Часть II
Впереди была бездна
Глава 8
За окном еще светало, когда он проснулся. Рано. Судя по октябрьскому времени на дворе, однако, всего лишь около семи часов. Ну, максимум полвосьмого – не поймешь с этими сумерками. Все равно, и встал рано, и поспал достаточно. Лег около девяти. Значит, сна часов десять. Куда уж больше даже с учетом возлияний.
Вставать не хотелось. Голова слегка кружилась даже лежа. А еще поташнивало. Не сильно, но чувствовалось. Хорошо, хоть не вырвало. Это в кровати-то! Во рту был такой вкус, словно ночью кошки всей округи опорожнились.
А всего лишь три большие рюмки. Водка все-таки, похоже, была не лучшей, хотя вчера шла нормально. Не зря говорят, что крепость водки определяют в тот же день, а качество – на завтра.
Саша решился, рывком сел на кровати, подхватил лежащую рядом на стуле рубашку правой рукой. Его почему-то чувствительно потянуло налево к стене. Вдобавок левая рука сегодня плохо работала и упорно не лезла в рукав, и он неожиданно для себя грязно выругался.
Что же такое с ним сегодня произошло? Именно не выматерился, а грязно выругался воздух едва слушающимся языком. Самому стало стыдно, хотя в номере его никто не слышал. Нет, тут дело не в водке. Саша пил не часто, но если уж получалось, то мог принять на грудь изрядно. И, кроме похмелья, ничего!
Он еще раз, внимательно следя за состоянием левой руки, попробовал засунуть ее в рукав рубашки. Рука была вялой и непослушной, словно он решил на спор засунуть вместо нее длинные палки в одежду. Когда-то нечто похожее у него уже было. В далеком детстве он во сне отлежал телом руку. Тогда она не работала также. Но минуть пять, не больше.
Рука кое-как попала в рукав. Следующим испытанием стало застегивание штатных пуговиц рубашки. На них он застрял надолго. Такие привычные пластмассовые кругляшки вдруг превратились в бойких непоседливых зверушек, постоянно выскальзывающих из рук. Пальцы левой руки не работали почти совсем, правой функционировали лучше, но чувствовалось – и с ними что-то плохое.
После пятиминутной борьбы, не застегнув ни одной пуговицы, Саша сдался. Черт с ней рубашкой, надо бы в туалет сходить, естественные потребности после ночи удовлетворить. Водка и соки настоятельно просились на волю. Он опустил ноги вниз и рывком, как всегда, поднялся.
Туалет в гостиничном номере был недалеко. Он попытался пойти, чувствуя, что будет пошатываться, но проверить этого не смог. Едва сделал шаг и упал. Левая нога, мягко подогнулась, словно не было ее, ватная палочка, а не нога.
Саша грузно полетел на пол. Голову наполняла непонятная апатия. Он даже не попытался встретить пол руками и больно ударился головой и грудью. «Еще получу сотрясение мозга», - подумалось нехотя. А то и синяки украсят лицо. Вот будет праздник всем коллегам. Зам генерального и участник пьяной драки в командировке.
На полу от окна дуло. В одних трусах и наброшенной на плечи рубашки было холодно.
«Надо бы обратно лечь на постель, - нехотя попытался он образумить себя, - это все от водки. Полежу пару часов, протрезвею, пройдет. Не лежи на полу, еще вдобавок простынешь».
Попытался подняться обратно на постель. Однако тело упорно не хотело подчиняться приказам, а мозг им руководить, плавая в каком-то бездумном тумане.
Максимум, что Саша смог – кое-как правой рукой стянул одеяло на пол. С огромным трудом завернулся в него, стало теплее и мягче.
«Полежу пока, пусть пройдет. Не звать же на помощь из-за такого пустяка. Стыдобище какое. Поехал в деловую командировку и напился до зеленых бровей, очухаться никак не можешь».
Через какое-то время (Час? Полтора? Два часа?) он сумел на полусогнутых ногах, хватаясь правой рукой за стену и за всевозможные предметы, сходить в туалет. Стало немного легче, хотя вялость не проходила. Левая нога и рука по-прежнему не подчинялись, хотя и были в наличии.
Он лег (рухнул) на пол и вновь завернулся в одеяло. Ложиться в оказавшейся невероятно высокой кровать, таща за собой тяжелое одеяло, не было никаких сил и возможностей.
«Наверно, уже рейс подошел. Кажется, в десять пятнадцать, - всплыла мысль, - или ноль шесть? Ничего банк не обеднеет. Улечу сегодня вечером, когда станет легче».
Кажется, он задремал. Или просто лежал в летаргической прострации, не желая принимать тяжелую реальность.
В двери щелкнул замок. Сил поднять и повернуть голову не было. Судя по шагам, в комнату вошло несколько человек. Отстаньте от меня, я не хочу понимать действительность!
- Александр Васильевич, что с вами! - услышал Саша голос директора.
- Надо вызвать скорую, - предложил полузнакомый голос, вроде бы горничной Любы. Все эти дни она неоднократно разговаривала с красивым и богатым постояльцем.
Ей что-то негромко сказали, похоже, на уровне распоряжения.
- Да, да, конечно, - охотно согласилась горничная Люба и, судя по шагам, вышла.
- Александр Васильевич, как же вы так? - увидел Саша обеспокоенное лицо директора, присевшую около него.
Он улыбнулся и попытался сказать, что все это пустяки, но вместо этого только замычал. Язык не желал слушаться обессиленного хозяина.
- Не говорите, - она встала, налила в стакан из графина на столе воды, попыталась напоить, но вместо этого только расплескала воды по лицу, одеяло и полу.
- Ой, да что это, - она взяла какую-то тряпку, похоже, полотенце и принялась вытирать пролитую воду. «Она явно растеряна, - с трудом дошло до обессиленного разума мысль, - не знает, что делать с больным ревизором, еще вчера всесильного, а теперь валяющего у ее ног».
Саша, видимо, задремал, поскольку, когда он опять начал ощущать действительность, в комнате вдруг оказались люди в белых халатах. Один из них осторожно ощупывал его лицо. Заметив, что он уже очнулся, четко спросил, внимательно глядя за реакцией больного:
- Что с вами случилось?
Саша промолчал. Вопрос, как говорится, был констатирующим. Напился, организм отреагировал неадекватно.
- Вы говорить умеете? - у врача относительно своего вопроса было другое мнение. И он ждал на него ответа.
- Да, - сумел выговорить Саша.
- Так что случилось?
Вопрос был к Саше, но ответила директор:
- Вчера у нас была корпоративная вечеринка, выпил, как и все. И вообще что-то с организмом, хотя принял на грудь немного. Может, отравился?
Саша с большим трудом вымолвил:
- Сегодя утйом пйоблема с левыми нойой и йукой.
Врач с серьезным видом записал наговоренную ему белиберду. Ни к кому не обращаясь, он выговорил в воздух страшные слова:
- Похоже, левосторонний инсульт. Сколько ему, тридцать пять? рано Надо госпитализировать в больницу. Там разберемся лучше.
«,Точно, инсульт, как же я сразу не понял, - проплыла в голове Саши вялая мысль, - жуткая болезнь, два шага до смерти».
Сам инсульт был шокированным недугом. Но известие о возможной болезни он уже слышал.
Однажды, где-то с полгода назад, ему по какому-то случаю пришлось побывать с медосмотром в больнице. Думал, что пройдет быстро – в его-то годы какие болезни! Но врачи проверяли все медленнее и тщательнее и, в конце концов, один из них, кажется, невролог, миловидная женщина лет подсорок, мягко и осторожно пояснила, что у него очевидны предрасположенности к инсульту – болезни, связанной с кровоизлиянием в мозг. А это или смертельный исход, или, в лучшем случае, частичный или полный паралич.
Она посмотрела на ошарашенного банкира, услышавшего такие страсти, ласково улыбнулась, пояснила, что предрасположенность – это еще не страшно, главное учитывать некоторые ограничения в повседневной жизни. Для него, с учетом возможной болезни и особенности его организма – нельзя курить, много пить, питаться жирной и острой пищей, нервничать и много работать. Если будут учтены эти крайности, то в остальном можно спокойно жить хоть до ста лет!
Но тогда он посчитал, что главное для него – уйти из этого ужасного здания. А уйдя, облегченно вздохнул и постарался забыть слова врача.Мало ли что. Вспомнил анекдот, что в современной России у имущего человека чего только врачи не обнаружат! Подумал, что у него этого не найдут. А когда начал разрабатывать американский проект (так счастливо развернувшийся) стало совсем не до того.
Невролог оказался прав. И теперь Саша отстраненно посмотрел на окружающих. Кто же знал, что все так печально закончится?
Теперь между ними пролегла страшная пропасть. Они – здоровые, а он умирающий. Он совсем беспомощный. Незаметно от окружающих Саша попытался пошевелить левой рукой. Рука послушалась. Окрыленный, он поднял ее верх. Ощущения говорил, что рука поднята верх. А глаза говорили, что ее нет. Он пощупал ее правой. Рука спокойно лежала. Ему просто показалось. Как все плохо. Сколько он протянет в таком плохом состоянии…
Саша едва не завыл от тоски и ощущения приближающего конца. Он не хотел умирать так рано. Впереди была блестящая карьера, много денег, спокойная личная жизнь. Хотя, нет, Оля, - он невольно улыбнулся, правда, счастливая улыбка сразу стала унылая и грустная.
А потом у него словно что-то оборвалось в душе. Пускай умрет. Он отстранено обвел глазами видимую ему часть номера, суетившихся медиков «Скорой», жмущихся к стенам работников филиала. Кажется, приходит конец. Пусть. Все рано или поздно умрут, он раньше, они позже. Кто же так думал, что он именно здесь – в Удмуртии – уйдет на тот свет. И здесь же навсегда останется. Вряд ли повезут хоронить в Москву. Родителей уже нет. А остальным зачем суетиться?
Саша хотел сказать, чтобы его в гостинице же и оставили, пока не умрет, но проклятый язык не слушался, а прокатывавшаяся волнами по телу вялость заставила закрыть глаза.
А-а, пусть что хотят, то и делают. Уже все равно. Он стал на прощание вспоминать всех – Жору, Володю, умерших стариков родителей, Олю… Оля!
Она встала перед глазами – красивая до упомрачения, яркая, смеющаяся чему-то. Он не захотел ее так оставлять и потянулся к ней. Рано еще умирать! Саша открыл глаза и уже осмысленно посмотрел на находящихся в номер людей. Надо лечиться, надо жить! Оля, Олечка, я приду к тебе снова!
Медики, закончив все формальности, переложили его на носилки. Воодушевленный воспоминаниями об Ольге, он пытался возразить, что и сам может подняться, силы еще есть, но перед лицом все поплыло. Он обессилено откинулся на носилки и уже не видел, как врач торопливо ощупывал пульс, пытаясь понять, умирает больной или просто ушел в дремоту от болезненной усталости.
Глава 9
- Да не убирайте вы руку! Себе только хуже делаете!
Саша с трудом повернул голову и увидел женщину в белом халате, сердито удерживающую его правую руку на краю кровати. В вену была введена игла с пластмассовой трубки от большой бутыли с лекарством, прикрепленной вниз головой на металлической штанге. Капельница. Его сейчас непрерывно прокапывали, держа на этом свете.
А он лечился. Что ему еще делать? Малоподвижное тело больше ничего не могло, только лежать и малоэффективно поддерживать личность Саши Иванова. А теперь вон в дремоте (в обмороке?) дернул руку с капельницей. Не специально!
Саша выгнулся, чтобы телу было поудобнее лежать с вытянутой вдоль кровати рукой.
- И вот так держите и больше не срывайте шланг! - неуклонно потребовала его мучительница (или спасительница) в халате.
Он попытался ее разглядеть. Стройная фигурка расплывалась, двоилась и троилась, и после нескольких попыток навести резкость, он добился лишь того, что на глазах выступили слезы.
Фигура в белом халате исчезла. Он забылся в легкой дремоте, прерываемой периодическими появлениями фигур, принимавшихся копошится около него. Правую руку временами сковывало болью – не очень удачно ставили новую капельницу, но затем тело окутывала легкость, Саша вновь впадал в дремоту.
Кое-как орудуя неподатливым телом и стараясь не шевелить правой рукой, он находил приемлемое положение и засыпал. Левая нога и рука совсем перестали слушать, зато отзывались нудной болью на каждое неосторожное движение. Время от времени левая нога по ощущениям отсыхала и отделялась от тела. Саша осторожно шевелил ногами – правой, появившейся новой левой и еще одной старой левой, пытаясь положить поудобнее образовавшуюся третью ногу и спрятать ее от врачей, а то еще будут ругать.
Палата периодически наполнялась непонятным уличным шумом. Он с интересом смотрел на возникающие в темное время суток яркие сполохи, которые оставлял, вроде бы, свет от фар машин. Или это было северное сияние. Разве в Ижевске оно бывает? Где оно вообще находится? Когда летел, ему сообщили, что это Урал. Но Урал протянулся на тысячи километров, от Заполярья до Средней Азии. Иди ищи!
Однажды две медсестры затеяли финансовый спор, в который Саша попытался вмешаться, но кроме мычания ничего не добился. Он разучился говорить. А сестры, не обратив на него внимания, сделали свое дело и ушли. Саша же остался лежать – неподвижный и безгласный, как месячный ребенок, всецело зависимый от этих людей в халатах и блуждающий в иллюзорных мирах поврежденного мозга.
Постепенно он научился узнавать, когда имел дело с реальностью, а когда с галлюцинацией – если левая рука, которая вообще отказалась признавать в нем хозяина, и поэтому он мог работать с ней только мысленно, нащупывала видимое им, значит, он видел галлюцинацию, а если нет, значит, ко нему кто-то пришел.
Санитары постоянно перемещали его по больнице то на койке, то на носилках из палаты в палаты и вскоре он потерял всякое чувство реальности, где и когда находится. Временами ему казалось, что он уже в Москве. В палатах, куда его вносили, находилось такое знакомое и родное. Но затем на некоторое время возвращалось чувство реальности, и вроде бы он снова оказывался в Ижевске, где вновь все новое и чужое.
А потом его перевезли в будущее, лет на двести вперед. При этом перевозка оказалась спокойной и будничной. Врач при помощи санитаров перекатил койку (она была на колесах) через порог очередной палаты. Яркий свет и огни города ХХIII века освещали палату. Здесь его будут лечить и вылечат. Ему вдруг стало очень жалко потерянных друзей и престижной работы. Он заплакал и плакал весь вечер, пока не уснул…
И снова иллюзия. Когда он очнулся, кругом были одни враги. С его инсультом, малоподвижного и уязвимого, его сначала незаметно вынесли на носилках, а потом положили в машину и повезли на встречу с известным врачом тайно ото всех. Он еле мог поворачивать голову и смотрел прямо вперед, умиляясь от храбрости своих спасителей. А те нервничали, ругая какого-то Савелова, в который раз не приезжающего…
Он оказался в Стамбуле, с интересом оглядывая в окна палаты на незнакомую городскую местность. Вокруг стояли незнакомые причудливые дома, а около их фундаментов плескался канал. Он не видел его – мешали стены, но почему-то твердо знал – там канал с водой. Его привезли сюда, чтобы лечить.
Пришел хирург, начал его профессионально ощупывать. Было весьма больно, но он терпел и только, как он полагал, еле слышно стонал. Пусть режут. Может хоть немного сделают лучше и легче.
Впрочем, это оказалось только началом. Появившаяся медсестра навалилась всем большим телом на вытянутую правую руку, чем отбила у него любой интерес к миру. Кряхтя от боли, Саша подумал, что если вам когда-нибудь наваливалось на вытянутую руку килограмм эдак шестьдесят и рука трещит и ноет от боли, то ничего в жизни уже не хочется. А хирург тыкал в его грудь длинным шприцом, протыкая чуть ли не насквозь с неприятным, хотя и не болезненным ощущением. При этом удрученно бормотал об излишней жидкости.
Саша же желал только одного – когда медсестра слезет с его руки. Врач, видя сырое от пота лицо больного, успокаивал, думал, что ему больно от шприца, говоря почему-то по-русски, а не по-турецки, что скоро уже все. Кивал бородкой, и дальше умело работал шприцем. А бедная рука плакалась и посылала в искалеченный мозг болевые сигналы.
Когда медсестра, наконец, отпустила бедную руку, встав с кровати, счастливее Саши не было во всем свете.
Он провалился в забытье, баюкая истыканную грудь и помятую правую руку. Побитый своей же кровью, перегруженный событиями последнего часа мозг сладко дремал, не желая знать, что творится в этом жестоком и занятом мире.
Где-то на грани реального и иллюзорного миров Саша разглядел Ольгу. Она наклонилась, и он увидел около своего лица обеспокоенные глаза.
- Ты как, милый?
Саша что-то прошептал и вновь провалился в забытье. Он был рад, что на этот раз ему привиделась Оля, а не очередное чудовище, типа мумия или зомби. И с этим светлым впечатлением оказался во сне.
Когда он очнулся, то снова увидел Ольгу теперь уже с ложкой в руках.
- Кушать будем, - ласково сказала она, - врач сказал, организм очень нуждается в еде. А ты отказываешься, как маленький ребенок. Что это такое?
«Если бы ты была на самом деле», - огорчился Саша и неуверенно потянулся к ней левой «мысленной» рукой, чтобы сразу покончить с красивой мечтой. Но дотронуться до нее не удавалось. Его прошибло горячим потом от радости. Значит, настоящая!
Саша посмотрел на нее счастливыми глазами. Откуда она здесь за сотни километров от ее жилья и налоговой службы?
- Открываем ротик, - почти пропела она, гладя по волосам на голове, - я больничный супчик принесла. Не бифштекс, конечно, ресторанный, вечером найдем что-то получше, а сейчас давай поедим щей. Хороши щи варят в столовой повара, из дерьма получается прямо–таки загляденье. С мясными субпродуктами.
Несмотря на воркование Оли, есть Саше совершенно не хотелось. Он умильно на нее посмотрел, но рта не открыл. Ольга настоятельно поднесла ложку ко рту – Ешь!
Саша промычал ей об отсутствии аппетита, но Оля сделала вид, что не поняла и настоятельно держала ложку с супом у рта. Пришлось проглотить. Еще раз. Потом еще. Не выглядеть же маленьким ребенком. Может зарыдать навзрыд?
- Ватит, - прошептал Саша.
- Хватит так хватит, - охотно согласилась она. Убрала ложку, положила прохладную руку ему на разгоряченный лоб, - спи, давай, родненький. У тебя сейчас работа такая.
Он послушно закрыл глаза и заснул. Как он был счастлив в этот момент!
Глава 10
Он не знал, в каком штате находился, но это была точно американская больница. И, кажется, где-то на границе с Канадой. Правда, говорили все по-русски, но бедной полуразрушенной голове не очень-то хотелось задумываться об этом, и она придумала что-то в свое оправдание. Саша поверил. Ведь это его голова.
Заснул он на кровати рядом с больным, который, чтобы сходить в туалет по-большому, оторвал какую-то трубку, выходящую из живота и намертво привязывающей с медицинской аппаратурой. Он только хмыкнул очередной галлюцинации, готовясь отправиться в сон. Однако набежавшие врачи начали срочную операцию, ругая и кляня добродушно отбрыкивающегося больного. Видимо, это была реальность. Под этот шум Саша и уснул, а проснулся уже в Америке.
Было светло, прохладно и многолюдно. Последнее его только обрадовало – надоело быть среди трех-четырех молчаливых больных, занятых своими болезнями. А то и просто одному в палате, если вдруг почему-то начиналась массовая эвакуация больных. Но когда к концу пятых суток его перевели из отделения реанимации и перестали таскать из палаты в палату, стало еще тоскливее.
Вновь появившаяся Оля сообщила, что благодаря ее усилиям (заплатила деньги и заполнила какое-то заявление) его поставили на статус коммерческого больного и него лучше материальные условия, чем у бюджетников. Это ведь только говорится, что у нас медицина бесплатная. Ха! У нас жизнь еще, говорят, лучше других. Скажите это подавляющему большинству россиян. То-то они удивятся.
Оля, кажется, оставалась в Ижевске, но около Саши была мало (или он ее не видел, пребывая десятки часов во сне). Вчера появилась на час, покормила, поболтала, потом опять исчезла, не сказав, когда появиться вновь.
А он скучал по ней, как может скучать человек, намертво привязанный к четырем стенам и счастливый хотя бы малейшему изменению. Ему казалось, что он даже любил ее, его лапушку, так заботящуюся о нем, как мама. И гадал, когда ему можно будет предложить ей выйти за него замуж, и боялся, что она откажется.
Пока же почему-то ему показалось, что сегодня его обязательно выпишут и отправят домой, в Москву. Саша уже забыл об Америке, твердо помня, что он в Ижевске.
И осеннее солнце, щедро заливая теплотой палату, поддакивало его мыслям, что нынче он будет отпущен. Кошмар последних дней завершится, он вернется назад в привычную жизнь. Сегодня у него уже не было капельницы. И вообще никаких лекарств, что увеличивало настроение. Он почти выздоровел, раз его не лечат!
Саша с трудом повернулся на левый бок, чтобы посмотреть, что там творится на другой стороне. На правый бок ему вообще не удавалось лечь – не подчиняющаяся часть тела камнем тянула вниз, и в мягкой постели ему никак не удавалось сопротивляться параличу – любой движение и он быстренько делал оверкиль.
Правда, когда он ложился на левый бок, тот через некоторое время начинал болеть, но тут уж приходилось терпеть.
Где-то ближе к полудню медики прикатили тележку. Холодная, высокая и неудобная. Две санитарки с трудом перевалили Сашу с низкой кровати в тележку, требуя не поднимать голову и вообще не прилагать с его стороны никаких усилий.
Тело срывалось, он автоматически пытался удержаться, что вызывало с их стороны недовольство и ворчание. Трудно тянуть двум женщинам тяжелое тело взрослого мужчины.
Ох, когда Саша, наконец, лег на холоднющую поверхность тележки, он почувствовал себя на седьмом небе. Его отсюда увозят – безлюдная палата за день надоела – и, может быть, даже выпишут. И тогда он вернется к обычной жизни, перестав быть бесправным больным Ивановым! Господи, за что мне такое наказание с этим инсультом? Как он теперь будет жить, если будет жить. Наполовину парализованный, немой? Зам генерального ему не быть точно. Ну а если простым служащим вообще не оставят, в школу придется идти, работать за копеечки?
Санитарки катили с ним тележку, спотыкаясь, когда колеса попадали в выбоины или врезались порог. Тогда они потихонечку чертыхались, опасливо поглядывая на больного – не случилось ли что. Не ругается ли, бедолага? А то, говорят, богатый банкир из Москвы, пожалуются начальству, а те церемониться не станут.
А Саша лежал и глядел в перемещающийся потолок и пережевывал философские вопросы, которые, в общем-то, сводились к двум вопросам – во-первых, не умрешь ли (?), во-вторых, не проще ли будет, если умрешь (?).
Тележка закатилась в небольшую комнату с русской печью, заставив Сашу удивленно вскинуться. Откуда здесь печь в современном полумиллионике? Еще, поди, работает зимой?!
Одна санитарка по пути незаметно испарилась, а вторая с интересом смотрела, как она, слабая женщина, будет тяжелого мужчину перекладывать. Тележка была высокая, а кровать низкая. Если бы она поставила задачу сломать Саше пару костей, то все условия к этому созданы. Просто скинуть и все. А в остальном, – он смерил расстояние – ему туда никак не спуститься.
Простая санитарка оказалась куда смышленее, чем зам директора банка с двумя высшими образованиями. Она вышла в коридор и позвала больного поздоровее. С его помощью Саша мягко брякнулся на кровать и удовлетворенно вздохнул. Привычная больничная постель оказалась получше различных мягких кроватей. Так устал, словно сам по больничным коридорам шел, да еще тяжелый груз на себе тащил.
К удовлетворению, однако, примешивалась немалая тревога. Похоже, никуда его выпускать не собираются, и рано он обрадовался. Пилить здесь ему и пилить без права переписки.
Конечно, нельзя сказать, что Саша это не чувствовал. Но все-таки какая-то надежда оставалась. Романтическая мечта, так сказать. А его грубо шмякнули face of table. И спросить не у кого – после ухода санитарки остался один-одиношенек в палате и заходить, похоже, никто не собирается. Даже помыть пол или поставить болезненные уколы.
В реанимации хотя бы постоянно находились люди, было шумно и не скучно. А здесь четыре стены, дверь и холодная белая печь. Все. Саша грустно огляделся. Ах да, есть еще больничный обед, оставленный напоследок санитаркой. Он посмотрел на тарелки. То ли поесть, то ли выбросить в мусорное ведро… Внезапно появился аппетит. Он даже удивился.
Саша начал примериваться, как бы ему приблизиться к стоящему на столе обеду. Раньше его постоянно кто-нибудь кормил. А здесь пища есть, аппетит есть, физической возможности не было.
Проблема заключалась в том, что левая сторона тела все еще была парализована. Рука и нога слегка шевелились, но и только. Ни ходить, ни нормально взять
Он посмотрел на еду взглядом буриданова осла. С одной стороны еда, с другой – возможность вольготно раскинуться в кровати. Надо учесть, рискованный поход за едой может кончиться печально. Ходить-то он практически не умеет. Он и лежит с некоторым трудом.
Поразмыслив немного и оценив уровень соблазна – щи с кусочком мяса на первое и макароны с винегретом на второе – Саша решил повременить. В конце концов, не так уж и сильно за день он оглодал от общепитовских изысков. Сюда все равно придут. Не может быть, чтобы не пришли. За тарелками ли от обеда, подлечить ли, но все равно придут. И тогда он попросит и его покормят.
Где-то невдалеке негромко работал телевизор. Кажется «Новости» на Первом. Живут же люди. Счастливые. Ау, народ, здесь есть кто-нибудь? Или замуровали, нехристи?
По коридору звонко простучали женские каблучки. Есть люди. Немного успокоенный, Саша задремал.
Разбудило его через некоторое время вполне естественное желание посетить одно место. Туалет, то есть, если непонятно. То ли после долгого отдыха, то ли в результате акклиматизации, но он стал разбираться в убранстве палаты и увидел, что в одном углу находится небольшое помещение, куда, однако, ему не попасть, оно выходит только в соседнюю палату, а вот в другом углу расположено нечто, похожее на искомое место.
Борьба двух диалектических противоположностей – благоразумным желанием остаться в кровати и жестким требованием организма подняться, закончилось полной и безоговорочной победой мочевого пузыря.
Постанывая от ужаса предстоящего рискованного путешествия, опираясь правой рукой за спинку металлической кровати, Саша кое-как встал на ноги. Шаг левой, шаг правой. Упор на левую по-прежнему был стратегической ошибкой. Ноги, как и раньше, словно не существовало, она с легкостью подвернулась, тело понесло влево, он грохнулся, больно приложившись к полу всей массой своего тела, в котором было 90 деноминированных, то есть доинсультных, килограмм.
Какое-то время, контуженный, он приходил в себя, проверяя наличие различных органов. Вроде бы все на месте.
Встать бы, - пришла Саше откуда-то вялая мысль, - холодно же. И неприлично на полу голому лежать. Не карапуз и не красна девица.
А еще больно. Левая рука оказалось под телом и страдало. Кое-как, при помощи правой руки, он ее вытащил и заботливо погладил. Не хватало еще сломать. И без того тяжело больной. Уйти бы как-то с полу.
Но сил и храбрости уже не было. Как он раньше бегал, прыгал и поднимал всякие тяжести?
Саша скорчился в позе эмбриона, пытаясь удержать тепло, пока к нему придут и помогут. Стало немного легче.
Он хрипло рассмеялся, понимая пикантность ситуации. Зам генерального директора, всегда отличавшийся особой щепетильностью к одежде и постели – не дай бог белье не свежее или простыня из дешевого материала, – теперь лежит голый на холодном линолеуме и ничего не может сделать. Подняться не было никакой возможности. И если сюда никто не войдет, то здесь тебе будут и постель, и туалет.
- Что это? - в открывшейся двери палаты появилось белоснежное существо и спросило на уровне ультразвукового тона. Похоже, не один он был в состоянии аффекта.
- Прилег вот отдохнуть, - с досадой пробурчал Саша, понимая идиотизм положения. Он, до инсульта и эвакуации в больницу, чувствующий себя чуть ли не раздетым, если манжеты вышли из-под рукава пиджака на большее количество сантиметров, чем положено, лежал голый в присутствии женщины и ничего не мог сделать.
- Я вам не санитарка, чтобы вас поднимать и обмывать, - гордо заявил сварливый ангел и непримиримо захлопнул дверь. Хорошо ей, здоровой и крепкой.
А Саша остался. Голый, обессиленный, обруганный – он лежал посредине зимней России и не знал что делать.
Ольга-Олечка, где ты моя родная? - вздохнул Саша. Какая-то крохотная галька, такая же горделивая и бестолковая, как минуту назад медсестра, твердо лежала на его пути, мешая лежать. А ведь линолеум и так не перина!
Чувство безысходности захлестнуло его с такой силой, что он пожалел удачного исхода инсульта, всего лишь немного не убившего его. Лучше бы убил. Зарыли бы сейчас в землю на два метра в глубину и никаких проблем.
Ну и что он будет делать, какой бизнес-план составит? Саша оглядел свое голое тело, покрытое пупырышками от холода и синяками от неоднократных падений, безвольное и глупое, как и вся Россия.
Дверь снова противно заскрипела, как металлом по стеклу.
- Саша, ты чего так лежишь?! Куда персонал смотрит!
В проеме двери стояла Оля – во плоти и такая ярко-красивая, что он зажмурил глаза.
- Вставай, - потребовала она непреклонно, - хватит женщин соблазнять своей наготой, донжуан. Стоит только тебя одного оставить, сразу норовишь мне рога наставить.
- Неужто я так красив, - пробурчал Саша, протягивая руки. Вернее протягивал он правую, а левую мозг только думал, что протягивает. Она по-прежнему, предательница, лежала на линолеуме и отказывалась работать.
Оля торопливо присела к нему, прикоснулась холодного пола, удивленно ойкнула и торопливо помогла подняться на правую ногу и лечь на кровать. Саша никогда не думал, что его женщина такая сильная. Лично у него имеющихся сил оставалось лишь повиснуть мешком на ее плече. Она сама доволокла и уложила его на постель, а потом укрыла одеялом неприличную наготу.
Саша снова оказался в кровати, – в тепле и укрытии. Счастье-то какое! Оля спустилась к нему, как ангел к несчастному Иову, голому, голодному, одинокому среди большой толпы людей. И он смотрел на нее, как на ангела. Саша и раньше знал, что Ольга красива, но сейчас прекрасней ее не было на свете. Ведь она была ему, как роженица новорожденному – красивей и лучше всех женщин.
Он кое-как протянул правую руку и погладил ее по затянутому блузой боку. Спасибо тебе, маленькая, этого я тебе никогда не забуду, и буду всегда любить.
Ольга не разделяла его сентиментального настроения. Она присела на корточки, мягко, но твердо убрала его руку и лишь потом, не отводя взгляда с его лица, строго спросила:
- С тобой все в порядке?
В ее голосе было так много беспокойства, что по тело прошла горячая волна благодарности. И удивления – он еще ходит по краю могилы, раз она так тревожится?
- Я в по-ядке, - наиграно весело сказал Саша непослушным языком. Эта наигранность отобрала у него последние силы, и он обессилено откинулся на подушке. Он был еще слишком слаб и болен для игры в самостоятельного человека.
Ольга тоже не обманывалась по поводу его здоровья. Видимо, проконсультировалась у врачей. Поправила его спутанные ноги (для нее – два, для него – три), спросила:
- Тебе надо утку?
- Надо, - со вздохом признался Саша.
- Позвать никого не сумел? - строго спросила она его, как маленького мальчика.
Будь это добрые доинсультные времена, он бы взорвался, сказал немало неприличных слов, а сейчас просто промолчал, умильно глядя на внезапно возникшую спасительницу.
- Так, - сказала она и откинула одеяло.
- У-у, - возмутился Саша, возмущенный дискредитацией мужской половины человечества.
- Я знаю строение мужских гениталий, - строго сказала она, - и вообще, и конкретно твоих тоже. Держи утку. Да не так надо приспосабливать! Ведь мимо же пойдет, прямо на кровать. Вот ведь мальчишки несмышленыши!
- Ну, тогда хоть отвернись, - попытался Саша сохранить остатки мужского самолюбия.
Ольга собиралась сказать что-то ехидное, но, увидев, какой он беззащитный и слабый, отвернулась. И он быстрехонько сделал свое дело. Тут она не мешала. Но затем внимательно осмотрела простынь на предмет сухости. Прямо как у маленького ребенка. И смешно, и грустно.
Саша мысленно покачал головой уже лежа на кровати, а затем заснул сном этого самого ребенка, умиротворенный и спокойный в первый раз за бесконечность дней с начала болезни.
Не долго. В коридоре уронили что-то металлическое и пустопорожнее. Звук получился сочный и громкий, на все огромное здание. Он проснулся.
Во сне Саша почти летал – ходил по Москве еще здоровый и самоуверенный. Это было так хорошо и приятно. Так же хорошо, как сейчас плохо. Организм аккуратно напоминал, что он тяжелобольной и нечего рыпаться и несбыточно мечтать. Левая сторона тела затекла и сейчас, когда он кое-как, с помощью Оли, повернулся на правый бок, ее пронизывало тысячами иголок. Особенно было больно ногу. Он даже застонал, досадно и противно.
А тело было по-прежнему вялым и по-прежнему чужим. Ты теперь паралитик и, скорее всего, инвалид. Просить будешь у магазина?
Он поискал по палате взглядом Ольгу. В комнате никого не было и ни что не говорило о ее присутствии. Неужели у него опять была галлюцинация? Но ведь только что помогала поворачиваться
Его прошиб холодный пот. Расстроенный и пришибленный, он кое-как повернулся к стене. Жить не хотелось. В маленькой комнатке со стенами, с отбитой краской и немудреной мебелью в виде двух кроватей, двух стульев и самодельного стола – поставленной на попа тумбочкой, ему предстояло жить в тоске и одиночестве. А то и умирать – кто ж его знает.
Дверь противно скрипнула.
- Саша, вставай, пора ужинать.
Голос Ольги мановением волшебной палочки изменил его настроение. Словно в этот унылый ноябрьский день вышло солнце и осветило серую комнату яркими золотистыми лучами.
Он завалился на спину. Это получилась у него лучше всего. А потом счастливо улыбнулся своей спасительнице и кормилице, стоящей посреди комнаты с подносом – дарами больничной столовой.
- И чем ты нас будешь кормить? - родился у него деловой вопрос.
- Кашей, - улыбнулась Ольга, - тебе очень полезно ее есть, так что будь паинькой. Организм возрождается, а здесь масса ценных питательных веществ и энергии.
Каша так каша, в его положении не стоит привередничать. А приедем в Москву, он будет угощать свою малышку ананасами с шампанским и седлом дикой козы.
- Будем, - решительно сказал Саша, выпростал из-под одеяла правую руку с намерением взять появившуюся в сфере глаз ложку.
Однако Ольга ловко задвинула руку обратно под одеяло, приподняла голову, подоткнув подушку горкой, после чего объявила:
- Не дергайся, кормить тебя буду я. Это я по привычке сказала вставай, пока ты будешь лежать. Вспоминай фильмы с пикантным содержанием, как наложницы кормят своих господ, а они только челюстями шевелят.
Саша показательно вздохнул, томно взглянул на нее.
Оля строго посмотрела на него:
- И не строй глазки, врач сказала, положение у тебя остается сложным, поэтому забудь, где мужчина, где женщина. Тебе надо лечиться. Открывай рот. И не думай, что тебе ничего не будет стоить кормежка. Выздоровеешь, я с тебя все долги сдеру. Месяц проживешь в моей постели. Есть вопросы?
Она вновь поднесла ложку ко рту, заботливо кормя его.
Саша заулыбался и подчинился, опасаясь, как бы Ольга опять не исчезла. Слишком часто в последние дни он часами жил в галлюцинациях, считая их действительностью. Вдруг и Ольга ему вновь привиделась.
Он проглотил очередную порцию каши, вытащил все-таки руку из-под одеяла и положил ей на колено, цепляясь за свою мечту.
- Ну, на выздоровление пошел, - смеясь, заключила Ольга, - подержался? А теперь прячь обратно под одеяло. Рано тебе еще вспоминать о сексе.
- Отчего так грубо? - запротестовал Саша, - только попробовал, настоящая ты, или мне привиделась.
Ольга убрала полупустую тарелку и, наклонившись, поцеловала его в лоб.
- Ах ты, кавалер мой бесштанный, да разве я хотела тебя обидеть. Спи, очухаешься, тогда и начнешь активничать. А пока я буду тебя постоянно контролировать и помогать.
Саша посмотрел на ее смеющееся лицо. Опять вздохнул. Ох, влип я с этим инсультом. Сначала чуть не умер, потом мучаюсь сам и мучаю других. Вот ведь козявка несчастная!
Есть больше не хотелось. Несмотря на требования Ольги, он решительно лег на бок, чтобы вздремнуть. Нельзя постоянно потакать женщине. Иначе она с тебя не слезет. Это последнее, что он подумал перед сном и уснул с самодовольно улыбкой.
Глава 11
Дверь в его палату решительно распахнулось, из чего Саша пришел к мнению – идет хозяйка. Так оно и оказалось. Пришла лечащий врач Клавдия Сергеевна. Имя-отчество, разумеется, он узнал позднее, а пока смотрел на теплые глаза немолодой женщины, видевшей уже практически все и ничему не удивляющейся. Задала дежурный вопрос:
- Как самочувствие?
Он стандартно ответил на ставший уже обычным вопрос. А потом позволил выполнить ставшие уже привычными процедуры.
Врач ловко узнавала посредством приборов его самочувствие, легко отметая любое довольно неловкое вранье.
Саша все же попытался поставить себя на одну плоскость со здоровыми:
- Мойно я буду чийать книжку, мне пойему-то ничго не дайут. Лежу, скучаю.
Врач так удивилась его предложению, что аж руками взмахнула.
- Лежите и ни о чем не думайте. Какая книжка, вам нельзя сейчас ничем заниматься умственным. Только лежать. Даже есть извольте лежа. У вас мозг после удара еще не пришел в покой, поврежденная часть двигается, а вы требуете разрешить читать. Лежать, и еще раз лежать. Сколько вам лет, - она заглянула в бумажки, - тридцать пять. Вот все эти тридцать пять лет вы мучили свой организм вредными привычками и напряженным трудом. Дайте же ему хотя бы сейчас отдохнуть. Не читать, старайтесь даже не думать. Просто отдыхайте и дайте ему выздоравливать. Через несколько недель вы вернете себе требуемое!
Саша откинулся на кровати, сломленный натиском врача. Лежать и еще раз лежать. Это понятно. Но как это не думать? Dum spire, spero. И думаю!
Ольга сидела невдалеке от кровати Саши и внимательно слушала. Можно было не сомневаться, что сейчас произойдет гендерный сговор двух женщин. После чего одна будет приказывать, вторая трудолюбиво и творчески выполнять, а Саша станет подопытным кроликом. Эй, мы так не договаривались!
Так и произошло, как он полагал.
- Проследите, пожалуйста, за сим прытким молодым человеком, чтобы он лежал смирно, и ни в коем случае даже не отрывал голову от подушки. Максимум, сантиметров на двадцать. И то лучше не рисковать. Раноеще. Сейчас я пропишу ему разные нужные лекарства, а вы, мужчина, строго выполняйте все указания.
Клавдия Сергеевна строго посмотрела на него, как на нашкодившего малыша.
Саша сделал смиренное лицо. Как ребенок! И тому так хочется стать взрослым (хотя бы здоровым), а ему не дают. А что делать?
Саша натужно покряхтел, показывая, как он страдает, и смирился. Не плакать же от горя.
Стало тихо. Врач, похмыкав, ушла, а Ольга, судя по постоянной оглядке на него, собиралась выполнять роль бдительного сторожа.
Впрочем, через полчаса пришла медсестра, посадившая его на иглу. Четыре капельницы и несколько уколов заняли Сашу до самого обеда. Ольга в это время занялась привычной женской работой – стиркой. Сколько, оказывается, грязного белья оставляет за собой человек за каждые сутки!
А вечером они сидели (он лежал) и болтали. Как целомудренные жених и невеста благородных семей девятнадцатого века, даже не касались друг друга. Правда, в подлиннике жених не лежал в присутствии невесты, ни в штанах, ни без оных, но тут уж ничего не поделаешь. Положено!
- А помнишь, как в детстве, было так интересно смотреть индийские фильмы? – спрашивала она, теребя свои волосы скорее по привычке, чем по какой-то другой надобности.
- Да уж, - оживлялся он, вспоминая детские годы, путь и не столь беззаботные, как любят о них говорить, но, по крайней мере, здоровые, без оглядки на больное тело.
А потом Саша стал гладить ее по руке, по коленку.
- Выйдешь за мейя зайуж?
Она слабо улыбнулась.
- А тебе этого хочется?
-Да.
- Тогда, наверное, выйду.
Теперь улыбнулся Саша.
- Интейесно ты говойишь.
- Все у нас будет, - закруглилась она, - главное, тебе выздороветь.
Главное ему выздороветь. Саша глядел на нее и жалел, что не разглядел раньше, не женился. В конце концов, ему уже шел четвертый десяток. Пора остепенится. Чего он колебался? Не только красавица, но и хорошая подруга! Поехала за ним за тысячи километров, как жена декабристов, хотя могла равнодушно ждать. Никто бы ее не осудил. И тем более, не стирать трусы, в принципе, чужого мужчины.
Оля легла на свободную кровать, усталая от каждодневных хлопот. В комнате была вторая кровать – специально для человека, ухаживающего за больным. Медперсонал понимал, что за совершенно беспомощным человеком типа Саши они не могут уследить каждую секунду и не только предлагали, а настаивали, чтобы кто-то из родственников находился рядом с ним непрерывно. Вот и стали мы родственниками, Ольга. По крайней мере, в глазах медиков.
Перед тем, как лечь спать, она целомудренно выключила свет. Чертыхнулась, наткнувшись нечаянно в темноте на стул, Зашуршала снимаемая одежда и, наконец, заскрипела пружинами кровать. Его кормилица и поилица облегченно вздохнула в преддверии небольшого и такого желанного ночного отдыха.
Глядя на палату, на предложенную больному и его, скажем так, родственникам мебель, можно легко представить, насколько отечественное здравоохранение содержится по остаточному принципу. Эти кровати – развалюхи никак не младше самого Саши. Ветераны стационарных боев. Сколько сот человек на них пролеживали свои далеко не лучшие дни. Кое-кто выздоравливал, а кое-кто… Стоп, об этом лучше не надо.
Отрываясь от тяжких дум, Саша пошевельнулся, чтобы проверить, насколько ему подчиняется родное тело. Плоховатенько, хотя и не так, как сразу инсульта.
Услышав шум кровати подчиненного ей больного, Оля повернулась так, что пружины кровати с натугой завизжали. Тяжелая девушка.
- Ты еще не спишь, Саша?
- Неа, но засну, ты не бепокойся.
- Снотворного не надо?
- Нет, я хойошо спью.
Она встала с кровати, огласив окрестности очередным воем пружин. Рука погладила его лоб, а потом пошла вниз, на грудь, живот.
-М-м, - запротестовал Саша.
Оля засмеялась и убрала руку.
- Ложись ко мье, - предложил Саша.
- Нет, - она снова засмеялась, забралась под визг и вой на свою кровать, - врач категорически запретила любой секс. И даже намеки на него. Говорит, что многие больные инсультом, особенно мужского пола, умирают от амурных дел, поскольку во время него повышается давления, а это очень опасно.
Саша невольно улыбнулся в темноте. Слишком уж хорошо думает о нем врач. Мужчина, самец, обезьяна… Какой секс, он до сих пор ложку поднять не может даже правой рукой, кормить приходится Оле.
Нет, главное сейчас выздороветь. Надеюсь, он не останется паралитиком-калекой. На миг ему представилось, что остаток жизни ему придется провести в кровати – безнадежный, беспомощный, живущий за счет помощи других. НЕТ!
Он постарался отогнать мрачные мысли, повернулся на парализованный бок – так было легче заснуть, а то, если он оказывался на верху правым боком, Саша чувствовал себя кораблем с неправильно расположенным грузом, готовым перевернуться в любой момент – и отогнал любые мысли на завтра. Спать, сегодня уже нечего делать, кроме, как спать!
Так день шел за днем – заполненная процедурами первая половина дня, когда медсестры ставали буквально в очередь с уколами, процедурами и таблетками, обед, тихий час и длинный муторный вечер, не обещающий ничего хорошего. Он мог только одно – лежать, чем и занимался, переговариваясь с Олей. Точнее, она говорила, а он отвечал отдельными звуками, то соглашаясь, то протестуя.
Или думать вопреки прямым приказам лечащего врача. А как иначе?
Постепенно лечащий процесс, вроде бы никак не сказывающийся, все же подействовал. сколько в него за эти дни влили и вкололи.
В октябре месяце он словно родился во второй раз. И сразу весом в девяносто килограммов и ростом в метр семьдесят восемь сантиметров. Паралич заметно уменьшился в объеме. На правые конечности болезнь вообще никак не сказывалась, и даже левые конечности стали реагировать на команды мозга. Нога и рука оказались рабочими. На ногу можно было кое-как наступать, а рука начала реагировать не только мысленно, но и физически.
Говорить выучился в неделю. Во всяком случае, хоть и с дефектами, но люди его стали понимать. По всем статьям в книгу Гинесса. Хотя на счет Гинесса он, конечно, пошутил, но сам процесс реабилитации радовал его самого. И он буквально оживал, считая, что все уже позади. Наивный простачок!
Увы, очень скоро Саша убедился, что больница – это лишь один круг в преисподней. И сколько их еще будет и еще не вопрос, что следующие будут легче.
Впрочем, уже в больнице, размышляя о возможной жизни в банке по второму кругу, Саша все больше понимал, что вряд ли она будет легче. Может быть не так скучно и ошеломляюще, но трудно. Очень трудно и сложно.
И не потому, что его коллеги и начальники козлы и сволочи, готовые в любой момент сунуть в спину нож больному коллеге. Нет, конечно, есть и такие. Но большинство – это нормальные люди. Просто такова жизнь в бизнесе. Напряженная деятельность, которая не щадит ни своего здоровья, ни остальных. Не зря, и когда дают характеристику крупному коммерсанту, обязательно подчеркивают – здоровье железное, работоспособность высокая. А остальные бизнесмены до этого уровня частенько не дотягивают. Они являются обычным грунтом, становящимся фундаментом для крупных бизнесменов.
Все работают, трудятся, рвутся вперед по телам ближайших. И он был таким же. Шел по телам остальным вперед. Дошел до заместителя генерального директора. И все, скис.
Как там пел Высоцкий в «Чужой колее»: «Вот и ко мне пришла беда, стартер заел». Он тоже в охотку пел эту песню под водочку да коньячок. Теперь песня стала обычным медицинским диагнозом.
Саша почувствовал, что ему, скорее, надо не карьерой заниматься, а привести в порядок искалеченное тело и, самое главное, не попасться под второй инсульт. Грустно подумал, что и после первого-то он превратился по весу мозга в питекантропа, а после второго доползет до лемуров. Если вообще выживет. С кровоизлиянием в мозг шутить нельзя. Получить легко, выкарабкаться сложно, если вообще возможно.
Сейчас он похож на кого угодно, только не на активного деятельного человека, менеджера из высшей финансовой прослойки. Полутруп какой-то.
Когда утром просыпается, левая сторона бревно – бревном. Хотя повод для оптимизма, конечно, есть и весьма большой. За те дни, что он провел после выписывания из реанимации, тело стало лучше слушать команды. А значит, мозг начал выздоравливать. Только вот вставать ему все равно не разрешили. Как и самому есть. По-прежнему Ольга его кормила с ложечки, как маленького ребенка. А он как маленький ребенок капризничал, не желая принимать пищу. Единственно, что отличало его от дитяти – заросшее волосами лицо. Ольга кое-как подстригла, а потом показала в небольшое зеркальце. Саша подумал, и решил, что выглядит довольно мужественно с бородой и усами, но сбрить все равно будет надо – не в его положении старить вид. И так одним махом состарился на черт знает сколько лет.
И главное – стараясь вылечится от первого инсульта, он спиной (если не хуже) чувствовал легкое касание второго. И, значит, требовалось вести растительный образ жизни. Ты готов быть лютиком или ясенем?
Жизнь сократилась для него до размеров его палаты четыре на четыре – до размеров одной палаты, какой мог достать его взгляд по горизонтали. Жизнь мухи, видевшей только одну плоскость.
Поначалу он не мог оценить тоску бытия, занятый медицинскими процедурами и страшно ослабевший. Потом потихоньку организм приходил в себя, а процедуры сокращались. Жить становилось все скучнее и даже тоскливее. Если бы не Оля, что б он делал, неизвестно. Получил бы второй инсульт от тоски и безысходности?
Движимый любопытством и обычным интересом, он решил узнать, как она оказалась в Ижевске. Ведь в первоначальном варианте Оля здесь никак не предусматривалась. Как бы между делом, спросил.
Олю с ее большим опытом эксперта налоговой политики он обмануть не смог. Точнее, обхитрить. Она бросила на него чуткий взгляд и усмехнулась. Наклонилась над ним, суровая и тяжелая, как грозовая туча, грозящая молниями и грозой.
Саша на всякий случай прикрыл глаза и сделал выражение пай-мальчика. Дескать, он только спросил.
Мягкая и в то же время тяжелая рука ласково прошла по лицу, чувствительно дернула мочку правого уха.
- Ой! - осмелился озвучить Саша ее агрессию.
Оля засмеялась. Потом посерьезнела:
- Знаешь, когда в тот день ты не прилетел в обозначенное время, сначала все подумали, что возникла проблема с самолетом. С твоей-то точностью и обязательностью.
Позвонили в аэропорт, нет, самолет прилетел. И телефон твой не отвечает. Тогда позвонили в местный филиал узнать, куда они дели грозного проверяющего. Так и узнали о твоей тяжелой болезни.
- Ты как прилетела? - глядя на нее снизу вверх,спросил Саша.
- А вот так и прилетела, - улыбнулась Оля, - вы чем-то недовольны, мой генерал?
- Куда бы я без тебя, - улыбнулся в ответ Саша, - просто поражаюсь, взяла и приехала. Тебя еще женой не называют?
- Кое-кто называет.
- И как?
- Так я еще ею не являюсь.
- Ах, так! - Саша попытался поймать ее правой рукой, но Оля увернулась, а потом взяла его руку в свою и начала гладить.
- Вот подожди, подлечишься, станешь тем, кем был.
От нее веяло такой уверенностью, что он на миг поверил в скорое прибытие этого времени. Врач тоже навевала оптимизм. То есть, большей частью она молчала, но ее манипуляции давали понять, что тело выздоравливало.
Здесь было понятно. Прошедший инсульт уже не грозил ни смертельным исходом, ни даже новым физическим увечьем. А вот что будет после, он совсем не представлял. А предчувствия были одни нехорошие.
Между тем, через несколько недель после его появления в палате его врач решительно сказала:
- Хватит валяться на постели, Александр Васильевич, пора понемногу подниматься и подключаться к обычной жизни. После инсульта прошло достаточно время.
Это было столь радостное сообщение, что он почувствовал небывалый прилив сил. Кажется, он возвращается в ряды самостоятельных людей? Сам будет ходить и кушать! Хотя бы медленно и понемногу.
Много ли оказывается человеку для радости надо – стать слегка самостоятельным и сбежать из больницы.
- А когда? - спросил он, боясь спугнуть своей нечаянной радостью.
- А прямо сейчас, - просто сказала врач, - только осторожно.
Медленно, с помощью медика и Оли, он сел. Мир из плоского, двухмерного превратился в объемный. Он почувствовал, как закружилась голова. Врач это тоже почувствовала, и он снова оказался в лежачем положении.
- На первый раз хватит, - прокомментировала она, - а там видно будет. Ускоряться не надо. Скоро только кролики плодятся.
Саша для начала был счастлив и этим. Главное, он продрался через круговерть несчастий. Начал выздоравливать. Скорей бы еще вернуться домой, в свою уютную двухкомнатную квартирку со всеми удобствами, остаться одному хотя бы на несколько часов. И все делать самому, а не находиться в зависимости от окружающих людей. А то ведь и поесть, и в туалет…
Очередной подъем на кровати он произвел только на следующий день. И то Клавдия Сергеевна перед этим полчаса его выспрашивала, не болит ли голова, нет ли темных пятен перед глазами. Как общее самочувствие.
Нет, он чувствовал себя хорошо. И Клавдия Сергеевна дала добро.
Его снова приподняли, заставив ощутить рождение мира. Саша сидел, жадно впитывая всеми чувствами, какая же она большая вселенная! О господи, когда же он станет ходить!
Впрочем, у врача был свой неспешный железный график. Только через неделю она разрешила ему опустить с кровати ноги. А еще через неделю торжественно объявила после прощупывания, простукивания и измерения разных параметров, что вот пора и идти. Во рту у Саши пересохло, когда он, при помощи двух женщин встал. Ноги дрожали, что здоровая, что больная. После месяца лежания и ничегонеделания обе расслабились и забыли, как надо ходить и держать тело. Пришлось напомнить.
Женщины закряхтели, почувствовав вес его тела. Но в следующий миг дрожащие ноги все-таки приняли на себя вес качающегося, как на ходулях, тело. Саша поплотнее прижал к себе Олю и сделал шаг. Ну, прямо-таки младенец с мамкой. Правда, слишком тяжелый и грузный, лицо Оли раскраснелось от натуги. И все-таки он пошел!
Несколько шагов дались тяжело. Нет, он не дышал тяжело, сердце не билось бешено, зато шумело в голове, а перед глазами шли круги.Его опустили на кровать, где несколько минут пришлось приходить в себя.
Кажется, дело окончательно пошло на поправку. Если не в целом по жизни, то хотя бы в медицине все стало хорошо.
Глава 12
Через две недели, Клавдия Сергеевна, после долгих колебаний, под Сашины уверения о здоровом образе жизни и долгом качественном лечении, выписала его из больницы. Она и дальше бы продолжала мучить его и колебаться, но больница была переполнена, а в Москве, как было ясно всем, у человека с деньгами в кармане лечиться возможностей было больше. Ее смущали два момента – долгая довольно трудная дорога в поезде и его желание лечиться.
- Знаю я вас, трудоголиков, - ворчала врач, с подозрением глядя на Сашу, - выйдете из больницы, немного полегчает, и забудете про полноценное лечение. А вам и работать-то не надо бы. Наработались уже, теперь отдыхайте.
Саша благодарно кивал, соглашался, не собираясь ни в чем ей возражать. Клавдия Сергеевна вытащила его с того смерти и поставила на ноги. Ругаться с ней по каким-то глупым пустякам, да и вообще выражать недовольство было бы откровенным хамством.
Окончательную точку поставила Ольга, быстро договорившаяся с одним из медицинских столичных Центров о дальнейшем лечении и реабилитации. После того, как Сашин лечащий врач поговорил с Центром через Олин телефон, она без всяких колебаний дала добро на лечение в этом учреждении. Еще бы, с ней беседовал начальник Центра в ранге академика! Клавдия Сергеевна капитулировала.
- У нас здесь возможности небольшие, - сказала она на прощание, - глядишь, в Москве вас на ноги поставят и, может, вообще вылечат.
Последние слова, правда, она произнесла с сомнением, но то, что московские условия будут лучшими, не сомневалась.
Так и поехали.
Ольга купила в интернете два билета в СВ. Непонятная дороговизна железнодорожных билетов в России по сравнении с доходами отпугнула пассажиров. И, как они и предполагали, никакого дефицита не было.
Роскошное медицинское такси, вызванное специально для Сашиного отправления из больницы, стояло, как штык. Роскошное, потому что ехать в нем ему предстояло лежа. Как и дальше в поезде.
Вертикальное положение было ему пока заказано. Ольга на этом, получив консультации не только с Клавдией Сергеевной, но и с московским академиком, стояла железно и смотрела, как злостного неплательщика налогов. Саша, несмело попросив поездку на своих условиях и немедленно получив в лоб (к счастью, морально) в виде небольшой истерики, отступил и больше не настаивал.
Колеса лязгнули. Тепловоз ухнул, поднапрягся и потащил поезд с Сашей из Ижевска в Москву. Рядовая командировка, обернувшая столь тяжелыми условиями, если не сказать смертельными, кажется, заканчивалась, как страшный сон.
Он откинулся на подушку, утомленный перегрузками во время переезда от одного места на другое. Все-таки, как он не храбрился, а был еще слабым. А под перестук колес так хорошо засыпалось. Саша незаметно для себя задремал.
На очередной станции неопытный машинист слишком резко тронулся с места. Вагон дернулся, сладко спавший Саша едва не упал от рывка на пол. Он открыл глаза и не мог сразу понять, почему его койка в надоевшей палате вдруг повела себя необъезженной кобылицей.
Пока он медленно соображал, Ольга придавила его своим телом, не позволив упасть с постели вниз.
- Однако, - попытался пошутить Саша, - обычно кавалер находится сверху, а не дама. А тут у нас наоборот. Как на Западе, нетрадиционная пара.
- У тебя одно на уме, - парировала Ольга, - ведь чуть не упал. Поломал бы руки или ноги. Вот счастья-то бы привалило! Отвык ты ездить на поездах, отвык. Когда последний раз был на железной дороге?
- Давно, в прошлой жизни, - Саша рывком сел и немедленно получил горячий нагоняй, закончившийся вопросом-выводом:
- Зачем так резко поднимаешься. Хочешь еще один инсульт на свою голову получить, дурачок?
- Ладно, - примирительно поднял руки Саша (мысленно – обе, в реальности – только правую), - больше не буду. Я же не специально, просто немножко подзабыл и немножко увлекся.
Он действительно забыл о своей тяжелой болезни, вокруг которой крутились все его события. А еще, проснувшись сегодня, Саша лежа почувствовал себя почти здоровым. Но все-таки резкий рывок произошел не из-за этого, а из-за рефлексов.
Он подумал, что приучить к пониманию своей инвалидности, нет, тяжелого нездоровья, придется привыкать не только сознанию, но и телу. А то привык к резким движениям…
Поезд подходил к Москве утром. Саша так хотел встретить Москву, но ослабленный организм подвел и он проснулся уже на вокзале от прикосновения Оли.
- Вставай, лентяй, поезд пришел.
- А что раньше не разбудила? - прозвучало совершенно по-детски.
Оля только хмыкнула:
- Ничего, столица, как видишь, не убежала. Вставай, только не быстро, а постепенно.
Схватилась за запевший мобильник.
- Да, да, мы готовы. Сейчас выйдем, - она повернулась к Саше, - «Скорая» за тобой приехала. Сейчас поедем баиньки.
- А разве я не домой еду? - растерянно спросил Саша.
Ольга решила сразу жестко отформатировать его будущее и твердо заявила:
- Еще чего. Сейчас ты поедешь прямо в реабилитационный Центр.
Саша расстроено посмотрел в окно. В тайне он надеялся сразу поехать домой, отдохнуть и забыться. Конечно, понимал, что слишком слаб и еще слишком болен. Но так хотелось оказаться дома! Чтобы, как раньше, быть сильным и самостоятельным. Без врачей, их надоедливого внимания и зачастую профессионального хамства. В домашних условиях, а не в казенных стенах. Эх!
Но раз надо, так надо. Олю не переспоришь. Саша постарался успокоиться и не идти за эмоциями. Посмотрел в окно вагона.
Там то и дело маячили спешившие по своим делам люди. Кажется, и к нему могут подойти. Он поспешил одеться и быть готовым к выходу.
Действительно, вскоре в дверь купе постучали, а затем вошли люди в белом, которые катили каталку. Видимо, теперь ему никогда без них не обойтись.
- Добрый день, - улыбчивый мужчина средних лет, из тех, кого женщины называют красивыми, сразу вызывал симпатию. И не красотой, а добротой, которая прямо-таки светилась на его лице, - машину нашу сюда не пропустили, сказали, что не положено. Но мы привели коляску-каталку, надеюсь, хватит.
Саша пожал плечами в сомнении. В принципе он прошел бы по вокзалу и пешком. До метро или до такси недалеко. Но Оля жестко сжала плечо, предупреждая, чтобы не болтал глупости, и он счел за лучшее промолчать.
Инвалидная коляска – верх технологий ХХI века – была очень удобной. Саша смирился со своей судьбой, представив себя древним старцем и сделав по этому поводу соответствующее лицо.
По-видимому, он слишком перестарался, потому что даже стоявший у шлагбаума во входе на перрон охранник – цербер по профессии – извинительно покачал головой:
- Вы уж простите, но не положено. Если бы от меня зависело, то я бы пропустил. Но режимный объект!
И бросился на помощь, помог перекатить коляску через металлическую трубу. Пожелал напоследок:
- Выздоравливайте!
- Спасибо, - прошамкал Саша на прощание. Оля хмыкнула и незаметно показала ему кулак. Поняла, что шутит. Ну, она ему нашутит!
Быстренько добрались до цели. «Скорая помощь» – достижение импортного автопрома, мягкое, комфортабельное, понеслось по Москве. Понеслось… Ха-ха, поползло, то и дело застревая в пробках. Время было час пик, а отсюда и темпы. Даже то, что «Скорая», не помогало.
- Слушай меня внимательно, - сидящая рядом Ольга была сгустком деловитости, - тебя отвезут в один из современных медицинских Центров – и больница и санаторий одновременно. Все оплачено твоим банком. Твоя задача, забыв обо всем, только восстанавливаться. Реабилитация еще никому не мешала, а, тем более, тебе в твоем положении.
- Есть мэм, слушаюсь мэм, будет сделано мэм, - дурашливо вытянулся на откидной кровати Саша.
- Ладно тебе, - не смогла удержаться от улыбки Ольга, - мне придется тебя покинуть. Ты уже достаточно выздоровел, чтобы обслуживать себя. А мне пора на работу. И так месяц прогуляла. Сейчас начальство вставит в полном объеме.
Саша огорчился, хотя и понимал, что жизнь идет и без него, и Ольга имеет свои обязанности.
- А посещать ты меня будешь? - плаксивым голосом капризного шестилетнего карапуза попросил он.
Оля только улыбнулась, не решаясь обещать Саше частые визиты в плотном служебном графике. Конечно, придет, но когда?
- Ничего, - вмешался в разговор сопровождающий врач, - у нас вы не заскучаете. Реабилитация обычно начинает идти такими напряженными темпами, больные только успевают поворачиваться от процедуры к процедуре. И спать!
- Звучит страшно, - поежился Саша, - а я вот слышал, санаторий это лень, безделье, и сонное таскание в столовую четыре раза в день.
- А вы не верьте всяким слухам, - ласково посоветовал врач, - мы вас не нежиться на кровати везем, а лечиться. Тем более, в столовую вам придется ходить шесть раз в день. Ваш муж, - обратился он к Оле, - обязательно потолстеет. Следите за ним после выписки, обязательно диета. Пусть худеет.
«Скорая» прибавила скорость и вскоре въехала на территорию Центра. Когда-то это было Подмосковье, но теперь разрастающийся мегаполис проглотил его. Вокруг выросли многоэтажки. Однако, выйдя из машины, Саша почувствовал себя на природе – так много было деревьев. К великому счастью, территория Центра жилищным строительством была не тронута.
- Ну, я поехала, - Ольга уже стояла рядом в готовности. Пояснила: - мне вообще-то здесь быть не положено, с тобой проехала. Но если увидят, крик может подняться. Поэтому от греха подальше надо делать ноги. На следующее неделю посещу, а так, звони по мобильнику, обязательно отвечу.
- А-а…, - нечленораздельно намекнул он на проблему связи.
- Ах да. Держи, - Ольга протянула мобильный телефон, - твой, родненький. Тебя дожидался. Со всеми номерами.
- Надо же, - Саша был по настоящему растроган, - а я уже оплакал его потерю. Думал, кто-то из удмуртов прихватизировал технику.
- Зря ты так об Ижевске, зря. А удмурты вообще милые люди, - нравоучительно сказала Ольга, помахала на прощание и была такова.
Саша посмотрел ей вслед, вздохнул. Жаль, что ушла так быстро. Только бы отсюда выписаться. Если останется в живых – а в это он почти верил – он сумеет быть нежным и добрым Оленьке! Где же ты, милая!
Однако пьянящее чувство самостоятельности, когда ты никого не должен просить, чтобы хотя бы пошевелиться, не говоря уже о туалете и столовой, заставило его на время забыть о щемящей грусти. В конце концов, Ольга никуда не уезжает, она на работе, в трудах и заботах. Стоит ему подлечиться, подкормиться и он сам ее найдет. А пока вперед!
- Куда мы идем? - спросил он появившегося из машины врача.
- Мы идем, а вот вы еще поедете, - уточнило существо в белом халате.
- Пусть еду, - согласился Саша. Все равно буду самостоятельно передвигаться, хотя и в машине!
- Для начала зарегистрируем, а потом в палату до обеда. Лечитесь и отдыхайте, Александр Михайлович, центр в вашем распоряжении.
Глава 13
Насчет «санатория в вашем распоряжении» принимающий врач, конечно, сказал ради красного словца, но вообще Саше здесь понравилось. Разница между бюджетной медицины для обычных граждан и платном здравоохранении была четко видна и глазам, и желудку.
Природа вместо четырех стен, прекрасное питание вместо первого и второго, высококвалифицированная медицина, а самое главное, возможность самому передвигаться делали для Саши этот уголок райским.
Правда, упоминание насчет многочисленных процедур оказалось отнюдь не шуткой или угрозой. Оно оказалось правдой. При чем для Саши голой правдой. В том смысле, что врачи (в большинстве женщины) без всякого зазрения совести первым делом заставляли раздеваться, щупали и мяли его бедное исстрадавшееся тело, и особенно измученные инсультом конечности.
Веселая и очень тактичная врачиха, удивляясь и даже восхищаясь тому, как быстро новый больной восстанавливается, заставляла поднимать ноги и руки.
- Еще немного выше, еще. Так, а теперь руки шире, еще шире. Хорошо, ну совсем нормально.
Саша почувствовал, как по спине пробежала капелька пота. Изнеможенный организм жаловался даже на такую минимальную физическую нагрузку. Врач тоже почувствовала усталость больного. Она лучезарно улыбнулась и велела одеваться.
- Самое главное для вас сейчас – соблюдать режим, принимать лекарства, заниматься процедурами и как следствие, выздоравливать, - сказала она в качестве выводов и отпустила.
Саша вышел довольный и умиротворенный. Кажется, он выздоровел до такой степени, что начинает чувствовать себя человеком, а не больным. Теперь, в Центре, ему надо выздоравливать и чем быстрее, тем лучше, а, значит, надо стараться.
В Саше сразу заговорил пунктуальный финансист, четко разбирающийся в каждом рубле и каждой минуте. Он потребовал от себя:
Составить распорядок. Во-первых, глотать все таблетки, во-вторых, ходить без прогулов и оговорок на процедуры, в-третьих, гулять и заниматься лечебной физкультурой. Кажется, врачи очень сильно настаивают на том, чтобы он занимался тренировкой, поднимая и выбирая всякую мелочь. Называется, учи мозг работать. Можешь!
Саша воодушевленно сел на кровать. Наконец, он может все делать сам и ему никого не надо звать и пресмыкаться. И от него лично зависит, когда и как он выздоровеет. Надо тренировать руки, надо тренировать ноги, а вместе с ними и мозг. А там, глядишь, станешь почти здоровым человеком.
Будучи в оптимистичном настроении из-за улучшения здоровья, он на миг забыл, что инсульт – это не простуда и как бы не укреплялось тело, но, в лучшем случае, его ожидает только частичное повышение состояние сломанного организма. Кровоизлияние уничтожило часть мозга (в лучшем случае – меньшую и ты сохранишь частичную мобильность, в худшем – большую или важную и тогда ты останешься на оставшуюся жизнь на положении ценной недвижимости). Очень скоро полуразрушенное тело напомнит ему об этом и эйфория пройдет.
Саша поглядел на часы мобильника. Пора, наконец, пообедать, а потом переходить к послеобеденным процедурам и обязательно погулять. Как говорится, человек кузнец своего счастья, и теперь, главное, куй, не уставай.
Он сглотнул при упоминании об еде. Завтракал вчера в Ижевской больнице, который был достаточно скудным. Потом перекусили с Олей в привокзальном буфете и снова позавтракали в поезде. И, все равно, как будто совсем не ел целые сутки, так кушать хочется!
Уютная столовая ошеломила его большим и разнообразным набором блюд. Похоже, как бы это помягче назвать, здесь создали откормочный цех и в качестве объекта кормежки выбрали не поросят, а таких вот доходяг типа его.
Звучит, разумеется, не очень приятно, но потом оказалось, что Саша был совершенно прав. Любой врач вам подтвердит, что, какое бы эффективное лекарство больной не принимал, но окончательное улучшение организма произойдет только тогда, когда само тело начнет выздоравливать. А это в свою очередь произойдет при приеме питательной и вкусной пищи. А посему для эффективной реабилитации больных надо обязательно в первую очередь их откормить.
Он с удовольствием съел зимний салат и борщ по-украински, а все остальное – блинчики со сливовым вареньем, бутерброд с красной икрой, творог и мясо с картофелем – оставил на столе. Нельзя же объедаться так, в самом деле. У него просто места нет в желудке! И тут проблема уже не в спартанской диете больнице, а в плохом приеме пищи Сашей. После инсульта в течение несколько месяцев он почти не ел. Ничего, откормится!
А в остальном, несмотря на очень вкусные блюда, обед только ухудшил его настроение. Казалось бы, пища была здоровая и вкусная, аппетит прекрасным. Но вот питаться он, увы, уже не умел. Как маленький ребенок. Но если на заре жизни с определенной гарантией можно было надеяться на улучшении (качество – это другое дело), то после тяжелой болезни оставалось только констатировать общее не очень хорошее состояние. Вышедшие из строя мышцы рта и языка не могли принимать и обрабатывать пищу.
И хотя врачи будут настаивать на лечебных процедурах и на тренировках лечебной физкультуры, но совсем без гарантии.
Ну, выжил, спрашивается. Зачем, чтобы окружающим надоедать? А ведь у него еще не худшее состояние. Он сам видел – были больные, совсем не способные самостоятельно питаться. Найдется на кого ориентироваться. У тебя плохо со здоровьем? Надейся, будет еще хуже!
От черных мыслей он махнул на плановые занятия, которые сам же радостно напланировал, и постарался зайти в укромные места, куда никто не заходил. Не хотел никого видеть. Абсолютно!
Ближе к вечеру Саша прогуливался на берегу безлюдного пруда, с некоторым удовольствием слушая, как квакают бестолковые лягушки, пытаясь перекричать друг друга. Ему показались, что они очень похожи на людей – такие же глупые, бестолковые, жадные.
В санатории было два пруда. Один – парадно-зрелищный, для начальства и проверяющих комиссий. Возможно, и для богатеньких больных. Не таких, как Саша, он здесь был примерно, как солидный, но середнячок, а такой, как Завалин (если, конечно, заболеет и захочет лечиться в сфере отечественной медицины). Впрочем, до сего времени такого типа больных здесь не бывает, они едут сразу за границу.
И второй пруд, оставленный на милость природы, был куда хуже. Рука страждущего, работающего дотянулась только до уборки грязи со дна водоема. Ковши экскаваторов кое-как соскребли ил и всякую дрянь, оказавшая там с помощью природы и человека, а потом с помощью самосвалов вывезли ее с территории. Этого местным администраторам показалось достаточно. Берега пруда заросли травой по колено и древесной мелочью (кусты и небольшие деревья) по голову. Зеркало пруда щедро заросло ряской и кувшинками.
Приятное место для лягушек, чем они и пользуются. Раньше, в предыдущей жизни, Саша не любил кваканье. И когда нечаянно оказывался у водоемов, ругал на орущих лягушек и жутко радовался, когда проходил их брачный период.
Сейчас иное. Саша ковылял по берегу, слушал лягушек и жмурился от понимания, что он не в больнице. Он выжил, жив и почти здоров. Это так прекрасно… плакать хочется от грусти!
Прогулка на расстоянии в сотню метров вымотало его до предела. Доходяга, что тебе еще надо? Пенсию в пару копеек. И кефир вечером.
Саша сел, к счастью, на оказавшуюся здесь скамейку, и с удовольствием вытянул натруженные ноги. Охоньки, как они болят, родные. Особенно левая, инсультная. Ненароком мысль о быстрой и скорой мысли, заставила вздрогнуть и задуматься. Действительно, а что самому мучаться и других мучить? Можно, в качестве паллиатива, нечаянно утонуть! Рядом два пруда, как специально выстроенные.
Закрыл глаза. Полевые цветы и перемешавшиеся с ними береговые пахли так сладко и прекрасно, хотелось закрыть глаза и лежать, ни о чем не думая и никуда не торопясь. Под воздействием этого передумал. Нет, пока не надо. Как он раньше не замечал такой красоты. Жизнь не отпускает.
- Не помешаю? - рядом сел, вернее, упал мешком пожилой мужчина, когда-то в дорогом, а сейчас в засаленном и измятом костюме, - тоже часто люблю здесь погулять, подышать свежим воздухом. Хорошо в солнечную погоду. Просто прелесть. Хотя и после дождя здесь приятно, пахнет до одури, но ноги промочишь.
Саша поморщился, но затем одернул себя. Грубо вторгшийся в его раздумья прохожий тоже, судя по всему, получил инсульт. А с кем ему разговаривать, как не с себе подобными. Хотя раньше вряд ли бы он стал продолжать без особой причины. Тоже, поди, потерялся в жизни, как он.
- Не помешаете, - откликнулся Саша. – Места хватит.
Он попытался уйти от грустного пессимистичного настроения неудачника в жизни. Не получалось. Рядом пыхтел и ворочался неприятный тип, которому было совершенно наплевать на то, что он влез в чужое пространство. Мужик, скорее всего, из тех, кто сделал деньги в веселые девяностые. М-да. Деньги-то он сделал, а вот культуры не заимел. Именно о таких сочиняют анекдоты о новых русских.
Саша остановил мысленно ворчание, удивившись. Раньше у него такие типы не вызывали негативного отношения. Понятно, не очень приятный, но вообще нормальный мужик. Из тех, кто делает будущее. В том числеи его банка. Бывшего его банка.
Он повернулся к нему.
- Хорошо здесь.
- А? - очнулся мужик.
- Я говорю хорошо здесь! - громко, как глухому, сказал Саша.
- Хорошо, - мужчина оглянулся, словно впервые увидел прелести природы. - Лягушки только орут.
Он замолчал, будто запечатался в коробке. Закрылся от всех.
Саша хмыкнул странному собеседнику.
«Может у него что-то с головой, особенно, если действительно сильный инсульт получил, - мелькнуло у него, - у меня тоже было написано на счет психики в медицинском деле. И обязательно психиатр проверял, едва только пришел в себя. И уже здесь в санатории проверялся.
Но у меня-то прошло нормально, а у него всяко могло быть. Смотря какая часть мозга была поражена».
- Кстати, ты тоже с инсультом ходишь? – обратился к нему странный собеседник.
- Хожу, - слегка подивился интересному обращению Саша, - в октябре ударило. Геморрагический.
- А у меня ишемический, - оживился мужчина животрепещущей теме, - с декабря хожу. Еще с прошлого года.
- Замечательно выглядите, - не удержался Саша от комплимента.
Мужчина действительно выглядел прекрасно, если не считать растрепанности и какой-то одутловатости. Саша вон до сих пор мучался с речью, левые нога и рука у него волочились, и вообще до выздоровления было далеко, а собеседник выглядел почти здоровым. Говорит нормально, ноги восстановились, чуть ли не бегает.
- Какой хрен замечательный, - махнул мужчин, - меня, кстати, Димкой зовут, - протянул он руку.
- Саша, - сказал он, пожимая руку.
- Выгляжу-то я неплохо, а дальше что? Эти коновалы предупредили о повторных приступах и тогда все. Тут каждый инсульт, как последний. Работать в деле запрещают, пугают ужастиками. А ведь я такое дело сделал! Занимался угольком, в девяностые три шахты под себя забацал. Крутые такие шахты, миллионики. Настоящая война была, только пушки не стреляли. Ты, кстати, не в ФСБ работаешь? - спохватился он.
- В банке, - успокоил Саша, - раньше был финансист.
- А, - успокоился Дима, - и вот теперь, когда сырье пошло вверх, не могу заниматься. И компаньоны под этим поводом шахты стибрили. Я что сделаю?
- Что совсем отобрали, без малейшей компенсации? - заинтересовался Саша знакомой темой.
- Да, дали несколько миллионов зеленых, - махнул Дима рукой, - да толку то. Любимое дело отобрали. Я им жил. И главное, работать, как раньше, нельзя. Раньше, чуть какая проблема, вкопаешься. Бутылку хлопнешь, ночей не спишь, сутками работаешь, глядишь – все копчиком. А сейчас... Тут не ходи, там таблетки прими, а чуть что, сразу грозят инсультом. Пить нельзя, курить нельзя, на баб залезаешь – давление поднимется – низзя. Тьфу! И Что так жить?
- Да уж, - неопределенно сказал Саша, не зная, как его утешить. У самого проблем полон рот. Хотя, если без мелочей, основа та же самая – он тоже потерял ориентиры жизни и бредет в тумане.
- Что, тоже страдаешь? - по-своему понял его Дима, - эх, все мы бедолаги и куда-то бредем. За что спрашивается? Почему именно я, пил, но не спивался, нервничал, но не срывался, как некоторые. Курил только много. Да и то не как остальные, по две пачки в день, а всего лишь по несколько сигарет. Специально тянул понемногу. И вот на тебе. И лечиться черт его знает как. Сердце говорят еще можно вылечить, все-таки то же мясо, а мозг нет. Врачи ничего не обещают, сволочи!
От возбуждения он даже привстал со скамейки, вздохнул и рухнул обратно.
- Слушай, братан, анаши хочешь?
- В смысле? - не понял Саша.
- Да вот анашу начал покуривать, может поделиться? Я специально спрашивал у врачей, говорят, никаких для инсультников побочных эффектов вроде нет.
- Да нет, - отказался Саша.
- Смотри, следующий раз не предложу, - предупредил Дима. – Это ты сейчас отказываешься. А вот когда отберут у тебя дело, лишишься хлебного места, жена с детьми кинет, отобрав большую часть денег, бывшие друзья от тебя отвернуться, потому что всем им на фиг ты им теперь нужен, запоешь. К водке или наркотикам притянешься похлеще меня. Ладно, хрен с тобой.
Он жадно затянулся самокруткой, запахло неприятно и Саша, не куривший вообще, вначале отодвинулся, а потом, заметив, что Дима погружается в свой мир галлюцинаций и наркотических сновидений и его уже совсем не видит, поднялся и заковылял по берегу пруда. Вид собрата по несчастью, протянувшего наркотические ножки в отчаянии, был очень неприятен.
А ведь он прав. И если не на все сто, то на энное количество процентов точно. Эх, жизнь моя жестянка, - тяжело вздохнул Саша, - да ну ее в пруд. Тоже ведь выгонят, к гадалке не ходи. И хорошо, если дадут отступное. А если нет? Мол, уволен за ненадобностью. Все строго по закону.
В спальном здании их неврологического отделения его перехватила лечащий врач.
- Что же это вы в одиночестве гуляете, - ласково-укоризненно сказала она, а потом заметила уже серьезно: - не уходите гулять по окрестностям, не предупредив медсестру. А еще лучше, попросите, чтобы вам выделили санитарку. Медсестра знает, что вы имеете такое право, отпустит гулять и красивую девушку приставит. Чем вам не хорошо.
После разговора с Димой, Саша расстроился и думал только о тягости своей болезни. Даже намек на интим не занял. Он довольно резко спросил:
- Доктор, неужели я настолько плох, что не могу даже погулять один? Думаете, сдохну нечаянно?
По-видимому, он попал точно в яблочко, поскольку миловидная женщина на миг смешалась, слегка покраснела, не зная, что ответить. Но потом профессионально-приветливое выражение снова было нацеплено на лицо. Теперь он понял, что это не искренние эмоции, а маска:
- Что вы. Ваш банк заплатил за вас по высшей ставке. Вы имеет право на все. Что у нас есть, то ваше. Именно это я имела в виду. Только это, а не то что вы про себя думаете.
Она просительно заглянула в глаза, превратившись в тридцатилетнюю девчонку:
- Ведь вы не будете гулять в одиночестве, правда?
Если б она затопала ногами, заорала, то Саша поступил бы против из принципа. Но против женских чар он не устоял.
- Не буду, - внезапно потупился он.
- Вот и хорошо, - ласково заключила она, - идите, полдничайте, а то останетесь без пищи. Голодные больные нам ни к чему. Столовая работает еще час, не опоздайте.
Послушав врача, Саша пришел в столовую и теперь задумчиво пил сок. Не как обычно, аккуратно и красиво, а с шумом втягивал, перебалтывая во рту, словно пробуя на вкус. После обеда он окончательно понял то, что не понимал в больнице – инсульт не только мешал ему ходить, он не давал нормально питаться.
Здоровый человек, который в далеком детстве научился кушать и теперь воспринимал процесс питания только, как удовлетворение, не понимал, сколько на расстоянии желудочно-кишечного тракта – ото рта до анального отверстия – находится мышц, которые помогают вам питаться. А еще есть мышцы, без которых вообще невозможно питаться. Физиология не позволяет.
Все это Саша проходил на практике, страдая и мучаясь. В животе вскоре стало в такт бурчать, но ему на все наплевать.
Раньше бы он, как интеллигентный вежливый человек застеснялся. Но сейчас он был обычным тяжелобольным пациентом и свершено не понимал, что здесь такое бесстыдное, когда ваш живот бурчит.
А, извините, какать в утку в присутствии женщин вам не приходилось? Нет? Тогда вам предстоит еще много пережить различных эмоций. В том числе не очень приятных, но, увы, обязательных для тяжело больных людей. Жить-то хочется.
Еще в обед было плохо, а сейчас так муторно и противно!
Саша проглотил еще глоток. Что же ему теперь делать дальше в новой жизни? Почему такой бестолковый, пока был здоров, не приготовил подушку экономической безопасности? Например, собственности в виде шахт-миллиоников и крупных заводов у него совершенно нет. Мог бы продать за несколько миллионов долларов и жить остаток дней. А так… в банке есть на черный день некая сумма, а еще машина и квартира. Если экономит, хватит на пару-тройку лет. А потом? Вспомнит ли о нем родной банк теперь, когда он болен и не сможет работать в полную силу?
Нет, Завалин уже поиграл в благородство, судя по словам ее лечащего врача. Сболтнула невзначай. Но это разовый поступок. А потом, когда шеф поймет, что он уже не тот и для напряженной работы не годен. Вкладывать деньги в него нет смысла.
Дальше что. В дворники, а также учителя он уже не годен. А жить на нищенскую пенсию не хочет и не может.
Сок в фарфоровой кружке закончился. Не чувствуя вкуса, он глотал ватрушку и здорово удивился, когда обнаружил, что все съел. Однако кушать он стал как выздоровевший. Хотя мысли у него пока только черные.
Глава 14
На следующий день небольшая прогулка вокруг спального здания после завтрака немного его взбодрила. Май – месяц весенний, радость природной жизни радует любого, даже завзятого пессимиста. Он дожил до очередной весны! Это ли не причина для радости?
Не получалось. События вчерашнего вечера заставили настроение опять упасть вниз. И это сказалось на здоровье.
Два раза в сутки (утром и вечером) у пациентов измеряли давление. И два раза в день он с замирением сердца следил за стрелкой тонометра. Повышенное давление означало для него почти стопроцентный смертный приговор.
Сегодня давление было повышенным. И еще каким. 173/173! И это при том, что нормальное где-то 120/80. Помирать, что ли?Дежурная медсестра срочно и принудительно уложила его в кровать и сунула под язык таблетку коринфара. Пусть отходит. Желания больного при этом совсем не учитывались.
Саша лежал на кровати, всасывал таблетку и мрачно размышлял о своем грустном бытии. А точнее сказать, о скором его прекращении и захоронении на одном из московских кладбищ.
Так даже может будет лучше. Если еще раз стукнет, то лучше бы сразу и быстро. Он еще хорошо помнил, что значит быть совершенно беззащитным, и не хотел остаток дней пробыть в неподвижности, когда полностьюзависишь от прихоти ухаживающего за тобой человека. Пусть даже любящего.
- Может, действительно курнуть анаши? - мелькнула у него шальная мысль, - если уж сдохнуть, то радостно и в наркотическом сне. Даже и не поймешь, что мертв.
- Наркотики понижают давление? - мрачно спросил он у медсестры, пришедшей узнать, как у него идут дела и вторично измерить давление.
- Смотря какие, - не удивилась она вопросу, - в меру все полезно. Но вообще не рекомендую. И вообще, с такими вопросами лучше обращаться к вашему лечащему врачу.
Медсестре было уже за тридцать, и она обладала солидный медстаж, умея не сталкиваться со строптивыми больными.
Впрочем, Саша тоже уже умел общаться с низшим медперсоналом. Последние слова он вообще пропустил мимо ушей. Все они посылают к врачу. А врач посылает еще дальше. А он еле ходит, чтобы бродить по кругу.
Медсестра ушла, успокоено качнув манжетой тонометра – давление если и не понизилось, то стабилизировалось. Она сделал все, что могла, пусть больной лежит и набирается сил. А что еще ему оставалось?
Давление немного снизилось, и Саша прошел к знакомому пруду, решив, что если Дима окажется там, то он попросит закурить анаши, если же не будет, то он навсегда забудет об этом наркотическом соблазне.
Ему повезло. Или, наоборот, не повезло. Дима сидел на скамейке и с явным наслаждением тянул самокрутку. От него струйками расходился синеватый дым, наполняя округу сладковатым дымом и заставляя на всякий случай прохожих ускорять шаг, но он ничего не замечал, облегчая душу и тело.
- На докури, - ничуть не удивился он ему.
Саша колебался лишь на секунду. Будь что будет. Он втянул сладковатый запах всей грудью и закашлялся.
- М-м, - оценил Дима, - не курил что ли?
- Нет, - давясь и кашляя, признался Саша.
- Ничего, сейчас пройдет, - уверенно напророчил Дима.
И действительно, через некоторое время отпустило. Стало легко, наконец, отпустили тяжелые думы о бесперспективном будущем и скорой смерти.
Саша широко улыбнулся и впервые после инсульта подумал, что жизнь хороша, и гори оно все синим пламенем и плыви сладковатым дымом анаши.
Он присел на скамейку рядом с Димой и они, как два старых закадычных дыма заспорили о недавно начавшемся футбольном чемпионате.
А вечером ему стало плохо и уже другая медсестра, бывшая на дежурстве, удивившись внезапному ухудшению, не только дала таблетку коринфара, но и поставила укол. Однако давление было меньше вчерашнего. У него больше болела голова и поташнивало. Медсестра заподозрила худшее – новый инсульт или микроинсульт, но он-то знал, что это всего лишь наркотическое похмелье. Ничего, за все надо платить и за несколько часов счастья прошедшим днем тоже.
Саша проанализировал день и решил, что закрутка анаши в день ему не помешает. Говорят, что к наркотикам привыкаешь, что, в конце концов, они убивают. Ну и что? Он сам вскоре умрет.
Улыбчивая врачиха, лечащая его, на следующий день тщательно обследовала и отправила на анализы – Саша понял, что это последствие рапорта медсестры. Пусть! Он чувствовал себя хорошо и это главное. Врачиха, успокоившись, поулыбалась ему напоследок, и напомнила об обязательных процедурах.
Очередная самокрутка привела его в хорошее настроение. На подгибающихся ногах они дошли до скамейки – курили на этот раз в кустах, подальше от любопытных глаз – и Саша поинтересовался, дорого ли стоит анаша.
Дима ухмыльнулся.
- Нищие не осилят, ну а ты горсть наркоты всегда купишь. Один раз живем.
Саша в ответ ухмыльнулся, пожал руку и, слегка покачиваясь, пошел гулять, зажевывая запах анаши предусмотрительно захваченной жвачкой.
Вечером после вкусного ужина, он увидел Диму, пьяно шатающегося по коридору их корпуса. Не выдержал, бедолага, и добавил к вечеру еще одну самокрутку.
- Бездельник, - обругала его вполголоса старая санитарка, - лучше бы делом занимался.
- Каким же делом после инсульта заниматься? – как бы резонно возразил Саша. Он защищал скорее не Диму, а себя, чувствуя, что и он вскоре будет так же бродить по этим коридорам.
- Дело можно всегда найти, - возразила санитарка, - у меня в старой коммуналке соседка почти до девяноста дожила, после того в шестьдесят тяжелейший инсульт получила. И работала, пока по старости ногами могла. А этот все повод ищет накуриться. Денег-то много, полечился бы и работал. Наркоман он и все. И нечего ему придумывать. Ах, он несчастный, ах он убогий! Тьфу!
Саша не нашел что сказать. Простоватая санитарка в нескольких словах нашла такой ответ на вопрос, как и зачем жить дальше, что у него не было аргументов оправдать Диму. А за одним и себя.
«А что же это я, - возникла тревожная мысль, - я ведь оправдываю инсультом наркотики. Я, презиравший раньше алкоголиков, становлюсь обычным наркоманом. Лучше умереть чистым, чем в счастье и блевотине угаснуть в наркотическом угаре».
Он тяжело пережил этот день, исходив из угла в угол комнату, а потом коридор. Но затем словно в голове открылась какое-то окошко и оттуда свежим ветром смело туман анаши.
«Ведь я еще не стар, и не смертельно болен, врачи даже об инвалидности не хотят говорить. В лучшем случае, третью степень. И хотя об этом вряд ли, тут дело принципа, а не нищенской пенсии. Но что же я так сразу себя так хороню?»
Штатный психиатр санатория поставила окончательную точку. Нет, сама по себе эта женщина – профессиональная, но сильно уставшая ничем не помогла и никак не убедила. Однако, слушая ее штампованную речь и стандартные доводы, Саша удивился, а потом рассердился. Неужели он настолько слабо и плохо выглядит, что его лечащий врач рекомендует такому доходяге. Ни за что!
Зазвучал Вивальди, разгоняя, как тучи, неприветливые мысли. Он торопливо нажал кнопку вызова смартфона.
- Как ты живешь? - голос Оли был приветлив и ласков.
- Мы живем хорошо! - обрадовался Саша своей благодетельнице.
Голос Оли словно отбросил все невзгоды. Луч солнца в мрачном царстве.
- Я по тебе очень соскучился, - искренне сказал Саша. - ты не хочешь ко мне приехать?
- Конечно, - сразу же сказала Оля, - я как раз по этому поводу звоню. В субботу я свободна, надеюсь, ты сможешь немного оторваться от своих дел.
- Ладно, - так широко улыбнулся Саша, что Оля невыдержала и сказала:
- Ну, ты и расплылся. Зажать меня хочешь?
- Зачем же думать обо мне как о сексуальном маньяке, - скромно ответил Саша, - всего лишь так немного.
- Ой, как я испугалась, - хохотнула Ольга, - давай, ко мне кто-то пытается вломиться в кабинет, вдруг начальник идет, а я с тобой болтаю. Вот и получу моральный секс даже без тебя.
Саша посмотрел на погасший огонек смартфона и подумал, что с какой стати он пытается строить из себя очередного Гамлета. Не пора ли выглядеть тем, кем он пока является – больным на реабилитации и тихо выздоравливать, а не мытариться и не наркоманить, как Дима, которого трудно понять как с трезвого состояния, так и после приема наркотиков. Раз уж он выжил после тяжелого удара, то надо считать себя счастливчиком. Надо найти время и определить свое место, а не выглядеть живым мертвецом.