Тридцать лет спустя

Семидесятые! Годы расцвета застоя! Время, когда Леонид Ильич хватал с неба звезды и вешал их себе на мундир. Десятилетие, когда мы продавали за границу все, что нельзя, и покупали там все, что можно. Период, когда у них был бум, а у нас — БАМ.

В этот бурный исторический момент вряд ли кто обратил внимание, что бывшие соавторы Курляндский и Хайт разошлись и начали писать самостоятельно, собираясь вместе лишь для продолжения сериала “Ну, погоди!” Не ищите в нашем разводе каких-то сенсационных причин. Просто наступает время, когда каждый писатель хочет сказать что-то свое. Не обязательно хорошее, но свое.

Очень точно об этом сказали тоже разошедшиеся соавторы Арканов и Горин: когда литератор пишет “Выхожу один я на дорогу”, — это поэзия. А когда “Мы вдвоем выходим на дорогу”, — это уже разбой.

В этот раздел вошли рассказы, написанные мной для “Клуба 12 стульев”, монологи, сценки и пародии из программ Г. Хазанова “Мелочи жизни", “Очевидное — невероятное’’ и программы Е.Петросяна “Доброе слово и кошке приятно”.

ДУЭЛЬ

Экономист Глухов в присутствии трех свидетелей назвал плановика Мухина дураком. Это рядовое событие вызвало совершенно необычные последствия. Плановик Мухин в присутствии тех же свидетелей вызвал Глухова на дуэль и гордой походкой удалился к себе в отдел.

Весть о дуэли в несколько минут облетела все учреждение. В коридорах, курилках, на лестничных площадках все разговоры были только о дуэли.

— Это же надо: взял и вызвал! Я его просто уважать начала.

— Оставьте! Какая может быть дуэль в наше время? Поговорят и разойдутся.

— Не скажите. Он упорный. Пока своего не добьется…

— Добьется он. Строгача с занесением.

Разговоры не стихали до обеда. А в обед к Мухину поднялся сам председатель месткома Петренко.

— Послушай, Мухин, — сказал он. — Тут разные глупости болтают. Будто ты Глухова на дуэль вызвал.

— Это не глупости, — спокойно ответил плановик. — Это правда.

— Ладно тебе, — усмехнулся Петренко. — Взрослый человек, с инженерным дипломом…

— Именно с дипломом. И оскорблять себя никому не позволю.

— Хорошо-хорошо. Если ты настаиваешь, давай мы его на местком вызовем, проработаем.

— Местком здесь ни при чем. Он же не его дураком назвал, а меня. Тут задето мое достоинство.

— Слушай, какое может быть достоинство в нашем учреждении? И какая дуэль? На арифмометрах, что ли?

— Условия дуэли я изложу письменно, — сказал плановик и гордо отвернулся к окну, показывая, что разговор закончен.

К концу рабочего дня условия дуэли были выработаны и подписаны обоими участниками. Выглядели они так: в девять часов вечера в квартире Мухина противники занимают места. Каждые пять минут секунданты наливают, а дуэлянты выпивают по стакану чистой воды. Первый, кто откажется продолжать дуэль, считается проигравшим и должен подать заявление об уходе. Условия окончательные, и примирение невозможно.

В девять часов вечера в доме Мухина противники заняли места на кухне. Один из секундантов взял стакан и открыл кран. В трубе что-то засвистело, забулькало, и вместо воды кран испустил тяжелый, продолжительный вздох.

— Нет воды, — констатировали секунданты.

— Позвольте, позвольте, — забеспокоился хозяин, — это недоразумение. Я сейчас все выясню.

Он снял трубку и набрал номер котельной.

— Дежурный слесарь у телефона, — сказали с того конца трубки.

— Здравствуйте… Это из двадцать шестой квартиры говорят. У меня воды нет.

— Ну и что? Во всем доме воды нет.

— Почему? — наивно спросил Мухин.

— А я откуда знаю? Звоните в диспетчерскую.

— Но вы же слесарь!

— Именно, что слесарь, а не справочное бюро! Отчего да почему…

— Вы мне не грубите, — строго сказал плановик. — Я требую, чтобы вы устранили повреждение.

— Слушай, — не выдержал слесарь, — ты что, дурак? Что ты ко мне привязался?

— Как вы меня назвали? — взвился Мухин. — Я вас вызываю!

— Ну и вызывай. А я все равно не приду.

В трубке раздались короткие гудки. Мухин глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и набрал телефон диспетчерской.

— Говорят из дома номер четыре. Воды нет.

— Знаем.

— Знаете?.. А что же вы людей не предупреждаете?

— Гражданин, что вы нервничаете? К утру исправят.

— А если я не могу ждать до утра? Может, мне надо срочно ванну принять?

— Ванну? — удивилась дежурная. — Во вторник? Знаете что, гражданин, мне некогда глупости слушать. Я на работе.

Мухин тихо опустил трубку на рычаг.

— Ну что, — мрачно спросил Глухов, — отменяется?

— Нет-нет, — встрепенулся плановик. — Подождите, я сейчас.

Он схватил два эмалированных ведра, спустился вниз и позвонил в первую попавшуюся дверь соседнего дома. Послышалось шарканье домашних тапочек, дверь приоткрылась, и оттуда выглянул заспанный мужчина в тренировочном костюме.

— Извините, пожалуйста, — сердечно сказал Мухин. — Вы мне водички не дадите?

— Да что ж это такое! — возмутился мужчина. — Ходят и ходят! Покоя человеку не дают.

— Вы простите, но мне очень нужно. Всего два ведра.

— Ну да, тебе — ведро, другому — бочку.

— Слушайте, вы человек или нет?

— Я-то человек. А вот у тебя, я вижу, с головой не все в порядке.

— Что? — оскорбился Мухин. — Да я…

Дверь захлопнулась перед его носом.

— Откройте! — забарабанил Мухин. — Я вас вызываю!

— А я милицию вызываю, — сказали из-за двери. — Чтоб тебя, хулигана, в чувство привели.

Позвякивая ведрами, Мухин вышел на улицу.

— Что ж это такое? — думал он. — Не могу же я всех подряд на дуэль вызывать.

За углом что-то затарахтело, и на середину улицы выехала поливальная машина.

— Стойте! — закричал Мухин и кинулся наперерез. — Остановитесь!

Машина затормозила.

— Ты что, рехнулся?! — набросился на него шофер..

Но Мухин уже не обращал внимания на слова.

— Прошу вас, налейте мне два ведра.

— Ты что, думаешь, у меня здесь водопровод?

— Неужели вам жалко обыкновенной воды? Может, мне плохо!

— Плохо ему, — процедил шофер. — Ходит тут в галстучке, дурью мается. А я до ночи вкалываю. А ну, отойди!

Машина взревела мотором и двинулась по асфальту, разбрызгивая драгоценную воду.

Плановик медленно поднялся наверх и открыл дверь квартиры.

— Глухов, — тихо сказал он, — я все понял. Ты уж извини меня, дурака…

В водопроводном кране что-то засвистело и оттуда с шумом ударила тугая струя воды. Но это уже никого не интересовало.

ОДНОФАМИЛЕЦ

Вот скажите, какая фамилия, по-вашему, лучше: Пантелеев или Бархударов?.. Думаете, одинаковые?.. Я тоже так раньше думал. Но жизнь мне подсказала, какая лучше. Это еще год назад случилось. Как-то в воскресенье решил я себе на завтрак картошки поджарить. Стою на кухне, орудую ножом. Вдруг телефонный звонок.

— Пантелеев, говорят, ты чего на воскресник не выходишь? Все жильцы уже собрались.

Я стою молчу. Так хотелось картошечки жареной — и вот на тебе! А они свое:

— Ты что молчишь? Может, думаешь, что ты лучше всех, а, Пантелеев?

А я ни с того ни с сего возьми да брякни:

— А я вам не Пантелеев.

— А кто же ты?

Действительно, кто я?.. Огляделся по сторонам, а у меня под ножкой стола лежит старый учебник русского языка. Автор — Бархударов. Я и говорю:

— Бархударов я, вот кто!

— Ой, — говорят, — товарищ Бархударов, извините. А где Пантелеев?

— Занят он, говорю, картошку мне чистит.

— А когда освободится?

— Когда освободится — посуду за мной вымоет и помойное ведро вынесет.

— Понятно. Простите за беспокойство, товарищ генерал.

И трубочку — бряк. Вот это да, думаю, как фамилия подействовала. Какого-то совершенно неизвестного Бархударова за генерала приняли. Ну, позавтракал я и забыл об этой истории. Но жизнь мне сама про эту фамилию напомнила.

С тещей моей небольшая неприятность случилась. Померла она. Ну, померла и померла, но надо же хоронить. А где? Проблема. Жена весь город обегала — нет мест. Ну, тут я про Бархударова и вспомнил. Снимаю трубку и звоню на самое лучшее кладбище.

— Категорически приветствую, — говорю — Бархударов беспокоит.

— Товарищ Бархударов, здравствуйте! Что можем для вас сделать?

— Для меня, — говорю, — слава богу, пока ничего не нужно. А вот теще моей вы, действительно, нужны.

— О чем разговор! Теще товарища Бархударова, отца советского дирижабля, непременно поможем. Пусть завтра зайдет.

— Вообще-то, — говорю, — завтра она не сможет. Мы ее завтра похоронить хотели.

Они говорят:

— Ах, в этом смысле… Ну что за вопрос — сделаем.

— Но я слышал, что у вас с местами туго.

— Трудновато, конечно, но для вас сделаем.

Я говорю:

— Для меня не надо! Вы для нее сделайте.

— Конечно, конечно. Самое лучшее место для нее выделим. Солнечная сторона, метро рядом, на следующий год “Универсам” откроют. И окружение хорошее, много интеллигенции.

И что вы думаете?.. Для тещи Бархударова и место нашлось, и цветы, и духовой оркестр. Ансамбль Дома пионеров два часа песню пел: “Лучше нету того свету…” Представляете, что это за фамилия? Вроде бы ничего не говорит, а что-то напоминает. Вроде бы никто и в то же время кто-то. И, главное, в самой фамилии что-то мощное есть. Будто камни с горы катятся: Бар-ху-даров!

Одним словом, начал я потихоньку этой фамилией пользоваться. То в магазин позвоню, то в аптеку, то в кассу железнодорожную. Совсем другая жизнь пошла. Картошку на завтрак уже не ем, рыбкой дефицитной балуюсь, водочку пью только с винтом, и учебник Бархударова у меня уже под ножкой стола не лежит — новый стол привезли.

Но ведь у нас не бывает, чтоб все время хорошо. Обязательно что-нибудь приключится. И приключилось. Выхожу я как-то из одного магазина. Естественно, с черного хода. Сапоги я там для жены взял. Тут подходит ко мне товарищ в штатском:

— Будьте добры, ваши документы.

Ну, я предъявил.

— Так, — говорит, — товарищ Пантелеев, следуйте за мной.

Заводит меня обратно к директору и говорит:

— Товарищ директор, на каком основании вы продали ему сапоги?

Тот говорит:

— Как? Это же товарищ Бархударов. Сын того самого… создателя русской оперы.

— Если бы! Это же какой-то Пантелеев.

Тот даже с места вскочил:

— Как — Пантелеев? Какой Пантелеев? А на каком же основании вы у нас сапоги купили?

— А на основании того, — говорю, — что у моей жены сапоги каши просят!

Ну, конечно, скандал! Отобрали сапоги да еще говорят:

— Еще раз с черного хода придешь — света белого не увидишь!

Вот, думаю, беда. А что, если они теперь возле каждого магазина станут дежурить? Ведь это мало сказать, что ты Бархударов, надо еще документ иметь. Одним словом, понял я, что надо срочно менять фамилию: Пантелеев на Бархударов. Написал заявление и прямым ходом в паспортный стол. Прочла паспортистка мое заявление и говорит:

— Товарищи, вы что все с ума сошли? Седьмой человек хочет Бархударовым стать. Возьмите другую фамилию.

Я говорю:

— Другая у меня уже есть. Мне эту надо.

— Ничего не могу сделать. Звонил товарищ Бархударов, велел свою фамилию никому не давать.

— Что значит — звонил? Надо еще проверить, кто звонил. Настоящий Бархударов или такой же Пантелеев, как и я.

— Ничего не понимаю, — говорит. — Вы можете объяснить?

А что тут объяснять? Понял я, что надо срочно другую фамилию искать. Чтоб была звучной, чтоб люди ее знали, но не помнили откуда. Неделю сидел, все учебники перерыл, но нашел. Во, фамилия! Столыпин!

Я ее уже проверил. Позвонил в аптеку:

— Категорически приветствую, Столыпин беспокоит!

И порядок. Обслужили по первому разряду. Бутылку облепихового масла и финскую клизму на восемь литров. Так что сомнений нет. Завтра же пойду в паспортный стол фамилию менять.

Только уж, чур, эту фамилию никому не брать! Это моя. А вы, если хотите, берите другие.

Главное — чтоб фамилия известной была. Пусть даже неизвестно откуда. Потому что если ты Бархударов, то у тебя все, а если Пантелеев, то у тебя одна фамилия.

КОТ В ПРЕЗИДИУМЕ

Отчетно-перевыборное собрание было в самом разгаре. Вернее, никакого разгара не было. Это уж так принято говорить — в разгаре. На самом деле все было тихо, мирно, почти по-семейному. Как и бывает нередко на самых обыкновенных профсоюзных собраниях.

Председатель месткома, не отрываясь от бумажки, бубнил свой доклад, члены месткома, сидящие в президиуме, дружно рисовали на листочках какие-то каракули, а заполнившие зал рядовые члены профсоюза мирно дремали на своих местах.

В тот момент, когда председатель перешел к восьмой странице доклада, рассказывающей о славных делах кассы взаимопомощи, из-за кулис неожиданно показался огромный рыжий кот. Он вышел на середину сцены, зажмурился под ярким светом прожекторов, задумчиво посмотрел в зал, а затем одним движением вспрыгнул на стул и уселся среди членов президиума. В зале засмеялись. Докладчик на секунду оторвался от бумаги. В этом месте доклада смех не был предусмотрен. Он внимательно посмотрел по сторонам и вдруг заметил рыжего кота, с достоинством восседающего среди членов президиума.

— Брысь! — сказал докладчик.

Это был первое слово, которое он сказал не по бумажке. Кот повел ухом, но даже не шевельнулся.

— Брысь, тебе говорят! — повторил председатель и махнул на кота рукой.

Кот посмотрел на председателя и принялся чесать за ухом. Зал оживился. Наконец-то публика почувствовала интерес к происходящему.

Председатель вышел из-за стола, подошел к коту и шлепнул его докладом по спине. Кот лениво спрыгнул со стула, обошел вокруг стола и взобрался на освободившееся место председателя. Тот со всех ног кинулся обратно. Тогда кот обошел стол с другой стороны и уселся на прежнее место. Публика захохотала.

— Посерьезней, товарищи, посерьезней, — сказал председатель. — Все-таки важные вопросы решаем. Чей это кот?

— Да это же Васька, — сказали из зала. — Сторожа нашего кот.

— Понятно. Сторож здесь присутствует?

— Тут я, — поднялся со своего места сторож.

— Я вас попрошу немедленно вывести животное.

— Нет, — махнул рукой сторож, — не пойдет.

— Как это — не пойдет?

— А так. За сценой-то вон холодище какой. Вторую неделю не топят. А тут лампы, прожектора. Да и люди надышали. Так что не пойдет. Очень он тепло уважает.

— Ну, товарищи, — развел руками председатель, — я не понимаю. Что же мы, из-за кота будем собрание отменять?

— А чего его отменять? — сказали из зала. — Сидит себе — и пусть сидит. Он же никого не трогает.

— Верно! Пускай погреется.

— А в зале, между прочим, топить надо. А то у вас в докладе про это ничего не сказано.

— При чем здесь я? — быстро сказал председатель. — Вопросами клуба у нас занимается культмассовый сектор.

С места вскочил культмассовый сектор с коричневой от загара лысиной.

— Я, товарищи, об этом ничего не знал. Мы примем меры. В самое ближайшее…

— Не знал он, — громко сказали в зале. — Конечно, ему не холодно. Целый месяц в Сочи просидел по тридцатипроцентной путевке.

— Точно! А я третий месяц в желудочный санаторий прошусь — так путевок нет.

— Товарищи, товарищи! — закричал председатель, пытаясь вернуть собрание в прежнее русло. — Не будем переходить на личности. Это же частный случай. Выясним, разберемся… Давайте продолжим.

Но собрание уже пробудилось от спячки и никак не желало погружаться в нее обратно.

— Хватит нам бумажки зачитывать. Надоело!

— Пусть лучше соцстрах скажет, куда он путевки девает!

Из-за стола поднялся маленький, тщедушный соцстрах. Он не привык выступать на таких многолюдных собраниях. От волнения руки у него тряслись, подбородок дрожал. Это был уже не соцстрах, а, скорее, соцужас.

— Я того… Не виноват. Я — как большинство. Сам я ничего не решаю.

— А не решаешь — так нечего место занимать!

— Нам такие нужны, которые решают!

— Ну товарищи, — плаксивым голосом сказал председатель, — я не понимаю, почему такой шум из-за этого кота. Он даже не член нашего профсоюза… Кыш, ты! — снова замахал он руками. — Кыш, проклятый!

— Не тронь кота! — загудели в зале. — Пусть сидит. Ему, может, тоже в президиум хочется. А то у вас туда не пробьешься.

— Верно. Привыкли, понимаешь, к почету, а на дело им наплевать!

— Ты нам лучше скажи, когда очередникам квартиры дадут? Пятый год обещаете.

— И с премиями, с премиями надо решать! — перекрывая всех, кричал чей-то бас. — А то работают одни, а получают другие.

Собрание продолжалось. Люди вскакивали со своих мест. Они кричали, шумели и топали ногами. А рыжий кот, свернувшись в клубок, сладко спал на стуле. И никто не обращал на него внимания. Ведь люди давно уже привыкли к тому, что на собрании у них обязательно кто-то спит.

МЕЧТА

У каждого человека в жизни мечта есть. Один хочет машину купить, другой — на гитаре играть научиться, третий — в начальники выбиться. А вот у меня мечта особая, ни на кого не похожая. Мечтаю… мечтаю я… в метро прокатиться. Вы только погодите, не хмыкайте. Мечта эта вроде простая, но для меня как бы неосуществимая. Метро-то у нас в городе на каждом углу, а внутрь меня не пускают. Придумал какой — то бюрократ дурацкое правило: чтоб, значит, человека в нетрезвом виде туда не пускали. А если человек всегда в таком виде? Что ему делать? Ну сами посудите, не глупость, а? В троллейбус — можно, в трамвай — можно, на работу — добро пожаловать! А в метро — нельзя.

Так что с этим метром у меня целая трагедия. Когда я веселый, меня туда не пускают, а когда просплюсь, в себя приду — у меня пятачка нет на проезд. А просить совестно. На выпивку — еще туда-сюда, а на мечту — язык не поворачивается.

Иной раз смотрю по телику “Клуб кинопутешествий”. А там Северный полюс показывают или какую-нибудь Южную Бразилию. А я гляжу и думаю: ну зачем это мне, на кой черт? Ведь это все неизвестно где, за тридевять земель. Показали бы лучше метро. Как там, что там? Ведь сколько людей интересуются.

Вот у меня дружок есть, Серега. Так он, верите-нет, два раза в метро был. Рассказывает — прямо чудеса. Кругом мрамор, люстры хрустальные, каждую минуту поезда ходят. И лестница такая специальная, забыл название. Ты на ней стоишь, а тебя ведет. Прямо не верится.

Другой раз идешь вечером и видишь это здание: красивое, современное, в темном небе над ним буква “М” горит. Метро, значит. А ты стоишь и думаешь: “Ну почему? Другим можно, а мне нельзя? Неужто я хуже всех?”

Ведь за всю жизнь только один раз внутри был. И то не дали на поезде прокатиться. Я этот день как сейчас помню. Шел я тогда, как всегда, веселый. От Петрухи возвращался. Какая-то у него радость была. То ли он в отпуск ушел, то ли от него жена ушла. Не помню. Но не в этом суть. Подошел я к этому зданию с буквой “М", и то ли они не разобрали, что я хорош, то ли контролер куда-то отлучился, но, в общем, проскочил я. Удалось. Ну, скажу вам, внутри этой “М” действительно картинка. Кругом зеркала, кафель белый, полотенца чистые висят. И что интересно: пассажиры — одни мужики. Женщины — ни одной. Может, на переход пошли. Ну я, чтоб не застукали, кинулся в какую-то кабинку, дверь на задвижку закрыл. Сижу, жду поезда. Полчаса жду, час жду — нету. А пассажиры — они же склочники — в дверь начали барабанить:

— Гражданин! Выходите! Вы здесь не один!

Я дверь открыл и говорю:

— Куда выходить? Я ж поезда жду. Хочешь вместе ждать — садись, я подвинусь.

Да разве они понимают? Слово за слово, крик, скандал, кому-то я рубашку порвал… Выкинули меня на улицу, не дали на поезде прокатиться.

Мне дружки иной раз говорят: “Толяныч, ты бы завязал на время. Сходил в метро, прокатился, раз у тебя мечта такая”. А я боюсь. Нет, завязать я не боюсь. Денек-то я выдержу. Я другого боюсь: а вдруг в этом метро не так хорошо, как я думаю? Вдруг там в люстрах хрусталь не настоящий? А колонны не из мрамора, а из кирпича крашеного? Выходит, я столько лет мечтал, и все зря?

Нет, ребята, пусть мечта так мечтой и останется. Вот помру я, опустят меня под землю. А рядом метро будет ходить. И так мне будет хорошо, так сладостно… Выходит, не зря столько лет мечтал, не зря человек на свете жил. Потому что не может человек жить без мечты.

ШУТНИК

Смерть как не люблю серьезные рожи! Все они думают, думают… А чего думать-то? Ну чего? Когда все давно придумали. Вон сколько в жизни удовольствий! Не сосчитать. Хочешь — пивка попей, хочешь — козла забей, хочешь — радио включи на полную громкость. Развлекись, одним словом!

Вот ты говоришь: скучно, деть себя некуда. А ты пробовал съесть торт без помощи рук? Я в доме отдыха видал. Ух, сильная вещь! Представляешь, тортина — килограмма на два! Сам бисквитный, кругом крем, розочки разные. Ну, который без привычки, с ходу — раз туда башкой. Во рту — бисквит, в глазах — крем, в ушах — розы. “Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу”. Укатайка! Я те честно говорю — укатайка!

Я как считаю: нормальный мужик никогда скучать не будет. Если уж совсем делать нечего, так поспорь на что-нибудь. На “Спартачка”, на погоду или кто дальше плюнет. Это же не важно, на что спор. Важно, чтоб интересно было.

Вот мы с дружком каждый день спорим. Такие споры интересные — закачаешься! Помню, сидим мы с ним во дворе, разговор ведем, кого на свете больше: мужиков или баб. Он за мужиков был, а я, как всегда, за баб. Спорили, спорили, наконец мне это дело надоело, тут я и говорю:

— Примажем на рупь, кто к нам первый во двор войдет: мужик или баба!

Пошло! Сидим, ждем. Два часа на лавочке просидели — никого. Темнеть уж начало. Вдруг кто-то идет. Пригляделись — а это собака. Ну, мы за ней. Два часа ее по помойкам гоняли: надо же было выяснить, мужик или баба. Ну, спор наш вничью окончился. Хоть собака эта и мужик была, но кусалась. как… женщина. Зато вечер мы какой провели! И поспорили, и побегали. Не вечер — сплошная смехотура!

У меня натура такая: не могу без шутки минуты прожить. Делать нечего — наберу какой-нибудь телефон и сообщаю:

— Говорят с телефонной станции. На линии авария. Срочно выньте штепсель из розетки и суньте себе в ухо!..

Ну, тот, конечно, орать начинает, грозиться. А я трубочку положу и минут через пять снова тот же телефон набираю. И тоненьким голосом спрашиваю:

— Вам только что хулиганы не звонили?

— Да-да, звонили. Такое безобразие!

— Не велели вам штепсель в ухо сунуть?

— Да, а что?

— Можете вынимать!

Что ты! Веселый я человек. Всегда что-нибудь придумаю. За мной не заржавеет. Потому что весело надо жить, весело! Если ко всему серьезно относиться, раньше времени сопьешься. Да разве у нас кто это понимает? Одни козлы кругом!

Вот, помню, сижу я на работе. Скукота такая, аж зубы ломит. Нет, думаю, надо что-нибудь сотворить. И сотворил. Поднимаюсь наверх, в бухгалтерию, захожу к главбуху. Мусорный такой мужичонка. Ничего в нем хорошего. Крыса язвенная. Я ему и говорю:

— Слыхал — слесарь наш Терехин с ума сошел? Взял кувалду, ходит по заводу, бьет всех по голове.

Он от страха чуть промокашкой не подавился.

— Надо, говорит, “скорую” вызвать. Пусть его увезут, куда полагается.

Я говорю:

— А мне-то что? Мое дело — тебя предупредить. Спустился вниз, нашел этого слесаря и говорю: — Терехин, тебе велели срочно в бухгалтерию подняться, кронштейн забить. Возьми кувалдочку и поднимись.

Ну, Терехин-то не знал, в чем дело. Взял кувалду, побрел. А бухгалтер увидал его с кудалдой — как чесанет по стенкам, по потолку:

— Караул! Убивают!

Смеху было!.. Врача даже вызывали, чтоб бухгалтера в чувство привести. А что с него возьмешь? Разве он шутки понимает? Арифмометр с ручкой!

Меня даже директор к себе вызывал. Говорит:

— Веселый ты человек, Круглов.

— Что ты!.. Меня хлебом не корми, дай чего-нибудь отчебучить!

Вот так наржешься за день, нахохочешься, присядешь вечерком на минутку — и чего-то так тоскливо станет. Чего ж, думаю, мне так весело? Ну, чего? На работе меня не любит никто, жена со мной неделями не разговаривает, сын растет дурак дураком. Так посмотришь вокруг — елки-палки! А потом посидишь, подумаешь: ну и хрен с ним!

Трубочку снимешь, телефон наберешь:

— Алло! Это зоопарк? Нет?.. А почему ослы к телефону подходят?

И все! Радости на целый день. Потому что весело надо жить. Весело и сердито!

ПЫЛЬ В ГЛАЗА

Браточки, милые! Что же это происходит?.. На выставке — и фасон, и ткань, и расцветка. А что в продаже?.. Побачьте, что на мне! А? Гарный костюмчик? Фасон под названием: я встретил вас и стал заикой. Между прочим, называется — вечерний костюм. И правильно называется. При дневном свете в таком костюме показаться страшно.

Вот я вас и спрашиваю: почему на людях одно, а на выставке другое? Что это за мода такая пошла — пыль в глаза пускать?

Вот у нас в районе тоже любят пыль пустить. Недавно фундамент заложили, решили баню строить. Самую крупную в Европе. На пять тысяч голов. Ну, я вас спрашиваю: зачем нам баня на пять тысяч голов? Да у нас в районе столько голов нет вместе с крупным рогатым скотом. И не надо нам самую большую. Пусть будет махонькая. Лишь бы там горячая вода была. И не на Первое мая, а на каждый день.

Громадяне, меньше шуметь надо, больше дело делать. А то сделаем иной раз на копейку, а шумим, трещим аж на рупь. У нас вон в колхозе корову вырастили, рекордистку. Шестнадцать тысяч литров молока дает. А что толку, если мы на эту корову всем колхозом работали? Я на собрании говорю:

— Что ж мы пыль в глаза людям пускаем?

Знаешь, как на меня набросились?

— Что это еще за пыль? Мы обязательство дали таку корову вырастить? Мы обязательство выполнили!

— Верно, выполнили. Одна корова молоко дает, а другие коровы его выпивают. А нам треба, чтобы каждый человек себе кашу на молоке варил, а не на обязательствах.

Меня жинка моя все время пилит:

— Что ты все лезешь? Что ты все критикуешь?

Она меня так и называет этим именем… который всех критикует… Критин, во как! А разве я критин, если хочу, чтоб лучше было?

Меня председатель, голова наш, как огня боится. Недавно заходит ко мне и говорит:

— Микола! Тут до нас иностранцы в село приезжают. Христом-богом тебя прошу: не мели языком.

— В каком смысле?

— В прямом. Они будут жизнью нашей интересоваться, вопросы разные задавать, каверзные. Так уж ты того, не критикуй. Скажи, что у тебя все в порядке, все есть. Абсолютно все. Такая моя личная просьба.

Ну, думаю, как председателя не уважить?

— Ладно, говорю, нехай идут. Погутарим.

Через два дня, действительно, приезжает до нас делегация. По селу ходят, в хаты заглядывают. Зашли и ко мне.

Один и говорит:

— Это что, и есть ваша вилла?

Я говорю:

— А як же? У меня все есть: и вилы, и грабли, и коса вон в сарае стоит.

Тут вин показывает пальцем на собачью конуру и спрашивает:

— А шо це такое?

А я думаю: брехать так брехать!

— Это, говорю, есть гараж для мого личного автомобиля. Редкая марка. Называется “Со-ба-рожец”. Что интересно: бензин не жрет, костяшку бросишь — весь день носится как угорелый. А ночью еще дом сторожит.

Он говорит:

— А где ж этот автомобиль?

— А на нем жинка моя в город уехала за покупками.

Тут они сразу загалдели:

— Ага! В город! Значит в деревне купить нечего? Вы это хотите сказать?

— Ошибаетесь, говорю, господа хорошие. Я вам совсем не это хотел сказать. Жинка моя уехала в город покупать…

А сам думаю, чего бы им такое назвать. Гляжу, а председатель над головой руками машет, знаки делает. Я и говорю:

— Покупать… вертолет.

Сказал, а сам от натуги аж весь мокрый стал. А они снова:

— Зачем вам вертолет?

Тут уж я не выдержал:

— “Зачем”, “зачем”! Навоз с него разбрасывать! А то в том году не удобрили поля — вот вам и результат: никак из отстающих выбиться не можем.

— Как, — говорят, — отстающий? А ваш председатель сказал, что у вас колхоз-миллионер.

— Верно, говорю, миллионер. Он должен государству два миллиона рублей.

Председатель красный стал, как буряк. В угол меня завел:

— Микола, бисова детина! Ты что мелешь, кто тебя за язык тянет?

— Так це ж правда.

— Мало ли что! Не всяку правду говорить можно.

А я думаю — можно. Можно и нужно. Потому, ежели они люди хорошие, то поймут. А ежели плохие, так на кой черт мы их в гости зовем?

А брехати не можу я. Не научился, и все. И потому для меня, браточки милые, что хорошо, то хорошо, а что плохо, то погано. И не надо нам плохое за хорошее выдавать. Чтоб, как говорится, было поменьше пыли на душу нашего населения!

ДРУГ ПРИРОДЫ

Сейчас повсюду только и слышишь: “Давайте защищать природу! Давайте охранять природу!” От кого? Это человека надо от нее охранять. Ты посмотри, что в лесу творится! Сколько зверья развелось! Они уже в лесу не помещаются, на шоссе выскакивают воздухом дышать.

Видал на шоссе знаки стоят “Осторожно, олени!” Почему осторожно? Потому что эти олени совсем озверели: на автомобили кидаются. Наш начальник поехал к себе на дачу на служебной машине. На шоссе выскочил олень — и на таран! Машина в гармошку, стекло — вдребезги, у оленя рога отвалились, а у начальника, наоборот, выросли. Совсем от этого зверья жизни не стало.

Я уже в лес специально с транзистором хожу, чтоб хоть человеческий голос слышать. Все-таки не так страшно. Но это тоже не выход. Вон недавно иду по лесу со своим транзистором, слышу — кукушка кукует. Я говорю:

— Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

А она мне отвечает:

— Шесть часов пятьдесят две минуты!

Ну, правда, это не кукушка сказала, а радиостанция “Маяк”, но все равно страшно. Неужели так мало жить осталось?

А еще говорят, с ружьем охотиться негуманно. Надо охотиться с фотоаппаратом. Вон мой шурин устроил фотоохоту. Фотоохотник! Увидал в лесу медведя и как шарахнет его фотоаппаратом между глаз! Медведь его сграбастал и давай мять! Убить не убил, а фотокарточку ему испортил. Теперь у моего шурина голова — шесть на девять. Как на паспорте.

Таблички еще понавешали: “Охота запрещена”, “Берегите оленей”, “Кабан — твой друг!” Ну хорошо, я знаю, что кабан мой друг, а кабан об этом знает? Это же страходон! От него пули отскакивают, как от броневика! Это редко, кто может кабана домой притащить. Правда, у меня был случай. Однажды чуть с диким кабаном домой не пришел. Случайно получилось: Я даже не очень хотел. Швырнул в него камушком — и прямо в глаз. Думал, наповал.

Так нет! Хорошо хоть я перед самым его носом успел дверь лифта захлопнуть. Представляешь, сколько он за мной гнался?! Главное, не устал, собака! Я в лифт, а он за мной по лестнице. Я в квартиру забежал, отдышаться не успел — он уже в дверь барабанит. Аж дверь прогибается. Ну, думаю, что-то надо делать, он же мне всю квартиру разнесет. Схватил чугунную сковородку, дверь распахнул и — шарах по башке!..

Оказывается, это жена с базара пришла. У нее в руках сумки с картошкой, вот она ногой и стучала. Ну, я ее водичкой побрызгал, в чувство привел и говорю:

— Маш, Маш, Маша! Извини, я думал, ты — дикий кабан.

А она мне говорит:

— Это не я — дикий кабан. Это ты — домашняя свинья!

А ты говоришь — охота!..

Думаешь, рыбалка лучше? Что ты, иной раз такое бывает, вспоминать не хочется. Как-то на рыбалке забросил удочку, а крючок — раз и за корягу зацепился. Ну, что делать? Разделся догола — и в воду. Вылезаю, а вещей нет! Из всей одежды один проездной остался. Ну, я в лесочек забежал, листьев нарвал, сделал себе набедренный пояс и, как папуас, — на станцию. В электричке народ косится, но виду не подает… Может, думают, артист какой или иностранец. Или вообще… Миклухо-Маклай… А тут на мое несчастье в этой электричке какая-то старуха козу везла… А коза голодная оказалась, как волк! Пока я в окошко глядел, эта козья рожа с меня все листья обглодала. Оставила в чем мать родила.

Я из электрички выскочил, проездным прикрылся и — короткими перебежками домой… Жена дверь открывает:

— Откуда ты в таком виде?

— С рыбалки…

— Знаю, говорит, твою рыбалку! Небось опять у своей крали был?

— Не было там никакой крали, там коза была… Послушай, как получилось: крючок зацепился, я только раздеться успел…

— Ну да, а в это время муж вернулся.

— Я рыбу ловил, можешь ты это понять?!

— Понимаю. Только я твоей щуке жабры все равно поотрываю!

Понял, какая история? А ты говоришь — природу беречь. Нет уж, дудки! Правильно этот ботаник сказал: “Мы не можем ждать милости от природы, но и она от нас ее не дождется!”

ПОПУГАЙ

Здрравствуйте! Здрравствуйте! Вы меня узнали?.. Кто сказал — попка дурак?.. Неправильно. Я не дурак. Я — кретин. Идиот! А знаете почему? Потому что разговаривать умею. Вот рыбу кто-нибудь называет дурой? Никогда. Потому что молчит всегда. Ее ловят — она молчит, ее жарят — она молчит. Рыбный день ей сделали — все равно молчит. А я всегда болтаю. Причем не то, что нужно. Режу правду-матку, когда меня не просят.

Триста лет живу на свете, нигде больше двух не дель не задерживаюсь. Сколько я хозяев сменил — пересчитать невозможно.

Помню, жил в одной семье. Обстановка царская: ковры финские, мебель арабская, от хрусталя звон, как в церкви. Кормили пять раз в день. Миндалем в шоколаде. Казалось бы, чего еще желать? Сиди — молчи. Так нет, не удержался. Пришла к ним в гости одна пара. Милейшие люди. Профессор с женой.

Усадили их за стол, а меня такое зло взяло — миндаль в горло не лезет. Я как заору:

— Вы чего пришли?! Вас сейчас охмурять будут. Чтобы дочку свою мордастую в институт устроить!

Что тут поднялось…

Хозяйка кричит:

— Не верьте ему! Он провокатор!

Гости пальто в охапку — и бежать! А хозяин ко мне подошел:

— Петух ты, говорит, крашеный. Если б ты двести рублей не стоил, я о из тебя суп сварил!

Двести-двести, а сам, между прочим, продал за триста. Правда, в очень приличную семью. Отец — врач, мать — учительница, сын — оболтус. Пятнадцать лет парню, а уж полный обалдуй. Но мне-то что? Не мой же сын. Так нет, не выдержал. Два дня молчал, а на третий говорю:

— Папаша, вот вы врач, а сынок у вас, между прочим, курит!

Он говорит:

— Та-ак. И часто?

— Нет, говорю, не часто. Только когда выпьет.

Мамаша как закричит:

— Как? Разве он пьет?

— Иногда, — говорю. — Когда в карты много проигрывает.

Ну, тут мама с папой забыли, что они интеллигентные люди, взяли ремень и всыпали ему по первое число. Двадцать восьмого начали — первого кончили. А второго он меня взял в охапку — и на птичий рынок. Продал какому-то забулдыге за червонец. Тот обрадовался:

— Скажу жене, что сотню уплатил, а остальные пропью.

Рано обрадовался. Я его жене все раньше успел рассказать. Так что там я тоже не задержался. Я нигде не задерживаюсь. Кому охота про себя правду знать да еще платить за это двести рублей?

Про меня уже по городу слух пошел, что я несчастье приношу. До того дошло — задаром никто брать не хочет. Последний хозяин со мной мыкался-мы-кался, да и сдал сюда. В зоопарк.

Теперь сижу один. Чтоб ничего не видел, ничего не слышал, ничего про людей сказать не мог. Но я и здесь молчать не буду:

— Товарищи! В зоопарке тигру недокладывают мяса! Пока не поздно, спасайте хищника!

Если спросят, откуда знаете, ссылайтесь на меня. Я ничего не боюсь. Потому что я попка-дурак, попка-кретин, попка — полный идиот!

ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

Эх, школа, школа! Родная школа! Сколько ты нам знаний дала — вспомнить страшно. Бином Ньютона, теорема Пифагора, кислота со щелочью, инфузория-туфелька. Тьфу! Пакость. Ну зачем, зачем нормальному человеку все это нужно? Кому-нибудь в жизни эта туфля пригодилась? Никому! Потому, что школа — это одно, а жизнь — совсем другое.

Возьмем, к примеру, физику. Что такое электричество? Никто не знает. А они нам что говорили? Невидимый поток электронов. Ладно, допустим, невидимый. За что ж тогда десять рублей за свет дерут? Откуда они знают, что десять, если он невидимый? То, что им надо, они видят. А у меня что получается? За свет-за газ, за вас-за нас, а от получки — один невидимый поток электронов.

Так, с физикой разобрались. Теперь возьмем ботанику. Объясните, кому она нужна, кроме Мичурина, который взял от природы все? Дети, это тычинка!

Дети, это пестик! Все растения вырабатывают хлорофилл. А на рынок придешь — что тычинка, что пестик, меньше трешника не стоят. И правильно! Потому что задаром никто хлорофилл вырабатывать не хочет.

Теперь пару слов о зоологии. Вот они утверждают, что человек произошел от обезьяны. А кто это видел?.. Ну, пусть встанет тот, кто от обезьяны произошел… A-а, стесняетесь! А я вас о другом спрошу: если человек произошел от обезьяны, чего ж сейчас те обезьяны, из зоопарка, людями не становятся?.. Не знаете? А я понял. Живут они там в тепле, кормят их три раза в сутки и на работу ходить не надо. Какая обезьяна захочет после этого человеком стать?.. Только недоразвитая!

Ну, про математику вообще разговор особый. Алгебра там, геометрия — это все ерунда. Но хуже всего — тригонометрия. Этот предмет специально придумали для головной боли. Синус-косинус, тангенс-котангенс… Учите, детки, без этого потом не станешь ни инженером, ни строителем. А в жизни?.. Вот я на стройке работаю. Ну, дают мне этот проект. Там у них этих тангенсов-котангенсов столько, что без стакангенса не разберешься. А нам и не надо! Мы строим по своей науке, на глазок. Быстро, дешево и сердито! А чего сердиться, чего? Ну, дает стена небольшой косинус, в дверях легкий незакрывангенс, ну забыли тебе поставить унитангенс. Ну и что? Куда ты денешься? Все равно там будешь жить, потому что дом принят с оценкой “хорошо”.

Я вот тут двенадцатиэтажную жилую башню сдавал, так итальянцы приезжали учиться.

— Потрясающе! — говорят. — У нас пизанская башня за двести лет вот так наклонилась, а вы этого сумели добиться за две недели.

А как же! Не зря все в школе учились. Ведь школа для того и нужна, чтоб ее вовремя забыть.

Да, мужики, много у нас еще ненужного преподают. Одна литература чего стоит. Кто такой был Евгений Онегин и почему Аня Каренина попала под электричку? Ну хорошо, не помню я этого. Что я, хуже тебя живу? Ты приди ко мне, погляди — всех на книжную полку поставил: и Гюгу, и Дюму, и Муму. Читай — не хочу! А что читать? Читать у нас любой дурак умеет. Ты попробуй достать. Вот тогда я скажу, что ты культурный интеллигент.

А вы говорите — школа. Да как на вечер встречи придешь — сразу все видать: кто как учился и кто чего добился. Если двоечник был — у него всего две вещи: квартира, машина. Если троечник — уже три: квартира, машина, видеомагнитофон. Ну, а если отличник — у него целых пять вещей: лысина, очки, долги, головная боль и золотая медаль из нержавеющей стали!

ПОЛНЫЙ ПОКОЙ

Обещали солнце, а идет дождь. Ну и что? Мало ли нам кто чего обещал. Что ж теперь кричать, нервничать, писать жалобы?.. А на кого жаловаться? На бога? Так его нет. На бюро прогнозов?.. Оно, конечно, есть. Но бога на них, к сожалению, нет.

Так что спокойно надо жить, без напряжения. Это правда, что у человека от рождения два миллиона нервных клеток. Но это только на первый взгляд много. Ну, давай разберемся. В магазин зашел — клетки как не бывало, с женой поговорил — еще сто клеток долой. Ремонт сделал — тысяча. Пятьсот рублей — пятьсот клеток. А между прочим, нервные клетки не восстанавливаются. Даже за деньги. Которых у тебя, кстати сказать, тоже нет. Поэтому выход один: полный покой. Каждый вечер — десять капель валерьянки, а по утрам — стаканчик обезжиренного кефира. Очень успокаивает.

Ты пойми: у человека в жизни одна задача — дожить по пенсии. Поэтому ничего не надо принимать близко к сердцу. Ну, тебя плохо покормили в столовой. Ну и что? Жив остался — и слава богу! Зачем сердиться на повара? Повар не виноват. Нельзя приготовить хорошую еду из плохих продуктов. А хороших продуктов у него нет. Он их давно домой унес. Потому что повар — тоже человек. Он не может есть то, что нам с тобой приготовил. Он тоже хочет дожить до пенсии.

Или на тебя кричит твой начальник. Ну и что? Он кричит, а ты себе считай. Раз, два, три… Он кричит — а ты спокоен, у него сердечный приступ — а ты считаешь. Досчитаешь до миллиона — у тебя уже другой начальник.

Так что в любой, даже самой безнадежной ситуации, всегда есть минимум два выхода. Надо только найти правильный. В этом все дело. Объясню на конкретном примере. Ты после работы с пачкой пельменей заходишь в автобус. Ну, обстановку в автобусе в час пик ты знаешь: люди слиплись, как пельмени в пачке. Ты берешь за пять копеек билет, автобус трогается, и ты случайно, не нарочно, наступаешь кому-то на ногу. И не то чтоб на левую, и не то чтоб на правую — на обе сразу. Ну, тот, кому ты ножки отдавил, говорит тебе, что ты дурак. Вот у тебя уже два выхода: сразу сойти или ехать дальше. Я бы, например, сразу сошел, но ты богатый, тебе нервных клеток не жалко, поэтому ты едешь дальше. Уже как дурак. Но у тебя опять два выхода: смолчать или сказать ему в ответ что-нибудь более интеллигентное. Например, что он сам дегенерат. Дегенерат — то же самое, что дурак, только с высшим образованием. Молчать ты не можешь, говоришь, что он дегенерат. Теперь уже у него два выхода: дать тебе по морде или съездить по физиономии. Выбор небогатый. Но, как говорится, чем богаты, тем и бьем. Теперь уже у тебя в последний раз два выхода: потерпеть и сойти на следующей или стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Например, пельменями. Терпеть ты не можешь, бьешь. Поднимается крик, шум, приходит милиция. И вот уже за драку в общественном месте с тебя берут штраф двадцать пять рублей.

Теперь вспомни, с чего все началось. С того, что тебя назвали дураком. Если б ты меня послушался и сразу сошел, это бы тебе стоило пять копеек. Теперь это стоит двадцать пять рублей. Так что ты обижаешься? Тебя правильно дураком назвали. Умный давно сидит дома и кушает пельмени.

Так что не надо, не надо биться головонькой об стенку. Наши стенки на это не рассчитаны. Будешь биться головой о стену — разбудишь соседа в другом подъезде. То есть, ты можешь со мной не соглашаться. И спорить, и жаловаться, и туда ходить, и сюда. Я ведь не возражаю: правду ты найдешь. Но не одну, а с нагрузкой. С таким маленьким обширным инфарктом. А хочешь жить спокойно — рецепт простой: на ночь десять капель валерьянки, а по утрам стаканчик обезжиренного кефира.

И все. Будешь как я: сидеть на лавочке, наслаждаться жизнью. Ты посмотри, как вокруг хорошо, если ни на что не обращать внимания. Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка… (Замечает, что птичка капнула ему на голову.) Ну и что? Подумаешь, какое дело. Слава богу, птичка — не корова. Можно и потерпеть. Главное, что я спокоен и в полном… порядке!

ТАРАКАНЫ (Монолог учащегося кулинарного техникума)

Вот считается, что мы с мамой живем в отдельной квартире. Но это только считается. Кроме нас там еще много живет. И все без прописки. Они к нам каждый вечер в гости приходят. От соседей. Кто по трубе, кто под дверью. Рыжие такие, небритые, с усами. Да вы их знаете. Они тараканы называются.

Чего мы только с ними не делали — ничего не помогает. Наоборот, их с каждым днем все больше и больше, а нас с мамой все меньше и меньше.

Но один официант, мы еще с ним в кулинарном техникуме учились, мне посоветовал:

— Ты пойди в санэпидемстанцию и дай им на лапу.

Я говорю:

— Кому дать, тараканам?

Он говорит:

— Если тараканам на лапу давать, они к тебе со всего города сбегутся. Начальнику надо дать. Он тебе такое средство импортное выдаст — пальчики оближешь.

— А что ж на эту лапу давать-то?

— Как — что? Бабки.

— У меня бабки нет. Один дедка остался.

— Да другие бабки. Деньги так называются у культурных людей.

— А сколько надо давать? Рубля три хватит?

Он говорит:

— Что?.. Да за трешник они тебе еще клопов подбросят. Двадцать пять рублей надо дать. Две красненьких и одну синенькую.

Ой, ну что делать?.. Взял я эти бабки и пошел на санэпидемстанцию. Вхожу в кабинет, а там сидит такой дяденька: толстый, рыжий и тоже с усами. Я стою и думаю: “А вдруг он не берет?” А он говорит:

— Ну, выкладывай, с чем пришел.

Я говорю:

— Как, прямо сразу выкладывать?

— А чего тянуть? Вон очередь какая.

— И что, все сразу выкладывают?

— Конечно. Кому охота с тараканами жить!

— Ладно, говорю, сейчас выложу. Они у меня в кармане.

Он говорит:

— Стой! Ты мне что, тараканов сюда принес?

Я говорю:

— Не-ет… У меня там бабки.

А он смеется:

— Мы здесь бабок не выводим. Тебе в собес надо идти.

— Вы меня не так поняли. У меня другие бабки. Две бабки красненькие и одна — синенькая.

— Что, совсем синенькая?

— Ага, с двух сторон.

— И что же ты от меня хочешь?

— Чтоб вы ее у меня поскорее забрали.

Он говорит:

— Зачем мне твоя синенькая бабка? Я от своей не знаю, как избавиться.

— Это же другая бабка! Мне ее в получку выдали.

И кладу ему на стол пять рублей. Он как закричит:

— Это что такое?!

Я говорю:

— Это она… Деньга.

Тут он еще сильней закричал:

— Ты что?! Мы здесь взяток не берем!

А потом шепотом говорит:

— Правда, если хочешь, чтоб быстрей сделали, надо дать. Только не мне, а дяде Васе.

Я говорю:

— Кто это, дядя Вася?

Он говорит:

— Тс-c… Давай мне, а я ему передам.

Ой, ну что там говорить… Конечно, я нехорошо сделал, что деньги дал. Но я же не один такой. Другие тоже дают… А что вы так притихли, будто первый раз об этом слышите? Дают, дают. И не только за тараканов.

Но я вот что думаю: может они берут, потому что мы все время даем?.. А если мы договоримся и не дадим! Давайте хоть попробуем. Я знаю, многие не хотят, только некоторые боятся, что тараканы замучают.

Вы не бойтесь! Я такое средство знаю. Наше, отечественное. Лучше любого импортного. Вот послушайте. Надо в столовой, где я работаю, взять полпорции суточных щей. На ночь разбрызгать по всей квартире, и к утру от вас не то что тараканы, все соседи уползут. Честное кулинарное слово!..

ИДИОТ

Врач. Следующий!.. (Входит пациент.) Ну, на что жалуетесь?

— Понимаете, доктор, меня посылают на овощную базу. А мне туда нельзя. Я огурца от помидора не могу отличить.

— У вас что, со зрением плохо?

— Со зрением нормально. У меня с головой плохо.

— В каком смысле?

— В прямом. Понимаете, доктор, я — идиот. Самый настоящий идиот.

— Ну-ну, бросьте! Идиоты такие не бывают. Они наоборот: всегда думают, что они самые умные.

— А вот у меня такой клинический случай: я мало, что идиот, я еще это признаю.

— Признаете?

— Ага.

— Ну что ж, проверим. Давайте с вами, голубчик, проведем небольшой опыт. Я буду говорить какие-нибудь слова, а вы — их противоположные понятия. Например: зима — лето, жара — холод… Поняли?

— Конечно.

— Тогда начнем. Значит, день — ночь, сестра — брат, жена?..

— Дура

— Нет ошибаетесь.

— Ничего не ошибаюсь. Что я своей жены не знаю?

— Голубчик, речь идет не о вашей жене.

— А что, о вашей?

— Да нет же, мы просто ищем противоположные понятия. Ну, напрягитесь. Жена — му-у… му-у…

— Даже неудобно сказать. Неужели, корова?

— Да мне безразлично, какая у вас жена. Я спрашиваю о другом. Если она жена, то он?..

— В командировке.

— Ладно, я вижу этот пример вас тяготит. Давайте возьмем другое понятие. Начальник?..

— Осел!

— Да нет же!

— Козел!

— Неправильно! Начальник — это кто? Руководитель. А козел кто?

— Заместитель.

— Ладно, оставим живых людей в покое. Возьмем какое-нибудь нейтральное понятие. Суша — вода, небо — земля, чердак — подвал, потолок… Ну, потолок?..

— Протекает.

— Где?

— У меня. Второй год починить не могут.

— Послушайте, вы понимаете, о чем я вас спрашиваю? Если вверху потолок, то внизу?..

— Лужа.

— Да черт с ней, с этой лужей. Пропади она пропадом! Давайте наоборот. Внизу у вас пол. Значит, пол… пол…

— Литра.

— Какие пол-литра? Они тут совершенно не к месту!

— Доктор, пол-литра всегда к месту.

— Логично. Но сейчас речь не об этом. Я вас спрашиваю противоположные понятия. Ну, давайте еще разок, с разгона. Продавец — покупатель, водитель — пассажир, врач… Врач?..

— Не принимает.

— Почему, почему не принимает?

— Не знаю. Говорят, талонов нет. Я уже третий раз прихожу.

— Но я же вас принял, принял! И спрашиваю только одно: враач?..

— Принял.

— Что — принял?

— Не знаю. Вы тут все около спиртов третесь.

— Ну вот что: я все понял, вы мне просто морочите голову. Или отвечайте, или подите вон! Последний раз спрашиваю: утро?!

— Вечер.

— Та-ак. Мужчина?..

— Женщина.

— Ну вот, прекрасно.

— Отвратительно.

— Нет, вы не поняли. Я говорю, хорошо.

— Плохо.

— Я сказал: до-ста-точно!

— Давай е-ще.

— Вы что, смеетесь?

— Плачете.

— Да что ж это такое? Сестра!

— Брат!

— Молчать!

— Кричать!

— Послушайте, что вы ко мне прицепились? Что я вам сделал? Я — старый…

— Молодой.

— Лысый…

— Волосатый.

— Целый день на ногах.

— На бровях.

— Вы не смеете со мной так разговаривать! Я — врач!

— Коновал.

— Доктор медицинских наук!

— Профессор кислых щей.

— Кретин!

— Академик!

— Тупица!

— Капица!

— Идиот!.. Вы меня поняли? Вы — самый настоящий идиот.

— Доктор, так я вам с самого начала говорил, что я идиот.

— Правильно говорили! Вот вам справка, и чтоб я вас больше не видел.

— Ну вот, другое дело. Раз я идиот — пойду домой. А был бы умный — сидел бы целый день на овощной базе.

СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАХАРИ (Серия сто двадцать третья)

ПЛЕВОЕ ДЕЛО

В кабинете два следователям Знаменский и Томин.

Томин. О чем задумался, Пал Палыч?

Знаменский. Да, понимаешь, Шурик, не дает мне покоя это ограбление в винном отделе.

Томин. Ограбление как ограбление. Подумаешь, ящик портвейна!

Знаменский. Не скажи. Тут есть интересный момент. Вот как ты думаешь, почему преступник взял ящик нашего портвейна, когда рядом стоял ящик французского коньяка? О чем это говорит? О том, что преступник…

Томин. Слепой!

Знаменский. Нет.

Томин. Ненормальный?

Знаменский. Опять не то. Это говорит о том, что преступник брал спиртное не для продажи, а для личных целей.

Томин. Колоссально! Слушай, Пал Палыч, есть интересная идейка. Мы мобилизуем всех наших сотрудников, они ходят по городу и принюхиваются, от кого пахнет портвейном.

Знаменский. Увлекаешься, Шурик. Пахнуть может от кого угодно, в том числе и от наших сотрудников. К тому же преступник может быть из другого города.

Томин. Да, об этом я как-то не подумал. Ну и дельце нам начальство подсунуло: ни одной улики.

Знаменский. Опять ошибаешься. Вспомни, нам еще в институте говорили: нельзя совершить преступление и не оставить ни одной улики. Вот и преступник по рассеянности плюнул в угол рядом с местом преступления.

Томин. А почему ты решил, что это преступник? Может, в угол плюнул продавец?

Знаменский. Да нет, продавцы обычно плюют на покупателя. Это преступник, больше некому. Сейчас Зиночка орудует в лаборатории над анализом слюны.

Томин. Не верю я в эту криминалистику. Интуиция верней. Я бы лучше пощупал директора магазина.

Знаменский. Зачем?

Томин. Внушает подозрение. Уж очень у него сизый нос.

Знаменский. Ладно, попробуй. Только поаккуратней, чтоб не спугнуть.

В кабинете — Томин и директор магазина.

Томин. Да, Сергей Захарович, нехорошо вы живете.

Директор. Почему нехорошо? Я хорошо живу.

Томин. Вот и плохо. Как вы можете жить хорошо при вашей зарплате?

Директор. Сам не знаю. Кручусь.

Томин. Вижу, что крутитесь, только не в ту сторону. Вы ведь получаете сто сорок рублей. Откуда же у вас “Волга”?

Директор. Я объясню. Дело в том, что раньше у меня были “Жигули”. Я их продал, немножко доложил и купил “Волгу”.

Томин. Прекрасно. Но мне непонятно, как с вашим окладом можно купить “Жигули”.

Директор. Очень просто. Раньше у меня был “Запорожец”. Я его продал, немножко доложил и купил “Жигули”.

Томин. А “Запорожец” вы как приобрели?

Директор. Так же. У меня был мотоцикл, я его продал, доложил и купил “Запорожец”.

Томин. Ну а мотоцикл у вас откуда?

Директор. А у меня был велосипед. Но за это я уже сидел у вас в тринадцатой серии.

Томин. Да-да, припоминаю. Ну что ж, Сергей Захарович, пока можете быть свободным. Только убедительная просьба: из города на своей “Волге” никуда не выезжать.

Директор. Даже на свою дачу?

Томин. На дачу — пожалуйста! Там уже все равно живут наши сотрудники.

В кабинете — Знаменский и Томин.

Знаменский. Нет, Шурик, директор не виноват.

Томин. Как — не виноват?! А машина, дача, фарфор, хрусталь?

Знаменский. Ну и что? Время не стоит на месте. Сегодня все стали жить лучше, особенно директора магазинов.

Входит криминалист Зиночка Кибрит.

Зиночка. Мальчики, танцуйте!

Томин. Зиночка, с тобой всегда. (Обнимает ее, собирается танцевать.)

Знаменский. Погоди, Шурик, сейчас не до юмора.

Зиночка. Мне — особенно. Всю ночь в лаборатории просидела.

Знаменский. Зинуля, не томи! Что показал анализ слюны?

Зиночка. Значит, так. Слюна принадлежит мужчине шестидесяти лет. Его фамилия Сухов Сергей Фомич. Не женат. Нигде не работает. Проживает в Горбатьевском переулке, дом один, квартира шесть.

Томин. Зинуля, ты гений!

Зиночка. На том стоим. А ты, Шурик, в следующий раз будешь с большим уважением относиться к криминалистике.

Знаменский. Поразительно! И все это показал анализ слюны?

Зиночка. Конечно. К тому же преступник выро нил в магазине паспорт, который подтвердил вес наши предположения.

Томин. Ну что ж, Пал Палыч, думаю, надо брать Сухова.

В кабинете — Знаменский, Трмин, Зиночка и преступник Сухое.

Знаменский. Ну что, Сухов, думаю, отпираться бессмысленно. Мы вас узнали по почерку.

Сухов. На пушку берешь, начальник? Какой может быть почерк, когда я неграмотный.

Зиночка. Не лгите, Сухов! У нас неграмотность давно ликвидирована.

Сухов. Не знаю, я про это не читал.

Зиночка. Почему не читали?

Сухов. Потому что неграмотный.

Томин. (Знаменскому.) Крепкий орешек. Придется с ним повозиться. (Резко вскидывает паспорт.) А это что?

Сухов, (пораженно), Паспорт.

Томин. Откуда вы знаете, если не умеете читать?

Сухов. А, начальник, твоя взяла! Пиши протокол. Значит, пришел я в магазин к восьми, хотел бутылочку портвешку взять, а продавщица мне так нагло говорит: “После восьми не продаем” Ах так, думаю. Тогда и я так! Стащил ящик портвейна, иду, а у дверей этот гад стоит, директор. Давай, говорит, половину, а то скажу. Не выдержал я и плюнул в него. Только промахнулся. Это меня и погубило.

Томин А где портвейн?

Сухов. “Где”, “где”!.. Выпил.

Зиночка, (с ужасом.) Один? Целый ящик?

Сухов. Долго ли, умеючи.

Зиночка. И даже не закусывали?

Сухов. Милая! После этого портвейна не то что закусывать, жить не хочется.

Знаменский. Сухов, Сухов, ближе к делу. Что можете сказать в свое оправдание?

Сухов. Слушай, начальник, а если я пустую посуду сдам, мне срок скостят?

Знаменский. Не торгуйтесь. Здесь следствие, а не суд. Лучше подумайте о своей судьбе. Ведь вам только шестьдесят семь. Еще не поздно начать жизнь сначала.

Сухов. Эх, начальник, душу ты мне разбередил своими словами. Брошу, погоди, дай только срок.

Томин. Срок мы вам дадим, не волнуйтесь. Сухов. Вот отсижу его — и брошу.

Зиночка. Пить?

Сухов. Воровать брошу. А пить буду всю жизнь.

Знаменский. Ладно, Сухов. Не знаю почему, но мы вам верим.

В кабинете — Знаменский, Томин, Зиночка.

Знаменский. Вот мы и раскрыли еще одно дело. Томин. “Плевое” дело.

Знаменский. Что ж, кому-то оно может показаться плевым, но нам оно стоило немало бессоных ночей.

Зиночка. Мальчики, постойте, мы забыли про самое главное. А ведь главное в нашей профессии — это спеть.

Томин. Правильно, Зинуля, запевай!

НАШИ СОСЕДУШКИ

Диктор. Соседи — какое большое и емкое слово! Соседи — это не просто люди, которые живут с нами рядом, дверь в дверь, стенка в стенку. Нет, это нечто большее! Наши соседи — это большая семья, живущая под одной крышей. Их радости — это наши радости, их заботы — это наши заботы, их день рождения — это наш день рождения. Одним словом, все, что есть у них — это наше.

Так пусть же каждый наш сосед живет спокойно и знает, что мы его не покинем. Что в трудную минуту наша дружеская рука ляжет на звонок его двери.

Об этом и рассказывается в триста шестой передаче из цикла “Наши соседушки”. Она называется:

НА ОДНОЙ КЛЕТКЕ

Уютная современная квартира. За столом — вся семья: отец, мать, сын и дочь. Они пьют чай в теплой атмосфере взаимопонимания. Отец допивает шестой стакан и тяжело вздыхает.

Мать. Что, дорогой, неприятности по службе?

Отец. Да нет, у меня все хорошо.

Дочь. А у кого плохо?

Отец. Понимаешь, дочка, беспокоит меня наш сосед.

Мать. А что с ним?

Отец. Сам не знаю, только чувствую — не то. Мрачный он какой-то, угрюмый. Сердцем понимаю — не ладится у него.

Сын. Ничего, сам разберется.

Отец. Что значит — сам? А мы на что? Ведь это сосед, близкий нам человек. Твой друг, брат, отец, может быть.

Мать. Как — отец?! В каком смысле?

Отец. В моральном, разумеется. Человеку надо помочь, утешить, побеседовать.

Мать. А удобно ли? Все-таки начало двенадцатого.

Отец. Хорошее дело сделать никогда не поздно.

Вот что, мать, у нас там печенка от ужина осталась?

Мать. Немножко есть.

Отец. Вот и отнеси человеку. Небось голодный сидит. Ну давай, давай!

Мать берет тарелку с печенкой и выходит на лестничную клетку. Звонит в соседнюю дверь. Никто не открывает. Она звонит настойчивее. Слышно шарканье тапочек. Дверь открывает заспанный сосед в пижаме.

Мать.Здравствуйте, я ваша тетя!

Сосед. В каком смысле?

Мать. В моральном, разумеется.

Сосед. Очень приятно. А что случилось?

Мать. Ничего. Просто вы у нас в доме полгода живете. Я решила: пора бы познакомиться.

Сосед.(смотрит на часы). Да, самое время. Прошу вас!

Мать с тарелкой входит в его квартиру. Сосед надевает халат.

Мать.(ставит тарелку на стол). Это вам.

Сосед. Простите, это что?

Мать. Печенка. От всего сердца.

Сосед. Спасибо, я уже поужинал.

Мать. Что вы там ужинали? Знаю я ужин холостяка: сырок плавленый да чай пустой. Вон вы какой бледненький.

Сосед. Я просто устал.

Мать. А может, творожку со сметанкой?

Сосед. Благодарю, не хочется.

Мать. Тогда котлетку.

Сосед. Вы простите, но я не привык ночью есть.

Мать. Вот и напрасно. Поешьте, сразу все мысли уйдут.

Сосед. Какие мысли?

Мать. Дурные.

Сосед. Да нет у меня никаких мыслей!

Мать. Вообще нет?

Сосед. Вообще есть. Но сейчас не время и не место об этом говорить.

Мать. Хорошо-хорошо, не хотите со мной говорить — и не надо. Я к вам утречком загляну, кофейку принесу со сливками. (Берет тарелку, сосед провожает ее до двери. Входит к себе.) Да, плохо дело.

Отец.(встревоженно). А что?

Мать. Печенки не хочет, котлет не хочет…

Отец. А чего же он хочет?

Мать. Поговорить хочет. По-мужски. Ты бы сходил к нему, отец. Побеседовал.

Отец.(надевает пиджак). Ладно! Раз хочет — нельзя отказывать. (Выходит, звонит в соседнюю дверь.)

Длинная пауза. Сосед открывает.

Вечер добрый, а вот и я!

Сосед. Кто — я!

Отец. Сосед ваш, муж Марьи Гавриловны.

Сосед. Понятно. А что вам угодно?

Отец.(нарочито весело). А что вы так официально? Ничего не угодно. Просто зашел побеседовать, пообщаться по-соседски. (Без приглашения проходит в квартиру.)

Сосед. Вы меня извините, может, лучше завтра? Скоро полночь, а мне вставать рано.

Отец. Вы не беспокойтесь, я ненадолго. Посидим, поговорим, музыку послушаем.

Сосед. У меня нет музыки.

Отец. Что так? Не любите?

Сосед. Люблю. Просто не приобрел пока.

Отец. Может, у вас с деньгами плохо? Я одолжу, вы не стесняйтесь.

Сосед. Я в долг не беру. Мне отдавать нечем.

Отец. Ну и что? Мне ведь тоже нечего одалживать. Не миллионер какой-нибудь.

Сосед. Вы извините, у меня был очень тяжелый день. Если можно, давайте отложим наш разговор до завтра.

Отец. Пожалуйста. Вы только продержитесь. Завтра будет лучше, чем вчера.

Уставший сосед провожает отца от двери. Отец входит в свою квартиру сбрасывает пиджак.

Все. Ну как?

Отец. Что-то у него не в порядке.

Сын. А что?

Отец. Понятия не имею. Только плохо ему. Слушай, дочка, зайди к нему, поиграй на виолончели.

Дочь. Папа, это неудобно.

Отец. Удобно. Он знаешь как музыку любит. Сам мне сказал.

Дочь. Хорошо, папа, если так надо… (Берет виолончель, выходит на площадку, звонит.)

Долгая пауза. Дочь снова звонит. Измученный сосед распахивает дверь.

Дочь. Здравствуйте, я дочь Петра Сергеевича.

Сосед. Кто это?

Дочь. Ваш сосед.

Сосед. А это у вас что?

Дочь. Виолончель. Я учусь в музыкальной школе. Вы разрешите?

Сосед.(уныло). Давайте.

Дочь входит в квартиру, устраивается в кресле с инструментом.

Дочь. Вы любите Гайдна?

Сосед. Обожаю.

Дочь. Тогда слушайте. Соната си-минор. (Долго и нудно водит смычком по струнам.)

Сосед, обхватив голову руками, раскачивается на стуле.

(Останавливается.) Вам нравится?

Сосед. Очень. Только я думал, что эта соната гораздо короче.

Дочь. Что вы, это только первая часть. Часть вторая — аллегро модерато!

Сосед. Девушка, постойте! Может, это не совсем удобно? Все-таки полночь, соседи могут возражать.

Дочь. Что вы! Наши соседи очень любят Гайдна. Они с ним сроднились.

Сосед. Верю. Но, может, нам лучше сыграть в какие-нибудь тихие игры? В шахматы, например?

Дочь. В шахматы я не играю.

Сосед. Какая жалость! Знаете что, приходите завтра, я вас научу.

Дочь. Как хотите. Значит, вторую часть не будете слушать?

Сосед. Тоже завтра. Куда торопиться? Гайдн подождет.

Дочь. Тогда до свидания. (Берет в охапку виолончель, возвращается к себе.)

Мать. Ну как он?

Дочь. Не знаю. Хочет в шахматы играть.

Отец. Чудно, уже появились желания. Коля, бери шахматы — и к нему.

Сын. Какие шахматы? У меня завтра курсовая.

Отец. Стыдись! Человек мучается в одиночестве, ему так нужно человеческое тепло… Ступай немедленно!

Сын берет шахматы, выходит, звонит к соседу. Звонит долго, настойчиво. Наконец дверь открывается.

Сын. А я к вам. С шахматами, как вы просили.

Сосед. Товарищ дорогой! Какие шахматы? Час ночи

Сын. Это ничего. Я могу хоть всю ночь не спать. Я привычный.

Сосед. Послушайте, что же это такое? Человек устал, измучился. Только принял снотворное — приходит какой-то любитель шахмат…

Сын. (обиженно). Я не любитель. Если хотите знать, у меня первый разряд. Я могу играть, не глядя на доску.

Сосед. Но почему именно со мной?! У вас столько соседей.

Сын. Не спорьте! Сейчас вам нужно человеческое тепло.

Сосед. Да не нужно мне никакое тепло! Мне не холодно.

Сын. Вы не волнуйтесь, мало ли чего в жизни бывает. Пройдет. Вам белые или черные?

Сосед. Зеленые! Оранжевые! Серо-буро-малиновые в крапинку! Вы меня оставите в покое или нет?!

Сын. Конечно. Вот сыграем пару партий — и все.

Сосед. Вон отсюда! (Хватает пригоршню фигур, кидает их в стенку.) Мучители! Изверги! Злодеи! (Держится рукой за сердце) Воды… Скорее… Мне плохо.

Сын. (кидается к телефону). “Скорая”? Немедленно приезжайте! Человеку плохо!

Слышен рев сирены. Вся семья в полном составе в квартире соседа. Сосед лежит на кровати, возле него хлопочет врач. Наконец больной засыпает, врач отходит от постели.

Отец. Ну что, доктор? Что с ним?

Врач. Страшное позади. Главное, что вовремя нам позвонили. Он вам кто?

Мать. Сосед.

Врач. Просто сосед?

Отец. Что значит — просто? Прошло то время, когда рядом с нами жили просто соседи.

Мать. Теперь это близкие нам люди.

Дочь. Дорогие нам существа.

Сын. Одним словом — наши соседи!

ЛЮДИ ДОБРЫЕ

Скажите честно, вы не устали?.. Нет, я имею в виду, от хамства не устали?.. Есть немножко… Нет, правда, что греха таить, сталкиваемся мы с ним еще на работе, на улице и, особенно, в сфере обслуживания. Ведь это такая сфера — она как захочет, так и обслуживает. Потому что у нее в руках все: магазины, ателье, столовые, почта, вокзал и телеграф.

И что интересно, мы про эту сферу говорим, пишем, постановления принимаем, а результатов никаких. Вот я и думаю: может, мы сами себя неправильно ведем? Зачем мы возмущаемся, требуем жалобную книгу? Ведь они тоже люди и тоже хотят нормального человеческого тепла. А вы вспомните: кто-нибудь из вас хоть раз обнял официанта, погладил продавца, поцеловал таксиста?.. Так что я предлагаю не кричать, а по-человечески попросить. Тепло и сердечно. В порядке живой очереди.

Дорогие работники сферы обслуживания! Наши милые кормильцы, поильцы, обшивальцы и обдиральцы! Мы обращаемся ко всем профессиям сразу и к каждой в отдельности.

Работники ресторанов, буфетов, кафе и диетических столовых! Кулинары наши! Расскажите честно, что мы вам сделали плохого? За что вы нас так кормите? Мы же все ваши современники, мы все сегодняшние, а у вас почему-то щи суточные, борщ вчерашний, а сырники прошлогодние.

Мы уже не говорим про ваш шашлык, который вы жарите из одних сухожилий. Этот шашлык можно съесть только большой компанией, по принципу “Пожуй и передай товарищу!”

Работники ремонта квартир! Уважаемые маляры, штукатуры, плиточники и паркетчики! Объясните честно, почему без бутылки вы работать не хотите, а после бутылки — не можете?

Нет, мы не обижаемся, что обои вы наклеили на потолке, а линолеум на стенке. Я просто хочу узнать, долго ли мне еще спать в ванной, а жене на газовой плите?

Мы не капризничаем. Мы ко всему привыкшие. Пережили войну, разруху, коллективизацию, культ личности и его последствия. Бог даст, и ваш ремонт тоже переживем.

Проводницы поездов дальнего следования! Гостеприимные хозяйки вагонов! Расскажите, почему за наш рубль вы всегда нас заворачиваете в мокрые простыни? Ведь мы брали билет не в вытрезвитель, а в поезд дальнего следования.

Проводница! Мамаша! Спасибо, что ты вовремя разбудила пассажира перед его остановкой. Не важно, что это был не тот пассажир, не важно, что он упирался и не хотел выходить, важно, что здесь, на глухом полустанке, он увидит новые просторы нашей необъятной Родины в два часа ночи.

Дорогие работники гостиниц! Наши милые горничные, коридорные, этажные и трехэтажные! Спасибо, что вы следите за нашей моралью. Вы тратите на это столько времени, что вам уже некогда следить за чистотой. Объясните, почему гостям после одиннадцати нельзя находиться в номере, а тараканам можно?..

Голубушки! Почему вы такие подозрительные? Неужели вы думаете, что участники научного симпозиума или передовики производства съехались в ваш прекрасный город только для того, чтобы выкрасть из гостиницы граненый стакан и завернуть его в ваше вафельное полотенце третьей свежести!

Работники районных поликлиник! Сестрички и братишки милосердия! Спасители наши! Простите нас, ради бога, что мы заболели. Честное слово, мы не нарочно. Но раз уж так случилось, найдите хотя бы мою карточку. Это ведь не я, а вы по ошибке отнесли ее в кабинет гинеколога.

Милый доктор, что вы там все время пишете? Оторви! есь на минутку, посмотрите на меня — может, вы меня видите в последний раз. Поверьте, не за бюллетенем я пришел, а за советом. Ведь вас шесть лет учили в институте, что не каждый больной — симулянт и не каждая болезнь называется ОРЗ. Доктор, ну вспомните обо мне! Вы же пять минут назад сказали: “Не дышите!” Я уже синею. А вы все пишите, пишете…

Начальники ЖЭКов, контор и узлов! Завы, замы и помы! Голубчики! Мы понимаем, что трудно. Труд но целый день быть такими важными и гордыми. Пожалуйста, поберегите себя, не кричите на нас так громко. Мы и так хорошо слышим, что у вас для нас ничего нет.

Соколики! Если устали, так и скажите. Мы других найдем. Это хороших специалистов у нас не хватает, а плохих начальников — во сколько! Мы одними своими начальниками можем заселить Бельгию, Голландию и Люксембург вместе взятые.

Люди добрые! Почему ж мы так часто забываем, что мы добрые? Ведь вся наша жизнь — одна большая сфера обслуживания. Сегодня мы к вам пришли, завтра вы к нам придете. А жизнь коротка. Всех обхамить все равно не успеешь. Так, может, лучше и не стараться? А дать человеку чуточку тепла, немножко доброты, капельку внимания. Не навсегда дать, на время. Это все вернется. Важно только начать. А там — само пойдет. За улыбку — улыбка. За спасибо — пожалуйста. За добро — добро.