Чем ближе подходило время к окончанию учёбы, тем чаще мать заводила разговоры о будущем Сергея. Антонина Ефимовна с самого начала была против выбора сына, и документы в школу милиции ему удалось сдать только благодаря поддержке отца, считавшего, что парень должен решать свою судьбу сам. Кроме того, партийный работник не видел ничего зазорного в том, что сын обретёт настоящую мужскую профессию и будет служить Советскому Союзу, охраняя правопорядок в стране. Но мать всё никак не могла успокоиться, что сыну придётся «иметь дело с бандитами и рисковать жизнью», а ведь он у неё один.
Скворцов радовался тому, что с семнадцати лет живёт отдельно от родителей, сначала в стенах альма-матер, потом в квартире жены. Он был доволен тем, что удавалось по-прежнему получать от родителей всевозможные блага и в то же время уходить от их излишней опеки, хотя с матерью они виделись всё-таки довольно часто. Сразу после свадьбы Антонина Ефимовна настояла на обязательном еженедельном семейном ужине в своём доме и хотя бы раз в неделю сама наведывалась в квартиру молодых. Их это не тяготило, ведь при каждой встрече они с Ритой получали обязательные и недешёвые подарки, а на выходные родителям можно было оставить ребёнка и провести время вдвоём.
Сколько Сергей себя помнил, мать всегда решала все его вопросы и вставала на защиту в любой ситуации, начиная с разборок в детской песочнице. В первом классе он метнул камень в соседского мальчишку и рассёк тому лоб. Когда разъярённый отец пострадавшего буквально ворвался в их квартиру и потребовал «маленького бандита» на расправу, виновный прятался под кроватью и дрожал от страха, представляя, что орущий грозный дядька сейчас выволочет его из убежища и тоже в отместку разобьёт камнем лоб. Но мать разрешила ситуацию уговорами, увещевая, что мальчишки есть мальчишки, и откровенным подкупом – дала денег «на лечение». Сергей тогда отделался серьёзным внушением: если он ещё раз соберётся метать камни в живые мишени, дело может окончиться исключением из школы или даже отправкой в детскую колонию, откуда прямой путь на взрослую зону. Он тогда не слишком хорошо понимал, что такое колония и зона, но усвоил: мамы там не будет.
У него всегда были лучшие игрушки, которые только можно было достать в шестидесятые годы, и самые модные и престижные вещи, появившиеся в стране в семидесятые. Одежду можно было носить открыто, игрушками даже нужно было делиться с друзьями, как и приглашать их в гости и угощать всем, что имелось в холодильнике. Однако существовали и запреты. Так, родительская спальня была единственной в квартире комнатой, которая запиралась на замок, как на ночь, так и в то время, когда родителей не было дома. Мама убирала спальню сама, и доступа туда никому не было. Даже сын оказывался в этой внутридомовой цитадели лишь изредка, и в подростковом возрасте он стал понимать, почему эта территория так тщательно оберегается. Именно там хранилось всё самое ценное, что было в доме, и что нежелательно было выставлять напоказ – редкие книги, хрупкие статуэтки, золотые украшения.
В девятом и десятом классе у Скворцова появилась первая большая тайна от его друзей. Мать договорилась с его школьными учителями по английскому языку и истории, что они займутся со своим учеником репетиторством для подготовки к вузу, и платила им по пять рублей за занятие. Два раза в неделю Сергей ходил по вечерам к своим педагогам домой и никому об этом не рассказывал. Понимал, что у родителей друзей нет средств на то, чтобы дополнительно платить репетиторам, а педагоги не хотели предавать огласке получение денег от учеников. Кроме того, Сергею не хотелось признаваться в том, что отличными оценками он обязан не личным талантам и рвением к знаниям, а родительскому кошельку.
У парня не возникло проблем с поступлением в вуз, да и в личной жизни тоже всё отлично устроилось. Ему не пришлось долго ухаживать за девушкой, добиваться её внимания и решать проблему, где заняться с любимой сексом. Пока его сверстники приглашали девушек в кино и кафе, покупали им цветы и мороженое, пытались летом вывести на природу, а зимой проникнуть в студенческое или заводское общежитие, Марго свалилась ему в руки сама, да ещё в нагрузку с собственной трёхкомнатной квартирой почти в самом центре города. Именно это жильё и примирило его родителей со слишком ранним и неожиданным вступлением сына в брак. Всё же невеста оказалась с солидным приданым и не претендовала на квадратные метры свекрови и свёкра.
Курсант с сочувствием выслушивал жалобы однокашника Тимофея, который тоже женился «по залёту» на втором курсе. Парню пришлось привести молодую беременную жену в квартиру из двух смежных комнат, в одной из которых жили его мать и старшая сестра. Все три женщины постоянно развлекались бесконечными скандалами друг с другом, и единственному мужчине настолько надоедали эти бабские разборки, что не хотелось видеть ни мать, ни сестру, ни жену, и он искал малейший повод, чтобы как можно реже появляться дома.
Скворцов же проводил время в своей семье с удовольствием. Большая уютная квартира была обставлена удобной и красивой мебелью, и лишь в кабинете они по взаимному согласию с Марго оставили массивный письменный стол, резной комод и кожаное кресло, а также книжный стеллаж, сохранив интерьер, созданный её дедушкой-чекистом и казавшийся старинным, но стильным.
У молодоженов не возникало бытовых проблем. Рита даже не стала брать академический отпуск на то время, пока вынашивала ребёнка. Родила – и отправилась сдавать зимнюю сессию, а когда возобновились занятия, с малышом сидела нанятая Антониной нянька. Продукты поставлялись домработницей, она же готовила и убирала в квартире. Деньги родители Сергею постоянно подбрасывали, и он не особо задумывался о завтрашнем дне, наслаждаясь ролью мужа и отца, которому для семейного счастья близких людей не надо было прикладывать никаких усилий.
Моментами такая размеренная и сытая жизнь казалась ему несколько прозаической, как и отношения с женой, изначально лишённые периода юношеской романтики. Сергей задумывался: а действительно ли он любит свою Марго? А она – его? Детская влюблённость, сразу же перешедшая в стадию семейных отношений, общий быт и рождение ребёнка не способствовали повышенной притягательности и ярко выраженной сексуальности партнёров. Но всё же в двадцать один год у него уже была умная и красивая жена и очень похожий на неё двухлетний синеглазый мальчишка. А скоро будет и диплом об окончании Омской высшей школы милиции.
Последнее обстоятельство не давало покоя его матери. Казалось, она хотела, чтобы сын учился вечно, лишь бы не начал работать в уголовном розыске. Воскресным днём, когда Сергей завёл сына и жену к её родителям и зашёл к матери один, она в очередной раз предложила ему альтернативу, пообещав пристроить в ОБХСС. И будущий милиционер вдруг неожиданно для самого себя вспылил:
– Мама, а с кем я буду там бороться? С расхитителями социалистической собственности? Причём, начну с тебя и твоего ближайшего окружения?
– Что ты такое говоришь, сын?! – Антонина Ефимовна от возмущения так резко отодвинула от себя чашку с чаем, что коричневая жидкость выплеснулась на кипенно-белую скатёрку, расшитую по краям алыми розами.
– А что мне ещё говорить? Что у нас ворует вся страна?
– Как ты можешь, я ничего ни у кого не украла!
– Конечно, нет. Ты не крадёшь. Ты достаёшь, добываешь, получаешь, и при этом живёшь не как все.
– А как бы ты хотел? Как все? Ты действительно считаешь, что заводской работяга, который периодически просыхает от пьянства и в эти редкие моменты берётся родным коллективом на поруки, должен пользоваться теми же благами, что и интеллигентные образованные люди?
– Нет, я так не считаю, – Сергей встал из-за стола, пересел на кожаный диван и раскинул руки вдоль спинки. – Но интеллигентные образованные люди – это не только партийные работники и заведующие складами, а ещё и учителя, инженеры, которые не имеют доступа к дефициту, а во многих регионах ещё и ездят «на картошку». Они далеки от кормушки и спецраспределитей, но тоже пытаются дорваться до приличных вещей, вкусной еды, достойного отдыха. И потому вынуждены переплачивать, искать нужных людей, получать «благодарности» от сильных мира всего, которым сумели чем-то услужить.
– Хорошо, что отец в санатории, и не слышит.
– Вот именно. Отец в санатории. В том самом, куда простым смертным путь заказан. Он имеет также возможность не только по принуждению выписывать газеты «Правда» и «Труд», но и по собственному желанию – журнал «Крокодил» и «Литературную газету». И даже Библиотеку Всемирной литературы в двести томов. Папа читает. А простые смертные что делают? Они воруют! С производства уносят через дыры в заборах всё, что может пригодиться, или то, что можно толкнуть. В магазинах зарабатывают на пересортице, усушке и утруске, а сметану разбавляют не водой, а кефиром, чтобы не подкопалось то же ОБХСС. Мама, ты давно ела в самой обычной столовой или стояла в очереди за синей курицей, под которую для увеличения веса продавщицы подкладывают побольше серой бумаги? А потом их мужья пропивают «честно заработанное» жёнами, и эти злобные тётки от своей беспросветной примитивной жизни со злорадным удовольствием хамят вынужденным стоять в очередях простым покупателям.
– Можно подумать, тебе самому приходится стоять в очередях или питаться в столовках, – парировала Антонина.
– Крайне редко. Но всё же я не настолько оторван от реальной жизни. Тебе вот платья и костюмы шьёт личная портниха, причём не в ателье, а на дому. А ты достаёшь красивые ткани. Как ты их называешь – отрезы? Взамен материи или туфель, из-под полы купленных в салоне для новобрачных, ты помогаешь кому-то приобрести импортную мебель. Ты покупаешь посуду и одежду с рук. Откуда пальто с ламой, которое ты подарила Марго на день рождения? Или эти вот японские тарелочки с золотой каёмочкой? Ты их, кажется, по два рубля за штучку брала у фарцовщиков? А ведь спекуляция в нашей стране вне закона.
– Вот как ты заговорил! А ведь всю жизнь беззастенчиво всеми благами, которые мы с отцом тебе обеспечивали, пользовался!
Сергей широко улыбнулся и ответил:
– Вот поэтому, мама, я и не хочу работать в ОБХСС! Давай так. Мир, дружба, пепси, джинсы, жвачка – и я иду в уголовный розыск. Там хотя бы понятно, кого и зачем ты ловишь. Убил человека – за решётку. Украл – туда же. Крадут, кстати, как показывает практика, по большей части у тех, у кого есть чем поживиться. То есть, у тех, кто умеет доставать. Так что не позволим всякому ворью достойных людей обижать! А социалистическую собственность пусть защищает кто-нибудь другой.
Скворцов понял, что слишком далеко зашёл в этом никому не нужном споре. Матери сорок четыре года, большую часть из которых она прожила, как умела и считала нужным. Её обывательская философия уже не изменится, да и зачем ей это нужно в нынешних условиях? Разве что вдруг в стране изменится сама система производства и распределения, и приоритетным станет не товарообмен между советскими людьми, а всеобщая формула капитализма «деньги – товар – деньги».
Ведь, казалось бы, как всё просто: производить в достаточных количествах качественную продукцию, чтобы каждый мог свободно купить то, что нужно лично ему. Но почему-то так не получается. При этом то, что в капиталистических странах называется свободным предпринимательством, в Советском Союзе считается незаконным обогащением. Взять те же громкие дела «цеховиков». Ну, шьют люди пользующиеся большим спросом шубы и футболки в обход плановой экономики, так ведь они это делают с пользой для народа, а им за это – лет восемь на зоне с конфискацией.
На подобные темы они часто говорили с Владимиром, и друг во многом разделял его взгляды. Как будущие юристы, они любили с юношеским максимализмом порассуждать о законности, но делали это только наедине. Ясное дело, что анекдоты про генсека Леонида Брежнева только ленивый не рассказывал, и жаркие споры о превратностях социализма шли практически в каждой семье. Но будущим блюстителям порядка всё же стоило поостеречься от антисоветских высказываний и осуждения деятельности партийных функционеров. Иначе можно не только удостоверение сотрудника МВД не получить, но и свободы лишиться.
Тем не менее, друзья жадно впитывали информацию о криминальной ситуации в стране и позволяли себе иметь собственную точку зрения на важные события. Так, они сошлись в том, что обмен валюты в СССР должен быть, как во всём мире, свободным. Тогда не придётся осуждать людей за валютные спекуляции, как это случилось с «врагами народа» Рокотовым, Яковлевым и Файбишенко, которых сначала по одному и тому же делу осудили на восемь лет лишения свободы каждого, потом пересмотрели приговор и дали уже по пятнадцать, а после и вовсе расстреляли. На суд, в обход всех норм международного права, лично давил глава государства Никита Хрущёв. Причём тогда, в 1961 году, приговор привели в исполнение по указу, принятому уже после совершенного советскими валютными контрабандистами преступления. После этого в течение одного года по статье 88 УК РСФСР, которую валютчики меж собой называли «бабочкой», были казнены ещё более 160 человек.
– Поборолись, так поборолись. А ведь уничтожили талантливых экономистов, умеющих зарабатывать, пусть и незаконно. Их бы энергию использовать в мирных целях, – заметил Сергей, когда они с другом вспоминали фабулу этого громкого дела.
– Я вообще не понимаю, как можно расстреливать за экономические преступления, – сказал Владимир. – Вот если человек лишил кого-то жизни, тогда да, можно и к нему применить ту же меру.
– А я вообще против смертной казни.
– Это почему? Потому что может быть совершена ошибка и осудят невиновного?
– И это тоже. Хотя, думаю, такое случается крайне редко. Но расстреливать за убийство, по-моему, слишком гуманно. Жизнь за жизнь – это правильно. Но не таким лёгким путём. Преступник должен мучиться и страдать столько, сколько сможет протянуть при созданных для него невыносимых условиях существования. Зачем почём зря биологический материал уничтожать? Пусть на рудниках вкалывает, пока лёгкие не развалятся.
– Это точно, – согласился друг и добавил. – А я вот ещё часто о чём думаю. Вернее, о ком. О тех, кто приводит приговоры в исполнение. Понятно, что человек исполняет приказ, но всё же он не на войне врага убивает, а просто пускает кому-то пулю в затылок. Как потом жить с ощущением, что ты – палач?
– Лишь бы не жертва, – усмехнулся Сергей.
* * * * *
Перед выходом Сергея на работу Антонина Ефимовна устроила сыну и невестке туристические путёвки в Болгарию, где они путешествовали по городам на автобусе. И хотя эту страну называли «шестнадцатой республикой», для впервые побывавших за рубежом молодых людей она показалась сказочной. Произвели впечатление хорошие дороги и плантации роз, многочисленные кафе с по-настоящему вкусной едой и магазины, полки которых ломились от красиво разложенных сочных овощей и фруктов. Да и выбор одежды был гораздо шире, чем в Омске, причём она была нарядной, качественной, и обходилась дешевле, чем на Родине.
Валюты разрешалось обменять совсем немного, и потому, заранее выяснив, какой товар легче всего сбыть в Болгарии, Сергей купил фотоаппарат «Зенит» и наручные часы «Луч». Каждому туристу позволялось также провести по две бутылки водки и по два блока сигарет. Что оказалось удивительным, в Болгарии охотно покупали сигареты собственного же производства, такие как «Родопи», «БТ», «Интер» и другие марки, быстро ставшие в Союзе популярными. Фокус заключался в том, что в СССР они продавались дешевле, чем в стране-производителе. Престижные «БТ», именуемые почему-то в народе «бычками тротуарными» стоили по восемьдесят копеек за пачку, а ароматические «Опал», с названием которых было связаны многочисленные анекдоты – по пятьдесят. Некурящие и не пьющие водку Сергей и Маргарита продали этот товар за болгарские левы в первом же отеле в Софии и по той же цене, по которой купили их в Омске. Фотоаппарат и часы выгодно сбыли в последние дни поездки.
Не боялся ли Сергей заниматься фарцовкой с риском оказаться в дальнейшем невыездным за рубеж? Не боялся. Их группу сопровождала знакомая его отца, которая сама и давала советы, где что лучше купить и продать. Кураторы, как правило, не обращали внимания на «мелкие шалости» членов туристической группы, такие как продажу сувениров и походы в ночные клубы, тем более, если это были «свои» люди.
При проверке багажа на таможне главным было вернуться назад с теми же задекларированными золотыми изделиями, с которыми отбыл за рубеж. Золото Сергей перевозить через границу не стал, хотя и придумал несколько оригинальных и безопасных вариантов, как это можно сделать. Но, поразмыслив, счёл, что в данном случае реальный риск пересиливает вероятную прибыль, и потому не оправдан.
Накупленный в разумных пределах товар таможенники не оценивали, и «руссо-туристо» привозили с собой одежду, обувь, посуду. Причём, многие старались выехать за рубеж в старых вещах, которые в иноземных странах выбрасывались, а вернуться в обновках. Сергей себе почти ничего не купил, ему нравилось смотреть, как наряжается его Королева Марго, выбирая в свободное от экскурсионных программ время то комбинезон из плащевой ткани, то трикотажное платье. Она по-детски радовалась обновкам, а он – тому, что может ей это позволить.
Ещё одним открытием в зарубежной жизни для молодой супружеской пары стали ночные дискотеки, где у барной стойки можно свободно покупать спиртные коктейли, а в огромных залах в свете мерцающих огней и отблесках зеркал бесконечно танцевать под самые популярные мелодии мировых исполнителей семидесятых годов. Впервые они попали на дискотеку в Софии и до полуночи отплясывали под композиции АББА, Бони-М, Баккара, Челентано.
В двенадцать ночи, словно опасаясь участи Золушки, вернулись в отель. Зато на «Золотых песках», где проходила морская часть их отдыха, уже без страха нарушить распорядок проводили время на дискотеках до четырёх утра, отсыпаясь днём, когда из-за палящего солнца невозможно было находиться на морском берегу.
Вечерами на дискотеках Сергей стал ловить себя на мыслях, что с большим удовольствием оказался бы на танцполе не с женой, а один. Здесь было много хорошеньких молоденьких девчонок из разных стран, которые носили яркие откровенные наряды и вели себя настолько раскрепощённо и даже развязно, что ему очень захотелось с некоторыми из них познакомиться. И не только познакомиться…
По утрам, разглядывая точёные фигурки загорелых девушек на пляже, он думал о том, что не успел нагуляться, слишком рано женился и загнал себя в рамки обладания одной-единственной женщиной. Однако вскоре он решил, что официальная семья останется семьёй, а лишать себя радости тайного общения с посторонними красотками совсем необязательно. Это всё обязательно будет.
В сентябре Скворцов вышел на работу в районный отдел милиции инспектором уголовного розыска. Получив краснокожее удостоверение и табельное оружие, он вдруг почувствовал, что с этого момента наделён особой властью над людьми. Не над всеми, конечно, но над многими, кто уже преступил закон или только попал под подозрение. Он, Сергей Анатольевич Скворцов, теперь может запросто вершить чужие судьбы. И не только принимать мысленные решения, но и выбирать уровень активности сообразно сложившейся обстановке. Или вопреки.
Как там писал Вольфганг Кёппен в романе «Смерть в Риме»? «Размышления – это зыбучие пески, опасная запретная зона. Думают литераторы. Думают культуртрегеры. Думают евреи. Острее всех мыслит пистолет».
Свою первую взятку, так называемые «отпускные», он получил уже через два месяца, решив судьбу квартирного вора, и вышло это совершенно случайно. Скворцов возвращался со службы около девяти часов вечера, когда за пару кварталов от своего дома вдруг заметил впереди худощавую мужскую фигуру с большим матерчатым свертком подмышкой и тут же нутром почувствовал: жулик. Чутьё не подвело.
Сергей ускорил шаг, пытаясь поравняться с подозрительным субъектом, но тот заметил в лунном свете тень преследователя и, бросив сверток на землю, принялся бежать. Догнать и скрутить хлипкого мужичонку для высокого спортивного парня не составило труда, это было делом нескольких минут, оставалось только препроводить его к месту, где тот сбросил, предположительно, краденое и далее – в территориальный отдел.
– Кого ограбили, гражданин? – вкрадчиво спросил Сергей, и пойманный заверещал:
– Ты мне, начальник, грабёж не шей! Никого в хате не было. Да и не поймал бы ты меня, если бы я не пожадничал и хозяйскую шубу не прихватил. Хватило бы и бабок с цацками… Слушай, отпусти меня, начальник, я тебе всё отдам, что забрал. Я же только что откинулся, жена из хаты уже выписала, жить же где-то надо, кушать же что-то надо.
– Пошли, покажешь хату, да без фокусов, – велел Скворцов, крепко держа задержанного за заведённую за спину руку. – Если тебе повезёт, и там никого не окажется, вернёшь украденное – и отпущу.
Они поравнялись со сброшенным кулем, и оперативник заставил вора подобрать его. Двинулись вглубь жилого квартала, вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, и Сергей несколько раз позвонил в дверь. Убедившись в том, что за ней тихо, приказал:
– Отпирай.
К его удивлению, жулик вытащил из кармана не отмычку, а ключ и дважды прокрутил его в замке.
– Откуда ключик-то?
– Так я же не просто так, с кондачка, а по наводке.
Сергей втолкнул вора в прихожую:
– Ну-ка быстро раскладывай всё по местам, где что лежало.
Оперативник, конечно, сильно рисковал. Но появись на пороге хозяева, можно было объяснить ситуацию тем, что выследил вора и поймал с поличным. Мужичонка засуетился, развернул норковую шубу, повесил её на плечики в шкаф, аккуратно сложил и сунул на полку простынку, в которую была замотана краденая вещь.
– Карманы выворачивай, – поторопил оперативник.
Вор вынул из внутреннего кармана пальто замызганный носовой платок со следами крови и высыпал из него в малахитовую шкатулку пригоршню колечек, цепочек и кулонов. Сергей дождался, пока мужчина выключит свет, закроет дверь, и забрал у него ключ. Они вышли из подъезда и завернули за угол дома. Вор торопливо что-то сунул Сергею в карман куртки, шепнул: