Трубка снайпера

ПЕРВЫЙ УЧЕНИК

Утром, перед разводом на занятия, командир взвода кому-то позвонил по телефону, сказал: «На двадцать четыре человека один убит», тут же потянулся к списку личного состава, висевшему над столиком, и вычеркнул одну фамилию.

О гибели Дубровина знали не все. Прислушался к телефонному разговору молодой солдат, вытянул шею, осмотрел хмурые лица товарищей:

– Кого?

Ему не ответили.

Небритый и помятый, подошел к строю лейтенант Репин, задумался, встрепенулся. Тугие желваки заходили на скулах коман­дира взвода.

– Дубровин хотел мстить, – сказал он. – Гитлеровцы сожгли его село, убили младшего брата. На самые опасные задания про­сился наш товарищ… Старший сержант Юшманов!

– Я!

– Выйти из строя!

Четкий поворот, щелк каблуков – и Юшманов предстал перед солдатами, спокойный, подтянутый.

– Чтобы ускорить обучение, – сказал Репин, – старший сержант предлагает разбиться на пары. Считаю это правильным. Вчера мы прочитали в газете, что в боях на юге отличились снайперы Юсу­пов и Ключко. Их называют бесстрашными народными мстителя­ми. Подробностей мало. Сообщается, что издавна дружат эти бой­цы. Еще в мирные дни настойчиво и терпеливо учились, лежали на тренировках бок о бок, совместно маскировались, советовались. Сейчас, в бою, на позиции, они понимали друг друга без слов, по движениям оружия. Надо и нам спаяться в пары. И первой будет такая: Юшманов – Медуха. Как считаете, товарищ Медуха?

– Есть, товарищ лейтенант, – произнес солдат, прибывший во взвод вместе с Номоконовым. – Только что я подскажу старшему сержан­ту? Не выходил еще за передний край… Может, я не подходящий?

– Вполне подходящий! – сказал Репин. – Старший сержант

Юшманов решил помочь вам быстрее стать снайпером. Делитесь опытом, подружитесь. И у вас, товарищ Медуха, найдутся ценные жизненные навыки– в трудовой семье выросли! Вместе будете ходить на учебное поле, вместе пойдете за передний край. Тема сегодняшних занятий: выбор позиции, маскировка. Так укройтесь, товарищ Медуха, чтобы похвалил вас старший сержант. Недостатки разберете вместе. Все обсудите, посоветуйтесь.

–Есть!

–Номоконов!

– Я! – вышел солдат из строя.

– Крайне необходимо, чтобы вы передали нам свой опыт скрадывания зверей. Мне, старшему сержанту Юшманову, Горбоносу, Медухе, Павленко, Поплутину… Всем нам. Будете ежедневно рас­сказывать, как готовились в тайге к охоте, искали зверей, подкра­дывались, сидки делали, маскировались, в засадах затаивались.

– Есть, – вскинул солдат руку к пилотке.

– Это первое. Кроме того, обязываю вас подготовить напар­ника, который бы все понимал с полуслова. Чтобы мы сказали: вот хорошо обученная, крепко спаянная снайперская пара. Кого бере­те для обучения?

Большие, широко раскрытые, будто чем-то удивленные, глаза видит Номоконов и прищуренные, вроде бы недоверчивые. Лейте­нант часто беседует с молодыми солдатами, расспрашивает о жи­тье-бытье, об участии в боях, и Номоконов слышит, что говорят они. Работали до войны в колхозах и совхозах, стояли у станков, учи­лись. У всех есть отцы и матери, которые беспокоятся, конечно, за своих сыновей, понимая, что в армии не положено отсиживаться в теплом углу и прятаться за чужие спины. Будущие снайперы… Как будут выцеливать они фашистов? Или пули врагов закроют им гла­за? Ощутил Номоконов ответственность, которая ложится на его плечи. Но сумеет ли он научить человека?

– К вам прикрепляю Поплутина, – сказал Репин.

– Слушаюсь, лейтенант.

– Санжиев возьмет Жукова, – записал Репин. – Следующие пары: Тувыров – Лоборевич, Лосси – Васильев, Павленко – Кодин,

Канатов – Семенов, Горбонос – Князев… Есть возражения? Все со­гласны? Очень хорошо. Срок дан жесткий. Через неделю все долж­ны выйти за передний край. Уважайте старших, – наказал Репин, обращаясь к новичкам, – слушайтесь. Плохому они не научат. Обу­чающие, вы считайте, что выполняете особо важное задание. Когда ученики убьют первых фашистов, пусть радостью наполнятся ваши сердца. Так и скажите себе: легче стало защитникам Ленинграда.

Командир взвода приказал приступить к занятиям, и Номоконов подошел к Поплутину:

– Слышал? Пара мы теперь с тобой, как руки одного человека. Вот так… Учиться будешь?

– Смотря чему, – вежливо и спокойно произнес Поплутин. Строго, теперь уже внимательно и бесцеремонно, Номоконов осмотрел солдата с головы до ног. Худой и прямой, как гвоздь. Шея тоненькая, с большим бегающим кадыком. Руки длинные, а паль­цы тонкие, нерабочие. Загорелый и курносый. В черных глазах – блеск и смешинка.

– Зачем пришел сюда?

– А вы?

– Уничтожать, – сказал Номоконов. – Из винтовки бить фашис­тов. Меня позвали сюда.

– А я добровольно, – сказал солдат и переступил с ноги на ногу. –Наверное, не гостить.

– Откуда родом?

– Отгадали вчера: не бегал я по кошеной траве. В городе жил.

– Как зовут?

– Михаилом.

– Так, – произнес Номоконов. – Ладно… Ну, начнем, Мишка? Урок дали важный: выбор сидки.

– Позиции, – поправил Поплутин… – Наиболее удобной и скрытой от вражеских глаз. Секторы обстрела чтобы были хоро­шие, наблюдения…

– Правильно, – согласился Номоконов. – Я только сказать не могу, а так понимаю. Вали на поле, а я позади тронусь. Сперва посмотрю, как ходишь по земле.

– Ого! – рассмеялся солдат.

Решительно шел к учебному полю Михаил Поплутин, смот­рел по сторонам. Просвистел шальной снаряд, упал за бугром, взмет­нул черные комки земли, рассеял вокруг свистящие стальные зер­на. Обстановка для боевой учебы непростая! Оглянулся солдат на спутника, следовавшего по пятам, пошел быстрее. Учебное поле сразу же за первой позицией обороны, километрах в трех. Идет Поплутин смело, ступает мягко. На склоне старой лесной вырубки остановились солдаты, осмотрелись.

– Ну? – спросил Поплутин.

– Молодцом ходишь, – похвалил Номоконов. – Лоб сухой, дышишь легко. На вид хлипкий, а так ничего, сила есть. Однако много места занимаешь. Худо это.

– Как? – не понял Поплутин.

– Ноги по сторонам кидаешь и шеей крутишь. Все равно как тымэн6. Не важничай, слушай. За три версты заметят тебя фашис­ты. Надо так ходить, хорошенько гляди!

Встал Номоконов, закинул за плечо винтовку, весь съежился, согнулся и пошел по склону. На ровной поляне остановился он, замер, маленький, издали похожий на старый пень, и, постояв не­много, двинулся вправо. Теперь хорошо был виден неторопливый крадущийся шаг охотника. Под ноги смотрел Номоконов, а когда озирался по сторонам, то лишь чуть поворачивал голову. Возле валу­на опять остановился солдат, прилег, и вдруг не стало его – камень да и только! Опять появился на поле человек и размеренной, очень скупой на движения походкой подошел к Поплутину.

– Фашист – это зверь, – сказал Номоконов. – А мой народ, Мишка, издавна бьет зверя. Самого осторожного и хитрого бьет –соболя. Старики, стало быть, так ходили за зверем и мне таежную науку передали. Всегда может появиться цель, в любой момент сумей застыть, укрыться. В комок соберись, низко голову держи, во­рочай одними глазами. Тогда и под ногами все увидишь, и впереди. На пятку сильно не дави: устанешь быстро и все одно нашумишь.

На скрад пойдешь – обязательно ступай носками. Это когда зверь близко.

– Походка с детства вырабатывается, – нерешительно сказал Поплутин.

– Меняй, – развел руками Номоконов. – Так думаю, что далеко нам придется шагать. Туда, к немецким домам… Не понравится, поди, фашистам, когда на германскую землю явимся? Стрелять будут. Война велит скрадывать. Потом бросишь этот шаг – тебе не нужен будет. Высоко голову поднимешь, прямо. Так… Теперь туда шагай, –показал Номоконов за бугор. – Подальше от меня. Выбирай место для стрельбы, сидку. Как по правде делай. Спрячься хорошенько, от пуль закройся. Приду посмотреть, хитрый ты али нет.

– Сколько времени на это? – оживился Поплутин.

– А сколько надо?

– Часок потребуется, пожалуй.

– Бери.

– Мне показаться, когда пойдете?

– Зачем? – махнул рукой Номоконов. – По правде делай, тихо сиди, спрячься, думай. Дождь прошел, глина кругом, трава. По сле­ду тебя найду.

Пожал плечами Поплутин, улыбнулся, вынул из чехла лопатку и, пригнувшись, более собранной, но еще неровной походкой по­шел за бугор. Номоконов посмотрел вслед ученику и задумался: лад­но ли делает он?

В памяти всплыли августовский день и березовая роща, где отдыхал полк, отходивший под натиском врага. Неслышно сту­пая в след друг друга, прошла среди деревьев цепочка людей в пестрых маскхалатах, исчезла из виду, словно растаяла. В тыл врага уходили разведчики. Мягок и выверен был их шаг, реши­мостью светились лица. Шли спаянные, хорошо обученные люди. Номоконов невольно залюбовался ими. Вспомнились и рассказы солдат, выходивших из окружения. Нарывались на за­сады, не замечали чужих следов, не все умели ориентироваться, бесшумно ходить, ползать… Толкнуть, конечно, можно Поплутина: иди на позицию, бей фашистов, целься! Не откажется…

Правильно, лейтенант! Оберегать надо людей, хорошенько под­готовить к смертельной борьбе.

Вчера на занятиях командир взвода рассказывал теорию стрельбы. С юношеских лет держал Номоконов в руках нарезное оружие, а вот не все знал. Оказывается, даже в зависимости от температуры воздуха надо вносить поправки в прицел. В тайге часто вплотную подходил охотник к цели, а здесь придется стре­лять издалека. Если, скажем, бить на пятьсот метров, то даже уме­ренный ветер отклоняет пулю от цели более чем на полтора мет­ра. И этого не знал Номоконов, выносил мушку против ветра на глазок. Многое, оказывается, надо учитывать при стрельбе вверх, вниз, через воду. Лейтенант все время изучает стрелковую науку – пожалуй, она вернее. Есть наставление для стрельбы по движу­щимся предметам, таблицы выноса точек прицеливания. Наизусть знает командир взвода, как стрелять по машине, которая движет­ся, по самолетам и танкам. А ночная стрельба по далеким вспыш­кам? Нет, тут не на солонцах. Не выручит кусочек бересты, при­вязанный к мушке. Но все же у него, Номоконова, большой опыт потомственного охотника. А откуда быть ему у молодых солдат –вчерашних колхозников, слесарей, школьников? Правильно, учиться нужно друг у друга.

Что посоветовать Поплутину?

Прежде всего, пусть обувь переменит. Болтаются худые ноги в широких голенищах новых сапог, шаркают. Ботинки и обмотки удобнее – надо подсказать лейтенанту. И часы пусть снимет с руки Поплутин – блестят. И портсигар, который часто достает из кармана солдат, тоже пулю наведет. А по звездам умеет он ходить? Да и днем можно закружиться. Взять, скажем, этот камень. Знает ли человек, выросший в городе, что зеленые капли лишайника гуще расплыва­ются на северной стороне? А по ветвям деревьев еще легче опре­делиться.

В раздумьях незаметно летело время. Номоконов достал из кармана гимнастерки часы: «Пора!». Раньше он узнавал время по солнцу – в тайге не нужно было следить за минутами. На фронте нельзя без точного времени – хорошими часами обзавелся Номоконов. Большая стрелка описала полный круг. Встал Номоконов, увидел след Поплутина, поднялся на бугор.

Далеко простиралось бугристое учебно-тренировочное поле. Траншея, бруствер, проволочное заграждение, копны сена, одиноч­ные стрелковые ячейки… Где укроется Поплутин, в каком месте вы­берет позицию? Здесь прямо шел солдат, спустился вниз, стал подни­маться, круто свернул вправо. Почему? Бревно заметил. Так и есть: копнул два раза твердую землю, пошел дальше. Не понравилось.

Примятая трава, отпечатки подошв с ракушками на влажной гли­нистой земле, сломанные стебельки полыни, вдавленные в землю или стронутые с места камешки указывали путь Поплутина. Еще через один холм перевалил солдат – голо кругом, не укроешься, направился вниз. Здесь густо наследил: камни осматривал, пни, а потом догадал­ся, что ничего не увидит из ямы, и наверх двинулся. К копне подошел Поплутин, отвернул пласт сена, снова уложил, примял.

– Правильно, что не остановился, – одобрил Номоконов. – Издаля видно копну, обстреляют фашисты, подожгут. Понял, что не похвалю… Опять почему-то вниз подался, – рассматривал следы Номоконов. – Здесь заторопился, быстро пошел. Эге, наверно, на часы посмотрел, время вспомнил.

Возле пня, торчавшего на склоне ложбины, прервался след солдата.

– Зарылся? Ни бугорка, ни клочка ветоши… – И под корнями пня не оказалось Поплутина.

Номоконов описал большой полукруг, обнаружил четкий отпечаток знакомой подошвы сапога, возвратился к пню и уви­дел выбоины от каблуков.

– Разбежался и со всего маху прыгнул, – догадался следопыт. –Сметку, как заяц, сделал. Отсюда вправо скакнул, поскользнулся на грязи. Так… Здесь вроде покатился Поплутин, траву примял. Нет, не упал… Специально скрывает след. Время выигрывает али посмеяться вздумал? Чтобы подольше поискал его?

Номоконов заторопился. Следы рассказывали, что Поплутин встал на ноги, перепрыгнул через песок, намытый на дне канавы, и пошел в обратную сторону.

– Настоящий заяц! – рассердился Номоконов.

Попетляв по ложбинкам и склонам, солдат вышел на доро­гу, по которой недавно, наверное утром, прошел строй. Здесь, среди десятков одинаковых отпечатков, потерялся след Поплутина.

Номоконов остановился и обидчиво шмыгнул носом: не о деле думает человек! Вспомнил улыбку Поплутина и еще больше рас­сердился.

– Где он может быть? – осматривался вокруг Номоконов. –Минут сорок шел сюда, не меньше. Не зарыться ему теперь как следует, не замаскироваться. Наверное, было так: какое-то укрытие искали с этого места глаза Поплутина.

Где бы остановился Номоконов, будь он на месте ученика?

На возвышенности, наверное: снайпер должен иметь хороший обзор для наблюдения и стрельбы. Номоконов осмотрел близле­жащие бугры, увидел на одном из них большую каменистую рос­сыпь и направился к ней. Вскоре встретился знакомый след, те­перь прямой, очень торопливый, ведущий от дороги к россыпи, –неровным зубчатым пятном выделялась она на желтой скатерти холмистого поля. Номоконов усмехнулся. Так в тайге, напрямик, уже не пряча следов, уходил к укрытию зверь, тронутый его пулей. Можно было не спешить.

На склоне бугра занимался со своим учеником снайпер Степан Горбонос. Услышав позади себя шаги, оба враз оглянулись.

Номоконов двигался осторожно, внимательно осматривал оди­ночные валуны. Он увидел горку камней, возвышающуюся на сре­дине россыпи, издали осмотрел ее и решительно подошел. Камни, еще влажные, с налипшими кусочками земли, шевельнулись.

– Лежи, – сказал Номоконов.

Растертый на камне окурок, дуло винтовки, высовывающееся из маленькой амбразуры… Номоконов деловито осмотрел со всех сторон позицию Поплутина, подозвал Горбоноса и спросил:

– Ты заваливал? –Да.

– Зачем?

– Попросил.

– Как сказал? – строго нахмурился Номоконов.

– Подошел, закурил, – непонимающе оглянулся на горку кам­ней Степан Горбонос. – Сказал, что вы идете следом. Обломок доски принес, попросил обложить камнями. Правильно, сказал, совмес­тно надо маскироваться, парами лучше действовать.

– Выходи!

Опять хрупнули, зашевелились камни. Поднатужился Поплу-тин, отбросил груз, наваленный на доску, встал и, отряхиваясь, по­дошел.

– Как, Семен Данилович?

Живые, беспокойные глаза встретились со строгим взглядом прищуренных глаз, загорелись смешинкой, стрельнули по сторо­нам:

– Обзор, секторы наблюдения и обстрела?

– Худо, – сказал Номоконов и покачал головой. – Чего крутил­ся, играл?

– Что случилось? – спросил Горбонос.

– Шутить взялся, – сказал Номоконов, закуривая трубку. –Меня, парень, чего путать? Фашиста обмани.

– Правильно, – сказал Поплутин, нимало не смущаясь. – Ста­рался запутать вас, уйти. Только я не на солнышке прилег. О по­зиции скажите. Сам выбрал место, сам все придумал.

– Для того и говорю! Худое место выбрал, смерть на себя навел! Не думал о деле, торопился. Гляди!– Номоконов потянул ученика за собой. – Зачем перетаскивал камни? Фашист хорошо знает, что та­кое место – самое подходящее для нашего брата. Все время будет следить. Однако увидит, что новая кучка выросла, на заметку возьмет. Куда ударит из миномета? Сюда, в подозрительную кучку. А если так делать: на этом месте перевертывай камни, поднимай, ворочай, а сам в сторону вали, яму для сидки рой. Куда ударит фашист? По­нимаешь? Ну и пущай бьет по камням, припасы зря тратит. А ты притихни, подожди, а потом наблюдателя сними, коли глупый он. Теперь наперед гляди. Подходяще? Вот… И позади ладное место. Успел бы и камни зарыть для защиты, землю раскидать, ветошь

принести, дерна нарезать. Можно, при нужде, и на твоем месте лечь. Однако зарывайся, а камни не шевели! Нет тебе похвалы, давай сно­ва. Теперь опять скрадывай след, путай, сидку выбирай. Только и я… тихо пойду, скрадом, хорошо глядеть буду. Патрон истрачу на твою сидку. –Как?

– А так. Если опять плохо ляжешь, не подумаешь – пулей покажу, где сидишь. Издалека ударю. Чего краснеешь?

– Нисколько, – пожал плечами Поплутин. – Я уже слышал, как поют пули.

– Нехорошо поют, страшно.

– Для всех по-разному.

Много пришлось поработать в этот день Поплутину. Заблестела его новенькая лопатка, а на ладонях вспухли мозоли. Не понадо­билось Номоконову показывать пулей позицию своего ученика –он вплотную подошел к его новой, теперь искусно замаскирован­ной ячейке и искренне обрадовался этому.

А потом Поплутин учился ползать.

– Пластом ложись! – покрикивал Номоконов. – Ниже голову! Снова ленишься, торопишься. Думаешь, научился? А гляди, след какой. Коленками землю пашешь, локти вымазал. Не научишься по-таежному скрадывать – недалеко уйдешь.

В этот же день узнал Номоконов, как попал Поплутин в снайперский взвод. Уставший, встревоженный увертками учени­ка, он привел его в овраг, и хоть очень дорожили во взводе патро­нами, велел Поплутину стрелять в далекую цель. У мишени, густо пробитой пулями в самом центре, потеплевшими глазами посмот­рел Номоконов на молодого солдата, похлопал его по плечу, погла­дил мокрые, коротко остриженные волосы, похвалил:

– Острый глаз, боевой. Пойдет дело.

– Вот так, товарищ обучающий, – блеснул глазами Поплу­тин. – Городские разные бывают. В детстве за рогатки их ругают, за самопалы… А когда началась война и стрелять потребовалось, увидели, что Михаил Поплутин не маменькиным сыночком рос, что кое-чему научила его жизнь. В техникуме уже, на курсах

военной подготовки… взял боевую винтовку, прицелился – и по­пал! Опять выстрелил – снова десятка! Те, которые разбирали меня, на собраниях вопросы ставили, обрадовались, сказали, что в боях я не одну фашистскую голову продырявлю. Сами, кстати, еще там… Не спешат идти в снайперские взводы.

– Понимаю теперь, – кивнул Номоконов. – Боевым в городе рос, а старших людей не слушался. На собраниях за это ругали?

– Да, не любил тихо ходить и ползать, – жестко сказал Поплу­тин. – Без таежных прикидок стрелять научился. И на передний край сражаться пришел!

– Правду говорю, – положил Номоконов руку на плечо солда­та. – Послушайся. Еще не умеешь стрелять как следует, понапрас­ну пропадешь.

– А давайте так проверим, – вдруг развеселился Поплутин. –Чего вам не жалко? Ставьте! С любого положения прострелю! Кра­сивый кисет у вас. Поставите?

– Кисет? – подумал Номоконов. – Чего ж… Давай! Ишь ты… Ну, ладно… А потом так: я ударю в твою вещь. Согласный?

– Идет!

– Погоди, парень, – остановил солдата Номоконов. – Хорошему стрелку зачем зайца в угол ставить? Далеко я уйду, в яму, на палке подниму кисет, качать буду. Просыпешь табак – через денек-другой вместе пойдем дырявить фашистов. Промахнешься – до пота пол­зать будешь, слушаться, признавать. Три патрона возьмешь.

–Договорились!

Трижды свистнули пули Поплутина – не тронули они неожи­данно уплывавший в разные стороны кожаный кисет Номоконова. Огорченный промахами, Поплутин сердито смотрел на свою вин­товку, щелкал затвором.

– Теперь твой табак сыпать будем, – подошел Номоконов. –Вали, свою поднимай коробку, как хочешь качай.

Вынул Поплутин из кармана брюк небольшой, поблескиваю­щий на солнце портсигар, улыбнулся:

– Мой кисет подороже…

' – Эх, Мишка, – покачал головой Номоконов.

– Вы чего? – вспыхнул Поплутин. – Бейте! Я только так… Еще попасть надо!

–Ставь!

Номоконов ждал новой уловки и весь напрягся. Но всё про­изошло просто. На краешке рва появился поблескивающий пред­мет, вскинулся вверх, поплыл в сторону. Поймав цель на мушку, стрелок с наслаждением нажал спусковой крючок. Почувствовав удар пули, Поплутин бросил шест и вышел из укрытия.

Присели на землю, закурили. Поплутин задумчиво смотрел на свой портсигар, пробитый пулей, трогал заусеницы большой дыры, что-то насвистывал.

– У меня, Семен Данилович, невеста есть, Лидочкой зовут, –вдруг сказал он. – Это она подарила портсигар.

– Думаешь, мой кисет хуже? – улыбнулся Номоконов. – А если бы попал? Гляди, это жена шила, бисер ставила. Марфой называется.

– Я не об этом, – отвернулся в сторону Поплутин. – Не жалко, что пробили… На память еще об одном промахе оставлю. Извини­те меня, Семен Данилович… Буду слушаться.

– Тогда домой прибежишь, – облегченно вздохнул Номоконов. –К матке да к невесте. У меня глаз шибко меткий, а вот тоже учить­ся надо. Коробку для табака купишь, не жалей. А теперь практи­куйся, не теряй время. Чего-чего я скажу, потом лейтенант научит… Вот тогда страшный будешь фашистам.