Трое отправляются на поиски

Глава двенадцатая Я иду к тебе

Лейла смотрела вслед удалявшейся машине, пока та совсем не скрылась из вида, где-то у самого горизонта растворившись в облаке пыли. Она повернулась и стала подниматься на холм, немного прихрамывая, потому что очень устали ноги. Еще никогда прежде, даже в день смерти матери, будущее не представлялось ей в столь мрачных красках. Тогда она была совсем крошкой и знала, что кто-нибудь непременно о ней позаботиться. Но сейчас она была достаточно большой, постарше Давида, и уже научилась бояться одиночества. Она знала, каково жить без родителей и чувствовать себя никому не нужной. И все бы ничего, будь она сильной, взрослой женщиной, но тяжелые мешки и корзины, которые нередко приходилось носить, заставляли ее буквально падать от усталости и невыносимой боли в спине. Возможно, новый хозяин заставит ее носить еще более грузные тюки, а новая хозяйка не будет так добра к ней, как прежняя.

Она сидела на корне оливкового дерева, который, словно огромная гусеница, лежал на тропинке, и смотрела на белую дорогу. Уже стемнело, на небе висел желтый серп луны, и посеребренные лунным светом листья нежно шелестели. Она так долго ждала этого дня, и вот он настал и закончился. Давид, которого она любила всем сердцем, теперь подъезжает к дому, сидя в машине и склонив голову на плечо своему отцу, и, может быть, она больше никогда не увидит его. Вокруг было много деревень, чьи жители нуждались в помощи его отца, а мальчик наверняка последует за ним, да к тому же скоро он уедет куда-то далеко и пойдет в школу…

Она перебирала в памяти события минувшего дня, одно за другим, особенно наслаждаясь воспоминанием о его последних часах, — мужчины и женщины сидели вокруг врача, сосредоточенно слушая. Он говорил о пристанище, и сейчас Лейла, уронив голову на колени, силилась вспомнить каждое его слово. Иисус разрушил преграду между людьми и Богом — грех. Иисус открыл людям дорогу к светлому пристанищу. И она, Лейла, бросилась Ему навстречу! Нет, ей больше не придется чувствовать себя одинокой и всеми забытой. Никогда, никогда она не забудет этих слов. Ах, если бы у нее была эта Книга! Тогда бы она обращалась к этим словам снова и снова.

Лейла поднялась и быстро пошла по тропинке. Подходя к дому, она услышала злой голос хозяина, который звал ее, и только тогда поняла, как долго отсутствовала.

— Ленивая девчонка! — закричал хозяин, замахиваясь на нее палкой. — Бегаешь за чужаками, когда ты нужна здесь. Немедленно отправляйся к моей жене и скажи ей, чтобы она сейчас же шла домой. Она уже давно должна была приготовить для меня ужин.

Старшие дети, чумазые и голодные, уже спали, свернувшись калачиками прямо на полу. Лейла, чувствуя себя виноватой, переложила их на циновки и накрыла одеялом. После этого опрометью выскочила из дома и побежала к дому сестры своей хозяйки.

Во мраке хижины горела одинокая свеча. Туда набилось много соседей, и все сидели тихо и как будто чего-то ждали. Лейла поняла, чего они ждали — той минуты, когда умрет больная женщина, и тогда они станут плакать и бить себя в грудь, выражая горе и отчаяние. Лейле не хотелось нарушать безмолвие и заглядывать за занавеску, где находилась хозяйка с сестрой. Девочка только слегка тронула ее за плечо.

— Пойдемте, — шепотом сказала Лейла. — Ваш муж велит Вам немедленно возвращаться домой.

Женщина покорно встала, и слезы хлынули у нее из глаз. Она наклонилась, чтобы поцеловать бледное лицо сестры, а потом вышла вслед за Лейлой в темную ночь. Ей очень хотелось остаться, тем более она могла уже не застать свою сестру в живых, но ее муж не любил, когда кто-нибудь осмеливался ослушаться его.

«Как бы я хотела, чтобы эти люди знали о небесах, — думала Лейла, — быстро шагая за своей хозяйкой. — Если бы они хоть раз услышали тот стих, что я выучила в больнице: „Я иду приготовить место вам“, — сказал Иисус. Если бы они знали ту песню, которую мы учили во время дежурства в палате: „Там, на небе, есть чудесная страна…“. Хоть бы кто-нибудь из христиан пришел в нашу деревню и объяснил этим людям, что не стоит плакать и горевать при виде смерти. Мне, например, не страшно умирать. Мне кажется, я была бы рада оказаться в прекрасном доме на небесах, потому что здесь, на земле, у меня, наверное, никогда не будет своего дома. Может быть, я сама попыталась бы рассказать им об Иисусе, если бы знала о Нем больше. Но разве недоверчивые крестьяне станут слушать маленькую служанку?»

Женщины вернулись домой. Хозяин дремал, уронив голову на стол и сжимая в руках трубку. Когда Лейла с хозяйкой входили в дом, он проснулся. Никто не произнес ни слова. Возможно, увидев в глазах жены невыразимую скорбь, ему стало стыдно за свое поведение, и он не выразил упреков, пока жена готовила ужин. Но ни хозяйка, ни Лейла не чувствовали голода, и ему пришлось есть в одиночестве.

Вдруг тишину ночи нарушил крик ребенка, и мгновение спустя в дом вбежала девочка лет двенадцати и упала к их ногам.

— Умерла! — кричала она. — Мама умерла! Ах, что мне теперь делать? Куда я пойду?

Хозяйка Лейлы тоже заплакала и обняла девочку. Так они стояли некоторое время и безутешно рыдали, обнимая друг дружку. Потом женщина заговорила сквозь слезы, даже не взглянув на мужа.

— Ты будешь жить в нашем доме, детка, — сказал она. — Разве ты не дочь моей сестры? Разве мы чужие тебе?

Ее муж перестал водить куском хлеба по тарелке и сурово посмотрел на нее.

— Мы не можем держать в доме сразу двух чужих едоков, — мрачно сказал он. — Если эта будет жить с нами, Лейле придется уйти.

Никто не сказал в защиту Лейлы ни слова. Девочка удалилась в тень, слушая приглушенные плач и всхлипывания. Потом хозяйка велела ей убрать со стола и, пожелав мужу спокойной ночи, вышла из дома, чтобы присоединиться к скорбящим в доме своей сестры.

Лейла вымыла тарелки и легла рядом со спящими детьми, но заснуть не могла. Она знала, что у нее осталось совсем мало времени. Если она сама не решит, что ей делать, то очень скоро за нее решит это кто-нибудь другой. Однажды попав под ярмо тех, кому она была нужна как работница в доме, бедняжка разучилась самостоятельно определять свою судьбу.

«Я помолюсь Богу и попрошу Его подсказать мне, как нужно поступить, — сказала себе девочка. — Раз уж Он и вправду любит меня, то непременно поможет. Он приведет меня к какому-нибудь пристанищу. Я буду молиться, как молились люди в больнице, с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками». Так Лейла лежала, мысленно разговаривая с Тем, Кого она только сейчас начинала узнавать. Когда девочка все рассказала Иисусу о своем горе и попросила подсказать, что ей нужно делать, было уже далеко за полночь, а она все еще не могла заснуть, взвешивая в уме все вероятные возможности. Деревенскому шаману требовалась служанка, и, возможно, ее отдадут ему. У шамана было две жены, которые целыми днями ссорились, и Лейла чувствовала, что скорее умрет, чем пойдет к нему в услужение.

Сейчас она была готова умереть и отправиться в небесную страну, чьи ворота всегда открыты для прощеных грешников. Как-то девочка спросила Давида, на что похожа эта страна, но Давид не смог ответить ничего вразумительного. Он сказал только, что это прекрасная страна, и кажется, там есть река, а улицы там — из чистого золота. По крайней мере, по ним будет не так жестко ходить, как по каменистым горным тропинкам.

Мысли перенесли Лейлу в зимний полдень, когда она полулежала на больничном крыльце в кресле-каталке, а рядом, на выступе стены, болтая ногами сидел Давид. Она очень ясно видела мальчика в своем воображении — его голубые глаза, веснушчатое лицо и короткие светлые волосы. Как же она любила его! Девочка лежала и думала о нем, улыбаясь в темноте, и, наверное, уснула, или ей показалось, что она стоит у подножия высокого холма ясным ранним утром. Вершина холма утопает в солнечном свете. Лейла видит Давида далеко перед собой бегущим к вершине, он кажется ей маленьким и одиноким на фоне огромного холма. Во сне она позвала его, и Давид обернулся посмотреть, бежит ли она за ним; он указал рукой на освещенную солнцем вершину и поманил за собой, а Лейла начала взбираться по крутой и неровной тропинке. Она спешила, потому что знала: он ждет ее.

— Давид! — закричала она. — Подожди! Я иду к тебе.

Потом неожиданно на нее упал огромный камень, словно выпрыгнувший из недр холма, и Лейла проснулась, содрогаясь всем телом и плача. Но это был не камень; это хозяин тыкал ей в бок ногой, потому что девочка кричала во сне.

Сон как рукой сняло, зато хозяин скоро захрапел. Воспоминания о недавнем видении таяли, как куски масла на горячей сковородке, но ее молитва была услышана, и теперь Лейла точно знала, что ей нужно делать. Давид позвал ее, и при первой же возможности она отправится к нему. Девочка думала, что покинет дом уже завтра, потому что завтра будет ярмарочный день, на дорогах скопится много народа, и ей удастся уйти незамеченной. Она явственно чувствовала, что сон был ответом на ее молитву, и вскоре заснула опять, мирно проспав до самого рассвета. Утром она выбралась из-под одеяла, под которым провела ночь вместе с детьми хозяйки, собрала в узел все свои скромные пожитки и на цыпочках вышла за дверь. Ее хозяйка уже вернулась с поминок и спала, обнимая лежащую рядом племянницу, которая теперь осталась сиротой.

На улицах уже вовсю суетились торговцы, и Лейла легко затерялась в толпе. Один из соседей поинтересовался, куда она идет, и девочка ответила, что идет в больницу. Он подумал, что так велел врач, и ничуть не удивился.

— Но это очень трудный и долгий путь для такого заморыша, как ты, — сказал другой сосед, проезжавший мимо в повозке, груженой мешками. — Давай-ка, садись на эти репки, я подвезу тебя до большой дороги.

Лейле понравилось ехать верхом на мешках с репой. Все вокруг напоминало ее сон: тропинка в долине, все еще покрытая тенью, солнце, ласкавшее вершины холмов, крупные капли росы на траве. Лошадь резво бежала, обгоняя вереницы крестьян, которые шли вдоль дороги, сгибаясь под тяжестью мешков с углем. На узкой горной дороге было полно торговцев, стремящихся раньше других попасть в город. Но повозка миновала все препятствия, и солнце взошло еще до того, как они достигли большой дороги. В полдень вдали показались очертания города, стены его домов казались ослепительно белыми, а подступающее к нему море таким голубым, что Лейла опять вспомнила о небесном городе, чьи ворота закрыты только для грешников. Она слышала, что среди торговцев попадается много грешников, и хотела как можно скорее удалиться от них.

Добрый сосед помог ей слезть с повозки и показал дорогу, ведущую к больнице. Лейла минутку подумала, а потом сказала:

— Г осп один, не могли бы Вы кое-что передать моему хозяину?

— Ладно, передам, — ответил сосед. — Я скажу, что стыдно посылать маленькую слабую девочку одну в такую даль.

— Нет, нет, — замахала руками Лейла. — Он даже не знает, что я ушла из дома. Просто теперь у них появилась другая девочка, и я им больше не нужна. Скажите ему, что я останусь в больнице. Скажите, чтобы он не искал меня, потому что я нашла свой дом. И да хранит Вас Бог.

Торговец очень удивился.

— Хорошо, я исполню твою просьбу, — пообещал он и двинулся своей дорогой, а Лейла побежала по улицам, которые должны были привести ее к Давиду. Она еще не знала, что скажет своему другу. Но одно казалось ей очевидным: Давид позвал, и она пришла. Однако поднимаясь на утес, Лейла почувствовала беспокойство. Как она объяснит свой поступок Давиду? Что, если у них в доме не окажется для нее места, и они прикажут ей возвращаться назад? Ее однажды уже отправили домой из больницы, потому что кому-то другому понадобилась ее кровать, хотя Лейла очень хотела остаться. Но тогда в ней нуждалась хозяйка, а теперь?

Эта мысль заставила девочку замедлить шаг. Подойдя к воротам больницы, Лейла остановилась. Больные входили и выходили из них. Может быть, нужно подождать немного, чтобы успокоиться? Лейла прошлась по дороге, а затем направилась к вершине утеса. Она подошла к тому самому месту, где когда-то лежала, больная и уставшая, и где Давид нашел ее и помог отправить в больницу. Лежа на траве и глядя на море, она предалась своим приятным надеждам и тревожным сомнениям.

Лейла забыла, что целый день ничего не ела, кроме одной маленькой репки, которой ее угостил сосед во время поездки, но голод заглушала жажда чего-то большего, чем просто пища. Как хотелось ей побольше узнать о Боге и Его Пристанище! Еще сильнее хотелось знать, чего Бог хочет от нее. И другая давняя мечта напомнила о себе: почитать Книгу, в которой говорится о Его любви. Но разве кто-нибудь будет тратить время, чтобы научить ее читать? Она была уже слишком большой для начальной школы, медсестры всегда так заняты, а Давид… он слишком юн. Если бы она умела читать, то жизнь в деревне не казалась бы ей такой беспросветной. Лейла чувствовала, что смогла бы справиться с любыми трудностями, если бы прочитала эту Книгу.

Измученная бессонной ночью, страхами и голодом, девочка заснула, и спала долго и спокойно. Когда она проснулась, солнце уже клонилось к морю. Она вскочила, потому что теперь у нее не было выбора. Возвращаться в деревню было поздно, а ночевать на улице нельзя. Ей нужно прямо сейчас пойти к дому врача независимо от того, боялась она этого или нет.

Лейла медленно пошла к больнице. Встречные прохожие с любопытством разглядывали ее, недоумевая, почему в такое время маленькая девочка все еще не дома. Лейла вошла в ворота, но, подойдя к дому, не решилась постучать. Она подошла к окну, в котором горел свет, и заглянула вовнутрь.

Мама Давида сидела на кушетке, держа на коленях Джоану, а у ее ног расположились Ваффи и Давид. Она читала им ту самую Книгу, и две пары глаз — голубые и карие — смотрели на нее, не мигая. Не в силах бороться с желанием тоже послушать, Лейла забыла о своей застенчивости. Она направилась прямо к двери, вошла, даже не постучав, и села рядом с мальчиками.

Все очень удивились, увидев Лейлу, и уже собирались засыпать ее вопросами, но девочка остановила их, приложив палец к губам.

— Продолжайте, — попросила она, посмотрев на маму Давида. — Я очень хочу послушать. А потом я Вам все расскажу.

Мама продолжила чтение, и Лейла впервые услышала историю о сестрах Лазаря, которые оплакивали своего умершего брата, и как потом пришел Иисус и превратил их горе в радость. Лейла вспомнила о плакавших женщинах, которых видела в деревне, и о той несчастной, что умерла в неведении, так и не узнав об Иисусе и вечной жизни на небе. Если бы они только знали! Разве все эти люди здесь так заняты, что не могут пойти и рассказать тем, темным и погибающим? Когда мама уже заканчивала читать историю о Лазаре, Лейла вдруг резко повернулась к Давиду.

— В вашей стране живет много людей? — спросила она.

— Тысячи! — выпалил Давид и тут же поправился: Хотя, может быть, и миллионы. А почему ты спрашиваешь?

— Они все умеют читать эту Книгу? — настойчиво вопрошала Лейла.

— Конечно, в Англии все умеют читать, — с гордостью сказал Давид.

— Тогда почему бы им не приехать сюда и не научить нас? — воскликнула Лейла. — Чем они там все занимаются? Никто из жителей нашей деревни ничего толком не знает об Иисусе и небесном городе.

— Ну, возможно, у них есть другие дела, — ответил Давид. — Или, может быть, они просто не знают о твоей деревне.

— Тогда научите читать меня, — решительно попросила Лейла, — а я, когда вырасту, вернусь туда и расскажу людям о Боге.

— Но ведь ты говорила, что они не станут тебя слушать, — осторожно напомнил ей Ваффи. — Если мой отец узнает, что я стал христианином, он накажет меня. Я ему еще не говорил, но если скажу, он очень рассердится. И, думаю, запретит мне слушать истории об Иисусе.

— Если твои родители увидят, что ты готов пострадать за Иисуса и что Он так дорог тебе, что ты не хочешь отказываться от Него даже под страхом наказания, то, скорее всего, тоже уверуют в Него, — сказала мама Давида. И тут же забыла, о чем хотела расспросить Лейлу; она на секунду забыла даже о Давиде и Джоане. Она забыла обо всем, кроме двух этих маленьких учеников Иисуса, что сидели у ее ног, и которых любовь Христа вывела на путь, где их наверняка поджидают большие трудности и гонения, и — не хотелось бы думать об этом — одиночество… Наклонившись к ним и старательно подбирая слова, чтобы дети все поняли, мама начала рассказывать о том, как много им придется вынести во имя Иисуса.