Ефрейтор Ефимов Ефим, как и всегда перед пробуждением, видел странные сны. Во сне он никак не мог обойти стороной какого-то мужика. Тот стоял на пути, возвышаясь над ним на целую голову. В какой-то момент Ефим отчетливо понял, что будет дальше. Но говорят ведь, что надежда умирает последней. Ефим стоял, закусив губу, молча смотрел на мужика.
Вдруг тот резко протянул левую руку и схватил Ефима за лицо. Дыхание как отрезало — ладонь плотно зажала и нос и рот, воздух не проходил. Ефим схватил врага за запястье, но ничего не смог сделать — он мог только смотреть. Человек свободной рукой вынул нож, и, не обращая внимания на собственные пальцы, медленно провел им по лицу Ефима. Себе мужик никак не навредил, а вот Ефим отчетливо почувствовал, как клинок скребет череп. Вот верхняя губа на мгновение деформировалась, сжавшись под лезвием, а уже в следующее мгновение она поддалась, и нож разрезал ее надвое, проскоблив по оголившимся зубам. Ефим изо всех сил дернулся, сумел повернуть голову влево и… с глухим стуком ударился о пластиковую стенку своей криогенной камеры.
Ефим наконец-то проснулся. С одной стороны его забавляли такие вот сны. А с другой — ни один из его сослуживцев не рассказывал подобного бреда. За эти сны Ефиму даже прозвище дали — Торчун.
Несколько секунд он безучастно всматривался в серый пластик, занимающий все поле зрения. Пробудившийся было разум затягивало тягучим туманом дремоты. Не желая вновь засыпать, Ефим снова дернулся, угодив пяткой по другой стенке. Звук вышел раза в два громче прежнего.
— Хорош буянить! — раздался откуда-то слева недовольный голос Грошева Сереги.
Ефим хмыкнул. Он знал, что всякое пробуждение Грошева сопровождалось головной болью. А уж пробуждение после криогенного сна — и подавно.
Со всех сторон доносились звуки пробуждающегося муравейника. Шорох, стоны, зевки, невнятные ругательства. Вот голые ступни скребут об пол. Это наверняка Антоха Филатов. Опять проигнорировал разложенные услужливым роботом тапочки, и поплелся в душ босиком.
Ефим набрал в грудь побольше воздуха, напрягся и сел. Зрение на секунду померкло, затем вернулось в норму. Пробудившиеся парни тоненьким ручейком тянулись прочь из спального зала. В душ, где сейчас смоют с себя остатки сна, оденутся по-людски и отправятся в столовую, удовлетворять основную потребность организма, только что пробудившегося после четырехмесячного сна. При мысли о еде сердцебиение участилось. Некоторые, также как Ефим все еще сидели в капсулах и смотрели в одну точку. Грошев же снова спал, на этот раз нормальным, человеческим сном.
— Вст-тавай давай. П-пошли, — это подошел к нему заикающийся Ишимов Макс.
Ефим еще раз вздохнул и поднялся. После криосна Ефима всегда жутко морозило, и он поспешно облачился в лежащий на теплой подставке «костюм пробудившихся». Савин как-то трепался, что такие же пижамы выдают в психушке, но веры ему…
Мимо, почесывая в паху, прошел один из гражданских, которого свои называли Хмырем. Еще раз оглядев спальные места, Ефим пошел вслед за ним.
Складывалось впечатление, что в коридоре перед душем проходит соревнование на самый громкий зевок. Ожидающие своей очереди люди зевали беспрестанно. Кто-то тихо, кто-то громко, кто-то музыкально, а кто-то с шипением. Время от времени из душевых выходили оттаявшие под струями горячей воды люди. Они передвигались быстрым шагом, оживленно переговариваясь, и предвкушая первый почти за полгода прием пищи.
В очереди на освобождающиеся кабинки Савин Олег стоял первым. На Потапыче было всего двадцать пять мужских кабинок, что примерно в три раза меньше потребителей. С полсотни ожидающих выстроились в ряд, постукивая зубами или позевывая. В женских же душевых (их было двадцать) не хватило всего одного места, которого не досталось рядовой Паршковой, и она стояла сейчас перед дверью и рассматривала что-то на своем нарукавном компьютере. Хотя почему «что-то»? Тут без вариантов — в очередной раз любуется видео со своей дочерью. Этим бесполезным занятием Паршкова могла заниматься вечно. Рядом с ней пристроился Мучедаков Игорь, который что-то говорил и при этом улыбался. Клеится он к ней что ли?
Раздраженно тряхнув головой, Олег повернулся к стоящему рядом Китаеву Андрею. Тот, как и остальные, громко зевал, вытворяя нижней челюстью едва ли не гимнастические упражнения. Сам Олег не зевал, но зато его потряхивало. И нос заложило.
Из женского душа вышла одна из девушек-ученых. Темные короткие волосы, намокнув, топорщились в разные стороны. Китаев, увидев ее, тут же сбавил громкость своей зевоты и прикрыл рот рукой. Девушка, виляя задом, прошла мимо, мазнув взглядом по озябшим солдатам.
— Культурный что ли? — лениво поинтересовался у Андрюхи Олег.
Китаев молча кивнул. Оба взглядом проводили ученую до угла.
— Как ее зовут, не в ку-у-урсе? — спросил Андрей, безуспешно борясь с очередным зевком.
— Саша, вроде, — прогнусавил Олег, пытаясь воздухом прочистить нос.
Военных и ученых перед вылетом не знакомили. Просто любой желающий мог просмотреть доступную информацию о коллегах во внутренней сети корабля. Олег (как, кстати, и многие другие) туда уже заходил, заценить девушек-ученых.
— Э, але? — раздалось за спиной у Олега.
Савин, часто моргая красными глазами, обернулся — сержант Филатов. Уже оделся в нормальный повседневный комбинезон и вышел из душа. Пытается пройти мимо занявшего проход Олега. Выходит место для мытья освободилось. Предвкушая долгожданное тепло, Олег шагнул внутрь.