Трудно быть чёртом

Глава 4

Игорь отхлебнул чай – крепкий, сладкий, с мятой и зверобоем. Травы собирал сам, когда в июле удалось выкроить себе крошечный отпуск. Старенькая, начинающая уже разваливаться дача, вытянутый в длину заросший участок, там крапива и бурьян выше человеческого роста, зато есть сосна и рябина, рядом колодец, но нет водопровода и газа, а электричество то и дело отключают. Там тихо и почти безлюдно – места далёкие, глухие, неинтересные инвесторам.

Дачу ему устроил Вадим Александрович. «Ты ведь всё-таки не каменный, надо ж иногда слышать небо и землю». Он прав, в городе это почти и невозможно без помощи Искусства. Но даже Искусство… оно даётся куда тяжелее в этой стеклянно-железной тайге, в бензиновых парах и паутине интернета.

Кстати, о паутине. Игорь ткнул мышкой на жёлтый значок электронной почты, полюбовался полётом конвертиков. Как и следовало ожидать, интервью после согласование, найденные по его просьбе справочные материалы, напоминание из «Белого Села» о дедлайне, предложение о сотрудничестве от районной многотиражки «Красный цемент» в Мухинской области… рутина. А вот и поинтереснее. Три одинакового содержания письма без обратного адреса – перемежающиеся матерщиной угрозы, без разбивки на абзацы и с хаотически выставленными запятыми… прелюдия, так сказать. А вот и основная тема.

«Господин Ястребов. Вам настоятельно рекомендуется опубликовать извинения перед губернатором Петровской области Кроевым П. Г. и признание в намеренном искажении фактов в Вашей статье „Бульдозером по закону“ – в любом, на Ваше усмотрение, средстве массовой информации. В течение недельного срока. В противном случае у Вас и у Ваших близких будут очень серьёзные неприятности, с необратимым исходом». Ни подписи, ни обратного адреса, ни даже реального «ай-пи» отправителя. Можно, конечно, напрячься и кинуть к нему ниточку, но толку? Ослиные уши и так видны. «У Ваших близких…» Топорно работают господа… Даже не потрудились изучить вопрос. Близких у журналиста Ястребова, как это ни печально, нет. Родители умерли десять лет назад, Игорь – единственный ребёнок в семье, какая-то родня, конечно, есть, но очень, очень отдалённая. Словом, труднозацепляемый клиент.

«У Ваших близких»… Далековато близкие… Но, конечно, осторожность не помешает. Мало ли что у них там дальше по программе? Пуля из снайперки, взрывчатка в машине, отравленные грибочки от благодарной читательницы? Ну, это вряд ли. Не такой уж кретин Кроев, чтобы убивать вредного столичного журналюгу. Журналюга нужен живой и, главное, покорный. Значит, что? Похищение, пытки… Да, это хотя бы логично. Можно, конечно, попросить Вадима Александровича решить вопросик, но Игорь и сам худо-бедно способен был себя защитить. Неприятно лишь одно – вся эта крысиная возня отвлекает от главного. А значит, плохо всё-таки он разработал операцию, слишком шумные получились побочные эффекты. Наверняка же имелись более тонкие подходы. Нет, решил вот так, на белом коне… А всё потому, что нервы ни в какую. Пять лет этой гнили… Несовместимость… Вот и хочется поработать немножко дворником. Тем более, что и для дела оно невредно – о чём не раз уже были разговоры…

Ладно, время. Полночь. Бьют куранты, выходят из гробов упыри, назначаются оперативные совещания…

Игорь перебрался на тахту, сложил на груди руки. Закрыв глаза, он вытянул из темноты знак «Мерцающая вечность», зажёг его зелёным пламенем и начал вращать, постепенно преобразуя хитрую кривую в простую окружность. И шагнул внутрь.

На сей раз это была ночная степь. Земля ещё не успела расстаться с жаром, и оттого лёгкие, едва различимые ветерки чуть пригибали верхушки трав. Пряно пахло семиклюем и голубой полынью. А вверху миллионами звёздных свечей пылало иссиня-чёрное небо. Тонкий, зеленоватый серп месяца завис над горизонтом и был подобен ладье, которая перевозит воссозданные души в мир живых. И трещали, трещали кузнечики, вели свою бесконечную песнь о смысле, для которого в людских языках никогда не будет слов.

Сам Игорь отчего-то получился двенадцатилетним. Как и тогда, сразу после Первых Экзаменов, был он в лёгком синем плаще, у пояса висел короткий, подростковый меч в простых деревянных ножнах. А вот на сапоги фантазии не хватило – и потому босые ступни ловили уходящее тепло земли.

Зато Вадим Александрович был такой же, как и всегда. Невысокий, сухонький, с большими залысинами. Правда, здесь он кутался в чёрный, неразличимый на фоне ночного неба плащ с белой каймой, лоб его охватывал золотой обруч, а у пояса была широкая сабля – он всегда предпочитал изогнутые клинки.

Игорь приложил левую ладонь к губам, а правую – к сердцу.

– Мой князь, – мальчишеский голос ещё и не думал ломаться, – я пришёл по твоему зову и готов дать отчёт в делах своих, словах и мыслях.

– Будь проще, Гарран, – усмехнулся Вадим Александрович. – Мы же всё-таки не дома.

– Как скажете, – склонил голову Игорь. – Тогда рассказываю. Месяц получился довольно странный. С одной стороны, мне удалось выявить девять потенциально опасных фигур, с критической светимостью. Перечисляю: художник Николаев, школьный учитель Осокин, журналист Польман, химик Соркин, программист Баранников, священник Михаил Степанцов, домохозяйка Игнатова, писатель Вдовин… девятый – физик Таволгин. Все – москвичи. Подробные сведения – вот, – он протянул князю увесистый полотняный мешочек и добавил: – С Таволгиным, правда, ясности ещё нет, он пока у меня в активной разработке, но личного контакта пока не было.

– Что же с другой стороны? – улыбнулся Вадим Александрович.

– С другой стороны, мне кажется, что сам наш метод определения светимости… зыбкий он слишком. Мы обращаем внимание на чепуху и забываем, что методика была разработана тридцать лет назад… а они тут сильно изменились, и что зажигало их тогда, сейчас не найдёт отклика. Равно как и наоборот – ну кто тогда мог подумать, что изобретение… ну, взять хотя бы «живой журнал» – это настолько серьёзно. Иными словами, князь, мы опять готовимся к прошлой войне.

– Мальчик, – проникновенно заговорил Вадим Александрович, – неужели ты думаешь, будто никому до тебя всё это не приходило в голову? Не забывай, сколько человек там, на нашей стороне, скрипят мозгами над информацией, которую ты здесь добываешь? А мозги у этих людей твоим уж как минимум не уступают. То, что с тобой происходит – это штука понятная, известная. Работаешь год за годом – и не видишь плодов. Кажется, что всё уходит в песок, что всё – зря. Отсюда по молодости делаешь вывод, что никто не понимает открывшегося тебе. Успокойся. Осталось всего два года, потом как следует отдохнёшь дома и уж сам решишь, возвращаться ли сюда? Поверь, немало работы – и не менее нужной работы! – есть и на нашей стороне.

Старик закашлялся, а затем глотнул холодного ночного воздуху. Игорь в очередной раз подумал, что выглядит князь минимум на двадцать лет моложе своего истинного возраста.

– Теперь касательно твоих дел, – продолжил Вадим Александрович. – С художником ты совершенно прав, сейчас его картины мало кому интересны, но уже лет через пять это станет действительно опасным. Так что надо его работать, но этим не заморачивайся, мои люди займутся. За остальными пока ещё понаблюдай. Но священника не трогай, со священником ты ошибся. Такие люди нам нужны.

– Почему? – не сдержал изумления Игорь.

– Потому что ты слабо разбираешься в делах Церкви, – мягко пояснил Вадим Александрович. – Ты оцениваешь личностный уровень этого самого отца Михаила, но вне всякой связи с общим процессом. Да, он живой, пламенный, он истово верит. Но ты обрати внимание, к чему батюшка призывает свою паству. Максимально удалиться от современной жизни, уйти из культуры, уйти из экономики, жить по формам позапрошлого века. Это же замечательно! Пускай они лелеют свои смыслы. Да, огромные смыслы, огненные – но они их никуда не принесут, не волнуйся. Гораздо неприятнее другой – иеромонах Дионисий. Ну помнишь, художник? Монастырь в трёх часах езды от Новосибирска, плюс к тому в «живом журнале» обитает… Вот этот и впрямь опасен. К тому люди едут, толпами, и, заметь, в скит после не уходят. Я уж не говорю про его виртуальную паству в интернете… Тут, милый мой Гарран, те же смыслы, тот же огонь, но никакой изоляции. Поэтому Михаил пусть себе резвится, а с Дионисием будем работать. Я сам им займусь, не по твоим зубам добыча. Лучше скажи, зачем устроил всю эту шумиху с петровским губернатором?

Игорь сглотнул. Удивительно, что разговор этот случился только сейчас. На месте князя Игорь бы сразу после статьи приснился своему Искателю.

– Ну, тут я малость не рассчитал, – признался он. – Это ведь всё прикрытие, мне через это на Таволгина надо выйти. Нужно в его глазах выглядеть честным борцом и правозащитником. Иначе у нас с ним не срастётся и ничего он мне не расскажет. Вы же знаете, я сперва долго изучал его фигуру…

– У тебя было множество иных возможностей. Менее громких, – парировал князь. – Трудно, что ли, было устроить нападение шпаны на его сестру? В последний момент из табакерки выскакивает благородный дельфин пера. И причём без всякого Искусства. У тебя руки-ноги есть? Да, я на вчерашнее намекаю. Вроде большой уже мальчик, а думать ленишься. Сам посуди, какую кашу заварил. Трудно было этих крыс отлупить по-человечески? Теперь начнётся… Думаешь, люди Кроева такие же дураки, как он сам? Так что прошу – нет, даже приказываю! – впредь будь осторожнее. Ты не Искусник, ты простой русский журналист. Вот и действуй в рамках.

– Учту, мой князь, – поклонился Игорь. – Но должен заметить, что нам скандал с Кроевым на руку. Чем меньше во власти будет таких фигур, тем полезнее для дела.

– Аргументы? – прищурился Вадим Александрович.

– Аргументы я сто раз уже приводил. Но могу и в сто первый. Такое наглое, циничное зло не вписывается в рамки обычного здешнего зверства. Оно реакцию вызывает, возмущаются люди, и возмущённый разум у них кипит. В таком состоянии они открыты воздействию самых разных смыслов. В том числе и нежелательных. Энтропия понижается, понимаете? Князь, ну вот смотрите. Если б этот Кроев просто воровал по-тихому, пилил бюджетики, брал откатики – на него никто бы и внимания не обратил. Психология обычного человека – меня не трогают, и ладно. Ну, дороги плохие. Ну, детские пособия маленькие. Ну, цены на коммунальные услуги высокие… перетопчемся, перетерпим, сэкономим. А вот когда нагло отбирают твою собственность, чисто по-бандитски – тогда каждый подумает: а когда моя очередь? И столько, знаете ли, мыслей тогда появляется, такие горизонты могут открыться… Это как камень – на нём ножи могут тупиться, а могут и затачиваться…

– Гарран, – вздохнул Вадим Александрович, – ты ведь знаешь: мы не должны вмешиваться в политику. Просто права такого не имеем. То, что ты говоришь – оно не лишено логики, но и эти мысли – очень не новые, уж поверь старику. Я тоже это в сто первый раз отвечаю… Поэтому, – он выпрямился и внимательно посмотрел на Игоря, – постарайся больше ни во что подобное не влезать. Из этой истории выкручивайся самостоятельно, умения тебе хватит. По физику своему работай, по церковным делам не лезь, не потянешь. Следующая связь – через две недели. Надеюсь, к этому сроку у тебя по Таволгину будет ясность. Ну всё, малыш, ступай.

Вадим Александрович выхватил саблю и очертил клинком круг. Мгновенное движение – только травяной свет месяца отразился на полированной стали. А потом в воздухе возникла багровая окружность диаметром в человеческий рост, засверкала языками холодного пламени.

– Да, – напоследок добавил князь, когда Игорь уже одной ногой шагнул в плотную тьму, – босиком-то не ходи. Простудишься.

…Как всегда после связно́го сна, в первые секунды болели глаза. Игорь проморгался – и отпустило. Та же комната, тот же монитор высвечивает письмо неизвестного доброжелателя, та же чашка с недопитым чаем. И тебе, увы, снова тридцать пять.