Когда я начал практиковаться, всё казалось мне глупым, что бы я ни делал. В смысле, то, что пытаешься выразить в пассаже, казалось глупым, траектория произведения казалась глупой, одно дело - работать над техническими трудностями, все это делают время от времени, но рано или поздно произведение нужно будет претворить в жизнь, а это - просто деревянные куклы с деревянными руками жестикулируют на нитке...
Я подумал: 'Вот. Я никогда больше не смогу играть', начал думать, не поискать ли какую-то работу, а тем временем, как ни удивительно, родители уговаривали меня жениться...
В общем, я действительно не знал, куда себя девать. Прежде я ходил в гимнастический зал потренироваться пару часиков, увеличить силу торса, а потом практиковался в игре по восемь часов или даже больше, независимо от того, идет всё хорошо или возникли проблемы, и вдруг появилась эта огромная дыра посреди дня. Я продолжал ходить в гимнастический зал, просто чтобы было чем заняться, но всё остальное время делать мне было нечего. Потом вдруг в голову пришла идея. Я подумал: 'Знаю, что буду делать. Я буду читать книгу'.
Когда я учился в школе, доводил учителей до белого каления, потому что никогда не делал домашние задания, а потом Динозавр воздевал руки в ужасе, потому что я никогда не читал Расина и Бальзака, ничего подобного не читал, так что он завел манеру говорить о музыканте как о 'homme cultive', а я ему отвечал: 'Если вы захотите, чтобы я сочинил оперу на основе 'Федры' М. Расина, я с удовольствием изучу данное произведение, в противном случае у меня нет ни малейшего желания читать эту, несомненно, превосходную пьесу'. Мои слова приводили Динозавра в бешенство. Он делал замечения насчет 'oeuvre seminale de la litterature francaise', честно говоря, забавно было смотреть, как он кипит, ладно, в его словах была доля правды, но дело в том, что я просто был не в состоянии прочесть больше страницы - нет, предложения - чтобы в моем мозгу не возникла тут же музыкальная фраза. Я честно попытался однажды прочесть 'Федру', дочитал до 'Depuis plus de six mois eloigne de mon pere, j'ignore le destin d'une tete si chere', а потом вспомнил этот струнный квинтет Моцарта, который слышал накануне, через полчаса музыка умолкла, а я всё еще смотрел на фразу 'Depuis plus de six mois eloigne de mon pere, j'ignore le destin d'une tete si chere'. Такое происходило каждый раз, когда я пытался что-то прочесть, но теперь в моем мозгу никакой музыки не было.
Ладно, у меня осталось много книг со школы, первым делом я решил прочесть 'Федру' Расина, посмотрел на свою школьную книжную полку и увидел греческий текст Фукидида, который, как и все свои книги, бросил, прочитав две страницы. В моей голове по-прежнему было тихо, так что я начал читать, там было предисловие Раймона Левека, наверное, вы знаете, у этого автора было два способа письма: один - понятный, другой - варварский и едва придерживающийся правил грамматики. Там есть раздел Книги Третьей о гражданской войне на Керкире, оказывается, он весьма знаменит, хотя я никогда о нем не слышал, там речь о том, как все слова меняются, когда люди совершают что-то чудовищное, а потом дают плохому поступку доброе наименование, и, пытаясь это выразить, автор пишет на очень изврашенном греческом.
Я подумал: 'Звучит интересно, надо посмотреть'. Но, знаете, выглядело очень странно, на противоположной странице - перевод на цивилизованный грамматически правильный французский. Видно, что они тут хотели сказать. Но в греческом большая часть текста непонятна, вам приходится прилагать усилия, чтобы придать словам какой-то смысл, потому что в словах нагромождается скопление смыслов или столь многое остается за рамками, или просто слова едва касаются своего словарного значения, едва касаются своего грамматического смысла. Я подумал, что этот автор попытался позволить невыразимому как-то повлиять на язык, а потом М. Левек снова его очистил. Я посмотрел на это исполненное вежливости маленькое предложение и расплакался, сидя на кровати...
- Но все-таки 'Похоронный марш на смерть попугая'.
- Нет, вовсе нет, это точно.
- Но многие.
- Точно.
- Но конечно.
- Напротив.
На протяжении следующих тридцати лет Морханге являлся наиболее прославленным пианистом в мире.
В 1975-м он переехал в Японию, и, так совпало, купил дом на том самом острове и в том самом городе, где жила мадемуазель Мацумото.
- Почему Япония?
- Я долгое время был очарован Японией - гравюры Утамаро, Хокусаи и Хиросиге, эти очаровательные маленькие стихотворения, хокку, это - искусство вычитания, искусство страха перед внешним миром, но на самом деле оно не столь питает ужас перед внешним миром, сколь избегает искусственности, а западное искусство по контрасту создает впечатление насыщенности искренностью...
Отмечалось, что его наивысшие триумфы связаны с Рахманиновым, Чайковским...
- Да, так и есть, именно этим меня поразило японское искусство. В молодости я испытывал лишь презрение к Динозавру, старику, который, прежде всего, ничего не смыслил в произведениях, которые якобы учил играть, ему льстила почтительность, с которой к нему относилась мадемуазель Мацумото, почтительность, которую с такой готовностью выражала ему японка, к тому же - юная девушка. Тогда я не понимал, что в ее исполнении есть что-то подлинное...
Я прожил много лет в Америке, а потом кто-то случайно включил мне запись Четвертой баллады Шопена в исполнении мадемуазель Мацумото. Именно с этим произведением я выиграл 'Prix d'Orphee'. Я был поражен исполнением, которое, кажется, предвосхитило столь многое из произошедшего за последние двадцать лет, ради справедливости к себе я послушал запись, которую сам сделал в то время. Прослушав запись, я начал себя презирать. Если бы Делакруа умел играть на пианино, эта театральщина - именно то, что он продемонстрировал бы...
Прослушав запись мадемуазель Мацумото, я увидел качество, которое не мог увидеть прежде - она избегала фатального погружения в самовлюбленность, а ведь Динозавр со своим идиотизмом заставлял это делать всех своих учеников независимо от степени таланта. Она смогла извлечь из недр души нечто большее...
Я завершил турне, ездил в Токио, c'etait affreux, подумал, что настоящая Япония - не там, пересек море и высадился на Сикоку, на острове, где стоят 88 буддистских храмов, я привез из Парижа свой 'Стейнвей', старое педальное фортепиано, которое мне удалось поднять...
Оказалось, что мадемуазель Мацумото до сих пор живет там. Я помнил свои прежние поступки и боялся к ней приблизиться.
Восемь лет я жил в этом городе, ни разу с нею не встретившись. Я знал, где она живет, потому что однажды, прогуливаясь, услышал Четвертую балладу, слишком невероятно, чтобы двое людей, которые способны ее исполнить, жили в этом городе. Так что я обошел эту улицу стороной.
Однажды, после прогулки по сельским просторам, я вернулся и пошел на ее улицу, услышал начальные такты Четвертой баллады Шопена в фа-миноре. Более, чем когда-либо, я почувствовал, что был несправедлив к ней, почувствовал, что должен извиниться. Испытывая невыносимые муки, я ходил туда-сюда у ее дверей и ждал, когда она закончит - двойные октавы таяли в воздухе и переходили в легато совершенной неторопливой простоты, но вдруг я увидел непреодолимую трудность. В Японии общепринятые правила вежливости предусматривают, что обувь нужно снимать, входя в дом, но я никогда не заботился об одежде, и тут вдруг вспомнил, что утром я не смог найти носки, поэтому надел синий носок и красный, в каждом - огромная дыра на большом пальце, я не могу явиться к мадемуазель Мацумото в таком виде. Как безумный, бежал я по улицам Токусимы, нашел магазин, купил пару носков, мысленно я представлял, как Баллада приближается к арпеджио перед финалом, я швырнул на прилавок десять иен и выскочил на улицу, помчался в пределы ближайшего храма - никого в поле зрения - снял туфли и старые носки, свернул носки и спрятал в карман, надел новые носки, надел туфли, помчался к дому мадемуазель Мацумото. Она достигла мгновения тишины перед финальным взрывом. И вот финал - собравшись с духом, я постучался, она подошла к двери, я сказал: 'Мне необходимо с вами поговорить. Вы должны позволить мне извиниться', она жестом пригласила меня войти, я снял туфли и последовал за ней, мы зашли в комнату с пианино, я стоял перед нею, все японские слова выпали из головы, я вывалил на нее все свои размышления за десять лет, а когда сделал паузу, она сказала:
'Vous etes tres aimable, M. Morhange, mais ce n'est point a moi que vous devez addresser vos louanges,
и указала жестом на пианино.
C'est mon eleve que vous venez d'entendre',
и познакомила меня с двенадцатилетним мальчиком, он молча поклонился.
Я что-то пробормотал, заикаясь, поклонился и вышел, мальчик выбежал за мной и побежал по улице, в доме снова играли Четвертую балладу Шопена, но я не мог вернуться. Через неделю я получил письмо от мадемуазель Мацумото, в котором она просила меня взять Мураками в ученики.
***
<Украденное счастье>
Кит не был сочинителем песен. Даррен и Стюарт писали песни, Кит стучал палочками по разным вещам, некоторые из которых были барабанами. Однажды принес песню, но никто не захотел ее играть.
Песня была наименьшей их проблемой. Они подписали контракт с лейблом, так что их музыку начали использовать в рекламе, и, хотя какую-то мелочь это приносило, они были просто позорными рок-нищебродами, потому что фанаты загружали песни бесплатно. Но дело было не в том, что они - нищеброды, а в том, что контракт запрещал им делать свое шоу.
Кит с ними спорил, потому что вот 'Arctic Monkeys', посмотрите на чертовых 'Arctic Monkeys', почему, черт возьми, мы не можем делать то же, что делают чертовы 'Arctic Monkey' - таковы были свойства бессвязной ярости, прежде всего благодаря которой он и стал барабанщиком.
А Даррен и Стюарт сочиняли песни, так что они говорили, говорили и говорили, и договорились до того, что подписали контракт.
А потом произошло что-то непостижимое - Том Йорк написал им электронное письмо и пригласил на шоу. Кит сказал, что надо послать к черту чертов контракт, но Даррен и Стюарт...
Так что потом Кит стал очень тихим.
Плохой знак.
Зная пристрастие Кита к битью вещей, не являющихся барабанами.
Так что Даррен сказал, что нужно записать песню.
Кит попытался объяснить свою концепцию, а Даррен и Стюарт страдали фигней, а потом Шон, клавишник, понял, что это будет сейшн страдания фигней, а потом Кит отложил палочки.
Даррен, Стюарт и Шон поняли, что барабанщик уходит.
Даррен сказал: 'Кит, что за черт'.
Кит перестал собирать вещи, по которым можно ударить и извлечь звук. Встал.
Начал ходить по комнате, а Даррен, Стюарт и Шон варьировали тему 'Что за черт'. Взял у Даррена микрофон.
Кит не только не был автором песен, он еще и не был певцом. Он тащил текст песни через несговорчивые голосовые связки и выплевывал их в микрофон.
- Чертовски великий человек, - сказал Даррен, которому вовсе не хотелось, чтобы очередная гитара разбилась на элементарные частицы о стену, пол, стул или его голову.
- Да, чертовски великий, - подтвердил Стюарт, тоже потерявший три гитары, а Шон поспешил защитить свой синтезатор от человека, обуреваемого синдромом барабанщика-берсерка. - Чертовски великий, безумный, абсолютно чертовски сумасшедший чел.
Кит вернул микрофон Даррену. Повернулся и вышел из комнаты.
Студия находилась в Лаймхаусе. Он пошел на запад. Ноги не позволили ему сесть в автобус.
На Лестер-Сквер - толпа, нет ли тут режиссера. который раздал всем в толпе сценарий с описанием того, что нужно делать? Иногда мир - какой-то слишком убедительный, словно кто-то тратит на него слишком много времени. Даруя индивидуальность роботам. Он остановился на углу.
На тротуаре было что-то такое - парень, рядом с ним - плакат: 'ЧОКНУТЫЙ НИК И ЕГО МУЗЫКАЛЬНЫЕ ДОРОЖНЫЕ КОНУСЫ'. Рядом стоял на тротуаре оранжевый конус, а другой конус он держал возле губ и дул в него. Музыка 'My Way'.
'па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА па
па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА, па ПА па'
Люди бросали деньги в конус. Одна женщина бросила в чертов конус десятифунтовую банкноту.
'ПА ПА ПА па
па ПА па ПА
ПА ПА ПА ПА ПА'
Он стоял на тротуаре.
'па па
па па па па
па па па - - ПААААААПА'
Хренушки. Мальчик бросил в конус десять центов. Музыка была дерьмовая, но вот этот жалкий дрочила якобы превращает вечное дерьмо в золото с помощью простого дорожного конуса. Сам себе - отдел пиара, маркетинга, продаж и дистрибьюции. Представим, что Том Йорк приходит сюда, говорит: 'Эй, Чокнутый Ник, чудесное представление, можно к тебе присоединиться?', Том Йорк берет другой дорожный конус и дает импровизированное представление с Чокнутым Ником...
Чокнутый Ник может ответить: 'Да', может ответить: 'Пошел к черту, мудила из 'Radiohead''. Полный творческий контроль.
Он стоял и смотрел на Чокнутого Ника почти три часа, потому что.
Он пошел на восток.
Марк был на ночной смене в 'News of the World'. На нем был костюм, потому что карьеристы-выскочки непременно прикопаются к грязи на одежде. Поступил звонок, что знаменитость бузит в пабе, и если действовать незамедлительно, фотодоказательства будут предоставлены британской общественности, а Марк был человеком именно для этой работы.
Знаменитостью оказался Кайл Воган. У него была роль в мыльной опере. Он стоял у барной стойки, держал свернутый трубочкой экземпляр 'Важного вопроса' и выдувал в отверстие мелодию 'My Way'. 'Пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-пам-пам'.
Не очень-то ценная получится фотография.
Что я хочу сказать: они делают недостаточно, чтобы проучить распоясавшуюся знаменитость. В смысле, чувак, прояви какую-то инициативу. Смотришь, как они продают 'Важный туалетный вопрос', и хочется сказать: 'Слушайте, у меня хватает проблем и без того, чтобы мой мозг засоряли этим дерьмом', соверши странный поступок, чтобы поменять картинку, создай добавочную стоимость продукта.
Марк:
- Так что ты...
- Вот сегодня я видел того парня на Лестер-Сквер, Чокнутого Ника и его Музыкальные Дорожные Конусы, он играет 'My Way' на дорожном конусе, я подумал: 'Знаете, это просто доказывает, насколько бесполезна эта газетенка 'Важный вопрос', если любой человек с толикой воображения может сделать больше с помощью пары чертовых дорожных конусов.
- Ну а ты, ты дал ему денег? - спросил Марк.
- Да, я дал ему фунт. Вот о чем и речь.
'Пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-пам-пам'.
- Но, возможно, все не могут быть новаторами, много ли существует странных поступков, которые может совершить бездомный? У тебя есть идеи?
- Да. Конечно. Например, говоришь людям: 'Я собирась снять штаны. А если вы мне заплатите, я их надену обратно'.
- Да, возможно, - сказал Марк, - наверное, будет очень неловко, если снять штаны перед толпой незнакомцев, в смысле, тебе этого не хотелось бы.
'ТаДАМ таДАМ таДАМ таДАМ таДАМ таДАМ тадам тадам тадам'
- Вот в чем ты ошибся, дружище. Тут вопрос не в том, чтобы быть человеком, а в том, чтобы устроить представление.
- Да, легко сказать, но не вижу, чтобы ты это делал, - ответил Марк.
А потом всё происходит очень быстро - знаменитость размахивает своими джинсами 'Дизель' над головой, а Марк щелкает кадры, а знаменитость кричит: 'Ублюдок', а Марк направляется к двери, а знаменитость пытается натянуть джинсы 'Дизель', а Марк бежит по улице,
пробегает три поворота и заскакивает в подъезд,
достает телефон и отсылает шесть фотографий, и они чертовски довольны, хорошая работа, дружище, говорят они,
и он идет под холодным небом по мокрому гудрону, на котором лежат куриные косточки и крошки жареного теста вперемешку с собачьим дерьмом, яркими хрустящими пакетиками и сплющенными мандаринами. Он заходит в 'Апельсины и лимоны', и возле автомата для игры в пинбол стоит Кит О'Коннор.
Марк заказывает пинту 'Гиннеса'. О'Коннор пританцовывает возле автомата для игры в пинбол, тянет ручки, стучит по стеклу, облокачивается на автомат, отходит. Марк сидит на пухлом кожаном диванчике. Здесь спокойно.
Открывается дверь. Заходит парень в свитере 'Томми Хилфигер' и в джинсах 'Дизель', лысый, лицо красное, идет к бару, заказывает 'Перони', идет через вращающуюся дверь в комнату за баром.
- С тобой всё в порядке, Тел?
- Да, конечно.
- Без обид, чувак, но выглядишь ты хреново.
- Да. Ладно, моя мисюсь выставила меня за дверь.
- Черт.
- Да... Понимаешь, я сидел с краю возле барной стойки, а тот старый хрыч разговаривал с той девушкой, и я произнес слово 'п*да'. Не громко, но произнес, в частной беседе. А он это услышал, частично это поколенческое, он обиделся, потому что тут - его девушка. Так что он спрашивает: 'Ты что сказал?'. Я не хочу делать из этого проблему, говорю: 'Всё нормально, Стэн, забудь', но он забывать не собирается, говорит: 'Ты что сказал?', тут я подхожу - вовсе не хочу нанести серьезный ущерб, просто слегка его стукнуть, я не рассчитал силы и сломал ему челюсть.
- Черт.
- Да уж. Этот старый хрыч, ты ведь знаешь, я не стал бы бить кого-то в таком возрасте, Дерек, но он мне просто не оставил выбора, но потом мисюсь мне сказала: 'Домой не приходи'.
- Черт.
- Да.
- Ну, можешь пожить у меня, или здесь. Фрэнк придет со своим сборищем после разгрузки, обычная игра.
- День был длинный.
Автомат для игры в пинбол умолкает. Кит скармливает ему еще монеты. Марк берет его костюм.
Дерек:
- На севере слово 'п*да' - до сих пор обидное. Скажешь такое возле чьей-то девушки, и мужик тебя просто уничтожит. А на юге такое говорят всё время, люди говорят: 'Хватит п*еть', что-то в таком роде.
Тел:
- 'Я просто оп*ваю'. Я такое слышал.
Дерек:
- Так что - 'хватит п*еть', 'ты - п*да', 'оп*ваю'.
Тел:
- Да, всё верно.
Дерек:
- Знаешь, как говорят, Тел, тебе не везет в любви, так что, может быть, повезет сегодня вечером в игре.
Тел:
- Да, точно.
- Тилип Тилип Тилип Пип!
Тилип Тилип Тилип Пип!
Бип! Бип!
Бибип Бип Бип Бип Бип
- Извини, Тел, думаю, это - Фрэнк... Фрэнк, что за черт, дружище...Да, жаль это слышать. Тел здесь, да, у его мисюсь обострение приступа 'Полковника Блимпа', похоже на то, так что Тел будет продавать 'Важный вопрос', что-то в таком роде, да, бездомный, так что сегодня ночью зажигаем.
Автомат для игры в пинбол молчит, Марк молчит, нянчит свой пенистый 'Гиннес'. Подшучивания бросают беззаботно в пластиковый рупор, вырывают из воздуха, чтобы швырнуть в далекое ухо, свежая шутка льется в ждущие уши, кажется, двоих из ватаги Фрэнка взяли под арест, так что их только четверо, включая Тела, наверное, этого недостаточно, чтобы как следует оторваться, имена возможных заместителей предлагаются и отклоняются с добродушным подшучиванием.
- Извини, - продолжил Фрэнк, - да, это что такое?
Кит стоит возле барной стойки. На нем черная футболка с изображением скелета. Глаза густо подведены. На щеках - глиттер.
Он говорит:
- Собиратесь играть в покер?
Дерек:
- Мы обсуждаем игру в дружеском кругу, чел.
Кит:
- Вот сколько у меня денег.
Он достает из заднего кармана кошелек и открывает его, показывает пухлую связку банкнот. Именно такой уровень социальной находчивости позволил Киту стать барабанщиком.
Дерек:
- Ладно, хорошо.
Возвращается к разговору с Фрэнком.
- Не наю, - говорит он, - чувак тут может подписаться, но я не наю, Фрэнк, пять, не игра, а сопли.
Но Марк вскакивает. Это - КИТ О'КОННОР, барабанщик 'MISSING LYNX'...
Марк не испытывает пиетета к семиотически окрашенной обуви, это - ответный удар в той двусмысленной ситуации, когда кишечник извергает частично переваренную тикку из курицы в соусе масала в воздух вокруг твоих ноздрей, и тут вдруг на глаза попадается обложка карманного издания Тони Парсонса? Что говорит нам об условиях человеческого существования ситуация, когда разум из-за изгнания пищевых продуктов начинает изучать оппозицию между слёзовыжималкой и членовыжималкой, но всё равно как-то абстрагируется от этой чепуховой истории Парсонса, лошадь, выделывающая курбеты, ждет Джонни Роттена, это - шанс, который не выпадает никогда.
'Слова приходят в убедительный рот.
Я могу играть бит, говорит он'.
Они смотрят на Костюм, Костюм он должен представить отдельно, наследники лорда Карнарвона передали его гардероб в 'Траст Ноттинг-Хилла', а теперь костюм, в котором британский аристократ ходил в Палату Лордов в 1953 году (где он не удостоился комментариев), отдали в аренду плебею за двадцать фунтов, чтобы он шлялся в нем по миру в дурной компании.
- Джерри! Может быть, Джерри сыграет.
Табличка над дверью сообщает, что Джеральд О'Ханлон - владелец паба с лицензией на продажу алкогольных напитков.
Дерек говорит:
- Не глупи, Джерри на ногах с шести часов утра. Последнее, что ему хотелось бы...
Джерри говорит:
- Один раз живем.
Говорит:
- Послушайте, нельзя бросить Тела на произвол судьбы.
Марк принюхивается:
- Деньги в кошельке - вот что они не упомянули.
Так и есть. Фрэнк и Мори, которого, к счастью, не взяли под арест, в толпе. Джерри закрывает дверь, в комнате с вращающейся дверью за баром - семеро мужчин.
Они играют в 'Техасский холдем', потому что видели эту игру по телевизору.
Для тех, кто не видел игру по телевизору: это проще пареной репы. Каждому игроку выдают две карты. Раунд ставок. Три карты кладут в центр стола - второй раунд торговли с общими картами. Снова раунд ставок. Выдают последнюю карту - ривер. Последний раунд ставок. Каждый игрок может объединить любые три карты на столе с двумя у него на руках, чтобы сформировать покерную комбинацию. Выигрывает тот, у кого самая лучшая покерная комбинация.
У Марка - 51,63 фунта. Завсегдатаи обычно ставят по-дружески пару сотен, Марк думает, что это вдохновит Кита поступить так же. Кит действительно ставит пару сотен, это значит, что Марк должен поставить пятьдесят фунтов. Он не надеется выиграть: если повезет уйти, проиграв не больше пяти фунтов, он будет считать, что ему повезло. Он просто пытается вспомнить расположение рук, которое видел по телевизору.
Пара, две пары, тройка карт одинакового достоинства. Стрейт - пять карт по старшинству. Флэш - пять карт одной масти. Флэш бьет стрейт? Стрейт бьет флэш? Фулл-хаус - пара плюс три по старшинству. Четыре по старшинству. Флэш-рояль - количество денег соответствует названию.
О скольких покерных комбинациях вам хотелось бы услышать?
Вам надо знать о трех.
Марк начал с пятидесяти фунтов. Третья комбинация - АК пик. Он ставит пятьдесят фунтов. Марк повышает на 1 фунт, Френк принимает 1,5 фунта и повышает на 1,5 фунта. Джерри принимает три фунта и повышает на три фунта. Дерек - пас. Кит сбрасывает карты. Тел - пас.
Марк думает: 'Дерьмо'.
Пас.
Мори - пас. Фрэнк - пас. Второй раунд торговли - король бубен, валет бубен, восьмерка пик. Марк ставит фишки. Мори ставит пять фунтов. Фрэнк сбрасывает карты. Джерри и Дерек - пас.
Марк думает:
- Дерьмо.
Он пас.
Четвертая общая карта лицом вверх - десятка пик. Марк ставит 10 фунтов. Мори - пас. Джерри сбрасывает карты. Дерек - пас. Ривер - валет пик. Марк ставит два фунта. Мори ставит десять фунтов сверху. Марк - пас. У Мори - бубновый туз и дама бубен. Марк выигрывает 113,50 фунтов.
Для всех очевидно, что Марк понятия не имеет, что он, черт возьми, делает. Следующие двадцать комбинаций Марк играет осторожно, а Кит теряет все фишки и покупает еще на триста фунтов. Много добродушных шуток за столом.
Марк увеличивает ставку до 150-ти фунтов. Ему хотелось бы уйти, но он остается на месте, берет комбинацию за комбинацией. Берет 8 и 9 треф. У него - большой блайнд. Он ставит еще 50 фунтов. Мори, Фрэнк, Джерри, Тел и Кит остаются в игре. Начинается раунд торговли, десятка и семерка треф, восьмерка пик.
Марк ставит два фунта.
Мори повышает ставку на два фунта. Фрэнк, Джерри и Тел - пас. Кит повышает ставку на двадцать фунтов.
Марк думает:
- Дерьмо.
Он видел комбинации, на которые поставил Кит. Он - пас.
Мори, Фрэнк, Джерри и Тел приняли комбинации, на которые поставил Кит. Они - пас. Игра - шестерка треф. Марк ставит пять фунтов. Мори - пас. Фрэнк повышает на десять фунтов. Джерри сбрасывает карты. Тел - пас. Кит повышает ставку на двадцать фунтов. Марк - пас. Мори сбрасывает карты. Фрэнк - пас. Тел сбрасывает карты.
Ривер открывают, это - девятка бубен. Марк ставит десять фунтов. Фрэнк повышает на двадцать фунтов. Кит - пас. Марк - пас.
У Фрэнка - АК треф. У Кита - K Q червей.
Если Фрэнк выложит карты на стол, получится АК десятка, семерка и шестерка треф. Флэш. Это бьет K Q Кита (черви) плюс J (пики) 10 (трефи) 9 (бубны). Стрейт.
Игра идет три часа, Марк абсолютно уверен, что флэш бьет стрейт. Так что Кит катится к чертям. И в обычных обстоятельствах флэш тузов Фрэнка побил бы флэш десяток Марка. Но Марк снова вскрывается, ага, у него определенно 10, 9, 8, 7, 6 треф, а это - флэш-рояль. Так что их ОБОИХ как следует уделал Король Приемчиков.
Он думает.
Сомневается, можно ли загрести деньги, которые, как он считает, теперь по праву принадлежат ему. Может быть, в правилах покера есть какой-то тайный факт, из-за которого он, загребая деньги, будет выглядеть идиотом.
Дерек говорит:
- Сочувствую твоему горю, Фрэнк.
Черт!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Как поется в песне, ты не считаещь деньги, когда сидишь за столом. По сути, Марк выиграл то, что технически называется 'туева хуча'. Он складывает деньги слева, не считая.
Джерри говорит:
- Ребята, я с шести утра на ногах.
Тел говорит:
- Живем один раз, Джер.
Марк думает: 'Заткни. Чертову. Пасть. Просто иди спать, чертов мудила'
Он думает: 'Но я ведь не обязан'.
Он дрожит. Всё, что ему нужно сделать - это не лохануться, и он сможет выйти отсюда с пятьюстами фунтами в кармане.
Марк не чувствует, что нашел общий язык с Китом, который, кажется, находится в пузыре солипсистского безумия швыряния деньгами. Он не выиграл ничего, что было бы достойно НТБ. Он чувствует себя идиотом в Костюме. А еще - это невероятно скучно. Но если ему удастся пережить изнурительную скуку игры, он сможет...
О скольких комбинациях вы действительно хотите услышать?
Они играют еще час. Кит ставит еще четыреста фунтов. Марк пытается играть без авантюризма и при этом не выглядеть, как п*да. Что-то в окружающей атмосфере говорит о том, что Марк в этом не преуспел.
Что происходит.
Марк берет семерку бубен и двойку треф. Сбрасывает карты. Дерек, Мори, Фрэнк, Джерри, Тел и Кит остаются в игре. Новый раунд торговли: A K червей , шестерка пик. Дерек ставит пять фунтов. Мори, Фрэнк, Джер принимают ставку. Тел недружелюбно повышает ставку на пятьдесят фунтов. Кит принимает ставку, он в игре, а это значит, что кошелек теперь пуст. В настроении окружающих что-то изменилось. Марк дает еще десять минут, прежде чем они соберутся и пойдут домой.
Он видит, что они готовы сбросить карты, нет смысла ставить крупные суммы после мелких, угрюмые лица с каменными глазами оценивают степень истощения ночной щедрости.
Кит говорит:
- Слушайте, парни, я вам выдам расписку.
Джер говорит:
- Без обид, друг, но только наличные.
А Кит говорит:
- Послушайте, я играю в группе. У нас контракт с лейблом и всё такое. Четыре песни в 'Топ-10'. 'Missing Lynx'.
Дерек говорит:
- Без обид, друг, но мы не взяли бы расписку даже у Мика Джаггера.
Это значит, что они никогда, черт возьми, не слышали об этой группе.
А Марк пришел в себя после пятнадцати минут комы и сказал: 'Чертовски офигенная группа'.
Кит поворачивается к нему. Может быть, Марк надеется получить долговую расписку, вроде так поступал Тони Парсонс с Джонни Роттеном, Джо Страммером и другими гигантами прошлого.
Кит говорит:
- Послушай, друг. Я написал песню. Мы записали ее сегодня. Если я переуступлю тебе право собственности, можешь одолжить мне пятьсот фунтов, а песня - в качестве обеспечения?
В конце концов даже барабанщик начинает так думать и говорить, если с пользой проводит время среди костюмов.
Атмосфера снова меняется. Потому что появилась возможность перехода денег, лежащих возле локтя Марка, из надежных рук профессионала, который всю ночь только то и делал, что брал и сбрасывал карты, в ненадежные руки бесноватого ударника.
- Ну пожалуйста, дружище, будь другом, - говорит Фрэнк, а Мори говорит: 'Наименьшее, что ты можещь сделать, вижу, что ты - фанат и всё такое', а Дерек говорит: 'У тебя есть лист бумаги, Джер?', а Джер говорит: 'Что угодно, чтобы помочь другу',
и вдруг Кит пишет что-то на салфетке для коктейля и подписывает, и теперь Марк сидит там с салфеткой для коктейля, а у Кита - много-много-много стопок денег.
Дерек сбрасывает карты. Остальные остаются в игре, их ободряет приток денег в распоряжении Эль Локо, Безумца. Раздача приносит шестерку червей. Тел снова делает недружескую ставку в пятьдесят фунтов. Кит принимает. Фрэнк прнимает. Мори принимает. Джер сбрасывает карты. Выпадает последняя карта. Это - король пик. Тел ставит пятьдесят фунтов, Кит повышает еще на пятьдесят. Фрэнк и Мори сбрасывают карты. Тел повышает ставку на пятьдесят фунтов. Кит идет ва-банк, передвинув все деньги, которые прежде были у Марка, в центр стола. Тел принимает ставку. Раздают карты.
У Кита два туза, фулл-хаус.
У Тела - две шестерки.
Четыре карты по старшинству.
Кит напевает:
'Па-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ
пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам-ПАМ
пам-ПАМ-пам-ПАМ-пам'
- Не везет в любви. Тел, - говорит Дерек. - Напомни мне, чтобы я больше никогда не садился играть с тобой в карты, когда твоя мисюсь тебя выгонит.
Они встают, потягиваются, ворчат, говорят о следующей неделе. Игра окончена.
Тел снова сорвал куш.
У Кита - пустой кошелек.
У Марка - салфетка для коктейля с автографом.
Марк и Кит стоят возле 'Апельсинов и лимонов' в озлобленном лондонском рассвете.
Марк ощущает утраченные пятьсот фунтов как ампутированную конечность. У него в руке - салфетка для коктейля. Чувство такое, что она ничего не стоит и в то же время - что ее не должно у него быть.
Он говорит:
- Послушай, хм, Кит, лучше забери это обратно, я не могу это оставить у себя.
Кит говорит:
- Можешь оставить. Не беспокойся. Я верну тебе деньги. Дай свой номер телефона.
Марк говорит:
- Я дам тебе свой номер, если ты мне дашь свой.
Он хочет сказать:
- Это на самом деле не мой костюм.
Но тогда придется объяснять, что он - мерзкое существо из числа сотрудников Мердока, наверное, это - недостаточное оправдание.
Он говорит:
- Послушай, я на самом деле, как бы это сказать, журналист-фрилансер. Можно ли как-нибудь, скажем, взять у тебя интервью?
Кит смотрит на Костюм.
Равнодушный ветер несет стаканы из вспененного полистирола в пустыню Коммершиал-Роуд.
Он говорит:
- Послушай. Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу.
Марк говорит:
- Да, конечно.
Кит:
- Ты получаешь всё, что, черт возьми, захочешь. Так что просто подрочи.
Марк:
- Но...
Кит:
- Просто, черт, подрочи. Подрочи.
Кит O'Коннор уходит.
Костюм знает, как вести себя в этой ситуации. Из кармана появляется рука с телефоном.
'ДЗЗЗЗЗЗЗЗ щелк. ДЗЗЗЗЗЗЗЗ щелк'.
Черт, из натренированного рта звучит: 'Эй, КИТ!'.
И Кит O'Коннор сворачивает за угол, щелк, щелк, щелк.
И Кит кричит: 'Подрочи, подрочи, чертов дрочила'.
Он снова сворачивает за угол, и снова, и сворачивает на боковую улочку, и Марк думает: 'Ты мне продул полтысячи, дрочила, так что кто из нас тут дрочила'.
Улочка довольно тихая.
Он кладет телефон обратно в удобный внешний карман. Его рука касается чего-то мягкого - бумажной салфетки. Он перекладывает салфетку во внутренний карман лучшего костюма лорда Карнарвона.
Он не может потратить последние 1,63 фунта на транспорт, это ему - до конца месяца. Он тащится на запад.
В семь часов вечера Марк - в 'Старбаксе' на Кингсвей, вываливает на Люси вечернюю грязь, а она подает ему мега-мокко-латте с тремя черничными маффинами. Следующие пять часов он проводит, рассказывая о жизни Клэр в 'Кафе Неро' на Кингсвей, Никки в 'Прет-а-Монжер' на Холборне. Еве в 'Коста-Кофе' на Кингсвей, собирая столь необходимые средства на безденежный месяц.
В полдень 'Ивнинг Стэндард' швырнула в игроков печальной новостью: 'ТРАГИЧЕСКОЕ САМОУБИЙСТВО КИТА О'КОННОРА'. Он подбирает брошенный экземпляр в 'Голове Шекспира' и читает в шоке и смятении.
Но он выкладыает свои последние 1,63 фунта.
И звонит своим репортерам в 'News of the World' с тем, что нарыл, и они чертовски довольны, отличная работа, друг, дай нам всё, что у тебя есть, и, конечно же, Роджер будет просто счастлив возместить двести фунтов, которые Марк предположительно потерял во время игры, как деловые расходы, любую фотографию с радостью поместят на центральный разворот, но им хочется фотографию, ну, конечно, у него есть фотография, конечно, у него есть фотография, а вы как думали? У него есть фотография, на которой Кит О'Коннор уходит в пустыню Коммершиал-Роуд.
Таким образом он выполнил последнюю просьбу Кита О'коннора.
И вообще, он написал глубокий анализ событий вечера для 'НТБ'.
'Missing Lynx' выпустили релиз прежде забракованной песни синглом. По трагической иронии сингл попал прямиком на пятое место в чартах и оставался в 'Топ-10' невероятные двадцать недель.
У Марка до сих пор хранится его салфетка для коктейля, ему по-прежнему кажется, что она ничего не стоит, и в то же время - что она не должна быть у него. Когда песня держалась на пятом месте уже шесть недель, он пробрался в офис адвоката в Скрюз и достал что-то мягкое из внутреннего нагрудного кармана аристократического костюма, предвидя, что получит по шапке, как полный остолоп, если хотя бы помыслит о том, что сувенир бурного веселья в 'Апельсинах и лимонах' может быть представлен в качестве улики в суде.
Гайятри говорит:
- Божечки. Ух ты, молодец какой!
Она говорит:
- Если они попытаются оспорить, тебе могут понадобиться свидетели, но, как говорится, это - бизнес.
Мы можем рассказать без утайки, что Даррен и Стюарт много часов анализировали источник богатства Стинга, которое возникло в немалой степени благодаря тому, что он является автором таких классических хитов, как 'Every Breath You Take', 'Roxanne', 'Message in a Bottle' и 'Every Little Thing She Does Is Magic', так что получает роялти в размере примерно 8-ми долларов (на момент написания) каждый раз, когда вышеуказанные песни звучат в эфире, годы или даже десятилетия спустя после того, как эти песни ушли из чартов навсегда. А тем временем другие музыканты группы 'Police' не получают ни шиша. В результате Даррен и Стюарт много часов спорили, кому принадлежат песни 'Missing Lynx', а вот клавишник Шон и барабанщик Кит никогда даже теоретически не могли бы представить, что смогут себе позволить купить остров на Карибах. Так что Кит терял бесценное время, которое мог бы потратить на то, чтобы бить по разным предметам, впитывая Язык Костюмов посредством осмоза. Благодаря этому он оказался в выгодном положении, когда нужно было переуступить авторские права на салфетке для коктейля.
Так что да, нечего и говорить, что Даррен и Шон не собирались молча принять ситуацию, но новообретенные друзья Марка из 'Апельсинов и Лимонов' сплотились, а клавишник Шон вдруг отказался вспомнить, что песня - скорее их общее произведение, и на нее нет прав у кого-то одного, и Марк срывает куш.
'Ты не можешь всегда получать всё, что захочешь. 'Пам-пам-пам-ПаААААААААААМ-Пам'.
<Глава, в которой Ник покупает «Харлей» за 16 тысяч, потому что когда-то был молодым>
В 1970 году они поехали в свое единственное турне по США.
У «The Breaks» было 100 шоу за 110 дней. Пять своих хитов они сыграли так, как те звучали на пластинке. Шесть других своих песен они сыграли так, что те звучали, как пять их хитов. Они были в Америке, куда мечтали попасть, но совсем этого не замечали. Они видели только номера отелей, сцену и салон автобуса.
Турне проходило не очень гладко, потому что перед отъездом менеджер принес их новую долгоиграющую пластинку. В последний раз, когда они обсуждали обложку, Пит высказал кое-какие идеи в стиле оп-арта, менеджер сказал, что это - интересно, а теперь вот - пожалуйста.
Графику содрали с обложки «Yellow Submarine», добавили мультяшные изображения парней в расклешенных брюках и ботинках, называлась пластинка «Groovin On Down». Имела место неприятная сцена, потому что Пит сказал, что не собирается лететь в Америку, чтобы там ассоциироваться с альбомом под названием «Groovin On Down». Его менеджер сказал, что не понимает, в чем проблема, Пит сказал, что им надо назвать альбом «The Berks», стоявший рядом американец попросил разъяснить, ему ответили, что «беркширец» - сленговое словечко для обозначения болвана, считающего, что назвать альбом «Groovin On Down» - это обалденно. Он сказал, что надо назвать группу «Wee Willie Wanker and His Wallies», сказал: «Ладно, во всяком случае, с этим ничего не поделать».
Что-то такое было в выражении лица Стива, продолжавшего дружелюбно улыбаться, что-то было в его голосе, когда он согласился: «Точно, это - музыка, которая волнует фанатов», хихикнув на слове «фанаты».
Пит сказал: «Ладно, давайте послушаем», и что-то было в том, как ему не терпелось послушать. Он достал из конверта блестящий черный диск и поставил его на проигрыватель.
Часть записи составлял старый материал, а часть - новый, который двигался совсем в другом направлении, но сейчас звучал точно так же, как старый.
Трое других участников группы «Breaks» подскочили к нему быстрее, чем он успел убить их менеджера, который объяснял, что они просто внесли очень незначительные изменения, потому что «вы ведь не хотите разочаровать своих фанатов».
Некоторое время казалось, что Пит не поедет в турне, но потом у кого-то родилась блестящая идея позвонить его отцу, а тот произнес мотивационную речь о Ширли Темпл, о том, что в мизинце этой маленькой девочки было больше храбрости, чем у Пита - вот какой был основной посыл его речи. «Посмотри на Джули Эндрюс, - продолжил отец. - Думаешь, мисс Эндрюс легко было работать с мужчиной, который воображал, что умеет говорить на «кокни»?». Отец объяснил, что эти люди были профессионалами, это всё - не гламур, это - суровая правда жизни, но шоу должно продолжаться.
Пит повесил трубку и передал остальным членам группы ремарку насчет Ширли Темпл.
У «Beatles» был мерч для раздачи автографов, а «Breaks», не будут такое делать для своих фанатов. Каждый менеджер должен найти свой собственный способ утихомирить их темперамент. Что сделал Стив - так это поговорил с парнями перед турне, сказал, что для фанатов очень много значит подписанная копия альбома. Стив сказал: «У Пита, как мы все знаем, очень много фанатов, но он знает, что Пит доволен альбомом не настолько, как хотелось бы, я это уважаю, если Пит не хочет подписывать альбом, он может просто подписывать фотографии, а Майк, Ник и Дэйв будут подписывать альбомы от имени Пита, но, конечно же, я надеюсь, что на свежую голову Пит придумает, как сделать что-то, что будет очень важным для его фанатов. Всё-таки, мы ведь все - профессионалы».
Пит ничего не ответил. На столе лежали четыре стопки фотографий парней и стопка пластинок «Groovin On Down». Майк, Ник и Дэйв взяли по двадцать копий «Groovin On Down». Пит сказал: «Ладно, если для фанатов это так важно...», взял двадцать копий «Groovin On Down» и начал их подписывать.
Так что перед шоу Стив заставлял парней по несколько часов в день подписывать фотографии и пластинки. Ко второй неделе турне три песни из альбома уже были в «Топ-10». Три хита были из нового материала, который смягчили, как старый материал.
Стив не надеялся на благодарность, потому что он просто выполнял свою работу - контролировал, чтобы они не разочаровали своих фанатов.
К счастью, на концертах парни не могли по-настоящему воспроизвести звуковые эффекты, которых Пит добивался в студии, так что три новых хита по звучанию были даже еще больше, чем на пластинке, похожи на пять старых хитов.
Однажды они репетировали в перерыве чумовую песню. Нику надо было выйти, а Майк взял альбомы, подписанные Майком и Дэйвом, и передал их Питу, а когда Ник вернулся, обнаружил стопку альбомов, подписанных Майком, Дэйвом и Вилли Вонкером.
Было слишком очевиднро, что Питу не удается следовать высоким стандартам профессионализма, которые установили мисс Темпл и мисс Эндрюс.
Стив сказал, что так-то ему всё равно, это всё - фанаты, он думал, что они все - профессионалы, но если так, то уж так тому и быть.
Это значит, что в дальнейшем любая копия «Groovin On Down», подписанная Майком, Ником, Дэйвом и Питом, автоматически гроша ломаного не стоила, потому что Пит подписывал только альбомы «Willy the Wanker», «Wee Willie Wanker» и «Shirley», а альбомы, подписанные Питом, появились с тех пор, как Стив привел девушку, чтобы та подписывала альбомы от имени Пита. Альбомы «Willy the Wanker» стоили почти 1 000 долларов, а полный комплект «Willy the Wanker–Wee Willie Wanker–Shirley» - почти 15 тысяч долларов, потому что Пит подписывал их примерно месяц до того момента, как Ник вышел из комнаты. Были двадцать альбомов, которые подписали только Майк, Дэйв и Вилли Вонкер, за ними гонялись коллекционеры, потому что их количество действительно было очень ограничено, и они были связаны с историческим событием. Тогда Стив их конфисковал, так что потом руки потирал, когда увидел, куда всё повернуло.
В середине турне фанаты начали штурмовать сцену. Был большой переполох. Ник, Майк и Дэйв сели в машину, полагая, что Пит - в другой машине. Так что они вернулись в отель, а Пита там ни слуху, ни духу. Всю ночь от него не было вестей. Утром вестей от Пита по-прежнему не было.
Что произошло: Питу удалось спрятаться в грузовике помощника, возившего аппаратуру. Вскоре грузовик тронулся. Когда остановился, Пит из него выбрался. Пошел куда-то, со временем пришел на улицу с магазинами. Была аптека, был ликёро-водочный магазин и магазин «Всё по 10 центов» - так по-американски. Иногда кто-то на него смотрел, два человека закричали: «ПИТ!!!!» и попросили автограф.
Он шел дальше по улице, рассматривал магазины, людей и американские машины. У него было такое чувство, что мир - очень спокойный, что он спрятался в части мира, существовавшей себе спокойно, пока сюда не ворвался Стив.
В ботинке у Пита лежал чек на сто долларов, ботинок - единственный предмет одежды, который не смогут так просто украсть фанаты. Он зашел в магазин «Всё по 10 центов», купил клетчатую рубашку и пару прямых джинсов. Надел новую одежду, а старую выбросил, так что теперь не так-то много людей на него смотрело. Потом зашел в барбершоп, выглядевший, как тот, в который ходил его отец, и попросил сделать стрижку, которую всегда просил сделать отец, а когда вышел на улицу, теперь совсем никто на него смотрел.
Он вышел из городка и начал голосовать на дороге, его подобрал мужчина в белом пикапе «Шевроле». В мире по-прежнему царило полнейшее спокойствие.
Дорога простиралась вперед и выглядела именно так, как, по его мнению, должна была выглядеть американская дорога. Работало радио. Водитель, как оказалось, не был одним из фанатов Пита.
«Да, знаю, расстроюсь я,
Если моя любовь воистину не любит меня.
Не выдержу я разлуку,
Не уходи завтра,
Покидая меня на муку,
Молю, одолжу твое сердце или украду».
Мир был таким спокойным.. Умри от зависти, Пол Маккартни.
Это был конец «Breaks». Пит двигался дальше на восток по «Шоссе 66». Люди останавливались, он открывал рот, они спрашивали: «Вы - англичанин, да?», и для него было просто ничего не жалко. Иногда они ехали по городу мимо магазина пластинок, он видел в витрине девственно чистые копии альбома «Groovin On Down», и они ехали дальше. Спустя какое-то время он приехал на юг, он был такой же американский, но другой, увидел места, где тарантулы скачут на дорогу, а люди действитнельно говорят: «Здрасьте», и он устал это слушать. В одном таком месте он купил гармонику, этот инструмен намного сложнее, чем вам может показаться. Много времени репетировал - МУА-муа-МУА-муа», чтобы набить руку. Он больше никогда не будет анонимом.
В 1998 году у «Bike Magazine» вышел специальный номер, посвященный «Харлей-Дэвидсону», там была вкладка о компании «Harley Owners Group (HOG)». Менеджер компании объяснял, что это - действительно стиль жизни, за другой мотоцикл вы просто платите в магазине, покупаете мотоцикл, и на этом - всё, но с «Харлеем» - это только начало. Сказал, что это - средство найти единомышленников, которые знают, что вам не обязательно всюду ездить на скорости 160 миль в час, чтобы кайфовать. Сказал, что в итоге у вас появятся друзья по всей Европе, во время поездок вы будете встречать людей с таким же интересом к мотоциклам, как у вас, но с другим жизненным опытом.
Я сказал:
- Беримбау - уникальный ударный инструмент из бутылочной тыквы, с одной струной. Если водить по нему смычком, он издает звук, похожий на звук от удара! Беримбау часто используется в Бразилии, он добавит в вашу музыку легко узнаваемый звук «самбы», вам начнут завидовать все ваши друзья.
Мы высылаем вам этот чудесный интрумент в надажде, что вы станете спонсором Ани, дочери бывшего музыканта. Аня - прилежная ученица, она мечтает поступить в колледж. К сожалению, отец Ани Ник не может помочь ей в достижении этой цели. Вот почему нам нужны люди вроде вас. Люди, которые помнят то удовольствие, которое в прошлом дарили музыканты. Люди, которые хотят дать шанс молодому поколению.
Пит, мы надеемся, что вы поможете Ане. Но, независимо от того, согласитесь ли вы помочь этой достойной ученице, беримбау останется у вас.
Пит сказал:
- Что за черт?
Я положил беримбау и смычок на его клавиатуру.
Я сказал, что мечтал стать банкиром. Зарабатывать шестизначные сумы. А не продавать всякое дерьмо на раскладке.
Пит сказал:
- И Пит тебе ни копья не платит? Вот сволочь.
Я сказал:
- Я верну тебе деньги. Три года, и год в Египте.
Я объяснил связь между арабскими цифрами и шестизначной суммой. Сказал, что мне на год нужна пятизначная сумма.
Пит сказал:
- И это всё?
Вытащил из-под кипы бумаг чековую книжку и выписал чек на пятизначную сумму.
Сказал:
- Эгегей, Аня! Не плачь! Эгегей!
Сказал:
- Посмотрим, как работает эта штуковина.
Взял смычок, мягко провел по струнам и запел:
«Я не умею играть буги-вуги,
Зато умею играть уги-дуги,
Будешь уги-дуги со мной?
Уги-вуги-дуги,
Уги-вуги-дуги,
Уги-дуги, крошка, со мной».
Он поднял глаза и сказал:
- Ты знаешь Ника.
Он сказал:
- Ник, знаешь ли, был рок-звездой, зрители, деньги.
Он сказал:
- Знаешь, как раз перед нашим турне в США мы были на Гибралтаре, и я полетел в Африку, просто не думал, что возвращение займет так много времени.
Это было как раз после выхода нашего второго альбома, и Стив много всего там поменял, чтобы сделать его таким же, как первый наш альбом. Альбом стал действительно популярным, фанаты ничего не заметили, так что у меня возникло чувство, что фанаты - полные кретины. Я чувствовал, что меня предали. А Стив нанял нас на целый год концертов, просто играть всё время целый год одно и то же дерьмо.
Так что я просто шел по пляжу и не знал, что делать. Думал, что было бы лучше просто зайти в воду и умереть, чем ездить целый год, я не представлял, как им это удастся. Они превратили мою жизнь во что-то хуже, чем ничего - в пытки ради дополнительных продаж, неужели у нас не может быть достаточно продаж и при этом - что-то для меня во всём этом? Как они могли просто решить, что моя жизнь ничего не значит, ничего не значит, даже если я испытываю, скажем, невыносимую боль. Но дело в том, что они просто не знали, что творят. Они не знали, что отнимают, потому что у них никогда не было ничего настоящего, они не знали, на что это похоже, потому что всё было фейком. Они могли получить уйму денег, ограбив шоу-бизнес. Деньги всегда были для него единственной важной вещью, у них никогда не было ничего другого.
Он сказал:
Не допусти того, чтобы единственным, что у тебя есть, были деньги. Ты ведь не хочешь стать, как Стив.
Он сказал:
- Черт, делай, что хочешь.
Он сказал:
«Буги-дуги-дуги.
Белый сосет.
Буги-дуги-дуги,
Правда сосет».
Он сказал:
- Эй, мне нравится эта крошка!
<Тревор>
- По-настоящему отрезвляющая мысль, - сказал Тревор, - которую местные таланты, боюсь, не совсем осознают: изображение красивого предмета - почти всегда слабая картина. Фактически - гарантированный китч, вы не находите?
Лили и Тревор фланировали вдоль Червелла в Юниверсити-Парке; было предвечерье в начале июля. и сонное спокойствие небес, слабое колыхание ветвей, острия мрачных теней на траве - всё столь тщетно и печально напоминало дюжину полотен, кажется, подтверждая мысль Тревора. Слабейший, чистейший, нежнейший намек на румянец в небесах напоминал с прекрасной утонченностью, что приближается вечер; в памяти тут же возникли несколько картин, но даже мельчайший штришок розовой краски воздействовал бы на зрителя так, словно его ткнули локтем в бок, репликой в сторону объявляя «приближение склона дня».
- Это просто доказывает, что розоватый оттенок прошел ужасно длинный путь, - сказал Тревор.
- И как же, - спросила Лили.
В основном во время разговоров с Тревором Лили всегда с ним соглашалась, так часто соглашалась, что эти разговоры иногда становились положительным образом сократическими - по крайней мере, благодаря разнообразию способов, которые Лили находила для выражения своего согласия. Но когда они стояли посреди парка и оглядывались назад (они подошли к пруду с утками), ее поразило единство оттенков бледного раскаленного неба и бледных ветвей, трепещущих в горячем воздухе: прекрасное спокойствие этого пейзажа, кажется, было чем-то обязано воспоминаниям о наброске мелом или пастели. А эти деревья, растущие группами на открытом пространстве или теснящиеся у реки - эти очаровательные шапки листвы - во всяком случае, для Лили (но она тогда была американкой) часть их очарования была схожа с тем, что ее так восхащало в картинах Констебла, висящих в Музее Ашмола. Конечно, это не значило, что постулат ошибочен. Его подтверждали все эти выброшенные на берег судна в лунном свете, обнаженные девушки с густым слоем краски на сосках, все эти закаты над пустыней.
Но потом возникла упрямая мысль - а как же Ботичелли? Разве не считалось, разве он сам не считал, что рисует красивые изображения красивых предметов? Венера? Примавера? Возможно, просто для нашего времени характерно, что сейчас нельзя быть Ботичелли, теперь изображение красот входит исключительно в компетенцию Максфилда Пэрриша? Так что связь живописи и красоты, возможно, определяется исключительно социально-экономическими факторами, а всё - потому, что Ботичелли не был китчем. Или, возможно, - тут Лили чуть не остановилась, пораженная смелостью и утонченностью, которую вдруг узрела в резюме Тревора, - возможно, в более широкой перспективе, в определенном смысле Ботичелли был китчем.
И тут ее размышления, сначала струившиеся тонким ручейком, который с тем же успехом мог скрываться под землей, выросли в огромный поток, который рано или поздно должен выйти на поверхность, просто обязан во всю длину стать достоянием общественности.
- Как по-вашему, Ботичелли был китчем? - отважилась спросить Лили.
Кто знает, что думали втайне Мено или Полас, но внешне они, кажется, некомпетентны и не могут высказать надлежаший аргумент?
- О, - воскликнул Тревор, - если бы все были Ботичелли..., немного нетерпеливо, поскольку его собственный поток ремарок шумно бурлил на солнце, и как раз собирался низринуться маленьким водопадом веселых шепотков о чае, так что внезапное прекращение покладистого теплого подземного ручья согласия, извержение потока прежней беседы гейзером у подножия водопада оказалось зябким неприятным сюрпризом. Они свернули на проспект, идущий параллельно Норэм-Гарденз (Тревор жил на последнем этаже дома горчичного цвета с видом на парк), и, после краткой паузы (в месте вторжения образовался яростный водоворот):
- Что выберем? - добродушно резюмировал Тревор. - Вернемся ко мне? Или пойдем в чайную?
Лили взвесила варианты: консервативный чай Тревора «St Michael’s Tea Assortment» или более долгая прогулка в ближайшую чайную.
- До Вайкэма нужно немного пройти, но сегодня погожий день.
- Значит, вернемся ко мне?
Тревор шел привычным широким шагом, свернул на развилку, ведущую в Норэм-Гарденз, у Леди-Маргарет-Холла, его шаги порицали неверный ответ столь же яано, как его слова. Лили обычно была более приницательна, но сейчас была рассеянной из-за того, что впервые поднялась на уровень, на котором возвышались беседы Тревора. Перспектива поглощения булочек, сэндвичей и пирожных могла бы повлиять на ее искренность, но интеллектуальная дерзость казалась единственно верным вариантом сейчас, когда в разговоре прозвучала нота строгости, и беседа должна направиться в русло крошащегося шоколадного печенья, сэндвичей с ванильным кремом, розовых вафель и имбирных орехов.
- Мы знаем, что Ботичелли не был китчем, но как нам это обосновать?
Увы, сокритический метод иногда бывает неуместен! Тревор хлопал по карманам в поисках ключей. Когда они вышли на улицу, он посмотрел на Лили с очаровательной скорбной улыбкой.
- Ох уж эти американцы! Вы ведь даже не интересуетесь философией?
- Да, но вы меня спровоцировали! Коснулись вопросов эстетики! - игриво воскликнула Лили, переход на личности слишком четко маркировал изменение темы беседы, чтобы остаться незамеченным, а флирт казался единственным оправданием ее прежней бестолковости.
- Думаю, утверждения общего характера я опровергаю раз в час. А потом, как хороший британский рабочий, делаю перерыв на чай.
Открытая жестянка чая «St Michael’s Tea Assortment» стояла на низком столике. Имбирный пряник и два сэндвича с кремом лежали непотревоженные на тарелке на коленях Лили. Тарелка Тревора наполовину была заполнена целым печеньем, а крошки от второй половины печенья падали на его очаровательный галстук. Две наполовину выпитые чашки чая «Earl Grey» прикрывали с фланга коробку печенья. В вязаном чехле дымился наполовину пустой чайник чая «Earl Grey».
Сцена, по мнению Лили, была мрачновата. Ее взгляд двигался по знакомой комнате - темно-коричневый ковер на весь пол, кресла «Моррис» - на обивке повторяющийся рисунок охотничьей сцены в бледно-коричневых тонах на белом фоне, огромная мягкая софа в красную и коричневую полоску, на которой они сидели. Перед ее глазами мелькали цвета, текстуры, узоры, они приходили на ум, как удачные фразы, отрывки из Цицерона или Тацита вспоминаются учителю латыни, листающему плохое сочинение. Стены украшала пара дагерротипов прабабушки и прадедушки Тревора (не без некоторой язвительности их отняли у других членов семьи), две увеличенных фотографии критских крестьян, маленькая картина маслом молодого джентльмена с конем, примерно 1772 год, одежда, выражение лица, осанка, конь, всё - небрежное комильфо, несколько двоюродных прадедов Тревора (еще одна добыча из фамильного имущества) и голландская жанровая картина, на которой изображена женщина за починкой одежды. Лили задумалась обо всём этом в контексте разговора о китче. Тревор доел печенье, облокотился об угол софы и скрестил ноги.
- Так что вы говорили о Ботичелли? - благодушно спросил он, стряхивая с пальцев крошки. Сдержанный комфорт мягкой софы, бисквиты «St Michael’s», критские крестьяне - кажется, всё это укрепило его дух для спора.
А вот Лили удручал весь этот мрачный декор.
- Я подумала, что его живопись могла бы послужить образцом изображения красивых объектов, которые истинно прекрасны сами по себе.
- Но ведь они выделяются только благодаря своему успеху, не так ли? Тут нет никакой загадки.
- Ну…
Она подумала, что могла бы говорить более гладко над тарелкой булочек с густыми топлеными сливками и клубничным джемом.
- Значит ли это, что любая неуспешная картина, на которой изображен красивый объект, является китчем? Разве в них нет чего-то большего? Разве нет посредственных полотен, изображающих красивые вещи и при этом не являющихся, не знаю, образцом дурного вкуса?
- Полагаю, это - нотка искренности, некая бесстыдная жажда, страстная честность, это ужасно. Так неловко за этим наблюдать, не так ли, словно видеть, как человек в состоянии экстаза распахивает одежду.
- Наверное, так и есть.
- Вот что я понял ранее, - ухмыльнулся Тревор. - Состояние экстаза связано с одной отвратительной привычкой - забываешь привести в порядок одежду.
Лили улыбнулась.
- Могу ли я соблазнить вас еще одной чашечкой чая? Я заварю новый.
- Да, пожалуй, - весело ответила она и для создания праздничного настроения принялась за сэндвич с кремом. Чайник в красном вязаном чехле был принесен на кухню.
- Мне кажется, он довольно сладкий, - Тревор оглянулся и увидел, что Лили стоит перед молодым мужчиной с конем. - Предполагали даже, что это - ранний Гейнсборо. Я не очень-то в это верю, но приятно, что такая идея витает в воздухе.
- Стиль похож, или действительно возможно, что это - Гейнсборо?
- О, я не знаю все детали, к сожалению, слишком многое говорит о том, что это - не Гейнсборо. Боюсь, со всеми действительно хорошими картинами так. Но Гейнсборо это или нет, есть в ней некий шарм. Или это семейная гордость заставляет меня судить предвзято?
- О нет, картина очаровательна! - воскликнула Лили. Если вежливость требует согласия, ремарку следует произнести с твердой убежденностью в случае, если она была задумана не слишком вежливой.
- Я достал эту картину с помощью довольно низких уловок, кто-то может сказать, что это не делает мне чести, но моя добыча перевешивает боль от редких уколов совести. Как бы то ни было, эти уколы гораздо более редки, чем подобает. Это забавная история, но вас она может шокировать. Или вы уже слышали ее прежде?
Этот вопрос предполагал только один ответ, который она незамедлительно и дала со всей убедительностью человека, который слышал эту историю уже два раза.
- Картина принадлежала моей двоюродной бабушке Софи, - начал объяснять Тревор, вернувшись на место и разливая чай. - Она жила в одном и том же доме пятьдесят лет, большой старый викторианский монстр со множеством мансард, загроможденных всем, что она накопила за эти годы, в основном - хлам. Она никогда ничего не выбрасывала, и никому из членов семьи не разрешала это делать, существовала семейная шутка: если кто-то из родственников хотел от чего-то избавиться, тут же оказывалось, что она именно эту вещь и ищет. У нее не было детей, так что всегда предполагалось, что все ее сокровища, каковы бы они ни были. перейдут к детям ее братьев и сестер. Со временем, без сомнения, все эти вещи попали бы к внучатым племянницам и племянникам, но мои шансы получить что-то ценное были ничтожны. Соотношение сил было таково, что я, скорее всего, получил бы ящик битой посуды или заплесневелый театральный бинокль. Никто ни на мгновение не предполагал, что она удосужится что-то кому-то завещать лично, так что все понимали, кто должен получить вещи поинтереснее. Было смутное понимание того, что портрет двоюродного прапрадедушки Гарри перейдет к моему кузену Гарри, он говорил, что портрет ему нравится из-за имени. Я видел этот портрет, когда несколько раз приходил к двоюродной бабушке Софи, и мне хотелось его получить, но было не так-то много шансов этого добиться. ’
- Как же вы его получили?
- Сущий оппортунизм! Так случилось, что мы с друзьями на некоторое время поселились в Сассексе, и в итоге я часто виделся с Софи. (Не смейтесь!). Я сказал ей, каким огромным стыдом станет продажа всего этого с молотка без разбора. Конечно, это было крайне маловероятно, но ее это обеспокоило. Софи попросила у меня совета, и я предложил, чтобы всем дали возможность выбрать предметы, представляющие для них наибольший интерес. Она настаивала, чтобы я сделал выбор незамедлительно! Я позволил себя уговорить, и в итоге унес домой портрет Гарри сомнительной кисти Гейнсборо. Кузен Гарри перестал со мной разговаривать, а это - дополнительный плюс, поскольку он, вероятно, самый скучный человек в этой стране.
У Лили, конечно, уже накопился опыт реакций на эту историю, но она по-прежнему не знала, как следует реагировать на анекдот, выставляющий Тревора в столь неприглядном свете. Зачем он рассказал эту историю? Зачем он рассказал ее Лили?
- Вы никогда не задумывались о том, чтобы получить свой собственный портрет? - Лили жадно ухватилась за то, что казалось ближайшим клочком твердой почвы посреди болота. - Или у вас уже есть ваш портрет?
- Только тот, который вы мне подарили.
О чем это он?
- Идемте, я вам покажу.
Соседняя комната была оборудована под маленький кабинет (Тревор был редактором «University Press», но, кроме того, занимался «своей собственной работой»). Вдоль стен стояли книжные шкафы высотой шесть футов, свободное пространство он оставил лишь для стола. Над столом в рамке «Perspex» висела увеличенная фотография Тревора, которую Лили сделала несколько месяцев назад. У Лили есть копия, это - одна из лучших снятых ею фотографий. Черно-белые зерна, взгляд направлен в перспективу, недоступную для фотоаппарата, профиль в три четверти, лицо манит неведомым - не зракрывается от зрителя, но и не улыбается маниакально в объектив, лицо задумчиво, полно своих секретов - всё это очень удачно сочетается с чертами лица Тревора - очень ровный широкий лоб, длинные прямые брови, бледно-серые глаза, длинные тонкие подвижные губы, в самой нервной текстуре которых, кажется, таилось гармоничное спокойствие.
- Вам нужно было попросить у меня негатив, - сказала Лили. Она отдала Тревору отпечаток, потому что никогда не помешает иметь хорошую свою фотографию, но не представляла, что Тревору фото настолько понравится.
- Эта фотография тешит мое самолюбие. На самом деле у меня - очень скучное лицо, или же зеркало лгало мне все эти годы.
- О, не знаю. Говорят, фотоаппарат никогда не лжет. Конечно, есть фотографии на паспорт - из-за них начинаешь сомневаться, что все фотоаппараты всегда говорят правду.
- Иногда я спрашиваю себя, не показывает ли нам зеркало лишь то, как мы сами себя видим. Фотоаппараты могут показывать нам, как нас на самом деле видят другие. Думаю, те, кто делает фото на паспорт, не очень-то дружелюбно настроены по отношению к человечеству.
- Наверное, нет.
Но дружелюбно ли настроена она сама по отношению к Тревору? Не считал ли фотограф, что главное - интересная модель? У Лили заинтересованный взгляд?
- Я вам рассказывал о своем юношеском увлечении фотографией? Я был таким чудо-ребенком с «Brownie», даже получал награды на национальных конкурсах, хотя, конечно, в категории любителей. У меня тут где-то завалялись альбомы - я вам как-нибудь покажу, если вам это не кажется слишком скучным.
- С удовольствием посмотрю.
- Я поищу. Могу ли я предложить вам выпить?
- Да, пожалуйста.
Лили стояла в углу гостиной. В руке она держала бокал сухого хереса (она предпочитала ликер-крем). В зеркале над камином Лили видела, что приглушенные оттенки становятся еще более приглушенными, спинки кресел, слой бисквитов в жестянке, краешек чайника в красном чехле, отражение мягкой софы в красную и коричневую полоску на профиле в три четверти. В отражениях и рамках очарование комнаты было далеко от оригинала - так обычные или даже уродливые предметы обретают красоту и достоинство, если их нарисовать или сфотографировать. Тревор принес толстый альбом и уселся на софу.
- Отражение придает комнате необычайный шарм, не так ли? - сказал Тревор. - Но во многом это зависит от того, где вы стоите. Подвиньтесь немного сюда, тут самый лучший угол обзора.
Лили сделала несколько шагов к дверям. В рамке появилось колено Тревора, рука на колене.
- Нет, немного дальше.
Еще несколько шагов, и Тревор стал виден полностью.
ОКСФОРД, 1985
<Плантинга>
Вы достигли уровня, если у вас просят биографию или резюме. Иногда это - для каталога. Иногда - для заявки на грант. И, конечно, если вы - фотограф, это противоречит вашей деятельности. Неважно, используете вы темную комнату или цифровую камеру: изображение всегда со временем меняется, вы не можете это контролировать. Как же можно повесить ярлык на то или иное событие?
Плантинга родилась в Берлине в 1956 году, ее мать была эстонкой, отец - неизвестен, считается, что он был журналистом.
Мы знаем, что первый фотоаппарат ей подарили в семнадцать лет. Что она работала няней в Амстердаме. Это была «Лейка», дорогая сердцу вещь Маартена, умершего брата Маттиаса, отца семейства. Но следует отметить, что она, кажется, была горько разочарована, потому что хотела «Полароид», это - тот случай, когда краткое знакомство с технологией определяет ваши увлечения. У нее сто камер и бесчетное количество объективов. Имя «Плантинга» - знак обретения механического глаза.
В том-то и дело: каждый раз, снимая «Лейкой», она спрашивает себя, что бы сделал покойный Маартен с тем, что она сейчас видит.
Она читала «Bajki robotow» Станислава Лема на немецком - «Robotermarchen». «Сказки роботов». Не смогла найти на голландском. Рассказывала эти сказки детям, играла с ними в роботов. Сказки пригодились.
В том-то и дело: если бы она получила ученую степень, можно было бы вписать ее в резюме.
Она устроилась няней в семью, жившую в Оксфорде. Муж был присяжным поверенным, жена - юрисконсультом. Они сказали, что за тридцать фунтов она может посещать лекции в университете. Ее английский был не настолько хорош, чтобы получить ученую степень. Если она захочет получить степень, ее будет связывать учебный план. Пока дети были в школе, она ходила на лекции по философии, на лекции о «Линейном письме Б» и Омейядах.
Чешский диссидент Юлиуш Томин читал лекции о Платоне. В Праге он проводил подпольные семинары по Аристотелю, ему приходилось скрываться от тайной полиции. Его спасла группа оксфордских философов. Сначала на лекции приходили толпы народу, собиралась большая аудитория. А потом его подвергли остракизму. Он был упрям так, как бывают упрямы диссиденты. Не хотел следовать учебному плану. У него была спорная теория о том, что «Федр» - первый диалог Платона. Он читал лекции на кафедре философии, и, наверное, два человека на них ходили. Всё остальное время он делал то, что не смог бы делать кадровый научный сотрудник: дни напролет сидел в Бодлианской библиотеке. Там висят знаки, предупреждающие о том, что фотографировать запрещено, но не во всех залах всегда присутствуют работники баблиотеки, так что она могла фотографировать этого упорствовавшего в своих заблуждениях платоника за работой. Она могла ходить на все эти лекции по философии, потому что была няней, а он мог читать лекции, но никто на них не ходил, потому что они были бесполезны в контексте учебного плана.
«Является ли «Федр» первым диалогом Платона?: 1982–88».
Конечно, она делала очаровательные снимки очаровательного города. Продавала их на открытки.
Она читала «Невидимые города» Итало Кальвино. Читала «Ритуалы взаимодействия» Гофмана. Читала «Le phenomene bureaucratique» Крозье. Именно на кафедре философии она нашла «Преображение банального» Артура Данто. Она фотографировала выпускников, обсуждала «Линейное письмо Б», Омейяды, ритуалы взаимодействия. Она спрашивала: как незаметные в физическом смысле предметы могут быть необычными произведениями искусства? Лица студентов были живыми и заинтересованными, но угнетали: их ждала аудиторская фирма «Arthur Andersen» и торговые банки, они слишком поздно узнали об утраченной возможности изучать «Линейное письмо Б». Конечно, эти фотографии пользовались популярностью. Конечно, она с легкостью получала новые заказы. Конечно, ее приглашали фотографировать на свадьбах и бар-мицвах. Конечно, было не так-то легко понять, что из этого сделал бы покойный Маартен.
Вудфордс учил ее играть в бридж. Это пригодилось.
Экономист учил ее играть в покер. Это пригодилось.
Так могло продолжаться и дальше, но нет.
«Cultiver son jardin : 1988–2002»
В 1988 году Плантинга сняла комнату в Восточном Далвиче у эстонской минималистки Лиисы Руутелы. Руутела заняла пустующий дом в Бермондси с автором инсталляций Эндрю Хопкинсом, изучила технологии строительства (прокладка труб, прокладка проводов, оштукатуривание, столярные работы), преподавала в «Голдсмит» и «Сентрал-Сент-Мартинз», купила за бесценок дом, предназначенный на снос, отремонтировала его, начала сдавать комнаты и бросила преподавание. Она могла бы сказать, что ее картины черпали энергию из того факта. что она не преподает, не вкладывает всю эту энергию в студентов. Поскольку Плантинга не была студенткой и просто жила в доме, она постоянно находилась в эпицентре этого энергетического вихря. Всё внимание было направлено на искусство, а не на нее, так что, как ни парадоксально, она получала благодаря этому больше, чем могла бы получить от вещей, которые можно указать в резюме. Она могла прийти в студию и слушать там о вещах, которые должны появиться, слова ложились на воздух, словно краска на холст, не застывая под иллюзорной властью определенности, которую мы видим на странице напечатанного текста. Она видела то, что не очень-то увидишь в галерее - историческое развитие художника, картину, которую художник оставил позади, чтобы создать новую. Было еще кое-что: практики Эндрю Хопкинса воплощались в трубах и кухонном буфете, он повесил лампы, а со временем - построил теплицу на заднем дворе, эта компактная минималистская живопись могла висеть рядом с арматурой, эти различные потоки вещей просачивались сквозь ваши пальцы. Само собой разумеется, можно было фотографировать. Конечно, со временем им захотелось, чтобы ты фотографировала для каталогов.
Это не само собой разумелось. В детстве она заблокировала в мозгу эстонский язык. Если мать разговаривала с тетей, она ничего не понимала, потому что ее мать говорила на комическом немецком, и это смущало. Но Лиис Руутела отлично владела английским, могла обсудить императив Канта и объяснить, как перекрыть воду в раковине, без труда применяла такие слова и словосочетания, как «безделушка», «специалист-консультант» и «беспорядок в делах». Если она размещала на «eBay» объявление о продаже тостера, текст пронзал насквозь. Так что чувство было такое, словно эстонский язык тридцать лет развивался в мозгу Плантинги, словно Лиис позвонила сестре, понимание вернулось на место, Лиис кладет трубку, и эстонские слова вдруг льются изо рта, который не разговаривал с тетей и матерью, и, в то же время, было такое чувство, словно мозг ждет твердых доказательств того, что английский язык возможен для чужака, всё встало на место: если ты - фотограф, ты заметишь, если что-то сообщает тебе о времени.
А потом настали другие времена. Галерист Руутелы взял двадцать ее работ во «Фриз», они произвели фурор, все раскупили за несколько часов, так что. конечно, Лиис подумала, что больше не нужно сдавать комнаты. Но галерея не спешила присылать деньги, начались долгие разговоры по телефону, каждый раз Лиис шла в сад, копала, сажала растения и делала бордюры из камней. Плантинга там больше не жила, но каждый раз, когда приходила, видела изменения в саду или, возможно, новую кухню наверху. Так что, конечно, это - фотографии, которые нужно сделать прежде, чем ты поймешь, что с ними делать, возвращаешься, а там - пруд с природным водопадом, каменистый водоем, карп и японский клён. Это словно приехать на реку Колорадо и увидеть, как вода тысячелетиями пробивается сквозь слои каменных пород.
Она играла в покер в «Vic» на Эдгвар-Роуд.
Играла в бридж в «Молодежном клубе Челси». Действительно играла.
Напомню, она посещала семинары по философским исследованиям. Могла рассуждать о языковых играх и ритуалах взаимодействия. Она могла оплачивать аренду и покупать одежду, не пытаясь умаслить своего галериста. У нее были друзья-мажоры, которые играли во «Фленнери Два бриллианта» и запросто могли купить пять копий.
«Подготовка к обеду с другом-геем: 2003–4».
«Роль экспрессии во взаимодействии человека и робота: 2003–4».
Это была небольшая шалость. Ну ладно, это было плохо. Айво с ней больше не разговаривает, так что да, нехорошо.
Она получила место в художественной резиденции Института робототехники при Университете Карнеги-Меллон в Питсбурге. В Питсбурге большая польская диаспора, так что вот что она делала - просила людей записывать «Bajki robotow» на польском, а потом договорилась с одним парнем из Института, чтобы он сделал роботов, которые будут рассказывать эти истории, а потом сняла видео, как дети-аутисты с удовольствием общаются с роботами.
А Питтсбург, как вам, наверное, известно, построен на месте слияния трех рек, можно сесть в троллейбус, ехать по отвесному берегу и рассматривать город, вы увидите реки и десятки маленьких подвесных мостиков, которые обязательно полюбите. Ей встретилась девушка, которая сказала, что некто предложил оплатить ее аренду на год. Этот некто хочет, чтобы фотографию этого пейзажа сняли из окна его квартиры, в которой он живет, как на природе. Всё, что ей нужно сделать - въехать в квартиру и обставить ее по своему усмотрению. Этот некто решил, что она будет заниматься какой-нибудь деятельностью - например, гладить салфетки или что-то в этом роде. Он хотел включить эту обычную повседневную деятельность в контекст стального города.
Обычную! Повседневную! Плантинга видела, что девушка просто потрясена.
Девушка училась в художественной школе. У нее даже не было утюга. У нее даже не было бумажных салфеток, если она приглашала гостей на обед, отрывала куски бумажного полотенца. Но въехав в квартиру, она сразу купила утюг и гладильную доску, купила тканевые салфетки, а если у вас появились тканевые салфетки, наверное, вам нужна скатерть, так что она купила скатерть в тон. И, наверное, она вернулась к естественной жизни, но Айво всё время повторял: «Я хочу, чтобы ты выполняла какую-то обычную повседневную работу, например, пылесосила или вытирала пыль», и, конечно, Айво мог явиться в любое время, чтобы поэкспериментировать со светом, так что она чувствовала, что квартира должна выглядеть презентабельно по мнению человека, который считает, что уборка пылесосом - повседневная деятельность. Так что она начала фанатично вести домашнее хозяйство - убирала пылесосом, мыла и расставляла посуду, купила чайник, креманку, сахарницу, маленький поднос и стеклянное блюдо для печенья.
Это была словно крайняя форма распространенного явления, когда вы пригласили на обед друга-гея, и вдруг вспомнили, что у него в ванной полотенца для рук и ароматическое мыло, а вы живете в грязи. Или, во всяком случае, она думала, что это - такое явление, а это было просто восприятие человека с механическим глазом. В то время у нее водились кое-какие деньги. Она сняла квартиру, нашла девушку, которая будет там жить, и сказала, что остальные детали пусть улаживает ее асссистент. Одна из причин, по которой она любит гей-бары: там фанатично внимательны к деталям, тебя там холят и лелеят, так что ты чувствуешь, что можешь там следить за кем-то, соблюдая обряды, и это не будет считаться обесцениванием. Так что она спросила Эда Витторини, владельца ее любимого бара, может ли он об этом позаботиться, сказала, что жилица будет заниматься обычной повседневной работой, а он просто должен обеспечить ей возможность действовать и жить в квартире естественным образом. И, конечно, результат - эти две девушки в квартире с гладильной доской, тканевыми салфетками, скатертью в тон, чайным подносом и чем-то в мешке для одежды, который только что принесли из химчистки, и с вазой свежих цветов.
<Антураж>
Он полетел в Краков без какой-либо определенной цели.
Нашел рейс за пять евро, за дополнительные девять евро можно было взять чемодан весом 20 кг, или 44 фунта. Он упаковал в чемоданчик книги.
Он зашел в книжный магазин и начал открывать книги. Пример случайно попавшихся слов:
wzsyedł
gwiezdnie
wszystko
zwyciężyć
Обратите внимание на частоту использования букв «z», «w» и «y». На самом деле, этот пример нерепрезентативен, потому что в более широкой выборке польских слов столь же часто встречаются буквы « j» и «k». Два предложения:
Żył raz pewien wielki konstruktor-wynalazca, ktory nie ustając, wymyślał urządzenia niezwykłe i najdziwniejsze stwarzał aparaty.
Żył raz pewien inżynier Kosmogonik, ktory rozjaśniał gwiazdy, żeby pokonać ciemność.
Когда-то он читал сборник «Robotermarchen», сказки роботов, на немецком. Перевод рассказов Станислава Лема. Конечно, не понял, что слово “gwiazdy,” из этого предложения, что бы оно ни значило, встречается в оригинале. Конечно, он не знал, что ориганал называется «Bajki Robotow».
Сейчас вдруг неожиданно понадобилось купить маленький чемоданчик и наполнить его книгами, в которых очень много букв «z», «w», «y», «j» и «k». Нужно нанять кого-то, кто полетит с ним в Берлин, чтобы сопровождать чемодан. Словослав - кандидат, в имени которого - самые лучшие буквы.
Его жизнь сейчас была довольно сложной по причинам, которые мы не будем здесь обсуждать. Ему часто приходилось путешествовать. Понимаете, он никогда не знал, на сколько нужно будет уехать. Если это поездка просто на сутки, можно обойтись парочкой старых любимцев, но однажды, понимаете, он полетел в Бильбао и неожиданно застрял там на несколько недель.
Некоторое время он принимал меры предосторожности - бронировал второй билет и нанимал кого-то нести второй чемодан. Не то что ему вдруг стало тяжело возить за собой дополнительный багаж - просто, очевидно, всё - намного проще, если багаж сопровождает человек, который может нести его для вас.
Он принял все меры предосторожности на случай непредвиденных ситуаций, но факт в том, что ему нужно рассмотреть кандидатуры на второй чемодан. Ему по-прежнему необходимо собрание книг, заполняющее первый чемодан, но теперь у него есть для рассмотрения «Bajki Robotow», не говоря уже о других книгах, количество которых слишком велико, чтобы их здесь перечислить.
Он полетит в любом случае - возможно, в Стамбул, со своим первым чемоданом, за которым будет присматривать лично, а о втором чемодане позаботится сопровождающий, а по прибытии в Стамбул он откроет для себя так много новых книг, которые никогда просто не видел. Знаете, книги с «i» без точки. Умляутов выше крыши. Очевидно, придется купить новый чемодан и нанять кого-то на месте, чтобы полететь обратно с этим чемоданом.
Американцу не нужно учить язык для общения. Наш герой должен выбрать язык так же, как выбирает собаку или музыкальный инструмент.
Как-то раз он полетел в Копенгаген. Датское слово, обозначающее остров - O. Обыкновенные туристы не воспринимают этот феномен как причину для покупки чемодана и найма датчанина.
Он воспринял вышеуказанный феномен как монофтонгический закрытый среднепередний либиализованный гласный. Достоверные источники сообщили ему, что это - звук в британском “bird” - «птица» или, в облегченной форме, звук французского “bleu.” Он решил сидеть в кафе в Копенганене и уломать какого-нибудь местного жителя на запись «Odins O» в GarageBand на своем «Макбуке». При случае он сел за столик в кафе Осло и уговорил ничего не подозревавшего местного жителя выбрать книгу из чемодана и записать отрывок из нее.
Интересно, все знают, что «La disparition» Перека - это книга, в которой ни разу не появляется буква «е», но вот «Беги, кролик, беги» ни разу не упоминалось в качестве аналогичного произведения, в котором нет буквы «е». Ангстрем - вот так правильно звучит фамилия заглавного героя.
Лучше покориться неизбежному. Действительно проще, знаете ли, купить пустой чемодан и нанять ему сопровождающего до вылета. В каталонском языке очень распространена буква «х». «Беллетристика» - «ficcio». На самом деле ему не удалось немедленно найти каталонца в Берлине, а после размещения объявления в барселонском «Каталоге Крэйга» появился Франциск.
Это было только начало. Времена, когда он мог пробавляться одним дополнительным упакованным чемоданом и носильщиком, а так же - одним пустым чемоданом, полной копией первого.
Как-то он заметил, что на самолете компании «EasyJet» можно полететь в Бильбао, десять человек, у каждого - 20 кг зарегистрированного багажа, за 346,90 фунтов. Всего 34,69 фунта на человека.
Потом, летая в Бильбао, он покупал один билет для себя, и двадцать - для антуража.
Во многих смыслах было бы проще разместить антураж в номере хостела на двенадцать человек, но он не мог себя заставить это сделать. Один раз попробовал, но это оказалось ошибкой. Болтливо-злоречивый антураж нужно было заменить новым чистым антуражем.
Он занимался вещами, не лез в чужие дела, его втянули в разговор, он ушел, оставил сообщение для члена антуража о том, что присоединиться в Урумки.
Книги помечены цветными флажками. Есть пометки на полях.
Он покупает книги. чтобы напомнить себе, что нужно их прочесть.
В какой-то момент ему показалось, что придется заменить члена антуража. Франциск был подвержен приступам хандры. Вовсе не очевидно, что Хавьер или Хулио не подойдут для этой работы лучше.
Он понял, что самый лучший способ с этим справиться - вести себя непринужденно и разместить объявление в «Каталоге Крэйга».
Если ваш антураж состоит из двадцати человек, всегда существует вероятность, что кого-то придется заменить.
Каждый из членов антуража являлся носителем языка, на котором были написаны книги в его чемодане. Когда наш герой хотел узнать, как произнести какой-нибудь отрывок, когда он хотел освежить в памяти звучание слов, он тут же включал запись, сделанную в «GarageBand». Такое в Интернете не найдешь. Так что невозможно найти замену, нужен полный набор языков, принадлежащих ко второй серии. В какой-то момент он понял, что ему нужно кого-то нанять, чтобы этот человек управлял антуражем, поддерживал готовность дублеров.
Было бы идеально, чтобы дублер ждал в каждом городе. Никогда ведь не известно, когда член антуража просто в спешке уедет.
Такие вещи он не стал бы делать сам. Он попытался спихнуть это на своего юриста. Юрист спихнул это на кого-то молодого и глупого, а тот делал ошибки по невнимательности - работа не столь уж важная, чтобы заслужить компетентного исполнителя.
- Ну смотрите, - сказал он. - Тут ведь всё абсолютно ясно. Просто нужен носильщик, подходящий к чемодану. При покупке чемодана вы не идете просто так по улице и не хватаете первую попавшуюся вещь, вы выбираете чемодан в соответствии с его избыточными эстетическими качествами для транспортировки вашего имущества. Имя носильщика должно указывать на эстетические качества. В свою очередь язык, на котором говорит носильшик, должен соответствовать книгам, лежащим в чемодане, с сугубо утилитарной целью, поскольку от него или от нее в любой момент может потребоваться записать материал из одной из соответствующих книг. Следовательно, в каждом случае необходимо нанимать заместителя, который тоже говорит на соответствующем языке и носит надлежащее имя.
Молодой глупый юрист сказал, что не уверен, что поймет, какое имя - надлежащее.
Он отметил, что было бы просто целесообразнее нанять преемников с такими же именами, как у нынешних сотрудников - можно было бы ожидать, что выпускник Гарвардской юридической школы до такого додумается самостоятельно.
Последовал бесконечный обмен любезностями.
Его юрист брал 450 долларов в час: 200 - за услуги этого тупицы. Такая сумма была бы весомой для человека, работающего в антураже. Фактически, человек, работающий в антураже, и есть самый лучший человек для найма в антураж.
Ему нужно было вернуться в Нью-Йорк по причинам, которые мы не будем здесь обсуждать. Он разместил объявление в «Каталоге Крэйга» и начал проводить собеседования в «Circa Tabac», где разрешалось курить.
В перерывах между собеседованиями он разговаривал с Шивон за баром, объяснял ей специфику антуража. За гипотетические чаевые в размере 10-25 долларов ирландская барменша одарит вас спокойной симпатией, если не сказать - гэльским шармом: так не одарит вас эмпатией за час, включенный в счет, не только пробивной юрист с гонораром 450 долларов в час, но и начинающий честолюбец с гонораром 200 долларов в час.
Женщина в баре сказала, что ее муж выиграл в покер суши-ресторан. Ресторан закрыли за нарушение норм рыбной гигиены, владелец недальновидно подчинился букве закона и пренебрег его духом. Она его раскритиковала. Муж ушел и оставил ее с двумя маленькими детьми.
- Вы, случайно, не ищете суши-ресторан? - спросила женщина. - Мне сказали, что одна только суши-карусель стоит пятнадцать тысяч.
Огненно-рыжая девушка в баре сказала, что ему следует стыдиться. Он должен что-то сделать для ближнего.
Он собирался возразить, но вдруг понял, что кое-что мог бы сделать с суши-баром. В детстве он любил книгу «Чарли и шоколадная фабрика».
Мать двоих детей ушла. Он бросился к двери, осмотрелся по сторонам, увидел, что несчастная женщина успела отойти на порядочное расстояние, и побежал за ней, запыхавшись.
Двадцать детей можно расставить по периметру ленты конвейера! Можно раздавать задания с цветовыми обозначениями! Ребенок получит шанс накопить баллы! Баллы дадут ребенку право выбрать тарелку пирожных, булочек, шоколада или других вкусностей с ленты конвейера!
Он прыгает вокруг нее в галстуке-бабочке.
Исследования доказали, что отказ от немедленной награды - необходимое условие получения награды в нашем сложном обществе. В рамках вышеупомянутого исследования ребенку дали маршмеллоу и сказали, что ребенок может съесть его сразу, а может подождать, и тогда получит еще одно маршмеллоу. Это абсурд. Что это за стимул - маршмеллоу.
Конечно же, он хочет по максимуму использовать жажду людей получить немедленную награду. Хочет предложить детям возможность выигрывать одну шоколадку за другой. И, наверное, хочет решать, какие сорта шоколада наиболее эффективны.
Он мог бы установить конвейер для суши в каждой школе, и допускал бы туда только самых трудолюбивых учеников.
Он прыгает вокруг нее по тротуару в галстуке-бабочке и объясняет свое видение.
Ему не нужно срочно искать деньги для покупки легендарного конвейера суши с сопутствующим рестораном.
Несравненная Шивон нашла для него менеджера антуража, в чьи умелые руки он передал задание по набору двадцати детей.
У него было столько денег, что он не знал, что с ними делать.
Теперь у него было столько детей, что он не знал, что с ними делать.
Конкуренция за место вскоре стала очень жесткой.
Будучи вынужденным автодидактом, он прочел книгу Барбары Годвин «Справедливость в лотерею» и пришел в восхищение. Неоспоримый факт заключается в том, что в наследственной монархии должность главы государства распределяется фактически в лотерею, в лотерею рождения, а потом человека готовят к этой должности. Спорно, что такая система могла бы работать лучше для любого количества должностей, чем нынешняя система, в которой на каждом ее уровне чисто образовательные цели часто являются вторичными по отношению к требованиям способности сигнализирования. Конечно, лотерее не нужно быть лотереей рождения. Точно так же, конечно, ее результаты не обязательно являются окончательными: если ему не изменяет память, Годвин рекомендовала пятилетнее ограничение, но, несомненно, он мог бы установить другие сроки.
Поскольку у него было только двадцать рабочих мест, ему не хотелось продираться сквозь поток заявок (конечно, заявки польются потоком, как только распространятся слухи об идеальности системы). Намного проще отдать эти места первым двадцати детям с привлекательными именами. (Будучи автодидактом, он много читал о быстрой эвристике, эта тема была намечена уже Гердом Гигеренцем из Института Макса Планка).
Имена первых двадцати одаренных детей были не столь интересны, как имена его антуража. Многих претендентов, например, звали Мэтью и Джош. Чтобы вы имели представление, вот имена первых десяти участников антуража: Торвальдур, Ойвин, Ольгерд, Ярда, Хакан, Ференц, Франциска, Кнут, Хулио, Хомин. (Он согласился с менеджером, что имена антуража должны оставаться неизменными, хотя временные их носители могут приходить и уходить; так - довольно просто указывать в объявлениях желаемые наименования). Ему удалось найти Ниамда, Цезангари, Амартию, Жигмунта и Дзо, прежде чем он смирился с меньшим из зол. (Мы вынуждены признать, что дух противоречия заставил его провести отдельную сессию для людей исключительно по имени Джош).
Он разрабатывал разнообразные остроумные планы. План по изучению кириллицы. (Он пришел в восторг, когда узнал, что по-русски «Protopope» - это «Протопоп».). Планы изучения логарифмов, тригонометрических тождеств, простых дифференциалов. Были разные задания, после правильного их выполнения ребенок сможет выбрать пирожное с движущейся ленты конвейера.
Каждая сессия длится три часа. Потом детей отпустят поиграть.
У него развилась мегаломания. Суши-карусель, предположительно, стоит дешевле, чем лишение свободы. Не станет ли она средством предотвращения подростковой преступности?
Потом он подумал, что перпендикулярно конвейеру можно будет поставить маленькие столики, каждый - на восемь человек. С помощью продуманных манипуляций можно будет усадить сто шестьдесят человек! Каждый столик будет находиться под контролем члена антуража. Это - действительно очень легкая работа.
Любовь к некоммерческим проектам ≠ талант взаимодействия с министрами правительства.
Если ребенок будет шалить, его исключат без права возвращения.
Когда у него спросили, он заявил, что изучал роль шоколада в академической успеваемости.
Является ли шоколад более эффективным, чем мороженое? Не может ли быть так, что одни дети лучше реагируют на шоколад, а другие - на мороженое?
Когда-то он читал книгу Орландо Паттерсона «Рабство и социальная смерть». Будучи в силу необходимости кем-то вроде автодидакта, он принял эту книгу близко к сердцу. Паттерсон утверждал, что в Древнем Риме рабы часто предпочитали латифундии, плантации, где им приходилось тяжело работать, но они жили без надзорва, а не более легкую жизнь домашнего раба. Кто бы это не понял? И кто бы не понял, что ребенок был бы во многих смыслах намного счастливее, окупая себя, а не ведя жизнь избалованного домашнего питомца.
Дети зарабатывали баллы, произнося по буквам слова «čokolada» и «cioccolata».
Для сессии Джошей нельзя было выбрать более удачное время.
Чтобы сделать всё надлежащим образом, он хотел, чтобы Борхеса читал аргентинец, Варгаса Льосу - перуанец, Гарсиа Маркеса - колумбиец. И так далее. Но иногда ему не хотелось забивать голову. Он понял, что проще выбрать одно легко запоминающееся имя для всего испаноязычного контингента. Он выбрал Хулио. Вскоре в его распоряжении были Хулио Аргентино, Хулио Чилино, Хулио Боливиано, Хулио Перуано, Хулио Венесуэлино, Хулио Колумбиано, Хулио Сальвадориано, Хулио Мексикано (и так далее, конечно). Аналогичным образом ему нужны были египтяне, чтобы читать Махфуза и аль-Гитани, сириец, чтобы читать Адониса. и так далее, конечно, но предприниматель должен правильно расставлять приоритеры, он понял, что проще всего нанять когорту Хасанов. Для отличия их звали Хасан аль-Сириани, Хасан аль-Ливани, Хасан аль-Магриби и прочие.
Иногда между Хулио и Хасанами вспыхивали перебранки, но теперь у него был менеджер антуража (хвала небесам!), который успокаивал волнения.
Он придумывал еще более изобретательные задания и хитроумные награды за их выполнение.
Давайте представим себе меню возможных заданий и наград. Возможное задание - решение алгебраических задач, составленных на венгерском. Награда - пятиярусный свадебный торт. (В качестве стимула торт явно кладет маленькое маршмеллоу на обе лопатки).
Сейчас он понял, что попытка создать сеть школ была бы ошибкой. Он является объектом нежелательного контроля. Конечно, что нужно - так это сеть ресторанов, ориентированных на детей. Место, где родители могут оставить ребенка в любое время суток. Не все могут себе позволить частную школу. Люди смогут себе позволить одну-две сессии в неделю в учебном ресторане. Во время притока средств можно отравить ребенка в ресторан, а когда средства иссякнут, вернуть обратно в государственную школу.
Он безоглядно бросился разрабатывать сеть, которая, как он предвидел, станет гибридом, сочетающим в себе самые лучшие черты «Dunkin’ Donuts», «Baskin-Robbins» и «YO! Sushi». Через два года у него уже были франшизы в Нью-Йорке, Вашингтоне, Майами, Бостоне, Провиденсе, Филадельфии, Чикаго, Канзас-Сити, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Денвере, Сиэтле, Портленде, Миннеаполисе и Сент-Поле. Сессии «только для Джошей» неожиданно стали очень популярными. (Оказалось, что сто шестьдесят мест за столиками можно заполнить исключительно Джошами).
Богачам всё равно, что с вами происходит.
Однажды по счастливой случайности он узнал, что может модернизировать антураж.
Случайнео он купил в Барселоне DVD-диск с фильмом «Гарри Поттер и философский камень». Оказалось, что фильм можно смотреть в дубляже на французском, немецком, голландском, фламандском, датском, итальянском, бразильском и «португальском» португальском, испанском, каталонском, баскском, греческом, венгерском, турецком, чешском, словацком, польском, норвежском, шведском, финском, болгарском, румынском!, уэльском, ирландском, шотландском гэльском! хорватском! мандаринском! японском, хинди, тамильском, пенджаби, урду.
Он прикорнул на диване в гостиничном номере.
Очевидно, будет намного проще, если каждый чемодан не будет контролировать носитель языка, на котором написаны книги, лежащие в чемодане: можно будет распределить по три чемодана на человека. Например, ему отлично может хватить штатного состава Хулио и Хасанов.
Он назначил Джоша ответственным за сеть ресторанов. Мальчик выиграл 1,597 банок арахисовой пасты «Reese’s», 326 шоколадных апельсинов, 861 эскимо, 119 пинт «Ben & Jerry’s Chunky Monkey», 200 пятифунтовых плиток «Hershey’s Chocolate», 21 пятиярусный свадебный торт, всё - в индивидуальной упаковке. Вряд ли удалось бы найти более квалифицированного кандидата с помощью более конвенциональных рекрутинговых средств.