Тщета, или крушение «Титана»

Глава 10

На первом этаже Лондонской Биржи есть большие апартаменты, покрытые столами, вокруг и между которых течет торопящаяся, кричащая толпа брокеров, клерков и посыльных. Обрамлением этих апартаментов служат двери и вестибюли, ведущие в соседние кабинеты, где расставлены доски бюллетеней для ежедневных сообщений со всего мира о морских происшествиях. В одном конце находится возвышенный помост, освященный присутствием важной персоны. На специальном языке Сити эти апартаменты известны как «Комната», а персона как «Позывной», который своим сильным монотонным голосом называет имена членов, ожидающих в дверях, и голые подробности новостей, должных быть вписанными мелом в бюллетени.

Это штаб-квартира Ллойд — огромной ассоциации страховщиков, брокеров, и транспортных конторщиков, которые с конца семнадцатого века обслуживали клиентов в кофейне Эдварда Ллойда, чтобы, оставив это имя для названия, развиться в корпорацию столь хорошо оснащенную, столь прекрасно организованную, что короли и государственные министры обращаются к ней временами за новостями из-за границы.

Под английским флагом ходят в море лишь те капитаны и помощники, чьи записи (даже о драках в кубрике) сведены у Ллойда в таблицы для ознакомления потенциальных клиентов. В рабочее время страховщиков на необитаемые берега этого мира выбрасываются лишь те корабли, о которых Ллойд в течение тридцати минут извещает сильным монотонным криком.

Одна из примыкающих комнат называется «Картографической». Здесь, в совершенном порядке и последовательности, каждая на своем валике, находятся новейшие карты всех стран, наряду с библиотекой навигационной литературы с описаниями мельчайших подробностей заливов, огней, скал, мелководья, и навигационных курсов у любой береговой линии, изображенной на карте; следы последних штормов; перемены океанских течений, местонахождения судов, покинутых экипажем, и айсбергов. У одного из членов Ллойда имеются предположительные сведения о морях, с которыми редко расходятся наблюдения мореплавателей.

Другие апартаменты — «Капитанская комната» — выделены для веселья и кутежа, тогда как еще одна — «отдел Исследований» — является полной противоположностью первой, поскольку там люди озабочены розысками и получением последних новостей о том или ином опаздывающем судне.

В день, когда скучившаяся масса страховщиков и брокеров ринулась на зычно и страшно провозглашенное известие о том, что погиб гигантский «Титан», а газеты Европы и Америки через дополнительные тиражи распространяли скудные подробности о прибытии в Нью-Йорк одной шлюпки с пассажирами, в этом учреждении собрались плачущие женщины и озабоченные мужчины, которые спрашивали, и оставались для ожидания свежих новостей. Как только пришла последняя телеграмма с рассказом о кораблекрушении и именами капитана, первого помощника, боцмана, семерых матросов, и одной спасенной пассажирки, раздался голос худощавого пожилого мужчины. Восклицание было настолько пронзительным, что его слова заглушили хор женских рыданий:

«Моя невестка спасена, но где же мой сын, — где мои сын и внучка?» Он поспешно вышел, но появился на следующий день, и на следующий тоже. И когда, на десятый день ожиданий и наблюдений, он узнал о прибытии в Гибралтар еще одной шлюпки с моряками и детьми, он медленно покачал головой и, пробормотав: «Джордж, Джордж», вышел из комнаты. Этой же ночью, телеграфировав о своем прибытии консулу Гибралтара, он пересек Ла-Манш.

В первые шумные приступы расследования, когда страховщики взбирались на столы и друг на друга, чтобы снова слушать о крушении «Титана», один — самый шумный из всех, мясистый, с крючковатым носом и вспыхивающими черными глазами — вырвался из толпы и направился к «Капитанской комнате». Там, после порции бренди, он тяжело сел со стоном, вышедшим из глубины души.

«Праотец Авраам», пробормотал он, «это погубит меня».

Зашли другие люди, некоторые чтобы выпить, другие чтобы выразить сочувствие, все — чтобы поговорить.

«Тяжелый удар, Мейер?» спросил один.

«Десять тысяч», мрачно ответил он.

«Ты бы придерживался правил», сказал недобро другой; «заведи больше корзин для своих яиц. Знал, что ты вынесешь это на обсуждение».

Хотя Мейер сверкнул на сказанное глазами, он смолчал, но напился до безумия и ушел домой с помощью одного своего клерка. После этого, забросив свое дело — кроме чтения иной раз бюллетеней — он все время пьянствовал в «Капитанской комнате», жалуясь на свою судьбу. На десятый день его водянистые глаза узрели, в бюллетене с новостью о прибытии в Гибралтар второй лодки с людьми, следующее:

«Ах, мой Бог», изумился он, бросившись к «Капитанской комнате».

«Бедняга… бедный олух из народа Израилева», сказал один наблюдатель другому. «Он застраховал весь «Королевский Век» и наибольший кусок «Титана». Для улаживания дела ему пригодятся бриллианты жены.

Три недели спустя мрачную летаргию Мейера нарушила толпа кричащих страховщиков, которые, вломившись в «Капитанскую комнату», схватили его за плечи и поволокли к бюллетеню.

«Читайте, Мейер — прочтите это. Что вы об этом думаете?» С некоторыми затруднениями он читал вслух, покуда остальные наблюдали за выражением его лица:

«Что вы с этим сделаете, Мейер? «Королевский Век», не правда ли?» спросил один.

«Да», воскликнул другой, «я уже сообразил. Единственный корабль, который не упоминался последнее время. Двухмесячное отставание. Говорилось, что он тем же днем был в пятидесяти милях восточнее этого айсберга.

«Ясное дело», сказали другие. «И как странно выглядит молчание об этом в заявлении капитана».

«Ну так что с этого», произнес слабо соображавший Меер болезненно: «в полисе «Титана» есть оговорка насчет столкновения, и я просто уплачу деньги пароходной компании вместо люди «Королевского Века».

«А для чего капитан скрыл это?» кричали ему. «Его цель — снять с себя вину за столкновение».

«Как видно, это так — скверный случай».

«Чепуха, Мейер, что с вами? От какого исчезнувшего племени вы произошли — вы не похожи на свой народ — так впору напиваться доброму христианину. С «Титана» я имею тысячу, и если я должен платить ему, я хочу знать почему. У вас есть рискованное дело и мозги для его выигрыша — вы должны это сделать. Идите домой, распрямитесь и сосредоточьтесь на этом. Мы будем следить за Роуландом, пока вы не возьметесь за него. Мы все возьмемся».

Его усадили в кэб, отвезли в турецкую баню, а оттуда домой.

Следующим утром он был за своим столом, с ясными глазами и головой, и несколько недель был образцом занятого, изобретательного человека дела.