ — говоритъ, — ходитъ гусь. — Какое это диво? У насъ у самихъ кормленьи много. Буваютъ гуси на святой Руси! — Нѣтъ, — говоритъ, — буваютъ гуси и гуси. А этотъ, — говоритъ, — гусь, самъ на сковородку ложится, самъ и жарится, послѣ ѣды цѣлой буваетъ! — Можно ли повѣрить това́? — говоритъ молодецъ, — никто не повѣритъ! — Она увѣрать, она увѣрать. Онъ не вѣритъ. — А ну, — говоритъ, — покажи, какъ это онъ самъ на сковороду ложится, самъ и жарится, послѣ ѣды цѣлой буватъ! — Вотъ она не долго думала, вышла на кухню. — Эй, гусь! — кричитъ, — ступай въ куть! — Гусь сидитъ. Въ другой разъ кричитъ: — Эй, гусь! — Ступай въ куть! — Гусь сидитъ. — Въ третій разъ кричитъ: — Эй гусь! ступай въ куть! — Гусь сидитъ. — Оскорбилась она на гуся, схватила сковородникъ — рука прильнула къ шеѣ, руки къ сковороднику. — Ой — кричитъ, другъ любезной! Чего-й-то сталось; иди, отдѣляй руку! — Пришелъ молодецъ, сталъ отдѣлять и самъ прильнулъ! Кликнулъ своего холопа. — Иди! — Кричитъ, — отдѣляй руки! — Пришелъ холопъ и тоже прильнулся. Повернулся гусь, пошелъ на дворъ. Они упираться. Нѣтъ, братъ, не тутъ то було! Такъ и тащитъ. Вытащилъ ихъ на дворъ, потащилъ ихъ по улицѣ, близъ лавку дошелъ, закричелъ. Купецъ услышалъ. — Ой! — Говоритъ, — это мой гусь кричитъ! — Вышелъ, посмотрѣлъ, а гусь ихъ всѣхъ тащитъ. — Гусь! — Кричитъ, — поворачивай домой! — Поворотилъ гусь домой, привелъ ихъ въ домъ, купецъ за нимъ. Дверь на запоръ. — Гусь! — кричитъ, — распусти! Сковородникъ упалъ и руки отстали. — Ну, молодецъ! Говоритъ купецъ — ты почего пришелъ? — съ вами повидаться! — Какъ это повидаться? Ходишь ты безъ меня, какъ это чужія рѣдкости смотришь? — Вынулъ отъ плеть, сталъ гостя охаживать, колотилъ, колотилъ, его отпустилъ, за жену принялся. Ее такъ угостилъ, что она три месяца нѣмогла. Съ той пары баба ужъ боялась гусю слова сказать.

Записана въ д. Каретовой на нижней Колымѣ отъ мѣщанина Михаила Кулдаря.