Три стигмата Палмера Элдрича

13

Позже, когда окрепли ноги, Барни пригласил Энни Хауторн на поверхность и показал ей зачатки своего будущего сада.

— Знаешь, — сказала Энни, — оказывается, требуется храбрость, чтобы отказываться.

— Ты имеешь в виду Лео? — Барни понимал, что она имела в виду. Не стоило объяснять, что он сделал для Лео, Феликса Блау, всего П.П.Лайотс и организации Кей-Ди.

— Лео — великий человек, — сказал он. — Он выше этого. Он поймет, что должен взяться за Элдрича сам.

«И, — подумал он, — обвинение против Элдрича будет недостаточно убедительным. Об этом говорит мне мое ясновидение».

— Свекла, — сказала Энни. Она уселась на крыло автоматического трактора и принялась рассматривать пакетики семян. — Я ненавижу свеклу. Пожалуйста, не сажай ее. Даже мутированную. Такую зеленую, высокую и тощую, вкусом напоминающую пластмассовую дверную ручку.

— Собираешься переселиться сюда жить? — спросил он.

— Нет, — она украдкой исследовала герметический блок управления трактора и подняла изношенный силовой кабель с прожженной местами изоляцией. — Но ведь я буду иногда обедать с вашей группой.

— Послушай, — сказал он, — эта гнилая лачуга, в которой ты обитаешь… — он замер.

«Идентично, — подумал он. — Я уже говорю с ней в сверхобыденных терминах. Будто прожил лет пятьдесят, занимаясь только ремонтными работами».

— Мое жилище, — сказал он вслух, — может стать твоим. В любой день недели, какой только пожелаешь.

— Как насчет воскресенья? А потом можно будет делать это дважды?

— Воскресенье? О нет, не годится. Мы заняты молитвами.

— Не смейся, — сказала тихо Энни.

— Я не смеюсь.

Он вовсе и не собирался смеяться или шутить.

— Что ты говорил раньше насчет Палмера Элдрича…

— Я только хотел сказать тебе одну вещь. Ну, может быть, две. Первая, что Он — ты знаешь, кого я имею в виду, — действительно существует, действительно находится там. Хотя и не такой, каким мы Его себе представляем, не такой, как предстает перед нами сегодня… и не такой, каким мы увидим Его завтра. И второе…

Барни смолк.

— Говори.

— Он не может сделать для нас слишком многого, — сказал Барни. — Чуточку — может быть. Но Он стоит с пустыми опущенными руками, все понимает и хочет помочь. Он старается… но это не так просто. Не спрашивай меня, почему. Может быть, Он и сам этого не знает. Может, Он и сейчас ломает над этим голову. Даже после всего случившегося.

«И будет делать то же самое, — подумал он, — если ускользнет от Лео Балеро. Человека. Одного из нас. Лео. Неужели Лео не понимает, против чего восстает? А если Лео не остановится? Пойдет до конца со своими планами?»

А Лео пойдет. Ясновидящий мог видеть недоступное.

— То, что встретило Элдрича и вкралось в него, с чем мы сейчас столкнулись, является существом высшего порядка. И, как ты верно заметил, мы не можем судить его или оценивать его желания и поступки. Это чудовищнее, грандиознее, выше нас. Но я знаю, что ты ошибаешься, Барни. Тот, кто стоит с пустыми, опущенными руками, не Бог. Это существо, принявшее облик кого-то более высшего, чем оно само. Богу незачем притворяться или ломать голову.

— Я чувствовал в нем божественность, — сказал Барни. — Она была, могу поклясться.

«Особенно в тот момент, — подумал он, — когда Элдрич меня испытывал».

— Конечно, — согласилась Энни. — По-моему, ты в этом разбираешься. Он здесь, внутри каждого из нас. Но в такой высшей форме, как мы, должен был бы появляться сильнее. Но — позволь мне рассказать тебе маленький анекдот. Очень короткий и простой.

Одна хозяйка делала обед. Позвала гостей и решила приготовить им на жаркое здоровый пятифунтовый кусок мяса. Поставила она его в кухне на буфет, а сама пошла с гостями, ну, выпить там, потрепаться о том, о сем. А потом возвращается в кухню готовить жаркое — глядь, а мяса и след простыл. Только в углу сидит кот и довольно облизывается.

— Стащил кот мясо, — констатировал Барни.

— Да! На крик собрались гости, тоже так подумали. Мясо исчезло. Все пять фунтов, как языком слизнуло. Вместо него сидит кот, на вид сытый и веселый. «Взвесить кота», — крикнул кто-то. Все немного подпили, и идея показалась хорошей. Отправились они в ванную и взвесили кота на весах. Посмотрели, получается ровно пять фунтов. Тут один гость и говорит: «Так оно и есть. Вот наш кусок мяса». Повеселели гости, узнали, мол, что случилось. Как-никак эмпирическое доказательство. А потом один из гостей возьми да и засомневайся. «Куда же делся тогда кот?» — говорит.

— Я слышал эту историю раньше, — сказал Барни. — Только я не вижу, что здесь общее.

— Этот анекдот отлично передает основную сущность проблемы, пусть даже выдуманной. Если ты поразмыслишь над ней…

— Черт, — сказал Барни сердито. — В коте ровно пять фунтов. «Это вздор — в нем нет мяса, если весы показывают пять фунтов».

— Вспомни Вино и Воду, — проговорила спокойно Энни.

Он уставился на нее.

— Да, — сказал он. — Кот — не мясо.

— Но кот мог быть показателем того, какой кусок мяса взяла хозяйка. Не рассказывай нам, Барни, что тот, кто проник в Палмера Элдрича, был Бог. Потому что ты о Нем знаешь чересчур мало, как и все остальные. Но живая сущность из межзвездного пространства может, как и мы, облачиться в Его образ. Это тот случай, когда Он решил показать нам Себя. Так что не надо аналогий, Барни.

Она улыбнулась ему, надеясь, что он понял.

— Когда-нибудь, — сказал Барни, — мы будем поклоняться этому монументу.

«Не делу Лео Балеро, — подумал он, — или, скорее, не оно станет объектом нашего поклонения. Нет, все мы, наша культура будем делать то же самое, к чему стремлюсь я. Мы станем вкладывать в него, пусть жалко и ничтожно, все наши представления о бесконечных, неизведанных еще силах. И мы будем правы, ибо эти силы там существуют. Но то, что говорит Энни, что касается действительной природы Его…»

— По-моему, ты хочешь побыть наедине со своим садом, — сказала Энни. — Пойду я к себе. Счастливо. И, Барни, — она вытянулась, взяла его за руку, горячо сжала. — Только не пресмыкайся. С кем бы мы ни встретились, будь то сам господь Бог или какое-либо другое высшее создание, только не пресмыкайся.

Она наклонилась, поцеловала его и зашагала прочь.

— Как ты думаешь, я прав? — крикнул ей вслед Барни. — Есть ли вообще смысл закладывать здесь сад? Или, быть может, мы пойдем по обычному пути…

— Не спрашивай, я не авторитет.

— Ты заботишься только о спасении души, — крикнул он грубо.

— Я нисколько не забочусь даже об этом, — возразила Энни. — Я ужасно, ужасно запуталась, и все навалилось на меня здесь разом. Послушай.

Она вернулась обратно. Ее глаза стали темными и глубокими, без искорки света.

— Когда ты схватил меня, отбирая пачку Чу-Зет, знаешь, что я увидела? По-моему, я действительно увидела, а не просто мне показалось…

— Искусственную руку. Искривленную челюсть, и глаза…

— Да, — сказала она едва слышно. — Механические, искусственные глаза. Что это значит?

— Это значит, что тебе довелось увидеть абсолютную реальность, — ответил Барни. — Сущность всего явного.

«На твоем языке, — подумал он, — это называется — стигмат».

Какое-то время она пристально вглядывалась в него.

— В таком случае, ты действительно существуешь? — спросила она. — Почему ты не такой, как кажешься? И сейчас… ты совсем другой. Я не понимаю… Зачем только я рассказала ту шутку с котом.

— Я видел, как то же самое произошло с тобой, дорогая. В тот же момент, — сказал он. — Ты отбивалась от меня пальцами, явно не теми, с которыми родилась. И потом все так просто вернулось на свое место. Наличие Пришествия в нас потенциально, если не реально.

— Это путь? — спросила Энни. — По-моему, перед нами своеобразный отзвук пути Господнего.

— Тебе следует быть одной из тех, кто знает это. Вспомни, что ты видела. Все три стигмата: мертвая, искусственная рука, Джексоновские глаза и исковерканная челюсть. Символы Его бытия. В нашем окружении. Но только неумышленно вызванные. И мы не совершим предварительных таинств, которые бы способствовали этому. Мы не вынуждали Его нашими осторожными, мудрыми, усердными ритуалами к тому, чтобы свести все к таким специфичным элементам, как хлеб и вода, или хлеб и вино. Для Него все дозволено, любые измерения. Он появляется перед нашими глазами и исчезает.

— Это цена, которой мы должны расплачиваться, — сказала Энни. — За наше желание подвергнуться наркотическим ощущениям Чу-Зет. Как когда-то — желание яблока.

Ее голос дрожал.

— Да, — согласился он. — Но думаю, я уже расплатился сполна.

«Или ушел с грошовым долгом, — решил он. — Это существо, способное жить только в человеческом теле, хотело подменить себя мной в момент своего разрушения. В отличие от Господа, умершего ради человека.

Разве это делает Его дьяволом? — удивился он. — Разве я верю доводам, которые только что приводил Норму Скейну?! Хорошо, он хуже по сравнению с тем, кто явился две тысячи лет назад. Он — просто существо, восставшее из праха, чтобы сделаться вечным. Но мы не лучше. Мы рады отдать на заклание какого-нибудь там ягненочка, лишь бы нас самих не принесли в жертву. И нас не волнует, каково ему. Короче, все наши жизни подчиняются этому единственному принципу. И никуда тут не денешься».

— До свидания, — сказала Энни. — Я оставлю тебя одного. Можешь сесть в кабину драги и заниматься самокопанием. Может, к тому времени, когда я тебя увижу снова, здесь будет целая ирригационная система.

Она улыбнулась ему еще раз и зашагала в направлении своего жилища.

Он вычерпал около полумили неровного безводного канала, когда обнаружил, что за ним крадется какая-то марсианская тварь. Он сразу же остановил драгу и стал всматриваться в окрестности, заметные холодным сиянием марсианского солнца.

Преследователь оказался маленьким, словно худая, изможденная старуха на четвереньках, шакалоподобным существом. Оно, по-видимому, жадно следило за Барни и было голодно. Оно следовало за человеком, пока не достигло определенной дистанции, а потом стало передавать телепатически, и efo мысли достигли Майерсона.

— Можно я тебя съем? — спросило существо, засопев и жадно распахнув челюсти.

— Ради Бога, конечно, нет, — вымолвил Барни.

Он начал поспешно шарить в кабине драги, в поисках какого-нибудь оружия. Рука нащупала тяжелый гаечный ключ, и. Барни показал его марсианскому хищнику.

— Вылазь из этой посудины, — промыслил хищник. — Я не могу достать тебя оттуда.

Последнее предназначалось, как видно, для себя. но каким-то образом вырвалось наружу.

Существо не ловчило. «Я подожду, — решило оно. — Он спустится вниз при первой же возможности».

Барни развернул драгу и повел ее по направлению к Чикен Покс Проспекте. Она загрохотала в безумно медленном темпе. С каждым ярдом она двигалась все медленнее. Барни понял, что надолго ее не хватит.

«Может быть, существо право, — сказал он себе. — Может, стоит спуститься и встретить его лицом к лицу. Надо же спастись — от некой грандиозно высокой жизненной формы, проникшей в Палмера Элдрича, — и потом оказаться съеденным этой чахлой скотиной! Кульминация долгого полета. Конечная станция, которую еще пять минут назад я и не предвидел. Даже с моими талантами ясновидца. Так, кажется, и заблеял бы, вроде доктора Смайла — окажись он здесь».

Драга засопела, взбрыкнула и, сдавшись, заглохла.

Некоторое время Барни сидел в тишине. Прямо перед ним маячил старушьеподобный плотоядный марсианский шакал. Он не сводил с Барни глаз.

— Отлично, — сказал Барни. — Вот мы и приехали.

Он выбрался из кабины, прихватив ключ.

Существо бросилось на него.

Почти на него. В пяти футах оно внезапно взвизгнуло, перевернулось и пронеслось мимо, даже не коснувшись его. Он проводил его взглядом.

«Нечистый», — подумало существо про себя.

Оно отбежало на безопасное расстояние и опасливо разглядывало Барни, высунув язык.

— Ты — нечистый, — проинформировало оно мрачно.

— Нечистый? — удивился Барни. — Как? Почему?

— Ты только кажешься, — ответил хищник. — Я не буду тебя есть, мне будет худо.

Оно уныло, с разочарованием и отвращением вернулось на исходную позицию. Видно, Барни его здорово напугал.

— Может быть, мы все для тебя нечистые? — сказал Барни. — Все мы, пришельцы с Земли, необычайные для твоего мира.

— Нет, только ты, — ответила спокойно марсианская тварь. — Взгляни на — ух! — на свою правую руку, на ладонь. В тебе что-то не то. Как ты еще живешь? Неужели не можешь очиститься?

Барни не стал смотреть на свою руку. Это было необязательно.

Спокойно, с достоинством, на какое только оказался способным, он двинулся через широко раскинувшиеся пески к своему жилищу.

Ночью, готовясь лечь спать, Барни услышал, как кто-то скребется в дверь.

— Эй, Майерсон, откройте.

Накинув халат, он открыл дверь.

— Вернулся тот торговый корабль, — возбужденно хватая его за рукав, провозгласил Норм Скейн. — Помнишь, от людей Чу-Зет. У тебя осталось хоть сколько-нибудь шкурок? А?..

— Если они захотят меня видеть, — сказал Барни, снимая руку Норма со своего рукава, — пускай приходят сюда. Так им и передай.

Он захлопнул дверь.

Норм громко выругался.

Майерсон уселся за обеденный стол, достал из ящика пачку — последнюю — земных сигарет и закурил. Он сидел, куря и размышляя, вслушиваясь в доносящиеся из соседних комнат звуки.

«Великолепная приманка, — подумал он. — Интересно, кто на нее клюнет?»

Дверь его апартаментов отворилась. Он не взглянул, продолжая рассматривать поверхность стола, пепельницу, спички и пачку «Камел».

— Мистер Майерсон.

— Я знаю, что вы хотите сказать, — ответил Барни.

Войдя в комнату, Палмер Элдрич закрыл дверь, уселся напротив Барни и сказал:

— Простите, мой друг. Я дал вам уйти до того, как все произошло, до того, как Лео ударил второй раз. Это было хорошо продуманное решение. А потом меня надолго задержали дела. Чуть больше, чем на три столетия. Не стану объяснять, почему.

— Меня не волнует, почему, — проговорил Барни, продолжая смотреть вниз.

— Ты не хочешь взглянуть на меня? — спросил Палмер Элдрич.

— Я нечистый, — проинформировал его Барни.

— КТО СКАЗАЛ ТЕБЕ ЭТО?

— Животное в пустыне. Оно никогда не видело меня прежде. Оно узнало об этом, только подойдя почти вплотную.

«Где-то футов на пять, — подумал он, — что, впрочем, довольно далеко».

— Хм. Может, его мотивы…

— У него не было, черт побери, мотивов. Скорее наоборот — он казался полуживым от голода и собирался меня съесть. Так что, должно быть, это правда.

— Для примитивного мозга, — сказал Элдрич, — нечистый и святой — одно и то же. Сливаются воедино. А для них это — табу. Их ритуал…

— А, черт, — проговорил Барни резко. — Но это правда, и ты знаешь. Я жив, я не хочу умереть на корабле, но мне некуда деться.

— А мне?

— Догадайся сам, — ответил Барни.

После паузы Элдрич пожал плечами и проговорил:

— Хорошо. Я прибыл из другой звездной системы. Не хочу называть ее, да для тебя это и неважно. Я устроил себе резиденцию, где на меня и натолкнулся неистовый скороспелый оператор из вашей системы. И какая-то часть этого перешла на тебя. Но немного. Постепенно, за несколько лет, ты восстановишься. Это будет уменьшаться, пока не исчезнет совсем. Твои друзья-колонисты ничего не заметят, потому что это коснется и их тоже. Они разделят твою участь после того, как отведают Чу-Зет.

— Мне хотелось бы знать, — сказал Барни, — чего ты пытался достичь, поставляя нашим людям Чу-Зет?

— Сделать себя вечным, — спокойно ответило сидящее напротив него существо.

Барни взглянул на него.

— Особая форма размножения?

— Да. Только специфичным способом.

— Господи. Мы все стали бы твоими детьми? — С непередаваемым отвращением проговорил Барни.

— Не стоит так мучиться, мистер Майерсон, — сказало существо и рассмеялось чисто по-человечески весело. — Занимайтесь своими делами, своим маленьким садиком, оросительной системой. Если честно, я очень далек от смерти и буду только рад, когда Лео Балеро осуществит то, что задумал… Он взялся за это сразу же, как только ты отказался принять метаболический токсин. Как бы там ни было, я хочу тебе счастья здесь, на Марсе. Только не всегда все удается.

Элдрич поднялся.

— Ты мог бы возвратиться, — проговорил Барни. — Вернуть себе форму, которая была у тебя до встречи с Палмером. Тогда тебе не пришлось бы быть в человеческом теле, когда Лео откроет огонь по твоему кораблю.

— Мог бы? — в его тоне звучала ирония. — Может, меня ожидает гораздо худшее, если я не сумею оказаться в корабле. Но ты ничего не знаешь. Ты — сущность, продолжительность жизни которой удивительно коротка. И чем она короче, тем меньше…

Он замолчал и задумался.

— Не говори мне ничего, — сказал Барни. — Не надо. Я не желаю знать.

Когда в следующую минуту он поднял глаза, Палмер Элдрич уже исчез.

Барни закурил новую сигарету.

«Вот неудача, — подумал он. — Так-то мы действуем, когда, наконец, после долгих ожиданий устанавливается контакт с другой расой из Галактики. И они поступают так же скверно, как и мы, а в некоторых отношениях и еще хуже. И изменить здесь ничего невозможно. Пока.

А Лео еще думал, что у нас был шанс выйти из конфронтации с Элдричем просто с помощью тюбика с ядом. Смех да и только.

И вот я здесь. И не ударил даже палец о палец во имя интересов компании, физически и духовно нечистый.

Может, что-нибудь для меня сможет сделать Энни? Может, существует какой-нибудь способ вернуть мне первоначальное состояние?»

Он попытался вспомнить то, что знал о неохристианстве. Но знал и помнил слишком мало. И все же стоило попробовать. Оставалась надежда, и ее хватит на годы вперед.

В конце концов, у создания, живущего в глубоком космосе, которое приняло форму Палмера Элдрича, существовала какая-то связь с Богом. Если оно не было самим Богом, то по крайней мере оно было частью Божественного Творения. Так что некоторая ответственность лежала и на Нем. А, как казалось Барни, он был достаточно мудр, чтобы осознать это.

Однако стоило все же поговорить с Энни Хауторн. Она могла порекомендовать специалистов.

И все же Барни сомневался. У него было ужасное предчувствие, которое как нельзя лучше отвечало всей ситуации.

Ведь существовало же Спасение. Но для каждого ли?

После неудавшегося вояжа на Марс на обратном пути к Земле Лео Балеро без конца совещался со своим коллегой Феликсом Блау. Наконец, у них созрел план.

— Он все время курсирует между собственным спутником на орбите Венеры а другими планетами. Плюс его имение на Луне, — отметил в заключение Феликс. — И мы все отлично знаем, насколько уязвим корабль в космосе: даже маленькая дырочка может…

Последствия он изобразил жестом.

— Нам необходимо сотрудничество ООН, — сказал мрачно Лео.

Потому что единственное, что разрешалось иметь ему и членам его организации, это личное оружие. А его явно не хватало, чтобы вступить в сражение с другим космическим кораблем.

— У меня есть на этот счет очень интересный документ, — сказал Феликс, роясь в своем портфеле. — Не знаю, известно ли тебе или нет, но мои люди в ООН проникли в кабинет Хепберн-Гилберта. Конечно, мы не могли заставить его что-нибудь сделать, но мы смогли, в конце концов, обсудить некоторые проблемы. — Он извлек документ. — Наш Генеральный Секретарь обеспокоен тем, что в любом из так называемых «перевоплощений», связанных с употреблением Чу-Зет, обязательно присутствует Элдрич. Он достаточно умен, чтобы правильно интерпретировать происходящее. И значит, мы, несомненно, сможем добиться сотрудничества с ним. Пусть даже на негласной основе. Например…

— Феликс, — прервал его Лео, — разреши мне тебя кое о чем спросить. С каких это пор ты носишь искусственную руку?

Скосив глаза на руку, Феликс удивленно охнул. Потом, взглянув на Лео Балеро, вымолвил:

— А ты? Что творится с твоими зубами? Открой рот, давай посмотрим.

Не ответив, Лео вскочил и опрометью бросился в туалет посмотреть на себя в зеркало.

Не оставалось никаких сомнений. Даже глаза. Смирившись, он возвратился к Феликсу. Больше никто из них не сказал ни слова. Феликс механически перебирал свои документы.

«О, Господи, — подумал Лео, — именно механически!» И ему ничего не оставалось, как либо рассматривать самого себя, либо бездумно взирать на непроглядную черноту и звезды космоса за стеклом иллюминатора.

— Последствия твоего первого выстрела, не так ли? — наконец сказал Блау.

— Должно быть, — хрипло согласился Лео. — Я вот только думаю, Феликс, что нам теперь делать?

— Допустим… — сказал Блау и стал рассматривать с возрастающим интересом ряд соседних кресел.

Лео проследил его взгляд и увидел такие же деформированные челюсти, такие же сверкающие, лишенные плоти правые руки — одна держит газету, другая книгу, пальцы третьей безостановочно постукивают… «Еще и еще, до конца ряда и начала кабины пилота… Там то же самое, — подумал он. — У всех нас».

— Но я совершенно не понимаю, что это значит? — беспомощно пожаловался Лео. — Разве мы… Ты понимаешь? Разве мы транслировались этим мерзким наркотиком? — Он махнул рукой. — И тем не менее мы оба оказались вне нашего разума, так?

— Ты пробовал Чу-Зет? — спросил Феликс Блау.

— Нет. С тех пор, как мне насильно влили его на Луне.

— Я тоже, — сказал Блау. — Просто он так размножается. Без применения наркотика. Он везде или, скорее, оно везде. Ну и отлично! Этот решающий довод изменит позицию Хепберн-Гилберта. И весь ООН тоже. Теперь они увидят во всей красе, что представляет собой эта штука. Думаю, Палмер Элдрич сделал ошибку. Он зашел слишком далеко.

— А если это уже не поможет? — усомнился Лео. — Может, этот чертов организм — словно протоплазма? И он должен пожирать и расти, распространяясь все дальше и дальше.

«Пока его не уничтожат в зародыше, — подумал он. — И мы одни сможем сделать это, потому что лично я — Хомо Сапиенс Эволвенс, я — человек будущего. Только бы получить помощь ООН».

Он почувствовал себя защитником земной цивилизации.

Что, если эта проказа достигнет Земли? Цивилизация Палмера Элдрича, седых и иссохших, сутулых и непомерно высоких, каждый — с искусственной рукой, чудовищными зубами и механическими глазами… Лучше некуда!

Представив это, он содрогнулся.

«Неужели, оно проникло в наш мозг? — спросил он себя. — Не только анатомия этого чудовищного существа, но и его разум… Что стало с нашими планами убить это создание?

Могу спорить, все вокруг нереально. Я знаю, что прав я, а не Феликс. Я все еще под действием той, первой дозы. Я никогда не возвращался обратно — вот в чем дело».

Думая это, он почувствовал волнение, потому что где-то там существовала нетронутая настоящая Земля, а все остальное — плод его воображения. И неважно, насколько подлинным кажутся сидящий здесь Феликс Блау, корабль и визит на Марс, к Барни Майерсону.

— Эй, Феликс, — сказал он, толкнув Блау локтем. — Ты — вымысел. Понимаешь? Это мой собственный мир. Я не могу доказать тебе этого — но действительно…

— Извини, — ответил лаконично Блау, — ты ошибаешься.

— А, давай! Видно, мне надо очнуться или что-нибудь в этом роде. Вот тогда посмотрим, что ты запоешь! Я собираюсь как следует выпить. Понимаешь, кровь стынет в жилах. — Он махнул рукой: — Стюардесса. Принесите нам выпить. Мне бурбон и воду.

Он вопросительно посмотрел на Феликса.

— То же самое, — промычал Феликс. — И льда. Но не слишком много, иначе, когда он растает, напиток теряет вкус.

Стюардесса тут же вернулась и протянула поднос.

— Вам со льдом? — спросила она Блау.

Это была хорошенькая блондиночка с зелеными глазами, похожими на отполированные изумруды, и когда она наклонилась, стали видны ее чуть раздвинутые, округленные груди.

Лео это отметил и полюбовался, однако все впечатление разом смыла уродливая челюсть, и он почувствовал себя обделенным и обманутым. А потом вдруг он заметил, что прелестные с длинными ресницами глаза исчезли. Вместо них…

Лео отвернулся, злой и подавленный, ожидая когда стюардесса уйдет. «Особенно тяжело, — понял он, — видеть это у женщин». Он не мог, к примеру, представить себе, как будет выглядеть Рони Фьюгет.

— Видел? — спросил Феликс, делая глоток.

— Да, и это доказывает, насколько быстро мы должны действовать, — сказал Лео. — Тут же, как только приземлимся в Нью-Йорке, мы отыщем этого поганого Хенберн-Гилберта.

— Зачем? — спросил Феликс Блау.

Лео уставился на него и заметил искусственные пальцы Феликса, сжимающие бокал.

— Я теперь один из них, — задумчиво сказал Блау.

«Это как раз то, о чем я подумал, — решил Лео, — то, чего я ожидал. Но я все-таки верю, что смогу добраться до Палмера. Не на этой неделе, так на следующей. Не в этом месяце, так когда-нибудь потом. Я знаю. Знаю теперь себя и свои силы. Мне все по плечу. И это прекрасно. Я хорошо вижу будущее, главное — не сдаться. Я один из тех, кто вообще не сдается, кто придерживается старой жизни, жизни до Палмера Элдрича. И это не больше, чем вера в силы, заложенные в меня с самого начала и с помощью которых я его уничтожу. Во мне есть нечто такое, до чего не смогло добраться и поглотить даже такое существо, как Элдрич. И поскольку я над этим не властен, это меня не покинет. Я чувствую, как оно растет, противостоя внешним, несуществующим изменениям — руке, глазам, челюстям. Его не касается ни одна из тех трех дьявольских, порочных черт — триединства чуждости, — затемняющих реальность. Его не касается то безмерное отчаяние, которое Элдрич принес с собой с Проксимы или, скорее, из межзвездного космоса.

Мы и так уже живем тысячи лет под одним из самых древних бедствий, которое частично похитило и разрушило нашу святость. А оно рангом повыше, чем Элдрич. И если уж оно не смогло полностью искоренить наш дух, то куда там пытаться кому-то другому. Может, его можно уничтожить? Если так думать, если Палмер Элдрич верит, что он прибыл сюда именно для того, он ошибается. Потому что эту силу, заложенную в меня, кстати, без моего участия, не смогло одолеть даже самое древнее зло.

Обо всем этом мне говорит мой эволюционировавший разум. Сеансы Э-терапии не прошли даром. …Пусть я не смогу прожить так же долго, как Элдрич, в одном разуме, но зато смогу в другом. Я уже прожил сотни тысяч лет своей ускоренной эволюции и стал из-за нее чрезвычайно мудрым. Вернул свой долг сполна. Мне все понятно и доступно. И там, в убежищах Антарктиды, я встречу себе подобных, мы будем гильдией Защитников, Спасителей остальных».

— Эй, Блау, — он толкнул локтем сидящее рядом полусушество. — Я твой потомок. Элдрич появился из другого пространства, а я пришел из другого времени. Понимаешь?

— А, — пробормотал Феликс Блау.

— Взгляни на мою голову, мой лоб. Я пузыреголовый, правильно? И этот панцирь, он не только на макушке, он — по всему телу. Вот что действительно дала мне терапия. Так что не отчаивайся, верь в меня.

— О’кей, Лео.

— Ущипни себя, это подействует. Может быть, я и похож на тебя из-за Джексоновских превосходных искусственных глаз, но все же внутри — это я. Здорово?

— Здорово, — сказал Блау. — Здорово все, что ты говоришь, Лео.

— Лео? С чего это вдруг тебе взбрело называть меня Лео?

Резко выпрямившись в кресле, обхватив себя руками, Феликс Блау умоляюще смотрел на него.

— Думай, Лео. Ради всего святого, думай, что нам делать?

— А, да, — протрезвев, кивнул тот и почувствовал укол совести. — Прости. Я чуть-чуть задремал. Знаю, знаю, на что ты намекаешь. Знаю, чего ты испугался. Но это еще абсолютно ничего не значит. Но я буду думать. — Он кивнул обещающе и торжественно.

Корабль мчался, приближаясь к Земле.