Тварь

Глава 10

На обратном пути мне пришлось несладко. Через сотню шагов у меня кровоточили ноги, а синие мухи превратили мою спину в барельеф из красных шишек. Какой-то добрый самаритянин оставил на тропинке дорожный мешок, воняющий рыбой и облепленный поблескивающей сухой чешуей, и я разорвал его пополам, потом обмотал ступни и щиколотки. После этого идти стало легче.

Когда я добрался до моста, солнце уже висело высоко в небе, и по дороге сновали машины конторских служащих, направляющихся в город. Дождавшись, когда шоссе опустело, я сделал рывок через мост к своей машине и натянул сухую одежду. Ноги так натерло, что страшно было надевать башмаки. Немного облегчить боль удалось, оставив их незашнурованными. Я кинул мокрое белье на заднее сидение и потянулся за сигаретами. Бывают моменты, когда сигарета кажется нужнее всего на свете, и это был как раз такой момент.

Я выкурил две, запустил мотор и выехал на бетонку. Начиналось самое интересное. Мы с Дилвиком будем неразлучны, как две половинки ракушки. Грэйндж — ключ, которым можно отомкнуть загадку. Только Дилвик знает, где Грэйндж. Все же, на всякий случай я подрулил к закусочной и пошел звонить. Сержант Прайс снова был у себя. Это входило у него в привычку. Я поздоровался и спросил:

— Есть новости насчет Грэйндж, сержант?

Он ответил отрицательно.

— А у городских копов?

— Там тоже ничего. Я думал, вы сами ее отыщите.

— Угу… ищу. Слушайте, сделайте мне одно одолжение. Звякните городским копам и спросите, не раскопали ли они чего за последнюю пару часов.

— Но они позвонили бы мне, если…

— Ладно, ладно… вы все же попробуйте.

Прайс снял трубку с другого телефона и набрал номер. Я слышал, как он задал вопрос дежурному копу, потом швырнул трубку.

— У них ничего нет, Майк.

— Порядок, я только это и хотел узнать.

Я ухмыльнулся про себя. Полиция города и штата, мало сказать, враждовали, они вечно норовили сделать друг другу пакость. Но меня это вполне устраивало. Мне не терпелось пинком загнать зубы Дилвика в его жирную глотку.

Но прежде всего нужно было позавтракать. Я расправился с первым заказом, взял еще добавку, потом, пошел за новой порцией. Тут уж буфетчик стал поглядывать на щетину у меня на лице, беспокоясь, не нарвался ли он на голодного бродягу, который набьет брюхо, а после, предложит отработать за еду.

Когда я кинул ему десятку, у него забегали глазки. Если он не проверил серийный номер купюры, чтобы узнать, не украденная ли она, значит я не знаю людей. Я забрал сдачу и взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Дилвик уже должен быть у себя. Отлично.

На этот раз я высмотрел себе местечко на углу и пристроился позади грузовичка-пикапа. Я выключил мотор и спрятал нос за журналом, одним глазом поглядывая на здание полицейского участка через улицу. Пятью минутами позже появился Дилвик. Он вперевалку протопал в здание и не появлялся битых два часа. Когда же, наконец, вышел, с ним был один из типов, которые в прошлый раз обрабатывали Билли.

Парочка уселась в полицейскую машину и, проехав по улице, свернула на главную. Я держался на две машины позади. Через полмили они остановились, вылезли и вошли в салун. Я занял позицию, с которой мог наблюдать за дверью.

Так проходил день: от одного заведения к другому. К пяти часам, когда мне до смерти хотелось перехватить сэндвич и кружку пива, они решили закругляться. Дилвик высадил своего напарника перед современным двухэтажным кирпичным домом, а потом махнул через весь город, не обращая внимания на красный свет. Когда я нагнал его, он запирал машину перед аккуратным двухэтажным домиком. Он так и не заметил меня, и не потому, что я сполз на сидение, проносясь мимо, а потому, что махал блондинке в окне.

Я только мельком видел ее округлые плечи и пышную грудь, но выражение ее лица сказало мне, что я могу с таким же успехом отправляться домой: дело затянется на всю ночь.

Рисковать не имело смысла. Я купил бутербродов и контейнер кофе в магазине кулинарии, после чего объехал квартал кругом и пристроился у тротуара метрах в пятидесяти от полицейской машины. Я выложил на приборную доску сигареты и спички, подвинул сидение, устраиваясь поудобнее. В девять часов в доме погас свет. Двадцать сигарет спустя окна все еще оставались темными. Я свернулся на сидении и уснул.

Я начинал ненавидеть утренние пробуждения. Спина болела после вчерашнего заплыва и от неудобного положения в машине. Я открыл дверцу и распрямил ноги, на миг увидев себя в зеркале заднего обзора. Выглядел я так себе. Машина Дилвика все еще стояла перед домом.

— Загулял?

Я взглянул на молочника, подняв брови. Он ухмыльнулся, как дурачок.

— Много вас таких нынче утром. Хочешь бутылку молока? Свежее, холодное.

— Черт, еще как! Дай-ка одну.

Я выудил из кармана полдоллара и кинул ему.

— Когда-нибудь я стану торговать сэндвичами на этом маршруте, — сказал он. — Наживу миллион.

Посвистывая, он отошел, а я выдернул пробку и поднес бутылку к губам. В жизни не пил ничего лучше. Как раз когда в бутылке показалось дно, дверь дома отворилась. Высунулась голова, оглядываясь по сторонам, потом торопливо вышел сам Дилвик. Я бросил пустую бутылку в траву у тротуара и, подождав пока черный «седан» завернет за угол, тронулся с места. Когда я достиг перекрестка, Дилвик виднелся в двух кварталах впереди. Следовать за ним было даже слишком просто. В такую рань между нами не было ни одной машины, которая загородила бы меня. Когда он затормозил перед закусочной, я проехал мимо и не останавливался до самого полицейского участка, где занял свое старое место, надеясь, что не ошибусь в расчетах, и Дилвик, позавтракав, вернется сюда.

Мне повезло: он подкатил через полчаса.

Принуждать себя к терпеливому ожиданию было мучительно. Битые четыре часа Дилвик кружил по салунам в одиночку, затем подобрал вчерашнего компаньона. В два пополудни он посадил к себе еще одного пьянчугу, и цирк продолжался. Все время я, не отставая, держался сзади. Дважды я выскакивал и шел за ними пешком, потом кидался в машину, когда они выходили из очередной пивнушки. В шесть часов они завернули в китайский ресторан поужинать, и я воспользовался представившимся случаем, чтобы побриться, одновременно следя за ними в окно парикмахерской напротив. Если так пойдет дальше, я начну кусаться. И на кой черт сдалась ему Грэйндж? Что это за город, где единственное занятие копов — объезжать бары и проводить ночи с блондинками. Если из-за Грэйндж поднялась такая возня, почему Дилвик словно позабыл о ней? Или он держит ее в каком-нибудь надежном месте… или хуже, я с самого начала попал впросак, вообразив, что она попала в лапы Дилвика.

Чушь.

Я выпил кофе и курил уже вторую сигарету, когда троица вышла из ресторана. Только на этот раз они распрощались перед дверью, долго тряся друг другу руки. Дилвик сел в машину, передумал и пошел в винный магазин. Когда он вышел с завернутой бутылкой под мышкой, остальные уже убрались. Порядок, так-то лучше. Он сел за руль и тронулся. Я пропустил вперед машину с откидным верхом и двинулся следом. На сегодня блондинка получила отставку. Дилвик неторопливо катил через город, пока не остановился у выезда на шоссе, где зашел выпить пива в одно из тех местечек, которые предлагают «последний шанс» проезжающим. С дороги я наблюдал, как он развернул бутылку из бумаги и приложился к ней, прежде чем тронуться в путь.

К тому времени, когда он выехал на шоссе, уже стало смеркаться. Ну и денек! В пяти милях за Сайдоном он включил фары и свернул направо на щебенку, которая вела в сторону, огибая границы чьих-то порядочных размеров земельных участков. Я не зажигал огней. Куда бы он ни направлялся, он не спешил. Казалось, дорога никуда не ведет, она кружилась вокруг холмов и пересекала другие дороги, окаймленные дубами. Усадьбы попадались все реже, еще немного, и они кончились, и окрестности, насколько я мог их разглядеть, приобрели довольно дикий вид.

Впереди, как красный глаз, светился его задний фонарь, двигаясь с неизменной скоростью тридцать пять миль в час. По обе стороны от меня поднимались стены мрака, и я лишь с величайшим трудом удерживал машину на дороге. Приходилось ее вести, следя одним глазом за красным огоньком впереди, а другим — за дорогой, но Дилвик упростил мне задачу тем, что ехал так медленно.

Чересчур упростил. Дорога требовала такого внимания, что я слишком поздно заметил вторую машину, подкравшуюся сзади. Они тоже ехали без фар.

Они вырвались наперерез, загородили дорогу, и я нажал на тормоза, нашаривая пистолет. Я не успел остановиться, как один из них уже выскочил из машины и потянулся через окошко к моему горлу. Я отбил его руку в сторону, и тут же меня огрели по глазам стволом пистолета. Дверца распахнулась. Я брыкнул обеими ногами, и кто-то хрюкнул. Мне удалось выхватить пистолет, но еще один пистолет метнулся из темноты и обрушился на мое запястье.

Проклятье, я свалял дурака! Я влез в западню. Оттолкнувшись ногами, я вывалился из машины и размахнулся. Бесформенная тень передо мной охнула и выругалась. Потом мне в глаза ударил свет фонаря. Я вышиб его ногой, но он сделал свое. Я ничего не видел. Меня двинули кулаком по голове, пара рук обхватила меня за пояс и швырнула об крыло машины. Я изо всех сил откинул голову назад и попал ему в нос. Хрустнула кость, и горячая кровь хлынула мне за шиворот.

В такой драке пинают ногами, стараются выдавить глаза или вцепиться во что-нибудь зубами. Слышались лишь удары и шарканье ног. Тяжелое дыхание. Я отскочил, увернулся от удара и кинулся в атаку, молотя кулаками. Один сложился пополам, когда мой кулак по самое запястье ушел в его пузо. Дубинка с шорохом рассекла воздух, промазала и снова свистнула, опускаясь. Мне показалось, что мне перебили плечо. Осатанев, я двинул кого-то в голень, чуть не сломав ему кость, и он завопил от боли. Дубинка вновь угодила в больное плечо, и я полетел на землю, споткнувшись о парня, который держался за свою ногу. Он отпустил ее и попытался вцепиться мне в глотку, но я резко вскинул колено и погрузил ему в пах.

Сцепившись, мы втроем катались по земле. Я ощутил под рукой холод стали, пальцы сомкнулись на рукоятке пистолета. В тот же миг чей-то ботинок чуть не разорвал меня пополам. Тип с дубинкой хватил меня по ребрам, на миг лишив сознания и дыхания. Я перекатился, и следующий удар пришелся вскользь. Он навалился мне на живот обеими коленями. Я видел его очертания на фоне неба. Оседлав меня, он занес дубинку, готовясь раскроить мне череп. В моем мозгу лопались огненные пузыри, а дыхание все еще было завязано тугим узлом где-то в животе, когда эта утяжеленная дробью дубинка начала опускаться.

Я вскинул пистолет и выстрелил ему прямо в лицо, разбрызгав его мозги по дороге.

Но дубинка уже набрала разгон. Даже отклонившись, она все же наполовину оглушила меня, задев по виску. Теряя сознание, я услышал топот ног по дороге и звук запущенного мотора. Уцелевший не хотел рисковать. Он сматывался.

Я пролежал под мертвецом три четверти часа, пока не собрался с силами настолько, что смог отползти. Я дотащился на четвереньках до машины и, придерживаясь за нее, встал. Дыхание вырывалось горячими судорожными всхлипами, да и дышать я мог, только согнувшись набок. По лицу словно проехал грузовик, я был весь липкий от крови и блевотины, непонятно, своей или чужой. Я достал из ящика в щитке приборов фонарик и осветил труп на дороге. Его было невозможно опознать — разве что по каким-нибудь приметам на теле. Шагах в пяти валялся оторванный затылок, похожий на пепельницу, вымазанную липкой пакостью.

В карманах у него было больше сотни баксов наличными, бумажник с приколотым значком сайдонской полиции и колода засаленных карт. Он все еще сжимал в руке дубинку… Я отыскал свой пистолет, обтер тот, из которого стрелял, и закинул его в кусты. Найдут его или нет, не имело значения. Я и так буду клиентом номер один в деле об убийстве.

Паршиво? Хуже некуда. Меня хотели прихлопнуть. Все по закону, само собой. Я вызвал подозрение, преследуя копа по темной дороге с выключенными фарами и, когда мне приказали остановиться, сопротивлялся и был убит в стычке. Только на деле вышло иначе. Одного уложил я, второй улизнул и сможет об этом рассказать. Может, такой оборот даже больше устроит Дилвика.

Выходит, меня подловили. Они знали, что я водил их целый день, и старательно обдумывали ловушку. Нужно было уматывать, пока второй не вернулся с подкреплением.

Я оставил мертвеца на дороге, с трудом влез за руль и съехал на траву, объезжая труп, развернулся и покатил в сторону шоссе. Теперь я включил фары и гнал со всей скоростью, какую позволяли повороты. На каждом перекрестке я сворачивал, надеясь, что не заеду в тупик. Понадобилось добрых два часа, чтобы объехать город кружными дорогами и оказаться приблизительно по соседству с домом Йорка, но я не мог воспользоваться шоссе.

Машина стала обузой: ее слишком легко засечь. Если меня увидят, то постараются пристрелить на месте, а я не располагал подходящей артиллерией для войны с копами. Дилвик поднимет всех копов в городе и сообщит Прайсу об инциденте не раньше, чем загонит меня куда-нибудь в угол и продырявит, как решето, или когда о смерти копа напечатают газеты.

Причина для всего этого была одна: Грэйндж продолжала оставаться ключевой фигурой, и Дилвик понимал, что мне известно, в чьих она руках.

Решив, что дом уже недалеко, и положась на удачу, я съехал с дороги в лес и загнал машину в самую гущу кустарника. Наломав веток, я замаскировал капот и кабину и, убедившись, что машина укрыта от случайного взгляда с дороги, зашагал в северном направлении.

В конце концов я наткнулся на поперечную дорогу, параллельно которой тянулись телефонные провода. Немного дальше от столба уходило ответвление. Когда я поравнялся с ним, то увидел маленький темный домик, скрытый темнотой. Если его обитатели не проснулись от звука моих шагов по мощеной дорожке, мой резкий стук в дверь наверняка их разбудил. Кто-то сказал:

— Джордж… дверь.

Заскрипели пружины матраца, мужчина что-то пробормотал и зашлепал к двери. Над ней загорелась лампочка, и человек в линялом купальном халате чуть не поперхнулся, увидев меня при свете.

— Я попал в аварию. У вас есть телефон?

Он глотнул и, нервно посматривая на меня, позвал:

— Мэри, тут человек, он попал в аварию. Могу чем-нибудь помочь, мистер? Пострадал кто-нибудь еще?

Тому, кто остался на дороге, помощь уже не понадобится.

— Нет, больше никто не пострадал.

— Вот телефон.

Его жена вышла, когда я набирал номер Прайса. Она засуетилась, хотела обтереть мне лицо мокрой тряпкой, но я отмахнулся.

Прайса не оказалось на месте, но мне дали домашний телефон. Там его тоже не было, он выехал в управление.

Женщина была чересчур возбуждена. Я настойчиво повторял, что мне не нужен врач, однако позволил ей пройтись тряпкой по моему разбитому лицу, потом опять набрал номер управления.

Прайс уже приехал. Он едва не взорвался, услышав мой голос.

— Что случилось, черт побери? Где вы?

— За городом. Вы почему на ногах в такой час?

— Вы смеетесь? Полицейский репортер известил меня, что к югу от города убили копа. Остальное я узнал от Дилвика. Теперь вы влипли.

— Вы не сказали мне ничего нового, — отозвался я. — Он разослал своих людей прочесывать город?

— Поднята вся полиция. Мне самому пришлось объявить по телетайпу о вас. Все дороги блокированы, а вокруг дома Йорка поставлен кордон. Вы решили сдаться?

— Не валяйте дурака. Самому совать голову в петлю? Дилвик заинтересован в одном: чтобы меня укокошили. Вышла скверная история, дружище, я увяз по уши, но вы не верьте всему, что услышите.

— Вы его убили, так ведь?

— Да, черт возьми! Иначе сам сейчас валялся бы там с расколотой головой. Меня приперли к стенке. Я следил за Дилвиком, но они меня засекли и сами сели мне на хвост. Я, как распоследний дурак, позволил Дилвику выманить меня за город, и там они на меня накинулись. Что же мне — лечь и не барахтаться? Им не задержать меня велели, а укокошить.

— Где вы? Я за вами приеду.

— Не пойдет, приятель. У меня свои планы.

— Лучше сдавайтесь, Майк. Под стражей вам будет безопасней.

— Черта с два. Дилвик добьется, чтобы меня передали под его юрисдикцию, а ему только того и надо. Тогда он сможет докончить дело.

— И все же, Майк…

— Слушайте, вы на чьей стороне?

Он помолчал примерно с минуту.

— Я полицейский, Майк. Я обязан арестовать вас.

С ним было трудно договориться.

— Послушайте, Прайс, не будьте дураком. Я нащупал ниточку и хочу за нее потянуть.

— Какую?

Я взглянул на лицо стоявшей рядом пары, ловившей каждое слово.

— Сейчас не могу говорить.

— С этим может управиться полиция.

— Как бы не так. Вот что. Если хотите, чтобы это дело было раскрыто, вам придется, по возможности, не наседать мне на пятки. Мне известно то, чего не знает никто, кроме убийцы, и этим надо воспользоваться, пока не поздно. Если вы меня задержите, мы оба упустим время. Вы знаете, что представляет собой Дилвик и его банда. Ну, подстрелил я одного из них. Это едва ли можно считать убийством копа, согласны? А раз так, нечего психовать из-за того, что я ухлопал дешевого типа. Хотите вы покончить с этим делом или нет?

— Конечно.

— Тогда придержите своих ребят. Остальные меня не волнуют.

Он снова помолчал, раздумывая, потом заговорил:

— Майк, я не должен бы этого делать, это против правил и уставов. Но я знаком с положением вещей и все-таки хочу оставаться хорошим копом. Иногда ради этого приходится уступать. Я буду держаться в стороне. Не знаю, скоро ли на меня начнут нажимать, но до той поры можете рассчитывать на меня.

— Спасибо, дружище, я вас не подведу.

— Знаю.

— Ждите от меня сообщений время от времени. Только держите их в секрете. Если понадобитесь, кликну на помощь.

— Буду ждать, Майк. Вам лучше держаться подальше от усадьбы Йорка. Она кишит городскими копами.

— Вас понял… Еще раз спасибо.

Положив телефонную трубку на рычаг, я увидел, что меня сейчас засыплют тысячей вопросов. Хозяева не упустили ни слова из нашего разговора и ничего в нем не уразумели. Требовалось сочинить какую-нибудь убедительную ложь.

Я сунул им под нос свой значок.

— При вас велся официальный телефонный разговор, — сказал я отрывисто. — Ни в коем случае не разглашайте его даже частично. В окрестностях орудует под видом полицейских банда преступников, и мы почти настигли их. К сожалению, один скрылся. У нас затруднения с местной полицией, и мы действуем негласно. В случае, если они здесь появятся, вы ничего не видели и не слышали, понятно?

С широко раскрытыми глазами они кивали в унисон, и я вышел. Если они поверили в такую историю, значит они полоумные.

Оказавшись в тени деревьев, я сразу свернул на дорогу, ведущую к усадьбе Йорка. Копы копами, но как-то пробраться туда необходимо. С вершины холма я оглядел окрестности. Вдали светилось небо над Сайдоном, а ближе огни в окнах разбросанных там и сям домов мигали, когда ночной ветерок раскачивал невидимые деревья. Но меня интересовал дом в одной миле отсюда, во всех окнах которого сиял свет. Его окружало кольцо двойных лучей от фар автомобилей, патрулирующих территорию. Время от времени кто-нибудь направлял на кусты прожектор, яркий палец света, старавшийся ткнуть в крадущуюся фигуру. В меня.

Черт с ним. Сейчас был как раз такой случай, когда нельзя нарываться на быков. Я шагал через поля, пока впереди не возник темный силуэт коровника. Позади него стоял стог сена. Выбор был невелик. Я выбрал стог и заполз в него. Пока-то дожуют до меня коровы, а вот фермер — ранняя пташка, запросто может наткнуться на меня, если я заночую с коровами. Закопавшись в стог фута на три, я заткнул охапкой сена проделанную дыру и заснул.

Солнце поднялось, достигло верхней части стога и стало опускаться, прежде чем я вылез из укрытия. В брюхе урчало от голода, а язык пересох от вдыхания пыли от сена. Если бы под рубашку забрался миллион муравьев, зудело бы не хуже. Стараясь, чтобы стог заслонял меня от дома, я прополз по траве до поильного корыта и смахнул грязный налет с поверхности воды. Посчитав вчерашнюю бутылку молока лучшим в мире напитком, я ошибся. Когда в меня уже больше не вмещалось, я ополоснул лицо и шею, давая воде впитаться в рубашку, улыбаясь от удовольствия.

Я услыхал, как хлопнула дверь дома, и ласточкой нырнул за корыто. Шаги приближались, тяжелые шаги обутых в сапоги ног. Уже изготовясь к прыжку, я услышал, что шаги, не задерживаясь, протопали мимо. Сразу стало легче дышать. Высунув голову из-за корыта, я увидел широкую спину хозяина, исчезающую в коровнике. В каждой руке он нес по ведру. Это могло означать, что он еще подойдет к корыту. Недолго думая, я пригнулся и, стараясь не шуметь, метнулся в тень деревьев.

Там я разделся догола и обтер с себя пыль рубашкой. Совсем другое дело. Принять бы ванну, да перекусить чего-нибудь, и я бы почувствовал себя почти человеком. Ночью мои часы остановились, и о времени я мог только гадать. Поставив их произвольно на девять тридцать, я завел их. Все равно еще рано. У меня оставалась единственная сигарета, помятая и измочаленная. Прикрыв огонек спички, я затянулся дымом. Часа два я просидел на пне, глядя на летящие по небу облака, то и дело гасившие звезды, и чувствуя, как по моей штанине карабкаются маленькие ползущие твари. Этого еще не хватало. Уж лучше рискнуть встречей с головорезами Дилвика. Когда часы показывали одиннадцать десять, я обогнул ферму по краю и выбрался обратно на дорогу. Встречного я заметил бы за милю. Я снова отыскал свой холм. В доме по-прежнему горели огни, но не в таком количестве, как раньше. Лишь одна пара фар недобро шарила вокруг.

Часом позже я стоял согнувшись в пятифутовой дренажной канаве у восточной стены и поглядывал на циферблат. С правильными промежутками мимо проплывал силуэт человека в шляпе с широкими опущенными полями и в плаще. Дойдя до конца стены, он поворачивал и шел назад. С этой стороны их было двое. Каждый раз, встречаясь у середины стены, они обменивались какой-нибудь шуточкой, которую я не мог разобрать. Но их шаг был размеренным. Должно быть, Дилвику довелось послужить в армии. Мимо дозорных, которые совершают вот такой регулярный обход, ничего не стоит прошмыгнуть. Один раз мимо проехала машина, проверяя часовых. Луч прожектора запрыгал по кустам, но саму канаву полностью скрывала высокая трава, росшая вдоль канавы.

Надо было действовать быстро и бесшумно.

Дозорный доходил до края стены за три минуты, еще через три минуты он возвращался ко мне. Если побежит, то, пожалуй, успеет за сорок пять секунд. Когда он прошел мимо в следующий раз, я сверился с часами, следя за большой стрелкой. Одна, две, две с половиной. Я ухватился за край канавы. Я припал к земле… пора! Вымахнув из канавы, я пригнулся и побежал к стене. Дерево, которое я высмотрел заранее, подзывало меня взмахами своих покрытых листьями пальцев. Я прыгнул, уцепился за нижнюю ветку и закинул на нее ноги, после чего вскарабкался вровень с краем стены. Одежда зацепилась за острый сучок, сорвалась, снова зацепилась.

По траве зашуршали ноги, ноги, которые несли копа. Наступил второй этап. Если он взглянет вверх и увидит меня на фоне неба, я погорел. Я нащупал сорок пятый, снял предохранитель и ждал. Шаги приближались. Я слышал, как он напевает какую-то мелодию и ругает колючки, впивавшиеся ему в щиколотки.

Он был уже в тени под деревьями. Песня оборвалась. Я крепче стиснул рукоять пистолета, нацеленного туда, где должна быть его голова. Остановился — значит заметил меня. Я хотел пустить в него пулю, но вовремя увидел вспышку спички. Закурив, он глубоко затянулся и зашагал дальше. Я сунул пистолет обратно и вновь принялся отсчитывать по часам время, пока не прошло еще три минуты.

Застегни пиджак… проверь карманы, чтобы в них ничего не забренчало… не выставляй на свет циферблат часов… упрись крепче… приготовься… и прыгай! Короткий миг полета, потом я ощутил под пальцами холодный камень стены. Я ударился грудью о край и едва не сорвался. С трудом забросил ноги наверх и почувствовал, как под каблуками крошатся осколки стекла, вмазанные в ребро стены. Нужно прыгать вниз, даже если подо мной кто-нибудь стоит. Здесь, на стене, я представляю собой слишком хорошую мишень. Пригибаясь, я перешагнул через стекло и прыгнул.

Я почти беззвучно приземлился на мягкий дерн, поджал колени и перекатился под колючие кусты роз. Отсюда дом был виден, как на ладони, я различал окно Рокси. В нем так и не заменили разбитое пулей стекло. Окно Растона тоже светилось, но штора была опущена. За домом остановилась полицейская машина, донеслись громкие голоса, потом она двинулась дальше. Тут уж не удастся засечь время. Оставалось надеяться, что меня не заметили. Как только машина проехала, я побежал к стене здания, прячась за кустами. Они давали плохое укрытие, но я добрался до дома, не привлекая внимания. Стебель плюща толщиной в руку, поднимавшийся по стене, пусть не такой удобный путь, как лестница, все же годился для моей цели. Подобно обезьяне я вскарабкался по нему под самое окно Рокси.

Я потянулся к оконному карнизу, уцепился за него, и проклятый кирпич тут же вывалился, пролетел мимо, шумно приземлился в кустах внизу, отскочил и со звуком, который громом отозвался в моих ушах, стукнулся о стену. Я замер, вжимаясь в стену, услышал чей-то окрик, потом увидел яркий луч фонаря, который принялся обшаривать то место, где упал кирпич. Взглянуть наверх он не сообразил. Немного ободренный его глупостью, я решил, что теперь все в порядке. Но я рано успокоился. Не выдержав тяжести, лоза начала подаваться где-то у меня над головой.

Я плюнул на осторожность. Внизу ходили и перекликались несколько человек, и их голоса перекрывали производимый мной шум. Я полез выше, вытянув руку, и ухватился за крюк, вделанный в бетон наружной рамы окна. Держась одной рукой, я вскоре оперся коленом на карниз, пока и крюк не вылез из стены.

Внизу все вокруг успокоилось и фонари погасли. В темноте вновь послышались шаги дозорных. Я выждал целую минуту, попробовал окно, понял, что оно заперто, и постучал по стеклу. Потом еще раз. Это был не беспорядочный стук, а тихий, отчетливый сигнал, и на него ответили.

Я надеялся, что она не закричит и сначала выглянет. Так и вышло.

Отсвет ночника упал на мое лицо, и я расслышал через стекло, как она ахнула. Отскочила задвижка, и окно поднялось. Я перевалился через подоконник и спрыгнул на пол. Она закрыла окно и опустила штору. Только после этого она включила свет.

— Майк!

— Тише, детка, там внизу их целая орава.

— Да, я знаю, — ее глаза вдруг наполнились слезами, и она почти бегом бросилась ко мне, обхватила и прижалась.

Позади нас раздалось тихое, испуганное восклицание. Я резко обернулся, оттолкнув Рокси, но тут же улыбнулся. На пороге стоял смертельно бледный Растон в пижаме.

— Майк! — начал он, потом покачнулся и привалился к косяку.

Я шагнул к нему, подхватил и гладил его по голове, пока он не улыбнулся мне.

— Легче, дружок… ты и так натерпелся. Давай-ка уж я буду здесь единственным пострадавшим, договорились? Кстати, где Билли?

— Дилвик увел его вниз и велел оставаться там, — ответила Рокси.

— Он снова взял его в работу?

— Нет… Билли сказал ему, чтобы тот отвязался, не то он возьмет адвоката, который сумеет унять жирного громилу, и Дилвик его не тронул. Хоть раз Билли постоял за себя.

Растон дрожал у меня под рукой. Его взгляд метался от двери к окну, и он чутко прислушивался к тяжелым шагам человека, бродившего по комнате первого этажа.

— Майк, зачем ты пришел? Тебя могут увидеть. Неважно, что ты сделал, я не хочу, чтобы тебя поймали.

— Я пришел из-за тебя, малыш.

— Из-за меня?

— Угу.

— Почему?

— У меня к тебе очень большая просьба.

Они уставились на меня, недоумевая, какая причина могла быть настолько важной, чтобы погнать меня через целую армию копов. Рокси смотрела вопросительно, Растон — с глазами, полными восторга.

— Какая просьба, Майк?

— Ты ведь толковый парень, постарайся понять. Дело приняло новый оборот, совсем неожиданный. Ты не согласился бы вывести меня на убийцу? Стать мишенью? Выманить убийцу на себя, чтобы я мог с ним разделаться.

— Майк, так нельзя!

Я посмотрел на Рокси.

— Почему?

— Это непорядочно. Как ты можешь просить его об этом?

Я тяжело опустился в кресло и почесал голову.

— Может, ты и права. Дело нешуточное.

Растон тянул меня за рукав.

— Я согласен, Майк, я не боюсь.

Я не знал, как быть. Если я оплошаю, то никогда не смогу снова взглянуть себе в глаза, но мальчуган вызвался с охотой и верил, что ошибки не будет. Рокси, побледнев, опустилась на край кровати, ожидая моего ответа. Но я не мог позволить убийце разгуливать на свободе.

— Ладно, Ланселот, по рукам. — Рокси смотрела на меня с ненавистью. — Надо хорошенько все обсудить, а пока не принесешь ли ты мне чего-нибудь поесть?

— Конечно, Майк. Сейчас принесу. Полицейские меня не трогают.

Растон улыбнулся и вышел. Я слышал, как он спустился по лестнице и сказал копу, что они с гувернанткой проголодались. Коп что-то проворчал и пропустил его.

Тогда заговорила Рокси.

— Ты неправ, Майк, хотя иначе, наверное, поступить нельзя. Один раз мы уже чуть не потеряли Растона, и это скорее всего случится опять, если кто-то что-нибудь не придумает. Вот ты и придумал. Я только надеюсь, что твоя выдумка себя оправдает.

— Я тоже, детка.

Растон бегом поднялся по лестнице и шмыгнул в комнату, неся пару огромных сэндвичей. Я почти вырвал их у него из рук и вгрызся в них, как волк. Один раз коп поднялся наверх и прошел мимо двери, а я чуть не подавился. Когда шаги удалились, они беззвучно рассмеялись, видя, как я стою с пушкой в руке и с остатком сэндвича, торчащим изо рта.

Рокси подошла к двери и прижалась к ней ухом, потом медленно повернула в замке ключ.

— Ты, наверное, выйдешь тем же путем, каким вошел, так в случае чего у тебя будет запас времени.

— Майк… я надеюсь, с тобой ничего не случится. За себя я не боюсь, просто мне страшно из-за того, что могут сделать эти полицейские. Они говорят, что ты застрелил копа и теперь должен умереть.

— Ланселот, ты зря беспокоишься.

— Но ведь даже если ты узнаешь, кто во всем виноват, полиция все равно не оставит тебя в покое, правда?

— Не обязательно, — рассмеялся я. — Они смотреть на меня не захотят, когда я расколю это дело.

Парнишка задрожал и на секунду крепко зажмурил глаза.

— Я все вспоминаю ту ночь на берегу, как ты подстрелил одного из людей, которые на меня напали. Страшная была драка.

Мне показалось, будто меня лягнул мул.

— Что ты сказал?

— Ну… помнишь, ночью… ты тогда выстрелил в него и…

Я оборвал его:

— Тебе не придется подставлять себя, Растон, — сказал я негромко. — Оказывается, приманка мне не понадобится.

Рокси быстро повернулась, следя за выражением моих глаз.

— Почему, Майк?

— Я только сейчас вспомнил, что подстрелил там одного. Напрочь выскочило из головы, — я нахлобучил шляпу и подхватил с туалетного столика Рокси пачку сигарет. — Вы оставайтесь здесь и держите дверь на замке. Черт возьми, теперь я доберусь до убийцы, его даже выманивать не придется. Рокси, гаси свет. Зажжешь его не раньше, чем через пять минут после моего ухода. Забудь, что видела меня здесь, не то Дилвик сдерет с тебя скальп.

Мой голос подстегнул ее. Не говоря ни слова, она протянула руку и щелкнула выключателем. У Растона вырвалось тихое восклицание от неожиданности, и он шагнул к двери. Его дыхание стало неровным от возбуждения. На секунду я увидел его силуэт и прямо перед ним торшер. Прежде чем я успел его предостеречь, он наткнулся лицом на абажур. Он вскинул руку, задел его, и тот грохнулся на пол с шумом поваленного дерева — так мне, по крайней мере, показалось. Оглушительно лопнула лампочка.

Хриплый голос что-то пролаял внизу. Не дожидаясь второго оклика, я рывком поднял раму и вылез на подоконник, нашаривая лозу. Где-то в доме пронзительно заверещали свистки, в дверь сердито стучали кулаками. То скользя, то цепляясь, я стал спускаться вниз. Опять свисток. У кого-то сдали нервы, и среди всеобщего смятения грохнул выстрел. Крики и свистки доносились со всех сторон. Как раз, когда я достиг земли, подлетела машина, и из нее выскочили двое. Но мне везло. Весь шум и гам шел из дома, и полицейские были уверены, что там меня накрыли.

Я припустился со всех ног, пересек лужайку и вбежал под деревья. Место было знакомое. Одно из деревьев образовывало отличную лестницу через стену. Я приготовил пистолет на случай встречи с патрулем. Не будет никакой пощады, только град пуль с обеих сторон, пока один из нас не упадет. Позади разлетелось окно, закричала Рокси. Потом раздалось громкое: «Вот он», — и два пистолета выплюнули огонь. Я не боялся, что в меня попадут — расстояние между нами все увеличивалось, а деревья мешали целиться. Это дерево пришлось очень кстати. Я взлетел по его наклоненному стволу, оседлал стену и спрыгнул на траву. Дозорных на прежнем месте не оказалось. Наверное, побежали к дому. За стеной взвыла сирена, и травля началась, но это будет бесполезная травля. Оказавшись среди деревьев по другую сторону дороги, я сбавил шаг. Они станут искать машину, и поиски развернутся вдоль шоссе. Пока, раззявы!